Текст книги "Итальянец на службе у русского царя (СИ)"

Автор книги: Sleeping

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Поднявшись в свой кабинет, Анастасий велел заварить себе отвару, но не дождался, уснув в кресле. Поставленная перед ним чашка медленно остывала пока не стала совершенно холодной.

***

Фёдор Васильевич и Григорий Булатович, знаменитые московские ювелиры, оба так сильно торопились на встречу с царским мастером обещавшим раскрыть новые тайны чудесной «оптической науки» что буквальным образом столкнулись в дверях и тут же принялись рядиться кто из них должен кого пропустить и кто имеет больше прав пройти в дверь первым.

Фёдор Васильевич кичился что он пока ещё выбранный глава гильдии ювелиров и по праву носит титул «золотого мастера». Григорий Булатович, известный смутьян и вольнодумец, прославившийся неоднократными спорами с заказчиками даже из числа духовенства, настаивал, что очередные выборы главы гильдии не за горами и что «сегодня ты – золотой мастер, а завтра – я».

–Вот когда будет завтра, тогда и станешь проходить первым, а пока пропусти меня! -горячился Фёдор Васильевич.

–Куда ты лезешь, старый хрыч, -экспрессивно отвечал Григорий Булатович. -Куда ты прёшь?!

Формально позиция была сильнее у Фёдора Васильевича. Но положение осложнялось тем, что Григорий Булатович моложе, сильнее и, чего греха таить, наглее. Исход противостояния оставался пока неопределённым.

Кто знает, чем могла бы закончилась их ссора, если бы оба вдруг не замолчали, прислушались и тут же побежали вверх по лестнице уже не обращая внимание на первенство, боясь только лишь одного – опоздать.

Прочие ювелиры уже давно собрались и расселись. Их было значительно меньше, чем в первый раз. Не все смогли справиться с задачей и выточить увеличительные линзы из стеклянных бляшек. А кто-то и вовсе не захотел связываться с таинственными затеями царского мастера рассудив, что проверенное временем дедово мастерство и без того их неплохо кормит чтобы путаться с непонятным колдовством.

Царский мастер уже прибыл и сейчас, вместе с помогающим ему стрельцом, занавешивал окна тёмной тканью. Вставшие у дверей стрельцы, при появлении запыхавшихся ювелиров, примкнули штыки огнебоев, но, узнав Фёдора Васильевича, пропустили обоих внутрь.

Недовольно оглянувшись на заходящих в залу опоздавших ювелиров, Леонардо продолжил объяснения: -Первый столп оптической науки гласит: в одной среде, например в воздухе, стрелы света движутся прямо. Смотрите, мастера, сейчас я поймаю кусок мира снаружи и помещу его на стену.

Тщательно занавесив окна, царский мастер проделал в тяжёлой ткани крохотное отверстие и на противоположенной от окна стене проецировался перевернутый, но невероятно точный и живой образ московской улицы: двигались крошечные фигурки людей, ехала телега и колыхались на ветру ветви деревьев.

–Сиё есть camera obscura, иначе говоря «тёмная комната» и с её помощью можно с точностью переносить на бумагу планы или делать зарисовки.

Успевший за это время сесть на свободное место и отдышаться, Фёдор Васильевич решился взять слово дабы напомнить остальным о том, что именно он заслуженно носит титул «золотого мастера» и является главой ювелирного цеха.

–Юноша, -он пожал губами, но не стал менять обращения. -Показанное тобой для меня не новость. Подобное описывал её древний мудрец Аристотель и арабский учёный Ибн аль-Хайсам упоминал её в своих трудах.

–Отлично! – обрадовался Леонардо: -Тогда, быть может, уважаемый мастер сможет объяснить почему изображение на стене перевёрнуто?

Фёдор Васильевич недовольно засопел. Ему не понравилось, что его заставляют отвечать словно какого-то ученика. Но промолчать сейчас значило полностью дискредитировать своё имя, и он попытался сформулировать ответ: -Из теории зрительных лучей исходящих из объектов и доходящих до наших глаз, отчего мы можем видеть поведанной нам многомудрым Птолемеем…

–Уважаемый мастер, -вежливо, но твёрдо, прервал его Леонардо. -Теория Птолемея о зрительных лучах несостоятельна. Прошу дать мне ответ в терминах «стрел света» о которых мы говорили в прошлый раз. Напомню: стрелы света, падая на предмет, отражаются от него и попадают в наши глаза. Таким образом человеческий глаз, как и любой другой орган зрения, не испускает лучи, а, наоборот, принимает их. Как вот это самое крохотное отверстие в ткани что позволило нам проецировать отражение действительности на стену. Кто сможет ответить? Смелее, уважаемые!

Пока Фёдор Васильевич недовольно кряхтел, слово взял никто иной как Григорий Булатович. Известный вольнодумец, совершенно наглым, даже развязанным, тоном пояснил: -Посмотрите вот на того человека, идущего по улице вверх ногами. Лучи от его головы идут вниз через отверстие и попадают вниз. А лучи от его ног, наоборот, идут вверх и попадают наверх. И так каждая точка его тела отражает свой луч, несущий свою часть картинки.

–Прекрасно! – обрадовался Леонардо.

Одновременно с ним Фёдор Васильевич воскликнул: -Ерунда!

–Почему «ерунда»? -с интересом обратился к нему царский мастер.

Если наш глаз, то же отверстие, то значит и мы видим весь мир перевёрнутым? -ехидно спросил ювелир.

Он ожидал смутить юношу, но тот лишь пожал плечами и подтвердил: -Именно так и есть. Но видя перевёрнутую картинку с самого детства человеческий разум сам переворачивает её ещё раз. Мы так привыкаем к этому, что совершенно не замечаем.

Поражённые мастера удивлённо загудели.

–А Птолемей и Евклид тебе не указ, невежда? -рассердился Фёдор Васильевич. -С древних времён всем известно о зрительных лучах. А о «стрелах света» говоришь только ты. Может быть ты сам их придумал, как и эту твою «охтическую науку»?!

–Chi disputa allegando l’autorità, non adopra l’ingegno, ma piuttosto la memoria. (Кто спорит, ссылаясь на авторитет, тот использует не разум, а лишь память) -воскликнул Леонардо, весьма уязвлённый высказанными обвинениями. -La sapienza è figlia dell'esperienza (мудрость – дочь опыта). Так проведём же опыт и постигнем полученную в его результате мудрость!

Чёрная ткань сорвана с окон.

Царский мастер словно сокол, бросился к Григорию Булатовичу: -Получилось сделать? Ты её принёс?

Вольнодумец молча достал из сумы и протянул отполированный со всех сторон стеклянный клин. Внимательно оглядев его, Леонардо довольно кивнул. Его вполне удовлетворили однородность стекла., чистота полировки и отсутствие внутренних пузырей или мути которые могли бы исказить эффект. Он нетерпеливым жестом махнул стрельцам и те внесли в зал оббитый белой тканью ларец с небольшим отверстием.

–Как вам должно быть известно, уважаемые мастера, Аристотель утверждает, что свет однороден и неизменен и его невозможно разложить на части. Но так ли это? Сейчас я покажу вам не фокус, не дело рук человеческих, но раскрою тайну божьего творения, доселе скрытую от ока людского. Смотрите!

Он поднёс стеклянный клин – призму к лучу солнца, пробивавшемуся сквозь крохотное отверстие в ящике. И случилось чудо. На белой стенке, куда упал луч, вспыхнула и заиграла невиданная красота – узкая, но ослепительно яркая полоска, переливающаяся всеми цветами: от огненно-алого до лилового, что не сыскать даже в самых дорогих тканях.

В зале воцарилась мёртвая тишина. Кто-то перекрестился. Кто-то отшатнулся, словно увидел нечистую силу.

–Что это? -спросил поражённый Григорий Булатович: -Это радуга? Но как? Без дождя и солнца…

–Это не радуга, -ответил успокоившийся царский мастер. -Это и есть сам свет. Тот белый свет, что мы видим – обманчив. Внутри него сокрыты все краски. Стекло лишь разъединяет их, показывая истинную природу вещей.

Мастера смотрели, не отрывая глаз. Для них, всю жизнь работавших с цветом и светом, это было откровением, ломающим все представления. Алхимия? Колдовство? Или… правда?

–Сей разноцветный свет… он опасен? -спросил Фёдор Васильевич, все еще не веря глазам.

Не успел царский мастер ответить, как в залу вошёл сам Государь. Похоже он подошёл раньше, но увлечённые новым опытом ювелиры не заметили его, а стоящим у дверей стрельцам царь дал знак молчать.

–Опасен не свет, а невежество, -строго сказал царь Иван. -Мой мастер показал вам не магию, а знание. Такое же, как знание о том, что земля круглая или что в грязи плодятся невидимые глазу твари причиняющие хворобы. Ваше ремесло – это работа со светом и формой. Отныне вы будете делать не только красоту, но и инструменты для познания мира. Линзы, чтобы разглядеть мельчайшее. Призмы, чтобы изучать природу света. Сии камеры – чтобы точнее запечатлевать божий мир. Но главное: глаза сокола – простейшие оптические прицелы, которые, будучи установленными на огнебои, позволят даже посредственному стрелку бить далеко и точно.

Собравшиеся мастера сорвали шапки и поторопились склониться перед царём глубоко изгибая плохо гнущиеся спины.

–Все, кто справятся, получат обширные заказы от меня, -продолжал говорить государь. -Кроме того я дам позволение продавать излишки некоторых товаров вполне свободно, в том числе иностранным купцам, обогащаясь и богатея на своём искусстве и мастерстве. В накладе никто не останется. Но мне нужен качественный результат, и он нужен мне очень быстро. Сможете ли вы обеспечить мне его?

Под жёстким и требовательным взглядом царя ювелиры отводили глаза и сгибались ещё ниже. Даже стрельцы, хотя они вообще ни при чём, чувствовали себя неуютно и сильнее вцеплялись в ставшие привычными и родными, как объятия матери, огнебои.

–Сделаем, государь! -пообещал Леонардо. -Положись на меня и на этих добрых людей. Они не подведут.

Молча кивнув, Иван Третий вышел из комнаты.

Вытирая лицо расписанной золотой нитью платком, Фёдор Васильевич сунулся к царскому мастеру с извинениями и выражениями глубокого почтения.

–Ничего страшного, -успокоил его Леонардо. -Сомнение суть первый признак настоящего учёного. Я не могу обижаться на то, что кто-то усомнился в моих или любых других словах. Каждый из нас должен всегда и во всём сомневаться и подвергать мудрость авторитетов испытанию, когда ему только это покажется правильным. Сомнения – наши крылья. Без них мы бы ползали, а не летали.

Историческая справка к четырнадцатой главе

В реальной истории сamera obscura была вполне известна Леонардо и использовалась им чтобы передавать реальные пропорции и перспективу в картинах. Более того, он оставил её подробные описания.

Гуморальная теория крови – ведущая медицинская теория с античности аж до 19-го века, связывавшая «гуморы» (жидкости или «соки» тела, а именно: кровь, флегма, жёлтая и чёрная желчь) с темпераментами (сангвиник, флегматик, холерик, меланхолик), органами, временами года и стихиями. Соответственно считалась что все болезни от дисбаланса. В настоящее время признана несостоятельной.

К слову – вы тоже заметили определённое сходство гуморальной теории с «восточными» учениями о балансе в организме какой-нибудь фигни?

Теория зрительных лучшей – античная теория объясняющая способность «видеть» тем, что из глаз исходят невидимые лучи как бы «ощупывающие» предметы. Опровергнута и признана несостоятельной. Любопытно, что ещё в древности некоторые учёные, например Аристотель, также возражали против этой теории предлагая альтернативное объяснение схожее с общепринятым сейчас.

Глава 15. Время менять правила игры

Когда на горизонте появились не тучи, но серебристо-серые шары русских небесных кораблей, командир размещённого в Гезлеве турецкого гарнизона был к этому готов. Конечно, насколько вообще можно быть готовым к плывущим по небу, словно по морю, кораблям, бросающим вниз бомбы, плюющимся огненными стрелами и выбрасывающим из своего чрева стрельцов что не падают, но медленно спускаются на раскрывшихся куполах из ткани.

Как можно быть готовым сражаться с противником, для которого не имеют значения крепостные стены и установленные на них мощные бомбарды. С противником способным видеть всё сверху, поддержать огнём или концентрировать десант именно в том месте, где это необходимо. С противником, у которого каждый солдат вооружён многозарядным огнебоем и десятком гранат.

С тем, кто меньше чем за месяц, по одному, захватил все крупные крымские города за исключением города-порта Гезлева.

Невозможно!

И всё-таки командующий турецким гарнизоном собирался дать бой. Какие бы летающие корабли не придумал проклятый русский царь, но никто не посмеет сказать будто Ахмед Челбаш испугался и сдал город без боя. Во имя султана Мехмеда, да святится его имя во веки веков. Аллах всегда на стороне верных и храбрых. Он поможет и защитит от козней шайтанов, поднявших тяжёлые корабли и несущих их по воздуху.

Но кроме веры в всевышнего и страха перед султаном, у Ахмеда имелись и некоторые другие основания полагать, что всё не так плохо, как может показаться и попытка удержать город может быть успешной.

Во-первых, он предупреждён заранее. Если на другие города русские сваливались как небо на голову, то слухи постепенно расходились, и беженцы смогли предупредить Челбаша и рассказать об обычной тактике русских.

Во-вторых, Ахмед собрал под своим началом крепкий кулак из бежавших или отступивших из других городов частей. И это, в своём большинстве, не местные степняки-татары, а элитные отряды янычар. Прибавить к этому турецкий гарнизон охранявший Гезлев и получится неплохая такая армия. Тогда как русских, на их небесных кораблях, по рассказам беженцев, всего несколько сотен человек. Наземную армию, подходившую к Гезлеву вместе с летящими по небу кораблями можно вовсе не брать в расчёт. Их меньше пяти тысяч человек, и они не имеют тяжёлой артиллерии, без которой невозможно пробить и взять высокие гезлевские стены. Главное, чтобы спрыгнувшие с неба воины не открыли им ворота и не впустили их в город.

Наконец, в-третьих, Ахмед Челбаш очень рассчитывал на помощь кораблей, стоящих сейчас в порту. Он уже связался с их капитанами и многие из них заверили его в своей полной поддержке.

Поднявшись на стены, Ахмед с тяжёлым сердцем всматривался в даль, где уже были видны невиданные прежде серые облака несущие под собой ладьи с русичами. За его спиной лежал притихший в ожидании большого сражения город. Высились тонкие иглы минаретов и каменные холмы монументальных дворцов с узкими, стрельчатыми окнами. Оставшиеся в порту корабли принялись расходиться и маневрировать чтобы не оказаться подпаленными в одной куче. Их белые паруса смягчали вид обезлюдевшего порта, а капитаны старались занять наиболее выгодные позиции.

Это было величественное зрелище – вид наплывающих на город небесных кораблей. Высоко над выгоревшей от солнца степи. Исторгая из себя струи дыма от пылающих внутри их машин иблисовских огненных сердец. Они надвигались неторопливо, но неотвратимо. И никакое земное оружие не могло достать до них пока они не спустятся сами, а этот час, как знал Ахмед из расспросов беженцев, неизбежно придёт.

–Прошу, о храбрейший, пройдите в укрытие, не искушайте судьбу, -взмолился следовавший за ним по пятам помощник.

Бросив на того злой взгляд, Челбаш кивнул. Позорно прослыть трусом. Но ещё более позорно показать себя глупцом погибнув от собственной неосторожности и без всякой пользы.

Тучи надвигались на замерший Гелзлев. Рукотворные тучи, летающие корабли зависли над городом. Вниз посыпались бомбы, раздались первые взрывы. Вынужденные оставаться на значительной высоте, чтобы избежать ответного огня янычаров, русы бросали бомбы не точно и больших разрушений получилось избежать. Горело несколько зданий, но на них уже работали пожарные команды. Похоже, что запас бомб у русов оставался невелик и бомбардировка вскоре прекратилась.

Немного повисев над городом, корабли разошлись в стороны и с них посыпался десант. Проинструктированные Ахмедом отряды янычар попытались сбивать медленно спускающихся парашютистов, но никто из них прежде не тренировался стрелять по летающим целям. А в случае массового огня целыми отрядами, летающие корабли отрабатывали по их местам скопления волной огненных стрел. Число пожаров в городе множилось. Пожарные команды не успевали тушить.

Со стороны порта послышались громкие хлопки. Умельцы из числа моряков сумели переставить самые лёгкие и дальнобойные мортиры на лафеты с регулируемым углом возвышения и сейчас пытались сбить из них небесные суда русов. Похоже, что у них получалось, так как небесные корабли пришли в движение. Трое осталось висеть над городом, а два развернулись в сторону порта принявшись осыпать маневрирующие суда огненными стрелами. Такая стрела, оставляя за собой дымный шлейф и попадая в парусную оснастку тут же поджигала её или растеклась огненной лужей по палубе. Горящее судно было уже не спасти. Команда покидала его.

Но что это? Один из двух гонявшихся за судами небесных корабля неожиданно вздрогнул и вниз от него посыпались разбитые доски. Лёгкое ядро угодило прямо в гондолу оставив в той здоровенную пробоину. Увы, небесный корабль совсем не тоже самое что морской. Сколько бы пробоин не имел корпус, но пока цел удерживающий его в воздухе огромный шар и работает паровая машина – небесный корабль продолжает оставаться в строю.

Перед городскими воротами кипел бой. В чадящем дыму и на горящей под ногами земли из-за множественных обстрелов сосредоточившихся здесь небесных кораблей, стрельцам и янычарам приходилось сражаться чуть ли не вслепую. На расстоянии в десяток шагов уже мало что видно. От дыма пожарищ першит в горле. Отрывистые выстрелы многозарядных огнебоев русских стрельцов уверенно перекрывают неуверенные хлопки однозарядных османских.

С трудом удерживающийся чтобы самому не броситься в лихую рубку возглавив очередной отряд, Ахмед посылает новые и новые подкрепления в район главных городских ворот как в чёрную дыру. Сильный взрыв сотрясает стену. Ворота не открыты – они взорваны. Уже готовые наземные силы русов начинают втягиваться в город через пробоину. И тут же ещё, чуть меньший по силе взрыв гремит в небесах. Подняв глаза, Ахмед Челбаш видит, как один из небесных кораблей, объятый огнём, падает вниз, а с него сыплются во все стороны фигурки экипажа распахивая над головами тканевые купола.

Не успевает он порадоваться что один из неуязвимых небесных кораблей всё-таки сбит, как волна проникших в город русов докатывается до него, и командующий турецким гарнизоном в Гезлеве вынужден лично взяться за саблю и огнебой. Короткая ожесточённая схватка, где не просят и не дают пощады. Выжить возможно только случайно, получив не смертельное ранение и потеряв сознание.

Позже, когда город пал и только в районе порта ещё шли бои, стрельцы принялись растаскивать тела время от времени натыкаясь на раненых. Если это был свой – ему оказывали помощь. Если чужой – смотрели на форму. Татар передавали жителям города если среди них находились родственники или просто желающие выхаживать раненного бойца. Осман и янычар брали в плен выделив под это казармы, забаррикадировав их и превратив во временную тюрьму.

Когда с Ахмеда попытались стащить добрые сапоги, он очнулся и застонал. Лицо залито кровью из рассечённой головы. Его подняли и потащили к лекарю. Тащили грубо, но зато русский врач промыл ему лицо и рану водой и, догадавшись о высоком положении пленного, доложил наверх.

Ахмеда посадили на стул, приставив к нему для верности двух стрельцов. После того как врач плеснул на рану креплёным вином, в ней постоянно жгло, при этом хотелось спать и только не утихающее жжение в ране отвлекало и позволяло оставаться в сознании.

Вошедший в комнату русский спросил: -Кто ты такой?

–Ахмед Челбаш, -произнёс он своё имя. -Командир гарнизона.

–Нет больше гарнизона, – сказал русский. Его лицо плыло перед глазами Челбаша. Сосредоточившись, он сумел разглядеть, что его собеседник достаточно молод и достаточно знатен. На первое указывали лицо и голос, на второе одежда и то, как подтянулись и замерли при его появлении стрельцы.

–Султан пришлёт подкрепление. Огромный флот, -посулил Ахмед.

–Может быть, но не сейчас. Мехмед крепко закусился с немцами в войне за Венгрию.

–Тебе это не поможет, проклятый гуяр!

–Уже помогло, – спокойно заметил цесаревич. -Уведите его.

Ахмед ещё успел почувствовать, как его понимают и тащат по коридору, но дальше сознание покинуло и мир вокруг утонул в благословенной мгле.

***

Вена – город, зажатый в тиски крепостных стен, будто каменный цветок. Её улицы как глубокие тёмные ущелья. Верхние этажи домов нависают над мостовой, почти смыкаются крышами, оставляя для света лишь узкую щель. По этим каньонам текут людские реки: грузные бюргеры в бархатных камзолах, монахи в черных и коричневых рясах, спешащие мастеровые и пестрые, как попугаи, итальянские купцы. Здесь слышна не только немецкая речь, но и чешская, венгерская, латынь и звучный итальянский язык. Вена – перекресток империи. Но как же легко затеряться на её тёмных улицах!

Над всем царит шпиль Собора Святого Стефана – Штеффль. Он, как каменная игла, пронзает низкое свинцовое небо, словно взывая к Богу о защите. Резные каменные кружева, горгульи с оскаленными пастями и строгие лики святых наблюдают с высоты за суетой внизу. Строительные леса еще окутывают башни. Редкий день обходится без стука молотков каменотесов – грандиозное творение всё ещё строится, растёт, становится красивее и грандиознее день ото дня. Как и сама империя.

Императора, Фридрих Третий Габсбург – правитель, которому удалось превратить Священную Римскую Империю из аморфного образования в крепко спаянное, военизированное государство. Его reichsritterschaft прошлись по отдельным провинциям огнём и мечом, вырезая мятежных князей, привыкших считать будто они самодостаточные государи, словно гнойные опухоли. Это было словно операция на теле смертельно больного человека. Операция, проведённая мечом.

Сам император сейчас находился в одной из башен святого собора. Давно законченная и украшенная причудливыми скульптурами, она стала формальной резиденцией Императора, когда тот прибывал лично проследить за ходом работ над Собором.

Здесь, в центре его державы, Фридриха сопровождает совсем малая свита. Внизу, у дверей, стоят двое reichsritterschaft, но и только. В это время Император изволит отдыхать. Многочисленные державные дела временно отложены.

Вызванный по указанию Императора барон Рамкапроф смиренно ожидает внизу пока у господина найдётся время его принять. Переминаясь с ногу на ногу, он разглядывает соседние башни строящегося Собора и видит, как группа камнетёсов зачем-то, по верху стен, приближается к императорской башне.

Сначала барон бездумно следит за ними глазами, затем начинает усиленно думать и наконец решает окликнуть их: -Эй, вы! Куда идёте?!

К его удивлению странные камнетёсы не останавливаются. Наоборот, они ускоряются. Двое из них бросают вниз, на стоящих у входа reichsritterschaft, а также барона и его свиту ручные бомбы с зажжёнными фитилями. Другие разбивают окно и вламываются в башню.

У барона мелькает мысль: -Там же Император!

Но затем следуют взрывы. Кажется, кто-то успевает в самый последний момент сильно толкнуть его в сторону и тем самым спасает Рамкапрофу жизнь.

Внутри башни притворявшиеся камнетёсами убийцы, не теряя ни секунды времени, поднимаются на этаж, где расположены императорские покои и ловко установленным небольшим зарядом выбивают дверь.

Император Фридрих уже готов к их появлению. Взрывы во дворе и несколько секунд, потраченных на то, чтобы взбежать на этаж и выбить взрывом дверь дают ему необходимые на подготовку мгновения. Обучая reichsritterschaft он, разумеется, не мог забыть и про себя. Пожалуй, император – сильнейший из имперских рыцарей. Он – носитель знаний «военной науки», родившейся в горниле «войны будущего» и опередившей своё время на многие столетия совсем не такая лёгкая добыча как могло бы показаться.

Выбитые двери ещё не успели упасть, а эхо выбившего их взрыва затеряться в коридорах как из глубины помещения вылетела тяжёлая бронзовая чернильница, брошенная сильной рукой, и разбила голову одному из нападавших. Диверсанты стреляют из огнебоев. Это их ошибка. Пока они не успеют перезарядиться – они лёгкая добыча.

Но, на самом деле, ошибается Фридрих и тут же вынужден платить за ошибку. Диверсанты пришли не с обычными огнебоями, а с многозарядными. По местным меркам величайшее ноу-хау доступное только русскому царю и больше никому. Неужели это царь Иван послал убийц, но разве ему выгодно делать это сейчас? Размышлять времени не остаётся. Решивший было перебить диверсантов пока они перезаряжаются, Император вынужден торопливо отступать вглубь покоев зажимая кровоточащие раны на плече и на бедре.

Понимая, что счёт идёт на секунды, в лучшем случае на десятки секунд, пока не успеет подняться охрана, диверсанты преследуют Императора.

Короткая схватка в полутёмном коридоре, где на миг теряешь зрение переходя из ярко освещённого зала в лишённый окон коридор. Дважды раненный Фридрих умудряется скрыться, слившись со стеной в, казалось бы, пустом коридоре и набрасывается на противников. Перьевая ручка втыкается в шею одному, другого он убивает ударом ребра ладони по горлу. Схватив третьего, прикрывается им от остальных держа взрослого мужчину одной, здоровой, рукой перед собой как щит и ловя его телом все выпущенные в него из многозарядных огнебоев пули.

К счастью, тут в коридор влетают оставленные на страже reichsritterschaft мигом расправляясь с ещё живыми диверсантами. Одного, как и положено, оставляют в живых чтобы можно было его допросить. Но тот только безумно скалится сидя связанным в углу пока императору оказывают первую помощь. Глупец, он не может не понимать, что с ним будет дальше за попытку убить правителя Священной Римской Империи. Но когда Фридрих, с перевязанными и обработанными ранами, подходит чтобы взглянуть на несостоявшегося убийцу, то находит лишь ещё тёплый труп с выступившей на губах пеной.

Концы обрублены. Император в ярости. Тщательный анализ вооружения нападавших позволяет предположить русский след. На это явно намекают многозарядные огнебои произведённые русским оружейниками. Но в политике никогда нельзя судить сгоряча. Предстоит ещё много работы чтобы выяснить: как эти люди проникли в ряды камнетёсов? Как дошли до императорской башни и ими никто не заинтересовался кроме несчастного барона Рамкапрофа получившего контузию после близкого разрыва ручной бомбы? Кто они такие и, самое главное, кто их послал. Действительно ли за спинами убийц стоит воля русского царя или кто-то неизвестный пытается заставить так думать ради своих, пока непонятных, целей?

***

Стамбул дышал пылью. Воздух над ним густой и пёстрый, как сам город. Сладковатый дым курительных смесей перебивает острый аромат жареного мяса с площадей, а солёный ветер Босфора несёт свежие нотки смолы и свежеструганного дерева.

Стамбул – шрам и алмаз на теле земли. Несколько десятков лет прошло с того дня, когда османские орлы взлетели на его стены, но он все еще залечивал раны. На месте выгоревших кварталов византийцев, как грибы после дождя, выросли новые дома с нависающими эркерами, а узкие улочки, мощеные грубым булыжником, петляли, словно не зная, куда им вести – в прошлое или в будущее.

Над городом возвышался дворец султана, а под ним, в глубине катакомб, располагался сад Големов – лаборатория и мастерская, где обученные султаном дервиши, по его чертежам, создавали устройства и разрабатывали методики для управления желаниями, мыслями и поступками других людей.

Но сейчас и наверху и внизу царило смятение.

Новость ещё не дошла до жителей города, но облачённые властью уже знали – султан Мехмед Второй Фатих прозванный «Завоевателем» мёртв. Убит в своём рабочем кабинете, вместе с тремя молодыми наложницами. Все четверо заколоты точными, аккуратными ударами. Султан дополнительно поражён в горло и сердце. Он мёртв, мёртв – великий правитель, стоящий во главе грандиозной империи. Человек, который завязал на себе все концы и нити – его больше не было на этом свете.

Высокопоставленные имамы заперлись в мечетях, вознося молитвы всевышнему, прося совета и помощи. Дервиши из сада Големов заперли пути в подземелья и отчаянно спорили, друг с другом выясняя кто из них имеет больше прав, и кто мог бы представлять интересы остальных. Военачальники прыснули прочь от дворца словно блохи с тела мёртвой собаки, каждый торопился как можно скорее оказаться в окружении верных лично ему вооружённых частей. Все понимали: вот-вот разразиться буря. Больше ничего не будет как прежде. Мехемед Второй Фатих, прозванный «Завоевателем» ушёл из числа живых. Но насколько сможет пережить своего правителя древняя империя, где всё было завязано на одного единственного человека, который думал будто он бессмертный и ошибался в этом. Как же сильно он ошибался.

***

Киев бурлил и кипел словно перегретый котёл. Рачительные хозяева закрывали ворота и двери. Кто имел такую возможность, старались как можно скорее уехать из города пока «там не началось». Но мало кто успел потому, что началось уже следующей ночью.

Неизвестно кто пустил эти слухи, но уже к вечеру весь город знал, что «османские колдуны» убили русского царя. А может быть не убили, может только смертельно ранили. Или прокляли. Версии отличались одна от другой, но каждая из них заканчивалась словами, что лучше времени чем сейчас уже не будет.

Пока русский воевода пытался узнать подробности и думал, что ему следует делать, а поднятые по тревоге стрельцы забаррикадировались в казармах и ждали – недовольные правлением московского царя киевские бояре начали действовать. Их личные дружины и заранее сколоченные из всякого отребья банды отправлялись по загодя составленным адресам сторонников Москвы чтобы разорять и убивать. Дома и усадьбы превратились в осаждаемые крепости. Запираясь в них, хозяева пытались по одиночке давать отпор окружившим их жилища бандитам. Выстрелы прерывались звоном стали и криками раненных. Пороховой дым затянул улицы словно они стали местом самого настоящего сражения. Да так и было. Столкнувшись с ожесточённым сопротивлением некоторых семей, мятежные бояре приволокли к ним под стены пушки и принялись расстреливать почти в упор. Сразу в нескольких местах вспыхнули маленькие пока ещё, изолированные, пожары.

Управляющий городом русский воевода, в поисках ответов и указаний из столицы наткнулся на ворвавшихся в его резиденцию мятежников и вместо ответов получил удар сабли в живот. Отдать приказ стрельцам выходить в город и прекратить беспорядки он так и не успел.

Стрельцы, сидя в казармах, ждали приказа которого всё не поступало. Их непосредственное начальство сидело и ждало приказа вместе с ними. А более высокопоставленное или сбежало или уже давно вырезано мятежниками. И некому было отдать приказ. Разве только раненный священник, вбежав в казармы, принялся поносить и укорять сидящих в них солдат переполнив чашу их терпения. Взявшись за оружие, стрельцы выходили в уже пылающий город и сталкиваясь с бандитами и мятежниками без жалости их расстреливали.