Текст книги "Ключи от Хаоса (СИ)"
Автор книги: Rex_Noctis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
«Я не даю спуску, – будто наяву прозвучали слова, сказанные, когда близнецы провожали меня до городского портала. – Я даю сдачи. Иначе и быть не может».
Я ведь говорила, что всегда мечтала быть темной? Теперь даже могу привести конкретный пример для подражания, этакий недостижимый идеал.
Вальхалла – закрытая воинская школа, испокон веков находящая под патронажем домена Скаэльда. Многократный призер Имперского Рагнарёка. «Меч истинной силы», пропагандисты свободной воли и свободного духа.
«А здесь было неплохо, – подумала Рес, окидывая рассеянным взглядом адептов в одинаковой форме, вышагивающих небольшими группами. – Опять же, никого не волновало, следует ли мне носить хорошенькие платья и отлавливать респектабельного мужа».
Близнецы доучились лишь до третьего круга Вальхаллы – тому было много причин, включая неусидчивость брата и неспособность Рес перестать ему потакать.
– Стоять! – Она закатила глаза. Дежурный адепт явно еще не проникся духом всеобщего равенства и сейчас задирал свой длинный нос чересчур высоко для того, кто совсем недавно получил вторую нашивку на грудь. – Назовитесь, госпожа… кай… в-ваше имя, пожалуйста! – здоровенный детина с каждым словом увядал от одного лишь тяжелого взгляда. Рес вполне могла сбить спесь с кого угодно, даже разодетая в мятые тряпки своего брата и с прической в стиле «я у мамы вместо швабры».
– Для тебя – кайта Антарес, милый юноша, – свысока проговорила она. – Если тебе это ничего не говорит, то обратись к элте Ландегунд. Тратить мое время настоятельно не рекомендую.
Обогнув здоровяка по кривой, Рес продолжила путь. Минуя преподавательский корпус, вскоре она уже стояла у подножья скал. Вырубленные в нетвердой породе, покрытые трещинами ступени охраняли два берсерка пятого круга. Оба знали ее в лицо, а потому выпендриваться не стали и ограничились почтительным кивком. Ответив тем же, Рес шагнула на первую ступень. Первую из…
«Триста девять».
Рес улыбнулась против воли. Аларику плевать на такие мелочи, как расстояние или активация оракула: вламываться в голову сестры он привык как в собственную. К счастью, она всегда могла поставить ментальный блок должного уровня.
«Сгинь, лохматик».
Поднимаясь вверх по лестнице, Рес с несвойственной ей педантичностью считала ступеньки. Физические нагрузки не были чем-то непривычным, но грудь сдавило.
Предстоящая встреча не сулила ничего хорошего. Не могла сулить.
Триста девять ступенек спустя – у Рика прекрасная память, как и у почти всех менталистов, – Антарес хмуро разглядывала знакомую рунную плиту, каким-то образом выступающую прямо из скальной породы.
– В начале времен
не было в мире
ни песка, ни моря,
ни волн холодных, – прочитала она почти без акцента. – Очень даже неплохо мне жилось бы без «волн холодных», вот что скажу…
«Если не хочешь – не надо, – заявил Рик. – Ты не должна!»
«Но я могу, – Рес передернула худыми плечами и привычным движением вытянула из левого рукава нож, после чего закатала правый. – Можешь – значит делай».
Полоснув себя по запястью, Рес окропила кровью рунную плиту и наскоро подлечила порез.
– Не испытывай мое терпение, ведьма, – мрачно велела она, выждав с десяток секунд. – Я не собираюсь тут ночевать.
– Добрый вечер, – сопроводила приветствие церемонным кивком. Помнится, Илия (младший брат Илайи и мой кузен) говорил, что Эвклид должен кланяться первым, так как он неблагородного происхождения. Повезло кузену, что его сестрица на пару с Жанин этого не слышали! Сожрали бы беднягу – и костей бы не осталось, не то что инакомыслия!
– Ника! Ты что, подслушивала?
Я смерила Жанин хмурым взглядом, этот ее приказной тон кого угодно из себя выведет. Казалось бы, живя с ней столько лет, можно научиться бесконечному терпению…
Нет, нельзя.
– Жанин! – одернул ее Эвклид; мы обе вздрогнули. – Девочка вышла из своей комнаты, услышав нас, но и только. Понимаю, у тебя выдалась нелегкая неделя, но держи себя в руках, ради Света!
Хм. И какого, так сказать, иерофанта меня выгораживает господин иерофант?
– Да, ты прав, – она устало потерла виски. – Я постараюсь…
– Я подслушивала.
Они уставились на меня – Жанин оторопело, а Эвклид – с интересом и откровенным весельем на лощеной физиономии. Жанин чуток за сто, а Эвклиду – сильно за двести, но он выглядит очевидно моложе нее. Почему – понятия не имею. Могу лишь сказать, что это самый красивый человек из виденных мной, и красив именно тем, что в его наружности всего в меру: стати, благородства, тонкости, правильности. Ничего лишнего, ничто не вызывает отторжение. А на южанина – он якобы из Асты – Эвклид не похож ни капли. Светлая кожа, волосы, глаза…
Глаза у него странные, будто бы меняют оттенок от случая к случаю. Они, казалось, вобрали всю палитру голубого; от слащавой синевы западных небес до зеленоватой голубизны южного моря… Неизменным остается лишь взгляд, вызывающий ассоциации с холодом и остротой стали.
Этот взгляд просто не может принадлежать светлому магу, вот хоть убей меня.
А еще Эвклиду не идет алый цвет, как и мне. Просто забавная деталь, объединяющая бестолковую девицу и могущественного архимага. Больше между нами ничего общего нет и быть не может, уж в этом я уверена.
– Ответ в духе твоей прабабки, – сказал иерофант после непродолжительного молчания. – Я ведь знал ее когда-то… она в ту пору была чуть старше, чем ты сейчас.
– Мне не слишком интересны воспоминания вашей далекой юности, господин иерофант, – цежу со сдержанной злостью.
Кажется, его позабавила моя грубость. Даже в лице не изменился, скотина пресветлая. Меня, мол, твое воробьиное чириканье (Рик – идеальный пропагандист!) ни капельки не колышет.
– Ника?!
Зато колышет бабулю. К несчастью для нее, моё терпение приказало долго жить.
– Что «Ника»?! Хорошо, сменим тему. Жанин, ты ничего не хочешь мне рассказать?! Что меня ищут ополоумевшие жрецы Хаоса, что мне нельзя колдовать через проводники магов, или что я, во имя Всеотца, гребаный демон!
Эвклид восседал на своем месте с прежним отстраненно-любопытным видом, а вот выражение лица дражайшей бабули в самом деле бесценно!
– Девочка моя, ты… ты не демон, – выдавила она. Даже за бранные слова не выговаривает, надо же. – Всё не так, Ника, вовсе нет… ты не одна из этих мерзких тварей, ты не…
– Мне приходилось видеть мерзких тварей, элте Жанин. И все они были магами, зачастую светлыми! Забавно, правда?
– Силы Небесные! Ника, ну перестань же! – эта испуганная женщина с жалобным, молящим о снисхождении взглядом мало чем напоминает мою бабушку, всегда такую напористую и бесцеремонную. – Что ты такое говоришь, дорогая? Да, да… я многое от тебя скрывала, но лишь потому, что люблю тебя и хочу как лучше! Разве твоя жизнь станет теперь проще или приятнее?
– Какая, в Бездну, жизнь?! – я уже почти кричала, тогда как голос Жанин всё слабел и слабел. – Нет у меня никакой жизни, лишь огрызок длиной в двадцать лет! Двадцать лет, проведенных среди людей, которые мне глубоко неприятны; двадцать лет пустого ожидания собственной кончины; двадцать лет, прожитые бездарно и бесцельно! Я вовсе не благодарна тебе за эти годы, Жанин! Да и с чего вдруг? Не для меня ты старалась! – Одно ее больное место мне известно с точностью. – Хочешь как лучше? Несомненно! Любишь? О нет, к посоху ты привязана куда больше, чем ко мне. Так радуйся! Чуть больше полугода – и ваша треклятая фамильная деревяшка перейдет в достойные руки, а ходячий позор рода окажется там, где ему и место, – в Хель!!!
Несколько мгновений она стояла неподвижно, смотря на меня глазами, полными слез, а потом сдавленным от подступающих рыданий голосом прошептала:
– Я не хотела. Я… тогда… я не знала!
Чего именно Жанин не знала, мне услышать не довелось. Прикрыв лицо дрожащими руками, она развернулась и сбежала – по-другому не скажешь – в холл, анфилада которого виднелась под лестницей. Я чувствовала себя то ли победительницей, то ли последней тварью. Вот это, видимо, и есть «смешанные чувства».
Знаю, жестокость необходима. Но подобная необходимость мне отвратительна, как ни посмотри.
– Надо же! С трудом верится, что вы с ней родня, – протянул Эвклид с прежней невозмутимостью. Полагаю, его невозможно смутить такой ерундой, как семейная ссора.
– Верьте во что вам угодно, господин иерофант, – хрипло отвечаю, не глядя на него. – А я буду верить в то, что угодно мне. Не нуждаясь в чьем-либо одобрении. В вашем – уж точно.
От его взгляда – холодного, оценивающего и насквозь расчетливого, – мне стало жутко. Когда на правом запястье сжались тонкие цепкие пальцы, лучше не стало.
– Плетение оракула нарушено. Позволь, я починю.
– Благодарю, – выдергиваю руку с неприличной поспешностью, – но в вашей помощи я не нуждаюсь также.
Я попятилась к входной двери, а потом, опомнившись, торопливо дернула за витую латунную ручку и вышла едва ли не бегом. В сознании медленно и деловито воцарялась истерика, а на душе остался неприятный осадок от странного поведения Эвклида. От еще более странного, чем обычно.
====== Глава 11 ======
Она появилась, стоило лишь на миг опустить веки, – нереальная, хрупкая, будто сухая ветка, и чуждая человеческому глазу. Ветхое, бесформенно-длинное платье вышло из моды веков шесть назад, сероватые волосы спутанными прядями спускались до лопаток. Женщина выглядела чудаковатой оборванкой, но никому бы и в голову не пришло смеяться над демонической сущностью, древней, как сами боги.
– С годами становишься всё противнее, милая, – протянула Вёльва насмешливо, не сводя с Антарес взгляда по-старчески выцветших глаз и пуская изо рта клубы затхло-пряного дыма – трубка, о содержимом которой ходило столько слухов, всегда при ней. – И как тебя только земля носит, невыносимое ты создание?
– Задаю себе тот же вопрос постоянно, но ответом не располагаю. – Рес сардонически улыбнулась и пожала плечами. – Из нас двоих, кажется, именно ты знаешь всё и даже больше. Потому-то я и здесь.
– Увы, мне известно чуть-чуть меньше, чем всё. Беда в том, Антарес, что сказать пока нечего. Точнее, мне не хочется повторять дважды. Да и нужный вопрос пока не соизволил посетить твою умную головку…
– Зубы-то не заговаривай, – она поморщилась. – Что значит «дважды» и какой вопрос?
– Это ты сама должна понять.
– Ну разумеется! Нельзя так просто взять и сказать прямо, давай напустим тумана по самое дальше некуда…
– Считай это негласным правилом пророческого искусства – никогда не срывать с тайн все покровы.
Рес выразительно покачала головой и закатила глаза, всем своим видом показывая, что (и в каких выражениях) думает по данному поводу.
– В таком случае, пророческое искусство пора реформировать, пока я не свихнулась к Эвклидовой бабушке! При условии, что у этого хмыря была бабушка и он не выполз из самой Бездны.
– Надо же! Вы ни разу не встречались, а ты его уже ненавидишь. Даже не зная, что… о, нет, нет. Однажды ты вспомнишь. – Вёльва хитро сузила белесые глаза, но тут же натянула маску блаженной дурочки и принялась журить жеманным голоском: – Ну-ну, Антарес! Перестань-ка стервить, ты же славная девочка… в глубине души.
«Да-а, в глубине, – усмехнулась Рес про себя, – так глубоко, что и нырнуть боязно».
– Так и быть. Решай, что именно тебя интересует здесь и сейчас.
Рес нахмурилась, зябко обхватив себя руками. Она часто мерзла, но бывали моменты, когда холод становился прямо-таки обжигающим – словно бы находишься между Нифльхеймом и Муспельхеймом. Наконец, ей удалось собраться с мыслями.
– Слишком рано, чтобы вмешиваться… я не готова, я еще отнюдь не архимаг! Но в то же время боги толкают так настойчиво… чего они от меня хотят? Какую игру затеяли?
– Ты всё время вмешиваешься, Антарес. Даже если не хочешь. – Любые эмоции демонических сущностей наносные, однако сочувствие в глазах пророчицы вопреки всему казалось неподдельным. – И ты уже это сделала.
Вёльва сошла с плиты и прошествовала с чинным видом к краю скального выступа.
– Когда спасла Нику?
– Когда выбралась из могилы.
Колкий озноб пробрал до мозга костей; виски противно заныли, как всегда бывало при попытке вспомнить что-нибудь из детства. Из-за пережитого шока события того времени почти стерлись из памяти, маячили неясной тенью на задворках сознания… но цепкую хватку смерти забыть невозможно. Жгучая боль до сих пор преследовала Рес в ночных кошмарах. Физическая, моральная – не суть; обе эти крайности сплелись в мудреный узел диалектики. Спорить о том, что хуже, можно до бесконечности.
– Ты отнюдь не единственная, кого боги вышвырнули из Хельхейма, – негромко промолвила Вёльва, стоя к ней спиной. Ветер, усиливающийся с каждой секундой, трепал мешковатые рукава и драный подол платья из неотбеленного льна, волосы казались трепещущими обрывками той же грубой ткани. – Оттуда нельзя вернуться прежним, вот в чём вся соль.
– И какой же вернулась я?
– Бесстрашной. Несгибаемой. Пылающей.
Рес отлично понимала, что это не похвала, а скорее наоборот.
– Говори по-человечески! Безбашенной, упертой и импульсивной.
– Ну что же ты так? – Вёльва откровенно веселилась. – Твое храброе, чистое сердце – лучший дар из худших проклятий, а ты сама – лучший друг и худший враг для кого угодно.
– Наихудший враг я для самой себя. – Рес скривилась. – Какое, в Бездну, чистое сердце? Да на мне столько грязи, что за целую жизнь не отмоешься. – Она сокрушенно покачала головой. – Я, кажется, давно разучилась чувствовать что-то помимо ярости. Нутро мое – тьма кромешная! Что называется, темнее безлунной зимней ночи… а зимняя ночь – та еще гадость, скажу по секрету.
– Не нужно, нет, не нужно этого самообмана! – пророчица укоризненно всплеснула руками. – Ты всё еще чувствуешь, притом острее многих. Беда в том, что выразить не можешь. А темная или нет – то роли не играет. Изначально Свет лишь пассивен, а Тьма лишь яростна; добро и зло – это выдумки человеческие… слишком человеческие. Тьма выбирает, зло выбирают. Разве нельзя быть добром по локоть в крови или злом в парадном белом одеянье? В том ведь вся суть!
– Можно, отчего же нет…
Вёльва снова повернулась к ней, едва не запутавшись в собственной юбке. На миг из-под подола мелькнули босые ноги, не добавляющие демоничности образу древней пророчицы.
– Ради собственного блага тебе не следует вмешиваться, Антарес, да только ты всё в самую Бездну влезть норовишь. Холодно, не правда ли? Холодно. Твое тело исцелилось, но душа помнит льды и туманы Нифльхейма… это дыхание смерти, плетущейся за тобой по пятам, будто верный пёс. И ты, девочка, с этим псом играешь. Не стоит так рисковать, ох, не стоит.
– Люблю рисковать. – Рес поежилась, переминаясь с носка на пятку.
Вёльва склонила голову набок; секунду спустя Рес почувствовала приятную тяжесть на плечах.
– Зачем? Слишком теплый для середины мая, – сказала она, теребя край капюшона, опушенного блестящим черным мехом.
Вопрос проигнорировали.
– Отступись от девчонки, – в речи Вёльвы прорезались требовательные, почти человеческие нотки. – Отступись… всё равно ее в будущем не ждет ничего хорошего. Отправляйся в Сварталфхейм, под крыло первородной Тьмы… там боги не вправе требовать; там у тебя есть шанс сохранить жизнь.
– «Свобода или жизнь» – это всегда лишь иллюзия выбора. Мне не место в Сварте и, безусловно, не по чину быть чьей-то младшей женой. Еще чего! Я ферзь, это твои слова.
– Какая чушь! Разве хотела ты возвращаться в Мидгард? Нет. Да и никто бы не захотел после такой ужасной смерти. Это воля госпожи Хель!
– Это и моя воля. Уж поверь: дочь Локи знает, как уговаривать живых да страстных. – Рес вскинула голову, впиваясь невидящим взглядом в рыхлый свинец неба. – За мной там должок числится… Помню, в первую нашу встречу ты сказала, что Мидгард – шахматная доска, где каждый бог – гроссмейстер, имеющий собственный набор фигур.
– Ты не могла запомнить, – бесцветные брови пророчицы теперь были нахмурены.
– Я запомнила. – Рес качнула головой, возражая. – Ты также говорила, что они хотят зрелища.
– Разумеется. Бессмертие богов абсолютно, его нужно как-то коротать. Вот они и используют жителей Мидгарда в качестве то ли игрушек, то ли пешек… всего и сразу.
– Ясно.
Решение принято, слова прозвучали. Будущее перестало быть мозаикой и сложилось в нечеткую, но всё же картинку. По серовато-белому лицу Вёльвы прошла судорога.
– Путь Хаоса? Что ж, вполне предсказуемо. Знай же, смерть – не самое страшное, что может случиться с тобой на этом пути.
– Я не боюсь.
Это правда, и не только здесь и сейчас. Пожалуй, Рес хотелось бы заиметь себе немножко инстинкта самосохранения…
Да нет, не очень-то хотелось, если душой не кривить. С сорванной крышей жить куда интереснее.
– Достаточно, – подвела итог Вёльва. – Ты сама поймешь, чего хотят боги, и тогда же возникнет нужный вопрос. Это случится, как только у тебя станет на одну проблему больше и на одного врага меньше. И поменьше играй со смертью, Антарес. На доске Мидгарда ты, конечно, черный ферзь госпожи Хель, но есть же предел любой наглости…
Она растаяла на полуслове, смешавшись с сероватым дымом курительной смеси. Вопрос о том, что такое ядреное курят прорицатели, конкретно для Рес снова стал актуален.
«На одну проблему больше? Прекрасно, – подумала она. – Самое время для очередной гребаной катастрофы локального масштаба».
Как назло, начался дождь, грозящийся с минуты на минуту перейти в ливень. Ругаясь последними словами, Рес натянула на голову глубокий капюшон со сгинувшей куда-то опушкой и принялась настраиваться на городской портал Вальдеса. Тащиться по такой погоде никуда не хотелось, а конечная точка легкодоступна.
Плащ оказался непромокаемым. Ложка меда в бочке дегтя, ничего не скажешь.
Когда я изволила явиться, вид у Лекса был злющий на редкость. Он, судя по выражению лица, пытался подобрать наиболее цензурное… назову это приветствием. Но не мог, а потому молча сверлил меня взглядом а-ля «Адепт, я жду объяснений и сотню отжиманий».
– Оракул сломался, – пробормотала я зачем-то, и показала руку с браслетом связи. А потом шмыгнула носом и неожиданно для самой себя разревелась, осев на пол кучей тряпья.
– Твою ж Инквизицию, ну за что мне это наказание?! – простонал Лекс, тут же бросившись ко мне и неловко приобняв за плечи. – Ника… ну ты чего? Прекращай и объясни по-человечески, что случилось!
По-человечески не получалось – при попытке сказать что-нибудь выходила лишь череда истерических всхлипов. Тяжело вздохнув, Лекс отконвоировал меня в случившееся неподалеку кресло и на минуту исчез из поля зрения.
– Пей! – распорядился он тоном, не терпящим возражений, вручая мне кружку. Дрожащими руками схватив ее, послушно сделала глоток…
– Да чтоб тебя! – взвыла, кривясь и судорожно хватая ртом воздух. – Что за дрянь?!
– Отличная сливянка, чего ты, – на смуглом лице Гро сверкнула белизной знакомая клыкастая ухмылка. Хорошо быть вампиром – и зубы при тебе, и сила, и воздыхателей толпа. – Еще есть аквавит и гномий самогон, хочешь?
– Ненавижу тебя, алкаш чертов! – заявила я, испытав острую потребность грохнуть кружку об пол. Кружку у меня тут же предусмотрительно отобрали и замахнули залпом. Вот ведь… даже не поморщился!
– Успокоилась? Ну вот и славно! Теперь по существу, пожалуйста.
Замялась, не зная, с чего начать.
– Лекс, ты знал, что я химера?
Слово ложилось на язык как-то непривычно. Думала ли я, что окажусь одним из этих существ – странных, диких, отверженных сильными мира сего? Нет, но роль парии кажется вполне привычной. Еще бы ощутить не только отверженность химер, но и их недюжинные силы.
Лекс так и стоял истуканом возле меня, сунув руки в карманы кожаной куртки и глядя сверху вниз жутковатыми глазами-углями, к которым не так-то легко привыкнуть.
– Скажем так… меня это не интересовало. Знаешь, сколько химер в приграничье? Здесь с этим так не носятся. Да и по ауре твоей толком ничего не… – он нахмурился и почему-то кинул мимолетный взгляд наверх. – Ладно, что случилось, в конце-то концов?
– Много чего, – криво усмехнулась я. После чего выложила всё, что произошло. Начала с Блэйда, закончила ссорой с Жанин. Если поначалу глаза Лекса кровожадно вспыхнули (Блэйда как-то сразу жаль стало), то под конец он помрачнел и покачал головой. Понимает, видать, каково мне.
– Говорил же – сволочь твоя Жанин. У иерофанта в ближнем кругу других и не водится…
– Я никогда не обманывалась на ее счет, но всё это уже слишком. Мир перевернулся вверх тормашками, а я ничего не могу с этим сделать. Да в принципе ничего не могу, Лекс! Меня растили для передачи посоха; я всего лишь бесплатное приложение к артефакту…
Меня схватили за плечи и довольно-таки грубо встряхнули.
– Не смей так говорить, слышишь? – тихо, но очень зло велел Лекс. – Может быть, они именно так и считают, но для меня и остальных… для нас ты много значишь. Мы обязательно что-нибудь придумаем!
– Не нужно, – даже нашла силы улыбнуться и покачать головой. – Если утешаешь меня, а не себя – не стоит давать необдуманных обещаний. Выполнить не сможешь, будешь казниться почем зря… я же тебя знаю! – Глаза снова повлажнели; торопливо вытираю их рукавом, чуть не оцарапав нос жесткой, криво завязанной шнуровкой на запястье.
Вид у Лекса страдальческий, увидеть нашего брутального вояку таким уязвимым практически невозможно (а если даже увидишь – будет потом всё отрицать и угрожать жестокой расправой). Стало стыдно, как если бы я что-то сломала, разбила или еще как-либо испортила. Испортить – значит, проявить неуважение к чужому труду; осознанно или нет – не играет роли.
– В моем возрасте глупо верить в чудеса, но я всё-таки… – Он отвел взгляд, якобы внимательно разглядывая полоску копоти на стене рядом с занавешенным окном. Конец фразы повис в воздухе. – А маг я или где? Что смогу – сделаю.
Сделать он ничего не сможет, но спорить не стану. Уставилась на него с очевидным сомнением во взгляде, а Лекс тут же напустил на физиономию отстраненно-пофигистическое выражение. Интересно, с какой радости вампиры сплошь красавцы? Этот вот не исключение – высокий, мужественный, с выразительным лицом и строгим эллинским профилем… Только вот я его привлекательность воспринимаю абстрактно как-то, не по-женски. Будучи этим фактом страсть как уязвлен, Гро всё вопрошает, в своем ли я уме. Мой лучший друг крайне избалован женским вниманием, излишней скромностью тоже не страдает.
Мой лучший друг, да. Не Андрэ, как можно подумать, и уж точно не Дара, нет. Именно Лекс со всем его хамством, жесткостью, самодовольством, позерством и… неуклюжей, но искренней, неустанной заботой о придурочном белобрысом воробье. Да, он чувствует себя обязанным, как если бы я была его младшей сестрой. Но в том-то и дело, что обязанность эту он взвалил на себя по доброй воле. Есть у Лекса такая дурная привычка – всегда за всё отплачивать. В том числе и за чью-то дружбу.
Ну да, он немного чокнутый (как и все мои друзья-приятели). Так я и сама не лучше, просто схожу с ума по-своему.
– Говоришь, тебя спасли темные? – нарушил гнетущую тишину Александр. Он, кстати, терпеть не может, когда его зовут полным именем. Это имя – благородное, южное; оно режет слух приграничным северянам.
Невнятно пожимаю плечами. Близнецы просили о них не болтать Да и без всяких просьб понятно, что они не хотят светиться лишний раз.
– Вот так просто? Спасли, выходили, навешали кучу мощных чар, а потом еще накормили и до дому проводили? Уж прости, но что-то не верится!
Согласна, звучит неубедительно. Но ведь так оно и было!
– Лекс, ты параноик!
– Я не только параноик, но еще и хорошо знаю темных – сам такой, если помнишь.
– Можно подумать, ты никогда и ничего не делаешь по настроению, спонтанно!
Упрек весьма коварный – ведь я-то знаю, что рациональность никогда не была сильной стороной Лекса. Да что там, он сплошная ходячая спонтанность. Такого импульсивного типа еще поискать надо!
– Серьезно, – с силой тру опухшие от слез глаза. Как ни странно, менее опухшими они от этого не стали. – Думаю, им просто стало скучно, вот и все. Они так и говорят – «потому что мы можем»…
Лекс дернулся, будто его кто-то толкнул в спину, и проговорил с невеселым смешком:
– Был один парень, так он говорил постоянно эту же фразу…
– Твой друг?
– В какой-то степени. – Лекс помрачнел пуще прежнего. – Мой ментор… я его убил и стал Первым мечом. Жаль, Макадэ мировой был мужик.
В такие моменты отчетливо ощущаю свою принадлежность к Свету. Столько лет прошло, а я всё еще не могу спокойно воспринимать саму мысль об убийстве, да еще высказанную с таким равнодушием.
Только вот цена этому равнодушию – ломаный медяк. С Макадэ связана некая крайне мутная история, одно воспоминание о которой приводит Лекса в отвратительное расположение духа и заставляет теребить браслет с пером – сколько себя помню, побрякушка эта красуется на его правом запястье. Вот и сейчас он явно не в себе, потому и поспешил закончить неприятный разговор.
– Домой, так понимаю, не пойдешь? – Я протестующе затрясла головой. – И правильно, нефиг там делать. Тогда упади спать куда-нибудь… ну, куда ты там обычно падаешь. – Лекс махнул рукой с отстраненным видом. – Только не в левую угловую…
– А чего там?
– Завтра расскажу. И, поверь, тебе это не шибко понравится.
Я поверила, само собой. Уже заранее не нравится.
====== Глава 12 ======
Должно быть, впервые в жизни я с радостью тащусь по прилизанным столичным улочкам в сторону гвардейки. Сегодняшний визит в этот оплот доблести и чести обещал быть последним!
Не то чтобы я не люблю или не хочу учиться… вовсе нет. Учиться хочу, но не здесь. Будущие гвардейцы – юные копии своих родителей-снобов – не самая приятная компания, да и собственная вечная неуспеваемость энтузиазма не прибавляла. Неизменно проваливать даже простейшие задания, ловя на себе пренебрежительные взгляды… это, мягко скажем, неприятно.
Вот бы попасть в Академию Скаэльды, окутанную ореолом загадочности и бунтарства. Этакая несбыточная мечта в темных тонах. Близнецы наверняка подтянули бы меня до приличного уровня за короткое время, это да. Но вот незадача – времени у меня нет. Совсем. И я, кстати, всё никак не решусь сказать им. Сказать, что все их усилия, по сути, впустую.
В груди будто что-то встрепенулось, всплеснуло крыльями; вспыхнуло, отдаваясь тягучей болью. Благодаря недавней эмоциональной встряске я снова ощутила себя живой. Вроде и хорошо, но чертовски страшно; хотелось вернуться к прежней апатии, укутаться в безразличие с головы до ног, будто в одеяло с утра пораньше.
Можно просто, без пафоса, в двух словах – жить хочется.
Жить. Хочется.
– Валента? – Куратор Ольсен чуть рассеянно глянул на меня поверх каких-то мятых бумажек. – Тебя-то мне и не хватало. Пропустила два промежуточных зачета… ладно, их ты худо-бедно сдашь, так что не страшно… м-да.
То-то и оно, что «м-да». Как представлю, что мне бы пришлось учиться здесь еще шесть лет с учетом стажировки – дурно становится. Один Ольсен чего стоит! Он читает историю Мидгарда и общую теорию магии… и превращает оба предмета в настоящее изуверство! Адепты о пятнадцатой аудитории так и говорят – «комната пыток». Пыточным орудием в данном случае является даже не столько нескончаемая писанина, сколько невероятное, всеобъемлющее занудство Ольсена и его монотонный бубнеж.
– Не сдам.
– Прости?
Да, на деле это оказалось не так легко и приятно, как в моих фантазиях на сон грядущий.
– Я…
– Ох! – послышалось вдруг позади меня. – Ника, ну куда же так спешить! Еле нагнал… А, доброе утро, магистр Ольсен!
Я обернулась, с трудом скрывая обалдение. Бездна, он-то что тут делает?!
– Илия! – А вот куратор определенно рад видеть моего кузена. Илия действительно талантлив, да еще и собственную голову на плечах имеет: с отличием закончил гвардейку, как от него ожидалось, но служить, к удивлению всей семьи, отказался и предпочел получить магистра по целительству. Славный парень, да и его мать, моя тетя Ирма, неплохая.
– Какими судьбами, мальчик мой?
– За компанию с кузиной.
И тут я окончательно выпала в осадок, ибо понятия не имела ни о какой «компании».
– Дабы вы получили необходимое подтверждение и не затягивали… В общем, Ника, к сожалению, покидает стены академии.
– О, вот как? – нахмурился Ольсен, хотя, уверена, его это не взволновало. Или даже обрадовало. – И почему же?
– По состоянию здоровья, магистр. Позвольте не углубляться в подробности, это семейное дело, – сказал Илия. На физиономии кузена появилось знакомое выражение дежурного снобизма. «Дежурного» – потому что в этом кругу так принято; крутизны добавляет, ну или что-то типа того.
– Понимаю, конечно. Ника всегда была болезненной девочкой, да и…
Чего? Это я-то болезненная? А кто поколачивает твоих же подопечных, когда те слишком громко болтают о малявках и блондинках?! Меня, впрочем, волнуют сейчас не больные фантазии куратора, а странное сверх всякой меры поведение кузена. Он никак не мог знать о моем намерении отчисляться, да и навряд ли поддержал бы… хотя и осуждать не стал бы тоже. Илия – олицетворение традиционного Света, что сочетает пассивность с созидательностью и не растрачивается по пустякам. Кузен немного не от мира сего по современным меркам, пестующим в доблестных сынах Света обостренное чувство справедливости и пламенную решимость. Выходит, правда, вкривь и вкось – не заложено этого всего в нашей сути.
Или всё же в их сути.
Не знаю, где теперь мое место. Здесь его нет и не было, это теперь понимаю с особой отчетливостью… Но разве бывают светлые химеры? Что-то не припоминаю. Надо бы разобраться.
– Рад был увидеть вас, магистр, – Илия учтиво склонил голову, этим подведя черту светской болтовне с научным уклоном, в суть которой я не вникала, – но нам пора. Хочу перед работой проводить кузину – глаз да глаз нужен за этой девчонкой… – он вздохнул. Вот это чуть больше походило на Илию – ненавязчивая, на первый взгляд тягостная забота о малолетней непутевой родственницей. С той же Кассандрой, их с Илайей сестрой, он единственный возится охотно. Да, Касси старше их обоих, но во многих вещах остается сущим ребенком. И всё бы ничего, но этот ребенок обладает дурным нравом и отнюдь не детским интеллектом. Видят боги, девчонка невыносима!
– Да, конечно… Подпишет заявление, да и все. Отчислим с правом восстановления, не переживай.
– Элте Жанин подумывает о домашнем обучении, но благодарю…
Почувствовав, как когти, глаза и зубы трансформируются, я уставилась в пол и торопливо завела руки за спину. Р-р-р! Говорят так, будто меня тут и нет вовсе! Даже скучать не буду по этому филиалу Бездны, вот уж дудки!
Подписала выданное куратором заявление, поставила дату и имя в указанных местах, и на этом покинула гвардейскую школу Рейнкракса (к счастью, единственную и неповторимую) без малейших сожалений. Кузену тоже вручили какую-то бумажку для подписи, и на этом мы с дражайшим магистром распрощались.
