Текст книги "Долгая дорога домой (СИ)"

Автор книги: Snejik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

И поцеловал, как хотелось всегда, как целовал уже и не раз за их путешествие по другому миру, жадно, голодно, заново пробуя любимые губы на вкус, вспоминая их мягкость и сладость, умирая и возрождаясь одним прикосновением.

Барнсу показалось, что он сейчас истончится и пропадет, исчезнет, потому что так хорошо по-настоящему быть просто не могло. Но было. По телу гуляли мурашки предвкушения, Барнс весь, казалось, вибрировал от нетерпения, от желания остаться только вдвоем, потому что уже заметил несколько любопытных пар глаз, которые смотрели на них.

– Пустишь к себе? – спросил Барнс, еле оторвавшись от губ Брока, такими они были… У него не было нормального сравнения, он не представлял, что может быть желаннее.

Брок даже говорить ничего не стал, только открыл дверь и сделал приглашающий жест. Голос отказывал. Он столько месяцев запрещал себе думать, представлять этот момент, называть этот дом их домом, что сейчас все происходящее казалось немного нереальным.

– Тут краской ещё воняет, – извинился он.

– Похуй, – улыбнулся Барнс.

Ему сейчас было совершенно все равно, воняет краской или еще какой херней, главное, что Брок был рядом, что они снова могли быть вместе. Внезапно Барнс почувствовал жжение на запястье, дернул рукав лонгслива, чтобы посмотреть, что это, и увидел, как татуировкой проступают на коже очертания браслета.

– Брок, – Барнс вытянул руку, показывая ему, – это было по-настоящему.

Сердце рвануло вскачь. Брок обхватил запястье Барнса, провёл пальцем по тонким линиям рисунка, повторяя его изгибы. Ему было всё равно, что у самого горит кожа в том же месте, главное, Барнс верил и помнил, или поверил наконец. Сам-то Брок так и не смог уговорить себя, доказать, что те несколько месяцев были не настоящими, слишком хорошо помнил он ощущение кожи под ладонями и вкус губ. Но мало ли, что помнил он…

Чуть склонив голову, Брок коснулся губами внутренней стороны запястья, где рисунок пересекал тонкие реки вен.

Такая, казалось бы, простая ласка ударила Барнсу в голову похлеще разрывной, он потянул Брока на себя, обнимая, почти затаскивая в дом, ногой закрыл дверь и, подхватив на руки, понес в гостиную, уверенный, что не ошибся с направлением.

Он, не слушая никаких протестов, донес Брока до дивана и, уложив его, устроился рядом, почти сверху. Возбуждение гуляло по телу, но Барнс хотел сейчас не секса, он хотел снова почувствовать Брока рядом, осознать, что да, его, теперь уже точно навсегда.

Рассмеявшись, Брок обнял его, прижал к себе сильно-сильно, окончательно затаскивая наверх, уложил себе на грудь, оплёл руками, ногами, чтобы не вырвался, не пропал с утренними сумерками, потому что если это снова сон, Брок банально не выдержит нового расставания, проснувшись в одиночестве на диване в мастерской или в спальне и не найдя Барнса – застрелится, закончит этот бесконечный бег с препятствиями в никуда.

– Два месяца, долго…

– Или очень-очень мало, – шепнул Барнс. – Мне надо позвонить, позволишь?

Отрываться от Брока не хотелось совершенно, но Стива надо было предупредить, что он не вернется. Совсем не вернется, просто заедет забрать свои вещи. Но не сегодня. Сегодня он хотел быть только с Броком.

Брок разжал руки, откинулся на диванную подушку. Хотелось верить, что теперь точно всё будет, хорошо или плохо – не важно, главное просто будет.

– Звони.

Достав телефон, Барнс устроился на Броке поуютнее, не собираясь никуда выходить. Ему сейчас было хорошо и тепло, спокойно. И будет так еще очень и очень долго, даже если мир начнет рушиться, рядом с Броком ему все равно будет хорошо.

– Стиви, – тут же начал Барнс, когда Стив взял трубку, – я сегодня не приеду домой.

– Только сегодня? – усмехнулся в ответ Стив. – Передавай привет Рамлоу, и что я за ним всё равно слежу.

И нажал отбой.

Брок усмехнулся уголками губ. Наседка-Роджерс в своём репертуаре, без его пригляда малыш Баки влезет в какое-нибудь дерьмо или съедется не с тем человеком, с которым хотелось бы. Он даже ту нанохреновину так и не вынул из позвоночника Брока, во избежание, так сказать.

– Остаёшься? У меня жрать нечего.

– А ты думал, я поздороваться заехал? – усмехнулся Барнс. – Хрен ты от меня теперь так просто отделаешься. А жрать… Можно заказать что-нибудь или поехать в магазин, пока мы еще одеты.

– Может, и поздороваться, – отзеркалил его усмешку Брок, ласково, едва касаясь, будто бы до конца не веря в происходящее, погладил по голове, плечам, очертил кончиками пальцев скулы. – Главное – приехал.

– Так что, мы остаемся дома или едем в магазин? – Барнс чувствовал, что еще чуть-чуть, и никуда они не поедут, и заказать забудут. – Поехали в магазин, я два месяца рыбу жрал и консервы, заебался.

А вот это новости странные и непонятные. Спихнув Барнса к спинке дивана, Брок поднялся и на всякий случай закатал рукав толстовки, чтобы убедиться – странная магия того мира и его не обошла стороной. На запястье сложным филигранным узором горел венчальный браслет, Брок помнил его рисунок наизусть.

– Тебя Роджерс не кормил, что ли? Посадил на самообеспечение? – удивился он, подхватил со столика новую пачку сигарет и бумажник. – Давай, Детка, поехали, пока есть ещё хоть какие-то на это силы.

– Вообще-то я готовлю лучше Стива, – улыбнулся Барнс. – Я два месяца пытался понять, что такого романтичного ты нашел в канадской глуши, могу даже пару фоток показать, что я там действительно был. Я только вчера вернулся. Я был уверен, что мне все это привиделось, когда мне Стив сказал, что с тобой жена сидела. Думал, получится забыть, выкинуть из головы, но не получилось, и я вернулся. Я почти не спал все это время и думал, что с ума сойду, – он поднялся с дивана, подошел к Броку и взял его пальцами за подбородок. – Жена. Кто эту хуйню придумал, чтобы я ему яйца вырвал и в глотку затолкал?

Брок хохотнул и потянулся за поцелуем.

– Моя малышка Тереза уже тринадцать лет живет с Мэй, а жена, – выдохнул он в губы Барнса, – это общая затея, чтобы в больницу пускали. Так сказать, коллективное творчество. И не обижай деток, это непедагогично.

Ехать никуда не хотелось, ни за какой жратвой, вообще из дома выходить. Барнс был рядом, наконец-то полностью рядом, не зыбкой тенью, воспоминанием, а во плоти. Можно было касаться, гладить, чувствовать всем собой, снова любить в открытую.

– К дьяволу, – рыкнул Брок, дёрнул Барнса за бёдра на себя.

Магазины, еда, мир за стенами этого дома подождут, всё подождёт.

– У тебя смазка хоть есть? – спросил Барнс, стаскивая с Брока одежду.

Он уже понял, что никуда они сейчас не поедут. А пожрать они потом закажут что-нибудь, Барнс соскучился по пицце.

– В спальне… Давай, Детка, коридор, лестница, а там большая постель… – тяжело дыша, путаясь в одежде, взмолился Брок. – Хочу тебя долго, много, всего!

Он сам потащил любовника наверх, хотя эти передвижения в мозгу никак не отложились. Вот он гладит ладонью поясницу Барнса, прижав его к стене гостиной, вот сносит плечом вешалку, оступается на лестнице – и они падают вниз на чистые простыни, оглушённые, потерянные для всех, кроме друг друга.

Мир Барнса словно заволокло розовым туманом, в котором не было ничего, кроме Брока, кроме жаркого тела, которого хотелось касаться руками, губами, и он касался. Гладил, целовал, прикусывал, сходил с ума, падая в пропасть наслаждения. Они падали в нее вместе.

Это потом Барнс вспомнит, что они с Броком раскидали всю одежду, размечая свой путь от гостиной к спальне, потом будет лежать, голодный, думая, что сначала надо было заказывать, а потом трахаться, все будет потом, когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас был только Брок, только он имел значение, наполнял жизнь смыслом.

Это было форменное безумие, но безумие на двоих. Барнс оторвался от Брока, затянул его с края кровати ближе к центру и разложил звездочкой, устраиваясь между ног. Улыбнулся шало пьяный от счастья, и склонился, вбирая в рот головку. Волосы тяжелыми прядями упали, задевая пах, щекотали кончиками бедра, Барнс даже попытался забрать их за уши пару раз, но потом плюнул, просто наслаждаясь возможностью доставить удовольствие своему мужику.

Что творилось в голове Брока, и словами было не передать. Он стонал, гнулся в руках Барнса и смотрел, смотрел, не отводя взгляда от любимого лица, сходя с ума от мешанины чувств в серых глазах, от того, как выглядят по-блядски розовые пухлые губы на его члене.

Удовольствие щекотными колкими иголочками прокатывалось по телу, концентрируясь в солнечном сплетении, сворачиваясь плотным клубком, сползало вниз живота, утягивая за собой все мысли, тревоги и желания, оставляя только жаркое чувство принадлежности одному-единственному человеку, предназначенному ему самой вселенной, магией, сумевшей дотянуться даже здесь, в их насквозь технологичном мире.

Брок плавился, сгорал заживо, чувствуя всем собой то, что называли громким непонятным раньше словом – счастье.

– Хочешь меня, сладкий? – мурлыкнул Барнс, оторвавшись от своего занятия, все сильнее увлекаемый в пучину чего-то, что нельзя было описать одним словом.

Он словно перерождался, вставало на место все, что казалось нереальным, эфемерным, несбыточным. Сейчас все это обретало яркость, контрастность, появлялось перед ним во плоти. И все это был Брок. И он принадлежал Барнсу так же, как Барнс ему. Полное единение друг с другом, когда не нужен больше никто вокруг, когда все остальные – лишние, мешающие.

Барнс прогнулся в спине, заведя бионику назад, и принялся растягивать себя, продолжая с удовольствием отсасывать.

Брок приподнялся, с немым обожанием глянул на Барнса, дернул его на себя так, чтобы его задница как раз оказалась в ладонях, сжал, помял половинки, чувствуя, как ведёт от ощущения знакомой упругости.

– Тише, Детка, не торопись, – зашептал он, убрав бионическую руку в сторону, погладил между половинками. – Не торопись, времени у нас теперь сколько пожелаешь. Никуда ты теперь не денешься.

Повалив Барнса на постель, Брок навалился сверху, прижал всем собой к простыням. Руки делали всё сами собой, отъехавший ещё в самом начале мозг, казалось, был уже давно не властен над телом, отдав бразды правления эмоциям, чувствам, тактильным ощущением.

Брок пил Барнса, его дыхание, биение пульса под кожей, только ему одному присущий запах, втягивал носом, наполнялся им до краёв, снова оживая. Целовал, вылизывал длинную шею, ключицы, обводил языком ареолы сосков. Подхватив его одной рукой под колени, сложил чуть ли не пополам и второй отвёл ягодицу в сторону, широко жадно лизнул от дырки до тяжёлых поджавшихся яиц.

По телу побежали мурашки, Барнс позволял целовать себя, гладить, вылизывать. Подавался жадно к губам, рукам, как можно дольше стараясь сохранить контакт. А когда Брок принялся лизать его задницу, выгнулся весь, застонал тихо, счастливо выдохнул.

Теперь можно было все и много, столько, сколько захочешь, и там, где нет чужих глаз и ушей, где нет никого, кроме них двоих. Барнс получил свою реальность с тем мужиком, которого хотел, и теперь он, кажется, понимал, почему не умер там, в Альпах, почему столько времени оставался живым. Потому что они ждали друг друга. Само мироздание привело их друг к другу.

Растягивал Брок долго и со вкусом, наслаждался стонами, дрожью любимого тела под ладонями, хотя сам уже держался с трудом, готовый вот-вот сорваться, разложить Барнса под собой, войти рывком, на полную, вбиться до самых яиц.

– Детка, – выдохнул он, упал на постель рядом, снова затянул почти ничего не соображающего Барнса на себя, погладил по спине. – Сладкий, желанный… мой.

Брок подхватил его под задницу, развёл половинки, проникая кончиками пальцев в растянутую и хорошо смазанную дырку и медленно, аккуратно насадил на свой член.

– Твой… – эхом отозвался Барнс, плавно опускаясь на член до конца, прогнулся в спине, на пробу двинул бедрами, ощущая ладони Брока на своей заднице, замер на несколько секунд, чувствуя в себе член, сжался вокруг, принялся издевательски медленно двигаться, ехидно улыбаясь. – Как ты хочешь?

– Вылюбить тебя хочу, – хрипло ответил Брок, толкаясь бёрдами вверх. – Клеймить собой, чтобы даже мысли у тебя не было сбежать от меня. Хочу тебя навсегда, на постоянной основе в жизни. Хочу завтраков, драк за пульт от телевизора! Хочу тебя себе, Детка!

– Значит, пульт будет моим, – рассмеялся Барнс, двинулся резко и ахнул от наслаждения.

Говорить сразу расхотелось. Он успеет Броку все сказать, у них полно времени вместе, а если верить своей избранности, то этого времени гораздо больше, чем Барнс рассчитывал. Чтобы и у Брока не возникало желания поговорить, Барнс уперся ладонями в грудь Брока и взял просто сумасшедший темп.

И почувствовал то странное ощущение творящейся магии, которой наполнялась их близость там, в волшебном мире. Чувствовал, как она соединяет их здесь, спаивает навсегда так, что если разрывать, то только с кровью, по живому, и то не поможет.

Барнс смотрел Броку в глаза, видел, как струна удовольствия натягивается и готова лопнуть прямо сейчас. Он и сам был на грани, на тонкой грани, за которой пропасть наслаждения.

Дёрнув его на себя, прижав к груди, Брок заорал, окончательно срываясь в пучину, отпуская сжигающее дотла желание безраздельно владеть самым любимым человеком во всех мирах. Он хаотично вбивался в жаркое, сладко сжимающее его нутро, всем собой ощущая волны удовольствия, прокатывающиеся по телу Барнса. И было наплевать, что творилось за стенами спальни, перед глазами вспыхивали яркие искры, мелкими трескучими разрядами пробегая между ними. Магия никуда не ушла, потому что она была их магией, только для двоих, не подвластная никому более.

Прижатый к Броку, Барнс продолжал насаживаться на его член, когда его ослепила вспышкой чистого, концентрированного наслаждения, член пульсировал, выплескивая сперму на их животы, все внутри полыхало от бесконечного кайфа.

И можно было вообще ни о чем не думать, кроме удовольствия Брока, можно вообще все мысли было занять только им, что Барнс и сделал, практически отключившись.

Двигаться не хотелось, лишь растечься медузкой под любимым мужиком, оплести его щупальцами – Брок хохотнул от такой аналогии – и никуда не отпускать, даже до ванной, наплевать, потом отмоются. Даже вопрос пустого холодильника не стоял больше, вообще ничего не стояло. Было слишком хорошо, здорово, охуительно.

– Я люблю тебя, Детка.

– Я тоже тебя люблю, – отозвался Барнс, уткнувшись носом в шею Брока.

Они только что утолили первый голод, и явно собирались продолжить, Барнс точно собирался и был уверен, что Брок к нему присоединится, как только поймет, чего Барнс хочет.

Полежав на Броке еще пару минут, Барнс соскользнул с него, поднялся и пошел искать свои джинсы, которые оказались за дверью спальни. Выудил из них телефон и вернулся к Броку в кровать, устроился под боком, закинув на него ногу, и принялся заказывать пиццу. Десяток разных, самых больших.

– Ты как хочешь, а я жрать хочу, – объяснил он свои действия, кинув телефон на пол, и снова оплел Брока собой. И вдруг спросил: – Почему ты не пришел ко мне и ничего мне не сказал?

– А я приходил, – скосив на него взгляд, ответил Брок, забрал с прикроватного столика пепельницу и сигаретную пачку, закурил. – Еле нашёл на базе и, видимо, зря. Или ты предлагаешь бегать и узнавать, отчего ты как хуем по лбу стукнутый? Почему всё откатилось в состояние “до”? Уволь, сладкий, я не настолько морально устойчивый. Обнаружив вас в Роджерсом даже мирно сидящих на одном диване на скаутском расстоянии, пристрелил бы обоих.

– Я думал, что ты женат, и не хотел нарушать твою размеренную жизнь своим появлением, – признался Барнс. – Поэтому сначала пошарахался от тебя, а потом просто уехал, думал, что отпустит. А стало только хуже.

– Детка, давно надо было понять, что думать – это явно не про тебя, – хохотнул Брок, дёрнул его за руку, укладывая себе на плечо. – Два дебила, – подвёл он итог. – Зато ты мозги проветрил, а я дом купил и ремонт сделал, так что по всем определениям жена у нас ты, родной.

Броку было легко и спокойно, впервые его жизнь наконец-то обрела какое-то равновесие, ориентир, и не надо было никуда бежать, ничего никому объяснять. Был Барнс, и был он, только друг для друга, пусть даже они шли ко всему этому слишком долгой и извилистой дорогой.

– А я не против быть женой, – усмехнулся Барнс, устраиваясь у Брока под боком, и положив голову ему на плечо. – Буду дома любимому мужу жрать готовить, а он будет меня содержать, делать всю тяжелую работу, и что там еще женатые мужики делают?

– Как захочешь, так и будет, – ответил Брок, коснулся губами его лба.

– А ты чего хочешь? – спросил Барнс. У них почему-то особо не получалось поговорить о будущем, они были слишком заняты настоящим, а сейчас, лежа в одной постели в своем собственном мире, где не надо ходить выменивать артефакты на гранаты, было можно. Теперь можно было мечтать на всю катушку. Чем Барнс и решил заняться.

Ласково погладив его по плечу, Брок стряхнул пепел в пепельницу и снова затянулся.

– Дом, наш с тобой, – тихо, будто бы говорил сам с собой, начал он. – Тебя тёплым, сонным с утра. Хочу в отпуск вместе ездить, вместе жить. Хочу не бояться, что очередной урод тебе попытается голову откусить, и я узнаю об этом только из новостей. Детка, я хочу жить начать наконец-то.

Брок говорил о давно намечтаном, потаённом, впервые раскрывал душу, и в первый раз ему не было страшно, он не пытался урвать у судьбы кусочек счастья. Все, что он мог, уже получил, а дальше будь что будет.

– Я у тебя уже есть, – улыбнулся Барнс. – Дом у тебя тоже уже есть. Жить вместе тоже не проблема, хоть завтра все шмотки перевезу. А на всех уродов, которые пытаются откусить мне голову, очень хорошо агрится Стив. Но я тоже подумываю уйти из ЩИТа. По крайней мере с полевой работы. Только не хочу Стива бросать, понимаешь? Кстати, а чем ты сейчас занимаешься?

В дверь позвонили ровно тот момент, когда Брок открыл рот, чтобы ответить. Пришлось подниматься, одеваться, ползти вниз, забирать еду, тащить все это дело на кухню и уже там, вгрызаясь в ароматный кусок пиццы, рассказывать о том, что происходило с ним.

– Купил маленькую автомастерскую, чиним с Миком ходроты и мотоциклы, – начал рассказывать Брок, поставив перед Барнсом пачку вишневого сока, а себе открыв пива. – Пока так, дальше посмотрим, с деньгами проблем нет, чтобы гнаться за баблом, сшибая колени. А про Роджерса я так и понял, что вы братья-близнецы, и ничего не имею против его присутствия в твоей жизни, Детка.

– Значит, в Канаду мы не переезжаем, – сделал из всего этого вывод Барнс. – Это хорошо, потому что двух месяцев мне хватило. Поедешь завтра со мной забирать мои вещи?

Барнс никогда ничего не планировал далеко, был склонен к сиюминутным решениям, правда, еще ни разу об этом не пожалел. Ведь они с Броком уже жили вместе, уже привыкли друг к другу, хотели быть рядом, поэтому тянуть с переездом, тем более, когда Брок очень четко обозначил свои хотелки, Барнс не собирался.

– Я тебя со Стивом заодно познакомлю, – с набитым ртом сказал Барнс.

– Вот завтра, чувствую, Роджерс мне голову-то и откусит, – рассмеялся Брок, чувствуя, как щемит сердце от домашнего вида его Баки Барнса.

Вот теперь у них точно все будет!