Текст книги "Сын поверженного короля (ЛП)"
Автор книги: А. С. Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Они все очень хорошие люди.
– А что насчёт Саалима? Ты расскажешь мне о нём или продолжишь врать?
Она скрестила руки и приподняла брови.
– Мне нечего…
– Ты мне врёшь. Я знаю, что он взял тебя в это путешествие, потому что ты якобы «знакома с пустыней».
Она вышла из-под струи воды.
– Идём, они ушли.
Мы прошли сквозь водяную стену.
– Эдала сказала, что вы пара.
Я резко посмотрела на неё. Она назвала её Эдалой, словно знала её много лет. Та же самая магия, которую использовала Эдала, чтобы скрыть себя, смешала между собой прошлое и настоящее и смыла ненужные воспоминания. Никто из жителей деревни не удивился, увидев с нами другую женщину. У них в головах это была всё та же Эдала.
– Ладно, – сказала Рахима, неправильно истолковав моё нахмуренное выражение лица.
Она посмотрела на небо, проглядывающее между деревьями. Начало темнеть.
– Не говори мне ничего. Я не хочу, чтобы наши последние мгновения, проведенные вместе, были… такими.
Она обернулась платком и завязала его. Надев сандалии – такие же, какие она носила дома – она взяла меня за руку.
– Я не хочу снова прощаться с тобой.
– На этот раз, – сказала я. – Мы знаем, что это не будет прощанием. Я вернусь.
– Обещай мне одну вещь.
– Хм-м?
– Что ты станешь такой же счастливой, как я.
– А что насчёт?.. – я прижала руку к животу.
– Посмотри на мою жизнь, – тихонько сказала она, подставив руку под водопад. – Мне не пристало думать о том, чего у меня нет, когда у меня есть столько всего.
– С каких это пор моя младшая сестра стала такой мудрой?
***
Мы покинули Рахиму и Джафара вечером, тепло с ними простившись и увозя мешки со свежими фруктами. Я сказала Рахиме, что их было больше, чем мы могли бы съесть. Но она не послушала меня. Она сказала, что будет чувствовать себя лучше, зная, что они у меня были.
Мы нашли наших верблюдов привязанными рядом с переправой через реку, как и пообещала Эдала.
– Видите, – сказала Эдала, взяв поводья.
Она утверждала, что кто-то из деревни приходил несколько раз в день и ухаживал за верблюдами, но теперь я засомневалась в том, что это была правда, и что она не использовала свою магию.
И так мы начали наше путешествие к пещере даркафов, а Эдала стала нашим проводником. Если их там не было, если бы нам не удалось найти Касыма, мы бы вернулись в Мадинат Алмулихи и подождали бы его там.
Глава 26
Саалим
– Посмотри сюда, – сказала Эдала Амиру, указывая на карту, когда мы остановились у оазиса.
Эти двое не переставали болтать об этой чёртовой карте.
– Она вот здесь. А мы вот тут, – сказала она, снова откинувшись на руки.
Рядом с Эдалой сидел Тамам, который прошёлся взглядом по её рукам, когда они скользнули мимо него.
Если бы Эмель мне не сказала, я бы не обратил внимания на то, как Тамам смотрел на Эдалу и вёл себя рядом с ней. Эмель оказалась права. Теперь я уже не мог не замечать то, как их тянуло друг к другу. Я никогда не видел его таким раньше.
Мог ли он быть тем мужчиной, о котором говорила Эдала – мужчиной, которого она когда-то любила? Я ничего не помнил об их отношениях. Но опять же, до того, как Эдала сбежала в пустыню, я мало о чём думал, кроме короны, которая однажды должна была оказаться на моей голове.
Скользнув взглядом поверх голов, склоненных над картой, я остановился на Эмель. Её губы приподнялись в полуулыбке, когда Амир что-то сказал. Моя кровь забурлила и начала быстро курсировать по венам, поэтому я отвернулся и вспомнил историю Эдалы, чтобы отвлечься от губ Эмель.
Я был джинном. Эмель освободила меня. Как так вышло, что у меня не осталось воспоминаний об этих безумных событиях?
Утро почти уже наступило, поэтому мы сели в тени и начали выбирать лучший момент для прибытия к пещере даркафов. Опустив взгляд на карту, я с удивлением обнаружил, что мы находились недалеко от дома Эмель. Я сказал об этом вслух, что озадачило её.
– Разве мы можем находиться так близко? Путь до Алмулихи занял у нас почти сорок дней. А это путешествие заняло у нас половину того времени.
Она была права.
Эдала улыбнулась.
– Не люблю идти медленно.
Тень упала на лицо Эмель.
Амир резко вдохнул.
– Что ты имеешь в виду?
– Пустыня изгибается под моими ногами, поэтому мы идём гораздо быстрее. Каждый шаг равен приблизительно двадцати.
Амир, как будто, дико обрадовался.
– Ты используешь магию, – резко сказала Эмель.
Даже я сжался от тона её голоса. Тамам нахмурился и повернулся к Эмель.
Эдала не выглядела виноватой.
– Мы не обладаем неограниченным запасом времени.
Не сказав больше ни слова, Эмель встала и ушла искать тень под самым дальним деревом. Я последовал за ней.
– Что такое? – спросил её я, наблюдая за тем, как она развернула циновку методичными движениями молящегося человека.
– Я не хочу находиться с ней рядом.
С магией.
Она как будто повторяла эти слова уже сотню раз. Она казалась такой уставшей.
Эмель продолжила:
– Это может показаться таким безобидным: пустыня изгибается под её ногами. Но именно так рассуждала Захара, когда сделала тебя джинном. А что насчёт тех, кто находится в складках пустыни? Что случается с ними?
– Она сказала, что её магия не влияет на людей. Они не теряют воспоминания, – произнёс я тихим голосом, пытаясь разрушить стену, которая быстро вырастала между ними.
– И всё же её нельзя использовать так безрассудно. Человек не должен так жить… используя дары богов и не зная настоящей работы.
Я понял её и сел рядом, а она смела песок с циновки. Повисла долгая тишина, после чего я сказал:
– Аниса всё ещё летает.
Эмель замерла.
– Твоя орлица?
Понизив голос, я сказал:
– Тамам прервал нас у Джафара. Я остался без ответа.
Я подождал, но она продолжила сметать песок.
– Эдала рассказала мне о нашем прошлом.
Она приоткрыла рот.
– Всё?
– Нет, не всё. Кое-что.
И хотя её лицо выглядело измождённым, когда её глаза встретились с моими, они были широко раскрытыми и уже не выглядели сонными.
– Тогда у тебя уже есть твой ответ.
– Смею ли я на это надеяться?
Я протянул к ней руку.
– Да, – прошептала она и приняла её. – Мне столько всего хочется тебе сказать.
– Но?
– Слишком много глаз, – сказала она и нежно сжала мою руку.
Я слышал, как наши компаньоны разговаривали о путешествии позади нас. Эдала и Нассар спорили о людях, живших в ближайшем поселении.
– Могу я разделить с тобой твою тень? – спросил я.
Она помогла мне расстелить циновку и так же тщательно смела с неё песок своей ладонью.
Когда все притихли и нашли места для ночлега, я перевернулся на бок.
– Ты бы хотела снова увидеться со своими сёстрами?
Я вспомнил о том, как она была рада увидеть Рахиму.
– Мы можем посетить твой дом.
– Ты согласен задержаться, чтобы я могла посетить свою деревню?
Я был готов сделать ради неё всё, что угодно.
Но прежде, чем я успел ответить, она сказала:
– Я пока не хочу.
Её глаза были темнее ночи. Я пристально вгляделся в них, словно мог найти в их глубинах звёзды, и попытался понять, с чем она пока была не готова встретиться у себя дома.
– Ты готова путешествовать по пустыне, которую никогда раньше не видела, навещать хаяли и заходить в незнакомые пещеры, но ты не готова возвратиться домой?
– Проще всего встретиться с тем, чего ты не знаешь.
Я вспомнил, как вернулся в город, который подвёл, где люди знали секрет моего отца. Мой секрет. Да, я понимал её.
– Мы отправимся к пещере сразу после полудня, так что попытайся поспать.
Последовала долгая пауза. Она повернулась ко мне.
– Почему ты так сильно ненавидишь пустыню?
Я не смог посмотреть ей в глаза. Вместо этого я уставился на небо.
– Я не ненавижу…
– Ты ненавидишь её.
Она вздохнула.
– Она может быть враждебной, а люди, населяющие её, могут быть такими же негостеприимными.
– А я вижу её красивую бледность, а ещё сильных людей, которые научились благоденствовать в ней.
– Они забирают чужие жизни под любым предлогом, продают людей точно товары. Не говоря уже о непрекращающейся жаре, а ещё недостатке воды и еды.
– Но, если есть плохое, то есть и что-то хорошее, надо только его увидеть. Что ты скажешь о ночи, такой тёмной, что луна служит в ней фонарём? А о лисе, которая охотится при её свете? А о птицах Мазиры, которые получают воду и мясо от мёртвых? А о песке, который разглаживается ветром, тем самым ветром, который сдвигает дюны, словно они ничего не весят. А о людях, которые живут здесь и делают это место лучше. Нас формируют руки пустыни – солнце и песок. Подумай о Рахиме, об Эдале. Подумай обо мне. О своей матери.
Я поморщился и понадеялся, что Эмель не могла видеть моего лица.
– Я не знал её.
– Но в тебе есть часть её, и раз уж я тебя знаю, я знаю, что она была хорошим человеком.
Всё, что я знал о женщине, которая дала мне жизнь, это то, что это было ошибкой. Незадолго до женитьбы на моей матери, мой отец посетил группу восточных номадов, которые пользовались таким влиянием в пустыне, что часто уведомляли большие поселения и города о том, куда они направлялись. Там он повстречал женщину, которая, по его словам, покорила его. Его тянуло к ней, как ни к кому прежде. Они возлежали, и он даже захотел сделать её своей королевой.
Но, конечно, этому не суждено было случиться. Его отец не позволил ему это сделать, тем более что на свадьбу с дочерью короля хаяли уже были потрачены средства.
И только когда я родился, мой отец, который уже был женат на Кине, узнал о моём существовании. Он послал за мной и моей матерью, и принял меня как своего перворожденного сына.
Момент был удачным, и большинство решило, что я был сыном королевы. Людям нечасто доводилось видеть королеву, а тем более, если она ждала ребёнка. Конечно, дворцовая прислуга всё знала, и поползли слухи.
Но меня приняли и вырастили как родного. Терпение королевы Кины по отношению ко мне было безграничным. Она относилась ко мне как к своему собственному сыну, и когда полюбила меня, смогла простить моего отца за то, что он сделал.
Значительно позже мне стало известно, что мою родную мать перевезли в Алмулихи, чтобы она могла смотреть за тем, как я расту. Она осталась в городе на несколько лет, а затем уехала к своей семье. И я каждый раз испытывал горечь, похожую на слишком сильно заваренный чай, иссушающий мой язык, когда думал о том, что она смогла оставить своего ребенка.
– О чём ты задумался? – прошептала Эмель, когда я ей не ответил.
Я ничего не сказал, перебирая в голове гневные мысли.
– Ты сейчас думаешь о ней?
Я кивнул.
– Ты не можешь вернуться домой, потому что он оставил на тебе раны, и я точно так же не могу принять мысль о том, что женщина, которая меня родила, могла быть хорошей.
Я рассказал ей все, что я о ней знал, и о том, как она уехала.
– Но ведь это несправедливо? Ожидать что-то от матерей?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы хотим, чтобы они оставили ради нас свои жизни. Бросили всё, чего они хотели или планировали сделать, и были с нами рядом. Словно у них нет собственной жизни. Многие матери так поступают, и даже хотят этого. Поэтому мы воспринимаем это как должное.
Она потянулась пальцами к моей шее и коснулась её. Её прикосновение было успокаивающим и привычным, но я всё ещё помнил о том времени, когда оно казалось мне незнакомым и возбуждающим. Два мира столкнулись друг с другом в моём сознании, создав облака пыли, которые в итоге рассеялись, но породили ещё больше неясностей.
– Моя мать пыталась сбежать из нашего поселения и была убита, – сказала она. – Я рассердилась и почувствовала ревность, – её голос смягчился. – Я ненавидела её за то, что она сделала… за то, что оставила своих детей. Но я ревновала к тому, что ей хватило силы так поступить. Даже будучи её эгоистичным ребёнком, я понимала, что ей пришлось постоять за себя.
Она мягко коснулась моей щеки.
– Может быть, именно поэтому твоя мать уехала? Может быть, ей пришлось сделать то же самое?
Мне было нелегко слышать, как Эмель защищала женщину, которую я уже начал презирать.
– Может, – сказал я, не желая больше думать о ней.
Через некоторое время Эмель уснула. Мои веки тоже отяжелели, дневной зной начал погружать меня в сон, несмотря на необходимость строить планы и решать, что делать дальше.
Но сон так и не пришёл ко мне. Я сел. Песок сделался гладким, как и сказала Эмель. Влажное тепло начало подниматься от него, напоминая волшебный ветер. Солнце ярко палило на фоне голубого неба. Ветерок, который я едва чувствовал, пошевелил листья, и я услышал их шепот. Я смутно помнил о том, что когда-то я восхищался оазисами. И что в прошлой жизни я научился любить пустыню.
Неужели эти чувства были частью тех воспоминаний, которые могла мне вернуть Эдала? Вероятно, я мог сам обрести эти воспоминания, сорвав их с уст Эмель, и снова научился бы любить пустыню.
***
– Если мы не отправимся в путь прямо сейчас, мы прибудем уже затемно, – сказала Эдала голосом, похожим на верёвку, которая натянулась и разбудила меня.
Я медленно встал и размял напряжённые плечи, а затем резко вскочил, заметив, что солнце уже начало садиться. Нам давно пора было отправляться в путь.
Эмель сидела с Амиром, уставившись на кусочки сушёного мяса.
– Если я непонятно объяснила, то повторяю: нам всем надо отправляться немедленно, – сказала Эдала.
Мы быстро собрали вещи и верблюдов, чтобы Эдала не начала снова нас подгонять.
Мы доехали до скопления дюн, которые скрывали пещеру, где могли находиться даркафы. Эдала всё время повторяла нам о том, что они не были склонны к насилию. Но я всё равно боялся того, что нас там ждало. Я был рад, что с нами была Эдала. Было бы глупо искать Касыма и Захару без неё, так как они могли с лёгкостью нас одолеть. Но даже если их там не было, и в пещере находились только даркафы, они в любом случае сильно превосходили нас числом, а она могла ошибаться насчёт их миролюбивости.
– Что ты знаешь о богине, которую они ищут? – спросил я.
– Богиня! – печально рассмеялась Эдала. – Мне понадобилось некоторое время, чтобы всё сложить. К счастью, даркафы уже в течение нескольких сотен лет ищут её по всей пустыне. Прости, я понимаю, что искажение во времени может обескураживать.
Она посмотрела на меня и слегка пожала плечами, а затем перевела взгляд на дюны, к которым мы приближались.
– За эти годы я узнала, что даркафы не просто поклонники странного культа. Мне не понадобилось долго их уговаривать, чтобы они раскрыли мне свою миссию.
Она провела пальцем по губе.
– Когда Захара сделала тебя джинном, она истощила свои силы. И ей потребовалось всё то, что у неё осталось, чтобы повторить то же самое с Касымом.
– Но зачем обращать Касыма? – спросил я.
– Я всё ещё не знаю ответа на этот вопрос.
Она пожевала губу, потерявшись в своих мыслях.
Какое-то время она ничего не говорила, тишина растянулась, а мы все ждали её ответа.
– Пожалуйста, продолжай, – взмолился я.
– На чём я остановилась? – спросила Эдала. А затем: – Ах, да. Она потеряла твой сосуд во время нападения на дворец. Как жаль, что я не видела, как сильно она разозлилась, потеряв тебя.
Она усмехнулась сама себе.
– Она не хотела потерять ещё и Касыма. Ей нужно было, чтобы кто-то охранял его сосуд, пока она восстанавливалась. Она продемонстрировала свои магические способности номадам, которые очень хотели обрести для себя какую-то цель, и убедила их в том, что она богиня. Они пообещали охранять Касыма, пока она не наберётся сил и не вернётся за ним. Знали ли они, что он был джинном, или решили, что сосуд представлял какую-то ценность? Я не знаю, но знаю, что они фанатично посвятили себя этой миссии. Через несколько поколений это превратилось в настоящую секту, где они идеализировали богиню Захару.
Она закатила глаза, а затем посмотрела на меня.
– Они знали, что, когда король пересечёт пустыню, Захара вернётся. Она постановила, что после освобождения Саалим должен вернуться назад королём. Она правильно рассудила, что Саалим будет отсутствовать в Алмулихи довольно долгое время, прежде чем сможет освободиться. Ведь он исчез из разрушенного города и оказался там, где жили его новые хозяева. Даркафы прилежно охраняли сосуд – они всегда приставляли к нему в качестве хозяина изувеченного ребенка, чтобы тот не мог…
– Подожди.
Я замер, и мою спину обдало холодом.
– Его хозяин – ребёнок?
– Ты в курсе, кто сейчас является хранителем сосуда?
Я рассказал ей про девочку Билару.
– У неё нет глаз, поэтому она не может видеть, и нет языка, поэтому она не может разговаривать.
Эдала кивнула.
– Думаю, именно она является хранителем. И, конечно, теперь, когда ты вернулся в Алмулихи, Захаре пришлось забрать Касыма. Уверена, что она теперь его хозяин.
– Так вот почему они оставляют после себя чёрные руки. Так они сообщают остальным, что они уже искали богиню в этом поселении. Я никогда не видел ничего подобного… – сказал Нассар себе под нос.
– Значит, она ждала моего возвращения в пещере? Изображая богиню? – спросил я.
– Нет. После превращения Касыма, ей пришлось восстанавливаться. Она изменила обличье, – Эдала покачала головой. – В отличие от меня, ей требуются ингредиенты и смеси, чтобы стать непохожей на себя прежнюю и при этом сохранить энергию для восстановления. Насколько я наслышана, сначала она была сверчком.
Эмель резко вдохнула.
– Откуда ты всё это знаешь?
Она старалась всё реже разговаривать с моей сестрой после того, как Эдала призналась, что использовала магию, чтобы ускорить наше путешествие. И хотя в её вопросе слышалось обвинение, я был рад тому, что она вообще с ней заговорила.
Эдала подняла руки.
– Хочу я этого или нет, но я чувствую магию в этой пустыне. Ко мне как будто привязаны нити, и я чувствую, как они вибрируют, когда используется магия. А ещё, – она пристально посмотрела на Эмель, – люди много болтают. И благодаря их рассказам о необычных событиях я получаю всю эту информацию. Я не использую магию, чтобы выбить её из них, я использую уши.
Она снова взяла верблюда за поводья.
– Я подозреваю, что когда Захара набралась сил в этом обличье, она превратилась в грифа, которому требуется меньше энергии, чем человеку для восстановления. Я точно знаю, сколько человек сообщали о странном поведении грифов в последние шестьдесят лет.
Глаза Амира помутнели, и он медленно покачал головой туда-сюда. Я почувствовал то же, что и он. Это было слишком.
А Эдала воодушевленно продолжала. Ей, как и всегда, очень нравилось внимание публики.
– Когда она стала грифом, ей стало легче искать Саалима. А когда к ней вернулись силы, она снова превратилась в человека. Но, скорее всего, в очень слабого, потому что я не встречала её и не чувствовала её магии.
– Это самая дикая вещь, которую я когда-либо слышал, – сказал Амир.
Эдала продолжила:
– Люди рассказывали о невозможных вещах: о сверчках, которые запрыгивали в птичье гнездо, о грифе, который нырял в волны и исчезал там. И когда я поняла, что все эти вещи совпадают с использованием магии, я сложила всё вместе.
Её самодовольный тон заставил меня улыбнуться. Моя сестра действительно вернулась.
Песок сделался грубее, когда мы приблизились к пещере, и я заметил, что дюны стали больше походить на горы, чем на песчаные холмы – они стали угловатыми и плотными.
Эмель оказалась рядом со мной.
– Мы слишком быстро идём, Эдала.
Её слова прозвучали так напряжённо, что мне показалось, что она вот-вот сорвётся. Солнце как будто едва сдвинулось, хотя прошёл уже целый день. Но до пещеры было ещё далеко.
– В противном случае мы прибудем посреди ночи, – сказала Эдала.
Эмель потянула за поводья своего верблюда.
– Это было единственное, о чём я тебя попросила.
Она развернулась лицом к моей сестре.
– Я живу и дышу магией. Ты попросила меня о невозможном.
Неожиданно верблюды остановились. Я перевёл взгляд на Эдалу. По тому, как сдвинулись её пальцы, а руки сжались в кулаки, я понял, что гнев – и магия – управляли её решениями. Под её походными одеждами её переполняла ярость.
Но Эмель не отступила.
– Ты не можешь отрицать того, что магия высасывает силы, и что она может оставлять после себя горе и боль. Каждый раз, когда ты что-нибудь делаешь, даже что-то незначительное, возникает рябь, которая превращается в волны, и пустыня страдает. Даже если ты утверждаешь, что твоя магия не оставляет следов, они неизбежно должны оставаться!
Сейчас было не время для этих споров. Я был согласен с тем, что магия могла нас обмануть, но прямо сейчас нам было необходимо то, что она нам давала.
– Эмель…
Эдала и Эмель уставились на меня. Я закрыл рот.
Моя сестра повернулась к Эмель.
– Ты преувеличиваешь.
– Нет!
Она сжала поводья в кулаки.
– Я испытала это на себе. Как и он!
Она указала на меня.
– Как и Нассар.
На лице Нассара отразилось недоумение. Он раскрыл рот, чтобы возразить, но Эмель не дала ему это сделать.
– Видишь? Он даже не помнит о своём прошлом. Но ты ведь чувствуешь его, не так ли? – спросила Эмель Нассара. – Ты не помнишь, как передал моему отцу плеть, которая оставила шрамы на моей спине.
Я раскрыл рот. Нассар откинулся назад, услышав её слова, и выражение его лица сделалось извиняющимся.
– Я… я не… я не знаю, что…
– Всё в порядке, – прошептал я ему.
Боги, что это было такое?
Моя сестра спрыгнула с верблюда и пошла в сторону Эмель.
– Эти пески нельзя очистить от магии.
– Эдала, – произнёс Тамам осторожным и предупредительным тоном.
Но она продолжила вести себя так, словно не услышала его.
– Тебе придётся привыкнуть к ней.
– Оставь Мазиру заниматься своими делами. Отрежь её от этого мира. Он принадлежит её сыновьям. Я бы сделала это сама, если бы могла, – сказала Эмель.
– Тогда тебе пришлось бы убить нас всех.
Эмель наклонилась вперёд на верблюде и уставилась в глаза Эдалы, точно орёл на добычу. На секунду я восхитился её смелостью, но затем она сказала:
– Если ты не остановишься, тогда лучше всего сделать именно это.
Я спрыгнул с верблюда одновременно с Тамамом и двинулся в их сторону.
– Прекратите.
Повернувшись к Эдале, я сказал:
– Мы можем двигаться более медленно и приехать завтра на закате. Давай на этот раз мы пойдём без твоей помощи.
Я слишком сильно давил на всех. И этот стресс только добавлял напряжения там, где его не должно было быть.
Эдала приковала меня взглядом.
– Мне здесь явно не рады. Но это неважно. Я буду жить счастливо независимо от того, устоит Алмулихи или развалится на куски.
Она отвернулась от меня и вытерла щёку.
Яростный ветер подул вокруг нас, песок полетел мне в лицо и на руки. Когда ветер стих, она пропала.
– Эдала?! – позвал Тамам.
Он развернулся на пятках, и начал выкрикивать её имя снова и снова.
– Она ушла, – сказала Эмель почти так же самодовольно, как Эдала.
Она не смотрела на меня.
Тамам продолжил звать её по имени, умоляя вернуться. Его голос надрывался от боли. Я не мог больше этого выносить.
– Идём, – сказал я.
Амир ахнул.
– В пещеру? Но их больше, и они сильнее.
Он не стал озвучивать тот факт, что у нас больше не было магии.
– Мы пойдём туда, – почти прокричал я, возвращаясь к верблюду и пытаясь заставить животное присесть, чтобы я мог его оседлать.
Он не слушался меня. Но когда он почувствовал мою готовность умертвить его голыми руками, он, наконец, опустился на землю, и мне удалось усесться в седло. Когда мы были готовы возобновить наше путешествие, я заметил, что верблюд Эдалы пропал.
Мы продолжили идти в тишине.
Путешествие заняло у нас гораздо больше времени, чем мы предполагали. Тихие, с затуманенными взорами, мы добрались до пещеры на рассвете.
– Что, если они нападут на нас? – прошептал мне Нассар, когда мы спешились.
Передав поводья верблюда Амиру, я ответил так же тихо:
– Мы опытные солдаты. Мы будем сражаться.
В тоне моего голоса было больше уверенности, чем я чувствовал. Если бы они напали, и если бы Касым и Захара оказались там, мы стали бы лёгкой добычей без моей сестры.
– А если Касым, и правда, джинн?
Я выдохнул, чтобы прогнать сомнения. Лидер должен был излучать уверенность, даже если он её не чувствовал.
– Мы братья. Я отказываюсь верить в то, что он даже не поговорит со мной.
– Но, если его хозяин прикажет напасть?
Он был прав. Но какой у меня был выбор?
– Ты можешь остаться с Амиром, если хочешь.
Нассар последовал за нами, а Амира мы оставили с верблюдами. Пещера скрывалась в скалистой дюне, и когда мы подошли к её входу, песок потёк вниз, точно водопад в деревне Джафара.
Эмель взволнованно посмотрела наверх. Она явно была более обеспокоена тем, что песок может заблокировать нам путь, чем тем, что мы собирались войти в пещеру, полную безумцев.
В пещере тут же стало темно. Чьи-то голоса медленно потекли по туннелю, и когда свет померк за нашими спинами, где-то впереди зажегся яркий свет.
– Мы должны дать знать о нашем приближении, – сказал я. – Я не хочу, чтобы они решили, что мы нападаем.
– Но брат, – раздался голос у нас за спиной. – Мы уже знаем, что вы здесь.
Касым.
В то же самое время, я почувствовал, как мой пояс затянулся. И звук моего меча, который покинул свои ножны, прозвучал в воздухе.
Я не доставал его.
Все произошло очень быстро. Кто-то схватил мои запястья и завёл руки за спину. Я услышал тяжёлое дыхание Эмель, которая с кем-то боролась. Темнота и чьи-то руки не дали мне узнать, что произошло с Тамамом и Нассаром.
– Осторожнее. Будет невесело, если они умрут, – сказал Касым. – Здравствуй, голубка моя. Извини за пожар…
– Не трогай меня, – огрызнулась Эмель.
Я начал усиленно вырываться из своих пут, но тщетно.
– Оставь её в покое! – закричал я.
Касым вздохнул.
Тамам всё ещё сопротивлялся, я слышал, как он это делал, и почувствовал толчок, когда они врезались в того, кто связал меня. Я пытался высвободить руки, но всё было бесполезно. Их обездвижили у меня за спиной.
– Зачем ты это делаешь?
Я мог видеть только силуэт моего брата, но я узнал его голос.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь? – спросил Касым, подходя ближе.
Наступила тишина, когда Тамама наконец-то побороли. Я испытал облегчение, услышав его прерывистое дыхание, и сказал Касыму:
– Всё это ради того, чтобы стать королём? Мы же семья.
Касым лишь рассмеялся.
Что-то острое вонзилось мне в спину и направило вглубь пещеры в сторону оранжевого света.
Мы зашли в грот, который был широким и очень высоким. Где-то вдалеке столпились люди. А за ними я разглядел ещё больше туннелей, которые вели в неизвестные мне места. Если бы не бледная кожа людей и головы, покрытые шрамами, я бы принял их за путешественников из-за их одежд. Но даже без своих чёрных плащей и чёрных перчаток я узнал в них даркафов. Как и предсказывала Эдала, именно здесь они и жили.
Нас вытолкали на середину грота.
– Свяжите их, – сказал Касым.
А затем он засунул руку в песок, и из-под земли появился каменный столб. Даркафы обрадовано закричали при виде его магии. И тут я увидел верёвки и короткие ножи, которые они сжимали в руках. Желчь обожгла моё горло.
– Отпустите их, – сказал я, когда меня толкнули в сторону столба. – Если ты хочешь стать королём, тогда тебе нужно убить только меня.
Эмель пока не причинили вреда. Как и Нассару. А у Тамама, который сопротивлялся, опухли щёки, а лоб и губы кровоточили. Один его глаз был плотно закрыт.
Касым подошёл ко мне, пока всех остальных привязывали. Он был почти моего роста, и наши глаза находились на одном уровне. Наша мать всегда говорила, что мы были такими же разными, как наши глаза. Мои – как солнце, а его – как гроза. Теперь же его глаза сверкали, точно отполированное серебро.
– Вообще-то, – сказал он. – Это не совсем так. Похоже, без неё нам будет лучше.
Он кивнул на Эмель
От неё не укрылись его слова.
– А что насчёт нашей дружбы? – она сделала паузу. – Или это было только ради того, чтобы добраться до Саалима?
И я услышал в её взволнованном голосе настоящую печаль.
Касым посмотрел на неё с лёгким сожалением, но ничего не сказал.
Даркафы наблюдали за нами. Что они задумали? За толпой собрались женщины; я заметил детей у них на руках. Неужели они, и правда, здесь жили? Испытав отвращение, я посмотрел на своих попутчиков. Мы всё ещё стояли, хотя то, как Тамам понурил голову, взволновало меня. Чья-то рука коснулась моей. Эмель.
– Прости меня, – прошептала она, и я почувствовал её дыхание рядом со своим ухом. – Это моя вина.
Прижав пальцы к её ладони, я сказал Касыму:
– Если ты такой всемогущий, разберись со мной. К чему это представление? Чего ты ждёшь?
– Ты совсем меня не впечатлил, – сказала Эмель более резким тоном. – Я видела, как работает магия джинна. Ему не нужны представления. Ты, должно быть, не такой же могущественный, каким был Саалим. В этом причина твоего гнева? Ты завидуешь ему?
Земля сотряслась, песок посыпался на нас сверху, как дождь. Люди в пещере закричали и упали на землю. Но на лицах большинства из них была радость, несмотря на страх. Когда из-за паники они выпустили ножи из рук, я понял, что Эдала могла оказаться права. Они носили с собой оружие, но не знали, как с ним обращаться. Их природе было несвойственно насилие.
– И этого всё равно недостаточно, – прошептала Эмель.
Грудь Касыма начала вздыматься, точно он собственноручно поднимал якорь.
Земля затряслась ещё сильнее. Тамам упал вперёд, точно парус на ветру, так как его руки были связаны за спиной. Эмель врезалась в меня, а я упал на колени. Тряска прекратилась, но песок всё продолжал сыпаться из трещин над нами.
По толпе прокатился шёпот, и она расступилась. Сквозь бормотание я услышал слова: богиня, здесь.
Я напрягся.
– Касым ждал меня, – раздался голос из расступившейся толпы.
Я знал этот голос. Я помнил его. Я почувствовал себя нехорошо при его звуке, точно выпил какой-то испорченный тоник.
Захара.
Она вышла вперёд и оказалась такой, какой я её запомнил: маленькой, точно воробей, но черты её лица были острыми, как у грифа, а губы опущены вниз, точно она была вечно чем-то недовольна.
Забыв о том, что связан, я ринулся вперёд, подгоняемый яростью из-за того, что она со мной сделала. Моё тело резко дёрнулось обратно, а кожу обожгли крепкие веревки.
– Что ты сделала? – крикнул я.
Она вздохнула.
– Что я сделала? Я? А что насчёт тебя? Что насчёт твоего отца?
Моего отца?
– Всё это оказалось сложнее, чем было необходимо, – сказала она скучающим тоном. – Если бы не девчонка, всё уже было бы сделано. Я надеялась, что смогу изменить её мнение о тебе, но этого не случилось.
Мысли закрутились у меня в голове. Захара и Эмель. Я ничего не понимал.
Захара подошла так близко, что я мог разглядеть морщины вокруг её глаз. Она была ненамного моложе моей матери. Повернувшись к Эмель, она сказала:
– Мы могли бы многое сделать вместе… ведь мы солеискатели. У тебя есть способности, но ты их подавляешь. Ты растрачиваешь свой дар. Ты предала песок в своей крови, выбрав его.
Она плюнула на землю.
