Текст книги "Dirty Dancer (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Я скидывал, не брал трубку, отключал мобильник… Тогда мне с курьером доставили конверт. Прямо в общагу. Всего с одной строчкой на толстой глянцевой бумаге:

«Если не поднимешь трубку, я притащу тебя к себе. С кляпом во рту и фаллоимитатором в заднице».

Поднял. Просто слушаю, изредка вставляя реплики вроде:

– Ты меня заебал.

Бесцветная констатация факта.

– Ещё даже не начинал. О, как бы я тебя выебал… Не представляешь, от чего отказываешься.

Выдыхаю. Уже даже не злит. Но он действительно меня уже прилично затрахал, мой бедный мозг сексуально утомлён и просто требует свернуть этот пошлый штурм.

Хорошо, впрочем, что он только звонит. Или же не так уж он меня и хочет, раз всё ещё не притащился?

Нахуй-нахуй… Нет у меня времени на озабоченных маньяков. Вот, ни секунды. А он жрёт уже третью драгоценную минуту моего времени. Времени, которое я мог бы потратить на составление диаграмм или изучение высшей математики. Или поспать… Сладко посопеть, уткнувшись в учебник.

А трубка всё продолжает вещать. Кладу мобильник на стол и, как и собирался, падаю лицом на разворот книги. Слушаю его.

– Кайлер..?

С удивлением замечаю, что учебник всё ещё пахнет типографской краской. Неужто мне почти новый достался? У соседей через стенку орёт хип-хоп, вот же дрянь, а…

Нехотя отзываюсь:

– Что?

– Какой у тебя член?

Молча жмурюсь, выразительно скрипнув зубами. Боже, насколько же он меня достал.

– Не отвечай. Я сам догадаюсь.

Можно подумать, я собирался. Странно только, что, сколько бы бреда я не выслушал, всё равно продолжаю исправно краснеть после каждой пошлой реплики. Буквально каждой.

– У тебя небольшой, так? Ровный, с аккуратной головкой и выступающими венками… У тебя и пальцы тонкие… А как ты дрочишь? Медленно и осторожно или сжимаешь и дёргаешь? Открываешь головку, гладишь её… Кай?

У него слишком пошлый голос. Слишком. Невозможно. И, да, у меня стоит. У меня охренительно стоит. И я бы дал. Дал, будь у меня хотя бы один свободный час. Плюнул бы на всё и переспал с тобой, но, увы и ах, удовлетворение плотских желаний только лишь отнимет у меня и без того утекающее, как песок сквозь пальцы, бесценное время. Да и не очень-то мне льстит, что весь наплыв этого бешеного «хочу» завязан только на нашей схожести. Будь ты хоть Майкл Джексон. Это вон четырнадцатилетние девочки пусть по тебе тащатся. Мне решительно наплевать. Вот.

– Кайлер, детка, ты там уже спишь?

А, что ты там спросил? Бля…

– Может, хватит уже? Когда надоест?

Голос по ту сторону моего старенького мобильника становится серьёзным, пожалуй, даже слишком серьёзным для идиота, который радостно капает мне на мозги, изводя всё больше:

– Когда ты перестанешь ломаться как девственник. Тебе что, пятнадцать?

Кривлюсь.

– Девятнадцать.

– Вот именно. Девятнадцать. Я хочу тебя, ты хочешь меня…

– Не хочу.

– Конечно, хочешь.

Мне бы его уверенности в себе. Хотя бы процентов двадцать отсыпать, и давно бы уже выбился из вечной нищеты.

– Хватит. Меня. Дрочить.

Аллилуйя – замолкает.

Ненадолго:

– Я бы с радостью, но что мне ещё остаётся? Слушай, вредина. Может быть, тебе заплатить, а? Сколько нужно выложить, чтобы ты прекратил выкобениваться?

Я, кажется, даже перестал дышать.

Чтобы вот прямо так… мерзко. Как шлюхе на обочине. Отвратительное чувство. Как только что испачкал меня, макнул в нечистоты, придерживая за щиколотку.

Ну, уж хрен. Так низко я ещё не пал.

– Ты думаешь, что всё можно купить, верно?

– Не думаю. Убеждён.

Ухмыляюсь, и мне кажется, что эта ухмылка выходит точь-в-точь как у него тогда, в интересной белой комнатке.

– Убеждён, значит… Обломись!

Скидываю.

О, это чувство… Глубокого удовлетворения, не иначе. Как же мне нравится его обламывать. Потихоньку вхожу во вкус.

Но, чёрт возьми… На доли секунды я позволил себе задуматься. Задуматься и тут же, скорчившись, отбросить подобные мысли к вяленым ёжикам. Нет уж, хрен. Хрен…

Пододвинуть учебник поближе. Но был бы толк, всё равно ничего не понимаю.

***

Раньше мне снились всякие радуги и ракеты. Потом хрень вроде Марио и зелёных летающих блоков с грустным щеночком. После прелестные нимфетки с огроменными глазами и не только… Затем череда давящих затяжных кошмаров. И теперь абсолютное сосущее Ничего. Проваливаюсь в чёрное нечто и барахтаюсь, как в переваренном киселе, до утра. И даже после того как просыпаюсь, мне кажется, что оно всё ещё давит на веки своими холодными раздувшимися пальцами.

Иногда путаюсь в одеяле. По ночам совсем зябко становится – казённое одеяло не спасает от тянущей прохладой сырости. Все мёрзнем: я и мои соседи по комнате. Забитый, озлобленный, как зверёныш, Джо и, кажется, его сводный брат Лори. Додумались же назвать парня. Соседи по комнате, которых по факту обычно нет. Но оно и к лучшему. Тише.

Моя кровать ближе остальных к окну. И я с тоской и какой-то уже похуистичностью жду начала зимы. Жду, и иногда в моих снах пробрасывает снег. Ничего больше. Только хлопья. Медленно-медленно падают сверху и умирают, вляпываясь в вязкую жижу. Чёрный поглощает их.

И тогда почему-то становится особенно страшно. Страшно… как сейчас.

Из тревожного, больше похожего на дрёму, сна меня выдёргивает вибрация мобильника рядом. Совсем плохо сплю. Любой шорох, и… бессонница уже обняла.

Высовываю руку из-под тонкого одеяла и нашариваю трубку вслепую. Только не говори мне, что это снова ты… Открыв один глаз, тупо пялюсь на номер, но вместо цифр – инициалы. Один из тех самых подписанных номеров.

Рывком сажусь на кровати и, вжавшись лопатками в стену, незамедлительно отвечаю. Этот звонок нельзя игнорировать, пусть даже и в три часа ночи.

На моё скомканное «алло» отвечают размеренным сухим голосом. Не знай я, что он принадлежит человеку, был бы уверен, что это всего лишь запись на плёнке.

И мне холодно, безумно холодно… Холодит, примораживает к каменной подпорке за спиной. Ужасом. До ужаса боюсь, боюсь услышать, что…

Очередной срыв. Новый курс терапии. Новая сумма. Такая же, как и всегда, но я надеялся, я думал, что…

Не думал, что это случится так скоро. Что это случится снова. Что это случилось только что.

Опять, опять, опять!

Хочется сжать виски и, что есть дури, приложиться затылком о стену.

Снится… Пусть мне это просто снится!

Но нет… Во снах не бывает так трепетно больно внутри. Словно бабочки в животе, вот только их тонкие крылышки – из стальных лезвий.

Каждое слово заставляет меня ёжиться.

Ненавижу этот голос. Так же яро, как и бессильно.

Ничего не поделать…

Последний вопрос. Привычно соглашаюсь, стискивая зубы до судороги, и тогда, помедлив, потянув паузу, из динамика раздаются короткие гудки.

Тоже на красную.

Осторожно откладываю телефон в сторону, словно не швырял его десятки раз раньше. Осторожно, будто только что узнал. Только что понял.

Не справлюсь.

Мне просто негде взять столько денег. Хоть сколько-нибудь. Что-то легонько касается правого плеча – тонкие лапки паники.

Темно в комнате. Чувствую, как начинаю задыхаться, словно вся эта липкая сырая темень забивается ко мне в глотку и там оседает на стенках гортани. Душит, забивает изнутри. Подтягиваю колени к груди, натягиваю сверху одеяло. Но не теплее. Всё так же давит. Давит и потихоньку складывает меня напополам, гнёт к тонкому матрацу, вот-вот хребет хрустнет… Скорее бы уже. Невыносимо тяжело сверху, груз на шее.

Нет выхода. Нет.

Сложенная на совесть кирпичная кладка. Слепо тыкаюсь в неё, шарю ладонями, но нет там ничего кроме сырого кирпича и шероховатых сколов.

Царапаю ладони.

Тщетно.

А позади только тёмный тоннель, в конце которого ничего нет. Нихрена кроме… дребезжащего, едва различимого огонька.

Огонька? Да быть его там не может. Неоткуда взяться.

Мигает всё настойчивей и ярче.

Погодите-ка…

Энергично трясу башкой, кое-как выныривая из-под накрывших меня с головой и покрытых плёнкой безнадёги вод. Насилу открываю глаза и обнаруживаю себя вжавшимся в матрац и поджавшим колени к груди. И пружины на старом матраце больно давят в правый бок.

Свет в конце тоннеля… Экран мерцающего мобильника. Недовольно вибрирует, привлекая к себе внимание.

Всё тело ноет. Кажется, будто я действительно только что поднялся откуда-то снизу. Откуда-то, где очень и очень туго с воздухом.

Мелькающий экран.

Цифры.

Цифры, сложившийся из которых номер я уже заучил наизусть.

Цифры… Задребезжавший огонёк.

Я не решаю, не думаю, не грызу мучительно губы, решаясь… Я уже всё решил. Решил в тот момент, когда согнулся пополам и едва не задохнулся в сузившейся до размеров картонной коробки комнате. Решил, когда почувствовал, что мой хребет треснул, напополам переломив и без того подточенный внутренний стержень.

Мой свет, да… Тусклая лампочка на дне коллекторной шахты.

Вниз.

Тянусь к мобильнику и, прежде чем ответить, сжимаю его в ладони.

Хрустит пластик. Скоро совсем развалится. А я уже…

Принимаю вызов. Подношу к уху и просто молчу в трубку, со смаком переживая момент, как осколки прежнего меня растворяются в едкой кислотной жиже.

– Ты спишь, детка? Что так долго?

– Согласен.

Быстро, чтобы не передумать. Чтобы не зажать рот ладонью и, зашвырнув мобильник подальше, снова упиваться безнадёгой.

Ты озадаченно молчишь. Не понимаешь. Но нет, как ты можешь не понимать, ты догадываешься. Точно догадываешься.

Но голос звучит немного не так, как я привык его слышать.

Уточняешь, и мне явственно слышится сарказм:

– Согласен отсосать у меня в гримёрке?

До крови прикусываю губу. Сейчас почти наслаждаюсь этой болью. Желанная мука. Хуже всё равно уже не будет.

– Смотря сколько ты готов за это заплатить.

Мне нравится, как это звучит, да. Сухо, картонно, пусто. Словно и не я это произнёс, а кто-то чужой моими губами.

Снова тишина. Слышу, как фоново играет какая-то мелодия.

Всё ты знаешь…

– Приезжай, ознакомишься с прайсом.

Треск и звонкий оглушающий хруст. Ещё долго звучит в ушах.

Я сломался.

Глава 4

Забавно. Крайне забавно то, что невесть откуда в моём сознании – ну, где-то там, на грани бессознательного – выискался номер какого-то древнего такси. Древнего потому, что я помню его, должно быть, ещё с тех беззаботных времён, когда учился в старшей школе. Думал уже, что абонент – давно не абонент. Нет, конечно же, нет, я не думал – я на это искренне, как утопающий на то, что соломинка удержит, надеялся; и томительные секунды полной тишины в динамике меня более чем обнадёживали. Та самая хрупкая соломинка. Что ничего не выйдет, что не следует мне, что не к нему… Что не судьба…

Ан нет – видимо, именно она, чертовка.

Длинные гудки.

Так поздно и не занято.

Приятный, даже слишком приятный женский голос на линии. До неприличия любезен. Издевается?

Тут же яростно мотаю головой.

Нет, конечно же, нет.

Откуда ей знать. Откуда ей, если я и сам ещё не осознаю, как всё это… низко.

Плевать. Сейчас совершенно равнодушно, спокойно и устало. Гладко, ни единого круга на поверхности.

Потом… Всё потом.

Спрашивает адрес. Совершенно бесцветно диктую координаты своей халупы, а после, чуть сбившись, чтобы ещё раз глянуть на потухший дисплей с открытой смской, которая любезно пришла пару минут назад, – его.

Общага в неблагополучном районе и высотка почти в центре. Грузная, вечно жующая медлительная консьержка и элитная охрана, которая во время смены даже не моргает.

О да, мы так похожи.

В кармане пара измятых засалившихся купюр. Последние.

Футболка, потёртые джинсы, серая толстовка и порванные, некогда любимые кеды. Раньше чёрные, теперь просто грязные. Не отстирать, даже если зубами грызть треснувшую подошву. И неизменный рюкзак, почти пустой, со звенящей на дне мелочью. Пара монеток.

Беспокойно ёрзая задницей по обтянутому кожзамом сидению в такси, я боялся, что меня, как самого что ни на есть канонного оборванца из оборванцев, не пропустит охрана. Ну, мало ли, какая программа заложена в их бритые головы? Может, как раз не пускать таких, как я? Нагажу ещё в лифте.

Вздрагиваю в очередной раз и ловлю настороженный взгляд таксиста. Тут же отворачивается назад к лобовому стеклу, но продолжает поглядывать в зеркало заднего вида. Должно быть, боится, что я наркоман или ещё что похуже. Хотя куда уже хуже…

Жалкий. Боже, какой же я жалкий.

Внеочередной сеанс самоедства кажется таким заманчивым, но нельзя. Нельзя себя жалеть. Ни на полминутки.

Я выберусь. Обязательно выберусь. И что бы она там ни говорила, вытяну. Обязательно вытяну.

Решимость крепнет, и дышать становится проще. Больше не давит на грудь, только страх никуда не делся. Подтачивает червячком, неторопливо отхватывая крохотные куски.

Страх не перед тем, что я собираюсь сделать, но перед тем, чьё лицо я увижу в зеркале на следующее утро. Буду ли это всё ещё я? Или же… Или же я не хочу знать ответа на этот вопрос. Не сейчас. К чему копошиться в ворохе догадок?

Скоро, совсем скоро…

Кусаю губы, не моргая, пялюсь в окно на проплывающие мимо силуэты охваченных огнями высоток. Центр города.

Так и тянет подтянуть колени к груди и обхватить их руками.

Спрятаться.

Комкаю неверными пальцами низ растянутой толстовки.

Подмывает побольнее укусить себя, чтобы слёзы на глазах выступили.

Чёрт… Чёрт. Чёрт!

Перед глазами темнеет на миг, быстро стискиваю кулаки, отрезвляя себя болью впившихся в ладони ногтей.

Машина сворачивает направо и, проехав ещё пару метров, тормозит.

Накидываю на голову капюшон.

Парадный вход.

Всегда думал, что в подобные замки мне вход заказан. Ан нет…

Нажимаю на ручку двери.

Всегда думал, что лучше сдохну, чем опущусь до уровня шлюхи.

На негнущихся ногах по выложенной плиткой дорожке, старательно пялясь под ноги, чтобы, не приведи ЛММ, не наступить на идеально выстриженный газон. К огромным, полностью прозрачным дверям. Мнусь перед ними и достаю мобильник. Сверяю цифры на дисплее с теми, что остались в моей дырявой памяти.

Двадцать третий этаж.

Вдохнуть и не сбежать.

Вот так, полной грудью. Молодец, Кай.

Топай.

Охрана меня, кажется, и вовсе не замечает. Равно как и человек за стойкой в просторном холле перед створками лифта. Должно быть, предупреждены.

Сутулюсь в надежде стать поменьше. Не замечают, но повисшее в воздухе презрение кажется настолько материальным, что ещё немного, и им затхло завоняет.

Мерзко, как же мерзко. Налипшие на спину взгляды этих людей.

Тыкаю на кнопку вызова лифта и внимательно пялюсь на табло над створками.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Три.

Два…

Металлические дверцы приветливо распахиваются.

Я вроде бы даже обрадовался. Обрадовался тому, что бездушному механизму наплевать на то, что шуршит у меня в кармане: купюры или смятые фантики.

***

Все двери одинаковые, обитые панелями из тёмного дерева. Та, которая нужна мне, под номером 202, сразу же напротив лифта.

Даже жаль. Я надеялся, что выйдет потянуть время ещё немного. Но раз уж провиденье так решило, то…

Шагаю вперёд и, почти коснувшись подушечкой пальца гладкой кнопки звонка, передумав, отдёргиваю ладонь и хватаюсь за медную ручку. Нажимаю.

Негромкий щелчок. Разумеется, не заперто.

Первое, что я вижу, переступив через порог, это ты. Наверняка известили, как только захлопнулись створки лифта.

Как можно незаметнее, – во всяком случае, стараясь сделать это как можно незаметнее, – выдыхаю, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Ты ждёшь, сложив руки на груди и привалившись плечом к дверному проёму, выполненному в форме широкой арки. Ждёшь… и ухмыляешься от уха до уха.

Не по себе.

Дико. Мерзко. Кажется нереальным.

Нереальным то, что я здесь, и что вот он ты в простой чёрной майке и потёртых джинсах. Порваны на коленях, кажутся износившимися, но мы-то знаем, сколько они стоят.

Опускаю глаза, чтобы поглядеть на свои штанины. Выходит, в тренде.

Ощущение собственной ущербности просто зашкаливает.

– Так и будешь жаться к двери? – спрашивает лениво и немного в нос, вальяжно.

Внутри всё сжимается.

Поджилки дрожат и, кажется, я снова начинаю себя жрать, покусывая губы.

Тут же смотрит на них. Смотрит так, словно оценивает. Или же хочет попробовать?

Опускаю голову так низко, что перед глазами – только некогда белые, обшарпанные носки кед и тёмный паркет.

Скидываю рюкзак и отчего-то думаю о том, что вышарканное дно и металлические замки могут повредить дерево. Неуместно. Страшно неуместно смотрится моя сумка на фоне дорогой древесины. Как и я в этой квартире.

Расстёгиваю толстовку и сначала высвобождаю руки, а только потом скидываю капюшон с головы. Падает на пол комом, серой грязной тряпкой.

Моргаю и, словно перезагрузившись за эти доли секунды, погружаюсь в совершенную отрешённость.

Шаг вперёд.

Мосты сожжены, пятиться некуда.

Выпрямляюсь и, не меняясь в лице, приглашающе развожу руки – вот он я, всё ещё хочешь?

Отталкиваясь плечом, отлипает от стенки и, всё также скрещивая руки на груди, подходит.

Останавливается в шаге.

Осматривает с ног до головы, словно никогда раньше не видел.

Осматривает, и когда его взгляд касается моего лица, мне кажется, что он меня гладит – настолько материальным кажется пристальное внимание этих серых глаз. Сейчас тёмных, хитро прищуренных. Отлично сочетается с его неугасающей ухмылкой. Воплощение сарказма.

Сжимает пальцами свои предплечья и двигается вправо. Обходит меня кругом, всё так же придирчиво оглядывая.

Не отпускает ощущение того, что он приценивается, словно решая, стоит ли тратиться на дорогую покупку. Всё верно. Так и есть. Я – его очередное приобретение. Пусть и не столь долгосрочное, как новый диван или модный гаджет. О нет, акция будет разовой, я уверен. Как только получит желаемое, тут же утратит всякий интерес. Именно недозволенность мариновала его в собственном интересе, желание узнать, каково это. Желание подобно жажде. Сладок лишь первый глоток, после – совершенно не привлекательно. И даже жаль, что я слишком чётко осознаю всё это.

Заходит на второй круг, слежу за движениями краем глаза, чуть поворачивая голову. За спиной и…

Спешно выставляю ладони вперёд, чтобы не чмокнуться носом с обшивкой входной двери. Развернул так быстро, что я едва ли успел понять, что произошло, пока он не вжал меня в панели своим телом, удерживая на месте, сцепив руки на моей талии. Импровизированный замок, и тёплое ласковое дыхание над ухом отзывается дрожью в кончиках пальцев.

Дыхание… Словно слоями, каждый его вздох, кажется, куда более чувствительно ласкает нервные окончания, своей недопустимой близостью позволяя мне, наконец, осознать, где я и что делаю.

Сжимаю зубы. Было бы на порядок проще, если бы мне это не нравилось. Если бы было противно, мерзко, гнусно… но не так.

Прикосновение языка к мочке. Легонько очерчивает её, поднимается выше к раковине, прикусывает. И тут же, на контрасте, нагнувшись ниже, кусает, нехило стискивая челюсти.

Больно.

Растерянно выдыхаю. Терплю, дёргаюсь, ощущая, как зубы терзают прикушенную кожу, водят туда-сюда, то отпуская, то вгрызаясь с новой силой.

Поистине пытка.

Давит на живот, заставляя отодвинуться назад, вжаться в его грудь.

Твёрдый и тёплый.

Наконец отцепляется от шеи и напоследок проводит языком широкую полосу по месту свежего укуса.

Ощущаю прикосновение металла к коже. Пирсинг в языке?

Тут же, подтверждая мою догадку, сжимает его зубами и со скрежетом проводит шариком по их кромке.

Дышит на ухо. Щекотно, опаляет. Прикрываю глаза…

– Так сколько?

Стискиваю челюсти почти механически, словно измученный нагрузками организм уже выработал рефлекс на это чёртово слово. И его ладони, приятно согревающие мой живот даже через ткань застиранной футболки, уже не такими тёплыми кажутся.

Всё верно, не забывайся, Кайлер.

Всё верно… И от этого во рту горчит, скорее, даже отдаёт привкусом гари.

Сглатываю, несмотря на то, что в горле невозможно сухо, только для того, чтобы потянуть время. Дать себе очередную маленькую отсрочку.

– А на сколько ты меня оцениваешь?

Самодовольная усмешка буквально обжигает мою кожу снопом маленьких искр. Растекается пульсирующими импульсами по плечу, скатываясь куда-то под лопатку.

Растягивает слова, рубит на слоги:

– Достаточно сложный вопрос…

Касается носом моего затылка, осторожно сжимает зубами прядку чуть ниже и легонько тянет на себя. Послушно откидываюсь назад, макушкой упираясь в обнажённое плечо.

Продолжает, потеревшись щекой о мой висок:

– Достаточно сложный, учитывая, что сам я бы выставил сумму ну никак не меньше пары миллионов.

Вот значит как.

– Даже на себя ценник навешиваешь? Как на…

– Как на очень дорогую шлюху, – охотно договаривает за меня, и тут же задаёт новый вопрос, – А ты? Сколько хочешь ты?

Губы сами растягиваются в горькой усмешке.

Сколько я хочу? Проблема в том, что я точно знаю размер нужной мне суммы, но не уверен, что тяну хотя бы на её четверть. А вот кое в чём, кажется, точно уверен.

– Тебя это заводит, да? – спрашиваю, выгнувшись назад, так чтобы взглядом зацепить его подбородок.

Тут же прижимает ближе, тянет на себя и подаётся бёдрами вперёд. О да, ещё как заводит, вот уж действительно задницей чувствую, насколько прав.

Понижает голос до шёпота, и приходится в очередной раз признать, что интонацией он владеет просто мастерски. Колкие иголочки истомы, несмотря на всю неправильность происходящего, несмотря на то, что я падаю, почти достиг дна ямы…

– Ну, скажем… Десятка, как тебе? И до утра ты никуда не торопишься, никаких срочных дел и больных котят. И даже не думай, что сможешь просто проваляться, как дохлый. Ну, нет уж, не выйдет, детка.

Ещё один выдох, и, кажется, мои лёгкие надломленно треснут.

Жмурюсь и больше вообще не испытываю никакого желания размыкать веки. Но всё же, всё же заставляю себя сказать это:

– Восемнадцать тысяч долларов. И можешь делать всё, что хочешь.

– Всё-всё?

Вот же сука! Это всё, что тебя интересует?! Только то, куда я позволю себе вставить, но никак не размер названной суммы? Извращенец. Точно больной извращенец. Да и что ему эта сумма? Не удивлюсь, если его тапочки стоят столько же…

– Ты уснул, малыш?

Соснул, блять!

Раздражённо дёргаюсь.

– Всё, на что фантазии хватит.

– Да нам и недели не хватит, чтобы воплотить всё, на что хватит моей фантазии… – бормочет мне на ухо и, легонько лизнув мочку, рывком разворачивает меня к себе, перехватывает за плечи, стискивает, сжимая в кольце.

Так хуже. Хуже, когда чужое лицо так близко, когда почти касается моего лба носом, а нежелающие прекращать ухмыляться губы растягиваются так, что все тонкие линии мимических морщинок видно.

Непроизвольно смотрю на них, на эти губы. Пытался избежать его взгляда и попался в другую ловушку…

Высвобождает одну руку, но покрепче перехватывает второй, впиваясь пальцами в моё предплечье, и теперь свободной левой цепляет мой подбородок пальцами. Послушно поднимаю лицо.

Ухмылка становится чуть мягче, как и взгляд из-под опущенных ресниц. Наклоняется ближе. Куда уже… Чужой выдох ложится на мою скулу. Второй – уже на губы. Невозможно ещё ниже и не коснуться… И именно это он почти и делает – касается моих губ своими. Почти.

Останавливаю его, пальцами коснувшись подбородка:

– Проститутки не целуют клиентов.

Один только дьявол знает, чего мне стоило просто произнести первое слово. Но ты прав, Кай, всё так. Так и есть.

– Но ты-то не… – усмехается как-то особенно неприятно, – проститутка.

Легче, немного легче.

Закрываю глаза, и он, должно быть, передумав, только легонько касается меня своими губами. Прижимается на пару секунд и тут же отстраняется назад.

И только сейчас, только ощутив его привкус на языке после того, как невольно облизал губы, я наконец-то осознаю, где я и что я собираюсь сделать. Что уже почти сделал.

Всё чёртовы купюры виноваты! Проклятье! Совсем отчаялся и сдался! Но нет же, нет! Разве нет другого способа? Я… Я мог бы справиться, найти… Мог бы, мог бы не так!

– Только скажи мне вот что…

Я не здесь, я в прострации, рот сам открывается и на автомате издаёт какие-то звуки:

– Что?

– Ты так уверенно слал меня, а после согласился на придурь, которую я ляпнул, не подумав. Тебе так нужны деньги?

На больное не дави, придурок!

Мгновенно ощетиниваюсь, как перепуганный ёжик, и толкаю его в грудь:

– Отвали!

Бросаю это, уже разворачиваюсь к двери и, едва ли не дрожа от осознания того, на что я почти готов был решиться, дёргаю на себя дверную ручку.

Поддаётся, тут же распахивается, тяну на себя и – хлопок. Снова.

Замок щёлкает особенно визгливо, а я так же, как десять минут назад, распластан по этой чёртовой двери. Придавлен весом ещё одного тела. Куда более сильного, чем моя измученная тушка, тела.

У меня попросту нет сил с ним бороться.

Застываю на месте.

Только сердце всё никак не может успокоиться и поймать свой привычный ритм. Невозможно громко, кажется, слишком громко.

Я сам сюда приехал, и он меня уже не выпустит. Не выпустит, пока не отхватит обещанный кусок.

Я сам виноват.

И чёртов самовлюблённый ублюдок словно ждал этой мысли. Ждал, чтобы тут же подтвердить её, негромко заговорив:

– Ну, уж нет, детка. Мы уже договорились, некрасиво сдавать назад, потеревшись об меня аппетитной попкой.

И как бы странно это ни было, именно эта фраза меня успокаивает. Возможно, заставляет смириться. Опустить вцепившуюся в дверную ручку ладонь и кое-как расцепить сжавшиеся в кулак пальцы. Почти не чувствую их, только дрожь не отпускает, теперь колотит всё тело.

– Не собираешься бежать?

А что, не очевидно?

Бесишь. Как же ты меня бесишь. И тогда, в треклятом сортире, и в дешёвых динамиках, и сейчас. Больше всего сейчас.

– Может, отпустишь меня уже? Или трахнемся прямо здесь на коврике?

Нет у него никакого коврика. Какой, к смурфикам, коврик?

Тут же отступает назад.

Вот уж не думал, удивил.

Оборачиваюсь, и бессильная злоба скручивает, так и нашёптывает на ухо всякие гадости. Только вот куда больше я злюсь на себя.

– Настолько себя любишь? Настолько, что готов платить за какое-то там сходство?

– Не за «какое-то там». На снимках не отличить, это больше чем «какое-то там». Мои мотивы вполне понятны, да, я хочу тебя, потому что тебе вставить проще, чем просверлить дырку в зеркале. А твои? Настолько нужны баксы?

Кажется, во второй раз за вечер болезненно дёргаюсь, услышав этот вопрос. Во второй ли, не уверен. Уже ни в чём не уверен.

– Не твоё дело.

Пожимает плечами, словно в подтверждение только что сказанного мной.

– Да мне наплевать, в общем-то. Проходи.

Отворачиваюсь и слышу, как он уходит вглубь квартиры, должно быть, уверенный, что я уже не сбегу. Правильно. Всё так.

Прижимаюсь лбом к холодной обшивке двери. Дерево, но уже ничем не пахнет.