Текст книги "Итальянец на службе у русского царя (СИ)"
Автор книги: Sleeping
Жанры:
Историческое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
Резко перекрывая людской гомон над толпой, раздался громкий хлопок – выстрел. Один из всадников падает. Едущие вместе с митрополитом священники закрывают его своими телами. Оставшиеся всадники принялись пробиваться через толпу к месту откуда совершался выстрел, но получалось у них откровенно так себе. Можно сказать – всадники завязли в толпе словно муха в сиропе.
Видимо дожидаясь этого момента, мужчина, недалеко от Леонардо достал железный шар с торчащим из него фитилём и защёлкал кремнем. К счастью, сразу поджечь фитиль у него не получилось, он замешкался буквально на пару секунд. Этого времени Леонардо хватило чтобы опознать ручную бомбу или гранату, о которой рассказывал Джан Батиста и принять решение действовать.
Пока все вокруг голосили и, кажется, ничего, кроме этого, ничего не делал – молодой мастер развернул к себе подрывника и вырвал у него из рук бомбу уже с зажжённым фитилём. Бросить её было совершенно некуда – везде вокруг люди. Тогда Леонардо вырвал фитиль из бомбы, бросил под ноги и растоптал, гася его в дорожной грязи. Тотчас на него сверху кто-то упал.
Леонардо схватили, вырвали из рук бомбу и несколько раз ударили по лицу и по голове. Бил один из спешившихся всадников, охранявших митрополита, а держали мастера сразу десяток людских рук.
Неожиданно кто-то заорал прямо в ухо: -Вот он, окаянный! Хотел его преосвященство погубить, взорвать нашего доброго митрополита! Чёрт иностранный! Бейте его люди, бейте не останавливайтесь!
Леонардо оглянулся. На его удивление кричал настоящий подрывник, у которого он отобрал из рук бомбу. Леонардо хотел сказать об этом, но очередной удар разбил губы в кровь.
–Стойте! -повелел митрополит, прерывая избиение и тем самым спасая молодому мастеру жизнь. -Доставьте его ко мне!
Тотчас Леонардо протащили сквозь толпу и вот он стоит прямо перед митрополитом Филиппом Первым. Сухой старик, но взгляд у него обжигает. Этим обжигающим взглядом, словно лучом, он скользит по избитому лицу Леонардо.
–Ты хотел взорвать меня? По што?
–Нет, -замотал головой мастер. -Я спасал. Увидел бомбу в руках – выдернул шнур.
–Почему просто не отбросил в сторону?
–Людей пожалел.
–Пусть так, -решил старик. -Мы разберёмся. Пока посадите этого молодца в тёмную. Охраняйте как следует, но не бейте. Бог видит! Он поможет нам узнать правду!
Вместо уютной, хотя и душной, комнаты на втором этаже постоялого двора Леонардо очутился в мрачном и сыром погребе со связанными за спиной руками. Даже ранней осенью здесь было холодно. Он почти сразу принялся дрожать.
Перетерев верёвку об выступающую доску, мастер размял ноющие ладони и ощупал пострадавшее лицо. Не красавец, это ясно и без зеркала. Но вроде бы ничего не сломано – стража его преосвященства била осторожно, любовно можно сказать.
–Эй, там! -крикнул Леонардо в крепко подогнанные одна к другой дубовые доски люки. -Дайте воды умыться!
В ответ тишина. То ли не слышат, а может быть им не положено разговаривать с заключёнными. Как бы тут не замёрзнуть в этом погребе или не подхватить какую болезнь вроде воспаления.
Сидеть на месте долго не получалось. Каждые десять или даже пять минут Леонардо вынужден вставать и разминаться чтобы согреться. Сколько раз он так делал – сбился со счёта. Наконец сверху послышался шум и люк открылся.
–Вылезай! -приказали сверху.
Щурясь от света, Леонардо поднялся по лестнице. Проморгавшись он увидел давнишнего старика – митрополита, а также своего друга и сопровождающего Джана Батиста. Других людей, стоявших рядом, он не знал.
–Хреново выглядишь, -констатировал факт Джан Батиста протягивая мастеру миску с водой и отрез чистой ткани чтобы вытереться.
–Вашими стараниями, -проворчал Леонардо в сторону священников, собравшихся за спиной митрополита.
–Не суди сын мой и сам не будешь судим, -звучно проговорил Филипп. -За свою ошибку и ошибку своих людей каюсь. Прошу не держать зла.
–Se Dio vuole (если бог захочет), -отмахнулся Леонардо и тут же живо поинтересовался: -Настоящих разбойников поймали? Чего они хотели добиться?
–Увы, не схватили. Ушли проклятые! Утекли словно вода из рук, -покачал головой Филипп. -А были то явно злоумышленники коим не по нраву что славный город Киев ныне лёг под руку нашего царя. Точнее – нанятые ими тати. Сами они действовать боятся, но деньгу имеют и платить за злодеяния готовы сполна. Впрочем, то не твоя забота.
Умывшись и вытершись, Леонардо вернул пустую чашку Джану Батиста. Тот сказал: -Побудь пока в монастыре, раз так получилось. Завтра вечером его преосвященство возвращается обратно в Москву и готов взять нас с собой.
–Как называется этот монастырь?
–Киево-Печерский. Братья проводят тебя в свободную келью, -пообещал митрополит.
Сам удивляясь собственной храбрости и какой-то мальчишеской безрассудности Леонардо попросил: -Можно меня не в келью?
–А куда?
–К той паровой машине. Хочу посмотреть её и поговорить с водителем, -попросил мастер, смутился под пронзительным взглядом огненных стариковских глаз и добавил: -Если можно, конечно.
–Можно, -кивнул митрополит и обратился к стоящим позади монахам. -Проводите его в монастырский гараж и позовите Алексашку, пусть покажет, что знает.
Когда монахи увели итальянца, а они остались с Джан Батиста вдвоём, Филип заметил: -Крайне живой и увлечённый юноша.
–Таким его и описывал наш государь, -склонил голову Джан Батиста.
Историческая справка к второй главе
Изабелла Первая Кастильская (Католичка). Королева Кастилии и Леона. Королева-консорт Арагона.
Годы жизни с 1451-го по 1504-ый
Правила с 1474-го по 1504-ый год вместе со своим мужем Фердинандом Первым Арагонским
Брак Изабеллы и Фердинанда положил начало династической унии Кастилии и Арагона, что считается началом единой Испании.
В 1478-ом году Изабелла и Фердинанд учреждают испанскую инквизицию. Да-да, ту самую печально известную своей жестокостью инквизицию из мема «никто не ждёт испанскую инквизицию».
В 1492-ом году пал Гранадский эмират – последнее мусульманское государство на Пиренейском полуострове что послужило концом реконкисты.
Любопытно, что в том же 1492-ом году именно Изабелла дала согласие на финансирование экспедиции Христофора Колумба и начала изгнание евреев, когда все евреи не пожелавшие принять крещение должны были покинуть территории Кастилии и Арагона.
Официально титул «Католические Короли» (Los Reyes Católicos) пожалован Изабелле и Фердинанду Папой Александром VI (Родриго Борджиа) в 1494 году буллой «Inter caetera». Этим титулом Папа признавал их огромные заслуги перед католической верой.
В рамках романа Изабелла Первая пришла к власти раньше 1474-го года и, благодаря её армии «изменённых», падение Гранадского эмирата происходит раньше на добрых три десятка лет нежели в реальной истории. Соответственно свой титул она также получает раньше.
Митрополит Филипп Первый.
В эпоху правления Ивана Третьего Московским митрополитом был Филипп Первый (не путать с Филиппом Вторым, жившим во времена Ивана Грозного)
Годы жизни с 1402 по 1473-ий (в рамках романа прожил дольше 1473-его года)
Грек, уроженец Византии. Верный соратник Ивана Третьего в укреплении государства.
Из любопытного: после смерти митрополита Филиппа на его теле были обнаружены железные вериги – свидетельства его тайного аскетизма.
Он был причислен к лику святых аж в 2009-ом году (кажется современным попам просто нечем заняться чем ворошить историю давних лет. Лучше бы вот, как Филипп Первый помогали бы президенту в укреплении государственной власти. Оно никогда лишним не будет – её укрепление, особенно сегодня).
Дополнительные исторические факты
В реальной истории название стрельцы закрепилось за первым постоянным пехотным войском вооружённом пищалями и созданном царём Иваном Грозным в 1550-ом году.Вольное авторское допущение перенесло их создание на, без малого, сто лет раньше.
Глава 3. Москва. Царская служба
До Москвы добрались за три недели.
Всего пару лет назад, по рассказам Джана Батисты, путь от Киева до Москвы занимал не меньше семи недель. Но построенные между крупными городами по приказу царя Иоана дороги сильно облегчали и ускорили передвижение даже будучи ещё не полностью достроенными. Кроме того, паровая машина хотя и двигалась медленнее бегущей лощади и оказалась дюже прожорливой до дров, но катила и катила с неутомимостью которой не могла бы похвастаться ни одна, самая сильная лошадь.
За время, проведённое в пути синяки, сошли с лица Леонардо, и он мог без стыда предстать перед русским царём. Водитель и, по совместительству, механик, наделённый высокой ответственностью везти самого московского митрополита – звался Алексашкой. Возрасту он был шестнадцати годков. Являлся выходцем из крестьян – как раз одним из тех, кого его семья, на жалование старшего сына, забранного в стрельцы, сумела отправить в царскую (в народе за ними закрепилось название «ивановская») школу. В городской школе крестьянский сын Алексашка сначала робел и дичился, но быстро понял, что к чему и ревностью в постижении учебных таинств сумел обратить на себя внимание, а после получить эту важную должность водителя и полевого механика пародвижущей повозки. И не какое-нибудь там сено или, допустим, кирпичи возит. Нет, он везёт самого его святейшество митрополита московского Филиппа Первого. Понимать надо!
Получив высокую должность, Алексашка страшно зазнался и даже больше не позволял отцу поднимать на себя руку, вколачивая в сына жизненную науку. Теперь он считал себя умнее своего отца, хотя значительную часть жалования по-прежнему отправлял семье и крестьянской общине откуда вышел – понимал, что без их помощи и заступничества ничего бы не добился. Понимать – понимал, а всё равно считал себя выше всех родных что до сих пор хлебают щи одной ложкой на всю семью.
К заморскому гостю Алексашка сначала отнёсся неприязненно и сухо. Приказ митрополита показать и объяснить устройство паровой машины он вовсе посчитал глупым, хотя вслух, естественно, ничего не возразил. Но разговор с итальянцем начал сухо, отвечая на вопросы коротко и только на сам вопрос, без дополнительных объяснений, надеясь, что иностранцу вскоре надоест и он отстанет.
Однако, проклятый Фрязин (старорусское название всех выходцев из Южной Европы романского происхождения), похоже только распалялся и продолжал сыпать вопросами словно их там внутри него черти штамповали. Раз и готовы сто новых вопросов. Ещё раз и ещё сотня новых на подходе.
А самое главное чёрт иноземный похоже всё понимал и по одним только скупым объяснениям Алексашки. Впрочем, дорога длинна, а собеседник попался явно интересный, даром что иностранец. Мало по малу Алексашка оттаивал и к концу пути они уже вместе следили за давлением в котле и меняли кольца на клапанах, когда те изнашивались и переставали прилегать, достаточно плотно выпуская пар вовне тем самым сбрасывая общее давление в системе.
Дрова для пародвижителей заготавливались на специальных промежуточных станциях. Иногда это были действительно хорошо просушенные, аккуратно нарубленные чурочка к чурочке, дрова, иногда пережжённый в ямах дровяной уголь.
Нельзя сказать, чтобы другие пародвижетели постоянно разъезжали туда и сюда по дорогам, но несколько раз, за время пути, таковые встречались. Все они являлись грузовыми моделями, тянущими за собой вереницу повозок.
Иной раз, когда станции не находилось поблизости, приходилось поработать руками заготавливая дрова самостоятельно.
Пока они ехали на север, погода становилась холоднее. Лист прокрасился жёлтой краской, хотя и не весь и не везде. Яркая русская осень постепенно вступала в свои права принося, вместе с дождями и ночной прохладой, самые необыкновенные смешения жёлтых, красных, зелёных и коричневых цветов. Леонардо пришёл в настоящий восторг и часто делал наброски на привалах. В том числе он зарисовал грифелем сам пародвижитель и склонившегося над ним Алексашку придав мальчишке взрослое, озабоченное выражение лица. Этот рисунок Леонардо подарил Алексашке чем окончательно расположил к себе парня.
За время пути мастер продолжал учить русский язык и разбираться в хитром устройстве пародвижущего мотора раздумывая возможно ли приспособить его к летающей машине и если да, то как – ведь он кажется слишком тяжёлым для полёта.
Митрополит время от времени беседовал с Леонардо на общие темы исподволь склоняя юношу к отречению от католичества и принятию православия. Так ничего не добившись, Филипп Первый пожаловался в частной беседе Джану Батиста: -Еретик, как есть еретик. Ставит знание человеческое вровень с божьем и считает, что нет ему границ. Знаешь, что он мне однажды заявил?
Chi disputa allegando l’autorità, non adopra l’ingegno, ma piuttosto la memoria (Кто спорит, ссылаясь на авторитет, тот использует не разум, а лишь память).
Или, вот ещё: Nessuna umana investigazione si può dimandare vera scienza, se essa non passa per le matematiche dimostrazioni (Никакое человеческое исследование не может называться истинной наукой, если оно не прошло через математические доказательства)!
Джан Батиста хорошо знал старика и видел, что его недовольство напускное. Они не были друзьями, но и московского митрополита и дипломата, а заодно специалиста по выполнению деликатных поручений, вполне можно назвать соратниками, сплотившимися вокруг Ивана Третьего и отдавших всех себя ради проведения в жизнь его идей. Поэтому Джан Батиста позволял себе говорить с Филиппом Первым вполне свободно: -Твоё преосвященство, не ворчи – ворчание есть грех, а заодно признак старости.
Митрополит запыхтел, но промолчал.
–Кроме того, я ведь знаю, что тебе нравятся такие как он – любопытные и дерзкие. Способные не просто молча согласиться, но пропустить твои слова через себя, а пропустив найти возражения и высказать их в лицо, не стесняясь разницы в положениях и званиях.
–То верно, -согласился Филипп. -Бог любит любопытных. А дерзость что? Всего лишь признак пытливого ума и горячего сердца. Она не направлена во зло.
–Кроме того, вспомни как говорил наш государь, -добавил Джан Батиста. -Все хорошие инженеры где-то глубоко внутри немного еретики.
–Пусть так, -соглашался старик. -Лишь бы работали на благо государства русского и истиной веры. Если на то будет божья воля, то я сам, лично, отмолю все их грехи какие они только будут.
И это тоже были слова царя Иоана. Главное работай – приноси пользу. Тогда тебе будет простительно весьма многое. И даже твои грехи, в случае надобности, отмолит кто-то другой. А ты – продолжай делать то, что умеешь, работай или служи на благо молодого русского царства.
Жизнь за царя! Для того же Алексашки это совсем не пустой звуком. Всё что имел – он получил из рук Ивана Третьего и по его воле. От того был вернее и преданнее чем кормимый хозяином с руки пёс.
***
Москва – сердце державы царя Иоана. Она словно движитель в паровой машине толкает поршни и заставляет весь остальной механизм двигаться дальше. А сердцем и первопричиной всех происходящих изменений являлся, без всяких сомнений, сам царь Иван Третий Васильевич. Кем был этот таинственный человек обещавший Леонардо своё покровительство и помощь в постижении абсолютно всех тайн мироздания? Что за правитель, который одной только своей волей ломал многовековые устои как сухие тростинки и толкал, тянул, рвал жилы, но всё равно тащил молодое русское царство… куда? К ему одной видимой цели.
Действительно ли он ангел господний, или, хотя бы, его посланник? Или, быть может, его отправил на землю и наделил чудодейственными силами и сверхъестественным прозрением никто иной как враг рода человеческого?
С этим таинственным человеком предстояло встретиться Леонардо вскоре по прибытию в Москву.
Москва – город, закованный в камень и сталь. Сотни высоких и низких труб создают постоянную дымовую завесу. И хотя основные производства явно старались расположить с подветренной стороны и в некотором отдалении от самого города, но всё же, в безветренную погоду, серое облако висело над домами подобно одеялу.
Многочисленные новые здания, сложенные из красного кирпича, придают городу торжественный, но вместе с тем и немного мрачный оттенок. Купола церквей и соборов сияют золотом и таже золотом горят боярские гербы на воротах их родовых усадеб. По мощённым камнем мостовым то и дело проезжают пародвижители распугивая обывателей громкими пронзительными гудками. Особенно любят гудеть богатые дворяне в длиннополых кафтанах, купившие себе такой пародвижитель в личное пользование и день и ночь катающиеся по московскому пригороду.
Москва – кипящий котёл, где в одну сторону бегут торопящиеся на уроки школяры, в другую идут маршем стрельцы. Бородатые бояре гнут шапки перед царскими посланниками. А черносошный крестьянин или ремесленник, благодаря своему уму и расторопности, могли взлететь так высоко, как никогда не смогли бы раньше. В духовных семинариях молодых священников учили, что служба царю и служба богу неразделимы и нет высшего блага чем благо родной державы. Боярский и крестьянский сын могли вместе ломать голову над одним чертежом в Приказе Дивных Дел или сидеть за одной школьной скамьёй. Даже девушкам ныне, по велению царя, открыто таинство учения. Их допускали в школы, разумеется отдельные, и готовили из них кочегаров, химиков, животноводов и всех прочих кого не хватало бурно развивающемуся русскому царству.
К тем кто явно противился воле Ивана Третьего приходили стрельцы и либо смутьян раскаивался, жертвуя всё своё имущество на благо государства, либо голова с плеч, а всё имущество забиралось в пользу государства. Тоже с разбойниками и казнокрадами. Царь Иван считал, что тот, кто ворует у его подданых – ворует у него. А наказание за кражу у царя одно – топор палача.
Сотни сотен мануфактур производят тысячи тысяч товаров. Часть идёт на продажу за рубеж, но основной рынок – внутренний. Ёмкость его поистине бездонна. Получившие шанс подняться над вековечной нищетой и угрозой голодной смерти, крестьяне охотно покупают товары у царских и частных ремесленников. Кроме того, стремительно расширяющаяся территория русского царства вводит в оборот всё новые и новые массы людских ресурсов обеспечивая бесперебойное развитие и движение в перёд.
Человек создавший всё это чудо, гений и провидец, ждал встречи с Леонардо в малом тронном зале за массивными дверями по обеим сторонам от которых застыли двое стрельцов с массивными топорами и укороченными огнебоями за широкими красными поясами с золотыми кисточками. Стены в зале декорированы лёгкой красной тканью, словно на них пролили ярко красное итальянское вино сделанное из молодого, только-только перебродившего, винограда. Массивные каменные украшения и барельефы украшают поддерживающие потолок колоны, оплетая их сверху донизу. Позолота на кафтанах стражи и в рисунках барельефов придают зале налёт варварской роскоши.
–Леонардо, сын Пьеро из Винчи! -объявляет гофмейстер и почтительно отступает, позволяя Леонардо пройти внутрь.
Страшно волнуясь, он проходит, едва не задевая за топор стрельца.
Малый тронный зал хорошо освещён. И всё же он не такой уж и малый. Потребовалось несколько секунд чтобы найти глазами людей в нём.
Первым делом мастер впился взглядом в лицо человека на троне. Обычное лицо. Отчётливо видна усталость и, удивительное дело – любопытство по поводу встречи. Неужели русскому царю самому любопытно встретиться с Леонардо? Но почему? Он ведь никто и ничем ещё не заслужил интерес персон калибра Ивана Третьего. Или всё-таки Леонардо чего-то не знает относительно себя самого?
–Ваше высочество, -поприветствовал мастер царя после чего повторно склонил голову уже перед митрополитом. -Ваше преосвященство.
–Как он тебе? -поинтересовался у Филиппа русский царь.
Старик сверкнул огненными глазами и начал перечислять: -Дерзок сверх всякой меры. Вольнодумен. Жаден до новых знаний, но при этом легко делится теми, которые уже имеет. Уверен, он тебе понравится, царь. Чем-то похож на тебя самого.
–Вот как?! -удивился Иван Третий и махнул рукой отсылая митрополита. -Ладно, иди. Договорим позже.
Священник вышел из зала. Всё это время царь рассматривал Леонардо, а после спросил: -Чего ты хочешь?
–Что?
–Чего ты хочешь? -недовольно повторил Иван Третий. Видимо ему, последнее время, редко приходилось повторять свои слова.
Простой вопрос. И при этом неимоверно сложный. Не так много людей на свете смогут ответить, чего они хотят на самом деле. Не конкретно здесь и сейчас, а вообще. Ради чего они живут эту прекраснейшую из жизней?
Задумавшись на секунду, Леонардо сказал: -Знаний. Я хочу знать как всеблагой Господь устроил наш дивный мир, какие принципы и максимы в него вложил, какие аксиомы заложил в его фундамент.
Иван Третий кивнул, принимая такой ответ и задал следующий вопрос: -Во что ты веришь?
Леонардо было вскинулся, но царь успокоил его, внеся важное уточнение: -Разумеется, кроме веры в Господа Бога, великого и нерушимого. Во что ты ещё веришь, мессер?
–Я верю в человека, -произнёс Леонардо. -В человека и в его возможность понять что угодно и разобраться в любой сложной загадке.
Прозвучало, может быть, излишне дерзко и молодой мастер поспешил уточнить: -Верю в человека в целом. Не обязательно в самого себя. Но там, где отступлю я, найдёт путь кто-нибудь другой, и любая загадка будет рано или поздно разрешена. Верю, что Господь создал мир познаваемым и что он желает, чтобы люди разобрались в его творении сполна восхитившись его совершенством и соразмерной красотой. Мир обязательно должен быть познаваем, иначе что это за мир и что за Господь создавший человека не способного разобраться в какой-то, даже самой малой, части его творения?
–Вовремя я отослал Филиппа, старик бы сейчас задал тебе по первое число, -усмехнулся Иван.
Леонардо развёл руками: -Ты спросил – я ответил. Я честен и открыт перед тобой, государь.
–Это хорошо, -кивнул Иван. -Вижу: моё письмо заинтересовало настолько, что ты пересёк половину мира надеясь узнать новое. Истинно обещаю тебе, Леонардо, сын Пьеро – ты не пожалеешь, что приехал ко мне. Но придётся многому научиться. Часть твоих знаний, того, что ты и твои прошлые учителя полагали истиной, придётся пересмотреть. Я приведу тебе неопровержимые доказательства. Но готов ли ты отказаться от привычных суждений если я докажу их неправоту?
–La prova è l'unico criterio di verità (доказательство – единственный критерий истинности), -твёрдо ответил Леонардо.
–Да будет так! -провозгласил русский царь. -Мы начнём твоё обучение прямо сейчас и первым делом я раскрою тебе тайну позволяющую отделять истинные суждения от ложных и путём эксперимента проникать в суть вещей. Имя этой тайне «научный метод познания» и главное в нём то, что опыт или наблюдение не является источником теории, а служат средством для её проверки. Мы не должны ждать пока опыт что-то нам подскажет. Напротив, сначала мы выдвигаем догадку, которую опыт может опровергнуть. И это тоже крайне важно – эксперимент, подтверждающий выдвинутую гипотезу бесполезен. Тогда как эксперимент потенциально способный опровергнуть все наши измышления – бесценен и непременно должен быть проведён. Цель учёного не защищать свою теорию, а активно искать в ней ошибки. Быть самому себе самым дотошным критиком – вот что означает познавать. Те теории, которые не могут быть опровергнуты не имеют отношения к науке и не стоят времени, потраченного на их изучение.
Только научившись правильно мыслить, мой друг, ты сможешь шагнуть дальше и стать не просто подражателем, раз за разом делающим то, что ему кто-то и когда-то показал, а превратиться в настоящего творца, первым торящего путь там, где до него никто не ходил. Вечное сомнение абсолютно во всём, в том числе и в моих словах тоже – вот, чего я хочу добиться от тебя.
Часовая лекция пролетела будто бы за минуту. Но бремя державных обязанностей не позволяет царю уделять слишком много времени только одному человеку. Час наедине с царём уже беспримерная роскошь доступная далеко не каждому из его вернейших соратников. Кроме того: такие их встречи Иван Третий обещал сделать регулярными. Величайшая милость! За что она непонятному итальянцу? Царское окружение не понимало, но привычно выполняло распоряжения зная, что их царь никогда не ошибается. Если он сказал, что этот иноземец важен и вскоре сыграет большую роль, значит он важен и сыграет.
А пока Леонрадо поселили в новом кирпичном здании, одном из тех где размещали вызванных, привлечённых и собранных царём людей, вместе иностранцев и русских – всех тех, кто интересовал Ивана Третьего, но не имел собственного жилья в Москве, а таких набирались многие сотни.
Здание было сложено, как водится, из красного кирпича, насчитывало три этажа и занимало место в ряду точно таких же домов. Чёткие, словно армейские, порядки. За каждым домом закреплён свой управляющий или управляющая командующая истопниками, дворником, горничными, полотёрами, кухарками и так далее. За каждый этаж отвечает отдельная старшая горничная, к которой любой из постояльцев может обратиться по любому, связанному с проживанием, вопросу.
Мастеру подобный порядок в диковину, но вскоре он уяснил, что всё в построенной Иваном Третьим державе похоже на огромный, чётко работающий, механизм. В любом деле есть ответственный человек и строгая иерархия подчинения. Впрочем, иерархическая строгость нисколько не мешала нижним чинам проявлять себя и пробиваться наверх, скорее даже поощряла их к этому.
Царский слуга передал Леонардо на попечении дородной женщине в дорогом цветном платке, Агафье Петровне, и счёл на этом свою задачу полностью исполненной.
Всё ещё не отошедший от разговора с царём, мастер поспешил поклониться по русскому обычаю: -Здрава будь боярыня.
Женщина искренне засмеялась. Её округлые бока затряслись, а платок немного сполз, показывая чёрную смоль волос и то, что его владелица ещё отнюдь не стара.
–Какая я тебе боярыня, иностранец? -отсмеявшись спросила Агафья Петровна. -Сроду была крестьянкой из черносошных, а ты меня боярыней величать. Польстил, так польстил, хитрец ты эдакий!
–Как же мне обращаться к тебе?
–Агафьей Петровной и зови. Как управляющая сим жилым царским домом, прежде чем поставить на постой, должна поговорить с тобой и понять куда лучше определить. Поэтому расскажи о себе.
Снова поклонившись, Леонардо сказал: -Я простой мастер, вызванный царём. Учился во Флоренции и там же подтвердил мастерство став постоянным мастером в гильдии Святого Луки.
–То не диво, -остановила его Агафья Петровна. -Здесь, почти каждый вызван или найден царём-отцом и переведён в Москву ко мне на постой. Раз из Флоренции – значит Фрязин. Вижу, по-нашему ловко говоришь, а потому спрашиваю: куда хочешь – к своим ближе или не важно?
–Не важно, – подумав, решил Леонардо. -Хотел бы быть среди соотечественников – не уезжал бы из Флоренции.
Агафья Петровна снова засмеялась, но смех не помешал ей сделать дополнительную пометку в лежавшей перед ней толстой книге.
–Найдём тебе место, Фрязин. Хорошее местечко, не беспокойся. Идём, познакомлю с Епифашкой – старшей по этажу, где будешь жить. Все вопросы к ней и только если она не сможет решить, тогда ко мне, уяснил? Что-то ты бледноват, может голодный?
Только тут Леонардо ощутил, что он действительно страшно голоден. Когда ел последний раз – похоже, ещё утром, но и тогда кусок не лез в горло, волновался перед встречей с царём Иоанном.
–Голоден, матушка.
–Ха, матушка! Ты, Фрязин, у нас не пропадёшь. Молодой, красивый, по-нашему говоришь и подлизываться умеешь, то боярыней величать станешь, то матушкой называть. Да и царь-отец к тебе благоволит раз уж мне тебя велели поселить и на кош поставить дабы ты забот других не знал кроме как выполнять порученное тебе царское дело. Мне такой «сынок» пригодился бы, считай две дочери ещё незамужними ходят, так что подумай, подумай Фрязин!
Смущение Леонардо не укрылось от управляющей, и женщина снова заулыбалась: -Шуткую так, расслабься, Фрязин. Знаю, что мои дурынды не про тебя. Тем более у одной вроде как со стрельцом что-то получается, а другая на соседского сына всё смотрит, дура такая – не понимает кого любить надо, а за кого замуж выходить. Ну, молодо-зелено, может быть ещё как-нибудь сладится, а не сладится, так и ладно – по любви оно тоже не плохо.
Вывалив этот град совершенно не нужных ему сведений, Агафья Петровна подхватила ошалевшего Леонардо за руку и потащила его вверх по лестнице по пути заглянув на кухню, вкусно пахнувшую свежей выпечкой и поспевающей в котлах кашей.
–Позже спустишься, нормально поешь. Пока вот, держи пирог, -Агафья Петровна сунула мастеру в руки здоровенный, ещё горячий пирог с рыбой и торопливо потащила дальше. Только уже в дверях, оглянувшись на трёх молоденьких девушек, видимо кухарок, выбежавших из внутренних помещений поглазеть на нового постояльца показала им всем свой здоровенный, увенчанный двумя кольцами и одним тяжёлым перстнем, кулак: -Чтобы к мальчишке не приставали, вертихвостки! Смотрите у меня! Это мастер из самой Флоренции – не про вас он и не для вас. Узнаю, что приставали, всех разгоню, вы меня знаете!
Видимо девушки её и правда знали потому как тут же уставили глаза в пол и медленно, шаг за шагом, поспешили скрыться обратно в кухонной зоне поближе к гудящей жаром печи.
Пока поднимались по лестнице, Агафья Петровна поинтересовалась: -Забыла спросить, в какой приказ али двор тебя царь-отец определил? В пушечный, али монетный? А может разрядный или казённый?
–В Приказ Дивных Дел, -вспомнил Леонардо.
Управляющая с на порядок возросшим уважением сказала: -Вот оно как… Ты прости, Фрязин, если я, глупая баба, чего не того наговорила. Коли Епифашка чего стараться не будет или не сможет, то ты не медли, сразу беги ко мне – уж я ей вставлю горячих чтобы впредь порасторопней была. Епифашка! Епифашка, где ты!
–Здесь я, Агафья Петровна, чего кричите, – ответила девушка в простом сарафане появившись из комнаты по левую руку от лестницы.
–Принимай к себе постояльца, -велела управляющая. -Не смотри что иностранец, по-нашему ловко балакает. В самом Приказе Дивных Дел служить будет!
–Дивных Дел? -переспросила она. -Тогда я его рядом с Мишкой и поселю, точнее с Михаилом Игоревичем. Он тоже дивными делами занимается.
–Сама решай, но чтобы мастер доволен был, -попрощалась Агафья Петровна оставляя Леонардо наедине с девушкой в начале коридора откуда в обе стороны отходили длинные ряды одинаковых дверей, только над каждой висел свой собственный номер. Удобно, и не запутаешься. Если только номер не позабудешь.







