Текст книги "Нарциссы (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
– Как ты? – спросил Саша мягко.
– Ужасно, – ответила Юля. – Просто ужасно. Я не помню, когда мне последний раз было так хреново… Хотя, нет, помню, но предпочту об этом не говорить.
– Мне жаль, что тебе приходится снова проходить через это. Но зато теперь ты знаешь, что его здесь больше нет.
– Да… – выдохнула Юля и зажмурилась. – Ничего больше нет. Знаешь, я так рада, что не пришла тогда сюда одна. Это плохо закончилось бы, я уверена.
Саша опустил глаза.
– Сомневаюсь, что из меня может выйти хорошая моральная поддержка. Если честно, я понятия не имею, что такого сказать тебе, чтобы тебе стало легче.
– Ничего. Ничего, – Юля вымученно улыбнулась. – Ничего говорить не надо. Когда ты сидишь вот так рядом, мне уже легче. Правда.
Они помолчали какое-то время, а потом Саша спросил:
– А если мы сможем вернуть мир на место… Если все получится, ты хотела бы встретиться с ним снова?
– Я уже думала об этом… – прошептала Юля. – Я думаю об этом с того момента, как переступила порог этой квартиры. И Господи, никогда еще в жизни мне не хотелось увидеть его так сильно, как сейчас. Просто посмотреть, каким он стал, просто увидеть его живым. Убедиться, что с ним все хорошо. Да, мне бы очень хотелось увидеть его. Господи, очень… – ее губы дрогнули. Но слез не было.
Саша не выдержал. Ее несчастный вид, ее слабый дрожащий голос, ее неприкрытая боль сводили его с ума. И Саша лег на кровать рядом и обнял Юлю. Она порывисто обняла его в ответ, прижимаясь к нему и утыкаясь носом в его свитер. Она подумала, что Саша пахнет совсем по-другому. Но все равно приятно. Его запах успокаивал ее.
А Саша гладил ее по спине и думал, что если им удастся воскресить этот мир, то он обязательно вернется в эту квартиру и набьет морду этому Виктору Валентиновичу. Даже если это будет последнее, что он сделает в своей жизни. Давно Саша не был так зол. Даже на мужа Катюши он не злился так сильно.
В молчании они довольно долго пролежали на кровати. Юля окончательно успокоилась и нашла в себе силы сделать то, зачем она пришла сюда – найти следы ее присутствия в его жизни.
– Я должна сделать кое-что, – сказала она Саше, поднимаясь с кровати. Какое-то время Саша непонимающе смотрел на то, как Юля выдвигает ящики стояла и достает из них вещи. А потом он кивнул как будто сам себе и сказал:
– Я помогу тебе.
Пока Юля проверяла ящики стола, Саша залез под кровать. Там лежали две коробки. А Саша знал, что в коробках под кроватью чаще всего хранятся самые важные для людей вещи. Часто их хочется выбросить из своей жизни, но нет сил сделать это.
И как выяснилось, Саша был на верном пути. В ящиках стола Юля не нашла ничего, кроме тетрадок с контрольными работами учеников Виктора Валентиновича, чистых листов бумаги, учебников по алгебре для восьмого и девятого классов, двух рулонов скотча, рефератов и скрепок. Юля уже почти отчаялась, когда Саша сказал:
– Иди-ка сюда. Кажется, я нашел кое-что.
И уже из его голоса Юля поняла, что он не нашел ничего хорошего. И что будь его воля, Саша предпочел бы ей эту находку вообще не показывать.
Когда Юля подползла к Саше, она заметила в его руках какую-то старую общую тетрадь в синей обложке, которую Саша поспешно закрыл, когда заметил, что Юля на него смотрит.
– Что это? – Юля протянула руку, и Саша отдал ей тетрадь со словами:
– Я почти ничего не успел прочитать.
Юля открыла тетрадь на середине и несколько секунд тупо пялилась на страницы, исписанные ровным красивым почерком Виктора Валентиновича. Ее разум выхватывал какие-то отдельные строчки и фразы, не в силах сфокусироваться даже на одном целом предложении.
… я часто вспоминаю, как впервые увидел ее…
… Юля такая милая…
… с ней я чувствую себя спокойно…
… если бы только можно было повернуть время назад…
– Господи, – прошептала Юля, прикрывая рот ладонью. – Я не знала, что он вел личный дневник…
– И это неудивительно, в конце концов, это же личный дневник. Вряд ли бы он стал тебе о таком докладывать, – логично заметил Саша.
Юля захлопнула тетрадь, вдруг отчего-то испугавшись. Даже несмотря на то, что Виктора Валентиновича сейчас не было в этой комнате, и даже в этом мире, она все равно ощутила неловкость от того, что влезла в его личное пространство.
– Хочешь прочесть его? – спросил Саша как можно более безобидным тоном.
– Даже не знаю… – растерялась Юля. – С одной стороны, его все равно больше нет. Но с другой стороны, это все-таки личный дневник. Я бы не хотела, чтобы мой дневник читали даже после моей смерти.
– А у тебя есть дневник? – оживился Саша.
– Тебе он не светит, – скривилась Юля. – Если вдруг я решу умирать, я его сразу уничтожу.
Она снова опустила глаза на тетрадь. Здесь все его мысли и чувства за многие годы. Это все равно что проникнуть в его голову. Когда-то Юля просто мечтала об этом, а сейчас у нее появилась реальная возможность это сделать.
И пока она разрывалась от трудного выбора, Саша снова полез в коробку. Там было несколько старых игрушек, в которые, по всей видимости, когда-то играла дочка Виктора Валентиновича. Также Саша извлек на свет божий древний кипятильник и пару лампочек. На дне коробки лежало что-то еще. И Саша с первого взгляда понял, что это фотоальбом. Ну вот, только этого не хватало.
Саша вытащил альбом в кожаной бордовой обложке. Такие делали еще в советское время. Вздохнув, Саша открыл первую страницу.
А вот и наш Виктор Валентинович.
Совсем молодой. На черно-белых снимках ему было чуть больше двадцати. Вьющиеся темные волосы, правильные черты лица, красивые большие глаза, и улыбка…
Саша чертыхнулся. Он всегда считал себя довольно симпатичным, но этот парень был просто красавцем. Не смазливым, нет, он был по-мужски красив.
«Не удивительно, что у Юли снесло от него крышу», – подумал он с досадой.
– Я видела эти фотографии, – сказала Юля тихо. – Он показывал их мне, когда я приходила сюда. Помню, мне было интересно узнать, как он выглядел в молодости. На этом снимке ему, например, двадцать два.
– Неплох, – выдавил Саша и перелистнул страницу.
Дальше шли фотографии молодого Виктора Валентиновича с какими-то другими парнями и девушками. Юля пояснила, что это его однокурсники. А на следующих страницах начинались свадебные снимки. Счастливый Виктор Валентинович и его юная красавица жена. Она действительно была красавица, но Саша предпочел не говорить об этом.
«Все равно Юля в сто раз лучше даже с голубыми волосами!».
Саша побыстрее пролистал свадебные снимки. Дальше шли уже цветные, снятые, похоже, через много лет.
– А здесь ему тридцать восемь, – сказала Юля, указывая на снимок Виктора Валентиновича на фоне классной доски рядом с каким-то дядькой умного вида. – Таким он был, когда мы познакомились.
На этой фотографии Виктор Валентинович был уже в очках, но от этого не утратил своего обаяния. Конечно, он был уже не тем молодым и задорным парнем, и что-то тяжелое и грустное появилось в его глазах, но от этого он, казалось, только выигрывал. Как будто он был из тех людей, кому возраст только идет на пользу и прибавляет привлекательности.
Саша, конечно, представлял себе харизматичного профессора, но чтоб настолько… В этом человеке, бесспорно, было что-то, что сразу располагало к нему. Даже Саша на минуту забыл о своей неприязни.
Перелистнув страницы, Саша увидел детские снимки. Только что рожденной девочки.
Юля вырвала у него альбом.
– А вот этого я не видела… – выдохнула она. – Тогда эти страницы были еще пустыми.
Сердце гулко забилось в груди. Юля вглядывалась в маленькое красное и сморщенное личико ребенка, который отобрал у нее Виктора Валентиновича. Господи, это был всего лишь маленький сморщенный красный ребенок, который перевернул ее жизнь, сломал и растоптал ее.
На следующей фотографии была его жена с ребенком на руках. Она счастливо улыбалась – и казалось, будто роды сгладили черты ее лица, лишили его прежней стервозности.
А вот и отец. Виктор Валентинович обнимал сидящую в кресле жену за плечи и улыбался так счастливо…
«Господи, он еще мог улыбаться, – с внезапной обидой подумала Юля. – Когда я умирала от боли, он был счастлив, он улыбался».
Дальше шло еще много детских снимков, заполняющих, наверное, половину альбома. Казалось, что молодые родители только и делали, что целыми днями снимали свое дитя в первый год его жизни. Юля остановила взгляд на фотографии, где Виктор Валентинович держал дочку на руках. На этой фотографии он улыбался так счастливо, как не улыбался даже Юле. Никогда.
Юля захлопнула фотоальбом. Пустота в ее груди дрожала, причиняя боль. Юля протянула альбом Саше:
– Положи его обратно. Я больше не хочу на него смотреть.
Саша послушно убрал альбом, однако счастливое лицо Виктора Валентиновича продолжало стоять у Юли перед глазами. В тот момент ей казалось, что теперь она всегда будет видеть его.
– Давай уйдем отсюда, – сказала Юля сухим голосом. – Не хочу больше находиться в этой квартире. Это чужая для меня квартира. Здесь он жил со своей женой, а потом с дочкой. А я всегда жила только в его воспоминаниях, в коробке под кроватью. Только там было для меня место.
– Юля… – Саша хотел что-то сказать, но Юля не желала его слушать. Она резко поднялась и вышла из комнаты. Саша задвинул коробку обратно под кровать и подумал, что, возможно, это даже к лучшему. Пусть Юля злится, так ей будет легче принять и осознать, наконец, что прошлого больше нет. Однако Саша не мог не заметить, что дневник Юля все-таки забрала с собой.
А Юля, покинув спальню Виктора Валентиновича, снова вернулась в детскую, наконец, набравшись смелости, чтобы переступить через порог. Она так злилась на него, на себя, на этого ребенка, что почти не могла дышать. Боль жгла легкие.
Юля подошла к столу, схватила куклу Барби и оторвала ей голову. А потом швырнула тело и голову в стену и вышла из комнаты. Только после этого способность нормально дышать снова вернулась к ней.
Это был глупый поступок. И Юля начала испытывать к себе еще большую неприязнь, чем раньше. В конце концов, это единственное, на что она оказалась способна – даже после всего, что она сделала ему, после всей боли, что она причинила ему, она ворвалась в его опустевшую квартиру, чтобы сломать детскую игрушку. Очередной глупый поступок, отражающий ее нежелание и неумение взрослеть.
Ну и пусть. Ну и наплевать.
– Ты никогда не мог принять меня такой, какая я есть… – прошептала Юля. – Ты боялся. Ты всегда был просто трусом.
В тот момент, когда Юля пулей вылетала из квартиры Виктора Валентиновича, она ненавидела его почти так же сильно, как ненавидела себя.
Она ненавидела его и прижимала к груди его дневник, даже не осознавая этого.
========== 32. По дорогам мертвого мира ==========
3 дня спустя
Терпеливо, почти не выходя из дома, они ждали, не объявится ли кто-нибудь еще из выживших в городе. Но либо выжившие не прочитали объявление (что было маловероятно, учитывая, что они налепили свои призывные бумажки если не на все дома, то на все продуктовые магазины – точно), либо выжившие не желали являться (что еще более маловероятно), либо выживших просто не было. И этот вариант показался всем наиболее вероятным.
Вечером третьего дня они продумали и утвердили маршрут, а утром четвертого дня уже погружали в машину Владимира Николаевича вещи, которые собирались взять с собой. Вещей оказалось мало, в основном это были медленно портящиеся дорожные продукты (потому что искать магазины по пути им совсем не улыбалось) и кое-какие личные вещи. Одежда тоже почти вся осталась дома, потому что если им и суждено было задержаться в Питере на долгий срок, магазинов одежды там наверняка было с избытком. Пустых магазинов.
Юля бросила свою полупустую сумку в багажник и устроилась на заднем сидении машины. Саша молча сел рядом с ней, надеясь, что она возражать не станет. В последние дни они довольно мало говорили по душам и почти не дурачились, потому что Юля пребывала в таком скверном настроении, в каком Саша ее еще не видел.
Наверное, с того момента, как они покинули квартиру этого Виктора Валентиновича, будь он неладен, Юля даже ни разу не улыбнулась.
Она неслась по лестнице вниз, как будто за ней гнался дикий зверь, и этим зверем, конечно, было прошлое, которое так болезненно ударило по ней, что Юля никак не могла прийти в себя.
Когда Саша наконец догнал ее, Юля выплюнула несколько злобных колких фраз:
– А что, по-моему, он неплохо без меня справлялся! Жена умерла, и он жил себе один в свое удовольствие, возился с любимым ребенком. А меня убрал под диван, словно меня и не было никогда! Наверняка, даже завел себе молоденькую любовницу.
Саша молча шел следом, понятия не имея, что должен сказать. Конечно, злость Юли была хорошим знаком, она помогала ей справиться с болью. Но злость – тоже не лучший выбор. Саша знал, что Юля не права, и знал, что она сама это знает.
Конечно, ее самолюбие было задето, и в какой-то степени Юля была разочарована. Возможно, она надеялась, что вся квартира Виктора Валентиновича будет заставлена ее фотографиями и всяческими напоминаниями о ней. А вместо этого она нашла лишь маленький кусочек прошлого в пыльной коробке под кроватью, и, разумеется, это оскорбило ее.
Но ведь Виктор Валентинович должен был как-то жить дальше, и он не стал превращать свою квартиру в мавзолей. Он поступил так, как и положено поступать с прошлым – убрал его в дальний угол.
Разумеется, Саша не стал говорить всего этого Юле. Не хватало только, чтобы он начал оправдывать этого мужика. Как бы там ни было, он все равно поступил с Юлей не лучшим образом.
И пока они шли домой, и пока Юля осыпала проклятиями человека, которого любила больше всего на свете, Саша задумался о том, почему Виктор Валентинович никогда не пытался связаться с Юлей после смерти своей жены? Действительно ли он нашел себе новую молоденькую любовницу? Саша верил в это с трудом. Если Виктор Валентинович и встречался с какой-то женщиной, следов ее пребывания в квартире не было. Даже под кроватью.
Тогда почему? Почему освободившись наконец от такого груза, он не попытался связаться с девушкой, которая была, возможно, его единственной настоящей любовью? Ведь прошло не так уж много времени.
И чем дольше Саша размышлял об этом, тем больше склонялся к тому, что Виктор Валентинович просто боялся. Судя по всему, расстались они очень плохо. Саша пока не очень хорошо знал Юлю, но что и говорить, она была девушкой с характером. С такой лучше не встречаться в темном переулке, особенно если Юля зла на кого-то.
Возможно, Виктор Валентинович просто боялся быть отвергнутым. Возможно, он думал, что после того, что он сделал, Юля ни за что не простила бы его.
«Что ж, в таком случае, он был круглым дураком. Юля простила бы его. Она простила бы его даже сейчас, если бы вдруг он вырос из-под этого снега».
Возможно, он и прикрывался благородными мотивами, вроде того, чтобы не портить Юле жизнь, навязывая ей себя и ребенка. Но в глубине души он все равно трусил. Он просто боялся испытать боль, еще большую, чем он испытал.
И за это Саша не мог его винить. Ведь если уж на то пошло, сам он поступал не намного лучше.
«М-да… Не удивительно, что из-за таких мужиков, как мы, женщины становятся асексуалками», – подумал он мрачно.
Эта же невеселая мысль посетила Сашу и сейчас, когда он сидел рядом с Юлей и отчетливо улавливал исходящее от нее напряжение. Юля нервничала. Ведь сейчас ей предстояло впервые за долгие годы проститься с городом, в котором жило ее прошлое, и открыть новую страницу. А что будет на этой странице – одному Богу известно. А Юля никак не была похожа на человека, который жаждет новых потрясений.
– Ты очень терпеливый, – сказала Юля ни с того ни с сего, повергнув Сашу в недоумение. – Я была просто невыносима в последние дни, но ты не приставал ко мне, не нервировал и вообще. А я даже не удосужилась тебя поблагодарить… – она вздохнула. – Как видишь, человек я прескверный. Поэтому… нет ничего удивительного, что он бросил меня. Даже если бы не было этого ребенка, он все равно бросил бы меня… – ее голос дрогнул, а вместе с ним дрогнуло и Сашино сердце.
– Ну что ты… – Саша с трудом подбирал слова от растерянности. – Это не правда. Я думаю, он действительно любил тебя… – Саша и сам удивился от того, что сказал это. – То есть, ты конечно, не подарок, но он не был наивным подростком. Уверен, что он разбирался в людях, а значит, ты нравилась ему такой, какой была.
Юля покачала головой.
– Так странно слышать это от тебя. Ты ведь никогда не верил в его любовь ко мне. Но даже если ты говоришь это просто чтобы утешить меня, все равно спасибо.
Саша замотал головой и ответил совершенно искренне:
– Я правда так думаю. Мне хотелось бы сказать: «Да забудь ты этого мудака, он тебя не стоил!», или «Он обманывал тебя, разве не ясно?». Но я не могу этого сказать. Я думаю, что он действительно, на самом деле любил тебя, Юля.
Юля посмотрела на Сашу большими глазами, полными надежды:
– Правда? Ты правда так считаешь?
– Да, – в Сашиной вечно мальчишеской улыбке застыла взрослая печаль. – Возможно, не так сильно, как тебе хотелось, – он немного помедлил и осторожно добавил: – Возможно, не так сильно, как ты того заслуживаешь. Но по-своему он все равно тебя любил. Вот что я думаю.
Что-то во взгляде Юли прояснилось и посветлело. И Саша порадовался, что сказал правду. Юле важно было знать, что ее любили. Хотя бы в прошлом. Любому человеку это важно.
В этот момент дверца машины открылась, и на переднее сидение села Марина, а вслед за ней – Владимир Николаевич.
– Ну, вот и все! – провозгласил он. – Все готово! Можем отправляться в дорогу!
– Ура! – обрадовалась Марина. – Наконец-то!
А Саша и Юля ничего не сказали. Они просто молча улыбнулись друг другу. И этого было достаточно.
*
Через час они покинули пределы города, и еще через час – добрались до ближайшей деревни. Череда маленьких, тонущих в снегу домиков, тянулась вдоль дороги. Низкие серые тучи словно накрывали их крыши, придавливали их к земле. Тихо, пустынно, уныло.
Владимир Николаевич остановил машину. Первой напряженное молчание нарушила Марина.
– Может… все-таки выйдем посмотреть? – спросила она. – Я понимаю, что, скорее всего, там никого нет, но все же.
..
И они вышли из машины. Здесь было заметно холоднее, чем в городе, и ледяной воздух моментально проник в легкие, выстужая все внутри. Вечная зима. Это ли не худший конец света?
Потонув по колено в придорожных сугробах, они все же смогли выбраться на некое подобие тропинки.
– Я опасаюсь, как бы нам не пришлось проделывать оставшуюся часть пути на снегоходе, а не на машине, – сказал Владимир Николаевич озабоченно. – Господи, не припомню я такого ужасного ноября.
Его замечание было встречено тревожным молчанием. Когда они наконец добрались до ближайшего домика, первое, что попалось им на глаза – это собачья конура за забором. Пустая конура. Рядом лежала присыпанная снегом цепь с ошейником. Пустым ошейником. Он не был расстегнут. Как будто собака, которая сидела в нем, просто исчезла. Собственно, так, похоже, и было.
– Ну что ж, думаю, нас никто не покусает, – вздохнул Саша, открывая защелку на калитке.
Занесенный двор встретил их тишиной.
– Какой ужас… Что же все-таки произошло с этим миром? – удрученно спросил Владимир Николаевич, обращаясь к звенящей тишине.
Они поднялись по занесенному крыльцу, с трудом открыли такую же занесенную снегом дверь. Они сами не знали, зачем делают это, ведь уже и так было понятно, что в доме никто не живет. Больше не живет.
Внутри было три комнаты, кухня и прихожая. Туалет, по всей видимости, располагался где-то на улице. Комнаты дома были настолько выстужены холодом, что там было нисколько не теплее, чем на улице. Разве что ветра и снега не было.
Пока Юля, Марина и Владимир Николаевич осматривали комнаты, прикасаясь к остаткам жизни людей, что когда-то обитали здесь, Саша заглянул в холодильник. Там стояли банки со сметаной, молоко, сыр и колбаса. Проверять, насколько они хорошо сохранились, Саше совсем не хотелось, а вот согреть чаю перед дорогой не помешало бы.
Электрического чайника он не нашел, поэтому включил газовую плиту и поставил маленький эмалированный чайничек на огонь. Чайник уютно зашуршал, а в помещении сразу почувствовался живой дух. В ящике стола Саша нашел шоколадку и крекеры и позвал всех пить чай.
Он думал о том, что им потребуется немало мужества, чтобы преодолеть все это. Мысль о мертвом Петербурге уже маячила в голове, и Марина уже не казалась такой радостной, как в начале их пути. Впрочем, шоколад и горячий чай смогли немного развеселить ее.
– Мы не должны сдаваться! – сказала она. – Наверняка в большом городе мы найдем выживших. Если даже в нашем маленьком городе нас нашлось четыре человека. Возможно, выжившие Питера уже объединились в какую-нибудь общину вроде нашей. Было бы здорово найти их!
И они обсуждали, как будут искать выживших, какие объявления смогут расклеить. Они даже выдвинули смелое предположение, что выжившие уже сами догадались расклеить объявления по городу, что поможет им еще быстрее встретиться друг с другом. Это были смелые мечты, но о чем еще можно говорить, когда сидишь на холодной кухне заброшенного домика на краю света? Если не допускать хотя бы маленькой надежды, можно просто умереть от ужаса и одиночества, которые только и ждут, как бы вцепиться в сердце и откусить от него здоровенный ломоть.
Отдохнув и набравшись смелости для дальнейшего путешествия, они вернулись в машину, стараясь не оглядываться на покинутую деревню. Обходить остальные дома казалось им бессмысленным.
– Поедемте дальше, – сказал Владимир Николаевич. – Темнеет в это время быстро, так что нам лучше постараться проехать как можно больше до темноты. А на ночь придется подыскать ночлег в какой-нибудь деревеньке вроде этой.
И они поехали дальше.
Марина больше не смотрела в окно, похоже, окружающие пейзажи начали угнетать ее, и девушка погрузилась в чтение какой-то книги. Саша увлекся стрелялкой у себя в телефоне, а Юля вытащила из-под куртки свернутый дневник Виктора Валентиновича. Она так и не открыла его за эти три дня. Но зачем-то взяла с собой. Поволокла за собой след из прошлого.
«Возможно, его лучше прямо сейчас выбросить в окно, – подумала Юля. – Возможно, это причинит мне меньше страданий».
Она покосилась на Сашу, ожидая его молчаливого осуждения. Если бы Саша сказал ей сейчас: «Не читай его, убери его, это плохо, это тебе не нужно», она, пожалуй, послушалась бы его. Но Саша либо действительно не замечал, что у нее в руках дневник, либо старательно делал вид, что не замечает.
В любом случае, Юля не собиралась размахивать им как флагом у него перед носом. Набравшись храбрости, она открыла первую страницу. Чтение против воли моментально захлестнуло ее сознание. И Юля уже не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Она читала ровные строчки, и ей казалось, что она слышит его голос в голове. Тихий спокойный голос. Ей казалось, что она может увидеть, как он писал все это. Склонившись над тетрадкой в желтом свете настольной лампы, сгорбившись и нахмурившись. Он был таким осязаемым, что ей казалось, она может подойти к нему сзади и коснуться его плеча. Ей хотелось его коснуться.
«Вести дневник – совершенно не мое. Никогда этим не занимался, и сам не знаю, зачем вдруг делаю это сейчас. Мне просто кажется, что мои мысли больше не умещаются в моей голове. Голова разрывается от слов, которые я не могу сказать. Мне совершенно не с кем поделиться тем, что происходит со мной сейчас.
Я не могу точно определить, когда это началось. Это просто случилось, и когда я все понял, то был уже бессилен что-либо менять. Я просто осознал, что теперь Юля – часть моей жизни.
Возможно, мне не следовало заходить так далеко и целовать ее в парке тогда. Я сам не понимаю, что нашло на меня. Я никогда так не вел себя! Я пугаю себя. Я сам себе противен.
Мне тяжело контролировать эти чувства, они рвутся наружу, готовые подмять под себя всю мою жизнь. Мы слишком часто встречаемся, возможно, мне следует ограничить общение с ней хотя бы на какое-то время. Когда Юля обнимает меня, когда она рядом, я с ума схожу от невыносимого желания. Я чувствую себя самым отвратительным человеком в мире. Да я и есть самый отвратительный человек.
Что мне делать? Что делать? Я каждую ночь задаю себе этот вопрос, когда лежу без сна и разглядываю тени на потолке. Разум советует мне подождать, и я привык слушать разум, ведь я всегда был рациональным человеком. Но какая-то часть меня противится этому, какая-то часть меня хочет прижать ее к себе, целовать, не отпускать. И это мучительно. Мне мучительно быть рядом с ней. Я отвратителен».
«Я не должен так поступать с ней. Юля – самый удивительный человек из всех, что я когда-либо знал. Она замечательная девушка, и она заслуживает лучшего, чем старый скучающий преподаватель с кризисом среднего возраста. Я всегда думал, что этот кризис обойдет меня стороной. Мне были противны сорокалетние мужики, заводящие себе молоденьких любовниц. И вдруг это случилось со мной.
Ненавижу себя. Я не хочу, чтобы у нас все было так. Это слишком пошло, ненавижу пошлость. Не хочу видеть ее своей любовницей. Хочу видеть ее своей невестой, возлюбленной, своей женой. Только это правильно, только так все должно быть, а не иначе.
Но иначе не получается. И мне все сложнее становится контролировать свои чувства».
Юля закрыла дневник и посмотрела на проносящиеся за окном заснеженные пейзажи.
«Это все моя вина, – подумала она с тоской. – Моя вина, что ты не смог себя контролировать. Если бы я хоть немного думала о твоих желаниях, возможно, все было бы иначе. И даже если бы мы расстались, возможно, нам не было бы так больно».
Юля смотрела в окно, и перед глазами ее плыли строчки из его дневника, а злость и обида последних дней рассасывались, покидали ее сердце. Она никогда не могла сердиться на него долго. И ненавидеть его, такого милого, просто невозможно.
Юля смотрела в окно, позволяя воспоминаниям завладеть собой.
========== 33. Жаркое лето ==========
Тогда они прожили на даче Виктора Валентиновича больше недели. И все это время он заботился о Юле так, словно она была настоящей принцессой. Юлю такое отношение смущало, но и безумно нравилось, ведь она ощущала себя особенной для него.
По вечерам Виктор Валентинович продолжал читать ей книги по астрономии, а потом засыпал рядом с ней и никуда больше не уходил. И тогда Юля открыла для себя это удивительное, ни на что не похожее счастье – просыпаться рядом с любимым человеком. Возможно, если бы она не знала этого счастья, расставаться было бы не так мучительно.
На третий вечер они снова занимались любовью. Юля вновь попросила об этом, и Виктор Валентинович спросил испуганно:
– Ты уверена, что уже можно? Уверена, что все в порядке?
– Думаю, что да, – с улыбкой ответила Юля, обнимая его за шею. – Давай попробуем, чтобы уж точно убедиться…
Он улыбнулся в ответ и поцеловал ее.
И снова он сводил ее с ума своей медлительностью, но оно того стоило. Когда все закончилось, Юля сердито заявила:
– И ты собирался лишать меня такого еще много месяцев?!
Он улыбнулся виноватой улыбкой и снова поцеловал ее. А Юля, открыв для себя радости секса, готова была заниматься им вечно.
– Я уже стар! – шутил Виктор Валентинович. – Тебе стоит найти себе любовника помоложе! Еще несколько лет, и я стану совсем никуда не годным!
– Что-то по тебе этого не скажешь пока… По-моему все отлично работает, – отвечала Юля с невозмутимым видом.
Они много смеялись. Любили друг друга. Возможно, если бы Юля не знала этого счастья, расставаться было бы не так мучительно.
Это было время, когда секс еще не успел осложнить их отношения. Когда ничто еще не стояло между ними. Ничто не тревожило их. За это Юля перестала любить лето. Летом просто невозможно было думать о чем-то серьезном. Летом хотелось просто позволить себе сходить с ума. И они сходили с ума.
Ели клубнику, брызгали друг в друга водой из садовых шлангов, читали книги по астрономии, считали звезды и всегда сбивались со счета, говорили до рассвета, словно торопились обсудить все темы в мире.
Дни пролетели как один миг. Они сидели на крылечке и играли в покер, когда позвонила жена Виктора Валентиновича. Юля не знала, что это она, Юля поняла это по тому, как постарело лицо Виктора Валентиновича, когда он взял трубку.
– Привет, – ответил он спокойно. И только пальцы, теребящие воротничок рубашки, выдавали его волнение. – Да. Надолго? Хорошо. Да. Я приеду.
Юля ничего не поняла из этого короткого разговора. Когда Виктор Валентинович положил трубку, она спросила осторожно:
– Что-нибудь случилось?
– С сегодняшнего дня она вышла в отпуск, – Виктор Валентинович не счел нужным объяснить, кого подразумевает под словом «она». – А завтра уезжает на две недели к родителям. Квартира будет пустой, и она просит меня пожить дома это время. Ничего особо ценного у нас дома нет, но моя жена всегда была очень щепетильной в этом плане.
– Значит… – Юля смотрела на разложенные на половицах крыльца фишки и карты. – Значит. Завтра. Мы уезжаем?
– Да, – кивнул Виктор Валентинович, и больше они об этом не говорили.
А на следующее утро они вернулись в город. Виктор Валентинович проводил Юлю до дома и пообещал позвонить вечером. Юля ему не поверила и решила, что сама позвонит.
По несчастливой случайности день, когда они вернулись домой, оказался субботой, и Юлины родители были дома, когда она пришла. Сказать, что они оба были в бешенстве – это не сказать ничего. Их единственная дочь пропала неизвестно куда, ни слова не сказав, а ее телефон не работал.
Не успела Юля войти и разуться, как мать накинулась на нее с воплями, а отец мрачно вторил ей, вставляя свои колкие замечания, еще более обидные, чем истерические материнские крики.
Юля молчала. Она молчала долго, ничего не отвечая на их расспросы, лишь бросила сломанный мобильник на кухонный стол и ушла в свою комнату. Но и там ей не было покоя. Родители переместились следом за ней и продолжали кричать. Юля подумала, что ее присутствие при этой сцене вовсе не обязательно, родители с таким же успехом могли бы обвинять во всех смертных грехах диван.
– Кто он? – кричала мать. – Кто этот тип, с которым ты спуталась?
– Кто этот придурок? Наверняка какой-нибудь малолетний наркоман, – рассуждал отец. – Увидеть бы мне его родителей. Уверен, что если бы они как следует надрали задницу этому молокососу, он тут же забыл бы про свою любовь к тебе.
И тут Юля не выдержала. Что-то в ней сломалось, и она сказала, обращаясь к отцу:
