Текст книги "Долгая дорога домой (СИ)"

Автор книги: Snejik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– Умеешь ты, старый дурак, – скривился Брок, не поднимаясь с пола. – Так тебе и надо.

Было больно и хотелось нажраться. Вот так просто вспыхнула, осыпавшись пеплом, та крохотная надежда, что он может для Брока что-то значить. Ничего он никогда не значил. В нем видели только безмозглый инструмент. Безвольную игрушку, которой можно было управлять. Хер знает, кем его считали, и не смогли принять, что он… А кто он, собственно говоря? Баки Барнс? Или Зимний Солдат? Или нечто, слившееся и создавшее симбиоз? Барнс и сам не знал, и даже не хотел задумываться, потому что возвращаться к Зимнему не хотелось. Хотелось просто быть собой, даже если это значило не иметь возможности нормально общаться с Броком. Он переживет, справится.

– Старик! – тихо позвал Барнс, подойдя к телеге. Лошадка была распряжена и стояла в небольшом стойле, а дрова уже разгрузили. – Сказал бы, что дрова разгрузить надо, мы бы помогли.

– Ничего, сынок, местным обалдуям тоже надо работать, не баклуши бить, – отозвался старик из телеги. – Залезай, вдвоем веселее будет.

Барнс забрался в телегу, где у деда была очень уютная лежанка, которой с виду на двоих вполне могло хватить.

– А друг-то твой где? – спросил дед, когда Барнс устроился рядом, с ним, заложив руки за голову.

– А друг, – он произнес это слово с горечью, – предпочитает кровать. Чего в городе-то грузить надо будет?

– Миски глиняные. У меня старуха их расписывает, а я потом обратно отвожу, – ответил дед и хмыкнул. – Поссорились, значит? Ничего, поспите, а к утру пройдет все. Слушать друг друга надо, а не себя одного.

– Ага, – скептически сказал Барнс, повернулся на бок и закрыл глаза. – Спасибо, старик.

– Спи, двуликий, спи, – усмехнулся старик, похлопав его по плечу.

Барнс попытался обдумать слова Брока, но ничего нового там не высмотрел, не смог уловить что-то хорошее для себя, а про Стива и любовь вообще не понял. Но, так или иначе, с Броком надо было помириться. Если только обида отпустит утром. Он надеялся, что отпустит.

Заплатив за разбитое ведро и раздавленный кусок мыла, который, оказывается, надо было вернуть, Брок уселся на подоконник в одних штанах и закурил.

Умение пускать по пизде всё свои мечты и наработки уже можно было считать профессией. Вот так вот грамотно недосказать – это надо умудриться, показать совсем не то, что собирался, о чём даже никогда не думал.

Из окна было прекрасно видно и телегу, и старика с Барнсом. Хорошо хоть так. Не мог он спать один, физически не мог, всё время грызло страшное чувство потери, будто бы стоит отвернуться, и с Барнсом случится что-то непоправимое. Никому не надо было знать, как он ночевал у криокапсулы, приплачивая постовым, чтобы они вовремя отводили глаза, или не спал вообще, литрами пил кофе, глушил бренди и ждал, когда его принцесса вернётся, можно будет его ощупать, проверяя на целостность, вжаться на мгновение лбом между лопаток и снова пообещать вытащить его из всего этого дерьма.

За первой сигаретой пошла вторая.

Переворачиваясь, чтобы устроиться удобнее, Барнс заметил в окне Брока, и показалось, что тот на него смотрит. Или не показалось? Барнс не знал и, наверное, не хотел знать. Он хотел не слышать всего того, что сказал ему Брок, не задавать своего вопроса, даже захотел снова стать Зимним, только бы Брок касался его, прижимал к себе иногда, ерошил нечесаные волосы и называл золотцем или принцессой. Так хотя бы была иллюзия, что Брок может быть немного его.

На небе были мириады незнакомых звезд, дул свежий ветерок, пахло человеческим жильем и испражнениями, было слышно как в небольшой конюшне всхрапывали кони, переступая копытами. Эти звуки были такими же далекими от цивилизации, привычной Барнсу, как и звуки леса.

Люди уже улеглись спать, осталась всего пара человек, и он слышал, как скрипит пол под их ногами. И вдруг забеспокоился, не рискнет ли хозяин дать Броку по голове и выкинуть куда-нибудь бесчувственное тело, забрав себе все добро. На добро было плевать, а вот на Брока нет.

Пусть они поссорились, пусть Брок хотел Зимнего Солдата вместо Баки Барнса, но сам Барнс любил его и не мог допустить, чтобы с ним что-то произошло. Даже если они поссорились.

Как ему вообще пришла в голову мысль о том, что хозяин может дать по голове своему постояльцу, Барнс не знал, но был уверен, что такое возможно, поэтому тихо соскользнул с телеги и пошел к Броку, расслышав едва уловимое “молодец”, сказанное стариком.

– Это я, – тихо сказал Барнс, скребясь в дверь. – Пустишь?

– Открыто, – бросил Брок, докуривая наверное уже пятую сигарету.

Вот чего он не ожидал, так это того, что Барнс зачем-то вернётся обратно в номер. Не приходилось сомневаться в его упёртости. Кому как не Броку знать, насколько упрямым становился что Зимний Солдат, что Баки Барнс, когда что-то делалось не так, как он это задумывал. Доставалось подчас и святому Роджерсу, хотя Брок никогда не прислушивался к тому, что происходило между сладкой парочкой, чтобы не рвать себе нервы.

Вот и сейчас… лучше бы добить пришёл.

– Я скажу только один раз, – не оборачиваясь к Барнсу сказал Брок. – Я никогда не хотел для тебя судьбы марионетки «Гидры». Для кого угодно, но только не для тебя.

– Ложись спать, – просто сказал Барнс, не желая обсуждать эту тему более. Не хотел – и хорошо. Значит, они просто друг друга не поняли. – Мы остановились в подобном клоповнике первый и последний раз, Рамлоу.

Усевшись опираясь спиной на дверь, Барнс сложил ноги по-турецки и закрыл глаза, положив на колено один из своих ножей. Они сказали друг другу все, что хотели, и больше, чем было нужно. Оставалось только дождаться утра. Но теперь Барнс был уверен, что их сон никто не потревожит.

Рамлоу… ну да, заслужил, именно это и с самого начала. Всё правильно. Брок покосился на Барнса и, закурив в шестой раз, снова отвернулся в сторону улицы. Когда нет надежды, нет и нужды страдать лишний раз. Вот отправит Барнса домой, даже если для этого придётся впихивать его в портал, и либо останется здесь, что с каждым часом становилось всё менее вероятно, – наелся Брок что-то простой сельской фэнтези-жизни, а ведь прошло всего пара дней – либо в тот же день в их мире подаст в отставку и уедет без отработок и каких-либо пояснений. Стар он для всего этого дерьма.

Брок молча смотрел на раскинувшееся бесконечное покрывало неба, мысленно сравнивнивая его с земным. Он столько времени провёл в пустынях, когда по ночам только и оставалось – лежать на спине без сна, разглядывая и запоминая звёзды. Было время, когда он даже немного увлёкся астрономией и на голубом глазу рассказывал Зимнему, сидя на крыше ангара на базе, тыкая пальцем вверх, про созвездия, пересказывал легенды, правда, напрочь путая детали и персонажей. Тогда они были близки как никогда. Брок рассказывал, а Зимний смотрел своими невероятными серыми, доверчивыми, словно у ребёнка глазами и улыбался… а на следующий день его обнулили, потому что на мосту его узнал Роджерс.

Небо над лесом потихоньку начало сереть.

– Я сказал тебе спать, – не открывая глаз, подал голос Барнс от двери. – У тебя есть еще время. Спи. Завтра грузить глиняные миски в городе.

И снова Брок не двинулся с места.

– Днём выспался, – зачем-то пояснил он, хотя и не собирался сначала вообще больше без необходимости заводить разговоры. – Спасибо.

Выбив из пачки последнюю сигарету, Брок с кристальной ясностью понял, что душу положит для того, чтобы разбудить оракула и вытрясти из него всё про перемещения, другие миры и том, как им вернуться обратно. Пока Барнс здесь, Брок не мог считать, что справился, и сделал для самого важного человека во всех мирах всё, что мог.

А пока надо было дождаться утра, доехать до города и помочь деду с мисками.

– Тогда скажи мне, сколько у нас денег, и поехали отсюда, – Брок мог увидеть, как старик проснулся и уже начинал собираться в дорогу.

Барнсу было привычно вот так коротко общаться с Броком, звать его по фамилии, но от этого было не легче, потому что он чувствовал, что они были близки, что между ними было что-то, может, и очень маленькое, едва заметное, но сейчас не было и этого. Они в одну ночь стали друг другу совершенно чужими. Барнс одним вопросом убил даже надежду на возможность быть не вместе, но рядом. Он хотел подружиться с Броком, а теперь не знал, как просто снова стать друг другу теми, кем были.

Поднявшись, он принялся сворачивать обратно в узлы вещи, перебирая, что можно оставить, потому что два неудобных тюка таскать с собой было проблематично.

– Десять монет золотом, двенадцать серебром и три медяшки, – ответил Брок, сгребая окурки в ладонь.

Пиздострадать надоело. У него на это была целая ночь: вспомнить, улыбнуться тому, что было, перебрать моменты, словно бусины, и закрыть навсегда эту книгу. Не судьба – значит, не судьба. Счастья им с Роджерсом. Брок умел ставить перед собой реальные цели, отметая всё личное в сторону, а потому сейчас поднялся, встряхнулся, как дворовый пёс и принялся одеваться. Когда-то он раскрываться начал ради Зимнего и, видимо, не стоило этого делать.

Окинув Барнса взглядом, Брок дёрнул уголками губ, как бы обозначив улыбку, и выложил рядом с ним половину денег.

– Собирайся, спущусь, жратвы куплю в дорогу.

Но что вот делать с ноющим сердцем, Брок не знал.

Перебрав и переложив вещи, Барнс снова завязал их узлы, мечтая о нормальном тактическом рюкзаке, спустился вниз и вышел на улицу, закинув узлы в телегу, в которой уже ждал их старик.

– Утро доброе, милок, – улыбнулся старик из-под шляпы, на нем было накинуто что-то вроде пончо, с утра было зябко. – К полудню приедем в город, погрузим миски и разойдемся. А к оракулу… сходите, не помешает, если вы никуда не торопитесь.

Старик словно знал, кто они и что они, но молчал, продолжая хорошо играть свою роль.

– Доброе, – отозвался Барнс, у него по спине пробежал холодок от проницательности их провожатого. – А до оракула от города далеко?

– Да где-то столько же, как от того места, где я вас подобрал, до города, – пояснил старик. Барнс только сейчас понял, что тот так и не представился, как и они ему. – Дойдете, ничего. И дорогу увидите, она к реке идет, сворачивает от тракта.

Сломав хозяину постоялого двора два пальца, чтобы неповадно было считать чужие деньги и лезть с неуместными советами, Брок наконец-то смог выдохнуть и прийти в относительную гармонию с этим миром. Мир – дерьмо, он и сам, если разобраться, не подарок, так что они как нельзя лучше подходили друг другу. Так зачем себя ограничивать?

Закинув котомку, подарок того же хозяина постоялого двора, на плечо, Брок вышел из сумрачного зала на улицу, втянул относительно свежий воздух, всё-таки близость сортира сказывалась на утренних ароматах, и, насвистывая, двинулся к телеге.

– Доброе утро, отец, – поздоровался он, закинув котомку. – Ты как знал, остался в телеге ночевать. Развей мои сомнения – это самое паршивое заведение на всём тракте?

– Не знаю, милок, – когда все уселись, слепой старик хлопнул поводьями, причмокнул, и битюг серой масти двинул вперед, идя на удивление бодро, не в пример вчерашнему. – Я ж дальше никогда не был. Тут лучше было, пахло попристойнее, но потом старуха Марта померла, и все досталось ее дочке с мужем, с тех пор и воняет.

Барнс хмыкнул, пристроился на дне телеги, уложив голову на тюк, и закрыл глаза. Он не боялся ни разбойников, ни чудовищ, ни черта лысого. Он вообще не представлял, что могло бы напасть на старика на дряхлой телеге, которую тащит деревенская лошадь ранним утром на тракте, вдоль которого начинались поля. Поэтому взял и отключился.

========== 5 ==========

Назвать это городом Брок не смог бы даже после традиционной рождественской пьянки со «Страйком», особенно если вспомнить, как Таузиг на полном серьёзе клялся в любви манекену, которого они спёрли в магазине мужской одежды, потому что Мэй захотелось хоть одного симпатичного мужика на этом празднике жизни. Вот и сейчас, сидя рядом со стариком, Брок в недоумении косился на кривые низкие домики с замазанными кое-где глиной стенами, соломенными крышами через одну и невозможно грязными улицами.

– Я определённо не так себе представлял город, – разглядывая хмурых жителей, чавкающую, несмотря на сухую погоду, грязь под ногами – вот не хотел он даже представлять, что за дерьмо там понамешано, здраво беспокоясь, что именно оно и есть. – Я не буду здесь ночевать. Ты как хочешь, Барнс, а я резко и очень сильно полюбил природу.

Барнс поднял не чесаную несколько дней ничем, кроме пятерни, голову, огляделся и был с Броком совершенно солидарен. Он вообще останавливаться здесь не хотел, но надо было помочь старику, раз уж они договорились.

Небольшой замок в центре этого безобразия еще больше удручал, похоже, хозяин этих земель был или шизофреником, или алкоголиком, раз так запустил свои владения. А еще этот оракул в пещерах на реке…

– Закупимся в дорогу и пойдем отсюда, – согласился Барнс.

– Вот и приехали, – сообщил старик, когда они остановились у дома с большим сараем на окраине, где было посуше и почище.

Из дома пахло глиной и жаром, похоже, тут была просто мастерская гончара. К ним вышел сухощавый мужчина в платке и кожаном фартуке, заляпанном светлыми потеками все той же глины.

– А, Огаст, помощников привез, – мужчина тепло улыбнулся старику, словно тот мог видеть улыбку, а может, действительно мог, кто его, этого слепца, разберет. – Значит, сегодня быстрее управимся.

– Да, Марк. Ребята помогут, – Марк осмотрел “ребят”, хмыкнул, но ничего не сказал, просто прошел к длинному зданию и распахнул дверь.

Барнс выпрыгнул из телеги, вытащил их с Броком вещи, положив на крыльцо, чуть улыбнулся, исподтишка глянув на Брока, слезающего с телеги, и пошел осмотреть фронт работ.

Только во дворе у гончара был порядок и чистота, сразу было видно мастерового человека, вкладывающего не только все силы и умения в свою работу, но и немалую часть души. Выбравшись из телеги, Брок потянулся, размял затёкшие плечи и хлопнул в ладоши.

– Ну, отец, показывай, что грузить надо.

Когда ему показали чаши размером в небольшой тазик, Брок аж присвистнул, прикинув, как дед до этого справлялся с такой работой, а, главное, зачем кому-то нужно было их столько, да ещё и настолько великанских размеров. Но задавать лишние вопросы не стал, сказано грузить – значит погрузят.

– Так, Детка, – хмыкнул Брок, уперев руки в бока, сам не замечая, что снова съехал с фамилии на прозвища. – Ты с того края начинаешь грузить, я с этого, и… – он дёрнул Барнса за ворот рубахи почти к самому своему лицу. – …не свети особо силой, хотя бы сделай вид, что тебе тяжело.

Подняв первую «миску», Брок крякнул от натуги, но дотащил ее до телеги, глянув потом на деда и гончара с уважением, раз они справлялись до этого без особой помощи.

От этого “детка” на душе потеплело, словно Брок подошел и погладил по голове, дал прижаться к себе и просто постоять, уткнувшись носом в шею. Барнс улыбнулся и пошел таскать “миски”, прикидывая, что в телегу так, чтобы довезти нормально, влезет не больше двух дюжин, может, на полдюжины больше, но спорить не стал, а принялся таскать. Они с Броком могли и больше уложить, но Барнс логично рассудил, что это только лишняя работа после, да и запихать их потом в телегу будет проблематично, если их еще куда-то повезут.

С чашами управились быстро. Барнс оставил Брока принимать чаши на телеге, чтобы не прыгать туда-сюда, как идиот, и сам поперетаскивал их, честно нося по одной и делая вид, что ему тяжело.

– Все, больше не влезет, – сообщил Барнс, сидевшим на крыльце Огасту и Марку. – Спасибо, что довез, Огаст.

– Останетесь на обед? – спросил Марк, повинуясь жесту старика, похоже, они были не просто связаны одним делом.

Барнс вопросительно посмотрел на Брока, потому что им надо было еще пройтись закупить в дорогу всякое, и непонятно было, где его, это всякое, искать. И хотелось бы уйти как можно дальше от этого городишки. Но они не завтракали, припасов от Рады уже не осталось, а что там Брок набрал на постоялом дворе, еще неизвестно. Но сам Барнс предпочел бы отказаться, тут должны были быть какие-нибудь жральни для путников, можно было бы там поесть. И валить-валить-валить.

– Спасибо, но нам ещё в путь сегодня выдвинуться хотелось бы, – сказал Брок, легко выпрыгнув из телеги, пожал Марку руку и подошел к Огасту. – Спасибо, отец, помог ты нам. Лёгкой тебе дороги и лихом не поминай.

– Держитесь за свою любовь, милки, – улыбнулся старик, приподняв свою шляпу, сверкнул на солнце белыми бельмами, – и все у вас будет. Бывайте. Добрый путь.

– Прощай, – махнул рукой Барнс, отчего-то уверенный, что Огаст увидит этот жест, и подхватил их узлы. – А где тут магазин… тьфу ты, лавка, где можно расческу… гребень мне нужен, в общем. Вот.

Марк ушел в дом и вышел через минуту с красивым, явно женским, редким гребнем и почему-то зеркальцем.

– Держи, – он протянул это все Барнсу, – мне уже не нужно, а тебе явно пригодится. А в дорогу чего купить, зайдите через пять домов в лавку, там все есть, что надо.

– А кузнец у вас тут есть? – принимая гребень и зеркало, маленькое, кругленькое, мутноватое, спросил Барнс, вспомнив, что у них есть недомечи, которые было бы неплохо продать, потому что тащить их с собой он не видел смысла.

– Есть, на другой стороне города, тоже на окраине, – охотно ответил Марк. – Там Томас-кузнец, вы скажите, что от меня, если чего надо.

– Спасибо, – поблагодарил Барнс. – Пойдем… Брок.

Тот в ответ хмыкнул, хотел что-то сказать, но передумал и лишь махнул Огасту на прощание рукой.

Эта странная фраза про любовь со всей силы саданула под дых, выбила воздух из лёгких. Какая, к черту, любовь? Что о ней мог знать слепой старик, перевозящий всякий хлам туда и обратно? Что он вообще мог знать? Но у Брока складывалось нехорошее чувство, что этот слепец видит намного дальше и лучше их, зрячих, и стоит к его словам прислушаться хотя бы, раз уж на веру взять не получалось.

Брок любил Барнса, и очень давно любил. Ещё когда тот пускал слюни после обнулений и жался дурной головой к его плечу, как к последнему, что у него осталось из настоящего в жизни.

– Зеркальце и гребень? – расплылся в улыбке Брок, стоило им покинуть двор гончара. – А давай мы ещё и лент красивых купим, я косы заплетать умею. Будешь таким лапушкой.

– Нахуй иди, – попросил Барнс, – я четыре дня не расчесывался, и хуй знает, как я это теперь сделаю. И резинка при взрыве потерялась. А зеркальце – вещь полезная. За угол смотреть можно, под низ телеги, сам знаешь, как мы зеркала используем. Тем более, зажигалка не вечная. Надо, кстати, купить, как эта дрянь называется, огниво?

Они уходили от второго человека, который, совершенно их не зная, помог им, и слова о любви, которые сказал Огаст, слепой старик, Барнс запомнил и собирался следовать совету, пусть даже он, Баки Барнс, Броку и не нужен.

Взяв гребень, а зеркальце убрав в карман, Барнс прямо на ходу принялся расчесываться, наплевав на все вокруг. Занятие это было сложным и нудным, и он уже был уверен, что без кондиционера не справится.

– Не дают мне красотой насладиться в этой жизни, всё что-то да против, – преувеличенно грустно посетовал Брок и дёрнул Барнса на себя прямо из под копыт лошади.

Всадник проорал что-то нецензурное про слепых идиотов и унёсся вперёд, расталкивая конской грудью спешащий по своим делам народ.

– Блядь, время идёт, а мудаки не меняются, что в нашем мире, что в этом, – проворчал Брок, отстранившись. – Ёбаные мажоры, а ты ходи и оглядывайся.

Шоппинг Брок не любил от слова совсем, предпочитая заказывать через интернет или приходить в любимый магазин одежды по предварительному звонку, когда в продажу выбрасывали новую коллекцию, а вот тут у него прямо интерес загорелся. Местную таверну он уже видел, жутиков тоже, в бане помылся, с кузнецом даже самогонку пьянствовал, а вот в лавках не бывал. Мало ли что там интересное можно найти, особенно если учесть, в какой неправильный мир они попали.

Дернутый, Барнс оторвался от своего занятия, показав вслед всаднику средний палец, и вернулся к расчесыванию. Ему было плевать, что на него смотрят люди, на все плевать, он мечтал о расческе четыре дня, и сейчас просто ею наслаждался. Он даже не оценил то, что Брок на мгновение прижал его к себе, так был увлечен.

– Давай к кузнецу сначала, – предложил Барнс, еще пару раз дернул себя за волосы. – Бля, это невозможно просто так расчесать, Брок!

Остановившись посреди улицы с гребнем в одной руке и узлами в другой, он сейчас выглядел таким несчастным от того, что получив вожделенный предмет, никак не мог применить его со всем тщанием. Барнс жалобно посмотрел на Брока, прося у него помощи или хотя бы совета.

– Ты совершенно беспомощен без меня, сладкий, – закатил глаза Брок, отобрал у него гребень. – Давай хоть в сторону отойдём, а то не заметим, как затопчут.

Оттащив Барнса к стене первого попавшегося дома, Брок развернул его спиной к себе и не смог удержаться, погладил по голове, совершенно с идиотской, скорее всего, улыбкой пропустил пальцы сквозь пряди. Как он соскучился по этому ощущению жидкого шёлка, тяжёлого, тягучего. Едва не заурчав от удовольствия, не вжавшись лицом в затылок, Брок зажмурился, грызанул до крови нижнюю губу, сгребая разбегающиеся мозги в кучку.

Так, расчёска. Расчёсывая, привычно разбирая тяжёлые пряди, Брок блаженствовал, ухнув с головой в какое-то медитативное, почти бредовое состояние, сравнимое разве что с занятием даже не сексом – любовью. Он мог бы простоять вот так вот вечность, если бы не крик какой-то тётки, поносящей соседку за слишком пышные формы.

– Вот теперь ты красавица, – прочистив горло, сказал Брок и, сунув Барнсу гребень в руки, пошёл вперёд.

– Все? – Барнса повело от ощущений, таких знакомых, таких приятных, что он не сразу выплыл обратно из неги. Он решил, что обязательно попросит Брока расчесать его вечером. И утром. Он был уверен, что Броку нравилось расчесывать Зимнего, и в этом отношении Барнс снова был готов стать Зимним. Потому что это почти единственная доступная ему ласка от человека, которого он любит.

Убрав гребень в один из узлов, Барнс пошел следом за Броком. Минут через пятнадцать, стараясь тщательно обходить все лужи, которые были созданы явно не дождем, которого не было уже несколько дней, они наконец добрались до кузницы, которую было и видно, и слышно издалека.

Добротное здание, из трубы которого валил дым, располагалось слегка на отшибе от остальных построек, у входа стоял мужчина в добротной одежде, казалось, теплой не по погоде, а дюжий мужик в длинном кожаном фартуке, закрывающим голую грудь, подковывал ему коня. Пегий жеребец под седлом стоял, помахивая хвостом и нервно переступая задними ногами.

– Думаю, этот в мечах понимает столько же, сколько и деревенский, – задумался вслух Барнс. – Интересно, а сколько меч вообще стоит, хоть плохой? Давай он даст свою цену, а мы накрутим вдвое и посмотрим, что будет, а?

Брок очень любил ножи и вообще клинковое оружие, мог спокойно выложить несколько сотен за хороший экземпляр, да и как оно ковалось, мог себе представить – спасибо интернету, чего там только не найдёшь, пока ищешь что-то действительно нужное. Мог на глаз, не прикасаясь к клинку, определить примерную стоимость, но в этом мире всё выходило через одно определённое место.

Когда он впервые рассмотрел подаренные Кираном клинки, то долго чесал в затылке, не понимая, как вообще мог принять эти два огролома за оружие, пусть даже и пьян он был в до отключения мозга. А уж сколько стоит это произведение кузнеческого искусства, даже представить себе боялся. Отчего-то казалось, что их тут же пошлют нахуй вместе с этими двумя железяками.

– Приветствую, уважаемые, – расплылся в приветливой улыбке Брок так сильно, что аж скулы свело. – Кто из вас Томас? Гончар Марк расписал нам его как мастера своего дела, вот и хотелось бы познакомиться.

Мужики переглянулись. Тот, который в кожаном фартуке, разогнулся, отряхивая ладони и добродушно улыбнулся в ответ.

– Дык, я и есть Томас, – представился гигант и пожал протянутую руку так, что Броку вспомнился даже не Роджерс, а сразу Тор. Вот у кого силушки было немерено, а дури и детской непосредственности в голове ещё больше. – Вы купить али продать что ходите?

Брок аж фразой следующей подавился. Этот мир становился всё интереснее и интереснее, подкидывая персонажей прямо по нотам, и пока что они с Барнсом, по всей видимости, от сценария не отклонялись.

– Продать, – оскалился Брок и огляделся.

Он знал, что на весу показывать оружие, пусть и такое дрянное и примитивное, не следует, а потому подошёл к колоде и разложил оба меча там, предварительно подстелив одно из полотенец, по себе зная, что правильная презентация подчас творит чудеса с покупателем. Пару раз сам покупал ножи, которые очень выгодно смотрелись, а на деле оказывались совершенно ненужными, хоть и отличного качества, игрушками.

– А хороши мечи, – цокнул языком Томас, и Брок понял – нихуя в этом мире не смыслят в хорошем оружии.

Так и подмывало выхватить свой собственный любимый нож, за который Брок, скрепя сердце, отдал две с половиной тысячи зеленью и ни разу не пожалел о покупке. Вот он был хорошим оружием, а не эти две плохо скованные железяки.

– Так сколько?

– А чего продаёте такие добрые мечи?

Брок пожал плечами.

– В подарок они достались за доброе дело, но по руке не пришлись, – посетовал Брок. – А оружию не дело пылиться на полке. Вот и решил продать, вдруг кому приглянутся.

– Добре-добре, – покивал Томас и тут же поднял на Брока совершенно серьёзный взгляд, совсем не подходящий его недавнему поведению. – Пять золотых за оба.

Присвистнув, Брок обернулся к Барнсу и расплылся в шальной улыбке. Вот что-что, а торговаться он умел.

– Я, конечно, их почти за бесплатно получил, – возмутился он. – Хотя и каждое дело должно быть как следует оплачено. Так что не обесценивайте мои усилия. Пятнадцать.

– Это чем же ты помог таким, что теперь дерёшь за них втридорога? – подался вперёд кузнец, насупив кустистые брови. – Семь и не больше

– Купидон я, бог любви и ебли, – парировал Брок. – Труд у меня неблагодарный, и клиенты всё больше о хуях думают, а не об оплате моих услуг. Двенадцать.

Вокруг уже начал собираться народ. Любопытствующие горожане, раскрыв рты, с интересом следили, чья же возьмёт в вечном споре продавца и покупателя. Где-то в задних рядах и вовсе развернули тотализатор, выясняя чьё «хочу» покруче, и кто срубит деньжат.

– Да за такие деньги я сам тебе подставлюсь и жопу раздвину, но из уважения к твоей профессии десять золотых, – рыкнул кузнец и протянул ладонь.

– Согласен на десять! – в тон ему ответил Брок.

Как понял Барнс, когда Томас вынес им деньги, он выгреб все свои запасы денег, потому что было ощущение, что им десятку центами разменяли. А всего-то у него нашлось только пять золотых, остальное серебром и медью. И Барнс возблагодарил двадцать первый век с его банковскими картами, когда не надо за собой таскать килограммы мелочи. Но все деньги влезли в два объемистых кожаных мешочка.

– Теперь портной, я видел вывеску, когда через город шли, – Барнс молча махнул кузнецу на прощание, и развернулся, увлекая Брока за собой. – Потом снаряга и жратва, и валим отсюда. Мы с тобой, конечно, выглядим как оборванцы, и это нам повезло, что он не спросил, откуда у нас мечи вообще. Но теперь полгорода знает, сколько у нас бабла.

Барнс вспоминал свою юность, когда, если ты хреново выглядел, плевать все хотели, сколько у тебя денег, это сейчас клиент всегда прав, а раньше оборванцев гнали в шею. Да и сейчас гоняют, просто меньше. А тут, считай, повезло. Только теперь из города сваливать надо было еще быстрее, потому что Барнс кожей ощущал, как по городу разносился слух о том, что два пришлых получили десяток золотом от кузнеца. Откуда у этого кузнеца столько денег, Барнсу было не особо интересно.

Интересно ему было, как попасть домой, хотя вот сейчас уже домой он хотел не сильно, потому что Брок был рядом, а не у себя дома, общался с ним, а не со Страйком и верным Роллинзом. Вдруг они смогут перестать цепляться то к словам, то к делам и хотя бы попытаются подружиться? О большем Барнс и мечтать не мог.

Брок и сам понимал, останься они на ночь, могут познакомиться с человеческой жадностью, а потому, ощетинившись своей лучшей из “улыбок”, он подхватил Барнса под руку и потащил подальше от скопившейся толпы. Это только они знали, на что способны, а местные бандиты с огромным удовольствием пощиплют пришлых простачков, взявшихся торговаться вот так вот в открытую. За размахивание кошельком на людях нож под ребро можно было схлопотать и в Нью-Йорке.

Лавку портного отыскали достаточно быстро, Брок даже немного расстроился, слишком ему нравилось идти под руку с Барнсом и при этом не ловить неодобрительные взгляды прохожих. Казалось, здесь всем было всё равно, с кем ты. Он даже краем глаза поймал забавную сценку, как богатырского вида парень в явно самой нарядной своей одежде да ещё и с цветами подкатывал яйца к хмурому мужику средних лет в меховой жилетке и такими густыми усами, что там даже половину лица разглядеть не представлялось возможным. Молодчик краснел, бледнел, что-то мямлил, переступая с ноги на ногу, мял в руках злополучный букет. В какой-то момент усатый не выдержал всех этих плясок вокруг себя, отобрал цветы и так засосал парнишку, что Броку оставалось только завистливо присвистнуть.

– Что подсказать уважаемым господам? – начал было портной, но окинув их с Барнсом взглядом, быстро увял, нахмурился.

– Нам бы два добротных плаща да рюкзаки повместительней, – улыбнулся Брок.

– А денег-то хватит? – огрызнулся портной, потеряв к ним как к покупателям всякий интерес. – У меня приличная лавка, лохмотьев не держим.

– Хватит и ещё останется, – оскалился Брок.

Барнс оглядывал лавку, в которой готовой одежды было кот наплакал, и думал о том, насколько странный этот мир и по каким законам он вообще существует. Но в голову приходили только компьютерные игры, в которые ему нравилось играть.

– Два плаща, два рюкзака и четыре чистые рубахи подороже, – от домотканой рубахи почему-то все чесалось. Чтобы поторопить портного, Барнс улыбнулся самой милой улыбкой Зимнего, от которой даже у Брока стыла кровь в жилах, особенно на фоне пустых прозрачных глаз.

Дважды обойдя всю лавку по кругу и не найдя ничего интересного, Брок завис напротив исподнего. Панталоны с пышными кружевными оборками прямо притягивали глаз.

– Сладенький, а давай мы тебе трусики купим, – расплылся он в довольной улыбке, ткнув пальцем в панталоны. – Чтобы всё ценное в тепле держать.