Текст книги "Итальянец на службе у русского царя (СИ)"

Автор книги: Sleeping

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Мехмед Второй Завоеватель. Османская империя. Стамбул (бывший Константинополь)

Возлежа на расшитых золотой нитью подушках Мехмед Второй, заслуженно прозванный Завоевателем, курил каньян поддерживаемый руками молодой девушки. Другая малолетняя наложница держала наготове тарелку с крупным виноградом готовая, по малейшему знаку, продолжить кормить хозяина виноградом. Ещё одна стояла с полотенцем чтобы вытереть рот повелителя если тот запачкается.

У всех девушек были пустые, стеклянные глаза. Замирая, они стояли неподвижно, как будто куклы. И только слабые движения показывали, что девушки дышат, что они ещё живы. Если, конечно, их состояние можно назвать полноценной жизнью.

Состояние полного подчинения – так это называлось на языке науки управления человеческим разумом которой ещё только предстояло возникнуть когда-нибудь на стыке развитой биохимии, психологии, нейролингвистики, соматики, нейрофизики и нейроинженерии. Тайное знание новой аристократии, возвышающее её над всем прочим быдлом. Псионика. Правленика. Имён много, суть одна. Способ заставить других людей руководствоваться твоими командами и работать на твоё благо забывая о собственном. Настоящая квинтэссенция власти, не требующая ни способности договариваться, ни учитывать интересы подчинённых. И самое главное, что в этом мире один только Мехмед владел этой наполовину наукой, наполовину искусством. Только он один и самые доверенные слуги, коим он раскрыл крохи истинной мудрости, перенесённой им через границу нулевого момента из другого мира и другого времени.

В народе его доверенных слуг называли «контролёрами». Но на самом деле они тоже находились на крючке, только более тонком. Контролировал всех и властвовал над всеми один только Мехмед – единственный по-настоящему свободный человек во всей Османской Империи. Конечно если не считать каких-нибудь крестьян или рабов для контроля которых хватает плетей и цепей и нет смысла влезать им в мозг и управлять течением их простых и примитивных мыслей сводящихся, в основном, к тому что бы пожрать, да как бы избежать плетей надсмотрщиков.

С другой стороны: можно ли назвать полностью свободным человека, у которого есть цель и который готов пожертвовать всем ради своей цели? Вся разница что свои цели Мехмед избрал для себя самостоятельно, а нужные ему цели, стремления и систему жизненных приоритетов он намеренно вложил в головы подчинённых.

Что вообще такое истинное свобода? Если возможность делать всё, что придёт в голову, совершать любые поступки, не иметь никаких ограничений и моральных тормозов то это будет вседозволенность, а не свобода. Впрочем, вопрос определения сущностей – философский вопрос, а Мехмед Второй был практиком.

Псионика давала многое. Как любая монета, она имела две стороны. Первая сторона -управление другими. Обратная сторона -управление собой. Почти полный контроль над своей памятью, эмоциями, вплоть до возможности сознательно управлять выработкой отдельных гормонов или другими «низшими» функциями тела. Здесь псионика несколько пересекалась с «военным искусством» Фридриха Третьего насколько он его понимал по донесениям своих шпионов в Священной Римской Империи. Мехмед не знал всех тонкостей, но основа скорее всего была схожей. Первый шаг – управление собой. Второй шаг – управление окружающими. Разработчики «военного искусства» явно остановились на первом шаге развив и расширив его до предела в попытке создать идеального воина. Тогда как его соотечественники сделали упор на управление другими. Основа одна, но какой разный результат!

Полное подчинение только первый этап. Превращение человека в программируемого робота хорошо, но не всегда полезно и применимо. Такого можно использовать как исполнителя, но и только.

Гораздо интереснее – не полное подчинение. В идеале чтобы цель контроля даже не подозревала о том, что её контролирует. Чтобы считала вложенные ей в голову мысли своими собственными, а чужие желания – своими желаниями. Вот высший пилотаж доступный только по настоящему искушённым в псионике профессионалам.

Невербальный приказ, выраженный через движение ладонью и губ касается свежая виноградина поднесённая девичьей рукой. Мехмед раскусывает её. Сладкий сок стекает в горло.

Время ещё не пришло. Не всё ещё закончено. Не всё подготовлено. Далеко не все его идеи воплощены. Но если чересчур увлечься одной только подготовкой, то рискуешь опоздать и прозевать первый удар. Столкновение османской империи и русского царства неизбежно, как и должно было произойти, но через век или полтора или даже два. Однако влияние нулевого момента изменило всё. Исковеркало? Улучшило? По крайней мере оно предоставило возможности и Мехмед Второй собирался использовать эти возможности сполна, вычерпать их до самого донышка.

Нулевой момент менял сроки и путал даты. Если при нормальном течении событий русское царство должно было как следует повзрослеть, заматереть и лишь тогда закуситься с дряхлеющей османской империей. Но сейчас османы, в том числе благодаря самому Мехмеду, находятся на пике могущества. Тогда как русское царство, не смотря на все усилия Ивана Третьего, ещё мало и слабо. Царю Ивану требуется время.

Мехмеду тоже нужно было время чтобы провести необходимые преобразования, обучить контроллеров и убедиться в их полной и безоговорочной верности и так далее. Отсюда негласный договор – ты не нападаешь на меня, и я не нападаю на тебя. Но всем договорам, тем более негласным, приходит конец. И тогда единственно важный вопрос – кто нанесёт первый удар, захватит инициативу и тем самым сделает первый шаг к полному уничтожению своего соперника.

Время большой игры наконец-то пришло, -решил Мехмед. Подготовленные им войска выступили в поход на Русь. И одновременно с этим он решил нанести удар изнутри ломая инфраструктуру противника, его материально-производственную базу. Покончив с русским царством и поглотив его ресурсы и технологии, он получит тотальное преимущество в будущей войне с остальными.

Время пришло. Игра началась. Посаженные в момент «ноль» семена неизбежно прорастали ростками и цветами. Но аромат тех цветов был тосклив и ужасен, ибо росли они на человеческой крови.

Историческая справка к четвёртой главе

Мехмед Второй Завоеватель

Наиболее выдающийся правитель османской империи, достигшей в 15-ом веке пика своего могущества и ставшей одной из крупнейших мировых держав.

В 1453-ем году захватил Константинополь положив конец Византийской Империи. Позже перенёс в него столицу переименовав город в Стамбул.

Расширил границы на Балканах и в Малой Азии.

Подчинил Сербию, Боснюию и Герцеговину.

Захватил часть Венгрии.

Создал эффективную систему государственного управления и успешно развивал торговлю (особенно морскую).

И это всё в одной только реальной истории. Представляете, что он мог бы натворить если бы умел в псионику как в рамках данного романа?

Глава 5. Самые нетерпеливые птицы – первые вестники

Весь день с утра Леонардо и Михаил работали надо описанием самолетящих огненных стрел, прозванных иностранным словом «ракетами». Точнее Леонардо приводил в порядок записи, а Михаил, в основном, слонялся рядом, жаловался на то, что производство ракет было решено выносить из Приказа Дивных Дел в отдельную, только-только достроенную специально для этого дела, мануфактуру. Михаил вслух мечтал о царской награде, вроде как положенной им за работу над огненными стрелами. Он перебирал имена знакомых девушек мечтая, как одной купит бусы, другой расписной платок, а третьей браслет и как те девушки будут радоваться подаркам и его целовать. В общем всячески мешал и отвлекал Леонардо от бумаг.

Но мастер не обижался. Слушать Михаила было легко и приятно. Да и в целом Леонрадо сейчас чувствовал себя как сытый кот вдоволь наловивший мышей и по той причине временно не обращающий внимание на подозрительные шорохи в погребе и в сенях. Он смаковал удовлетворение от хорошо проделанной работы как иной пьяница, раздобывший по случаю бутылку, смакует и перекатывает на языке первый, самый вкусный и многообещающий глоток.

Конечно, вскоре это чувство пройдёт и захочется нового вызова, новой задачи, но пока, пока можно расслабиться и насладиться ощущением хорошо сделанного дела. Опять же царь Иван, говорят, никогда не скупился на награды тем, кто действительно сделал что-то полезное.

–Подарю Ленке браслет, -вслух мечтал Мишка.

–Так Катьке вроде бы хотел браслет подарить, -поправил Леонардо.

–Нет, Ленке – браслет, а Катьке – бусы, -тут важно не перепутать, я уже обещал.

–Надо было обещать всем браслеты, тогда бы не перепутал. Да и вообще: зачем морочить головы сразу трём девушкам? —спросил Леонардо. -Выбрал бы одну и хорошо.

–Ничего ты не понимаешь!

–Куда уж мне, -усмехнулся мастер.

–Это закон компенсации.

–Какой ещё закон?

–Ну вот смотри: на тебя девушки заглядываются? Заглядываются. А ты проходишь мимо, весь такой погруженный с головой в высокие материи. Потому и приходится мне за тебя отдуваться, сразу троих радовать. Цени мою самоотверженность!

–Ценю. Ты уже всю царскую награду мысленно распределил кому на браслеты, а кому на бусы?

–Браслеты, бусы – ерунда. Только чтобы девиц порадовать. Я ещё матери хочу такую новую штуку купить, которая сама бельё стирать станет, -пообещал Михаил.

Заинтересовавшись, Леонардо оторвался от записей: -Как это?

–Там маленький движетель установлен. Раскочегаришь его и дальше он сам, ты только грязную одёжку туда закидывай и обратно чистую забирай. Настоящее диво, почти как наши ракеты. Но дорогая зараза, только с царской награды и покупать.

–А мать что?

–Не говорил, а то откажется. Скажет не надо ей и лучше сама, но это всё ерунда. Я привезу, без спроса, установлю и пусть пользуется и соседям, за деньгу малую, пользоваться дозволяет. Пусть все соседи знают как сын её, Мишка, в городе хорошо устроился и высоко поднялся раз матери такие подарки дарит. Пародвижители то у нас в деревни уже есть. Два на общинные деньги куплены, а один, маленький, староста лично для себя приобрёл. А таких машин чтобы сами стирали ещё ни у кого в доме нет, я первый буду!

Раздавшийся в отдалении, приглушенный стенами, звук взрыва заставил Михаила прерваться на полуслове. Но мало ли что могло взорваться или просто очень сильно громыхнуть. В конце концов это ведь Приказ Дивных Дел, а не институт благородных девиц, которые даже между собой переговариваются не иначе как полушёпотом.

–Нет в тебе должного смиренья. Правильно говорит отец Григорий, -укорил друга Леонардо. Именно друга потому, как работая над одним и тем же делом в течении длительного времени невозможно оставаться друг к другу равнодушным. Тем более что оба в том возрасте, когда кровь кипит, а душа требует лихих свершений. Или подружишься или разругаешься вдрызг – третьего не дано.

Опять громыхнуло. На этот раз кажется будто ближе или просто громче. И чудится будто кто-то кричит. Что там вообще такое происходит?

–Пойду гляну, -решил Мишка.

–Вот-вот, сходи, а то только меня отвлекаешь, -проворчал Леонардо, но стоило другу уйти и воцариться тишине как сразу сделалось скучно и словно бы сумрачнее, будто сам свет дневной немного померк.

Скорее всего на солнце наползла очередная туча, ничего сверхъестественного. Но это был отличный повод отвлечься от работы и слегка размять затёкшее от долгого сидения тело.

Леонардо подошёл к небольшому окну затянутому, вот диво так диво, мутноватым стеклом. Царские умельцы пока не умели выплавлять большие и чистые, как вода, листы стекла, хотя царь был уверен, что это возможно. На данный момент вершиной их мастерства являлись небольшие, размером чуть больше ладони и толщиной в палец, пластинки, в целом прозрачные, но немного мутноватые. Однако и такие пластины шли в дело, их вставляли в окна закрывая вход в помещение зимней стуже, но пропуская некоторое количество света, что позволяло использовать меньше свечей для освещения или вовсе обходиться без них если работать рядом с окном. У себя на родине Леонардо видел такое только в дворцах-крепостях итальянской аристократии, но и там использовались решётчатые конструкции с совсем небольшими вплетёнными стёклами. Здесь же русский царь, казалось, задался целью вставить стёкла даже в окна простых горожан. Того и гляди, что и крестьяне, со временем, обзаведутся подобной роскошью. По крайней мере наиболее зажиточные из них, старосты деревень и те, чьи отпрыски смогли продвинутся на царской службе.

Вспомнив как пару минут назад, Михаил расписывал машину, самостоятельно стирающую бельё с помощью небольшого парового двигателя. Он собирался подарить её своей матери, обычной крестьянке, как только получит царскую награду. Леонардо оставалось лишь покачать головой. Подобное невозможно ни в одной стране, кроме русского царства. И он, кажется, уже почти привык к тому, что если царь Иван за что-то берётся, то делает это с поистине царским размахом. Нужен кирпич? Ставим завод за заводом пока этого кирпича не станет столько, что все новые дома будут строиться из него одного. У алхимиков получилось сварить стекло? Значит строим мануфактуру за мануфактурой, обучаем сотни подмастерий и варим столько стекла, что его хоть в окна вставляй. Что, впрочем, он и делает.

Несмотря на некоторую мутность, можно разглядеть как за узким окном метёт разыгравшаяся пурга. Ветер швыряет пригоршни снега прямо в стекло суля неприятную дорогу любому путешественнику рискнувшему по такой погоде пуститься в дальний путь. В комнате, напротив, тепло. В подвалах под башнями Приказа Дивных Дел расположены огромные печи. Не только для обогрева, на них кузнецы плавят металл, а алхимики, смешивая одно с другим, пытаются получить что-то третье. Но в зимнее время открывается хитрая система заслонок, пуская их жар внутри стен, обогревая весь Приказ.

Какие-то щелчки, доносящиеся с улицы всё время отвлекали Леонардо от благостных размышлений. Пока он наконец не задумался что же это могло быть и, неожиданно, понял – выстрелы из огнебоев. Похоже там, снаружи, шёл нешуточный бой. Нужно было что-то делать, но понятия не имел что именно.

Оружия при себе он не имел, разве только привычный нож на поясе, но что такое нож против огнебоя? Взгляд Леонардо заметался по помещению пока не остановился на уже заряженных заготовках под мелкие ракеты, которые они приготовили к очередной демонстрации. Ракеты заряжались в сбрую, та уже стояла приготовленная рядом, на одноколёсной тележке для удобства перевозки одним или двумя солдатами ракетного расчёта коих предполагалось выделить из особенно смекалистых стрельцов, предварительно их обучив.

Ни обращая ни на что внимания он принялся торопливо заряжать ракеты в сбрую, вязать кончики их запальных шнуров и подготавливать к пуску. Так как один массивный залп в пределах каменных коридоров вряд ли понадобится, то Леонардо рассортировал ракеты на четыре кластера с возможностью запускать их по отдельности.

Может быть, конечно, зря он переполошился. Вот сейчас вернётся Мишка и скажет, что это просто охрана устроила учения, но дверь оставалась закрытой. Открыл её сам Леонардо, когда закончил заряжать сбрую и осторожно выглянул в коридор. Звуки боя стали сильнее. Теперь и сомнений не возникало в том, что кто-то с кем-то сражается не на жизнь, а на смерть.

В коридоре было пусто, и мастер покатил тележку с тяжёлой сбруей впереди себя. Нужно найти хоть кого-то, понять, что происходит.

Неожиданно из-за угла выскочил незнакомый мужчина с занесённым над головой топором. Своим топором он рубанул переднюю часть тележки едва-едва не задев сбрую со снаряженными и готовыми к боевому применению ракетами. Леонардо что есть сил толкнул тележку перед собой так, что она ударила нападавшего и заставила его упасть на колени. Ещё один точный удар тележным бортиком в висок и тот валится на пол. Заслышав шум с позади себя, Леонардо поторопился развернуться, но увидел только бегущего к нему окровавленного человека с коротким клинком в руках.

Время замедлилось. В узком коридоре тележку развернуть не так просто и её с ходу не перепрыгнешь. Пальцы зашарили по поясу стараясь найти и снять нож. Плохая защита от меча, но хоть что-то. Всё тщетно!

Выстрел и второй нападавший отлетает на стену поймав в грудь тяжёлую пулю. Обернувшись, Леонардо видит Мишку, державшую на вытянутой руке ещё дымящийся огнебой. Причём не простой, а многозарядный, как две капли воды похожий на тот, что он видел у Джана Батиста делла Вольпе. И где только получилось раздобыть такую редкость?

Не успело эхо близкого выстрела ещё уложиться в ушах, как Мишка уже кричал на Леонардо: -Ты что здесь делаешь?! Немедленно возвращайся и запрись на засов!

–Что происходит? -допытывался Леонардо.

–На Приказ диверсанты напали.

–Какие ещё диверсанты?

–Османские, -припечатал Михаил. -Не смотри, что на лицо как наши, они наши и есть. Вон тот и вовсе кузнец и в Приказе служил, пару раз видел его на нижних этажах.

–Предательство? -спросил Леонардо враз пересохшими губами. -Измена?

–Нет, тут хитрее. Османские колдуны могут честных людей в послушных кукол превращать если наедине с жертвой останутся, дай им только время. Душу у православных забирают, а оставшиеся тела используют как послушных рабов. Такие и говорить умеют и всё помнят, что раньше помнили. Разоблачить их можно, но не просто.

–Откуда ты всё это знаешь?

–Отец Григорий рассказывал, -отговорился Мишка.

Сильный взрыв заставил стены дрогнуть, с потолка посыпался разный мусор.

–Конец воротам! Взорвали!

Михаил дёрнул было Леонардо стремясь куда-то оттащить его, может быть, предлагая прятаться или бежать из штурмуемой османскими прихвостнями башни Приказа Дивных Дел. Но мастер остался на месте взглядом показав на заряженную ракетами сбрую в тележке, где ещё застрял топор того бедолаги.

По глазам видно, что Мишка всё понял, но он ещё колебался. Тогда Леонардо сам начал толкать тележку дальше по коридору, в сторону, где располагалась главная лестница ведущая на их этаж.

–Стой, дурень, погибнешь! -крикнул Мишка уже ему в спину.

–Царь не выдаст, свинья не съест! -ответил Леонардо русской поговоркой.

Мгновение спустя они катили тележку уже вдвоём. Леонардо благодарно улыбнулся недовольно пыхтящему другу.

–Спасибо!

–Эк по-нашему научился балакать итальянская морда! -ругался Мишка. -Подведёшь ты меня под монастырь. Вот как есть подведёшь!

Он ругался, но тележку тащил. Выкатив её на лестничный пролёт, торопливо развернул вниз и установил на упоры.

Вверх по лестнице бежали отступающие силы защитников. Отца Григория, не поймёшь живого или мёртвого, всего в крови тащили двое монахов. Ещё несколько поднимались следом, отстреливаясь и отбиваясь мечами от лезущих следом за ними османских кукол.

Увидев их на лестничном пролёте, монахи замахали руками: -Что вы тут делаете! Уходите, срочно. Запритесь где-нибудь. Помощь уже в пути. Нужно только немного продержаться. Да бегите уже отсюда! Османы сюда пришли чтобы учёный люд вырезать, а вы сами к ним выходите! Прочь!

Не обращая внимания на крики и даже на сильный толчок в плечо, Леонардо целился и готовился в нужный момент подпалить запал.

Момент вскоре настал, когда на лестнице не осталось ни одного живого человека в монастырской рясе. Кто-то рядом зычно крикнул: -Не стрелять!

К его удивлению командирским голосом кричал Мишка. Скорее от удивления, чем от чего-либо ещё отступающие монахи на несколько секунд прекратили стрельбу сгрудившись у них за спинами. Почуяв слабину, нападавшие перестали прятаться и предприняли решительный штурм лестницы, собираясь продавить и пробить хлипкую преграду из раненных и истекающих кровью монахов. С потерями в собственных рядах, лишённые души марионетки турецких колдунов, особенно не считались, хотя совсем зазря на рожон не лезли. Если только можно было забрать с собой хотя бы одного защитника, вот тогда да.

Но не в этот раз.

Их выскочила десятка два, может быть полтора, в суматохе боя время имеет свойство то растягиваться, то сокращаться, а количество плавает в широких пределах.

Леонардо запустил первую партию огненных стрел. Внутри помещения, направленные сверху вниз, на близком расстоянии порядка десяти метров или, может быть, чуть больше короткие ракеты буквально перемололи всех нападавших. За первой партией ракет отправилась вторая и её получили те, кто не успел выбраться на лестницу в первый раз.

У Леонардо дрожали руки. Пороховой дым и всё забивающий душный запах крови лезли в нос, мешали дышать, смотреть, говорить и слышать. Какой-то сумасшедший крикнул: -Вниз!

Уцелевшие монахи нырнули в дымное марево, затянувшее низ разбитой взрывами лестнице с лежавшими там телами.

Выбив упоры, Мишка подхватил тележку с наполовину ещё заряженной сбруей и лихо покатил вниз проезжая иной раз прямо по телам, лишь следя чтобы сбруя не вывалилась при сильном толчке. Леонардо ничего не оставалось как последовать за товарищем.

Внизу послышались выстрелы и звон клинков. Монахи отбивали первый этаж обратно у захвативших его басурман пользуясь их растерянностью и тем, что после бойни на лестнице их там осталось всего несколько человек.

Словно скрывавшийся до самого последнего мгновения в тумане айсберг надвинувшийся на корабль из порохового дыма появилось лицо монаха, а его руки крепко вцепились в бок тележки: -Помогайте, братишки!

Остатки басурман навалили баррикаду и отстреливались из неё как из крепости так, что к ним не подойти и не взять. Были бы гранаты – другое дело, но их давно не осталось ни у нападавших, ни у обороняющихся. Пушки есть, но они смотрят наружу, а их попробуй ещё спусти со стен и прикати.

Леонардо с Михаилом вывезли телегу на позицию. Бушевавшая на улице пурга не думала прекращаться, но сейчас на неё никто не обращал внимание. Разгорячённый идущим боем мастер не обратил внимание на то, что выскочил на мороз без шубы. Сердце колотилось как безумное и ему совсем не было холодно, а налипавший на волосы снег тут же испрялся.

Расстояние полсотни метров. Далековато, но в пределах допустимого для укороченных ракет, которыми сейчас была наполовину снаряжена сбруя.

–Жгите гадов! -попросил монах. -Там османский колдун прячется. Его они и защищают.

–Ora puniamo questi maiali! (накажем свиней!)

Леонардо выпустил сразу все оставшиеся ракеты. Завывая, они полетели в сторону баррикады разрываясь на корпусах перевёрнутых телег и сваленных в кучу брёвен поджигая их. Меньше чем за минуту на площади пылал огромный костёр, а изнутри доносились крики. Османы предприняли последнюю попытку атаковать, желая вырваться из огненной ловушки и, самое главное, вывести контролёра. Точнее это контролёр желал вырваться и окружающие его куклы изо всех сил пытались выполнить его желание. Они выскакивали из огня и тут же ложились под плотным огнём приехавших на пародвижетелях царских стрельцов.

–Леонардо, ты ранен!

–Что? -он обернулся и только при резком движении ощутил дискомфорт в груди, а когда опустил глаза то увидел торчавшую в плече стрелу. -И когда только успели.

Поразительное дело. Пока не знал, то ничего и не болело. Даже сам момент попадания в него стрелы удивительным образом пропустил. Но сейчас увидел и разом всё навалилось. Усталость, боль, страх и холод такой, что зубы принялись выбивать чечётку.

–Царь меня точно в монастырь сошлёт за то, что тебя не уберёг, -сокрушался Мишка. Голос постепенно отдалялся будто говоривший отходил дальше и дальше. Или мастеру только показалось. Сознание стремительно ускользало.

–Эй, кто-нибудь! -надрывался Михаил, стоя над телом потерявшего сознание Леонардо. -Да, ты. Вот ты. Хватай его и понесли. Осторожнее, дубина. Не дрова несёшь, а живого человека. Раз. Два. Взяли!

***

–Это меня в монастырь, а тебя на плаху, -«успокоил» племянника Василий Мстиславович.

Сам виновник с покаянной головой стоял в кабинете главы государева надзора и понуро молчал, сознавая свою вину.

–Тебе что было сказано? -продолжал ярится Василий Мстиславович. -Следить и охранять, чтобы с этого итальянца и волос без царского и моего разрешения не упал! А ты? Потащил его под пули. Под стрелы его потащил! Захотелось в войнушку с османами поиграться?! Ракеты свои чёртовы запустить захотелось! А теперь? Если Фрязин погибнет, царь мне этого не простит. А уж я до этого про тебя не забуду! Чучело соломенное. Бревно сухое. Колодец без ворота. Коса без рукояти. Вот кто ты такой!

–Да разве я… Он сам полез… -попробовал оправдаться Михаил.

–Так ты при Фрязине для того и был поставлен чтобы он никуда «сам» не лез! -буквально закричал Василий Мстиславович.

Выкрикнув, он выдохнул и уже спокойнее спросил, настраиваясь на деловой тон: -Как он там кстати? Рана опасная?

Почувствовав, что основная часть грозы прошла мимо, Мишка немного ожил: -Всё хорошо. Стрела на полпальца только вошла, рана пустяковая. Только вот простыл иноземец. По морозу без шапки бегал, ледяным воздухом дышал и простыл. Его сейчас лекари от лихоманки лечат.

–Смотри, если не вылечат, если помрёт Фрязин, -начал снова распаляться глава государева надзора.

–Не извольте беспокоиться! -вытянулся словно на смотре-параде. -Лежит он под присмотром лучших докторов из числа тех, кого царь сам лично докторскому делу учил! Они и полумёртвого на ноги поднять смогут.

–А если…

–Четырёх стрельцов к мастеру приставил, -отчитался Мишка, даже не дослушав вопроса: -Двое на входе в больницу и двое на входе в палату. Ничего не случится. Никакого «если»!

–Смотри у меня, шельмец!

–Смотрю в оба! -пообещал он.

–Эх, не был бы ты моим племянником, уже давно где-нибудь под Киевом бы бегал, вылавливая татей и заговорщиков.

–Осмелюсь спросить, -уточнил он. -Приказ Дивных Дел сильно пострадал?

–Порядочно. И не он один. Егеровская мануфактура сгорела полностью. Ещё на двух с трудом отбились, наполовину там всё развалили. Ключ-Каменский завод в развалинах. Басурмане его захватили, пришлось из пушек свой завод расстреливать и обратно штурмом брать. Мастеров погибли десятки. Подмастерий того больше. Царь Иван Васильевич в ярости. А знаешь кто виноват?

–Османы? -предположил «племянник».

–Мы! Мы с тобой виноваты, что не предусмотрели! Басурманин – подлый враг, с него нечего взять. Всегда был таким и ещё долго будет. Но мы должны были бдить! Обязаны были быть готовы, а оказались не готовы. Если бы ты один был виноват, то как есть в холодную бы посадил на год, а то и на все десять. Но все виноваты и я в том числе. И даже больше остальных потому, что не предусмотрел, не уберёг.

Михаил растерянно молчал не зная, что и сказать в ответ на спонтанную начальственную исповедь. Плохо дело, коли глава государева надзора вдруг перед простым тёмником начинает виниться.

К счастью, Василий Мстиславович взял себя в руки и только кивнул Михаилу на дверь. -Иди, мол. И если с Фрязином ещё хоть что-нибудь случится. Если он хотя бы пальчик себе ударит или слишком горячим чаем губы обожжёт, то держись тогда, Мишка, за всё ответишь!

***

Стрельцы, поставленные Михаилом Игоревичем его властью тёмника государева надзора, не слишком ответственно отнеслись к порученной им службе. Само задание привычное – стоять и не пущать они умели. Дело не хитрое. Но как прикажите его исполнять в общественной лечебнице, когда по коридору то и дело бегают доктора да медсёстры и хромают туда-сюда раненные да покалеченные? А если врач хочет в палату к Фрязину зайти, то должны ли они его пускать или нет. Если нет, вдруг иноземцу, без помощи, станет хуже? Но если каждого пускать, тогда зачем они нужны? Вот то-то и оно, что в состоянии не полной определённости, стрельцы, не сговариваясь, решили сделать одно и тоже. А именно: стоять с бравым видом уперев здоровенные огнебои с примкнутыми, для пущей важности, штыками и сверлить взглядом каждого мимо проходящего.

Одна беда – в больнице было тепло, даже жарко натоплено. А со стороны кухни вкусно пахло кашей и варёным мясом. Надо сказать, что Михаил Игоревич реквизировал первых попавшихся ему под руки стрельцов не особенно разбираясь. Волнуясь, он не подумал, что они после боя, уставшие и голодные. Сказал стоять, охранять, а сколько так стоять ни слова не сказал.

Так стоит ли винить охранявших раненного Леонрадро стрельцов что в данный момент они больше думал и о том, как вернутся в казармы, снимут тяжёлые сапоги и тяжёлые, прошитые стальными нитями для пущей прочности кафтаны. Как возьмутся за оставленную товарищами порцию каши в заботливо припасённом котелке. Как будут дуть кружка за кружкой обжигающе горячий напиток из цикория и вполголоса ругать в недобрый час встретившегося им тёмника. О том для чего они тут стоят и кого охраняют стрельцы почти не думали в тот момент.

Подошедший к ним доктор выглядел, как и положено выглядеть доктору. Самому обычному доктору. Из новых, которым благоволил царь Иван Васильевич. В белом халате, с какими-то медицинскими инструментами в руках. Тронутые сединой волосы и печать усталости на умном, располагающем лице.

Честно говоря, большее внимание стражи привлекла молодая медицинская сестричка, следовавшая за доктором с кипой чистого белья в руках.

–На перевязку, -объяснил доктор, терпеливо ожидая пока переглянувшиеся стрельцы раздвинут штыки и позволят ему войти.

–А где другой доктор? -спросил один из стрельцов.

–Я – доктор.

–Нет, тот, который стрелу вытаскивал. Он говорил, что будет лично присматривать за Фрязином.

–Занят на операции. Я вот свои закончил, поэтому меня и прислали

Его товарищ уже отодвинул в сторону свой штык, а подозрительный стрелец всё ещё сомневался.

Медицинская сестра тонким девичьим голоском прощебетала: -Пропустите нас пожалуйста. У нас очень-очень много работы.

Тут и подозрительный не выдержал, отодвинул штык и отступил в сторону.

–Спасибо вам большое, -сказала девушка, вызвав на лицах у парней глупые улыбки.

Тем временем, едва войдя в палату, так называемый «доктор» из всех инструментов достал скальпель и решительно шагнул к единственной в помещении кровати, где, укрывшись с головой, лежал итальянский мастер.

–Божья матерь лично помолится за спокойствие твоей мятежной души, -тонкое лезвие скальпеля вонзилось туда, где по всем признакам должно было находиться горло спящего пациента.

Один удар, второй, третий. И только потом приходит ощущение неправильности. Что-то не так. Сброшенное на пол одеяло открыло то, что под ним никого нет. Но где же тогда несостоявшаяся жертва?

Повернув голову лжеврач увидел замершего у стены Леонардо. Тому не здоровилось. Сильно ныла раненная рука не позволяя заснуть. Потому он решил немного походить, надеясь перетерпеть приступ боли. Свет зажигать не стал, хватало того что пробивался снизу по дверью. Когда дверь в палату распахнулась, Леонардо замер словно заяц, увидевший лису. Он думал, что вот сейчас его станут распекать за нарушение постельного режима, но всё оказалось гораздо серьёзнее.