Текст книги "Долгая дорога домой (СИ)"

Автор книги: Snejik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Барнс подхватил Брока под задницу, усаживая себе на бедра, принялся вылизывать ключицы и так и понес его в их комнаты, наплевав, что оба они голые. Он хотел Брока сейчас, хотел не просто секса, хотел единения, и ему было плевать на то, как он это получит.

По пути им никто не встретился, и Барнс опустил Брока на кровать в их комнате, проходясь руками по бокам, оглаживая бедра, снова лизнул пока еще не очень заинтересованный член и принялся покрывать тело Брока поцелуями.

И снова это сумасшествие: жар, разливающийся по всему телу, сердце, выскакивающее из груди, бешеное голодное, словно в первый раз оказались вместе, желание и безграничная любовь, переполняющая, перекраивающая все на свете.

Губы, руки Барнса были везде. Брок гнулся в его объятиях, подставляя шею, выламывался в спине, вскидывал бёдра, почти кричал в голос, насаживаясь на длинные хорошо смазанные пальцы, сам хватался непослушными руками за его плечи, прикусывал кожу на шее, оставляя почти сразу же сходящие метки. Между ними искрило, как на поляне за военным лагерем, потрескивали мелкие электрические разряды, и без того воспламеняя кипящую в жилах кровь.

Как и обещал, Барнс растягивал долго, отвлекаясь на поцелуи, на ласки. Он чувствовал магию между ними, и если теперь так будет всегда, когда они будут заниматься любовью, он ничего не имел против, потому что это были невероятные ощущения полного погружения друг в друга.

Уложив Брока на бок, Барнс прижался к нему, обхватил одной рукой поперек груди, а другой надавил на пах, заставляя чуть прогнуться, и медленно вошел в него, замер, давая им обоим привыкнуть к ярким ощущениям, и двинулся, целуя в шею, теребя соски и лаская член.

Барнс бы ласкал всего Брока сразу, если бы мог, растекся бы по нему, укутывая собой, но пока он мог только тесно прижаться к нему, часто, коротко толкаясь в горячее тело.

Броку казалось что его сердце бьется в ритме Барнса, его движений, прикосновений, ласк. Сколько бы они ни занимались сексом, то, что творилось между ними сейчас, никак, кроме как любовью, назвать не получалось. И впервые Броку не делалось тошно со всей этой сопливой псевдоромантики, он чувствовал именно так, сам распадался на части от каждого касания, толчка.

Жар разливался по всему телу, закручиваясь в подреберье толстыми жгутами, сдавливая гортань до хриплого стона, напрочь отключая мозги. Брок выл, подаваясь назад, насаживаясь на толстый член супруга, правильно растягивающий тугие мышцы, попадающий каждым движением точно в цель, кроша выдержку и самообладание, заставляя тонко скулить и умолять не останавливаться.

– Да-да-да-а, – подвывал Брок прогибаясь в спине, насколько это было вообще возможно, стонал. – Детка, да-а!

Барнс уложил Брока на живот, накрыл собой, чтобы совсем потеряться в ощущениях. Он чувствовал сейчас очень тонко и весь буквально пылал. Хотелось продлить этот момент практически полного единения, но удовольствие не хотело ждать, заставляя двигаться резче, сжимать в объятиях сильнее.

Задрожав, Брок вскинул руки, завёл их за спину, сильнее вжимая в себя возлюбленного.

– Мой… только мой, – шептал он, приподнимая бёдра, подаваясь назад с каждым толчком все резче, сильнее, пока не выкрутило окончательно.

Вспыхнувшими слепяще-яркий свет ударил по глазам. Брок заорал, сжимаясь на члене.

Подступающий медленно, оргазм накрыл внезапно, как цунами, сметая все, оставляя только удовольствие, которое било по обнаженным нервам. Барнс еще вбивался в Брока, стараясь прижаться к нему как можно теснее, целовал плечи, шею, а потом уткнулся в загривок и замер, тяжело дыша. И хотелось вот так вот пролежать несколько часов, а может, и дней, когда в голове пусто, в теле гуляет посторгазменная нега, и любимый человек рядом, но Барнс скатился с Брока и притянул к себе для поцелуя.

Тело не слушалось, отказываясь реагировать на команды выжженного почти дотла мозга. Брок расплылся в совершенно идиотской, по его мнению, улыбке, слепо ткнулся губами в губы Барнса, собирая его дыхание, и повалился сверху, распластался на его груди.

– Если сдохнуть прямо сейчас, то я подохну самым счастливым человеком, – просипел он и прижался губами в шее Барнса. – Никуда не хочу завтра, вообще двигаться не буду. Бля-ядь, как же охуенно с тобой Детка.

– А ты хочешь домой? – спросил Барнс, устраиваясь удобнее, гладя Брока по спине, и накинул на них покрывало.

Было спокойно и хорошо, словно все их проблемы отошли на второй план. Только Барнс помнил о том, Брок сказал в купальне, и сейчас он собирался еще понежиться, а потом задать свой вопрос снова. Но позже, не сейчас.

– Я хочу быть с тобой, а где – это уже дело десятое, – Брок потерся щекой о его плечо и расслабленно выдохнул.

Сколько у него всего было в жизни и дерьма, и относительно неплохих моментов? Сколько он падал, поднимался, сбивая в кровь колени, стёсывая ладони до мяса? Сколько в его постели перебывало народу? Сколько он самолично приставлял холодное дуло к своему же виску и почему-то не нажимал на спусковой крючок? Сколько раз он считал, что жизнь удалась, а потом блевал от ненависти к самому себе? Много-много-много… бесконечно много раз. Сколько влюблялся? А полюбил лишь однажды и счастлив только сейчас, только с одним человеком.

– Так что там у тебя со Стивом? – напомнил Барнс.

Сейчас, когда оба они расслаблены, Брок должен был ответить, не запираясь, по крайней мере, Барнс на это очень надеялся.

Нащупав правую руку Барнса, Брок положил его ладонь себе на загривок, ровно на небольшой, всего-то с пятицентовую монету размером, шрам – Брок специально просил не убирать его, чтобы служил напоминанием о тупости влюблённых людей.

– Роджерс за тебя боялся. Очень боялся, и условием моей работы рядом с тобой какая-то нано-хрень в стволе спинного мозга, спасибо Старку. Одно нажатие кнопки – и спасибо, Брок Рамлоу, вы были хорошим другом и бойцом, но мы с вами прощаемся. Вас потом наградят посмертно.

– Вернемся и вынем из тебя эту штуку, – уверенно сказал Барнс.

Стив не был ромашкой, как ошибочно считали некоторые, видя в доблестном Капитане Америке только эту пресловутую доблесть, честь, совесть и преданность стране. Стив мог убить Брока и не испытывать по этому поводу угрызений совести, спокойно спать по ночам, но для этого ему нужен был действительно веская причина, поводом он бы не стал прикрываться. Но зная, какие теплые чувства питает Капитан Америка к своему другу, Брок мог быть уверен в том, что его могли пустить в расход за любой косяк.

Барнс погладил Брока, забрался пальцами в короткие волосы, прижав его голову к своей груди, и поцеловал в макушку.

– Я не дам Стиву тебя обижать.

Брок расхохотался.

– Детка, не родился ещё человек, способный меня обидеть и не огрести таких последствий, что сам не рад будет, но тут я на стороне Роджерса. – Он погладил Барнса по шрамам, змеящимся от бионического плеча. – Я – агент «Гидры» с не самым последним допуском. Много лет водил смешливого сержанта Баки Барнса на поводке и хуярил шокером за любой проеб и своё плохое настроение. Роджерс читал все отчеты по все-е-ем твоим хендлерам. И то, что чего-то нет в моих отчетах, не значит, что я чист и светел, как пупс с крыльями. Детка, он о тебе беспокоился, и я вообще жив только потому, что привёл тебя к нему, а не попытался скрыться или прикрыть собственный зад. Так что не еби себе мозг, тем чем не надо, красавица. Давай лучше поспим.

– Ты мне сейчас что этой речью сказать хотел? – спросил Барнс, потому что действительно не мог догнать, что имел в виду Брок. – Что ты гад ползучий, и держать тебя надо на коротком поводке и в строгом ошейнике?

– Что на месте Роджерса я бы без разговоров свернул бы шею за такое прошлое, даже не стал бы разбираться. А насчёт ошейника… – Брок широко лизнул шею Барнса. – Мы можем обсудить, но потом и немного в другом контексте. Никак не касающемся Роджерса.

Броку хотелось смеяться, слишком хорошо и светло было на душе. День не омрачал даже чуждый им мир, со всем пиздецом, магией и людьми-идиотами. Они были вместе, рядом, принадлежали друг другу на каком-то мистическом глубинном уровне.

========== 17 ==========

Было холодно. Не прохладно, а именно холодно, как зимой, хорошо, не было ветра. Озерная гладь стояла словно зеркало, казалось, по ней можно спокойно пройти, но нет, Барнс тронул воду рукой, она была ледяная, с кристалликами льда. Деревья стояли в этой ледяной воде, рвущиеся ввысь, идеально ровные, с игольчатыми кронами на самом верху. Было очень тихо. Так тихо, что эта тишина казалась нереальной. Да и все место казалось нереальным.

Одинокая лодочка с единственным веслом стояла на берегу, вытащенная на песок.

– И как мы собираемся искать тут русалку? – спросил Барнс, оглядывая озеро. – С учетом того, что здесь не одна такая лужа, а сотни?

Красота местности сейчас никак не радовала глаз, потому что у них было дело, и любоваться было просто некогда. Барнс беспокоился, оглядываясь, но складывалось ощущение, что здесь нет никого и ничего. Тишина и пустота мерзлого края. А звук собственного голоса резал по ушам чужеродностью.

Брок плотнее запахнул плащ, нахохлился, зарылся носом в пушистый меховой воротник, внутренне радуясь, что всё-таки поддался на уговоры Анники и пересмотрел гардероб, взяв на всякий случай в бездонную сумку ещё и тёплые, подбитые мехом одежды.

– Чего же тут так холодно? В центре материка этот ёбучий озёрный край ведь, – выругался он, поскользнувшись на какой-то замёрзшей луже и чуть не сверзившись в воду.

Про сам Озёрный край было известно не так уж и много. Не было тут раньше ничего, озёра и озёра. Но с чего всё вымерзло в один миг, не знал никто. Как и откуда взялась русалка, если они предпочитали озёрам открытые пространства с множеством рек, чтобы не сидеть в одной заводи, а плавать, так сказать, к подружкам в гости? Маги ни раз и ни два пытались выяснить природу этого странного явления, но все как один уходили ни с чем, если вообще им удавалось уйти.

– Хер знает, – пожал плечами Барнс. – Ну что, давай в лодку и погнали, пусть сама вылазит к нам?

Других идей, как искать русалку у него не было, и Барнс предложил самую очевидную: что лодка здесь именно для того, чтобы нуждающийся в русалке сел в нее и погреб, а хвостатая баба сама вылезет. Поэтому Барнс уверенно пошел к лодке.

– Залезай давай, чтобы ноги не мочить, я столкну, – поторопил он Брока.

Погодка и правда была не для размышлений и прогулок. От дыхания облачка пара вырывались из носа. Конечно, Брок не должен был заболеть, у него был крепкий организм, но вот замерзнуть мог запросто, потому что согревающей магии у них не было никакой, об этом они не подумали. А если Брок промочит ноги, то точно околеет за несколько часов в этом холодильнике.

– Дубак, – буркнул Брок.

Он удобно сидел на жёсткой скамейке, подтянув ноги к груди и обхватив их руками, укутанный по самые уши в плащ. Около рта меховой воротник покрылся льдистыми колючками. Брок не любил мёрзнуть, жара – пожалуйста, а вот холод его убивал, вытягивал силы в прямом смысле этого слова.

Лодка плыла словно сама по себе, не тревожа спокойной зеркальной глади озера. И тишина стояла звенящая. Где-то в отдалении раздался тихий всплеск.

Орудовать веслом практически не приходилось, и Барнс просто стоял, глядя по сторонам. Они легко вылавировали между деревьев и выплыли на открытый простор озера с кристально чистой водой. Посмотрев вниз Барнс не увидел дна, но сквозь воду было видно на пару десятков метров.

Они плыли в тишине и, казалось, пустоте прозрачного воздуха больше часа, когда увидели маленький островок, к которому Барнс сразу же и направился.

– Сейчас передохнем на этом куске суши, – сказал он, – и я попробую тебя как-нибудь согреть.

Брок выбрался из лодки, опёршись на руку Барнса, спрыгнул на топкий берег, сразу же отскочил в сторону, пока сапоги не промокли, огляделся. На маленьком островке не росло ничего, кроме жухлой, тронутой седым инеем травы и раскидистого дерева, похожего на плакучую иву тонкими веточками, спускающимися до самой воды.

– Не густо, – хмыкнул Брок.

– Иди ко мне, – Барнс обнял Брока, прижимая к себе. От него, конечно, не было особо тепла, но лучше, чем ничего. Уткнувшись лицом в шею под воротником, Барнс горячо выдохнул. – Даже костра не развести. Потерпишь?

– Куда я денусь, любовь моя, – отозвался Брок, ткнулся холодным носом в воротник Барнсу.

– Любовь моя? – зазвенело переливчатым журчащим говором над гладью озера.

Кто-то рассмеялся. Снова раздался близкий всплеск – и тишина, мёртвая тишина.

– Похоже, русалка, – предположил Барнс в шею Броку. – Мне надо тебя отпустить, чтобы позвать эту рыбину, да?

Несмотря на то, что Барнс ждал русалку, что они, вообще-то, ее искали, он не ожидал ее вот так вот сейчас. Он ее вообще не ожидал, потому что ничего не слышал, кроме звенящей тишины. Даже вода не плескалась о берег.

– Хрен с ней, с этой рыбиной, – отозвался наконец согревшийся Брок, притиснул Барнса к себе ближе, прижался. – Постой ещё немного вот так.

– Любо-овь мо-оя! – тягуче запел голос, то и дело срываясь на какой-то издевательский, глумливый смех, раздражая не слабо.

Брок уже хотел было выхватить зауэр и пальнуть хоть куда-нибудь, как всё снова затихло.

Русалка точно была где-то рядом, наблюдала, внимательно скользя взглядом по их спинам, это чувствовалось, ощущалось встающими дыбом волосками по всему телу, будто бы оказался в перекрестье снайперского прицела, и сейчас холодный расчетливый ум решает, а не пустить ли тебя в расход.

– Как ты эту стервь приманивать будешь, Детка?

– А почему я? – поддельно изумился Барнс. – Может, ты ее будешь приманивать?

Барнс стоял, говорил в шею Броку и касался нежной кожи губами. Ему казалось, что, если не обращать на нее внимания, водная гадина сама к ним вылезет. Не важно, с какой целью. Хотя бы посмотреть, кто это в ее владениях целуется, зарывшись в меховые плащи.

Снова где-то плеснуло, разбивая тишину, и Барнс все же оторвался от Брока, обернувшись на звук, но ничего не увидел, русалка, похоже, была чертовски быстра.

– Могу помочиться в воду, но боюсь хрен отморозить, – хохотнул Брок, подошёл к самой кромке, присел, опустил кончики пальцев в воду и тут же отдёрнул руку, стряхивая капли.

– Детка, – раздалось среди тонких ивовых веток.

Брок аж в сторону отпрыгнул, выхватывая зауэр. Она сидела среди переплетения ветвей, чуть наклонившись вперёд, обхватив древесный ствол худющими руками и улыбалась, растягивая безгубый рот в оскале, ощерилась мелкими зубками.

– Де-етка…

– Привет, – Барнс присел там, чтобы видеть русалку. – Мы тебя не обидим.

Как разговаривать с мифическими существами, Барнс не представлял, поэтому решил выбрать тактику между ребенком и диким животным, не подходя близко.

Русалка склонила голову к плечу и зашипела.

– Любовь моя, – пропела она, хлестанула хвостом по воде, соскользнула вниз, скрываясь из виду, лишь острый плавник хвоста торчал над водой. Она плавала вокруг островка, нарезала круги, то всплывая, то снова уходя на дно.

– Ну и как ее приманивать? – растерялся Барнс и позвал водоплавающую тварь. – Эй, иди сюда, мы только поговорить хотим.

Голова русалки показалась над водой, словно травяная кочка, замерла, казалось, даже не моргая, подплыла чуть ближе.

– Зачем вы пришли?

Брок не видел, чтобы шевелились ее губы, и звук он будто бы шёл откуда-то сбоку.

– Мы пришли за книгой воды, – Барнс понятия не имел, как правильно называется артефакт, поэтому выдал первое, что пришло ему в голову. Ему очень не нравилась русалка, хотя бы потому, что был большой вопрос, сможет ли Барнс ее догнать в воде. У него на этот счет были сомнения, и серьезные. Он, конечно, суперсолдат, но для охоты на русалок его не готовили.

– Книга? – она расхохоталась, но выразительное девичье лицо не изменило выражение, словно тот, кто смеялся и говорил с ними, был не этой девчушкой, словно был кто-то ещё. – А что вы мне дадите за книгу?

– Смотря что ты хочешь, – хмыкнул Брок, взмахнул рукой.

Глаза русалки вспыхнули, она высунулась из воды по грудь, разглядывая узорчатый венчальный браслет на его руке.

– Брок, мы не можем дать ей все, что она захочет, – почти на ухо сказал Барнс. – А что делать, если она попросит невозможного?

Она снова захохотала, взвилась, выпрыгнула из воды, красуясь, ударила хвостом, поднимая тучу ледяных брызг. Ветер взвыл, рванул озерную гладь пенными бурунами, взгорбил частыми волнами. Природа менялась, не было больше спокойствия и ледяной безмятежности. Тяжёлые серые тучи наползли с востока, закрывая солнце. Сделалось ещё холоднее.

Брок отступил ближе к иве, закутался в плащ.

– Барнс, валить отсюда на…

Но договорить не успел. Русалка, скрывшись на миг под водой, выпрыгнула сзади, с неожиданной силой навалилась сверху, вцепилась пальцами с длинными крючковатыми когтями ему в плечи мёртвой хваткой и рванула на себя, опрокидывая в воду, утягивая в пучину.

– Детка… – прошелестел ее голос, и вода, всего мгновение назад бушевавшая, обрушивающая на островок волны, замерла, затягиваясь ледяной коркой.

– Брок! – Барнс успел скинуть плащ и хотел нырнуть за супругом, но врезался в толщу льда. – Нет!

Барнс бил и бил лед, пытаясь расколоть его, но вокруг разлеталось только мелкое ледяное крошево, перемешивающееся с кровью из разбитой живой руки.

– Верни! Сука хвостатая, верни мне его, – заорал Барнс, оглядываясь, ища глазами русалку.

Почему, ну почему у него постоянно пытались отобрать Брока, лишить его самого лучшего, что было в его жизни за последнее время? Теперь Барнсу стало плевать на книгу, он готов был сделать все, что угодно, лишь бы тварь отпустила Брока.

Ветви ивы раздвинулись, и она показалась, повела голыми плечами, откинула мокрые волосы назад, выпятила соблазнительно качнувшуюся грудь и села на ветку.

– Отдать? – безгубый рот растянуло улыбкой. – Детку или книгу… книгу или Детку.

Она взмахнула рукой – и лёд лопнул, пошёл трещиной, стараясь что-то выпустить наружу по велению своей госпожи. Огромная полая внутри льдина вспорола ровную гладь, обрушилась на берег, уронив заточённого в ней человека. Брок не смог устоять на ногах и упал на колени, поморщился, крикнул что-то, беззвучно раскрывая рот.

– Я хочу поиграть, – ощерилась русалка. – Я хочу тебя на час в мои объятия, – она обхватила свои плечи, качнулась из стороны в сторону. – Хочу согреться, познать лю-бовь, насытиться ею, – её голос звучал журчащими переливами весенних ручейков, от каждого сказанного слова небо светлело. – Тогда я вас отпущу, вас обоих, и отдам книгу. Как тебе такое желание, любовь моя?

Барнс кинулся к глыбе льда, упал на колени рядом с ней, проводя ладонью по холодной твердой поверхности. А потом ударил изо всех сил, пытаясь расколоть лед. Он совершенно не хотел трахаться с русалкой, да, надо признать, у него бы и не встал на такую сомнительную красоту, но он должен был как-то вытащить оттуда Брока.

– Еще варианты, – бросил Барнс продолжая тщетные попытки расколоть лед, понимая, что ничего у него не получится, но он не мог не пытаться. Потому что понимал, что переспать с русалкой не сможет. Никак. Ни при каких условиях.

– Варианты? – удивилась она, перевела взгляд своих холодных почти безжизненных глаз с Брока на Барнса. – Есть… ты можешь идти, любовь моя, а Детка мой. Но ты жив-здоров.

Брок закивал, сам ударил кулаком в разделяющую их льдину, закричал. Его вполне устраивал этот вариант – живой и свободный Барнс. Пусть и в этом неприветливом мире. Он не хотел, чтобы возлюбленный ради его свободы и мифического шанса вернуться домой прикасался к этой чешуйчатой дряни.

Барнс прикидывал варианты просто убить гадину, расколотить глыбу, в которую она засунула Брока и спокойно уйти. И хер с ним, что без книги, вообще плевать, главное, что он бы вытащил Брока.

От мыслей, что, может быть, стоит попробовать выполнить требование русалки, Барнсу стало противно от самого себя. Да, он спасет Брока, но не сможет больше к нему прикоснуться. Возможно, это показалось бы глупым, но Барнс просто не мог позволить себе измены, должен был быть другой выход. Если что, он ее просто убьет.

– Я не уйду без него, – твердо сказал Барнс, разворачиваясь к русалке. – Просто отпусти, и мы уйдем.

– Это скучно! – крикнула она, хлопнула в ладони, делая изо льда воду, снова соскользнула с ветки, уходя на глубину, скрылась с глаз, но на островке так и осталась стоять высоченная льдина.

Брок обхватил себя за плечи. Сказать, что было холодно – это ничего не сказать. Мокрая одежда липла к телу, вытягивая последние остатки тепла. Казалось, его заперли в морозильной камере. Изо рта вырывался пар, зубы отстукивали чуть ли не имперский марш. Он прижался плечом к ледяной перегородке, приложил к ней ладонь, немного отчаянно улыбнулся, повторяя беззвучно одно и то же слово.

– Уходи.

– Хуй тебе, – сказал Барнс, и крикнул: – Отпусти его, или я нахрен тебя в глине запеку на ужин. Выходи!

– А догонишь? – русалка показалась из воды. – Отпустить? А знаешь, я и тебя не отпущу. Ты странный, интересный. Магия тебя будто бы обтекает, лишь немного задевая потоком. Но двое – это слишком много, слишком шумно.

Она уселась на водной глади, будто бы та снова сделалась твёрдой, выхватила из воздуха костяной гребень и принялась расчесываться.

– Отпущу одного… кровь за кровь или книга за любовь. Выбирай.

– То есть, если я убью себя, ты отпустишь его и дашь книгу? – уточнил Барнс, чтобы убедиться, что он правильно все понял.

– Книгу? Нет. Книга за любовь. А кровь за кровь. Ты любишь меня и вы уходите с книгой, – протянула русалка, всё так же улыбаясь. – Или один из вас отдаёт свою кровь мне за жизнь второго. Выбирай, любовь моя. Он или ты. Ты или он. Книга или любовь. Любовь или книга.

– Да не могу я с тобой переспать, дура ты земноводная, – взвыл Барнс. Он погладил лед узилища Брока. – Ты же меня слышишь, правда, сладенький? Не так и нужна нам эта книга, правда? Ну… Найдем какой-нибудь другой способ отсюда выбраться. А если не найдем, какая разница, где жить? Все будет хорошо. Ей нужна кровь – я дам ей того, чего она хочет.

Брок заорал, забился в своей ледяной темнице, не понимая, почему Барнс его не слышал, самому ему было всё прекрасно слышно и понятно. Скользкой бестии не нужны были несколько капель, слишком уж голодно она облизывала тонким чёрным языком безгубый рот, щерила мелкие острые зубки. Она выпьет всю до капли, а потом взгрызётся в плоть, в кости.

Он бил, бил и бил кулаком в лёд, проклинал водяную тварь. Умолял Барнса уходить, закончить всё здесь и сейчас, самому потом найти выход и вернуться обратно в их мир. Упав на колени, Брок отчаянно махнул рукой и велел убираться.

– Мне вся-вся-вся твоя кровь нужна. Много крови, любо-овь моя-я.

– Где гарантии, что ты его отпустишь, когда получишь всю-всю-всю мою кровь? – посмотрел Барнс на русалку. – Мне нужны гарантии. Можешь дать клятву, магическую. Что, получив мою кровь, ты его отпустишь.

Барнс все для себя решил. Да, Броку будет больно, но не настолько, чтобы уйти вслед за ним, он будет жить, и это было самым главным. Жаль, не получится обнять на прощание, поцеловать, почувствовать его тепло. Похоже, это была его судьба – умереть во льдах и холоде.

– Брок, сладенький, – Барнс сидел рядом с узилищем Брока и гладил лед живой ладонью, – ты же знаешь, что я просто так не умру. Знаешь. Закинешь меня порталом к Ангусу, и он все исправит. Вылечит. Я живучий. Я люблю тебя, – и снова повернулся к русалке. – Ну! Гарантии!

Русалка затихла, как и весь Озёрный край вокруг них замер в ожидании дальнейшего решения своей хозяйки.

– Клянусь, – грохнуло со всех сторон. – Получу всю твою кровь – и он свободен. Волен идти куда захочет. Клянусь!

Острым ногтем она рассекла кожу на груди напротив сердца крест-накрест и ещё раз повторила слова клятвы. Грохнуло, полыхнула в отдалении молния, озаряя небо яркой вспышкой.

Брок снова ударил в ледяную стену, не жалея руки.

– Брок, я же не умру, ты успеешь, – Барнс снова погладил глыбу льда, и ему показалось, что он чувствует тепло Брока, его дыхание. Прикрыв глаза, Барнс коснулся льда губами, а потом скинул плащ и вытащил нож. – Хотела – получай.

Барнс отвернулся от глыбы, он бы совсем ушел, чтобы Брок этого не видел, но было просто некуда. Да и он эгоистично хотел провести последние минуты жизни рядом с любимым. Почему-то умереть ради того, чтобы Брок жил, было таким нормальным, таким естественным, но Барнс не стал об этом задумываться. Он взял нож и легко проткнул себе артерию на шее.

Кровь, горячая, пахнущая металлом хлынула, фонтаном из пробитой дыры, Барнс облокотился спиной о глыбу, в которой был заточен Брок, откинул голову, чтобы гадине, возжелавшей любви или крови, было лучше видно, как он отдает свою кровь за любимого человека.

– Я люблю тебя, сладенький.

Мир выцвел, выгорел до белизны. Брок замер, не веря своим глазам, раскрыл рот в беззвучном отчаянном крике, рванулся вперёд, ударился в стену раз-другой-третий. Он выл, рыдал, не понимая что происходит. Не смея оторвать взгляда от страшной раны, от пульсирующей струи крови, почти чёрной, густой, с каждым толчком уносящей жизнь единственного, кто стоил жизни. Брок видел, как бледнели губы, как стекленел взгляд, но продолжал рваться, бросаться вперёд. пока стена не дрогнула, пока он не вывалился на пожухлую траву, пробивая ледяную преграду, подхватил невозможно тяжёлое сейчас тело возлюбленного на руки, прижал к себе и завыл, заревел безнадёжно, чувствуя как холодеют пальцы его руки. Ничего вокруг больше не было, не существовало. Он не мог успеть, не мог помочь. Барнс так и не показал, как делать грёбаную водяную сферу вокруг себя, да и куда торопиться, куда бежать. Когда…

– В жопу книгу, Детка, – прохрипел Брок, целуя бледные губы. – В жопу мир. Я люблю тебя. Я так тебя люблю.

Он подхватил нож, выпавший из ладони Барнса и замахнулся, чтобы последовать за ним, хоть в посмертии обрести покой вместе.

– Стой! Не надо! – девичий тонкий крик разрезал тишину.

Брок неловко дёрнулся, но так и застыл с лезвием у самого своего горла, без возможности пошевелиться шальными глазами следил, как кровь Барнса истаивает, словно втягиваясь в поры кожи, как затягивается дыра на шее, а грудная клетка приходит в движение, вдохом снова наполняя лёгкие ещё мгновение назад мёртвого любимого воздухом.

– Брок! – Барнс с ужасом смотрел на поднесенный к горлу нож в руке Брока, не понимая, что произошло. Он же должен был умереть, чтобы Брок жил. – Нет, Брок.

Барнс потянулся, вынимая нож из пальцев. Он не знал, сколько прошло времени, не представлял, что вообще тут произошло, только понимал, что лежит живой у Брока на коленях, а тот весь мокрый, замерзший, с дрожащими руками и синюшными губами пытается себя убить.

– Иисусе, – прошептал Брок и как-то весь обмяк, вжался в Барнса, не в силах больше сдерживать рвущие глотку рыдания.

Он сжал Барнса изо всех сил, гладил его по спине, плечам, слепо тыкался губами в шею, благодаря всех на свете богов за то, что жив тот, ради кого жил он сам.

– Я и не знала, что любовь ещё есть, – голос русалки утратил волшебство, звонкость капели. Да и сама она изменилась. Не стало хвоста и чёрных загнутых когтей. На залитом ярким солнечным светом берегу стояла самая обычная девушка, чем-то даже похожая на Раду, в ярко-синем сарафане в пол, расшитой рубахе. Она с нежностью смотрела на сидящих у её ног.

– Т-ш-ш-ш, – Барнс погладил Брока по волосам, обнял кое-как. А потом резко поднялся, вздернул Брока на ноги и, не обращая внимания на русалку, принялся стаскивать с него мокрую одежду. – Давай, замерзнешь же. Ну, потом пострадаем вместе, если захочешь. Давай.

Он был жив. Они оба были живы, и Барнс не совсем понимал, что сейчас чувствует. И для того, чтобы в этом разобраться, нужно было успокоиться, сесть и подумать, а думать сейчас было некогда. Нужно было переодеть Брока, дать в морду русалке за то, что заставила его любимого человека страдать и пережить такой кошмар, и только после всего этого можно было обдумать свое состояние.

Барнс вытряхивал из бездонного мешка запасную одежду, заворачивал Брока в свой сухой плащ, прижимал к себе, чувствуя, как того колотит, только понять не мог, от холода или еще от чего.

Слов не находилось, эмоции сбоили, мешаясь с мыслями, сердце частило, как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть из грудной клетки. Брок молча жался к Барнсу, боясь расцепиться с ним хотя бы на мгновение, чтобы не очнуться снова рядом с холодеющим безжизненным телом. Он не чувствовал холода, ничего не чувствовал, кроме желания сжать любимого и не отпускать, почувствовать, что тот действительно жив.

– Книгу! – рявкнул он, глянув поверх плеча на русалку.

Барнс даже внимания не обратил, чего там Брок хочет от русалки. Бывшей русалки, да не важно оно сейчас было. Вытряхнув Брока из мокрой одежды, Барнс завернул его в плащ и прижал к себе. Гладил и гладил, пытаясь просто восстановить дыхание. Весь мир вокруг мог подождать.

– Я так жалел, что не мог тебя поцеловать, – глухо сказал Барнс, до которого только-только начала доходить вся суть произошедшего. Его медленно отпускало от шока, а может, он до сих пор был в шоке, потому что сам не мог оторваться от Брока. – Прости, ты не должен был этого видеть, но я так хотел быть рядом, хотя бы видеть тебя.

– Мудак ты, Детка, – прохрипел Брок, чувствуя, что его накрывает откатом: ещё мгновение – и ноги банально откажут держать его. – Сесть помоги, а? – попросил он, опираясь на руку Барнса.

Рядом тут же оказалась “вчерашняя” русалка, подхватила его под другую руку с тревогой заглядывая ему в глаза.

– Лапы убрала, – рыкнул Барнс, – и отошла от него.

Он уселся сам и усадил Брока к себе на колени, обнял, прижимая к себе, как великую драгоценность, и злобно зыркнул на русалку, чтобы та даже не вздумала к ним подходить.

– Простите, – тихо прошептала русалка, нервно сцепила пальцы в замок. – Я не думала…

– Весь мозг в косу ушёл? – беззлобно огрызнулся Брок, вжимаясь в Барнса.

– Раньше все уходили, бросали. Оставляли, но клялись в любви. Никто вот так вот… – Она почти плакала, но у Брока не было сил ни на что, ни на злость, ни на жалость.

– Дура ты хвостатая, – вздохнул он. – Детка, тепло как.

Барнс был уверен, что Броку сейчас нужны горячая ванна, теплое питье и мягкая постель, а не весь тот пиздец, который творился сейчас вокруг них. И он подумывал, как только закончат с русалкой, вернуться к Ангусу и еще недельку подождать, потому что от того, что тут произошло, он сам еще будет отходить ту самую неделю. Теперь он понимал Стива, который попрощался с жизнью, но почему-то очнулся. Ощущения были странные и не сказать чтобы приятные. Но все получилось, Брок жив и свободен, он сам тоже жив, хоть и не надеялся ни на что.