Текст книги "Мир, в котором не стало волшебства (СИ)"

Автор книги: tinyshadow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Андромеда спешила к окраине города. Избегала многолюдных улиц. Опускала голову, едва ощутив на себе чей-то равнодушный взгляд. Перекатывала между пальцами медальон, наслаждаясь обладанием частицы былой роскоши. Той, что ныне разошлась по неопрятным рукам мародеров. Запылилась в углах чужих домов. Обрела неуместную цену на черном рынке.

Воспоминания о прошлой жизни – счастливой и насыщенной – заполонили сознание. Неосторожный шаг, и отстающая подошва ботинка зацепилась за камень. Выставив вперед руки, Андромеда приземлилась на живот. Ладони, мазнувшие по ледяной брусчатке, засаднило. Пуговица, прежде болтавшаяся на тонкой нитке, оторвалась и укатилась в решетку водостока. Свободная шапка слетела с головы, и ледяной ветер тотчас впился в беззащитную макушку. Кольца шарфа ослабли, спадая с подбородка.

– Позвольте, я помогу, – сильные руки бесцеремонно сомкнулись на её плечах. Потянули вверх, помогая вновь принять вертикальное положение. – Вы не ушиблись? Можете идти?

– Со мной все в порядке, спасибо, – Андромеда пугливо стряхнула с себя чужие ладони. Взглянула исподлобья на молодого мужчину, что смотрел на неё встревожено и вместе с тем приветливо. Из-под куртки выбился уголок мятой рубашки. Брюки по колено в грязных брызгах – и где только нашёл лужи в такой-то мороз?

– Ваша шапка, мисс…? – мягкий приятный голос обволакивал, усыплял бдительность. С губ чуть не сорвалось привычное родное имя. Но девушка лишь улыбнулась уголком губ в знак благодарности. – Ну, конечно. Где мои манеры. Сперва должен сам представиться, и лишь потом требовать ответного откровения. Патрульный Теодор Тонкс к вашим услугам.

– Энди. Меня зовут Энди, – тревожные мурашки защекотали спину. В номинации на самый паршивый исход прогулки встреча с патрульным – бесспорный лидер. Остается надеяться, что любопытный Теодор – просто маггл. Что непрощенные в целом и семейство Блэк в частности для него – пустой звук.

– Энди, – он словно смаковал её имя на вкус. Перекатывал звонкие буквы на языке, точно карамельные ириски. Растягивал гласные пряной патокой. И звучало оно в таком исполнении непривычно сладко и ласково. – Позвольте мне проводить вас? Я хочу быть уверен, что ваш путь больше не омрачит ни одно падение.

– Я бы с удовольствием приняла ваше предложение, – искренности в темных глазах столько, что того и гляди плеснется наружу слезами досады. – Но я спешу на встречу с отцом. К сожалению, он крайне негативно относится к моему общению с незнакомыми мужчинами тет-а-тет.

– Вот как? – пытливый взгляд скользнул по безымянному пальцу, свободному от кольца. Изучил черты лица. Девушка безусловно молода, но явно преодолела тот возрастной рубеж, когда родители вправе ограничивать круг общения своей принцессы.

– Звучит глупо, конечно, – кровь вскипела у самых щек, выкрасив благородную белизну плебейским румянцем.

– Скорее печально, – в любой другой ситуации эта добрая улыбка разбила бы вдребезги все доводы рассудка. Но Андромеда не принадлежит этому городу. А значит простые радости короткой прогулки в компании обаятельного джентльмена не для неё. – Так как же мне поступить, Энди? Я очень хочу увидеть вас вновь. Но не желаю начинать наше общение с испорченных отношений с мистером…?

– Уайтом, – обреченная ложь способна разрушить волшебство момента. Но Теодор лишь кивнул удовлетворенно. Склонил голову набок в ожидании ответа. Единожды искаженная правда тянет за собой вереницу вранья, из которого уже не выпутаться. – Может быть, я загляну к вам в офис в обеденный перерыв? Попрошу пригласить в приемную Теодора Тонкса, и мы пройдёмся по парку?

– Звучит чудесно, – в серых глазах блестят искорки недоверия. – Я хочу верить, вы сдержите слово. Праздновать Рождество обманутым в лучших чувствах – перспектива сомнительная.

– Я не давала слова, – лукавая улыбка зарождается в самом уголке губ и расцветает на лице нежным флиртом. – Я лишь озвучила возможность.

– Весьма желанную возможность, прошу отметить, – крепкая мужская ладонь раскрыта. Словно по мановению волшебной палочки небо вспороло тучи, нетерпеливо нависшие над городом. Хрупкая первая снежинка коснулась кончика пальца и растаяла, не оставив следа. Андромеда послушно вложила свою тонкую руку в его – теплую и надежную. Губы невесомо прижались к нежной коже в знак прощания. В знак ожидания новой встречи.

Натянув шапку до самых бровей, Блэк зашагала прочь. Мимо чужих домов и палисадников. Мимо заборов и почтовых ящиков. Ощущая идеально прямой спиной заинтересованный взгляд Теодора.

Отбросив крамольное желание проследить за девушкой, патрульный опустил голову в попытке укрыть подбородок от ветра невысоким воротником. Яркое пятно у самой решетки водостока – в паре шагов от места падения загадочной красавицы – уже припорошил усиливающийся с каждой минутой снег. Но цветочный узор всё ещё выделялся на серой земле, и Теодор подобрал вещицу.

– Энди! – он окликнул её. Достаточно громко, чтобы полагать, что она слышит. Не достаточно настойчиво, чтобы надеяться на её возвращение. Тонкий силуэт удалялся. Таял в мареве мельтешащих снежинок.

Не совладав с любопытством, Теодор раскрыл сверток и с изумлением уставился на осколок серебристого цвета. Не больше спичечного коробка по размеру. Мусор, да и только.

Сам не зная почему, молодой человек вновь спрятал находку в кусок ткани и машинально опустил в карман потертой куртки.

Комментарий к Глава 7. Волшебница

В моих планах – успеть написать рождественскую главу до нового года. Забегая вперёд, сообщу, что планируется грандиозная вечеринка. Список гостей пока на утверждении, и потому мне было бы крайне интересно узнать, кого из персонажей вы желали бы увидеть на этом празднике:)

========== Глава 8. Снежный сочельник ==========

К дому Марлин тянулись дорожки следов. Больших и маленьких. Узорчатых и ребристых. Не прекращающийся с самого утра снегопад застилал их бархатным холодным покрывалом. Но прибывали новые гости, нарушая вновь и вновь безупречную гладкость. Все они желали праздника – громкого, веселого и уютного. Ждали чудес – тайно и открыто, отчаянно и нетерпеливо. В этом Джеймсу и виделась суть Рождества. В возможности разделить со всеми людьми планеты чаяния, предвкушение и восторг. Ощутить украденное волшебство в мерцании свечей на каминной полке. В перезвоне старинных колокольчиков и шаров, зацепившихся тонкими лентами за игольчатые ветви. В близости родных и друзей. В белых хлопьях, таящих на лице, пока загадывается самое важное в году желание.

– Мне не хватает гирлянд, – Поттер задумчиво уставился на елку, украшенную аляписто и старомодно.

– Как может не хватать того, к чему даже привыкнуть не успел? – хмыкнула Марлин, поправляя на фуршетном столе бронзовый подсвечник. Его массивное основание окаймляли позолоченные шишки, шарики хлопка и крошечные сосновые лапки. – Сколько празднований Рождества ты помнишь до конца «света»?

– По меньшей мере, одно, – он придирчиво склонил голову на бок, рассматривая дюжины свечей, расставленных по периметру комнаты. – И оно было прекрасно.

В дверь постучали. Сперва робко, затем требовательно и нетерпеливо. Марлин тяжело вздохнула. Вся эта вечеринка с толпой знакомых и незнакомых людей не приносила девушке ни капли удовольствия. Гомон, смех над глупыми шутками, пролитое на ковер вино – в гробу она видала такие праздники. Но с Джеймсом разве поспоришь? Упрямее него разве что лесной олень в попытке сбить соперника раскидистыми рогами.

Оправила черное платье, не привычно льнущее к ногам. Одеяние норовило то и дело поползти вверх по бедрам. Открывало больший пласт бледной кожи, чем допускала нравственность Марлин. Казалось бы, ничего особенного. Скромный вырез лодочкой, длинные рукава, простая плотная ткань. Но когда твой ежедневный гардероб – сплошь брюки, чувствуешь себя, точно в свадебном платье со шлейфом длиной в целый путь к алтарю.

Протиснувшись меж хохочущих патрульных, Джеймс и Марлин добрались до прихожей. На крыльце переминалась с ноги на ногу замерзшая Лили. Её легкая шубка едва ли подходила для длительной прогулки, а кудрявую голову успела покрыть снежная шапка. Северус за её спиной флегматично рассматривал плеяду кашпо с вялыми растениями. Встретившись взглядом с соперником, он нахмурился. Схватил Лили за руку, запоздало помечая свою территорию. Свою собственность.

– Заходите скорее, – радушно распахнул дверь Поттер. Пропустил опаздывающих гостей в тепло дома. Небрежным движением поправил на переносице очки в толстой оправе. Галантно улыбнулся, с кошачьей грацией пробираясь за спину Эванс. – Позволь я помогу тебе раздеться.

– Я и сам в состоянии помочь раздеться своей девушке, – Северус решительно потянулся к намокшей шубке. Уперся в выставленную молниеносно ладонь Джеймса.

– Это мой дом и моя привилегия – помогать гостям раздеться.

– Вообще-то, это мой дом, – со скучающим видом поправила МакКиннон, накручивая на палец локон.

– Ты тоже хочешь меня раздеть? – хмыкнула Лили.

Все четверо неловко замолчали. Северус беззастенчиво рассматривал неброский интерьер дома МакКиннонов. Хотел бы он, чтобы вход в его собственное жилище хоть немного походил на это место. Или на просторный холл Эвансов. На что угодно, лишь бы не видеть пустые бутылки, разбросанные отцом. Следы его ярости на драных обоях. Затрапезную куртку матери на вечно отваливающемся крючке.

Кто-то из братьев Пруэттов взорвал посреди гостиной хлопушку. Разноцветное конфетти усеяло пол, сорвав с губ Марлин ещё один тяжкий вздох. Убирать последствия чужих забав без магии – не самое праздничное занятие.

Карадок Дирборн походил на одичалого лесоруба с отросшей до груди бородой. Он погнался за какой-то блондинкой с зажатым в руке бокалом бурбона. Та, хихикая, пряталась за спины других гостей. Её соблазнительная улыбка растаяла на малиновых губах, когда кто-то некстати выставил вперед ногу. Карадок споткнулся, и жидкость с резким спиртовым запахом оказалась точно в зоне декольте алого платья.

Эммелина Вэнс принимала одну кокетливую позу за другой. Словно проштудировала охапку глянцевых журналов накануне праздника. Как поставить руку, чтобы локоть казался острее. Как склонить голову, чтобы подчеркнуть изгиб шеи. Как приосаниться, чтобы сделать талию тоньше. Она привела с собой парня, с которым бегала на свидания чуть больше месяца.

МакКиннон старалась не рассматривать его. Но взгляд то и дело устремлялся предательски к глубоким шрамам, исполосовавшим приятное лицо. Впрочем, гость и не думал стесняться своего изъяна. Стянул волосы в небрежный хвост на макушке. Ни прядки не оставил, чтобы прикрыть высокий лоб. Расхохотался звонко и беззаботно, так что несколько пар оглянулись выяснить, что за шутка такая кого-то развеселила. Закружил Эммелину в вычурном па. На зависть заскучавшим без танцев девушкам.

Едва Марлин и Джеймс столкнули бокалы, намереваясь выпить за крепкую дружбу длиною в долгие годы, в дверь вновь постучали. На этот раз появилась единственная гостья, приглашенная лично хозяйкой дома. Она смущенно переступила порог. Стряхнула снег с черных ботинок, гротескно больших на фоне столь тонких щиколоток. Робко протянула Джеймсу куртку, оставшись в мешковатом платье.

– Девчушка из темницы? – Поттер изогнул бровь, непонимающе взглянув на МакКиннон.

– Я её пригласила, – пожала плечами та. Словно имела обыкновение звать едва знакомых людей в свой дом.

– Ты по своей инициативе пригласила на вечеринку девчушку из темницы? – Джеймс прикрыл ладонью рот в напускном ироничном изумлении.

– Она мне понравилась, – пояснение простое и будто бы не совместимое с той Марлин, которую он знает почти с рождения.

– Тебе понравился человек? Живой человек, который дышит, ходит, разговаривает и, Мерлин упаси, имеет свою точку зрения по какому-нибудь вопросу? – руки прижаты к груди в пародии на сердечный приступ.

– Она не болтлива, рассудительна и, помимо всего прочего, одна из нас, – МакКиннон будто нарочно не обращала внимания на импровизированный спектакль друга.

– Я всё ещё здесь, – усмехнулась гостья, устав переводить взгляд с одного на другую. Протянула Джеймсу тонкую ладонь, – Доркас – звучит короче и проще, чем «девчушка из темницы».

Оказавшись в гостиной, Медоуз восторженно огляделась. Пять лет заточения – и вот, она будто бы возвращается к нормальной жизни. Пара бокалов алкоголя, и можно даже потанцевать. Или познакомиться с одним из патрульных. Её старые приятели давно живут своей жизнью. Рады, конечно, её спасению. Но о чём говорить с девчонкой, сидевшей взаперти, общаясь лишь с психопатом? Об инквизиционных пытках? О коже, которая больше никогда не обретет былую гладкость и нежность? О неработающих проводниках магии?

Она украдкой рассматривала гостей, когда к столу с закусками приблизилась красивая пара. Девушке Доркас теперь не чета. Куда её болезненной худобе до соблазнительных изгибов? А её наряд – разве может он сравниться с прекрасным жемчужным шелком, облегающим тело? Волосы у незнакомки – точно крыло ворона. Яркие и блестящие. А Доркас час потратила на попытку замаскировать седину нелепыми заколками.

Что до него – глупо было ожидать, что лидер уличной банды сохранит верность исчезнувшей бесследно подружке. Он почти не изменился. Только жестокости в глазах прибавилось, да мышцы окрепли. Играют теперь под безупречно выглаженной рубашкой. Раньше не вылезал из футболок да свитеров, а тут элегантности захотелось.

– Ты? – он замер, ощутив на себе пристальный взгляд. Отступил на шаг от нахмурившейся спутницы. Рывком преодолел разделявшее их с Доркас расстояние. Уставился недоверчиво. Протянул руку, дотронувшись до плеча, будто проверяя, не мираж ли перед ним.

– Здравствуй, Ремус, – в уголке губ вежливая улыбка, но глаза серьезны.

– Доркас, но как? Откуда ты…, – не в силах закончить мысль, сгреб хрупкое тело в объятия. Раненая рука ещё болит. Но боль эта не сравнится с болью потери любимого человека. Родители уверяли его, что в пятнадцать лет и речи быть не может о сильных чувствах. Что забудется, пройдёт, сотрётся из памяти. Не забылось и не стерлось, вопреки бесконечным попыткам найти замену.

– Долгая история, – вытащившие её из плена патрульные смотрят во все глаза. Впрочем, как и другие гости.

– Ремус, представишь нас? – рука брюнетки властно обвила его плечи.

– Доркас, это Эммелина. Эммелина, это Доркас, – пробормотал он скороговоркой, ощущая, как её вспыхнувший было взгляд обретает ледяную пустоту. – Эм, Доркас моя давняя подруга. Мы не виделись много лет, и я хотел бы…

– Не стоит, – вскинутая ладонь и тон, не терпящий возражений. – Не хочу рушить ваши планы.

– Не глупи, – нахмурился, потянулся, чтобы поймать дрожащую ладошку. Спрятать в своих руках, согреть, увести прочь от толпы.

– Если захочешь поговорить, на этот раз сможешь найти меня без труда, – чужое любопытство для неё, словно тиски. Комната сужается. Стены прилипают к телу, сдавливают грудную клетку, и дышать становится почти нечем.

– Вот и славно, – Эммелине не терпится уйти подальше. Это тоненькое невзрачное создание для неё не угроза, само собой. Но досадное недоразумение.

– Увидимся, – устраивать сцену у Ремуса желания нет. А упрямство Медоуз безусловно приведет к драматическому всплеску эмоций с обеих сторон, если немедленно не прекратить разговор. Пусть даже вопреки нестерпимому желанию никогда больше не отпускать её.

Теперь Ремус рассеян, и вся эта рождественская мишура, толпа незнакомцев, вычурный наряд Эммелины не приносят ничего, кроме раздражения. Задел по неосторожности рыжеволосую девчонку. Грубо и, наверно, болезненно. Та ойкнула от неожиданности, но сдержала хлесткое словцо, скользнув взглядом по шрамам. Пусть её молчание будет следствием страха, а не жалости. Иначе, совсем тошно.

– У тебя есть какой-нибудь сироп? – потирая плечо, Лили заглянула в кухню. Сделала несколько нерешительных шагов к МакКиннон. Та одним глотком осушила бокал джина из отцовских запасов. На губах остался терпкий привкус хвои и можжевельника. – Клубничный или апельсиновый? Хочу сделать себе коктейль.

– Я похожа на человека, который варит сиропы? – брови медленно приподнялись в искреннем недоумении.

– Нет, – смешок вышел сухим и сдержанным. – Я тебе не нравлюсь, верно?

– Как мне кажется, это взаимно, – ладони легли на прохладную столешницу, укрывая от чужого любопытства старую фотографию. Для выяснения отношений с сумасбродной девчонкой алкоголя в крови явно не достаточно.

– Не совсем так, – Лили недовольно поджала губы. Села без спроса на свободный стул. Точно напротив патрульной. Та явно не боится смотреть в глаза, но не очень-то любит долгий зрительный контакт. – Я злилась на тебя. На всех вас. Потому что поиски сестры не приносили результатов. А она очень дорога мне, понимаешь? У тебя есть братья или сестры?

– Нет, – рыжеволосую, наверняка, не удовлетворит такая краткость.

– Тогда представь, что пропал твой отец, или мама исчезла. Тебе страшно, одиноко, больно. Но никто ничего не делает. Никто не отвечает на твои вопросы. Ведут себя с тобой так, словно ты малявка или глупышка, – Лили осеклась, заметив, как жесткое лицо Марлин смягчается в гримасе глубокой печали. – Прости, я что-то не то сказала?

– Напротив. Описала все очень емко и точно, – в усмешке нет привычного сарказма. Только усталость.

– Ты потеряла родителей? – тихий сочувственный шепот, от которого почему-то даже не тошно. Тревожно затрепетало пламя свечи на подоконнике.

– Нет, – МакКиннон нахмурилась, словно одно только напрашивающееся предположение такого рода вывело её из себя. Говорить об истинном положении дел всё ещё тяжело, словно только вчера обшаривали дом патрульные. Словно надежда ещё не сгорела дотла в веренице долгих тоскливых ночей.

– Прости, их нет дома, ты сидишь грустная, и я подумала… – оправдание прозвучало сбивчиво и сумбурно.

– Во-первых, я не грустная. Во-вторых, мои родители – во Франции с очередной дипломатической миссией. Они пытаются наладить взаимодействие между государствами в отсутствие привычных средств связи, – кулак уперся в подбородок, сминая гладкую кожу, отчего губы стали казаться недружелюбно сжатыми. В глазах собралась блестящая влага, но слезы не выступили. Не покатились по щекам. – Моя бабушка пропала в сочельник.

– Что с ней случилось? – Лили протянула руку в попытке накрыть ладонь патрульной, но та отшатнулась. Оставила на столе черно-белое изображение. У статной женщины родинка над верхней губой, а лицо не старухи, но умудренной опытом дамы. Строгой, но ласковой. В объектив она не смотрит. Любящий взгляд прикован к макушке хохочущей девочки-подростка. Неужели Марлин способна так заливаться смехом?

– Не хочу об этом говорить, – МакКиннон рывком поднялась со стула. Подхватила снимок. Спрятала в ближайший ящик, прикрыв льняным полотенцем с сентиментальным рождественским рисунком.

– Я просто хотела сказать, что очень благодарна тебе. Если бы не вы с Джеймсом, Петуния никогда не вернулась домой, – взгляд серьезный и искренний. Но Марлин привыкла искать в чужих действиях скрытый смысл. Доверять другим – целое искусство, которым она не владеет.

– Что ты хочешь узнать о нём? – потёрла глаза тыльной стороной ладони. Уперла руки в тонкую талию. В этом платье патрульная такая женственная, что даже не верится. – Ты же за этим пришла?

– От тебя ничего не утаишь, да? – если МакКиннон проще отрешиться от болезненных воспоминаний, демонстрируя грубую проницательность, пусть так. – Он с кем-нибудь встречается?

– Будь у него девушка, она бы присутствовала на вечеринке, – снисходительный, почти нежный тон – лучший ответ на глупый вопрос.

– А семья?

– У Поттера чудесные родители. Заботливые и понимающие. Состоятельные, даже по меркам современного мира, если тебя это интересует, – несерьезная усмешка тронула губы. При всех раздражающих качествах собеседницы, в меркантильности МакКиннон её не подозревала.

– А про меня он что-нибудь говорил?

– А что бы ты хотела услышать? – строго, будто Марлин столетний профессор естественных наук, а Лили – несообразительная ученица. – Он отправился на поиски твоей сестры, не раздумывая о возможных рисках ни секунды. Пригласил тебя вместе отпраздновать Рождество. Весь вечер глаз с тебя не сводит, хотя давно мог бы уединиться где-нибудь наверху с третью здесь присутствующих девушек.

– Звучит так, будто я ему и в самом деле нравлюсь, – Эванс расплылась в мечтательной улыбке.

– Он славный парень, Лили, – МакКиннон вздохнула и бесхитростно посмотрела на собеседницу. – Добрый и честный. Может быть, немного заносчивый. Но друга лучше и надежнее него нельзя даже вообразить. Не играй с ним. Если ты не намерена разрывать отношения с тем надменным типом, что раскритиковал мою стряпню, скажи об этом прямо.

– Это не просто, знаешь ли. Мы вместе столько, сколько я себя помню. Но Джеймс…я никогда не чувствовала к Северусу того, что чувствую к Джеймсу, – Лили уронила голову на руки и тихо застонала.

– Мы же спасли твою сестру, или я что-то путаю? – в напускной задумчивости ясно слышится подвох. – Обсуждай свои внутренние терзания с ней, а не со мной.

– Думаю, мы станем подругами, – игнорирование иронии звучит нелепо и непосредственно, но уголок губ МакКиннон невольно дернулся в улыбке.

– Мне не нужны подруги.

– Если я выберу Джеймса, у тебя не останется выбора, – Лили решительно поднялась со стула. Плеснула в пустой бокал Марлин немного джина из пузатой бутылки. Выпила крепкий напиток, не поморщившись. Взглянула искоса лукаво и любопытно. – А что у тебя с тем парнем из заброшенной психушки?

– Ни-че-го, – по слогам отчеканила МакКиннон. Раздраженно закатила глаза. Напоминание о Блэке едва сказалось благотворно на и без того скверном настроении. Он не появлялся уже несколько недель, обманув все тайные ожидания. – Если хочешь быть моим другом, оставь меня в покое.

– Ладно, – Лили непринужденно рассмеялась. Будто диалог их походил на милые сплетни в стенах женской спальни какой-нибудь закрытой школы. Послушно повернула дверную ручку и, обернувшись, шепнула, – счастливого Рождества, Марлин.

– Счастливого Рождества, – ленивый взмах рукой, а по душе разливается странное тепло. Такое, что не хочется больше сидеть в одиночестве и давиться джином. Выждать пару минут и – нет, не участвовать, конечно, в общем безумии – но наблюдать. И, может быть, даже улыбаться.

– Хочу танцевать, – Эммелина требовательно хлопнула в ладоши. Отвернулась на мгновение от Ремуса, лишь чтобы взглянуть кокетливо из-под трепещущих ресниц на Поттера. – Спой что-нибудь праздничное, Джимми.

– Я бы тоже послушала, – Лили, прежде увлеченно беседовавшая о чем-то с братьями Пруэттами, осеклась на полуслове. Скрестила на груди веснушчатые руки. Северус был равнодушен к музыке. И уж точно не демонстрировал свои вокальные способности на публике. Но Лили с раннего детства питала ко всяким проявлениям мелодичности особую нежность. Будь то старые джазовые пластинки отца, мамины колыбельные или музыкальные шкатулки.

– Разве это не патефон? – Северус кивком головы раздраженно указал на механический проигрыватель. Недобро усмехнулся, подмечая восторженное любопытство своей спутницы. – К чему самодеятельность? Патефоны работают без электричества. Приводом служит пружинный двигатель…

– It came upon the midnight clear, that glorious song of old, – оборвав лекцию хмурого парня об устройстве патефонов, Джеймс любовно перебрал пальцами гитарные струны и запел. Голос его – грудной и звучный – наполнял многолюдную комнату атмосферой истинного чуда. Сродни тому, о котором и были строки традиционного рождественского гимна.

Изумрудные глаза Лили неотрывно следили за руками Джеймса, ласкающими гитару. Ягодные губы шевелились в унисон отзвучавшему тексту. Её тело плавно покачивалось в такт музыке. Лицо выражало благостное спокойствие и вдохновленность, но сердце – огромное, распахнутое для всякого доброго самаритянина сердце Лили Эванс – билось так отчаянно и яростно, что норовило выпрыгнуть из груди. Одной лишь песни, исполненной столь искусно, было достаточно, чтобы потерять голову. Но вокал – лишь малая часть арсенала обольщения Джеймса Поттера. Прядь воздушных смоляных волос небрежно упала на глаза. Размашистые ключицы выступают под просторным черным джемпером с каждым аккордом. Девушки смотрят с восторгом и надеждой, а для него словно не существует никого, кроме Эванс.

– Потанцуешь со мной? – Бенджи Фенвик решительно предложил Марлин руку. Не дожидаясь отказа, притянул к себе и закружил по залу. Искусно обогнул уставленный яствами стол. Приблизился к камину, изучая напряженное девичье лицо в свете мягкого пламени. Ослабил напор. Сбавил скорость, мерно покачиваясь в самом центре.

Рука его покоилась на пояснице Марлин чужеродно и тяжело. Чем дольше длился танец, тем крепчало навязчивое желание высвободиться. Сбросить с себя груз вынужденного прикосновения. Пройтись ногтями по зудящей под его пальцами коже.

Через его плечо она устремила взгляд в окно. Падал снег. Пушистые хлопья льнули к стеклам, слипались в единый пласт на лужайке подле крыльца, кружили белыми мотыльками в бархатной темноте зимней ночи. В этом снегопаде было куда больше духа Рождества, нежели в целом вечере.

За окном мелькнула тень. Марлин нахмурилась. Сощурила глаза, силясь разглядеть, кто блуждает подле её дома, но внутрь не просится. В глубине души она, конечно же, знала ответ. Пожалуй, даже ждала этого гостя. Единственного из всех. Но он, в отличие от других – шумных и надоедливых – не постучал в дверь. Развернулся, и зашагал прочь.

– Извини, мне нужно отойти, – Марлин отстранилась и прямо посмотрела Фенвику в глаза. Неплохой парень, в общем и целом. Не слишком говорливый, достаточно смелый и в меру обаятельный. Но прижиматься к его груди, подтрунивать над ним, промокать травяной настойкой раны девушке не то что бы не хотелось – просто было не интересно.

– Что ж, попытаться стоило, – разочарованная улыбка на растянутых с усилием губах.

– Сделай мне одолжение, Бенджи, – торопливая, виноватая, неловкая фраза. Марлин – кто угодно, но не мастер общения. Сочувственный взгляд устремился к Доркас, одиноко топтавшейся в самом темном углу комнаты. В руках бокал с янтарным напитком – то возьмется за тонкую ножку, то обхватит ладонями стекло, то пригубит, сделав скупой глоток. – Потанцуй с этой девушкой. Мне кажется, ей очень грустно.

– Если это тебя порадует, – послушный кивок. Развернулся на пятках и поймал потухший взгляд тоненькой брюнетки. Сколько ей лет-то? Лицо школьницы, а седина у висков почти старческая.

МакКиннон спешно вышла в коридор. Скинула домашние туфли. Сунула ноги в широкие сапоги, не тратя времени на шнуровку. Накинула поверх платья чью-то куртку – ту, что висела поверх прочих на одном из крючков. Лишь наблюдательный Джеймс проследил за ней взглядом. Улыбнулся понимающе и ласково. Ударил по струнам, завершая свою песню.

– Блэк! – снежинки оплели зимним узором распущенные волосы. Воздух мягкий и будто бы даже теплый – ни ветра, ни щиплющего голые щеки морозца. – Блэк, да подожди же ты!

В сугроб у крыльца брошен букет из еловых лап. Сорвалась и утонула в снегу миниатюрная шишка – чешуйки плотные, ещё не раскрывшиеся. Меж иголок белеют набухшие пузырьки омелы. Стянуты грубой бечевкой палочки корицы. Багряные листья дикого молочая рождественской звездой венчают композицию.

– Сириус! – Марлин перешла на бег. Ноги проваливаются в снег. Ещё немного, и чулки станут отвратительно мокрыми.

Он позволил догнать себя у самой кромки поля. Бледный нос раскраснелся от мороза. На длинных ресницах – кайма нежных снежинок, словно он – Санта-Клаус какой-то, а не бывший волшебник. Во взгляде столько деланного равнодушия, что впору кричать в голос «не верю!».

– Что не поздоровался? – усмешка должна бы подчеркнуть весь абсурд ситуации, но выходит растерянной и почти жалкой. – Обиделся, что у меня вечеринка?

– Ещё чего, – его тон холоднее льда, сковавшего лужи. Глаза – не серебро, а ртуть. Вдохнешь судорожно, съежившись под тяжелым взглядом, и легкие наполнены ядом. – Просто я полагал, что Рождество ты предпочитаешь праздновать в одиночестве. Надеть удобную пижаму, – облегающее платье из жесткой ткани, конечно, не укрылось от пристального внимания. – Уставиться в камин, попивая что-нибудь крепкое и неразбавленное.

– Звучит заманчиво, – примирительная улыбка зарождается в уголках губ.

– С кем танцевала? – истинная причина недовольства прорывается сквозь толщу театрального спокойствия быстрее, чем хотелось бы Блэку.

– Просто парень с работы, – помучить его уклончивыми ответами почему-то кажется отвратительной идеей. Может быть, оттого что в голове ещё звучит светлая песня Джеймса. Или дело в том, что идёт снег, и хочется чудес, а не словесных баталий. А может быть причина в тоске, что читается в глубине его глаз вопреки разыгранному спектаклю.

– Застегнись, замерзнешь, – ледники беспочвенной ревности тают, и градиентный переход от равнодушия к заботе почти красив.

– Мне стоит вернуться в дом, – в окнах за спиной движутся силуэты, выхваченные из темноты пламенем сотни свечей. – Если меня хватятся, пойдут искать и могут наткнуться на тебя. Не все патрульные так толерантны, как мы с Поттером.

– В таком случае, счастливого Рождества, – кривая ухмылка. Обветренные руки опущены в карманы. Насвистывая что-то о колокольчиках, можно уходить в темноту. Только вот ноги не исполняют приказы головы. Носки ботинок в дюйме от сапог МакКиннон. Её тощие щиколотки торчат нелепыми жердями из расхлябанных голенищ. На черных чулках зацепка ползет вверх по бедру, оставляя стрелку бледной кожи.

– Хочешь остаться сегодня? – предложение рвется из гортани до того, как происходит осмысление последствий. Остается устало прикрыть глаза, чтобы не видеть, как самодовольство расстилается по лицу, выбивая на щеках аккуратные ямочки. Собирая тонкие морщинки у крыльев носа. Растягивая на губах победную улыбку.

– Не в счет той услуги? – лукавый прищур.

– Не в счет, – обреченный кивок скрывает нахлынувшее облегчение, и оба плечом к плечу направляются к дому. Незамедлительно следует поспешная поправка, необходимая для удержания самооценки на должном уровне, – только не надумывай лишнего. Это ничего не значит.

– Ну конечно же, ничего, – тихая усмешка в поднятый воротник, и пальцы молодых людей сплетаются сами собой. Не то она инстинктивно потянулась к теплой руке, не то он взял, наконец, то, за чем пришёл.

– Это окно моей спальни, – насмешливость вновь овладела интонациями МакКиннон. Указательный палец взмыл к черному квадрату на втором этаже. – Полагаю, лазать по деревьям ты умеешь.