Текст книги "Dirty Dancer (СИ)"

Автор книги: SаDesa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава 14

Вроде бы и неплохо всё, но никак не желает оставлять ощущение, словно вместо крепкой доски – хрупкий лёд в гостиной. Плотняком уложен, пластина к пластине. Но на стык ступишь – и под хруст ухнешь вниз, и даже если пальцами за обломки уцепишься, не спасёт. Вниз – и вовсе не к соседям.

Ларри предпочитает делать вид, что ровным счётом ничего не произошло. Но в его блестящих глазёнках то и дело проскакивает что-то эдакое, будто бы он уже вспорол мне брюхо и думает: кишки валом вытянуть или же так оставить и напихать камней. Кто его знает, этого маньяка в выглаженном костюме и галстуке в тон. Подчёркнуто вежлив, холодно равнодушен, а вечерами остриём ножниц выкалывает мне глаза на постерах. И жрёт, жрёт свои шарики, набив ими щёки, как оголодавший хомяк.

Представляю и, не сдержавшись, хмыкаю, и пальцы соскальзывают с основания микрофона, закреплённого на стойке.

Шнур этот ебланский так и путается под ногами… Второй раз цепляюсь носком ботинка и обязательно же выдерну его из розетки или, ещё лучше, переебусь, расквасив рожу. То-то весело на съёмках будет.

Пробивает на смешок, но вырвавшийся хрюкнувший звук тонет в грохоте студийных колонок, и, невольно вслушиваясь, я начинаю мотать башкой. И пальцы ритм выстукивают. Автоматически, как нечто само собой разумеющееся уже. Ловить ритм и подстраиваться, даже если рот закрыт.

Я успел разогреться, но полноценной репетиции так и не вышло – слишком трудно собрать жопу в кулак, когда четверо великовозрастных дебилов собираются в одном месте с ящиком пива.

Двое за перегородкой у холодильника и ещё один здесь, со мной.

Джеки заинтересованно пырит какую-то муть на ноуте, который, не заморачиваясь, поставил прямо на пульт, и только качает головой в такт колонкам, не отрываясь от монитора даже для того, чтобы глотнуть из своей бутылки.

Что он там нарыл? Порно со скальными троллями? Горячие мамочки? Горячие бабушки?

Только Эрика не хватает – умотал к матери на пару дней.

Чувствую, как по затылку скользит чей-то взгляд. Реально кожей ощущаю, на подсознательном уровне, ибо даже стука ногтей о пластик не слышу из-за громкой музыки.

Оборачиваюсь.

Пятеро – тут же поправляю сам себя и, обратившись взглядом к дивану, на котором обычно валяется сброшенная одежда, подмигиваю Кайлеру, склонившемуся над низким, слишком неудобным для занятий столиком.

Читает своё что-то там, но отвлекается так часто, что я просто уверен: не запоминает ни строчки. На ребят или, как вот только что, для того, чтобы посмотреть на меня. Залипает, смаргивает, усмехается мне и демонстративно зажимает уши ладоням, снова уткнувшись в раскрытую книгу.

Даже не знаю, как вышло так, что я начал таскать его с собой.

То ли всё дело в том, что у нас вроде как отношения – на бабле завязанные, но всё-таки отношения, – то ли в том, что я всё ещё опасаюсь новой подлянки, несмотря на то что маленькая пакость с пастой была первой и единственной за две недели. Всё ещё лопатка чешется в ожидании столовой вилки.

И, кажется, всё даже лучше, чем могло бы быть. Всё на уровне «Я себе завтрак приготовил, но и ты пожри тоже», и секс, и кекс, но…

Лёд. Так и хрустит под подошвами.

С пинка и энной списанной суммы восстанавливается на курсе и снова сидит над своими пылесборниками, припёртыми из самого дальнего уголка студенческой библиотеки.

Я больше не впихиваю ему планшет, но он сам утаскивает мой ноут, и я только хмыкаю, предпочитая оставить комментарии при себе, когда, заглянув через его плечо, вижу не Википедию, а Фейсбук.

Оттаивает потихоньку. Но всё ещё дёргается иногда, и, в общем-то, я понимаю, что это не самое завидное положение – быть содержанкой психованного фрика. Думаю, надо что-то с этим делать, но в свойственной себе манере откладываю на мифическое потом, когда к стенке припрёт.

Джеки делает музыку тише, оставляет фоном, и Кай тут же отнимает ладони от головы и благодарит его с таким чувством, словно тот только что его член из пасти пираньи вытащил, не меньше.

– А чего это ты такой вежливый? – Кривляюсь, изображая подозрительность, и хмурюсь, сводя вместе брови.

– Общение с людьми предполагает вежливость, – тут же охотно отзывается Кай и поправляет очки – новые, в пластиковой чёрной оправе и даже без капли клея. Такие тоже бывают, ага. В салоне оптики, а не на бабушкиной полке, аккурат за вставной челюстью.

Да и волосы значительно длиннее моих, только больше светлые корни не проглядывают. С удивлением замечаю только сейчас и никак не могу припомнить, когда именно он выкрасился во второй раз.

– Со мной ты не особо вежлив.

Джеки фыркает, и согнутая напополам крышка от бутылки летит мне в бок. Вскидывает руку в победном жесте и тут же откидывает ею пережжённые пакли, вылезшие из подобия гнезда на его затылке.

– Он же сказал: с людьми, а не самовлюблённым папиками.

– Тебе бы кто папика нашёл, – фыркаю в ответ и краем глаза слежу за реакцией Кайлера. Только уголок рта дёрнулся, изображая подобие усмешки.

Перевожу взгляд на постер, который, разумеется, снимать никто не стал, только поверх налепили ещё один, уже с Саем и Джеки, но так, чтобы не закрывал лицо вроде как меня.

– Я уже староват для этого, а вот на твою смазливую рожу, может быть, кто ещё и поведётся. Ты как, Кай? Продадим ушлёпка в Эмираты?

– Почему именно в Эмираты? – задумчиво переспрашивает Кай и, подняв было со стола ручку, вздыхает и кладёт её обратно, с чувством захлопнув учебник.

Прости, детка, но ты понял верно – хрен тебе, а не уроки.

Моя детка делает уроки… Показалось, или явственно пахнуло педофилией? Так и вижу: куцый пиджачок, короткие шортики и синяки на коленках…

– А куда ещё? Может, в Намибию? И сколько попросим? Пару коровьих лепёх или, думаешь, не дадут столько?

– Я думаю, вы порядочно охуели, – забираю бутылку у не особо сопротивляющегося друга и, глотнув, не спешу ставить её назад на стол, – Раз решили избавиться от лучшего, что есть в этой занюханной группе.

– Ты-то лучшее? – Джеки откровенно веселится и врубает фоном слащавую попсу и поигрывает бровями. Того и гляди высунет язык и начнёт дразнить протяжным «бээээ».

Показываю средний палец в ответ и киваю:

– Самое горячее, по крайней мере. Как дерзкие соски упругой мулатки под белой маечкой.

– Главная секси тёлка? А где же сиськи? Эй, парни, вы там как? Трахаетесь или по очереди отливаете в раковину? Я слышу подозрительные звуки!

Голос Рупса доносится незамедлительно, чуть смазанный музыкой:

– Иди на хуй, Джек! Сиськи? У Раша есть сиськи?

Перемещаюсь на диван, унося с собой бутылку, и падаю рядом с Каем, закидывая руку ему на плечи. Легонько сжимаю пальцами мягкую ткань его футболки, совсем новой, не затасканной, словно половая тряпка. И мне это даже доставляет – то, как он меняется, сбрасывая свою шелуху.

– Он только что провозгласил себя главным соском группы!

– Так ебани ему в ухо и оставь этих голубей, у Рена по-любому конец чешется.

Кай фыркает, и я вижу, как его щёки наливаются румянцем.

Всё ещё краснеет. И это так же удивительно для меня, как для детей Зимбабве – снег.

Не может мальчишка, почти насильно забиравшийся на мой член, заливаться румянцем, как девица. Не может любить грязно и мокро и в то же время прикрывать скулы ладонями после грубоватого намёка на секс.

– У Рена не чешется, Рен часто принимает душ. А что вы, ребят? Мандавошки покоя не дают?

Застываю на секунду даже. Ожидал от него совсем другого ответа, ну, после раскрасневшейся-то рожи, и его реплика приводит меня почти в детский восторг.

Оттаял. Вписался.

И явно принимает мою сторону, пусть и в этой ребячьей возне.

Джеки ржёт, покусывая кулак, и за стенкой тоже заливается хрюкающий хохот.

– Лизнули хуйца, а? Как вас моя детка?

– Ещё вяк – и ты сам лизнёшь!

Почему-то по негласному правилу Кая пока не трогают. Все подколы и грязные провокации достаются моей заднице.

– Ты так убедителен, что я почти обосрался, Сай. Неси сюда свой леденец и добей меня.

Кай усмехается и, пригнувшись, спешно сгребает все свои книжки в рюкзак.

Одобрительно киваю ему:

– Умница, хрен знает, что там капает с его сосалки.

– О своей беспокойся, обмудок!

– Ты идёшь меня пиздить или нет?

– Думаю пощадить психику Кайлера – кто-то же должен беспокоиться о ребёнке.

Беспокоиться, как же, не съезжай теперь!

– Что, нет? А если я обоссу твою куртку? Насру в карман?

Кай хрюкает и прижимается лицом к моему плечу, сдавленно хихикает, а я, отвлёкшись на него, получаю пустой бутылкой в голову.

Спасибо, что пластиковая, блять!

Подскакиваю, как ужаленный, быстрым жестом провожу по пострадавшему носу и, резво пригнувшись, уклоняюсь от второго такого же снаряда.

– Стой, тварь!

Бросаюсь на Сайруса и, перехватив летящий в челюсть кулак, подсечкой валю его на пол.

Джеки во всю веселится и врубает заглавную тему из Мортал Комбат. Специально берёг для такого случая, сука?!

– Въеби ему, Раш! Он сожрал мой кусок!

Доносится откуда-то сверху, и в поле зрения возникает ещё одна пара ног, обутых в тяжёлые ботинки, и, признаться, которыми я вовсе не хотел бы получить по лицу.

– Да не я это! Ёбни Джека! – хрипит заломанный Сай, и мне даже становится жаль его.

Это Джеки – здоровенный лось, и его башней можно проламывать стены, а Сай же больше похож на Кайлера по телосложению, и его запала максимум хватает на пару плюх.

Переваливаюсь на бок и, скатившись с него, прежде чем успеет встать, отвешиваю пару безобидных, но обидных пинков.

– Такое музло испоганили, козлы. Публика недовольна! Где зрелища? – доносится со стороны пульта.

– Сначала сгоняй за хлебом, – хмыкая, отвечаю, поднимая поверженного соперника с пола, хватаясь за его протянутую руку.

– Тебе нельзя много жрать. Держи форму. Хуярь чай. Помнится, у тебя же был пуэр?

Губы растягиваются так, что даже скулы сводит.

Подмигиваю Каю, а он только поджимает губы и складывает руки на груди, медленно скатываясь по спинке дивана.

Пуэр, да? Подарок одной из гримёрш. Наверное, целых полтонны этого «воняющего шерстяными носками дерьма», которые Кайлер с каким-то особым затаённым удовольствием медленно ссыпал в унитаз, как только добрался до шкафчиков. И тогда же рядом с моей обожаемой кофеваркой появилась большая банка дешёвого кофе из ближайшего супермаркета. Самой настоящей бурды, которую я не стремаюсь насыпать в свою кружку, когда слишком лениво шарить по шкафчикам в поисках капсул для машины. Чайник, оказалось, месяц, как сгорел, а новый – со стеклянным прозрачным боком, который Камилла оставила в коробке, в конторке под стойкой, – теперь тоже на виду. И так блядски громко шумит по утрам, что я невольно открываю один глаз и, убедившись, что не сдох ночью и это не меня черти с таким гулом варят, а только лишь Кайлер пытается одыбаться перед первой парой, проваливаюсь назад в сон.

– У тебя батарейка села? Принесите кто-нибудь зарядку, воткнём красавчику в порт.

Отмираю очень вовремя, для того чтобы перехватить руку, почти шлёпнувшую меня по заднице. Отвешиваю подзатыльник схваченному Рупсу и, придав ускорения, толкаю в сторону дивана.

С готовностью огибает столик и плюхается рядом с Кайлером, закинув не самые длинные ноги ему на колени.

– Привет, ты тут один?

Кай фыркает и ладонью отпихивает его уже вытянувшую губы рожу.

– Хватит с меня одного папика, двоих моя задница уже не вытянет.

– А если я напишу тебе песню? – тут же оживляется Рупс и, ёрзая, пододвигается поближе к своей взъерошенной жертве.

Наблюдаю за ними, оперевшись задницей о стену и потягивая пиво.

Вытащил предпоследнюю и, прищурившись, салютую ей Джеки, который так и цедит остатки той, что я оставил на столе.

Рассеянно помахивает полусогнутым средним пальцем, и я, склонившись к примостившемуся рядом Саю, тихонько делюсь своими предположениями по поводу ранней импотенции. Хмыкает и даёт мне пять.

Закидываю ему руку на плечо и, медленно попивая своё пойло, с ухмылкой наблюдаю за кривляющимся а-ля «Я пикап гуру, цыпа» Рупертом.

– Это будет настоящая бомба. Что-то цепляющее, а не предсмертные хрипы старого бегемота. Эй, что ты так смотришь, Раш?

– Да нет, ничего, продолжай, – посмеиваясь в макушку Сайруса, «разрешаю» я.

– Так вот, что насчёт, скажем, эээм… лирической баллады? Омуты на глубине твоих глаз? Губы лепестками роз?

– А член?! – оторвавшись от монитора, выкрикивает Джеки, и я задушено хрюкаю в чужие, провонявшие куревом и лаком волосы, отчаянно пытаясь не заржать.

– Как баварская колбаска? Крутое название бы вышло, а, народ? Я утонул в твоей колбаске...

Кайлер покусывает губы, чтобы скрыть расплывающуюся на лице ухмылку, и спрашивает:

– А что потом? Увезёшь меня в закат и женишься?

– Какого ты мнения обо мне, цыпа? Трахну и свалю, разумеется.

– Идёт, – усмехается Кай и, подыгрывая, гладит его по колену. – Мне подходит. Поехали?

– Прямо сейчас? – тут же теряется эксперт соблазнения. – Я не могу сейчас, как же так сразу и без колбаски? Нет-нет, как честный человек, я должен сначала написать песню, а только потом тобой грязно воспользоваться!

– Ну а ты? – Даже теряюсь, когда взгляд из-под толстых стёкол очков, как клещ, впивается в моё лицо. – Ты напишешь мне песню?

– А ты хочешь? – спрашиваю и сам едва удерживаюсь от того, чтобы закусить губу.

Раз – и стало серьёзным всё. И взгляд Кая… И как-то все бабочки, залитые пивом, разом передохли у меня в животе.

Подвисает, задумывается и, спихнув с себя навалившееся тело, собирается ответить, и, судя по выражению лица, это не будет посылом в дальние дали. Это будет…

Входная дверь оглушительно хлопает, и все невольно оборачиваемся на звук. Голос вошедшего доносится куда раньше его тушки:

– Уёбок!

Тушки, облачённой в серый безупречный костюм.

Тушки с ранними залысинами и вечно недовольной миной.

Тушки, с ходу швырнувшей в меня достаточно увесистой картонной коробкой, и, чтобы не словить в рожу, прикрываюсь согнутой рукой. Удар выходит достаточно сильным, но когда, отскакивая, упаковка падает и, перевернувшись, вываливает всё содержимое на пол, понимаю, что фингал явно того стоит.

По паркету, весело подпрыгивая, разлетаются они – скульптурно вылепленные заменители самой важной части мужского тела.

Цветные и разноразмерные.

Из латекса и стекла.

Не меньше пятнадцати штук и не короче двадцати сантиметров.

Даже Джеки теряется и, клацнув по клавиатуре, выключает музыку.

Тишина гробовая.

Решительно отмираю первым. Закусываю губу, чтобы откровенно не заржать в голос, и как ни в чём не бывало спрашиваю у пунцового, застывшего в нескольких метрах от меня Ларри.

Выглядит так, словно вот-вот выхватит инфаркт. Стискивает кулаки так, что, кажется, готов броситься.

– Их разве не должно быть больше? Признавайся, заиграл один, а?

– Да пошёл ты! – Сухо сплёвывает в сторону и, наградив меня уничтожительным, полным презрения взглядом, резко разворачивается и уходит.

И звук, с которым дверь шарахается о стену, становится тем самым спусковым крючком, после которого банда отмирает, и нервные смешки перерастают в неконтролируемый истерический ржач.

У меня слезятся глаза и дерёт глотку, а Сай, поскуливая, цепляется за моё плечо, складывается напополам, чтобы откашляться. Подавился пивом, бедолага.

Нахожу взглядом Кая, подмигиваю ему.

Можешь считать себя отмщённым, детка.

– Ох, чёрт, это реально ты? Ну ты и ебанутый, Рен, – перегибаясь через пульт, чтобы получше рассмотреть ближайшую к нему занятную штуку с усиками, проговаривает Джеки.

Пожимаю плечами и, не прекращая ухмыляться, подбираю толстенный розовый шланг и, размахнувшись, запускаю его в Рупса.

Шмякается прямо в центр грудины и падает к нему на колени.

– За что?!

– За посягательства на честь моей принцессы.

Усмехаюсь и наклоняюсь за другим.

– Эй! Да там посягать-то не на что!

Кайлер в притворном ужасе шарахается от него в сторону и немедленно требует прекрасного – «Я сказал, прекрасного! А не тебя, Раш!» – рыцаря встать на защиту его поруганной гордости.

Отзываются все и сразу. И дальнейший баттл на мягких, не очень гнущихся штуках куда веселее моей возни с Саем.

– Да не по лицу же! – возмущённо отмахиваюсь, прикрывась левой ладонью, чтобы чёрный, поистине гигантский член не поставил мне фофан под глазом.

Джеки на это только показывает мне средний палец и замахивается снова.

– Вот знаешь, – уходя в сторону, пытаясь приблизиться к дивану, отрывисто проговариваю я, одновременно с этим удерживая Сайруса на расстоянии вытянутой руки, – искусственным хуем меня ещё не пиздили.

– А настоящим? – тут же живо интересуется смирно сидящий на диване Кайлер, взятый Рупсом в заложники, и легонько получает без преувеличения огромной, делающей фаллос похожим на гриб головкой.

– Тихо мне тут! Тебя ещё не отвоевали!

– А может и не надо, а? Не отдавай меня ему, злобный дракон?

– Молчать, жен… Эм… Просто молчи, короче, – осёкшись на «женщине», фыркает самопровозглашённый тюремщик.

– Это нечестно, Джек! Почему у тебя самый длинный шланг?! – в который раз получив по морде и приблизившись к своей принцессе, спрашиваю я и тут же выхватываю ещё и по спине.

Достаточно чувствительно, кстати. Этими штуками не только дрочить можно.

– Ты наконец-то признал это, сын мой? Шпионил за голым рычагом папочки?

– Заткнись, или я принесу линейку, – скалюсь в ответ и, улучив момент, всё-таки прорываюсь к дивану. Перемахнув через столик, падаю прямо на Кайлера, и диван – бедный, залитый пивом и чем похуже, старый, но так горячо любимый бандой диван, – не выдерживает и переворачивается.

Трещит что-то внутри его деревянных внутренностей, и понимаю, что всё – больной безнадёжен, только выкинуть. Понимаю вместе с тем, что, собственно, Кайлер подо мной и его подбородок ровнёхонько напротив моих губ.

Забавный малыш.

У нас есть секс, но он упорно отказывается целовать меня. Опять. Только изредка, только случайно, мельком, почти против его воли сорванные короткие поцелуи.

– Ты весишь тонну, слезь с меня, слон, – задушено хрипит, безуспешно пытается спихнуть меня в сторону, уперевшись ладонями, а я замечаю только болезненный румянец, заливший его щёки, и прикушенную губу.

Тянусь к ним, к этим самым губам, тянусь, и не встречаю серьёзного сопротивления. Пальцы, до боли сжавшие плечи, не в счёт.

Почти целую его, почти-почти, с каким-то особенным трепетом жадно втягивая в себя его сорванный вздох, и…

Карман некстати оживает от вибрации телефона. Кайлер вздрагивает и отворачивается в сторону.

– Снимите с меня ЭТО! Он меня сейчас сломает! Меня не возьмут в ремонт! Эй, вы что там, передохли все?! – вопит почти мне в ухо, оглушает, и опираюсь на руки, чтобы со следующим рывком дёрнуться назад и встать на ноги.

Звонящий оказывается упорным гадом. Гадом, который вывел мальчишку из почти магического транса, когда он почти позволил мне…

Ой, бля, да кто там уже?!

Пальцы раздражённо дёргают карман джинс, никак не могут добраться до телефона, и когда всё-таки выцарапывают его, вызов всё ещё идёт.

Номер не определился, что достаточно странно, ибо это мой старый телефон и все возможные контакты давно записаны и даже поделены на подгруппы вроде «Важное» и «Не поднимать вообще».

Пожимаю плечами и, уже настроившись на визг далеко не первой пронырливой фанатки, отвечаю.

И голос на том конце трубки действительно оказывается женским, но знакомым настолько, что невольно уголки губ опускаются вниз, а скулы сводит.

Веселья и лёгкого опьянения – как ни бывало.

Этот номер я, пожалуй, определил бы в категорию «Сжечь суку на досуге». Суку, которая всегда, мать её, имела надо мной странную, почти гипнотическую власть.

Только поэтому я дослушиваю её до конца. Предлагает – даже, судя по интонации, в известность ставит, – встретиться. Через полчаса, недалеко от студии.

Физически чувствую, как цепкая наманикюренная лапка сжимает мои яйца, перекатывает на ладошке и вот-вот грозится расплющить.

– А мне-то за каким хуем это? – спрашиваю, особо не рассчитывая на разъяснения или ответ.

Оказываюсь прав, когда елейно обещает, что я всё увижу сам.

Что, блядь, я там увижу? Как ты облысела или ботокс из губ вытек?

Скидывает, не прощаясь, и я, кажется, чувствую, как метафорическое дерьмо, в которое я без сомнения вляпался, пачкает ботинки. И воняет, ох, как воняет.

Подхожу к Джеки и, перехватив его руку за предплечье, подношу часы к глазам. Задумчиво цокаю языком и, ни на кого конкретно не глядя, прошу ребят закинуть Кайлера домой.

Цепляю куртку, не свою сначала даже, только мгновением позже, вынырнув из своих мыслей, нахожу нужную и, не прощаясь, почти бегом покидаю студию.

Закон кармического равновесия, мать его. Выходка с хуями не прошла даром.

Знал бы, что провидение пизданёт в ответ так, отправил бы ёбаных котят.

***

– Свечи, ты серьёзно?

Со всем доступным мне сарказмом приподнимаю бровь и падаю на стул с высокой резной спинкой прямо так, не снимая куртки. В любом случае, я не собираюсь задерживаться тут надолго.

Дешёвые закусочные с кошатиной в кебабе нравятся мне куда больше пафосных ресторанов. А назначить встречу в другом месте она была физически не способна.

Антураж – наше всё, верно, Джейн?

– А что с ними не так? – невинно интересуется девушка, губами касаясь кромки поднесённого ко рту бокала с водой.

Невозможно красивая, как отретушированная глянцевая картинка, с уложенными локон к локону тёмными волосами и идеально накрашенными губами.

Я всегда западал на таких кукол, грешен.

– Хуй на свечи, с тобой что не так?

– Не выражайся, Рэндал. Мы в приличном заведении.

– Да ты что? – ядовито скалюсь, борясь с желанием закинуть ноги на стол только потому, что это будет засчитано ей, как форма почти детского протеста. А я сдохну на месте, если доставлю этой суке такое удовольствие.

Невольно оглядываю её, пытаясь подметить, что изменилось за то время, что она благоразумно не мельтешила у меня перед глазами, и во рту как-то мерзко пересыхает разом, когда взгляд упирается в округлый, явно тянущий месяц на седьмой, не меньше, живот.

Сглатываю, очень не смутно догадываясь о причине её внезапного желания поговорить.

Это сколько же выжидала, а.

– Что-то ты разжирела, из агентства не выперли?

– Что-то ты побледнел, может, водички? – вкрадчиво воркует и протягивает мне бокал.

– Убери, пока я тебе руку не сломал, сука. И даже не думай, что повесишь это, – кивок в сторону «этого» выходит очень выразительным, – на меня.

Мой выпад не производит на неё ровно никакого впечатления. Продолжает пилить лист салата на своей тарелке с таким видом, словно я только что сделал ей комплимент.

– Всё ещё спишь и видишь, как скидываешь моё тело посреди океана?

– Не вижу, – цежу сквозь зубы и понимаю, что не соврал.

Я вообще не думал о ней с того самого момента, как увидел Кайлера в том чёртовом толчке. Не думал, не видел, не представлял, как выдираю ей ногти и забиваю на хрен.

– А что видишь? – Щурится, рассматривая огонёк, пляшущий на вершине тонкой свечи, через выпуклое стекло бокала.

Всё-таки дрянь, но какая красивая.

– Вижу суку, которая решила натянуть меня ещё раз.

Хмыкает и касается уголка губ длинным ногтём мизинца.

Она любит так делать, это я помню. Слишком много всего помню, откровенно жалея, что нельзя всё разом форматнуть, как жёсткий диск.

– Не преувеличивай, ты никогда не позволял трогать свой зад.

– Не переоценивай моё самообладание. Я не слишком трезвый для того, чтобы долго тебя терпеть.

– Как бы там ни было, потерпеть тебе придётся, потому что…

– Потому что заткнись и не смей скармливать мне это дерьмо.

– А ты ничуть не изменился. Всё такой же грубый. И всё-таки попробуй прикусить жало и выслушать меня.

Развожу руками и жестом отказываюсь взять у подскочившего официанта меню.

Ещё ужина в её компании мне не хватало.

– Ну попробуй, я весь внимание.

– Когда мы расстались? Месяцев шесть назад?

Киваю, прикусывая все едкие комментарии и запихивая их назад в глотку. Поупражняться в остроумии я всегда могу с Джеком. С Джеком и бандой, с которыми мне было куда веселее в студии. С неприметным малышом Кайлером, который, в отличие от этой стервы, легко может затеряться в толпе.

– Этому, как ты выразился, – её узкая ладонь, поглаживая, ложится на живот, – почти восемь. Ты умеешь считать, дорогуша?

– Не умею.

Выходит очень стрёмно и хрипло из-за кома, засевшего в глотке. Склизкого противного кома, который я не могу проглотить, который душит меня, и сердце от этого стучит как бешеное, отбивая паническую чечётку о мои рёбра.

В черепе резво проносятся хаотичные, совершенно не связанные друг с другом картинки, но все они, абсолютно все пугают меня до усрачки.

– Это всё? Всё, зачем звала?

– А тебе мало?

– Мне слишком много. И нет, Джейн. Найди другого идиота, который будет послушно платить тебе алименты, потряхивая лапшицей на ушах.

– Но это не касается других идиотов, Рэндал.

Да господи, заткнись ты уже и имя это идиотское вместе со своим диетическим салатом сожри.

– Не верю.

– Тебе придётся. Кстати, можно твой волос? Генетический материал для экспертизы.

Кое-как сглатываю и, дёрнувшись, чтобы действительно не вцепилась мне своими когтями в голову, встаю со стула.

Ноги словно пенопластовые. Еле держат.

– Сначала остальных ёбырей проверь.

И перед тем как уйти, оглядываю её ещё раз, сверху вниз, от макушки до глубокого выреза на алом платье.

Не изменяет себе даже сейчас.

«Это не касается других»? Отчего же нет, милая? Если мои рога оказались столь внушительными, что понадобилось около пары месяцев, чтобы отпилить их.

– Разве это не пойдёт на пользу твоему имиджу? – Приподнимает нарисованную бровь, а я совершенно не к месту вспоминаю, во сколько мне обходилась эта куколка.

Кайлер бы, наверное, удавился, узнай он, сколько может стоить маникюр холёной породистой сучки.

Оставляю выпад безответным и одёргиваю полы куртки. Нашариваю мобильник, уже когда в спину летит небрежно брошенное:

– Почему мы расстались, не напомнишь?

Стискиваю корпус в кармане. До боли в фалангах стискиваю, упорно не оборачиваясь. Но, должно быть, всё равно видит, что мне всё ещё не наплевать. Что, пережив, я не забыл этого. Равно как и того, что ёбаное кольцо с нихуёвым таким бриллиантом, которое я, заикаясь и потея, как прыщавый задрот, хотел преподнести ей именно после того самого концерта, на котором и спалил её. Страх быть пойманными так заводил тебя, выплеск адреналина, все дела. Кольцо, которое я, нажравшись до полусмерти, впихнул безымянной девочке официантке, которую заблевал почти с ног до головы.

Охуенное воспоминание, ничего не скажешь.

Пытается ещё раз, но я уже слишком в себе, чтобы отреагировать:

– Даже не заплатишь за даму?

В кармане автоматически вытягивается средний палец, но я просто направляюсь к выходу, мы же в приличном заведении.

***

Возвращаюсь в пустую квартиру.

Уложился слишком быстро, и Кай всё ещё с ребятами. Но это хорошо, наверное, что его здесь нет, и никто не мешает мыслям сбиваться в панические стайки, устраивая настоящий Пёрл-Харбор в моей голове.

Мне так ебано страшно и не по себе, что впервые за долгое время я планомерно обхожу все комнаты и зажигаю свет. Заглядываю даже в ванну и оставляю дверь открытой.

Во рту отвратительный привкус дешёвого пива и полпачки сигарет, выкуренных по дороге назад.

Решаю, что не хватает кофейной горечи, иду на кухню.

И думаю, думаю, думаю.

Думаю, что с этим делать и как теперь выкрутиться.

Думаю о том, что этого просто не может быть, и эта мстительная зараза решила просто посмотреть, как седеет шерсть на моей жопе.

Ибо решительно – НЕТ. Это не может оказаться правдой, хотя бы потому, что она ломанулась бы назад сразу, как только заподозрила сама. Ломанулась бы, точно знаю. Заламывала бы руки и пела бы о вечной любви и её плодах.

Господи…

Присаживаюсь за стойку и под мерный гул кофеварки сжимаю голову пальцами, на манер гребня проходясь по волосам.

Казалось, только из одного дерьма вроде бы выбрался, как жизнь с готовностью подсунула мне новую плюху, размером со ссаный кратер.

И ни малейшего понятия, как выгрызтись.

Как я буду выбираться, если действительно всем телом содрогаюсь, если действительно окажусь плотно повязан с этой дрянью и её выродком.

Не может. Не верю.

Принимаюсь вышагивать из угла в угол, прихватив с собой дымящуюся маленькую чашку, и невольно вспоминаю о том, в чём поклялся себе больше не рыться. Всё равно, что вскрывать старую рану, по шраму резать и тыкать пальцами в обнажившуюся плоть.

Останавливаюсь напротив окна, и взгляд сам собой упирается в мигающий вдалеке, алый огонёк телевышки.

Я запал на неё почти сразу. Дерзкую, острую на язык сучку, приглашённую на фотосет, я запомнил тут же. Яркая брюнетка словно собственноручно вбила себя в архивы моей памяти.

Я не искал её, не думал приглашать куда-либо, вообще не думал связываться с наглой девчонкой, шпилькой едва не проткнувшей мне ногу.

Она нашла меня сама буквально через пару недель. Оказалась в нужном месте в нужное время – и вот уже моё не способное сопротивляться алкоголю и женскому очарованию тело сорванно дышит, кое-как скатившись с неё.

И понеслось…

Понеслось настолько быстро, что я едва ли успевал смотреть за тем, что происходит вокруг. Увлёкся, ослеп на оба глаза и как-то упустил тот момент, когда моя ненаглядная полезла на моего друга.

Пальцам горячо, обжигает подушечки, но не могу заставить их разжаться, перехватить чашку за ручку. Боюсь, что тогда просто швырну её, а после – разнесу к чертям всё, до чего смогу дотянуться.

Бешенство так и клубится в грудной клетке и, не найдя внешнего выхода, изнутри давит, подсовывая самые «приятные» воспоминания.

Например, как я поймал их обоих после концерта, за сценой. Или как после этого в группе появился новый гитарист. «Старый» отделался перебитым носом и тремя сломанными пальцами, а я – судебным запретом на приближение.

Десять лет бок о бок потеряли мы оба. А его имя всё ещё песком хрустит у меня на зубах.

Сколько это продолжалось? Сколько вообще их было?

Кисти подрагивают, и я начинаю жалеть, что не зарулил в какой-нибудь бар. Не решил проблему привычным способом, залившись по самые уши.

Если я не помню об этом, этого же не было, так?

Моргаю, и размазанное по стеклу отражение делает то же самое.

Вот в центр этой рожи мне и хочется швырнуть кружку. Чтобы кипятком ошпарило, и слезла кожа.

Идиот, блять.

Окружающая тишина понемногу начинает напрягать. Не придумав ничего лучше, врубаю телек, ищу какую-нибудь программу – не важно, что, лишь бы бубнили погромче, – и, оставив чашку в раковине, тащусь в душ.

И после ничуть не легче. Холодная вода не вымывает из памяти очертания круглого живота, обтянутого красной тканью.

Теперь мне слишком светло, и, надев одни только мягкие штаны, начинаю обходить всё снова, теперь для того чтобы погрузить квартиру в полумрак. Заканчиваю на спальне, но оставляю ночник, и мертвенно-голубое сияние заливает комнату.