Текст книги "Тени прошлого (СИ)"
Автор книги: T_Vell
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)
Она всё также сидела за столом, а пустая чашка стояла чистая рядом с раковиной. Я присел на стул для посетителей рядом с её столом, и Тина, разделив оставшиеся истории ординаторов на две половины, пододвинула ко мне вторую. Я, достав из кармана ручку, принялся проверять написанное, немного раздражаясь таким глупым ошибкам, которые иногда мелькали в работах. Да, теперь я понял, почему эта стерва так злилась, когда проверяла мои работы и работы моих сокурсников. Ошибки действительно были глупые, и эти же ошибки иногда допускал и я, когда учился.
Через несколько часов, когда мы закончили с проверкой заданий, за окном была поздняя ночь, половина второго. Тина принялась за написание уже своих историй и протоколов операций, а я, прогулявшись до ординаторской, захватил истории своих пациентов, которые ещё не успел заполнить, и мы опять молча работали с ней ещё часа полтора. Наконец, когда стрелки часов показали три часа ночи, Тина начала зевать. Я сразу понял по её внешнему виду, что она очень устала. Её организм уже привык не спать сутки через трое, но после напряжённого дежурства накануне и в предчувствии таких же непростых суток уже сегодня, силы потихоньку начали покидать её, даже несмотря на такое количество введённого и выпитого кофеина.
– Тина… если ты устала, то можешь прилечь на диван и поспать… – аккуратно предложил я, отложив свою почти дописанную историю в сторону. – Сегодня всё равно дежурю я, тебе нет нужды не спать всю ночь.
Профессор растерянно посмотрела в ответ, и я понял, что ей действительно хочется именно так и сделать, но что-то не давало ей такой возможности. И я сразу понял что.
– Я могу посидеть рядом с тобой, если ты этого хочешь. Всё равно в отделении все спят, – дополнил я своё предложение, и улыбка снова расцвела на уставшем лице женщины со шрамом на левой щеке.
Она никогда бы не попросила меня об этом вслух. Но мне было приятно осознавать, что в глубине души ей очень этого хотелось. Что я нужен ей. Снова улыбнувшись, Тина пошатнулась, встав из-за своего стола, но направилась не к дивану, как я ожидал, а к шкафу с книгами. Открыв его и внимательно оглядев среднюю полку, она взяла одну почти новую и очень объёмную книгу и протянула мне.
Я изумлённо уставился на хирурга, и ей пришлось пояснить:
– Ты ведь за этим пришёл сюда в начале вечера, не так ли?
Теперь пришла моя очередь улыбаться ей. Да, это была именно та самая книга, из-за которой я рискнул проникнуть в её кабинет. Наивный, я думал, что весь такой загадочный, что людям очень трудно понять ход моих мыслей, а эта женщина так легко догадалась о моих планах. Я протянул ей обе руки, и желанная добыча оказалась у меня. Миссис Реддл, сделав ещё пару шагов, упала на диван из чёрной кожи и, прислонившись спиной к его спинке, вопросительно посмотрела на меня.
Мне показалось, что она хочет, чтобы сидел я непосредственно рядом с ней. Но я был до конца не уверен в своём предположении, поэтому медленно встал и направился в сторону дивана. Но Тина всё также смотрела на меня, словно приглашая к себе, что мне не оставалось ничего другого, как сесть на самый край поближе к светильнику. Когда я, наконец, расположился, Тина ловко скинула с ног мягкую больничную обувь и, прислонившись головой к моему плечу, закрыла глаза. А я от осознания несуразности всего произошедшего сегодня не мог даже пошевелиться.
Спустя десять минут я почувствовал, что моя жена заснула, причём достаточно крепко. Поэтому, наклонив светильник немного к себе и стараясь не шевелить лишний раз левой рукой, я погрузился в такое долгожданное чтение. Но все эти четыре часа, что мы так пролежали на диване, меня не покидала мысль, что в эту ночь я получил гораздо более ценный подарок, нежели книга, за которой я пришёл. И от осознания этой мысли едва заметная улыбка никак не хотела уходить с моего лица весь оставшийся день.
***
Я вновь очнулся от воспоминаний и осознал, что вот уже полчаса как неотрывно смотрю на тот самый угол дивана, на котором мы тогда сидели вместе с ней. А из моей груди в области пятого межреберья слева маленькой струйкой потекла кровь, как будто старая рана снова открылась. «Чего же ты ещё добивался, приходя сюда снова и снова?!» – ехидно спросил я сам себя, взяв в правую руку фигурку того самого котёнка, что подарил Тине в свой первый рабочий день, и повертел его немного перед глазами.
Внезапно моя голова начала болеть. Я сразу узнал это чувство: Гарри Поттер снова, неосознанно, смог проникнуть в моё сознание. Я попытался расслабиться и вот уже мог видеть его мысли. Череда бессмысленных отрывков пронеслась у меня перед глазами, и вдруг я увидел кое-что интересное. Перед моими глазами промелькнула Тина, потерявшая сознание на занятии по Зельеварению. Северус подхватил её на руки и унёс прочь.
Я сразу же неосознанно попытался найти причину ухудшения её самочувствия, и спустя совсем небольшой промежуток времени мне это удалось. Тина, соблазнительно улыбаясь, раздевалась перед парнем, по форме я сразу определил, что он со Слизерина, а затем, оставшись в одном купальнике, глотнула из бутылки огневиски, перекрестилась и прыгнула в отверстие во льду Чёрного озера.
«Ненормальная! – пронеслось у меня в голове. – Неужели она опять решила купаться в проруби зимой?»
Я усмехнулся про себя, вспомнив, как Тина, каждую зиму, пока мы были вместе, девятнадцатого января купалась в ледяной воде. В Крещение. Правда, тогда она не испытывала никакого дискомфорта после этого, а сейчас такое испытание заметно подкосило её здоровье, совсем как меня в нашу первую зиму.
«С ней всё в порядке? – тут же обеспокоенно подумал я, и я сразу увидел ответ на свой вопрос: Тина, улыбавшаяся своим посетителям, лежала на больничной кровати. Её здоровью явно больше ничего не угрожало. – Да, всё же какие-нибудь лекарства она просто обязана была взять с собой, ведь никто не сможет помочь ей в случае беды».
Я закончил сеанс легилименции и задумчиво уставился в воздух перед собой. Да, я прекрасно знал, что бывает, когда Тина выпивала лишнего, а особенно когда рядом с ней был ещё и Лестат. И передо мной всплыло уже другое воспоминание.
***
Никогда ещё я не был зол, как тогда. Когда я был в Швейцарии на научной конференции, к которой так долго готовился и на которой так удачно выступил, уже в конце моего маленького отпуска мне неожиданно позвонили. Человек на ломаном английском объяснил мне, что моя жена лежит сейчас у них в клинике: у миссис Реддл три перелома левой нижней конечности, из которых один – открытый – нижней трети малоберцовой кости и общее переохлаждение, и им очень нужна помощь квалифицированного хирурга.
Я сломя голову отправился в клинику и успел как раз вовремя. Если бы не я взялся тогда собирать ногу Тины по кусочкам – её пришлось бы ампутировать. И всё это на фоне общего переохлаждения, давно перешедшего в шок. Взглянув на анализы крови, у меня волосы чуть не поседели от количества промилле чистого спирта, содержащегося в её крови. «Сумасшедшая, что же она выкинула в этот раз?!»
Двадцать часов я простоял у операционного стола, собирая ногу и борясь с шоком и его осложнениями. Пять суток после этого я регулярно дежурил в реанимации, ведь Тина всё ещё была без сознания и в крайне тяжёлом состоянии. Наконец, на шестые сутки, вечером, она, наконец-то, пришла в себя. Я хотел обрадоваться этому. Хотел. Но радость была совсем рядом со злостью.
«Чем ты вообще думала?! – я еле-еле заставил себя подойти к кровати своей жены. От злости я не мог заставить себя произнести хоть слово: я мог только смотреть на Тину, ожидая ответа от неё. Объяснений. – Чёрт возьми, как ты могла так безрассудно рисковать своей жизнью?!»
– Не надо так смотреть на меня, Том, – спокойно ответила Тина на мой полный злости взгляд. Она просто не могла не заметить в нём злость, захватившую меня почти полностью.
– Чем ты вообще?.. – едва слышно прошипел я. В тот момент я не мог даже закончить свой вопрос до конца.
– Успокойся, всё ведь обошлось… – беспечно произнесла моя жена, но в её взгляде тоже появилось напряжение. Она всегда начинала злиться, когда кто-то пытался читать ей нравоучения.
– Всё обошлось потому, что я приехал сюда… – так же шёпотом ответил я, а злоба уже вовсю захватила мой разум. – Всё обошлось только потому, что это я оперировал тебя…
– Ты мог не делать этого… – абсолютно ровным голосом ответила она и, откинувшись на подушки, закрыла глаза, показывая, что разговор на сегодня закончен.
Вне себя от злости я вышел из палаты и с такой силой захлопнул дверь, что стекло разбилось и разлетелось на маленькие кусочки. Пройдя десять метров по коридору, я заметил, как в мою сторону направляется Лестат.
– Как ты мог допустить это?! – я сразу же набросился на вампира и толкнул его в грудь.
– Успокойся, Том, всё ведь обошлось… – они даже говорили одинаковыми фразами. И это взбесило меня ещё больше.
– Всё обошлось?! Да как ты вообще можешь такое говорить?! – так же как и Тине до этого прошипел я в ответ.
– Как я могу говорить такое? – с улыбкой повторил мой вопрос Лестат, а затем невозмутимым тоном пояснил: – Да если бы меня тут не было рядом с ней, ты бы даже не узнал о том, что с моей сестрой что-то случилось. И сидел бы сейчас рядом с могилой своей жены и поливал слезами траву, росшую на ней.
– Хочешь сказать, что ты мне таким образом оказал… услугу?! – ещё более тихим голосом уточнил я у него.
– Да! – он сохранял ледяное самообладание, и оно потихоньку передавалось и мне. Я решил послушать, что Лестат скажет в ответ, поэтому опустил руки и всё ещё разгневано посмотрел на него, а тот только усмехнулся, а затем философски заметил: – Хочешь ты этого или нет, со мной или нет, а она всё равно вытворила бы что-то подобное. И скажи «спасибо», что я был рядом и смог сообщить твои координаты.
Я с недоверием посмотрел на брата Тины в ответ, а он тем временем развивал свою мысль:
– Ты, скорее всего, даже не подозревал, какой образ жизни вела моя дражайшая сестрёнка до свадьбы с тобой, да и после, впрочем, но уже тайно. А я, находясь с ней рядом, могу хотя бы хоть как-то оградить её от возможных проблем. И да, я честно не знал, что она не умеет кататься на горных лыжах.
– О чём ты вообще говоришь мне? – с ещё большим недоверием спросил я Лестата, но глубоко в душе чувствовал, что он говорит мне правду. И от этого ощущения мне всё больше становилось не по себе. Мы уже три года были как женаты, но, оказалось, я всё ещё не знал даже половины её жизни.
– Ты ведь знаешь её историю, верно? – невозмутимо поинтересовался Лестат, и я коротко кивнул в ответ. – Ты, правда, считаешь, что Тина после всех событий в горах и войны сможет слезть с этой иглы?
– Какой?..
– Том, она ведь адреналиновая наркоманка, разве ты ещё не понял этого? – теперь Лестат смеялся, а я всё больше чувствовал себя последним идиотом на Земле. – Я думаю, что и с тобой она рядом только потому, что вы постоянно ругаетесь и выясняете отношения. Адреналин. Ей нужен адреналин. Стресс. Постоянный. По-другому она уже не может. А если ты мне не веришь, то загляни как-нибудь на досуге в нашу с ней квартиру…
С этими словами вампир достал из кармана небольшой блокнот и черкнул пару строчек ручкой, а потом протянул бумажку мне. Я взял листок в руки и недоуменно посмотрел на него.
– Это адрес нашей с Тиной квартиры, в которой она жила, пока не переехала в ваш особняк. Настоятельно рекомендую тебе проверить бар на кухне, я думаю, ты точно сможешь оценить количество крепкого алкоголя в нём. А если тебе не хватит, то, поверь мне, там есть ещё несколько таких, при желании ты их быстро найдёшь. И ещё настоятельно рекомендую тебе заглянуть в её личную аптечку, она находится в шкафу в спальне Тины. Думаю, столько мощных седативных и транквилизаторов ты даже у себя в отделении не видел. А если тебе всё ещё будет мало, то в гостиной лежит распечатка полётов на нашем частном самолёте. А в гараже целая коллекция скоростных байков и спортивных машин. Их было намного больше, но моя сестра уже успела разбить половину. И я подозреваю, что ты даже не знал об этом.
Я изумлённо посмотрел на Лестата, не в силах сказать хоть что-нибудь. Я знал, знал, что он говорит мне правду. С детства у меня была очень хорошо развита интуиция, а уже много позже я узнал, что владею врождённой способностью к легилименции. «Как же я мог не заметить всего этого?!»
– Вот, держи, – Лестат протянул мне связку ключей, которую только что достал из кармана кожаных мотоциклетных штанов. – Как только в полной мере насладишься увиденным, оставь их в прихожей на крючке и захлопни дверь.
Я послушно взял ключи и потрясённо уставился на своего… помощника.
– Знаешь, ты мог бы сказать мне «спасибо»…
– Спасибо, – я едва-едва смог заставить произнести себя это слово.
– Том, я даже позволю себе дать тебе один маленький совет, если ты не против… – Лестат вопросительно взглянул на меня, но я мог лишь потрясённо посмотреть на него в ответ, так что он не стал дожидаться моего согласия: – Бросай ты это, парень. Ты ведь очень смышлёный. Талантливый хирург. Я до сих пор не понимаю, зачем тебе нужна эта сумасшедшая, моя сестра. Она ведь абсолютно не ценит свою жизнь, не ставит её ни во что… Я люблю Тину, правда, и желаю ей счастья, но… даже я не могу усмирить её, если ей вдруг пришло что-то в голову. Я не могу справиться с ней, Том. И ты не сможешь…
– Это мы ещё посмотрим… – былая уверенность вновь вернулась ко мне, а мысли в голове начали собираться и обдумывать сложившуюся ситуацию.
– Том… – теперь была очередь вампира изумлённо смотреть на меня, но я со сталью в голосе ответил, глядя прямо ему в глаза:
– Я не брошу её, Лестат. Она моя жена. И если ты не можешь справиться с ней, то не мешай мне делать это, пожалуйста.
Лестат вопросительно посмотрел на меня, и я сразу же ответил на его немой вопрос:
– Я хочу, чтобы ты уехал ненадолго. И я хочу, чтобы весь алкоголь каким-нибудь магическим образом исчез из всех тайников, ты меня понял?
Брат Тины удивлённо кивнул мне.
– Я смогу справиться с ней, Лестат, поверь мне. Смогу изменить её. Вот увидишь, – твёрдо заявил я, а передо мной уже прорисовалась отчётливая цель.
– Знаешь, Том, я сейчас даже готов поверить тебе, – вампир с улыбкой протянул мне руку, и я пожал её в ответ. – Удачи тебе!
И с этими словами он отправился дальше по коридору в палату к сестре, а я сел на кушетку, которая стояла поблизости, и начал думать.
Как же я был слеп раньше! Лестат был чертовски прав, и я знал это. Те ночные кошмары, что мучили её в самом начале нашей семейной жизни… Сколько они уже мучали её? Сколько лет? И как она справлялась с этим? Почему я раньше не задумывался над этим?
Алкоголь. Адреналин. Скоростная езда. «Вот чем ты пыталась заглушить боль, что занозой сидела у тебя внутри, любовь моя… – во время работы она сидела на транквилизаторах, а в свободное время пыталась выплеснуть весь тот кошмар, что случился с ней… Но одна мысль не давала мне покоя: – Неужели Тина была всё это время рядом со мной только потому, что ловила адреналиновый кайф от наших постоянных ссор?»
Нет. Это было не так, и я прекрасно это знал. Именно со мной рядом она перестала принимать лекарства. Именно рядом со мной ей перестали сниться кошмары. У нас в доме ничего крепче вина не было и в помине, а в свою прежнюю квартиру Тина если и сбегала, то очень редко. С каждым разом всё реже. Я знал, что она меняется. Но этот её последний срыв… Я ведь думал, что всё нормально, мы ведь даже почти не ссорились в последнее время. Неужели Тине действительно так нужен постоянный стресс?
Нет. Ей нужна забота. Ей как воздух нужен я, она сама мне это сказала. Ей нужны наши разговоры. Ей нужны мои розы, которые я каждый день оставляю на подушке, ведь встаю я намного раньше этой сони. Ей так нужен спокойный сон…
И я буду рядом. Я смогу побороть всё это. Да, смогу. Я ведь решился поступить в маггловский университет, хотя у меня были совсем другие планы на жизнь. Я решился бороться с ней все эти годы. Я решился сделать ей предложение. А теперь я сделаю всё, чтобы она была счастлива. Счастлива без всех этих безрассудств. Счастлива со мной.
========== Глава 29. Начало партии ==========
***
После этого воспоминания из моего сердца текла не просто струйка: рана открылась полностью, и кровь лилась целой рекой. Я так и ходил две с чем-то недели будто потерянный, не зная, чем себя занять, не решаясь принять какое-либо решение. И теперь я старался избегать Беллы, ведь она могла заметить моё весьма лиричное настроение.
Беллатриса. В какой-то мере она была даже похожа на Тину. Они обе были сумасшедшими, безрассудными. В них обеих была энергия, подобная урагану, энергия, способная смести всё на своём пути. Но одним из главных отличий Тины от Беллы было в том, что она боролась за жизнь в любом её проявлении: спасала больных, помогала друзьям, занималась благотворительностью. В отличие от Беллы, которая знала тысячу и один способ загубить эту самую жизнь, тоже в любом её проявлении, причём изощрённо и наверняка. И к тому же Беллатриса… поклонялась мне. Она обожествляла меня, молилась, она так отчаянно хотела быть со мной. А Тина… я девять лет ждал, пока она, наконец-то, признается, что я ей нужен. Причём признается себе, а вовсе не мне. Тина была той, именно той, кого нужно было добиваться, кровью и потом. А Белла была лишь бледной тенью той женщины, которую я любил когда-то. Карикатурой. Гротеском.
Но теперь я сбегал от них обеих. Все эти две с половиной недели я или сидел в кабинете в больнице, или прогуливался по Лондону, незамеченный никем из людей, по нашим старым местам. Я всё ещё не мог заставить себя принять решение. Я будто чего-то ждал.
В конце концов, я даже не заметил сам, как неожиданно для себя оказался в окрестностях Хогвартса, замка, который когда-то давно считал своим домом. Я стоял на противоположном берегу и не мог отвести от него свой взгляд. Меня как будто что-то тянуло сюда, словно магнитом. Кто-то тянул.
В тот день на улице было очень холодно, и в окрестностях не было никого из людей. Солнце постепенно всё ближе подходило к горизонту, и я рискнул пройтись по льду до самого щита, чтобы хоть немного быть ближе… «Ближе к чему?.. Кому?..»
Вздохнув, я вступил на скользкий лёд и направился к центру озера. Я отчётливо видел щит, эту древнюю и очень сильную защиту против… меня. Подойдя на расстоянии одного шага от него, оглянулся и сразу заметил ту самую прорубь, уже практически полностью затянувшуюся льдом, в которую на Крещение так отчаянно прыгнула Тина. Я не мог отвести взгляд от этого закрывшегося окна во льду, а раздумья всё больше и больше завладевали моим сознанием. Разные мысли, абсолютно разные, завладели мной и мелькали в моей голове. Я не боялся, что кто-то может обнаружить меня здесь: щит располагался достаточно далеко от школы, и издалека мою фигуру было очень трудно разглядеть.
Мне так хотелось пододвинуть защиту хоть немного и подойти ближе к проруби, прикоснуться к ней. Но я пока не мог этого сделать: защитная магия была очень сильна, и я на данный момент не мог разрушить её, даже ослабить. У меня были мысли на этот счёт, ведь рано или поздно мне всё равно придётся это сделать, но я пока ещё не был готов к этому. Да, у меня было много целей, и я упрямо, медленно и расчётливо двигался к ним… до этого. А сейчас я упрямо движусь… к ней. Прямо как в тот день, когда она первый раз у меня на глазах прыгнула в прорубь.
– Что ты тут делаешь?! – хрипло воскликнула Тина, как только увидела меня, только что вытащившего её из ледяной воды.
– Ты с ума сошла?! Если тебе абсолютно наплевать на меня, то подумала бы, что будет с Генри или Деллой, когда они узнают о твоём самоубийстве! – зло накинулся на неё я, абсолютно не понимая, как она могла так поступить со мной.
– Что?! – услышав эти слова, она даже открыла рот от изумления. – О каком самоубийстве?! О чём ты мне говоришь? Сегодня Крещение, и верующие купаются в проруби!
– Крещение? – недоумённо повторил я, но Тина резко перебила меня:
– Давай быстрее на мостки, иначе ты совсем околеешь!
И с этими словами она взяла меня за руку и потянула в сторону деревянных ступеней, кем-то предусмотрительно смастерённых. И в этот момент я понял, что мои догадки были, мягко говоря, очень сомнительными, ведь благодаря тому, что моя супруга благоразумно разделась перед прыжком, она смогла без проблем вылезти из ледяной воды. А вот у меня, одетого в тёплое зимнее пальто и не менее тёплый костюм, возникли определённые затруднения. И вряд ли бы я смог выбраться из проруби без помощи Тины.
– Быстрее, снимай его, иначе ты сейчас совсем замёрзнешь! – приказала она, а сама кинулась к сумке, в которой лежали тёплые махровые полотенца. – Вот дурак, я же сказала тебе, что у меня дела, зачем ты следил за мной?
– Я… хотел убедиться… – дрожа от холода, ответил я, сняв с себя пальто, когда Тина стала укутывать меня полотенцами, чтобы хоть немного согреть.
– В чём? Что я не сплю с кем-то за твоей спиной?!
– Прости… – выдохнул я, а затем стащил с себя одно полотенце и протянул его Тине, боясь, что она тоже замёрзнет на морозе.
Я даже не успел заметить, как быстро зашло солнце за горизонт. Я стоял неподвижно уже больше часа, но всё никак не мог заставить себя сдвинуться со своего места хотя бы на один шаг. Когда почти совсем стемнело и я уже собрался развернуться и отправиться опять в тот самый кабинет, в эту комнату пыток, краем уха отчётливо услышал хруст льда справа от себя, совсем близко. Я резко повернулся и увидел… её.
Этот момент длился буквально секунду, мгновение, но сколько же всего успело произойти! Тина изумлённо посмотрела на меня, и по её глазам, таким родным глазам цвета молочного шоколада, я моментально понял, что она узнала меня. Наконец, она меня узнала. От осознания этого она сделала шаг назад и, поскользнувшись, упала на спину, а ещё через долю секунды я услышал хруст костей черепа, сразу после того, как её затылок соприкоснулся с гладкой поверхностью льда.
В страхе я подошёл к самому краю щита и увидел, как медленно появляется вокруг головы Тины тёмно-вишнёвое пятно крови. Да, в это мгновение мной полностью овладел страх. Я хотел подбежать к ней, остервенело рванул, но щит не пропустил меня. Тина, моя Тина, лежала с пробитой головой буквально в пятидесяти сантиметрах от меня, а я даже подойти к ней не мог…
И в этот момент моей душой завладела всепоглощающая ненависть. Я ненавидел этот щит, разделявший нас. Я ненавидел смерть, которая опять пыталась забрать её у меня. Я ненавидел себя за то, что не могу ничего сделать, не могу ничем ей помочь. Собрав в кулак всю свою волю, сконцентрировав всю ту ненависть, что завладела мной, я произнёс самое сильное заклинание, которое только существовало, произнёс с единственной надеждой пробить этот крепкий щит:
– Авада Кедавра!
И к моему величайшему изумлению, защита почти спала. Почти. Я обессиленно опёрся руками о невидимую, но такую непроходимую для меня преграду и, закрыв глаза, судорожно думал.
«Чем ты сейчас поможешь ей, даже если и пробьёшь его? Ни инструментов, ни нужных аппаратов, и вот уже тридцать семь лет ты не держал в руках скальпель… Она умрёт в течение часа, может, двух, от кровотечения, если ничего не сделать. Но… я знаю, кто может пройти через этот щит. Я знаю, кто может спасти её, причём быстро и без инструментов. Да, он вместе с Северусом может попытаться спасти Тину. Только надо сообщить ему. Патронус», – я не использовал это заклинание почти тридцать семь лет, но в данный момент не было времени на то, чтобы размышлять: могу я создать его сейчас или нет.
Я закрыл глаза и представил самое счастливое воспоминание, которое у меня было.
Женщина со шрамом на левой щеке стояла передо мной в длинном, белом, закрытом, классического кроя приталенном платье, а сбоку у алтаря замер священник. Я смотрел прямо ей в глаза, а она в это время произносила слова:
– Я, Тиана Клодетта Д’Лионкур, беру тебя, Том Марволо Реддл, в законные мужья, моим спутником жизни и моей единственной любовью. Я буду беречь наш союз и любить тебя сильнее с каждым днём. Я буду доверять тебе и уважать тебя, радоваться вместе с тобой и плакать с тобой, любить тебя и в горе,
и в радости, независимо от препятствий, которые мы сможем преодолеть вместе. Я отдаю тебе мою руку, моё сердце, и мою любовь, отныне и во веки веков, пока смерть не разлучит нас.
И, взмахнув палочкой, прошептал:
– Экспекто Патронум!
И в это же мгновение из палочки заструилась серебристая субстанция. Она мигом приняла вид ворона, и тот быстро полетел прочь к тому, кто так отчаянно был нужен сейчас Тине. Был нужен и мне.
«Лети, Nevermore. Спаси её», – с этими словами, кинув прощальный взгляд на свою жену с пробитой головой, лежавшую всего в двух шагах от себя, я растворился в темноте.
***
– Что ты будешь читать мне сегодня? – обратился я к Тине, устраиваясь поудобнее в большом и мягком кресле у камина в огромном зале. Моя жена в соблазнительном чёрном платье до колена, загадочно улыбнувшись, взяла из массивного шкафа, стоявшего у противоположной стены, небольшую книжицу в чёрном переплёте и, подойдя ко мне, села прямо на колени. Я лишь крепче обнял её и прижал к себе.
– Эдгар Аллан По, «Ворон», – ответила она и поцеловала меня в щёку.
– Название интригует… – закрыв глаза и зарывшись лицом в распущенные волосы своей жены, прошептал я.
– Тогда слушай… – произнесла Тина в ответ и, набрав побольше воздуха в грудь, неспешно начала читать мне стихотворение:
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так затукал в двери дома моего.
«Гость, – сказал я, – там стучится в двери дома моего,
Гость – и больше ничего».
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковёр.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме ангелы зовут Линор, —
Безымённой здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
«Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость – и больше ничего».
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
«Извините, сэр иль леди, – я приветствовал его, —
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал», – дверь открыл я: никого,
Тьма – и больше ничего.
Тьмой полночной окружённый, так стоял я, погруженный
В грёзы, что ещё не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако, тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчётливей того.
«Это тот же стук недавний, – я сказал, – в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, —
Ветер – больше ничего».
Только приоткрыл я ставни – вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твёрдо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел – и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность чёрной птицы, чопорный её задор,
Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый чёрен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простёр,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простёр?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ её без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой «Nevermore».
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор».
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: «Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом nevermore».
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: «Nevermore».
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещённый, головою утомлённой
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о, nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковёр.
Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлёт непентес-исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только бог над нами свод небесный распростёр,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несёт со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор —
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
«Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! —
Я, вскочив, воскликнул: – С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, чёрного пера, как знака
Лжи, что ты принёс из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлёте, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простёр,
