Текст книги "Dirty Dancer (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2

Встань тут, улыбнись так, оскалься здесь… А ещё чёртова кожанка, которую на меня напялил странноватый длинноватый парень с причёской а-ля "Фреддипоймалменя", мне очевидно велика и явно была снята с плеча того самого. Того самого, фото которого я разглядывал, скосив глаза, после того, как мне достали-таки подходящие контактные линзы. Цветные, серые, на пару тонов темнее моих собственных, словно затянутых блеклой поволокой, глаз. Теперь ртутные, стальные.

Неужто и цвет глаз тоже..? Или это сценический образ?

Он старше меня, должно быть, выше и явно шире в плечах. На снимке видно кусок наколотого на шее змеиного хвоста и прошитое металлическими заклёпками ухо. Я даже, признаться, испугался, что и мне таких же напихают. И татуировки… «Хельга» обмолвилась мимоходом, пока подводила мне глаза, что у него их много. У меня же только пара давно выцветших и ставших синими цифр на запястье. Моя первая и единственная «отметина».

Даже грустно… Такой контраст: художественное, проработанное до мельчайших деталей изображение и корявые цифры, наскоро набитые тушью. Всего шесть.

Куртка пахнет потёртой кожей и деревом, алкоголем и ещё чем-то, что отдалённо похоже на парфюм, кажется, не разобрать, так как запах выветрился и стал слишком слабым.

До мурашек.

Всё равно, что влезть в чужую шкуру. И не сказал бы, что мне в ней уютно. Но это, определённо, как минимум интересно – почувствовать, каково это, когда надетые на тебя тряпки стоят больше месячного заработка какого-нибудь среднего клерка.

Чужие тряпки, чужие, Кайлер.

Напоминаю себе и тут же зажимаюсь. Фотограф недовольно машет руками и срочно требует «показать ему Раша».

Да я в душе не чешусь, что представляет из себя ваш Раш! И если та грёбаная попса, орущая из колонок, его исполнения, то и знать не хочу. Но его же старательно изображаю. А всё потому, что перед самым началом съёмок невесть откуда материализовавшийся за моим плечом Нильсон нашептал-таки мне сумму на ухо и очень уж просил «постараться». Попробуй-ка изобразить того, кого никогда не видел. Или же видел. Хотя бы в отражении.

Та самая бутафорская кирпичная стена фоном, пара жжёных покрышек, винил и наконец-то из колонок металкор. То, что нужно для создания подходящего антуража. Скандально известные «B.S.». Я даже вздрогнул, услышав хрипловатый, явно прокуренный голос солиста. Но не без чарующих ноток, надо признать. Свежепостриженные короткие волоски у меня на затылке зашевелились, а по шее, стекая прямо за воротник, пробежал маленький табун колких мурашек. И, кажется, только теперь я запоздало начинаю догонять, что к чему. Понимать, что и как надо делать, чтобы лысый дядя с крутым Никоном остался мной доволен.

И, кривляясь на камеру, всё это чёртово время я слушал его – этот голос.

***

Если поначалу я думал, что это лёгкие деньги, то на исходе второго часа мне просто хотелось тихонько удавиться. Едва-едва дотянул до перерыва. Слишком душно, жарко, и тот факт, что народу столпилось дохренище, ничуть не радовал. Что, действительно такое интересное зрелище – невесть откуда взявшийся двойник загулявшей звезды? Какая прелесть, только вот так на мою задницу пялиться не надо, дядя, раздражает, знаете ли.

На моё счастье, плёнка закончилась, и всё световое оборудование погасло. Правильно, технике тоже надо отдыхать, особенно такой хрупкой и дорогой. Музыку тоже выключают, и вся столпившаяся масса людей рассасывается по студии.

Фух… Прижимаюсь плечом к бутафорской кладке, чтобы немного перевести дух. Даже спина взмокла.

Тут же подбегает жертва Фредди и начинает стаскивать с меня куртку, бережно складывает её, прячет в пакет и присаживается передо мной на корточки, чтобы маленькими ножничками художественно покромсать джинсы на коленях. Ослабляет шнуровку на высоких ботинках, возится с ней, выдергивая из клёпок, и так же резко выпрямляется, пружиня на пару шагов назад, должно быть, чтобы оглядеть результат. Критически вскидывает начисто выщипанную до середины бровь:

– Нет, тебе совершенно не идёт! На Раше всё сидит куда лучше!

Да котики! Сейчас расплачусь, ей богу, упаду на пол и, заламывая руки, с горя начну стенать во всю глотку.

– Так это его одежда?

Щипаный хмурится и кончиками пальцев поправляет лепестки на тканевой розе, пришпиленной к его синему пиджаку.

– Только куртка.

Вот те на. Может, мне теперь продаться его поклонницам в рабство? Кто бы мог подумать, по моей спине елозила подкладка куртки какого-то известного говнюка! Прямо сейчас сдохну от восторга! И уже собираюсь ехидненько сообщить это сему странному субъекту, явно страдающему манией выдирать волосы, как отвлекаюсь на уже знакомый цокот металлических каблучков. Прошла мимо и только одобрительно кивнула, чуть скривив губы в подобии улыбки. Моргаю и явственно чувствую, как линза на левом глазу давит, начинает неприятно натирать. Но это определённо того стоит. Возможность взглянуть на мир без толстенной призмы близорукости.

– Ну, как, парень? Нет вопросов?

А? Что? Где? Когда?

Задумался, и бородатый осветитель подкрался ко мне совершенно незаметно. Да, вот так замечтаешься не к месту, и раз – кишки по асфальту, мозги на брызговиках…

– Только один. Где здесь можно отлить?

***

О, да… Здешний сортир выглядит приличнее моей комнаты в университетской общаге. Во всяком случае, отколупай я тут плитку или разбей зеркало – и могу смело продавать почку. А если добавить ещё мою стипендию и ту мелочь, что я получаю за подработки, то, возможно, как раз хватит, чтобы расплатиться.

Но никакого тебе художественного вымысла. Просто белая плитка, белый пол, белые кабинки и сияющая почище зубов красавиц из рекламы чистота. Наша комендантша бы удавилась на собственном поясе для чулок, увидь она всё это. О, ужас, я тут же представил стокилограммовую женщину в чулках. Боюсь, теперь приснится. Всё в тех же кружевных чулках, с целлюлитными ляжками и сосками на уровне пупка. И наверняка на этом самом кафеле. Брр…

Принимаюсь тщательно намыливать руки, словно вместе с миллиардом невидимых бактерий и мои нездоровые фантазии утекут в слив.

Щёлкает дверная ручка, и, вместо привычного оглушительного хлопка, замок только тихонько клацает.

Небось, ещё какому-нибудь расфуфыренному дяденьке в лосинах прижало. Не оборачиваюсь и продолжаю тщательно мылить ладони друг о друга. Просто для того чтобы потянуть время и вернуться на площадку парой минут позже.

– Вообще-то это женский туалет, – доверительно сообщает мне низкий голос над ухом. Низкий и тут же легко узнаваемый мной голос. Именно он на пару с тяжёлыми гитарными аккордами разрывал колонки.

– То-то тебя сюда посмолить принесло… – бормочу первое, что приходит в голову, и отравленный никотином воздух режет мне ноздри.

Слишком близко. Слышу, как выдыхает прямо над моим ухом. Почти чувствую сизые рыхлые клубы дыма. Хоть этого и не может быть, но мне упорно кажется, что налипают на волосы.

Сердце стучит, уже плавая в желудочном соке. Позорно громко.

Сглатываю и выдавливаю ещё жидкого мыла на пальцы. Усмехается, и кожей ощущаю тлеющий уголёк сигареты совсем рядом. Греет.

Да, угадал, ОН выше меня.

И не дальше, чем на расстоянии шага.

А я не могу повернуть голову и оценить наше чёртово мнимое сходство. Не могу. Шею заклинило, и страшно, что там, за спиной, действительно моя выполненная не без огрехов копия. Гораздо более успешная копия.

Если мы действительно так похожи, что Ларри, не задумываясь, притащил меня на площадку вместо него, то почему я – грёбаный лузер, а он имеет всё или почти всё? Всё, которого мне хватило бы с излишком. Всё, к кромке которого мне никогда не удастся даже прикоснуться. Нет, нет же. Это не он, а я жалкая подделка. Оболочка, чья истинная суть едва ли на малую толику соответствует оригиналу.

Смываю слой белой густой пены под струёй горячей воды. Краны выкручены почти до упора, брызги оседают на поверхности идеально чистой зеркальной глади.

Была идеально чистой, пока я всю не забрызгал.

Смываю и снова тянусь к дозатору. Упорно игнорирую, делая вид, что мытьё рук это самое занимательное действо в моей жизни.

Подушечка пальца уже прикасается к фактурной круглой крышке дозатора, как меня прошибает едва ли не разрядом.

Прикосновением чужой горячей ладони. Прикосновением к беззащитной полоске кожи под линией роста волос.

– Гита, ты ли это? – насмешливо, глотая и смазывая слоги из-за зажатой в зубах никотиновой палочки.

– А ты мнишь себя великим комиком, да? – ответ выходит жалким, интонация совершенно не та.

Последнее, что пришло бы мне в голову, так это то, что причиной нашего сходства может быть кровное родство. Не может. Нереально.

Легонько сжимает, обхватывая горло, ведёт выше, пальцами теребит прядки волос и, добравшись до затылка, резко сжимает их. Дёргает назад, запрокидывая голову, да так что начинает ломить позвонки.

Растерялся.

Чертовски растерялся, потому что он коснулся меня.

Растерялся, потому что не ожидал этого, клянусь.

Растерялся, потому что, дёрнув, он заставил меня взглядом упереться в чуть затуманенную налипшим горячим конденсатом зеркальную гладь.

Две пары серых глаз, прямые носы, острые выступающие скулы. Только вот губы… Мои бледные, сжатые в единую тонкую линию, и его – изогнутые в саркастической усмешке.

Скрипит мокрый фаянс, – пальцами стискиваю узкие бортики раковины.

И быстро-быстро внизу живота отбивает хаотичный ритм бешеной чечётки сердце.

О, да, он куда выше. Почти на полголовы.

Делает глубокую тяжку, не сводя с меня взгляда горящих, словно в лихорадке, глаз, и, выдохнув дым через ноздри, зажимает сигарету в уголке рта. Я даже вижу название марки у фильтра тонкой никотиновой палочки. Мальборо.

И поразительно, да… Ларри был прав. «Не может быть».

Молча разглядываем друг друга, и становится слишком уж очевидна причина, по которой Ларри был так рад такому изврату судьбы. На скуле синий, явно замазанный тоном или хрен ещё знает чем, бланш, всё равно заметный, разумеется. И, надо признать, что даже вкупе с рассечённой нижней губой, мешками под глазами и оцарапанной шеей его это не портит.

Сглатываю.

Слишком близко. Ненавижу, когда кто-то подбирается ко мне настолько… близко. Ухмыляется во весь рот, глубоко затягивается и тушит сигарету о белоснежную раковину, осыпав её серым пеплом. Шипит. Скосив глаза, наблюдаю за тем, как бычок кружится вместе с потоком воды из крана, не может протиснуться в узкие дырки решётки. Куда угодно смотреть – на него больше не могу.

Скулы вспыхнули, стоило только ему измениться в лице. Взгляд. Теперь жадный. Я бы назвал его… голодным. Но только чего ему так на меня пялиться?

Шею начинает ломить с новой силой, словно притаившаяся было незначительная боль коварным паучком начинает расползаться по паутине тончайших нервов.

– Отпусти.

– А я уже подумал, что ты решил поспать. Давай-ка я тебя подержу.

И держит же, скотина! Держит, толкнув на раковину и впечатав меня в её борт своим телом, прижимается и свободной рукой обхватывает поперёк торса.

Пальцами сжимаю его запястье, силясь отодрать от себя, невольно отмечая причудливый узор черных татуировок.

Вырываюсь – сжимает ещё сильнее. Тупой болью окатывает рёбра.

Привстаю на носки, пытаюсь локтем двинуть, но так близко, что просто не замахнуться.

Снова чёртова раковина под пальцами.

– Ларри – хитрый лис… Скажи-ка, прелесть, как давно он тебя нашёл? Решил придержать на особый случай?

Ага, конечно, случай вроде этого? Бредит.

– Ты больной?! Никто меня не находил! Я привёз чёртову пиццу и… И вот я здесь, обжимаюсь в толкане с явно нездоровым мужиком. Отпусти!

Мычание в ответ. Сомневаюсь, что он вообще изволил меня услышать.

Хорошенько дёргает, и когда картинка встаёт на место, мои глаза снова находят отражение.

Наше.

Жутко, сюрреалистично.

Слишком похожи и слишком… разные в тот же миг.

Молодой мужчина и перепуганный мальчишка.

Я как рак красный, дыхание выдаёт, и он… с лихорадочным жадным блеском в глазах.

– Линзы, верно? – уже шепчет, почти прижавшись сухими шершавыми губами к моей скуле.

Тесно, пугающе тесно. Так тесно, что я явственно чувствую запах геля для душа, табака и того самого, оставшегося на куртке, парфюма.

Медленно, пропуская короткие пряди сквозь пальцы, отпускает затылок и пристраивает ладонь на моё бедро. Внимательно наблюдает за выражением моего лица в зеркале. Или он на себя смотрит? Не разобрать.

– А ты дрожишь.

Да, спасибо, блять, сам будто не чувствую, как колотит.

– Ты явно болен.

Хрипло смеётся, кажется, словно у него что-то скребёт в горле.

Опускает взгляд, пялится на мои ключицы. Да, худющий, выпирают. У него же – выступающие мышцы и, по сравнению с моими руками-палочками, нефиговый рельефный бицепс. И пресс, должно быть, чёртовыми идеальными кубиками… Такие, как он, любят себя, чертовски любят, а значит и старательно выхоливают бренное тело, лелеют его, балуют.

– Болен? Немного, да…– соглашается со мной слишком легко и не перестаёт шарить чёртовой разрисованной культяпкой по моему телу, с бедра перебравшись на поясницу, задирает майку, касается кожи, легонько царапает. – Башка трещит с похмелюги.

Морщусь. Отвратительное чувство.

– Перестань.

– А как же благоговейный трепет перед кумиром?

Откровенно издевается надо мной, продолжая негромко посмеиваться, почти урчать и, чуть ослабив хватку, тискать.

Отвожу локоть назад и втискиваю его между нами, упираюсь в солнечное сплетение и пытаюсь оттеснить его, скинуть загребущие горячие ласты.

Всё так странно, словно не в этой реальности. Да и разве это я? Я по ту сторону зеркала? Горячая вода всё течёт… Жарко, дурманит, и в линзах становится всё дискомфортнее. Теперь уже и вовсе не различаю лиц.

– Я и не фанатею, самовлюбленный урод.

Выбиться бы и свалить, свалить подальше… Наверх, на площадку к туевой хуче народа. Двинуть бы по его и без того подправленной роже, да только не видать мне тогда обещанных зелёных бумажек. Прекрасных зелёных бумажек, ради которых я и ввязался во всё это.

– Ты льстишь нам обоим, детка.

Меня перекашивает, и лицо словно судорогой сводит. Прямо как тогда, когда зубы болят, штуки три разом.

Смесь беспомощности и такой адовой усталости, что и вырываться уже не так и хочется. На мгновение мне уже не хочется дёргаться. Всего на мгновение… Просто закрыть глаза и раствориться в том, что гордо именуется вселенной. Брехня всё, просто большое чёрное Ничто.

Прикосновение к шее губами, влажное, расплывается пятном…

Разжимаю пальцы, позволяю рукам просто повиснуть вдоль тела безжизненными плетьми.

Тут же перехватывает поудобнее, теперь совсем близко-близко, плотно…

Ощущаю биение его сердца и ещё более явственно чувствую, как топорщится ширинка на его джинсах.

– Уже не такой вредный? Давай по-быстрому?

Не считаю нужным даже отвечать на это. И, должно быть, мистер Ясуперзвезда расценивает это как подчинение.

Перехватывает, разворачивает к себе лицом. Не двигаюсь, и у него выходит это так легко, словно я манекен или полая кукла.

Нагретый фаянс давит на поясницу, облокачиваюсь на него.

Насыщенный денёк, ничего не скажешь…

Наблюдаю из-под полуприкрытых век. Ведёт ладонью по моему плечу, пристально вглядываясь, и пристраивает ладонь сбоку на моей шее так, чтобы большим пальцем касаться скулы, гладить её.

Если бы я действительно был бы куклой, потёк бы нагретый воск? Слишком горячие руки.

Наклоняется.

Ближе, ближе…

Глазные яблоки невыносимо щиплет из-за проклятых линз. Уже оба, и чёртова подводка, кажется, размазалась и раздражает слизистую, вынуждая глаза слезиться.

И словно в отражении, только без материальной квадратной рамки, я вижу того себя, каким бы мог стать. Себя, который мог бы так же иметь всё и всех. Мог бы… Но никогда не пробьюсь.

– Отъебись.

Дёргается, как от удара. Откидывается назад, и пальцы, мирно поглаживающие мою щёку, снова перемещаются к затылку.

Рывок.

Глаза в глаза, не через какое-то там жалкое зеркало.

Близко-близко, не сделать ни вдоха, не выхватив при этом и у него немного воздуха.

Размыкает губы, искажает лицо в гримасе и…

Вспышка.

Вздрагиваем синхронно.

Фотограф, объявивший начало съёмки, не нашёл меня наверху. Вот уж не думал, что он отправится искать безымянную подделку лично. Как и не думал, что этот фрагмодрочер спит вместе с камерой, страдает вместе с камерой, дрочит вместе с камерой… Как и не мог даже предположить, что из всей грёбаной фотосессии именно этот снимок попадёт на обложки журналов.

Раш двуликий. Гениально же? Только вот не очень, ибо Двуликий отчаянно возжелает свою копию. Альтер-эго. Не уничтожить его и остаться единственным и неповторимым, нет. Обладать.

Но я не знал… Откуда мне было знать?

Глава 3

О, это ощущение… Ощущение усталости, которая, кажется, уже пропитала меня насквозь, и я, как неправильная губка, тяну всё больше и больше, тяжелею и никак не могу себя выжать, сбросить весь накопившийся груз или хотя бы просто банально выспаться. Уже навязчивая идея фикс: просто упасть лицом в подушку и проваляться так сутки, не меняя положения бренной тушки.

Чёртовы давно износившиеся кеды так и продолжают натирать ногу.

Было бы ещё время на то, чтобы тормознуть немного и пожалеть себя. Но тут же одёргиваю себя, ибо слишком хорошо знаю, что за этим последует. Слишком непрочно склеен, и поток сопливой жалости лишь только оголит швы, сосуд даст трещину и… срыв.

Мне больше нельзя срываться и опускать руки. Я смогу выбраться. Смогу во что бы то ни стало вытянуть, смогу удержаться. И всё будет хорошо. Да, определённо будет. Когда-нибудь.

Выдыхаю, застёгивая молнию на куртке. Становится достаточно прохладно для лёгкой ветровки. Ладонь зарывается в непривычно короткие волосы, ерошит их. Кто бы мог подумать – стоило только поменять стрижку, и меня начали «узнавать» на улицах, принимая за особо талантливого фаната-подражателя. Слишком много ненужного отвлекающего внимания.

Накидываю капюшон, большим и указательным пальцами поправляю оправу очков. Выверенное, вошедшее в привычку движение. Жаль только, что очки стали слабоваты, придётся обзавестись новыми. Потом, когда-нибудь.

Вечереет уже, а я только-только выполз из университетской библиотеки. На дисплее мобильника 18:45.

Приподнимаюсь на носках, перекатываюсь на пятки и, выполнив этот маленький обязательный ритуал, срываюсь по ступенькам вниз.

Терри ждёт.

Ночная смена.

Жаль, что убил наушники. Сейчас не помешал бы бодрый металкор.

Любой, но только не «B.S.».

***

Опаздываю! На целых четыре минуты опаздываю! Нет, нет-нет-нет! Ещё шестьдесят секунд – и новый штраф. Нельзя мне новый штраф! У меня предыдущий сожрал четверть нищенской зарплаты. Но особо жаловаться на это не приходится. Ибо сумма, отстёгнутая Ларри, с лихвой перекрыла взыскание за мой маленький косяк и прогулянный рабочий день. Ещё бы кто компенсировал мне моральный ущерб за лапы этого урода на моей заднице… Вообще за то, что мне пришлось столкнуться с этим ненормальным, явно двинутым телом.

Вспоминаю и мурашкаюсь, превращаясь в пупырчатого гуся. Нет, это не потому что он зажал меня у чёртовой раковины, не потому что этот ублюдок – более успешная разнузданная копия меня… Всё дело в самих прикосновениях. В том, что я люто изголодался по этому. По простым касаниям тёплых ладоней, по самому тому ощущению, когда пальцы с лёгким нажимом ведут по коже, оглаживают мышцы, согревают, заставляя кровь быстрее струиться по венам. И чужое дыхание на шее…

Никак не могу отделаться от этих ощущений, раз за разом прокручиваю эту картинку. Отражение в зеркале. Блеск в его глазах. Представляю, как это выглядело со стороны, какими нас поймал объектив камеры.

Вспоминаю сейчас, и мне даже хочется… Пусть только на мгновение, но хочется назад. Просто прочувствовать, каково это. Каково, когда почти зеркальный двойник усаживает тебя на чертовски неустойчивую разогревшуюся раковину и…

Закусываю губу.

Нет у меня на это времени. Даже непрошеные мысли отнимают бесценные секунды. Но, чёрт побери, будь я не так заёбан бесконечными «надо», то, возможно, лысый хмырь с Никоном сделал бы куда более интересные фотки.

Думаю об этом и качаю головой. Тут же приказываю себе избавиться от пошлых мыслишек, взамен которых почти насильно впихиваю в башку думы о сумме, щедро отстёгнутой Ларри. И тут же о том, как он отводил взгляд. И явно не потому, что ему было стыдно за своего не в меру прыткого подопечного. Причина должна быть иной. И, кажется, даже догадываюсь, какой. Догадываюсь, ибо, забирая купюры из его потных неприятных ладошек, я чувствовал себя проституткой. Но, чёрт возьми, не мог отказаться. Как и не мог вспомнить, когда последний раз держал в руках столько денег.

Угу, подержал и отдал всё до цента тем же вечером. Дышать стало чуть легче, но лишь немного облегчил ношу. Наверное, так и буду волочить, пока не упаду, скинув ярмо, рядом. В соседнюю белую комнату. Белую, прямо как кафель в том сортире.

Боже, снова об этом…

Вспоминаю, как он, ослеплённый вспышкой, шарахнулся в сторону, и мне удалось сбежать, вернуться на площадку и там семафорить горящими ушами, неловко зажимаясь в уголке. Но то отражение… не даёт покоя. Потому что это нереально. Нереально встретить кого-то, чьи черты лица с лёгкой руки создателя являются и твоими тоже.

Думаю, да.

Те редкие минуты, когда выходит думать о чём-то ещё кроме универа, работы и «обожеснованетбабла».

Кайлер, Кайлер… Дрочки в душе становится определённо мало, пусть я уже и стал мастером-рукопашником. Но большего мне уже как два года не светит. Два года, подумать только, и как ещё не отвалился?

Мечтаешь прикусить сосок сочной официантки или хочешь жгучего накачанного красавчика с рельефными руками и цветными тату? Озаботься поиском ещё одной подработки, Кай – желание как рукой снимет, заботливо прикрыв его пластом выматывающего груза усталости.

Покалывает малюсенькими иголочками, напоминая о себе, вгрызается в мышцы, тянет, щипая за жилы… Давай уже, встряхнись, недоумок! Впереди десятичасовая смена и после неё три пары, и хвала небесам, что четвёртую не поставили. Ещё бы выкроить часок из смены на квантовую физику, но это вряд ли получится – на ночь в забегаловке остаётся только два курьера из пяти, и, как показывает практика, редко удаётся просто присадить задницу на стул дольше, чем на пятнадцать минут. Как раз хватает на кофе, благо, бесплатный.

Как и пинки за излишние расшаркивания, так что не задерживаюсь в крохотной раздевалке, скорее, даже гипсокартонной коробке с одной-единственной тусклой лампочкой и извечной застарелой вонью преющей обуви.

Брр… Мерзость какая. Каждый раз, пока накидываю форменную куртку и выискиваю среди кепок свою, с ужасом думаю о перспективе задержаться здесь на пару лет. А после, когда осознаю, что не тяну универ, и на полжизни.

Отвратительно, просто отвратительно… Буду гнить, прямо как вон те коричневые кроссовки, обросшие белым пенициллиновым пушком. Лучше уж сразу башку в петлю.

О, а вот и моя кепочка. Теперь, кстати, гораздо удобнее её цеплять – не мешается длинная чёлка. Ну, и славненько. Но пока не спешу нахлобучивать и просто тереблю в руках, сгибая козырёк…

***

Останавливаюсь перед неплотно прикрытой дверью в каморку, где тусуются курьеры в ожидании вызова, и, прежде чем зайти, спешно молюсь о том, чтобы мне повезло. Пусть не в жизни, но хотя бы с напарником на сегодня.

ЛММ, ты меня услышал? Зря я, что ли, приношу тебе жертвы почти каждый день, как истинная свинота, на радость общажным тараканам просыпая дешёвые макароны? Может быть, сии насекомые – адепты веры? Жрецы? Интересная мысль, кстати… Должна же и у тараканов быть какая-то высшая миссия. Тогда уж жрецы-камикадзе, смело встречающие тапочек твёрдым панцирем, размазывая кишки по подошве во славу своего бога?

Болеешь, Кай, точно головой болеешь. Что бы сказала крестившая тебя бабушка, примерная католичка, узнай она, что ты веришь в Летающего Макаронного Монстра? Ничего хорошего не сказала бы, надо думать.

Ну-с…Чего у нас там с товарищем по несчастью?

Осторожно бочком пододвигаюсь к двери поближе, заглядываю и, облегчённо выдохнув, вхожу, уже не ныкаясь:

– Хай, Сидни! Ты перекрасилась? Ну и правильно, прежний цвет был просто отвратительным. Что? Не перекрасилась? Ну и нечего скальп портить.

– А, сегодня ты. То-то думаю, нафталином потянуло. Проветри шуточки – протухли, – даже ласково улыбается мне рыжая девушка, грудью навалившаяся на стол.

Сидни двадцать один. Сидни картавит. Сидни ничего. У Сидни явно есть сиськи. А ещё мисс «рыжая бестия» учится в том же университете, что и я, но на курс старше. Пять фактов о Сидни, господа адепты ЛММ.

Больше мне неинтересно и лень додумывать. Достаточно того, что сама Сидни обложилась конспектами и что-то спешно доучивает. А значит, возможно, и я успею позадротить над книжечкой. Уж как пойдёт.

Падаю на стул напротив.

– Ну, как дела?

– Я работаю в паршивой забегаловке, встречаюсь с таким же неудачником, моя кошка нажралась наполнителя и, скорее всего, сдохнет. А ещё я, кажется, залетела. Как у меня дела, по-твоему?

Оу… Мы сегодня сильно не в духе. Ладно, ладно...

Тут же, капитулируя, поднимаю руки ладонями вверх.

– Да чего ты сразу заводишься. Элементарная вежливость.

Отрывает взгляд от порядком истрёпанной, должно быть, одолженной у кого-то из старшекурсников, тетради и, взъерошив и без того торчащие медные пряди, хмурит брови.

Ах, да… Факт под номером шесть, господа насекомые: у Сидни есть веснушки. На лбу, на щеках, на шее… Интересно, а на сосках тоже?

– С чего это?

Потягиваюсь и, изобразив приступ воодушевления, укладываю перед собой кепку, поглаживая пальцами уродскую нашлёпку с «ТерриПиццей».

– Может, нам стоит узнать друг друга поближе, прежде чем мы проведём целую ночь вместе?

Тупо на меня пялится, наморщив лоб. Должно быть, думает, шучу я или нет.

Даже грустно становится… Хреновый из меня комик, куда мне до Мерфи…

Тут же сдуваюсь.

– Да ладно, как ты там сказала, нафталином потянуло? Считай, им полноценно завоняло.

Пару секунд бездумно хлопает ресницами, а после, перегрузившись, фыркает и снова утыкается в тетрадь. Жуёт жвачку.

Молчим пару минут. Противный звоночек тоже молчит – заказов пока нет.

Взяться бы и мне за конспект, но так хочется немного побездельничать. Прямо-таки леность опутывает. Ну, немного, чуть-чуть совсем…

– Слышь, Кайл. Вот смотрю я на тебя и думаю… Кого-то ты мне явно напоминаешь.

Настроение стремительно скатывается в минус. Мгновенно.

Осторожно уточняю:

– И кого же?

– Мм… И не вспомнить так… По МТV часто крутят. Нэш, Трэш..?

Уже не в минус. Замерло на отметке минус двести семьдесят три. Абсолютный ноль.

– Раш.

– Точно! Раш! Он такая…

Зажимаю уши. О, нет-нет-нет, к чертям девчачий трёп. Только соплей мне не хватало. Где там мои вольты, амперы и Герц? И кофе. Моя душа определённо жаждет этой гадости из автомата.

Даже удалось сходить без происшествий, по пути заглянув в небольшой зал. Пара человек за столиками, не густо что-то. Терри скучает за стойкой. Решив не попадаться ему на глаза, придерживая кончиками пальцев пластиковый стаканчик с дымящимся содержимым, возвращаюсь назад в каморку.

Сидни включила музыку.

Просто прелесть.

Только сажусь, и мобильник в кармане вибрирует, оповещая о новом вызове. Я уже даже и не помню, когда вообще снимал его с вибровызова. Прогибаясь назад, лезу в карман узких джинс, кое-как выскребая его оттуда.

У кого там по мою душу зачесались голосовые связки?

Неизвестный номер. Впрочем, неудивительно – «известных» у меня забито три или четыре, остальных абонентов я обычно узнаю по последним цифрам.

Зелёная.

– Алло?

– Я о тебе думаю.

Разрядом в двести двадцать вольт прошибло.

У него слишком узнаваемый, не похожий ни на один другой голос. Голос, хрипящий из динамиков дешёвого мобильника девушки напротив. Но в трубке совсем иной, чистый, без срывов и фолскорда.

Но… Но почему? Зачем? Нахрена? Моя уверенность в том, что он уже болт забил на всё это, была железобетонной. Тогда, почему? На кой ляд?

Выдыхаю. Произношу первое, что приходит на ум. Первое и самое банальное:

– Откуда у тебя номер?

– Ларри готов отрыть что угодно, лишь бы я не доставлял ему особых проблем. Так что давай обойдёмся без шаблонных удивлений и причитаний.

Даже не собирался причитать. Поэтому слегка раздражает.

– Особых проблем? Как пару дней назад?

Хмыкают на той стороне импровизированного провода. Сочно и крайне самодовольно.

Я сам не заметил, как вцепился пальцами в край стола. Знать бы почему. Знать бы…

– Именно. Но мне безумно нравится то, как всё обернулось. Мне ты нравишься.

Сглатываю. Образовавшийся ком не пропихнуть.

Кошусь на Сидни. Внимательно вслушивается, чертовка. Ну, ещё бы, поди, любопытство зашкаливает.

– Вот так прямо?

Деланно отпиваю кофе, осторожный глоток и… тут же давлюсь им, закашлявшись.

– Хочешь, вставлю тебе под углом?

Вкрадчиво… Так и представляю, как он валяется на огроменной кровати на животе и свободной рукой лениво касается ворса ковра. Гладит его, перебирает, сжимает, как тогда мои волосы на затылке.

– Я вообще не… – кошусь на Сидни, – Не хочу.

– Но я хочу, – тут же возражает дьявольски приятный сейчас голос, тёплый, как шероховатая замша. – Ты даже не представляешь, как я тебя хочу.

Выразительно выделяет последние три слова интонацией. Охренительно пользуется своим голосом. Не отнять.

Теряюсь. Пропадаю к хуям. Только открываю рот, но выдавить даже банальное «эээ» не выходит.

Тоже молчит, ждёт ответа.

Выдохнуть.

– Трахай своих полоумных фанаток.

С чего это он решил, что может получить меня, как любую из орущих на его концертах дур? Ну, уж хрен тебе. Слишком самонадеян, будь ты хоть трижды звезда, тваристости это нисколько не умаляет.

Сидни вскидывается, всем своим видом являя заинтересованность, аж глазёнки горят. А меня потряхивает. Ощутимо так, словно при сейсмоактивности.

– Моего «хочу» они не удовлетворяют. Хочу тебя. Твою упругую, маленькую, наверняка не разработанную, тугую…

Резко тыкаю на отбой и не отпускаю кнопку так долго, что вырубаю мобильник.

Самодовольный ублюдок. Клал я на твоё «хочу»! «Хочу, хочу-хочу!» Распечатай и обоссы!

Шея горит. Пылает, как перцовкой облили. Спичку – и как факел вспыхну.

Сидни таращится во все глаза. Отворачиваюсь и выбегаю в коридор.

Перевести дух.

***

То же самое повторяется на следующий день. И ещё через сутки. И ещё… И снова… И на новой неделе. Всегда вечером, почти в одно и то же время набирает и планомерно сношает мой мозг. Иначе это не назовёшь. Очень упорный парень. Что, так хочется потыкать членом в самого себя? Так закажи куклу и еби её, пока сперма из носа не потечёт. Вполне осуществимо, с его-то деньгами. Но нет, нееет… Он вбил себе в череп, что я просто обязан быть от него без ума только потому, что он носит мой еблет.