Текст книги "Невеста с миллионами"

Автор книги: Адольф Мютцельбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

– Слова тут бессильны! – прошептал Эдмон.

И они заключили друг друга в объятия.

Час спустя они отправились на гасиенду господина Ламота. Альфонсо, правда, напомнил другу, что не собирался туда возвращаться, но Эдмон и слышать не хотел о том, чтобы расстаться.

– Случай свел нас с тобой здесь таким необычным образом и эта встреча принесла столь чудесные плоды, – сказал он, – что было бы грешно не ценить каждую лишнюю минуту, которую мы можем провести вместе. Ты мой врач и обязан оставаться рядом со мной.

Альфонсо не нашел что возразить и согласился сопровождать друга. И они вместе поскакали на гасиенду Ламота.

Когда друзья добрались до гасиенды, навстречу им вышел Ламот. Ему тоже было известно о странном происшествии, и теперь он от всей души поздравил Эдмона. Солдаты встретили своего капитана возгласами ликования. Марион нигде не было видно.

Эдмон почувствовал, что очень устал и душой, и телом, поэтому вскоре отправился к себе в комнату отдохнуть. Альфонсо, оставшись с Ламотом, подробно рассказал изумленному французу, что с ними приключилось. Марион, бледная, затаив дыхание, подслушивала под дверью. Ни отец, ни Альфонсо ее не заметили.

Часов около шести вечера на гасиенду прискакал какой-то ранчеро, спросивший капитана Трепора, которому он должен был передать депешу. Пришлось будить крепко спавшего Эдмона. После сна он выглядел свежим и бодрым и, не мешкая, распечатал послание.

Кроме нарочного здесь находился Альфонсо. Депеша была немногословной, однако Эдмон читал ее очень долго, и Альфонсо показалось, что друг изменился в лице.

– Послушай, приятель, – обратился Альфонсо к ранчеро, – пойди скажи, чтобы тебя накормили и дали вина.

Когда тот ушел, Эдмон протянул депешу Альфонсо:

– Прочти! Пока это следует хранить в тайне.

Альфонсо прочитал следующее:

«Господин капитан! Пятого мая наши войска предприняли штурм Пуэблы, но вынуждены были отступить. Мы недооценили численность и храбрость защитников фортов Лорето и Гваделупе, по которым нанесли главный удар. Кроме того, командующему обороной Пуэблы, генералу Сарагосе, помогла ужасная непогода. Короче говоря, учитывая недостаточную численность наших сил, нам придется отказаться от штурма Пуэблы, сосредоточить войска в Орисабе и ждать прибытия подкрепления. Поскольку весть о нашем поражении не замедлит поднять боевой дух хуаристских войск и мы должны быть готовы противостоять атакам многочисленных банд герильясов, в том числе и в провинции Веракрус, мы сочли Ваш опорный пункт на гасиенде Ламота очень уязвимым и приказываем Вам сразу же по получении этого документа вернуться в Орисабу, а также принять командование отрядом, расквартированным в Сан-Мартине, и привести его туда же».

– Значит, вы потерпели поражение! – заметил, пожав плечами, Альфонсо. – Помнишь, дружище, я предупреждал тебя, что эти мексиканцы доставят вам еще немало хлопот! Ну так я тоже отправлюсь с тобой в Орисабу!

– Отлично! – обрадовался Эдмон. – Ничего, мы наверстаем упущенное, клянусь тебе! Выступаем через полчаса. Поставь в известность господина Ламота, а я тем временем отдам кое-какие приказания своим людям.

Он поспешил к своим солдатам, и спустя несколько минут те уже начали седлать лошадей.

В столовой давно уже был накрыт стол. В кухне бледная как смерть Марион не отходила от окна, глядя на двор, где Эдмон беседовал со своими людьми.

Известие, которое принес Ламоту Альфонсо, только обрадовало хозяина гасиенды – с отъездом Эдмона у него с души свалится камень.

Ужинал Эдмон в страшной спешке. Затем он вручил Ламоту ордера для возмещения убытков, адресованные французской казне в Орисабе, и сердечно поблагодарил гасиендеро за радушный прием.

– Я тоже пришел проститься, – сказал Альфонсо, не без волнения протягивая руку Ламоту. – Я провожу своего друга в Орисабу, а затем возвращусь к себе на родину. Оттуда я напишу вам, как у меня пойдут дела. За все добро, какое вы мне сделали…

– О чем вы говорите, дон Альфонсо! – прервал его Ламот, сам взволнованный. – Клянусь Богом, мне не хотелось бы расставаться с вами! Самой большой радостью для меня будет снова услышать про вас добрые вести!

С этими словами он сердечно обнял молодого человека.

– Разве мы больше не увидим мадемуазель Марион? – спросил Эдмон.

Ламот вышел и спустя несколько минут вернулся озабоченный.

– Простите мою дочь, – сказал он, – но сейчас она не в состоянии выйти к вам!

Из глубины дома до молодых людей донеслись судорожные рыдания. То ли отец запер Марион, то ли сумасбродная девица отчаянно боролась сама с собой, узнав о предстоящей разлуке. Альфонсо отвернулся, стараясь скрыть волнение. Эдмон крикнул своим людям, сел на лошадь, еще раз пожал руку Ламоту и выехал со двора.

В эту минуту он услышал какой-то крик. Когда они с Альфонсо обернулись, то заметили, как кто-то оттащил Марион от окна.

Спустя совсем немного времени гасиенда осталась уже далеко позади, и наши герои оказались в безмолвном лесу.

– Вот и закончился еще один этап моей жизни, – мрачно заметил Альфонсо.

– И начнется немало новых, и, надеюсь, более счастливых! – сказал Эдмон, стремясь утешить друга.

– Ты так бодр и свеж, – заметил Альфонсо. – Ты и впрямь окончательно оправился после ранения?

– Можешь не сомневаться! – оживился Эдмон. – Разве ты не обратил внимания, что я уже снял повязку? На этом месте ничего не осталось, кроме небольшого шрама, который скоро исчезнет. А если и нет, пусть останется как приятное воспоминание… о тебе!

Альфонсо невесело улыбнулся и сердечно пожал Эдмону руку.

Капитан де Трепор вынужден был провести ночь в Сан-Мартине. Поскольку и Альфонсо требовалось уладить кое-что в Мирадоре, прежде чем покинуть гасиенду и своего друга Раториуса, молодые люди договорились, что на следующий день Эдмон поведет своих людей в Орисабу, а через день-два там его разыщет Альфонсо. Друзья расстались в том месте, где расходятся дороги на Мирадор и Сан-Мартин, в надежде снова встретиться через сутки.

Отряд егерей, расквартированный в Сан-Мартине, куда капитан добрался лишь под вечер, был доволен, что может покинуть городок, где к французам относились не слишком приветливо. Эдмон принял необходимые меры предосторожности. Ночь солдаты должны были провести в трех стоявших рядом больших домах. Спать им предстояло не раздеваясь, возле своих лошадей, полностью готовыми к выступлению. Для себя Эдмон выбрал комнату на первом этаже самого большого дома и рано ушел спать.

Прошло, вероятно, несколько часов, когда дневальный разбудил Эдмона и доложил, что некто желает немедленно поговорить с ним по весьма важному делу. Капитан вскочил с кровати и приказал впустить незнакомца. Ему и в голову не приходило, что этим ночным посетителем может быть… женщина. Но как только она вошла, не успев даже поднять вуаль, он безошибочно узнал Марион Ламот.

Девушка была в полном отчаянии.

– Простите меня! – воскликнула она. – Я слышала, что сегодняшней ночью на вас нападут, и не находила себе места, пока не набралась смелости предупредить вас!

– Я ничего не понимаю, мадемуазель! – строго сказал капитан. – Вы говорите о нападении, которое нам угрожает. Откуда у вас эти сведения?

– Вчера вечером я бродила по лесу. И вдруг услышала голоса. Это были креолы, они говорили, что в три часа ночи готовится нападение на Сан-Мартин, где вы собираетесь ночевать! Не замешан ли в этом дон Луис Гуарато?

– Сомневаюсь, – ответил капитан, – в политическом отношении он представляется мне вполне лояльным. И все же я благодарю вас, мадемуазель! Как видите, мы здесь готовы отразить любое нападение. А поскольку комната офицера – не лучшее место для молодой дамы, я настоятельно прошу вас подыскать себе какой-нибудь более подходящий ночлег в доме знакомого вам семейства.

– Оставьте меня здесь, – попросила Марион. – Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы в безопасности. О, позвольте мне следовать за вами, хотя бы до Орисабы, у меня уже нет сил находиться дома…

– Мадемуазель, – мягко возразил Эдмон, – разумеется, я чрезвычайно признателен вам за участие, какое вы проявляете к нашему делу, а может быть, и к моей скромной особе. Но что скажут обо мне, если я хотя бы на час останусь наедине с вами? Что подумает про меня ваш отец, которого я глубоко уважаю? Прошу вас уйти, прежде чем ваше присутствие здесь даст повод к подозрениям, которых я ни в коем случае не могу допустить. Если вам негде провести ночь, я прикажу проводить вас по крайней мере в свободную комнату!

– Вы не догадываетесь, что привело меня сюда? – всхлипнув, пробормотала Марион.

– Мне, вероятно, не догадаться, – решительно ответил Эдмон. – Я слишком уважаю вашего отца, чтобы компрометировать вас, и слишком уважаю самого себя, чтобы изменить своему прошлому, переполняющему мне душу.

– Так вы любите другую? – воскликнула Марион.

– Если уж без этого не обойтись, если приходится разочаровывать вас для вашего же блага – вы не ошиблись! – ответил Эдмон. – Мое сердце принадлежит другой!

Она поспешно поднялась. Упрямство и тщеславие были еще слишком сильны в ней, и слышать о сопернице ей было невыносимо. Но в следующее же мгновение она сникла, закрыла лицо руками и зарыдала. Эдмон сказал себе, что любая уступка с его стороны вызовет только новые осложнения, и направился к двери.

– Возьмите меня с собой! – вскричала Марион. – Можете как угодно унижать меня, только позвольте быть рядом с вами!

Эдмон сделал вид, что не слышит, и, открыв дверь своей комнаты, довольно громко приказал:

– Сержант Вермораль… эта дама сильно измучена и расстроена. Составьте ей компанию и помогите подыскать подходящий ночлег в Сан-Мартине. Я должен принять меры, поскольку нас ожидают неприятности. Прощайте, мадемуазель! Еще раз передайте вашему отцу мою искреннюю благодарность!

Прежде чем Марион нашлась что ответить или успела последовать за ним, он быстро зашагал по коридору.

Вернувшись через час, Эдмон послал дневального в свою комнату, поручив узнать, там ли еще находится посторонняя дама. Увы, она все еще была там. По словам солдата, незнакомка тихо плакала, забившись в угол. Сержант Вермораль томился напротив нее в другом углу и выглядел совершенно обескураженным, не представляя, каким образом выполнить приказ капитана. Эдмон велел вызвать сержанта в коридор и узнал, что дама не ответила ни на один вопрос и не двинулась с места. Молодой человек пожал плечами, но своего решения не изменил: никаких уступок, никакой податливости, ибо они могут оказаться для него роковыми! Он приблизился к дверям и заговорил с солдатами, стоявшими в карауле.

Спустя минут тридцать часовой окликнул какого-то человека. Им оказался дон Гуарато, также явившийся с известием, что около трех часов ночи ожидается нападение на французский отряд. Он едва переводил дыхание, и капитан де Трепор, весьма подробно расспросивший его, очень скоро убедился, что опасения и тревоги креола совершенно серьезны, а о предательстве не может быть и речи.

– Я уже знаю об этом от мадемуазель Ламот, – сказал Эдмон. – Она была столь любезна, что решила сама предупредить меня, не побоявшись проделать такой неблизкий путь ночью. Единственно, что меня смущает в этой истории: где устроить ее на ночлег?

Дон Гуарато не сумел скрыть досаду, вызванную словами капитана. Однако вскоре он справился со своими чувствами. Потом поинтересовался у Эдмона, где находится сеньорита, и Эдмону пришлось указать на дверь в свою комнату. Гуарато вошел туда.

Впрочем, он быстро вышел обратно и сказал, безуспешно пытаясь скрыть раздражение:

– Сеньорита выглядит очень усталой и утомленной. От нее ни слова не добьешься. Может быть, вы намерены взять ее с собой в Орисабу, капитан?

– Я не собираюсь этого делать, а если бы и захотел, это касается только меня, и никого больше! – отрезал Эдмон.

Было около трех часов ночи. Все солдаты уже знали о возможном нападении и были начеку. Караулы прекратили обходы и укрылись за импровизированной баррикадой, которую соорудили из бочек, столов, стульев и прочей домашней утвари. На случай атаки неприятеля Эдмон приказал всем отойти к домам и открыть прицельный огонь по нападавшим.

Прошло совсем немного времени, когда раздалось первое «кто идет?». А поскольку ответа не последовало, карабин егеря доказал мексиканцам, что французы не дремлют. Случилось именно то, о чем Эдмон предупреждал обоих офицеров местного отряда: напасть мексиканцы не решились. С одной стороны, их остановили прочные дома, в которых укрылись солдаты, с другой – испугали репрессии французов в Сан-Мартине, потому что согласно суровому, но объяснимому закону войны, если в стенах какого-либо мексиканского города французы подвергались нападению, расплачиваться за это приходилось жителям города.

Не беспокоясь больше о Марион, Эдмон вошел в какую-то комнату, занятую солдатами, и прилег поспать хотя бы на час. Перед этим он отдал приказ на рассвете выступать из Сан-Мартина. Когда его разбудили, стояла еще глубокая ночь. Согласно его распоряжениям, все были уже на ногах.

На сей раз он почел своим долгом узнать, что сталось с Марион. Дон Луис не отходил от двери, но капитана это не смутило. Он неслышно проник в свою комнату и увидел там именно ту картину, какую и ожидал: Марион спала. Он тихо притворил дверь, отдал приказ выступать и сел на лошадь.

– Мы вполне обойдемся без вас, дон Гуарато, – сказал он креолу. – Не угодно ли вам позаботиться о том, чтобы сеньорита Ламот благополучно добралась до гасиенды отца?

– Даме всегда безопаснее среди кавалеров, – ухмыльнулся креол. – Но если здесь найдут одного меня, мне не миновать расправы.

– Ну что же, тогда придется бросить ее на произвол судьбы и надеяться на лучшее! – сказал Эдмон. – Вперед, шагом марш! – скомандовал он своим людям.

Согласно ранее отданному приказу по улицам Сан-Мартина отряд скакал во весь опор. Тем не менее во французов несколько раз стреляли, правда безрезультатно. Вскоре егеря оказались на равнине за городом и по всем правилам военного искусства повернули на Орисабу. Эдмон знал, что здесь рыщут герильясы. Если бы ночь застала отряд в горах, вряд ли хоть один человек ушел бы оттуда живым. Было известно это и Гуарато. Местность он знал превосходно, поэтому вел французов с завидной неутомимостью и похвальной осторожностью – ведь речь шла о его собственной жизни!

Проделав путь, беспримерный, пожалуй, по своей трудности, отряд прибыл в Чикиту. У командира расквартированной там части Эдмон выяснил подробности поражения, постигшего французов под Пуэблой. Его соотечественники понесли значительные потери и не могли даже думать о повторении штурма. Тогда же и был отдан приказ об отступлении и сосредоточении сил в Орисабе.

В этих условиях молодому офицеру не терпелось быстрее добраться до штаб-квартиры, и той же ночью он привел своих людей в Орисабу. Только там он позволил себе выспаться.

Проснувшись, Эдмон увидел у окна молодого человека, который сидел, подперев голову рукой. Капитан сразу узнал Альфонсо и с радостным удивлением окликнул друга. Должно быть, Альфонсо сидя спал, потому что он от неожиданности вскочил и принялся озираться.

– Добро пожаловать, дружище! – приветствовал его Эдмон. – Тебе пришлось, наверное, как и нам, проделать чертовски трудный путь, чтобы уже сегодня оказаться здесь. Но погоди, что с тобой? На тебе просто лица нет!

– Я узнал очень печальную новость! – ответил Альфонсо. – Через четверть часа мне уезжать, но я непременно хотел еще раз повидать тебя. Прочти это письмо!

«Милый сын, – писал дон Лотарио де Толедо. – Получив это послание, ты должен немедленно покинуть Мирадор. Мы очень беспокоимся за Инес…»

Прочитав эти слова, Эдмон оторвался от письма и в недоумении уставился на Альфонсо.

– За Инес? – воскликнул он. – Боже мой, что это значит?

Как ни был Альфонсо расстроен и погружен в собственные мысли, он поневоле обратил внимание на необычное возбуждение Эдмона. На память ему пришли некоторые высказывания друга, он вспомнил, что тот при всяком удобном случае переводил разговор на Инес. А Эдмон тем временем обнял его и прижался щекой к его щеке.

– Альфонсо! – вскричал он. – Скажи мне, что это значит! Ведь я люблю Инес, и, надеюсь, она меня тоже любит!

– Как рад я был бы узнать это еще совсем недавно! – горько признался Альфонсо. – Впрочем, послушай дальше. Не стоит отчаиваться раньше времени. Отец пишет: «…Мы очень беспокоимся за Инес. Судя по ее письмам, она давно должна была быть у нас. Как явствует из ее последнего письма, твоя отчаянная сестра вместо того, чтобы из Нового Орлеана ехать по суше, как я ей писал, решила воспользоваться пароходом до Матамороса и подняться вверх по течению Рио-Гранде-дель-Норте, насколько это окажется возможно. Ей следовало быть дома еще несколько недель назад. То ли судно было захвачено вражеским капером, то ли она попала в руки индейцев – короче говоря, она не приехала. Сегодня я отправляюсь с несколькими надежными людьми на Рио-Гранде, чтобы навести необходимые справки. Ты должен сделать то же самое в Матаморосе. Возьми у мистера М. в Веракрусе столько денег, сколько надо. Прихвати с собой как можно больше вооруженных людей. Денег не жалей. Если в Веракрусе не окажется попутного парохода, найми до Матамороса отдельное судно. Меня самого или мое письмо ты найдешь в Пресидио-дель-Норте[3]3
  Мексиканские «пресидио» соответствуют фортам, возведенным североамериканцами для борьбы с индейцами. Вокруг этих пресидио, как правило, возникали небольшие поселения.


[Закрыть]. Тебе потребуются деньги и вооруженные спутники, потому что прерии буквально кишат краснокожими. Будь осторожен и осмотрителен, не пренебрегай даже самым незначительным следом. Пароход, которым Инес отправилась из Нового Орлеана в Матаморос, называется «Лиана». Если судно не прибыло в Матаморос, жди меня там».

От всего услышанного Эдмон лишился дара речи.

– Надо спешить! – воскликнул он наконец. – Я поеду с тобой! Но как это все получилось… разве она путешествовала одна? Разве между вашими владениями и остальным цивилизованным миром нет регулярного сообщения?

– В мирное время есть, во время войны – увы, – ответил Альфонсо. – В Новый Орлеан Инес отправилась с двумя слугами и двумя служанками в сопровождении одного пожилого банкира из Англии, приятеля моего отца.

– Я еду с тобой! – воскликнул Эдмон. – Получить отпуск я сумею. Ведь до зимы нам нечего ждать подкрепления, чего же мне здесь слоняться без дела. Даже если придется уйти в отставку, я все равно отправляюсь с тобой! Инес – в опасности; может быть… – Он прикрыл рукой глаза. – Нет, это невозможно! – продолжил он уже более спокойным тоном. – Даже дикарей она заставит уважать себя. Я найду ее!

С этими словами он поспешил прочь. Спустя четверть часа он уже получил отпуск на пять месяцев. Еще через полчаса оба друга были в пути, направляясь в Веракрус.

III. СРЕДИ АПАЧЕЙ

Перед одиноким всадником расстилалась изнывающая от летнего зноя бескрайняя прерия. Она ничем не напоминала плоскую, как стол, покрытую густой, сочной травой прерию Северной Америки, представляя собой волнообразную на вид, бесконечную череду пологих желтовато-коричневых холмов одинаковой высоты. Когда измученная лошадь с трудом поднималась на ближайший холм, перед взором всадника всякий раз открывалась одна и та же картина: уходящие за горизонт охристые волны земли, поросшей выгоревшей травой и кустарником, – царство унылого однообразия и безнадежного одиночества. Всадник выглядел бледным и до крайности утомленным. Порой глаза его загорались, а на лице появлялось напряженное выражение, словно он что-то видел или слышал. Впрочем, это ему только чудилось – в этой безрадостной пустыне он оставался одиноким.

Человек, сидевший на великолепной, но смертельно уставшей лошади, был облачен в легкий мексиканский костюм; на голове его красовалась широкополая соломенная шляпа. Однако плед, притороченный к задней луке седла, и набитый саквояж говорили о том, что всадник приготовился к длительному путешествию. Вооружился он буквально до зубов. За спиной у него виднелось двуствольное ружье, такое же ружье было накрепко прикручено к саквояжу. Из-за широкого пояса, завязанного на мексиканский манер, торчали рукоятки пистолетов и кинжала прекрасной работы. Кроме того, при себе у него была шпага европейского образца, оказавшая ему в былые дни неплохую услугу.

Этим одиноким всадником был не кто иной, как хорошо знакомый нам капитан Эдмон де Трепор.

Каким же образом Эдмон очутился один в этой удивительной мексиканской прерии западнее Рио-Гранде-дель-Норте, где одинокому, не знающему здешних условий путешественнику грозила смерть от голода и жажды без всякой надежды на то, что его останки обнаружит хоть какая-то живая душа?

Причина была очень простой. Ею стала одна из тех случайностей, которые поначалу представляются незначительными, а впоследствии оказывают решающее влияние на человеческую судьбу.

Когда Эдмон и Альфонсо добрались до Веракруса, времени у них оставалось в обрез. Его хватило только на то, чтобы получить у банкира, которого рекомендовал своему сыну дон Лотарио де Толедо, крупную сумму денег. Нанимать людей было уже некогда. Они надеялись сделать это в Матаморосе или, еще лучше, в Пресидио-дель-Норте. Жители этих мест лучше знали прерии и обитающих там индейцев и могли, пожалуй, наняться к нашим героям за более умеренную плату. Молодые люди купили только ящик оружия: ружья, револьверы и охотничьи ножи. Все это они погрузили на небольшое судно, которое успели нанять в тот же день.

После замечательного морского путешествия, показавшегося друзьям, правда, слишком долгим, они достигли Матамороса, в устье Рио-Гранде-дель-Норте. Сразу же по прибытии они принялись наводить справки. Как выяснилось, Инес действительно попала туда, провела один день у приятеля отца, а затем на крепком боте, который подыскал ей этот господин, продолжила свое путешествие вверх по реке. Друзьям такой путь показался чересчур длинным. Они купили себе по две прекрасные лошади и отправились в Пресидио-дель-Норте по суше. В каждом городке, в каждом поселке, расположенном на берегу, они могли получать точные сведения об Инес, потому что ее бот привлекал внимание всех местных жителей. Эдмон и Альфонсо нигде не позволяли себе отдохнуть, даже в Пресидио-дель-Рио-Гранде, расположенном примерно на полпути между Матаморосом и Пресидио-дель-Норте. Они, можно сказать, спали в седлах. Конечной целью их путешествия было последнее поселение, где они рассчитывали встретить дона Лотарио.

Река Рио-Гранде отделяла Мексику от Техаса, также принадлежавшего Мексике. В своем нижнем течении, доступном для крупных судов, эта река более или менее обжита. Но ближе к истоку начинались бескрайние прерии, где обитают или, вернее сказать, кочуют только племена команчей. В этих местах расспросы пришлось прекратить, поскольку спрашивать было некого. В форте Дункан, на мексиканской (северной) стороне реки, ничего определенного о том, проплывал ли мимо таинственный бот, сказать уже не смогли. Впрочем, это могло произойти ночью, а посты, возможно, уснули. В мексиканском форте Сан-Висенте повторилась та же история. Неизвестность поджидала молодых людей и в форте Сан-Карлос. Все свои надежды наши герои возлагали теперь на Пресидио-дель-Норте, где должны были встретить дона Лотарио де Толедо, который наверняка предпринял собственное расследование.

Совершенно обессилевшими добрались они до названного пресидио и испытали горькое разочарование – дона Лотарио там не оказалось! Он прибыл сюда недели три назад, но отправился со спутниками дальше на юг, не оставив для сына никаких известий. Как могло случиться, что они не встретились? В письме ведь было ясно сказано, что он намерен ждать сына в Пресидио-дель-Норте. Может быть, встревоженный отец собирался написать «дель-Рио-Гранде», но допустил описку? Ждал ли он их там? Вполне возможно, ведь они оставались там всего каких-нибудь четверть часа, да и расспрашивали только о боте, а не о незнакомце из Аризоны. Возвращаться было уже некогда, на это потребовалась бы целая неделя столь драгоценного сейчас времени. Они послали на юг специального человека, поручив ему повсюду справляться о доне Лотарио де Толедо, а найдя, сообщить, что дон Альфонсо уже ждет его в Пресидио-дель-Норте. Потом они позволили себе отдых, в котором крайне нуждались, опасаясь, что заболеют и не смогут продолжать поиски.

Именно здесь, в Пресидио-дель-Норте, Альфонсо пришлось заниматься подбором подходящих спутников и по мере возможности выяснять судьбу сестры. Найти помощников не составило никакого труда. В пресидио не было недостатка в мужчинах, способных соблазниться блеском золотых монет в руках Альфонсо. Вскоре друзья отобрали себе в помощь целую дюжину смельчаков. Хуже обстояло дело с поисками Инес. О ней здесь знали только со слов посланцев всем известного дона Лотарио де Толедо. К несчастью, обычно миролюбиво настроенные племена апачей и навахо, принадлежащие к команчам, узнав, что часть гарнизона мексиканских фортов переброшена на юг для борьбы с французами, возобновили в последнее время свои разбойные набеги. Поэтому мексиканцы в Пресидио-дель-Норте и американцы в расположенном напротив форте Литон не исключали, что Инес попала в руки краснокожих. Но как выяснить это со всей определенностью и что предпринять для ее освобождения, ни те ни другие не знали. Привлечь для этого воинские части не было никакой возможности, потому что в фортах остался лишь крайне малочисленный гарнизон.

До встречи с отцом Альфонсо не решался ничего предпринимать, разве что получить достоверные сведения о том, где находится его сестра. Он довольно часто беседовал с одним старым индейцем по имени Хейкаоу, который осел в пресидио и был прекрасно обо всем осведомлен. Краснокожий предполагал, что Инес захватил Вильгамену, смелый молодой вождь племени апачей. Скорее всего, он сделал это, рассчитывая отпустить ее лишь в обмен на освобождение своего отца, сидевшего в тюрьме города Чиуауа, столицы этой северной провинции Мексики. Старик обещал послать сына и узнать все доподлинно. До той поры и до встречи с доном Лотарио он советовал обоим юношам набраться терпения.

Альфонсо и Эдмон поселились в просторном доме за пределами пресидио. С ними проживали и двенадцать завербованных, чтобы в любой момент быть под рукой. Один день сменялся другим. Бо́льшую часть времени молодые люди предавались мрачным раздумьям, с нетерпением ожидая прибытия дона Лотарио или по крайней мере его посланца. Вероятно, им уже не хотелось говорить о том, что так глубоко растревожило душу.

Однажды утром в жилище друзей явился комендант пресидио и стал уговаривать Эдмона пойти с ним. Дело в том, что в форте находился старик француз, он принимал участие в неудачной экспедиции Рауссе-Бульбона, а потом поступил на мексиканскую службу и был назначен в гарнизон пресидио. Этот человек плохо понимал по-испански, а болезнь, похоже, ослабила его память. Чтобы отправить последнее письмо родственникам во Францию, он просил позвать к нему кого-нибудь, кто говорил бы и писал по-французски. Поскольку в пресидио таких не нашлось, комендант вспомнил о капитане и пришел просить его оказать услугу больному.

Эдмон застал старика настолько обессилевшим, что ему с трудом удавалось понять его бессвязную речь. Он записал все, что сказал умирающий. Это были излияния души, свидетельствовавшие о весьма бурно прожитой жизни, подчас вступавшей в конфликт с правосудием. Своего рода исповедь состарившегося грешника. Она продолжалась несколько часов подряд, и с последним сказанным словом француз испустил дух. Эдмон задержался, чтобы перевести на французский свидетельство о смерти, составленное комендантом на испанском языке, после чего поспешил домой.

Там он встретил только старого Хейкаоу. Индеец в полном вооружении своего племени уже восседал на лошади и, казалось, устал дожидаться капитана. Он вручил Эдмону листок бумаги, где рукой Альфонсо было написано следующее:

«Сразу после твоего ухода явился сын Хейкаоу. – Весть об Инес. – Я тотчас отправляюсь в сторону озера Святой Марии. – Тебе я оставляю Хейкаоу, он проводит тебя, так что меня ты найдешь. – Оставь у коменданта письмо для моего отца. Скоро ты меня догонишь».

Когда Эдмон прочел эти наспех написанные строки, он испытал какое-то неприятное ощущение, нечто вроде предчувствия. Альфонсо не следовало разлучаться с ним. Плохо, когда в такой пустынной стране два друга расстаются: они никогда не знают, встретятся ли вновь там, где задумали. Хотя Хейкаоу был, несомненно, надежным проводником.

Итак, Эдмон оставил письмо для дона Лотарио де Толедо у коменданта пресидио и целиком доверился Хейкаоу. Прежде чем проститься, комендант дал ему клочок бумаги с написанными на нем несколькими фразами на языке индейцев. В случае опасности со стороны краснокожих Эдмон должен был произнести или прочитать эти слова. Они значили примерно следующее: «Я, сын великого вождя с той стороны Большой воды, нахожусь под защитой белого вождя в пресидио, который отблагодарит всякого, кто мне поможет, и отомстит всякому, кто причинит мне зло». Если подобное объяснение и не окажет решающего действия, оно, во всяком случае, не повредит Эдмону и поможет избежать какой-нибудь неожиданной опасности со стороны индейцев. К тому же краснокожие испытывают необъяснимый страх перед написанным, принимая его обычно за некую магическую формулу.

Когда всадники покидали жилище Эдмона, царил палящий зной. Что такое солнце, Эдмон испытал на себе и в Алжире, и в долинах Ломбардии в 1859 году. Жара не слишком беспокоила его, и он все время торопил провожатого, желая быстрее догнать Альфонсо. Впрочем, особенно спешить не приходилось: лошади вскоре устали от скачки по иссохшей от солнца земле. Временами всадники проезжали мимо целых колоний луговых собачек, которые, подобно кротам, обитают под землей, причем их там многие сотни. Эти колонии приходилось объезжать стороной, иначе лошади могли поломать себе ноги, провалившись в глубокие норы животных. Кроме того, колонии луговых собачек кишели гремучими змеями. Иными словами, Эдмон вынужден был запастись терпением, всецело положившись на опытного проводника.

Поговорить с ним не слишком удавалось. Хотя от Альфонсо, в совершенстве владевшего распространенными здесь индейскими наречиями, Эдмон успел узнать основные слова, но для беседы их все же явно не хватало. Кроме того, в пути индейцы привыкли по преимуществу хранить молчание.

Оба всадника скакали всю ночь напролет. Эдмон изо всех сил стремился догнать Альфонсо. Одиночество, страх за Инес и обеспокоенность ее судьбой становились для него непереносимыми. Но и Альфонсо, вероятно, провел всю ночь в седле и, скорее всего, торопился не меньше своего друга. Таким образом, наверстать разделявшие их пять или шесть часов пути было очень нелегко. В конце концов Эдмон смирился, положившись на волю Провидения. Вначале он пытался проявлять самый живой интерес ко всему, что есть любопытного в прерии. Но длилось это недолго. Возможно, в холодное время года или в сезон дождей она производит весьма отрадное впечатление. Но теперь, в немилосердную июньскую жару, вся растительность в ней погибла; казалось, над ней пронесся испепеляющий огонь. Лишь кое-где на границе пересохших соленых озер земля еще хранила остатки зелени. Животных, не считая луговых собачек, сов и змей, Эдмон встречал редко. Вероятно, буйволы, олени и даже волки перебрались из этих мест поближе к воде. Предусмотрительный Хейкаоу захватил в дорогу два бурдюка с водой. Пока ее хватало и людям, и животным. Кроме того, для лошадей индеец везде отыскивал сочные листья, корни или растения, похожие на тростник. Естественно, мужчины взяли с собой и запасы продовольствия, а также просто незаменимый в этих неприветливых, гиблых местах ром.