Текст книги "Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: T_Vell
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 54 страниц)
– Том, Северус прав, – Лестат, совсем недавно вернувшийся в лазарет, тоже подошёл к нам и пристально посмотрел на меня. – В таком состоянии ты не сможешь оказать нужную помощь моей сестре, даже если и будешь знать, что делать. Отдохни немного, а мы, если что, сразу же разбудим тебя. Давай, не глупи, ты же ведь не для того оперировал и боролся с шоком, чтобы вот так по-дурацки потерять её.
– Ладно, – его доводы действительно были весьма убедительными, а моё сознание уже начинало непроизвольно отключаться на какие-то мгновения, и от меня в таком состоянии на самом деле было больше вреда, чем пользы. – Сразу же разбуди меня, если что!..
– Конечно, – заверил меня Лестат, а Северус только коротко кивнул и присел на стул у противоположного края кровати.
Я, немного шатаясь от нахлынувшей усталости, всё же отошёл от кровати Тины и плюхнулся на одну из больничных коек, что были отодвинуты от нашей импровизированной палаты интенсивной терапии, и как только моя голова коснулась подушки, провалился в глубокое забвение.
Мне показалось, что прошло всего несколько секунд с тех пор, как я лёг на кровать, когда я вскочил на ноги от чьих-то громких возгласов, но на самом деле яркий солнечный свет, заливавший больничное крыло, говорил, что прошло как минимум несколько часов, а то и больше. Всё ещё отходя от глубокого сна, который вдруг поглотил меня, я растерянно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что произошло и к какой экстренной ситуации мне нужно настраивать себя. Но буквально секунд через десять, оценив окружающую обстановку, я понял, что со стороны Тины никаких проблем не возникло. Проблемы возникли совсем с другой стороны, которой никто не ждал.
– Долорес, что за чушь вы тут несёте?! – рассерженно воскликнул нынешний министр магии, Корнелиус Фадж, ворвавшись на «чистую» половину лазарета и держа перед собой нелепый котелок светло-зелёного цвета. – Вы же прекрасно знаете, что Тёмный Лорд давно мёртв?! Как он может быть сейчас тут?!
Следом за низеньким мужчиной в дверь ворвалась невысокого роста женщина в розовом костюме и жутким чёрным бантом на голове. Увидев меня, её лицо сначала перекосило от изумления, а потом она завизжала на весь лазарет:
– Вот, это он! Они помогли ему изменить внешность! Они все с ним заодно! И особенно Дамблдор!
Я быстро пришёл в бешенство оттого, что мои простые правила, которые я так чётко расписал, абсолютно не были выполнены, в особенности первое, и уже собрался объяснить их ещё раз, уже в более грубой форме, как Дамблдор, подойдя ко мне, едва заметно коснулся моего плеча и взял слово себе.
– Добрый день, Корнелиус! – он вежливо и спокойно поздоровался с министром, одетым в совершенно несуразный костюм, а потом тихо попросил: – Не могли вы вместе с профессором Амбридж надеть белые халаты, которые лежат на одной из кроватей у входа, и тщательно вымыть руки?
– А что вы тут делаете, Дамблдор?! – удивлённо воскликнул он, и я уже не смог сдержаться и, убрав со своего плеча руку директора, тихо, но жёстко произнёс:
– Не могли бы вы, господин министр, говорить немного тише и надеть всё-таки белый халат? Это ведь такие мелочи. Благодарю за понимание!
И, произнеся эти слова, я быстрым шагом подошёл к кровати, на которой лежала Тина, и начал сверять показания приборов. Фадж не мог не заметить в моём голосе неприкрытую грубость, и он даже открыл рот, чтобы начать возмущаться, но, увидев лежавшую под тонкой простыней девушку на искусственной вентиляции лёгких и с торчавшими из рук и подключичной вены пластиковыми трубками, осёкся буквально на первом слове.
– Что же?.. – изумлённо проговорил он, уставившись на Тину.
– Корнелиус, если вы выполните требования доктора Реддла, то я обязательно всё вам объясню, – мягко обратился к нему Дамблдор.
– Да, конечно… – всё ещё не в силах оторвать свой взгляд от этой жуткой картины, тихо проговорил министр, поняв, наконец, что мои правила не блажь, а вынужденная необходимость.
– Корнелиус! – ещё более истерично заорала Амбридж, и я уже снова начал жалеть, что перешёл на светлую сторону, ведь Круциатус быстро помог бы мне доходчиво объяснить правила поведения в этом помещении.
– Помолчите, Долорес! – рявкнул Фадж, а потом скрылся за дверью в перегородке.
Пока он переодевался, я успел подойти к столу и, сев за него, начал изучать записи Лестата в истории болезни, которые тот сделал, пока я спал. Всё это время Долорес с неприкрытой яростью смотрела попеременно то на меня, то на Дамблдора, но я совершенно не обращал внимания на эту сумасшедшую, впрочем, как и пожилой директор. Наконец, министр снова вернулся на «чистую» половину больничного крыла и подошёл к Дамблдору, стоявшему рядом с Грюмом.
– Что же здесь произошло? – тихо, но всё же весьма разборчиво спросил он, снова посмотрев в сторону Тины.
– Корнелиус, как вы можете видеть, на школу было совершено нападение со стороны людей, называющих себя Пожиратели Смерти, – начал свои объяснения Дамблдор. – Мы смогли отразить это нападение с помощью ваших невероятно подготовленных мракоборцев, вовремя подоспевших на выручку. Только вот одна ученица всё же пострадала. Мисс Велль. И к сожалению, кто-то наслал на неё ужасное проклятие – ни одно заклинание не может на неё подействовать, а потом ей в грудь попали ножом, прямо в сердце.
– Как такое возможно, Дамблдор?! – Фадж снова повысил голос, и я сразу повернулся и опять разъярённо посмотрел на него, так, что тот уже более приглушённым голосом добавил: – Вы опять ведёте к тому, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся и это всё его козни?..
Самым краем сознания я уже смирился с той мыслью, что Дамблдор сейчас выложит всю правду до конца, и мне придётся оглушить самого министра магии, а заодно и его безумную помощницу, Амбридж, ведь они бы ни за что не дали мне дальше спасать Тину, но, к моему удивлению, директор не оправдал моих ожиданий. И чем дольше я слушал его речь, тем в большее изумление погружался.
– Конечно нет, Корнелиус! – тихо воскликнул он, а я даже оторвал свой взгляд от записей в истории и тоже потрясённо уставился на него. – Волан-де-Морт давно мёртв, вы же сами прекрасно это знаете. Это всё устроили его приспешники, уж не знаю зачем… В любом случае они все обезврежены и арестованы вашими же отважными сотрудниками. Только вот мисс Велль… нам пришлось пригласить квалифицированного хирурга, доктора Реддла, чтобы попытаться спасти её. Вы сами видите, в каком она сейчас состоянии…
Дамблдор не успел закончить свою мысль, так как на всё больничное крыло раздался громкий крик:
– Том!
Услышав голос Лестата, я сразу бросился к кровати Тины и, посмотрев на кардиомонитор, моментально понял причину его беспокойства.
– Чёрт, Лестат, готовь антиаритмики, быстро!
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Северус, всё это время сидевший рядом с Тиной, и я, набирая в шприц адреналин, кинул ему:
– Опять фибрилляция… Лестат, ты уже ввёл?
– Да, – услышал я в ответ, но монитор продолжал отчаянно пищать, сообщая, что лекарства не успеют подействовать, и остановка сердца, третья по счёту, произойдёт буквально через несколько секунд.
Не успел я подскочить с адреналином в руках обратно к кровати, как в подтверждение моим мыслям прерывистый писк сменился на монотонный, а линия ЭКГ превратилась в изолинию. Я сразу откинул простынь с груди и, введя внутрисердечно адреналин, резко стукнул кулаком по грудине, а потом стал изо всех сил на вытянутых руках давить на неё, опять делая закрытый массаж сердца. В это время брат Тины вводил по катетеру все необходимые лекарства, а я услышал под своими руками предательский хруст ещё двух рёбер, свидетельствовавший о том, что я всё делаю правильно. Наконец, спустя две с половиной минуты монитор прерывисто запищал, сначала редко и асинхронно, а потом с достаточной частотой и ритмичностью.
Осознав, что у меня снова получилось вырвать Тину из цепких лап смерти, я обессиленно упал на стул, стоявший рядом с кроватью и, запустив руки в волосы, с отчаянием посмотрел в потолок, прекрасно понимая, что остановок всё равно будет конечное число, и с каждой новой мне будет всё труднее и труднее возвращать её на этот свет.
– Господи, прошу, помоги!.. – застонал я, прекрасно понимая, что если Тина сейчас покинет этот мир, то я больше никогда не смогу её увидеть. Я просто не доживу до её возвращения.
– Альбус, может пригласить целителей из больницы имени святого Мунго?.. – шёпотом обратился к директору Фадж, поняв, наконец, всю безвыходность сложившейся ситуации.
– Они ничем не помогут, – тихо ответил я, полным боли взглядом посмотрев на министра в белом халате, с широко открытыми глазами смотревшего прямо на меня. – На неё не действует магия. И адреналин тоже, похоже, скоро перестанет…
Я замолчал, ведь все присутствующие и так поняли, чем всё это в конечном счёте закончится. Даже Грюм, ненавидевший меня всей душой и давно уже мечтавший посадить меня за решётку в Азкабане, молча смотрел в мою сторону своими разными глазами, хотя у него были все возможности для громкого и публичного разоблачения.
– Дамблдор, я думаю, что вы опять можете занять свой прежний пост… – кинув последний взгляд на то, как Лестат фиксировал сломанные мной рёбра Тины, тихо обратился к нему министр магии. – У Долорес Амбридж, видимо, произошло кратковременное помрачение сознания, раз ей видится здесь… давно мёртвый волшебник, которого ни вы, ни я тут не наблюдаем. Если вы со мной согласны, то можете сейчас же приступать к своим обязанностям. И… держите меня в курсе того… как… продвигается лечение… Удачи вам, доктор Реддл…
Услышав это, я внимательно посмотрел на Фаджа, а потом коротко кивнул ему в ответ. Он, всё ещё не придя в себя после увиденного, медленно развернулся и, открыв дверь в перегородке, вышел из «чистой» половины лазарета. Амбридж же, осознав, что только что лишилась такой желанной должности, причём именно из-за меня, чуть не позеленела от злости, но я так жёстко посмотрел на неё, как бы предупреждая, что если услышу ещё хотя бы один лишний звук, то мигом вспомню все непростительные заклинания, и ей очень не поздоровится. Верно истолковав мой взгляд, она со страхом на лице выскочила за дверь, не забыв громко хлопнуть ей напоследок.
После этого инцидента все снова вернулись к своим обязанностям, и опять началась непрерывная борьба за жизнь Тины. Правда, теперь я вдруг осознал, что всё больше людей не ненавидит меня, а… пытается помочь. И не только Снейп с Дамблдором. Поппи Помфри всё это время заботливо приносила нам завтраки, обеды и ужины, чтобы мы даже и не беспокоились об этом. И я, испытывая искреннюю благодарность, потихоньку учил целительницу в неизменном белом переднике, как правильно ухаживать за Тиной в таком состоянии, ведь я всей поверхностью своей кожи чувствовал то непреодолимое желание помочь любому нуждающемуся, что исходило от неё.
«Тина ведь тоже такая же, – промелькнуло у меня в голове, когда мадам Помфри легко сумела наложить асептическую повязку на левую щёку моей жены, причём весьма недурно. – Она тоже всегда была готова кинуться на помощь любому нуждающемуся. Оторвать от себя всё что угодно…»
И мои отношения с мракоборцами тоже… наладились. Даже до упёртого Грозного глаза дошло, насколько мне дорога моя жена, и что ради неё я готов на любые перемены. И хотя в лазарете всё ещё обязательно присутствовал один мракоборец, но в замке их осталось очень мало, как мне сообщил сам же Кингсли Бруствер. Мы даже успели поговорить с ним, немного, но достаточно для того, чтобы пропитаться взаимным уважением. Но больше всего мне теперь были интересны разговоры совсем с другим человеком.
– Северус, вот скажи мне, как ты мог не заметить, что твоя жена беременна? – тихо обратился я к своему помощнику, подойдя к нему со спины и поставив рядом с ним стул. – Ни за что не поверю, что вы с ней жили в разных комнатах, особенно после свадьбы.
За окном к тому времени была уже глубокая ночь, и в лазарете опять никого не было, даже надзирателей. Снейп, взглянув на меня полным горечи взглядом, ядовито произнёс:
– Сам не понимаю… она ничего не говорила мне. Но Тина… она не… не хотела пока детей…
– Это она сама тебе такое сказала? – удивлённо спросил я.
– Да, – коротко ответил Снейп и пристально на меня посмотрел, правильно уловив подвох в моём вопросе.
– Северус, ты достаточно долго знаком с ней, чтобы понимать, что все слова, произнесённые этой женщиной… – я усмехнулся и указал рукой на лежавшую перед нами на кровати Тину, за которую сейчас дышал аппарат искусственной вентиляции, – нужно делить на два, а то и на три, чтоб уж наверняка.
– Неужели ты хочешь сказать, что?.. – хотел спросить мой бывший подчинённый, но я, сразу уловив смысл вопроса, перебил его:
– Не знаю, что сказала тебе Тина, но детей она хотела. И поверь мне, я знаю, о чём говорю. Тогда, тридцать семь лет назад, когда… когда Тина умерла, она была на пятом месяце беременности. И я прекрасно об этом знал. Я готовился к этому. Ждал этого. Она хотела этого ребёнка точно так же, как хотел его я. Так что считай, что тебе даже повезло, что ты узнал об этом уже после выкидыша, а не до него. Даже тебе я не пожелаю пережить того, что пережил тогда я. И… если бы я знал, что она беременна, я бы… я бы ни за что это всё не устроил. Я не так жесток, поверь мне.
– Как же ты тогда смог поверить в то, что она… не испытывает к тебе никаких чувств? – дипломатично обойдя глагол «любить», задал резонный вопрос Снейп.
– Сам не понимаю… – ответил я его же словами, а потом усмехнулся: – Но я совсем не отрицаю того очевидного факта, что я такой же беспросветный идиот, как и ты, Северус.
– Пожалуй, я сочту твои слова за комплимент, Том, – достойно отразил мою колкость Снейп, и я широко улыбнулся в ответ.
Этот парень всё больше и больше мне нравился несмотря на то, что фактически у нас была одна жена на двоих, что в корне не устраивало ни меня, ни его.
– Как же ты всё-таки умудрился заставить её выйти за тебя? – снова полюбопытствовал я, ведь сейчас тон нашей беседы был весьма непринуждённым, и я не сомневался, что получу ответ на свой вопрос.
– Я не заставлял её, – спокойно произнёс он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. – Я просто сделал ей предложение, а она согласилась.
– Вот так сразу взяла и согласилась? – полным недоверия тоном уточнил я, прекрасно понимая, что Тина – это далеко не тот человек, который легко согласится пойти под венец. Со мной она согласилась пойти туда только от искреннего желания насолить, и только.
– Нет, не сразу, – усмехнулся Снейп, догадавшись о причине моего недоверия. – Она думала почти месяц.
– То есть ты, прекрасно зная, что у тебя в запасе не больше трёх месяцев, дал ей треть этого срока на раздумья?
– Да, – просто ответил он, пристально посмотрев мне в глаза. – Зато она обвенчалась со мной по любви и осознанно. Это стоило такого долгого ожидания.
– Северус, ты ведь взрослый мальчик и прекрасно понимаешь, что «Тина» и «осознанно» – это слова-антонимы?.. – так же пристально посмотрев ему в глаза, задал я риторический вопрос, и на этот раз широкая улыбка заиграла уже на лице моего «соперника».
– Да, это точно, – рассмеялся Северус в ответ, снова переведя свой взгляд на Тину.
После этих слов в воздухе повисла неловкая пауза. Мне было больше нечего сказать ему, а он не считал нужным самому начинать новый разговор. Я вдруг почувствовал, что сейчас Снейп хочет остаться наедине с Тиной, точно так же как этого хотел я прошлой ночью. И в моей заново рождённой душе даже проснулось… благородство.
– Слушай… – начал говорить я, и Северус внимательно посмотрел на меня. – Если честно, я бы отдохнул ещё немного, голова уже почти не соображает, а впереди очень много работы. Посидишь пока тут, хорошо? И если что…
– …я сразу же разбужу тебя, – закончил мою фразу он, и я довольно улыбнулся в ответ.
В этот раз я засыпал с гораздо меньшей тяжестью на душе, ведь с Тиной сейчас находился тот, кому я мог доверить самое драгоценное, что вообще у меня было. В конце концов, он ведь почти что полгода оберегал её, причём весьма успешно. И оберегал бы и дальше, если бы не вмешался я…
***
Тринадцатое мая, два сорок три ночи. Ровно два месяца назад Тина, стоя у алтаря в церкви, официально стала моей женой. А теперь я держал в своей ладони её ослабшую, почти обескровленную, бледную и холодную руку, и с ужасом смотрел, как бездушная машина нагнетала воздух в её грудь, ведь, по словам Тома, самостоятельно Тина дышать просто не могла.
Том… три месяца я готовился к тому, чтобы убить его, а теперь я был готов выполнить любой его приказ, только бы Тина выжила. Три месяца назад я даже представить не мог, что когда-нибудь мы окажемся с ним в одной лодке. Я даже представить себе не мог, что когда-нибудь я буду полностью понимать этого человека, почти уничтожившего магический мир, убившего мою первую любовь. Но теперь я понимал его. Абсолютно. До конца.
Когда Тина произнесла те слова в поместье Малфоев… когда Беллатриса неожиданно кинула в Тину нож… когда я узнал, что Тина потеряла ребёнка… нашего с ней ребёнка. Я пережил весь тот кошмар, что пережил Том тридцать семь лет назад. Сколько же у нас теперь было общего… даже группа крови и то одна и та же. И одна жена на двоих. Но сейчас я не собирался делить её с ним. Том отчаянно спасал её, всё же признавая, что она моя официальная супруга. А я отчаянно помогал ему, прекрасно понимая, что в случае успеха Тина оставит меня ради него. Я не собирался удерживать её. Одно лишь её слово – и я отпущу её, как и обещал в самом начале наших отношений. Но даже несмотря на то, что это слово буквально убьёт меня, я так отчаянно хотел его услышать! Я так отчаянно хотел ещё раз услышать голос своей жены…
Теперь между нами с Томом было полное доверие. Я почувствовал это, когда он оставил меня рядом с Тиной и пошёл отдыхать. Ему нужен был отдых, ведь он единственный мог спасти её. И все прекрасно это понимали. И все видели те разительные перемены, что произошли в нём за этот короткий промежуток времени. Когда я проснулся вчера утром, то с удивлением заметил, что у кровати сидит не Тёмный Лорд с красными глазами и белоснежной кожей, а молодой хирург, мой ровесник. Раскаяние…
Тина обладала на самом деле удивительной силой: она смогла создать из человека – монстра, и она же смогла превратить монстра обратно в человека. Тина смогла и меня превратить в человека, смогла достать из глубин моей души многие положительные качества, причём о наличии некоторых из них я даже и не подозревал. И сейчас, когда она находилась где-то между жизнью и смертью, все, чьей души хотя бы один раз коснулась эта уникальная девушка, были готовы помочь. Студенты, преподаватели… все. Даже несмотря на то, что она убила двенадцать Пожирателей Смерти на глазах у всей школы. Все знали, что она спасала детей. Как могла. Как умела. Теперь все знали, насколько тяжёлая у неё была судьба.
Через несколько часов проснулся Том, и уже я пошёл отдыхать. Правда, отдохнуть мне удалось недолго, потому что в семь утра произошла четвёртая остановка сердца. В этот раз Том спасал Тину, а точнее, делал закрытый массаж сердца почти шесть минут. Как мне потом объяснил Лестат, дольше его делать смысла почти не было, ведь головной мозг может жить при отсутствии дыхания не дольше пяти, максимум семи минут. Но он спас её. Он смог. Только вот после этой остановки его виски покрылись белоснежной сединой. И в этот момент я понял, что это был наш последний шанс. Если сердце Тины остановится ещё раз – это будет последний раз. От этой мысли я сам чуть не поседел.
Два следующих дня мы с ним жили, словно находясь на пороховой бочке, ведь в любой момент сердце Тины могло остановиться. Но Том упрямо отрицал этот факт, упрямо повторял нам с Лестатом, что она очнётся, непременно очнётся, что он спасёт её. И то ли сам Бог был восхищен его упрямством, то ли удача действительно помогала смелым, но остановок больше не было. Спустя два дня Том смог вывести Тину из шока, а ещё через день она смогла дышать сама, правда, всё ещё находясь без сознания. С каждым последующим днём вокруг кровати Тины сокращалось количество приборов, сокращалось количество ежедневно вводимых ей лекарств, некоторые из которых я вводил самостоятельно благодаря объяснениям Тома и его доверию ко мне.
Поскольку двенадцатого мая в замок прибыл Арман с необходимыми компонентами крови и лекарствами, то теперь они с Лестатом могли поочерёдно покидать замок для… охоты, как они выражались. В один из таких дней Том попросил Лестата привезти ему кое-что, правда, я не расслышал, что именно. Когда Лестат, наконец, вернулся, то протянул ему небольшую книжицу в чёрном переплёте с пожелтевшими от времени страницами.
– Что это? – увидев книгу, заворчал Грюм, всё ещё до конца не доверявший Тому и ждавший от него подвоха. – Какая-то чёрная магия?
– Разумеется! – съязвил Том, протягивая ему книгу. – Вряд ли на свете есть книга, опаснее этой.
– Не дерзи мне, парень! – огрызнулся мракоборец, взяв книгу в руки и открыв титульник. – Александр Пушкин. Кто это?
– Невероятно тёмный маг! – дерзко парировал молодой хирург, протянув руку перед собой. – Я могу забрать её себе?
– Сначала ты расскажешь мне, зачем тебе нужна эта книга! – прорычал в ответ Грозный глаз, и к ним даже подошёл Дамблдор, чтобы попытаться смягчить конфликт.
– Аластор…
– Господи, Тина была права, когда говорила, что большинство волшебников просто неучи! – закатил глаза Том, вырвав книгу из чужих рук. – Это всего лишь стихи, болван! Неужели из-за моего желания почитать стихи своей жене меня обязательно надо сразу упрятать в Азкабан!
– Это «Евгений Онегин»? – полюбопытствовал Альбус, и тон доктора Реддла сразу стал мягче:
– Да. Тина очень любила, когда я читал ей вслух… Может быть, она очнётся, услышав своё любимое произведение… Северус, ты знаешь, как сорок лет назад называли твою жену в отделении, в котором мы с ней работали?
Я молча покачал головой из стороны в сторону, а затем заинтересованно посмотрел на него в ожидании ответа, и Том, усмехнувшись, произнёс:
– Железная Ти. Это прозвище дал ей профессор Генри Байер, её наставник, да мой, можно сказать, тоже, тогда, когда я только пришёл на первом курсе в нейрохирургическое отделение. А прозвал он её так потому, что несмотря на обстоятельства Тина всегда могла из них выкарабкаться. Ничто не могло сломить эту удивительную женщину. Знаешь, Северус, ты, может, и не поверишь мне, но долгие двенадцать лет многие реально боялись твоей супруги…
– А ты, Том? – с неприкрытым любопытством спросил Дамблдор, и доктор Реддл, закрыв на несколько секунд глаза и вздохнув, ответил:
– А я был готов упасть к её ногам, лишь бы быть рядом с ней. Был готов на что угодно… И я верю, что Тина справится и в этот раз, она выкарабкается… По-другому просто не может быть.
– Что ж, я думаю, что стоит попробовать, – тепло улыбнулся директор Хогвартса, а потом обратился к Грюму: – Аластор, это действительно просто стихи. Очень советую тебе послушать, замечательное произведение!
– Вот ещё чего!.. – буркнул он и вернулся на своё прежнее место в дальнем углу лазарета.
А Том, сев на стул рядом с кроватью Тины, принялся читать роман в стихах. Как же хорошо он читал! Все, кто были в тот день в лазарете, просто с замиранием сердца слушали, как он неспешно, выразительно, глубоко читал один стих за другим. Поскольку произведение было весьма объёмным, то охватить его сразу у него не получилось, да я подозреваю, что он даже и не планировал этого. С того дня Том в одно и то же время, примерно в четыре часа пополудни, когда были сделаны все дела, садился с книгой в руках у кровати Тины и читал по полглавы, иногда больше, иногда меньше.
К третьему дню слава о его таланте к чтению вслух достигла того уровня, что к четырём часам в лазарете собиралось достаточно людей, все одетые в белые халаты, как того и требовал главный хирург. Но он уже не ругался на большое количество посетителей, ведь все осложнения, которые могли возникнуть, уже обошли Тину стороной, и теперь её посещение было более свободным. Мне было так забавно наблюдать за тем, как Тонкс вместе с мисс Грейнджер и мисс Лавгуд сидели неподалёку и с трепетом слушали рассказ о повесе Онегине, читаемый глубоким бархатным баритоном. Вместе с Тонкс в лазарет к этому времени приходили и Кингсли Бруствер, и Римус Люпин, и даже Молли Уизли, которая очень боялась Тома и которая изначально пыталась не подпустить к кровати Тины близнецов Уизли и их младшую сестру, правда, безуспешно.
День за днём, всю неделю Том читал у кровати Тины. Когда он прочитал роман один раз, то упрямо решил пойти по второму кругу, ведь Тина к тому времени всё ещё не пришла в сознание. И с каждым днём надежды на то, что она очнётся, таяли на глазах. Том сам избегал разговоров со мной на эту тему, несмотря на то что на другие темы мы с ним в последнее время беседовали весьма непринуждённо. А вот Лестат открыл мне причину того гнетущего отчаяния, что потихоньку заполняло лазарет. По его словам, в ту, последнюю остановку, Тина была очень долго в состоянии клинической смерти, и была вероятность того, что к тому времени, когда Том заставил её сердце биться, мозг, та часть, что отвечала за её личность, могла умереть несмотря на то, что Тина теперь самостоятельно дышала, а её зрачки реагировали на свет.
На исходе седьмого дня надежда, казалось, покинула даже самого упёртого человека на земле. Я понял это, когда Том, не дочитав до конца тот объём, что читал обычно, закрыл книгу, с отчаянием опёрся локтями о колени и закрыл руками лицо. Я не сомневался, что он не бросит чтение и завтра опять сядет на своё прежнее место у кровати любимой, но сейчас его душу отравляло отчаяние. Этот яд уже давно отравлял всех присутствующих здесь, но сейчас, когда сдался последний, дольше всех сопротивлявшийся человек, надежда совсем покинула нас.
Всё то время, что Том читал, я стоял у изголовья кровати Тины. И когда хирург в неизменном тёмно-синем костюме уже собрался встать со своего места, отложив книгу в сторону, до нас донёсся едва слышный, но такой до боли родной голос:
– Я к вам пишу… чего же боле?.. Что я могу ещё сказать?.. Теперь, я знаю, в вашей воле… меня презреньем наказать… Но вы, к моей несчастной доле… хоть каплю жалости храня… вы не оставите меня…
Услышав это, моё сердце замерло на несколько секунд, а Том, присев обратно, с крайним изумлением на лице широко улыбнулся и произнёс:
– С возвращением, Тинь-Тинь…
– Привет, – прошептала она в ответ, открыв глаза и легко приподняв правый угол рта.
========== Глава 51. Словно сорок лет назад ==========
***
– Слава богу!.. Прости меня, любовь моя… Прости за всё… – прошептала я, с усилием вдыхая воздух в лёгкие, а по моему телу уже растекалась невыносимая боль, источником которой был нож, проткнувший насквозь мою грудную клетку.
Том с невыразимым страхом смотрел мне в глаза, а мной несмотря на боль завладевало спокойствие. Всё, что я сейчас хотела – это умереть, по-настоящему умереть, совсем. Я не была достойна этой жизни после всего, что я успела сотворить.
И вдруг я услышала голос Лестата. Он, как ангел смерти, как всегда появлялся в самый последний момент. Как всегда не вовремя. Том сразу приказал ему принести наркотический анальгетик, и буквально через минуту наркотик уже начал расходиться по моим венам, даря долгожданный покой. С этого момента я всё глубже и глубже погружалась в забвение, и до меня доносились лишь отрывки фраз.
«Она умрёт… сердце… моя кровь, – всё, что я смогла разобрать из полного страха голоса Лестата, а потом до меня донёсся голос Тома: – Она… Лестат».
Дальше слова стали сливаться в одну сплошную кашу, я уже не могла понять ничего. Я уже почти ничего и не чувствовала. Последним моим ощущением было то, как кто-то поднял меня на руки и куда-то понёс. И моё сознание погрузилось в небытие.
Боль. Первой всегда появлялась боль. Боль в груди. Я словно плыла в океане: то всплывала на поверхность, и мою грудь охватывали стальные тиски боли, то глубоко погружалась в тёмные воды, и боль исчезала, впрочем, как и всё остальное. Иногда до меня доносились отрывки фраз, но я не понимала их значения. Я не помнила голосов. Я просто слышала кусочки чьих-то разговоров сквозь толстый слой воды.
– Тина…
– Это он!..
– Вернись ко мне, прошу…
– Господи, помоги, умоляю… Забери меня… верни её…
– Тинь-Тинь…
– Как она?..
– Ещё два кубика…
– Я правильно делаю?..
– Да…
А потом я вдруг начала слышать сквозь толщу воды стихи. Такие до боли знакомые стихотворения, читаемые таким до боли знакомым голосом. Сначала до меня доносились отдельные строфы, перемешанные с обрывками разговоров, причём голосов стало намного больше, чем было до этого. Но с каждым разом, когда я слышала строфы, слой воды становился тоньше и тоньше, а слышала я всё лучше и лучше.
Я вдруг стала понимать, что теперь иногда я погружаюсь в сон, а иногда просыпаюсь. И после каждого… сна я чувствовала себя всё лучше и лучше. Лучше и лучше чувствовала, причём не только боль и звуки, ко мне возвращалась и вся остальная чувствительность. Мои мысли… становились быстрее, осознаннее. Мысли складывались в целые размышления. И появились сновидения. А ещё ко мне постепенно стала возвращаться память… Воспоминания перемешивались со снами, разные воспоминания, счастливые, печальные, кошмарные.
И тут я вспомнила, кому принадлежал этот чарующий голос, что читал мне эти стихи. Я вспомнила и сами стихи. Но когда я это осознала, голос вдруг замолчал на середине главы. Я немного подождала, вдруг это была вынужденная пауза, но Том не продолжил чтение. И тогда я решила продолжить сама, по памяти, так как этот отрывок знала в совершенстве:
– Я к вам пишу… чего же боле?.. Что я могу ещё сказать?.. Теперь, я знаю, в вашей воле… меня презреньем наказать… Но вы, к моей несчастной доле… хоть каплю жалости храня… вы не оставите меня…
– С возвращением, Тинь-Тинь… – услышала я бархатный баритон спустя полминуты и, открыв глаза и улыбнувшись, прошептала:
– Привет.
Я лежала на функциональной кровати, заботливо укутанная кем-то в лёгкое одеяло, а рядом со мной на стуле сидел он. Том. Красавец-Том в своём любимом хирургическом костюме тёмно-синего цвета.
– Как себя чувствуешь? – с широкой улыбкой на лице поинтересовался он.
– Нецензурные выражения использовать можно? – хрипло уточнила я, ведь мою грудную клетку всё ещё саднило от боли.
– Здесь дети… – оглянувшись по сторонам, ответил Том, усмехнувшись моему вопросу.