Текст книги "Итальянец на службе у русского царя (СИ)"

Автор книги: Sleeping

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 4. Приказ Дивных Дел

В дверь стучали нагло и требовательно. Ещё не полностью проснувшись, Леонардо не сразу сообразил, где он находится и откуда исходит разбудивший его звук.

–Ты там спишь что ли? – недовольно спросили из-за двери.

–Сплю, -честно ответил Леонардо.

–А чего спишь, не ночь вроде?

–Устал сильно. С дороги.

С той стороны замолчали, переваривая ответы, а затем удары возобновились с новой силой: -Вставай, потом всю ночь спать будешь!

Пришлось проснуться. Окунув полотенце в жбан с водой и протерев лицо свежей тканью, Леонардо открыл дверь обнаружив за ней долговязого вьюношу примерно своих лет в картузе набекрень и расстёгнутой ферязе с выглядывающей из-под неё рубахой-однорядкой. Нежданный посетитель, видно, успел уже принять на грудь кружку – другую, лицо его раскраснелось, но стоял твёрдо и настроен был весьма решительно.

–Ты, стало быть, Фрязин-иностранец, поступивший на службу к царю-отцу?

–Стало быть я, -признал Леонардо.

–А почему так ловко по-нашему балакаешь?

–С детства был к языкам способным. Выучил помаленьку.

–Это хорошо, что способный, -заявил гость. -Нам способные тут очень нужны.

–«Нам» это кому?

–Не «кому», а «где», -поправил тот его. -В Приказе Дивных Дел. Я ведь тоже там службу несу. Будем знакомиться: Михаил Игоревич – твой сосед.

–Леонардо, -представился мастер.

–Просто Леонардо? Тогда и ты меня Мишкой зови, -обрадовался сосед. -Мне ведь как девчонки сказали, что рядом со мной иноземца подселили, так я сразу пришёл знакомиться. Думал ты старый будешь и на нашем говоришь еле-еле. А ты даже бороду не носишь!

–Это плохо, что не ношу бороды? -поинтересовался Леонардо.

–Наоборот хорошо, -заверил Михаил. -Пусть боярские сынки кичатся друг перед дружкой жидкими бородёнками. А если в какой раствор едкий окунёшь? Или подождёшь случайно? Нет, нам, дивных дел мастерам, лучше ходить безбородыми. Но знаешь, что, Леонард? Пойдём мы с тобой выпьем!

–Зачем?

–Нет, ты точно ещё не проснулся. За знакомство конечно! Чтобы все дела у нас ладились и замыслы воплощались! Оно ведь всем известно, что если за знакомство не выпить, то и знакомство добрым не будет. Традиция!

–Ну, если традиция, -засомневался мастер. -Только на кухне вроде бы выпивку не дают. В кабак идти у меня денег нет.

–Как нет? Ты ведь на службу к царю-отцу поступил?

–Поступил, -кивнул Леонардо.

–Значит и жалование за первую неделю должны были выплатить.

–Никто ничего не давал.

–Не могло быть такого. Или, подожди, ты сам к казначею не ходил? Вот сейчас и пойдём. Ты держись меня, иноземец. Мишка своих друзей в обиду не даёт.

Получить жалование и правда было неплохо. Быстро собравшись, Леонардо вышел на улицу, и они вместе направились к западным башням кремля, где располагались монетный двор и казённый приказ.

Пока шли, он поинтересовался: -Слушай, почему почти все, кем я тут говорил, царя называют царём-отцом? Это тоже такая традиция?

–Да как тебе объяснить, -задумался Михаил. -С одной стороны вроде как традиция. Что князь раньше, что царь теперь вроде как должны о простых людях заботится словно батька за детьми: где надо – выпорет, где надо – объяснит или как иначе поможет. Только ерунда всё это. Как раньше голод или болезнь какая простой люд косой косила, так никому особенно дела до того не было. Ни князю, ни его приближённым, ни попам – никому. Каждый со своей бедой оставался сам, разве только община немного помогала, но это святое. Сегодня не поможешь ты – завтра не помогут тебе и тогда всё, только в домовину завернуться останется. А кому и домовины не достанется, те голыми валяются по дорогам да полям на потеху зверью. Оно ведь как заведено? Если княжескую долю вовремя не заплатишь или, того хуже, церковную десятину то сам погибнешь и всех родственников за собой потянешь.

В общем плохо людям жилось. Одно хорошо – другой жизни никто не знал и потому не мечтали о ней даже.

Однако нынешний царь всё изменил. Он действительно как отец, каждому даёт шанс, каждого проверяет что тот может и чего не может. Строгий, конечно, но без строгости у нас никуда. Главное, что справедливый и народ эту его справедливость очень хорошо чувствует. Кем бы я был без царя-отца? Да никем! И звали бы меня не Михаил Игоревич, а как-нибудь Мишка-прохиндей или вовсе сгинул бы от голода, холода, какой болезни иль боярского самодурства. Но он всё изменил. Словно Христос. Только мы нашего царя распять не позволим. Грудью за него встанем. Потому что он действительно как отец нам.

За горячей речью не заметили, как дошли до казённого приказа. Полностью положившись на нового знакомого, Леонардо позволил отвести себя к какому-то человеку, сидевшему в большой комнате среди множества таких же серых людей занятых непонятными подсчётами. На руки мастер получил несколько серебряных монет и целую горсть меди (на мелкие расходы, -пояснил Михаил. -Не станешь ты в кабаке серебром платить. Всё равно не выпьешь столько, сколько на серебрянку нальют. А оставлять жалко). Взамен Леонардо расписался в пухлой тетради и по объяснениям служивого человека понял, что ему сюда надо будет регулярно приходить за жалованием, раз в месяц.

Выйдя на улицу и с удовольствием вдохнув свежий воздух после спёртого духа царившего в подземельях казённого приказа, Мишка радостно потёр руки: -Вот теперь можно и в кабак.

–Мне завтра на службу, -попробовал возразить Леонардо.

–Да не волнуйся, -махнул рукой новый знакомы. -Мне тоже. В одном приказе служим, я тебя провожу.

Так как иных отговорок у Леонардо не имелось, да и развеяться, после долгого пути и, особенно, после головокружительной встречи с царём Иваном, в целом хотелось, то ничего против похода в увеселительное заявление он не имел. Разумеется, в меру. Правда настрой Михаила вызывал справедливые опасения. Слишком он был энергичный.

К кабаку дошли, когда уже солнце начало себе место за горизонтом присматривать чтобы на него опуститься. Не ночь ещё, но уже вечер.

Кабак как кабак. Приличный даже. У входа стоит малый пародвижитель со скучающим в нём водителем.

–Работа у мужика не позавидуешь, -поделился Михаил. -С утра до утра какого-нибудь боярского сына по кабакам да по девкам возить. И главное: пока он там наливается ты сидишь при машине, давление поддерживаешь да ворон считаешь.

Кажется, сказал слишком громко потому, что мужчина в кожаной, закрывающей уши шапки на них недовольно покосился. Хорошо, что секунду спустя они уже вошли внутрь. Трактирный зал хорошо освещён множеством свечей из искусственного воска. Благодаря тому, что свечи в русском царстве стоили по одной копейке за полсотни, то позволить их себе мог практически кто угодно.

По вечернему времени в кабаке относительно людно, но его новый товарищ похоже действительно знал что здесь к чему так как сразу потащил Леонардо в дальний угол где нашёлся маленький, кособокий, но хитро спрятанный за всяким хламом столик и, самое главное, абсолютно свободный.

–Погоди, я сейчас, -пообещал Михаил, исчезнув на пару минут и вернувшись с парой кружек, кувшином и тарелкой сухих сухариков, обильно посыпанных солью.

Странно, Леонардо был уверен что новый знакомый хочет лишний раз гульнуть за его счёт, но тот заплатил за заказ сам, а когда Леонардо хотел оплатить хотя бы за себя, твёрдо отвёл его руку.

–Сегодня я угощаю, -объявил Михаил. -И никаких возражений! Давай, первую за царя-отца, долгие ему лета, да и нам заодно, скромным его помощникам.

Леонардо не собирался напиваться, но, знаете, как-то само собой получилось. Тем более Михаил оказался прекрасным собеседником беседовать с которым было легко и приятно.

–Нет, ты скажи, Фрязин, зачем к нам приехал, -в какой-то момент стал допытываться собутыльник.

–За знаниями, -отвечал молодой мастер слегка пошатываясь.

–Эко диво! Всяк другой приезжает учить, а этот приехал учиться, -удивлялся Миша.

Леонардо, в свою очередь, спрашивал: -А правда, что у вас тут зимой медведи по улицам свободно меж людей ходят?

–Конечно правда, -подтвердил собеседник. -Я и хожу. И зимой, и летом.

Потом к ним подсели какие-то девушки, но почему-то не задержались и пропали, он не успел отследить толком куда.

–Пора, пора друг, -Михаил вытащил слабо сопротивляющегося Леонардо из-за стола. -Пора и честь знать. Уходим мы. Нам завтра на службу, помнишь?

Вышли по темноте, но основные улицы столицы прекрасно освещались. Доведя до странноприимного дома, сдал нетвёрдо держащегося на ногах мастера с рук на руки покачавшей головой при его виде Епифании Фёдоровне, старшей горничной. Прежде чем она успела задать хотя бы один вопрос, Михаил Игоревич уже куда-то исчез.

А впрочем, не «куда-то», а по весьма определённому адресу, на ночь глядя, но здесь даже ночью кипела жизнь. Тайный приказ государева надзора работал по ночам как бы не чаще чем ясным днём.

–Мишка! Нехристь! Зачем Фрязина напоил? -привычно ругался старый дружинник, нашедший своё призвание в тайной охране. -Я тебе что говорил? Присмотреться к нему. Понять, чем дышит. Не папский ли выкормыш в доверие к государю втереться пытается. Не тять ли какой против царя и русских людей злоумышляющий. А ты что? Напоил его в кабаке?

–Так для дела, Василий Мстиславович!

–Какого дела?

–Понять не тять ли.

–И что понял?

–Не тять. Те пить умеют и любят, а Фрязин не умеет и особенно не любит.

–Смотри у меня, Мишка, -Василий Мстиславович потряс старым, но ещё крепким, дай бог молодым витязям такой, кулаком. -Ты теперь за ним пригляд держать будешь. Царь-наш-отец сильно в этом иноземце заинтересован. Говорит тот на придумки горазд быть должен. И не спаивай его больше!

–Если он сам в кабак пойдёт? -поинтересовался Михаил.

–Значит не пускай. Ему нужна светлая голова. Не то, что твоя бестолковка. Всё понял, негодник?

–Так точно, Василий Мстиславович, понял всё. Фрязину пить не давать, самолично всё употребить!

–Иди уже, хватит меня злить. Не был бы ты только моим племянником…

–До свидания, дядя.

***

Утро, как много в этом слове. Особенно если вставать приходится, по обычаю, рано, а вчера, сверх меры, баловался разными явствами да напитками.

–Проснись, проснись, Фрязин. Вот, квасу холодного хлебни, сразу жить легче станет.

Чьи-то руки настойчиво совали в губы край чаши.

–Что за гадость! -возмутился Леонардо. -Кислый!

–Такой и должен быть, -заверил его сосед каким-то образом, оказавшийся в комнате Леонардо. -Сейчас подействует, подожди минутку.

Кислый, до дрожи в зубах, напиток и правда подействовал самым живительным образом.

–Мишка, ты что тут делаешь, как вошёл?

–Не заперто у тебя было. А что делаю – так не позволяю проспать первый день на службе. Вставай давай, выходить пора!

–Meglio un magro accordo che una grassa sentenza (Лучше худое соглашение, чем жирный приговор), -пробормотал под нос Леонардо.

–И то верно, – согласился сосед.

Леонардо удивился: -Так ты понимаешь?

–Ваших здесь много. Хочешь, не хочешь, а по верхам всего нахватаешься, -ушёл от ответа Мишка. -Да ты вставай скорей, опоздаем!

Приказ Дивных Дел располагался в отдельной крепости, на манер большого Кремля, хотя и поменьше, но со своими башнями и небольшой площадью, на которой уже запарковалось не меньше десятка пародвижителей. Выстроен он был полностью из красного кирпича, прорезанного бойницами окон и разбавленного куполами невысокой церквушки, теряющейся на фоне более высоких башен.

–Сначала к отцу Григорию, -заявил Мишка, потащив мастера в церковь.

–Заутреннюю стоять? – предположил Леонардо.

–Отметиться!

В церкви, вместо душных благовоний и тяжёлой, давящей на плечи тишины стояла самая настоящая рабочая суматоха. Видный мужчина с почти квадратной фигурой, больше подошедшей какому дружиннику, но обряженный в одежду священнослужителя немедля отмечал каждого входящего в бумагах перед собой, осенял крестом, что-то говорил и пропускал дальше.

Досталось и Леонардо только успевшему пискнуть что он, дескать, католик.

–Господь един, -степенно заметил священник. -Что люди на земле напутали, то их грех. А на небе всё просто. Вижу – новичок. Кто таков?

Леонардо представился.

Заглянув в записи и удостоверившись, что там уже есть такой, священник посветлел: -Звать меня можешь отцом Григорием. Если что непонятно будет или не знаешь у кого спросить, то ко мне и подходи. Сам не отвечу, так направлю к кому следует. В бумагах указано пристроить тебя к делу о стрелах огненных, самолетящих, называемых ракетами. Коих вот этот прохиндей ещё с прошлой весны не может нормально сделать. Берёшься ли?

–Посмотреть надо.

–Вот сразу и посмотришь, а я приписываю тебя к делу, -веско закончил отец Григорий.

Мишка ткнул в бок так, что Леонардо немного скривился: -Вместе пропадать будем. Да не бойся, там не так сложно. Стрелы у меня уже летают, только пока мимо.

Потирая бок, мастер спросил: -Если не сложно, то что сам не сделал?

–Да говорю: уже летают. Хорошо летают! Только попадают не куда надо, а куда бог пошлёт.

–Не поминай имя господне, прохиндей, – рассердился отец Григорий.

–Что это я – прохиндей?

–Всё ловчишь и увиливаешь. Прохиндей и есть, -припечатал священник. -Знай же, главным по стрелам назначаю Фрязина. Тебе, Фрязин и ответ после за результат держать, сначала передо мной, а после, быть может, и перед царём-отцом.

–Вот, ты теперь уже и начальство, -обрадовался Мишка снятой с его плеч ответственности. -Пойдём, покажу нашу каморку.

Вход во внутренние помещения приказа проходил через церковь и кроме отца Григория там имелось полно крепких, похожих на дружинников, монахов с непроницаемыми лицами и внимательными глазами. Пройдя мимо них, они вышли во внутренние залы, где Мишка буквально потащил его в сторону, потом по лестнице, снова в сторону и наконец гордо представил: -Мои… точнее теперь похоже, что уже наши хоромы.

Хоромы состояли из пары комнат, заваленных разным хламом, в основном полыми трубками из металла, дерева и даже из плотной бумаги. На столах в дальнем конце помещения разложены какие-то чертежи, но добраться до них из-за разбросанного мусора также непросто как пройти по минному полю.

–Рабочий беспорядок, -нисколько не смущаясь пожал плечами Михаил.

Леонардо предложил: -Давай, немного, приберёмся. – чуть подождал и добавил: -Прямо сейчас.

Спустя несколько часов помещение стало выглядеть гораздо лучше. По крайней мере по нему можно ходить, не опасаясь запнуться или удариться о что-нибудь тяжёлое, а вдобавок ещё и острое. Леонардо прилип к лежавшим на столах чертежам и кривовато сделанным рисункам.

Мастер поинтересовался: -Ты рисовал?

–Ну я, -нахохлился Михаил. -Подумаешь, что криво, главное – всё понятно.

–Точность мыслей должна выражаться в точности линий, -ответил Леонардо. -Без дисциплины тела невозможно достичь дисциплины ума.

–Это может быть там, у вас, а на Руси главное дело. Сделал дело, выполнил царский наказ – считай герой.

–Но ты его пока ещё не выполнил, -прищурился Леонардо.

Мишка вздохнул: -И то верно.

–Рассказывай, что за огненные стрелы. Подожди, вот эти чертежи, их царь Иван рисовал?

–Он, отец наш, когда про трёхклятые стрелы рассказывал и задачу ставил.

–Смотри какая поразительная точность линий, -залюбовался чертежом Леонардо.

–Так это царь рисовал. А здесь я.

–Учись у лучших. Стремись их превзойти.

–Превзойти царя-отца? Да проще взлететь при жизни в рай господень, -возмутился и даже, кажется, рассердился Михаил.

–Что сделал один человек, то сможет и другой. Я в это верю, – ответил Леонардо.

–Если человек! А царь наш не меньше, чем посланник божий. Может и вовсе – один из добрых его ангелов к нам грешным спустившийся ради нашего спасения из тьмы и пороков.

–Меньше теологии, больше практики, -потребовал мастер.

***

…сколь сильно огонь и дым извергаются из узкого горла сосуда, столь же сильно он сам устремляется в противоположную сторону. Как отскакивает лодка, когда ты прыгаешь с неё на берег, так и сосуд летит, истекая пламенем. Дабы сила огня не рассеивалась впустую, подобно дыму из очага, его должно направить через сужающийся канал – устье-колокол. Сие устье формирует стремительный поток, придающий снаряду наибольшую мощь.

За прошедшие четыре месяца Леонардо наловчился писать сразу на русском языке, без того чтобы сначала формулировать мысли на привычной латыни, а после переиначивать на придуманную и внедрённую царём Иваном Третьем письменную грамматику. Аккуратный почерк расставлял буквицы-бусинки ровными рядами, словно солдат на поле боя.

За лаконичными предложениями скрывались сотни попыток: успешных, частично успешных или вовсе не успешных и даже опасных. Как на вторую неделю, набивая ракету чёрным порохом кто-то из них ошибся, и та взорвалась прямо в канале пускового устройства, разворотив его полностью и инициировав подрыв соседних товарок. Слава богу никто по-настоящему не пострадал, но оглушило знатно. Леонардо и Михаил потом весь вечер в бане мылись, отмывая пороховую гарь и копоть. А у Леонардо ещё несколько дней в ушах звенело и всё чудилось будто его кто окликает, но оборачивается и никого.

Не прессуй порох в монолит, ибо он вспыхнет мгновенно и разорвёт сосуд. Наполни его зёрнами, оставив ходы для воздуха, дабы горел он ровно и продолжительно, как тлеющее полено. Короткий всполох швырнёт сосуд лишь на малое расстояние. Для дальнего полёта нужен ровный и долгий толчок. Длина заряда внутри сосуда определяет время его пути.

Они экспериментировали с разными материалами. Дерево легче металла и, значит, летит дальше. Проклеенная трубка из плотной бумаги слишком легка, её может сдуть встречный ветер. Да и прочность у неё никакая. Железные ракеты показывали лучшие результаты, но они слишком дороги для одноразового оружия, тем более бьющего по площадям. Дороги не в смысле цены металла, а в смысле работы над одной ракетой. Пара опытных кузнецов, используя специальные инструменты, может изготовить заготовки под несколько десятков таких ракет в день. Но что такое несколько десятков, если за один выстрел выпускаются до полусотни таких огненных стрел компенсирую массовостью низкую точность полёта.

Дабы огненное копьё не кувыркалось в полёте, подобно сорванному листу, его центр тяжести должен пребывать в покое. Для сего помести тяжёлое остриё в голове, а лёгкие перья из железа или дерева – в хвосте. Если заставить сосуд с огнем вращаться вокруг своей оси, подобно веретену, он отвергнет все попытки сбить его с пути. Направь часть огня по касательным каналам, дабы сообщить ему вращение.

Про вращение придумал Леонардо вспомнив объяснения Джана Батиста про то, как пуля из его револьвера закручивалась в стволе проходя по нарезам. Увы, использовать нарезные направляющие для запуска ракет слишком сложно. Тогда мастер предложил, чтобы огненная стрела сама закручивала себя прямо в полёте и это сильно повысило точность и дальность.

Продолжая вести записи, перенося квинтэссенцию из многочисленных опытов на бумагу, Леонардо вспомнил как однажды вышел из приёмного дома, а на земле лежал снег. Было белым бело вокруг. Выпавший за ночь снег накрыл улицы, дома, даже людей – на шапках и плечах у них виделись небольшие холмики мокрого, налипшего снега. Он тогда предложил отменить запланированные на полигоне старте пока эта белая слякоть не растает, но Мишка засмеялся и сказал, что она не растает до самой весны. У мастера мёрзли руки. Запальные шнуры не хотели зажигаться. Тогда Мишка отдал ему свои варежки греться и поджёг шнуры сам. Ракеты с визгом от которого на миг замирало сердце чтобы потом биться с удвоенной, с утроенной частотой взмывали в блеклое зимнее небо расцветая огненными цветами где-то в районе предполагаемой цели. Снег под ногами вскоре стал чёрным от копоти. А затем его накрыл слой нового, белого, только-только выпавшего снежка.

Каждое огненное копьё должно быть как брат-близнец другому: вес, форма, зернение пороха и длина запала – всё должно быть выверено до волоса. Иначе полет их будет столь же различен, как полёт камня и пера.

К начавшейся русской зиме Леонардо вскоре привык. В городе улицы чистились дружинниками, и кто-то догадался приделать к пародвижетелям скребки и чистить дороги уже ими. Но за городскими стенами было не пройти и не проехать. Леонардо крайне поразила такая простая и обычная для местных вещь как лыжи. Всего лишь пара плоских палок, крепящихся на ноги, они позволяли ходить по снегу, где без них или снегоступов человек проваливался бы по пояс. И не просто ходить, а даже гонять, развивая скорость сравнимую со скачущим всадником.

В какой-то момент им отдельно пришлось решать проблему стандартизации. Так как все компоненты огненных стрел изготавливались вручную, то все они немного отличались одна от другой. Чуть легче или чуть тяжелее. Чуть уже или чуточку толще. Более плотный порох или более рыхлый. И в результате общий разброс такой, что впору стрелять лишь по вражеским городам, в меньшую цель ещё попробуй попади.

Михаил, по указанию Леонардо, изготовил шаблоны, по которым без жалости отбраковывалось всё, что в них не укладывалось. Приданные им в помощь мастера роптали, особенно когда доля брака доходила до семидесяти процентов. Брак им не оплачивался, и они сильно потеряли в заработке. Тогда Леонардо придумал систему денежных вознаграждений и выплачивал её из своего кармана. А самое главное он посеял дух конкуренции между мастерами одного профиля, например кузнецами или столярами, точившими стволы для деревянных ракет. Соревнуясь между собой и получая скорее символические, нежели по-настоящему денежные награды, они снизили процент брака до приемлемых значений.

...и приделай к хвосту сосуда четыре пера из тонкого кованого железа, дабы воздух удерживал его на пути. ...для верного направления на цель, первоначальный путь огненной стреле должен задать прямой желоб или стержень, по коему оно скользит, пока не наберёт свою собственную скорость»

Главной причиной неудач самого Михаила было то, что он пытался сделать универсальную ракету. Леонардо пошёл другим путём. Отдельно тяжёлые – железные, мощные, несущие значительный заряд. Отдельно более лёгкие – деревянные. Отдельно короткие, для близкого боя и отдельно длинные – для дальнего поражения. Разные приспособления для перевозки лёгкой, одноразовой пусковой установки силами одного – двух пехотинцев и многоразовой, тяжёлой, которую можно установить на стену или даже на пародвижитель и запускать с него.

Отец Григорий часто приходил посмотреть на их пуски на полигоне и оставался крайне доволен.

Леонардо встречался с царём примерно по два – три часа в неделю и после каждой встречи выходил из царских покоев на подгибающихся ногах. Раз за разом царь Иоанн переворачивал мировоззрение молодого мастера открывая ему очередную тайну как устроена та или иная малая часть всего сущего. Казалось – столько знать не может ни один человек на свете. Но чем больше узнавал Леонардо, тем более понимал сколько вокруг ещё непознанного и неизвестного. Но русский царь раз за разом открывал ему всё новые и новые тайны. Ему и ещё нескольким приближённым удостоенным великой награды учиться лично у царя.

...и помести в головную часть не тяжёлое ядро, но сосуд с «греческим огнём», поражающий врага не ударом, а огнём и смрадом на площади

Закончив писать, Леонардо с гордостью оглядел свои зарисовки разных ракет и приспособлений для их пуска, сопровождаемые комментариями и сравнениями. Это была прекрасная работа. И, что важно, они с Михаилом выполнили её сами, если и руководствуясь подсказками царя Ивана, то лишь в самом начале и в виде общей идеи. Но все частности – бесспорно их собственная заслуга. Путь от умозрительной идеи до практического воплощения на уровне технологических карт, схем производства с подробными инструкциями для того, кто захочет развернуть производство огненных стрел с нуля – крайне долог. И они с гордостью прошли его до конца.

Нет, работы не остановились. Всегда есть куда двигаться дальше, это Леонардо понял твёрдо. Например, можно вместо сосуда греческого огня помещать в ударную часть отдельный заряд регулируя его так, чтобы он взрывался не от удара ракеты о землю, а ещё в воздухе, поражая врага мелким железным ломом словно слаженным залпом пехотного полка. Ещё можно и нужно экспериментировать с различными типами пороха, благо царские алхимики здесь же, в приказе дивных дел, готовы выдавать самые разные порохи, спирты и другие смеси способные пылать огнём создавая момент реактивного движения. Работы ещё непочатый край. Но этим займутся другие. Отец Григорий ясно дал понять, чтобы они готовились передать все наработки и взяться за новую задачу. Предвкушая какую ещё задачу им поручат, у Леонардо сладко ныло в груди словно у влюблённого юноши в преддверии скорой встречи с объектом его страстных воздыханий.

Мишка, напротив, не разделял его настроения, оставался хмур и ворчлив.

–Вот ещё, -в который раз за последние дни поднимал он одну и ту же тему. -Мы всё сделали и отдавай непонятно кому. Здрасьте, пожалуйте на всё готовенькое. Хорошо они придумали, по-другому не скажешь!

Но Леонардо не слушал. Перед глазами у него проплывали изящные обводы летающего корабля, видимого им накануне. Огромный воздушный шар, поднимающий скромную, на фоне его размеров, гондолу с установленным на ней слабосильным пародвижителем. Словно огромный, исполненный достоинства, белый кит он плыл над Москвой в пробном полёте. Может быть царь захочет, чтобы Леонардо переключился на работу с этим чудом? Было бы здоров. В любом случае, мастер оставался уверен, что новая задача будет столь же сложной, сколь и интересной. Другие в Приказ Дивных Дел просто не попадали.

Счастлив тот человек кто использует всего себя без остатка и прожив жизнь, придя к богу, сможет по праву сказать ему: -Я всё сделал как ты хотел. Весь твой дар, данный мне при рождении, использовал сполна. Ни кусочка, ни малую толику не потратил зря.

Леонардо был счастлив.

***

Зима, русская зима вступила в свои права. Красная кирпичная крепость Приказа Дивных Дел возвышалась на ледяной земле словно застывший посреди зимы всполох пламени. Дымили многочисленные трубы. Где-то что-то грохотало, но буднично и совсем не опасно.

Так как сам приказ построен в некотором отдалении от остальных зданий просто на всякий случай. Во избежание. Тремя лучами к нему подходили три расчищенных от снега дороги – из Кремля, из города и, отдельно, из кузнечной слободы. По дорогам ходили люди. Ездили лошади. Катались пародвижители.

В одном таком пародвижителе тащившем за собой укрытую от снежной пурги плотной ткань повозку ехал механик и ювелир. Он служил в Приказе Дивных Дел уже много лет и привычно остановился у входа, не выходя. Водитель открыл дверь и переговорил со святым братом, досматривающим всех желавших проехать внутрь крепости.

Святой брат лично знал механика. Бумаги у него тоже были в порядке. Ничего необычного. Всё, как всегда. И только что-то непонятное цепляло, требовало присмотреться повнимательнее.

–Егор Кузьмич, -предложил священник. -Ставь ты свой движитель на стоянку. Давай пройдём к нам в келью, чаю выпьем, горяченького, да с варением, да с пирогами. По такой погоде оно само то будет, немного согреться. Идём?

–Никак не могу, -отказался механик. -Поспешать мне требуется. Давай потом как-нибудь.

–Ты всё же выйди, -настаивал священник. -Тут дел на минутку. Подпишешь одну бумагу и даже движитель глушить не придётся.

–Если только действительно на минутку, -засомневался водитель. Вернее только сделал вид будто засомневался. Свободной рукой нащупав лежащий под шубой на соседнем сиденье огнебой с укороченным стволом он развернул его в сторону священника и выстрелил тому прямо в грудь.

Одновременно с тем, увидев нацеленный на него стол, святой брат, а равно служащий государева надзора наконец догадался что ему показалось неправильным и подозрительным в облике знакомого механика. Тот говорил, двигался, даже улыбался, но глаза у него всё это время оставались пустыми, словно у куклы.

–Басурмане! Тревога! -успел крикнуть охранник. Или ему только показалось что он успел. Близкий выстрел опалил лицо и разворотил грудину. А механик с пустыми глазами уже убрал разряженный огнебой и дав полный ход понёсся к ведущим во внутренний двор крепости воротам. Вообще-то они должны быть всё время закрыты и открываться только для пропуска очередных, тщательно проверенных, гостей. Но сегодня туда и обратно сновали так много лошадиных повозок и движетелей, что кто-то из государевых охранников пренебрёг своим долгом и оставил ворота открытыми.

Неторопливо набирая скорость движитель покатил к воротам. Опомнившиеся охранники попыталась перекрыть их, опустив решётку, но водитель с пустыми глазами выставил вперёд ковш, предназначенный для сбрасывания снега с дороги, и заклинил им решётку. Позади раздавались крики опомнившихся священников.

Из прицепленной сзади повозки выскочили не меньше нескольких десятков человек с оружием в руках. Как они только там помещались – лежали один на другом, не иначе. Часть из них принялась стрелять по священникам из арбалетов и огнебоев задерживая их и перегораживая вход. Другая часть, немедля, побежала внутрь крепости, к одной им ведомой цели.

У каждого из нападавших были пустые, без единой тени мысли, глаза. Глаза кукол.

–Турки! Турки напали на Приказ Дивных Дел. Поднимай всех, кто есть. Да скорее ты, скорее! -надрывался отец Григорий, пытаясь хоть как-то урегулировать воцарившийся вокруг хаос.

В окна полетели гранаты. Их нападавшие тоже принесли с собой. Причём это были свои гранаты, созданные здесь. То есть не прямо здесь, в самом Приказе, но на специальном заводике, относящемся одновременно к алхимическому и военному ведомствам. А разработали их и довели до ума, как раз в самом Приказе, но было это ещё лет десять назад.

И вот сейчас эти гранаты влетали в окна вынуждая святых братьев выбегать из ставших ловушкой залов и выпрыгивать из дверей попадая под прицельный огонь бьющих прямой наводкой «зомби» как называл их царь. Отсутствие собственных мыслей и полностью подавленная басурманскими гипнотехниками воля совсем не мешали им точно целиться и ловко прикрывать друг друга. Прижизненные навыки у жертвы тотального подавления воли почти не страдали. Отсутствие инициативы компенсировалось чёткими и подробными приказами, отдаваемыми контролёром его новой марионетки.

Из «зомби» получались страшные противники, не знающие ни сомнений, ни страха, вдобавок полностью лишённые инстинкта самосохранения. Хуже того, дай контролёру время, и он сможет обработать практически любого. Вчерашний друг сегодня может обернуться послушной куклой в руках врага. Их выдают только глаза. Но чтобы увидеть надо знать куда смотреть.