Текст книги "Власть любопытства (СИ)"

Автор книги: QQy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Что это такое было? Камни летали по заданным мной траекториям, но я не полностью осознавал контроль над их движением. Это было словно нервное бессознательное постукивание пальцами. Можно ли более полно контролировать свои подсознательные реакции? Или можно обмануть неосознанную часть мышления, создав нужную мне привычку?

Я обернулся к Гермионе. Она склонилась над тетрадью, делая пометки в своих записях. Рядом на плите в окружении рун кипел котел с красноватой жидкостью, испускающей серебристый пар, который впрочем не выходил за пределы очерченного рунами круга. Гермиона кинула в котел еще какой-то порошок, от чего жидкость медленно стала густеть. Она хмыкнула и заправила за ухо выбившийся локон. Я невольно улыбнулся. Из-за всех последних переживаний я невольно утратил так любимую мной иллюзию теплого родного дома, которая появлялась, когда Гермиона была рядом. Стоп. Иллюзия. Слово зацепило меня, вытаскивая воспоминание.

Гермиона стоит в Тайной комнате и пытается наколдовать Темную метку. Раз за разом она пробует разные движения палочкой. В конце концов, она просто указывает в точку и без слов создает зеленый мерцающий череп с высунувшейся изо рта змеей.

Интересно. А в чем отличие той ситуации и моего эксперимента с камнями? Желание. Я хочу, чтобы камень висел в воздухе и двигался определенным образом. Воля. Я готов поднять его с помощью силы, которую могу контролировать. Понимание. Я точно знаю, что должно произойти, камень должен висеть в воздухе. И, как ни странно, камень поднялся в воздух.

Мне не хватало понимания того, что я хочу. Подсознательно я был уверен, что не смогу заставить локально измениться гравитацию или упорядочить броуновское движение молекул воздуха, по крайней мере, без знакомого и надежного заклинания. Но зачем мне все контролировать? Природа сама пойдет по пути наименьшего сопротивления и создаст необходимые условия, мне лишь надо своей волей создать некий потенциал, заставить пространство меняться так, как я хочу. Я сосредоточился и поднял в воздух десяток камней, которые стали вращаться вокруг меня. Теперь палочка казалась совершенно неудобным приспособлением. Костылем, привычка к которому заменяла прямые волю, желание и понимание, грубым инструментом, не дающим возможности ювелирной работе прямой воли. Я разжал руку, и волшебная палочка с оглушительным звуком упала на пол. Совершая бессмысленный движения руками, я, словно дирижер, управлял полетом камней, подняв еще несколько.

–Как у тебя это получается? – я обернулся к удивленной и обеспокоенной Гермионе и камни тут же упали.

–О, я, кажется, понял, в чем секрет заклинаний, – улыбнулся я и почувствовал, как подкашиваются колени. Я, видимо, сильно побледнел, и Гермиона подставила плечо и довела меня до кресла.

–Давай рассказывай, экспериментатор. А то убьешься, а я даже знать не буду из-за чего.

Я нащупал на своем поясе восстанавливающее зелье и выпил небольшой флакон.

–Знаешь, правильно говорят, магия не наука, а скорее искусство. Ее будет очень сложно формализовать.

Гермиона, увидев, что я пришел в норму, села в другое кресло, скинула туфли и положила ноги мне на колени.

–И как же Вы пришли к такому неоднозначному выводу, мистер Поттер? – официальным голосом спросила она.

–Это не так сложно, как кажется, – я, почти не замечая, начал массировать ей ступни. – Магия похожа на инстинкт. Нужно не только хотеть чего-то, но и понимать, что именно ты хочешь. Так же нужно иметь достаточно воли, чтобы обуздать стихию и заставить природу действовать так, как тебе нужно. А вот знать, почему камень поднялся в воздух, совершенно не обязательно.

–Но разве от этого знания будет хуже? И это вообще не одно и тоже?

–Может быть будет, а может и не будет. Это все равно, что ходить, ты же не думаешь, что именно нужно сделать, чтобы пойти. Ты просто видишь точку, в которую хочешь пойти, своей волей напрягаешь мышцы и идешь. Тут тоже самое, только немного сложнее. Ты можешь точно знать, что создала локальную контролируемую невесомость, а можешь и не знать. Природа сама определит наиболее энергетически выгодный механизм, поднимая камень в воздух, если ты своей волей и желанием преодолеешь потенциальный барьер. Ты должна понимать чего именно ты хочешь, но не обязательно знать абсолютно все тонкости.

–Красиво излагаешь, но как ты смог колдовать без палочки?

Поморщившись от остаточных неприятных ощущений, я несколько настороженно посмотрел на палочку и приманил ее к себе.

–В какой-то момент она показалась мне совершенно ненужным грубым инструментом. Она явно как-то помогает колдовать, но как? Я точно помню, что почувствовал, когда впервые взял ее в руки. Тепло во всем теле, небольшой, но ощутимый приток энергии и силы, легкость и эйфорию. Ты помнишь такое?

–Да, пожалуй, ты прав, все было именно так, – немного задумавшись сказала Гермиона.

–У меня возникла одна идея, но для чистоты эксперимента перечисли все, что ты знаешь о волшебных палочках.

–Хм, Каждая волшебная палочка состоит из какой-нибудь древесины и части тела какого-нибудь магического животного. Каждая палочка индивидуальна или почти индивидуальна для каждого мага. Как утверждает мистер Оливандер, палочка сама выбирает хозяина, а не наоборот, а так же по его же словам каждая палочка больше подходит для определенного рода заклинаний. Палочка побежденного тобой волшебника тоже будет тебе подходить.

–Вот. Тебе это ничего не напоминает?

Гермиона нахмурилась в раздумьях, а я провел пальцем по залегшей между ее глаз морщинке, тонкому носу, губам и подбородку.

–Ты ведь даже не представляешь, какая ты красивая, – сказал я, она в ответ только легко улыбнулась.

–Пожалуй, нет, мне это ничего не напоминает. А тебе?

–Волшебная палочка похожа на источник магии. Она «привязывается» к одному человеку, позволяет колдовать легче, ее можно подчинить своей воле, если победить предыдущего хозяина. Мне продолжать?

–То есть ты хочешь сказать, что волшебные палочки – это маленькие специализированные источники магии?

–Вот смотри. В самом простом рассмотрении, магия – это некая энергия, которой мы управляем своей волей. Конечно, такая концепция не полная, но для наглядности сойдет. Если есть некая энергия, то есть ее потенциальное поле. В этом поле могут быть потенциальные максимумы и минимумы, флуктуации и неоднородности. От чего они зависят – другой вопрос, может от количества магов или магических существ, может от магнитного поля или космических лучей. Это сейчас не важно, главное, что они есть. Максимум этого поля и называется источником магии, из которого можно черпать энергию. Причем ее можно брать немного, через некий, вероятно, искусственный фильтр, то есть «подключаться» к источнику. А можно не использовать фильтр, то есть «подчинить» источник напрямую. Вероятно, это опасно, поэтому практикуется не часто. А волшебная палочка слабый источник или локальный маленький максимум. Ты «подключаешься» к нему, когда берешь палочку в руку первый раз и «подчиняешь», когда побеждаешь соперника. Вероятно при этом ты срываешь какой-нибудь природный фильтр, потому что часто палочка победителя работает не хуже, а иногда лучше родной.

–Но как источник магии может быть привязан к такому маленькому объекту?

–А почему ты решила, что источник должен быть привязан к чему-то массивному и вообще иметь определенное положение в пространстве? Мы же не знаем от чего зависит распределение поля магии в пространстве. Я опять же думаю, что каждый маг является самостоятельным источником магии. Именно этим источником мы пользуемся, когда используем легилименцию, он же является основой нашего естественного сопротивления магии. Вероятно, есть какая-то пропускная способность нашего организма. Когда через него проходит слишком много энергии мы чувствуем усталость, но энергия не от внутреннего источника оказывает меньшее влияние.

–А источником магии в палочке является часть магического животного, поскольку они сами достаточно сильные источники магии, – удовлетворенно сказала Гермиона.

–Остается только понять, как сделать свой собственный источник магии сильнее или, что, возможно, то же самое, увеличить пропускную способность организма.

–Но это же наверняка жутко опасно!

–Все самое интересно опасно, иначе бы оно не вызывало такое любопытство.

Гермиона хотела продолжить отговаривать меня, но я прекратил все возражения поцелуем.

========== Глава 37 ==========

В мрачном и неприветливом Лондоне девственно чистая пелена декабрьского снега превратилась в грязно-коричневую массу под колесами машин. Непонятный вид осадков, иногда напоминающий снег, а иногда дождь падал на вечно спешащих столичных жителей с затянутого тучами низкого неба. Я был крайне рад, что мне нет необходимости проходить по улице перед последним в этом году визитом к доктору Лектеру.

–Добрый вечер, Гарри. Проходите, садитесь, – как всегда вежливо встретил меня Ганнибал.

–Здравствуйте, доктор Лектер, – несколько отстраненно ответил я, осознав, что пришел скорее по привычке, чем с конкретной целью.

–О чем Вы хотите поговорить сегодня? Может, Вы что-то хотите спросить у меня?

Я задумчиво посмотрел на него, усаживаясь в кресло.

–Пожалуй, у меня есть, что спросить у Вас. Недавно я прочитал «Преступление и наказание» и кое-что мне показалось странным или скорее непонятным.

–Замечательный образец русской классической литературы, – Ганнибал одобрительно улыбнулся, – но что же Вы не поняли?

–Раскольников построил некую теорию, позволяющую ему, как человеку, отказываться от некоторых нравственных ограничений ради того, чтобы сделать мир лучше. Он совершил преступление, и его теория оказалась несостоятельной, она не выдержала испытания реальностью. Но почему Раскольников даже не пытается как-то расширить или модернизировать ее? Почему, оказавшись на каторге, он приходит к религиозному искуплению грехов?

–Этому есть несколько причин, – с явным удовольствием начал Ганнибал. – Первая – сюжетная, автор прямо хочет показать невозможность построения отказов от нравственных табу. Религия – самый простой и действенный механизм поддержания рамок внутреннего мира человека. Люди, которые не могут или не хотят найти в себе силы быть честными с самими собой, обращаются к Богу, чтобы оправдать себя и свои действия, а также доказать себе необходимость наличия морали. Как бы это ни было печально, люди в массе своей очень редко задумываются над своими действиями, оставляя их мотивацию на знакомые с детства паттерны. Одним из них, как я говорил раньше, и является вера в некую высшую волю, которая отвечает за поступки человека, не важно правильные они или нет. В этом контексте Раскольников поступает очень разумно, прося прощения за безнравственный с точки зрения Бога и общества поступок, вверяя свою судьбу высшей силе.

–Да, я думал об этом, но мне показалось, что большую роль в данном случае сыграла Сонечка.

–Безусловно, ведь она и изначально является концентрацией искупления и веры, но заметьте не прощения. Сонечка поехала за Раскольниковым на каторгу. Она помогает ему, ведет к осознанию собственных грехов, но простить он должен себя сам, поскольку нет никаких других рамок, кроме собственного сознания.

–То есть на пути будущей безнравственности встает только навязанное обществом внутреннее табу или шаблонность мышления?

–Можно сказать и так, хотя многие назвали бы такой финал благородным и высоко духовным, – усмехнулся Ганнибал.

–Хорошо, но Вы сказали, что причин несколько.

–Да, вторая причина заключается в личности автора. Тут Вам надо немного узнать о политической ситуации в Российской империи середины 19 века. На престол взошел император Николай первый. Он отказался от либерального курса своего предшественника, сильно милитаризовал общество, поднял на новый уровень тайную полицию или в наших терминах разведку и контрразведку, а так же ввел очень серьезную цензуру во всех печатных изданиях. Общество же требовало от него назревших экономических и социальных реформ, в частности, отмены крепостного права, более мягкого аналога рабства. Многие молодые люди собирались вместе, образуя политические кружки, часто тайные, с которыми активно боролась власть. Федор Михайлович Достоевский был членом одного из таких кружков, так называемых петрашевцев. В какой-то момент риторика их политических собраний стала более радикальной, говорилось даже о государственном перевороте. В конце концов, их раскрыли и собирались казнить. Молодых людей выстроили в шеренгу, приготовив к расстрелу, и, когда ружья уже были заряжены, им объявили, что по милости императора расстрел заменяется каторжными работами и ссылкой. Такие события не могли не отразиться на молодых людях, один из них даже сошел с ума. Достоевский же уже на каторге обратился к вере и во многом перенес свое представление на страницы своих романов.

–Да, интересно. Но почему Раскольников вообще начал думать об этой своей теории? Это описано достаточно подробно, но откуда у него возникла изначальная мысль, что он лучше других?

Ганнибал внимательно на меня посмотрел и чуть заметно улыбнулся.

–Люди по своей сути не могут быть равны, мужчины и женщины, умные и не очень, богатые и бедные. Обществу выгодно поддерживать иллюзию равенства и одинаковых возможностей, но Вы сами уже должны были заметить несостоятельность этих идей. А при любом неравенстве кто-то выше других, кто-то ниже, а кто-то думает, что может стать выше. Так и теория Раскольникова – суть природы человека, стремления стать лучше других, желания выйти за ограничивающие рамки.

–Но это же так не… – я замолчал, осознав, что именно хотел сказать.

–Несправедливо? – понимающе кивнул Лектер. – Но несправедливо по отношению к кому?

–По отношению к обществу, ко всем, кроме этого конкретного человека.

–А что было бы, если бы Вы были этим человеком? Вы бы тоже считали такое положение дел несправедливым? – с каким-то отстраненным интересом спросил Ганнибал.

–Я? Я не знаю… Может быть не считал бы, но…

–Вы не уверены, что сможете вовремя остановиться, навязывая свое мнение окружающим? Не сможете понять, где кончается добро, которое Вы хотите принести людям, и начинается неизбежное зло от Ваших действий?

Я смог только кивнуть в ответ, заворожено слушая его.

–В этом и заключается роль личности, вышедшей за рамки традиционной морали. Такой человек, как опытный хирург, может вырезать опухоль, сделать обществу прививку, вылечить его от болезни. Люди в большинстве своем похожи на детей, им надо преподать урок, заставить думать в нужном направлении. И ценность этого урока зависит от того, насколько широко личность способна раздвинуть свои нравственные границы.

–Но откуда мне знать, какой путь правильный?

–Вы неправильно задали вопрос. Правильно будет спросить, кто кроме Вас, может знать это? Кто еще может правильно не ограничиваться нравственностью? Кто еще способен принести эту великую жертву?

–О какой еще жертве Вы говорите? – нахмурился я.

–Это же очень просто. Кто такой Раскольников, как не человек, принесший себя в жертву обществу, самой возможности изменить его, пусть изменения были незначительны. Любая личность, улучшая что-то вокруг себя, теряет что-то внутри. Это могут быть друзья, семья, внутренние идеалы или что-то еще не менее ценное.

–Но как же можно вот так решать за других людей?

–У Вас только два пути, или Вы решаете за всех, или кто-то решает за Вас. Человек по сути своей не приспособлен к свободе и самостоятельным решениям, его всегда нужно направлять по самому лучшему пути.

–Но это же тоже так несправедливо!

–Кто мешает Вам сделать справедливым то, что кажется правильным? Возможно, люди примут это, – пожал плечами Лектер.

Я сидел в прострации и смотрел на небольшой парк, дорожки которого укутывала темнота ранних сумерек. Почерневшие опавшие листья лежали грязными пятнами, частично укрытые недавно выпавшим снегом.

–Вы когда-нибудь задумывались, что за шрам Вы получили? – неожиданно спросил Лектер, отвлекая меня от нерешительных мыслей и самокопания.

–Сюда Лорд попал смертельным проклятьем и, как говорит Дамблдор, любовь моей матери отразила его, оставив мне только шрам, – рассеянно пояснил я.

–Но Вы же говорили, что он иногда болит и кровоточит.

–Ну да, он как-то связывает меня с Лордом.

–Я хочу предложить Вам пройти обследование мозга, было бы интересно посмотреть, как он работает. У меня есть знакомый, он мог бы нам помочь, например, завтра.

–Почему бы и нет, но вряд ли мы увидим что-то необычное, – пожал плечами я.

Какое-то обследование сейчас меня мало волновало, я никак не мог определиться со своим местом в мире и взятыми на себя нравственными ограничениями и обязательствами. Что я могу и не могу позволить себе сделать? Где проходит эта граница между справедливым и несправедливым, добром и злом? Существует ли она вообще или я просто выдумал ее для собственного спокойствия?

В традиционно задумчивом состоянии я попрощался с Лектером и переместился в Хогвартс.

========== Глава 38 ==========

На следующий день, в воскресенье, я выбрал момент и переместился в прихожую Лектера. Ганнибал отвез меня к своему знакомому, который согласился обследовать мой мозг. Получив результаты обследования и разъяснения, я попрощался с задумчивым и явно разочарованным Лектером и переместился обратно в Хогвартс. Никакой особой тайны, помимо привычных предосторожностей, я из своего путешествия не делал. Оставалось надеяться, что Дамблдору оно не будет очень интересно. В любом случае результаты были настолько путанными и неясными, что скрывать их не имело никакого смысла.

Войдя в гостиную Гриффиндора я устало опустился в кресло и хотел вернуться к недочитанной книге, но был атакован взволнованной Гермионой. Она вела себя очень нервно и возбужденно, но отвечать на вопрос, что такого страшного случилось, отказывалась, только пригласив прогуляться. Пожав плечами, я взял ее за руку и почувствовал условное прикосновение. Видимо дело было очень серьезное, и мы направились в Тайную комнату.

Как только дверь со змеями закрылась за нами, Гермиона как-то обреченно спросила:

–Что показало обследование?

–Да ничего особо определенного, – начал я, доставая распечатки различных проекций моего мозга. – С одной стороны я полностью здоров, но как раз там, где находится шрам, есть какая-то аномалия. Как мне объяснили, в этой области наблюдается повышенная активность нервной деятельности. Это не характерно, но не должно нести каких-то отрицательных последствий. Физических изменений, например, опухолей или еще чего-нибудь, в этом месте нет. Хотя сделать нормальный снимок удалось не с первого раза, видимо какая-то остаточная магия мешала прибору. Ты из-за этого так переживала?

Гермиона ничего не ответила, только сильно побледнела и села на удачно подвернувшийся стул. Я присел рядом с ней на корточки, погладил по голове и поцеловал похолодевшие руки.

–Гермиона, что с тобой? Ничего же плохого не случилось.

Она посмотрела на меня полными слез глазами, бросилась ко мне на шею и разрыдалась. Я совершенно не понимал, что такое нашло на обычно рациональную и рассудительную Гермиону, поэтому просто взял ее на руки и сел в кресло. Пытаясь успокоить, я гладил ее по голове и говорил, что все будет хорошо. Она только мотала головой и сильнее прижималась ко мне.

Спустя несколько минут, я, наконец, догадался достать успокоительное зелье. Гермиона, не посмотрев, выпила предложенный флакон, и, хлюпая носом, сказала:

–Я почти уверена, что ты крестраж Лорда.

–Что? – тупо переспросил я, почувствовав, будто меня стукнули мешком по голове.

–Первая догадка у меня появилась, когда ты рассказал, что Дамблдор уверен, что змея является крестражем, – начала быстро объяснять Гермиона, совершенно не собираясь отпускать меня. – Я сразу подумала, откуда у него такая уверенность? Что мы вообще можем знать об этой змее? Может быть, Снейп узнал о чем-то важном? Но Лорд вряд ли распространяется даже о существовании своих крестражей, да и любая информация принесенная шпионом может быть неправдой, а Дамблдор твердо уверен в ней. Значит, есть какие-то обстоятельства, которые указывают на змею, как на крестраж. И ответ может быть только один. Ты, Гарри, связан с Лордом, можешь видеть сны от его лица и от лица змеи. Ты связан с ними обоими. Я просмотрела несколько томов специфической литературы, о такой связи с человеком или животным никто не упоминает. Тем более, в первый раз ты видел глазами змеи еще до того, как мог с ней столкнуться. Значит, связь точно идет только через Лорда. А что связывает Лорда и змею?

–Но почему ты решила, что я крестраж? Как это могло… – Гермиона выразительно на меня посмотрела. – Да ты права, больше нет никаких вариантов. В ту ночь он сделал из меня крестраж, только вот хотел ли он этого? Судя по тому, что он постоянно пытается меня убить, нет. Вероятно, я был назначен жертвой, но вследствие какой-то ошибки стал крестражем. Как глупо и высокомерно с его стороны было делать меня жертвой для создания крестража! Сам и поплатился за собственное тщеславие.

Я мягко отстранил Гермиону, оставив сидеть в кресле, а сам возбужденно заходил перед ней, выпуская на волю несвязный поток мыслей.

–Да, теперь все сходится! Он ошибся, я выжил, но и он не смог умереть. Подожди, это значит, что Дамблдор знает, что я – крестраж!

–Ты уверен? Мне кажется, что это не так, – Гермиона с некоторым недоверием посмотрела на меня.

–Знает, знает! Именно в этом причина того, что он никак не может отстать от меня! Он знает, не может не знать. Великий маг он или хрен собачий?! Причем знает, наверняка, с той ночи, когда он определил меня к Дурслям. Все сходится! Все очень хорошо сходится!

Я весело улыбнулся, взъерошил себе волосы и вдохнул полной грудью, наслаждаясь моментом прозрения. Гермиона недоумевающее смотрела на меня и даже забыла отругать за неприличные слова.

–Гарри…

Я повернулся к ней, улыбнулся еще шире, схватил ее в охапку и, смеясь, закружил по комнате.

–А тебя совсем не беспокоит, что у тебя в голове осколок души Лорда? – осторожно спросила Гермиона, когда я поставил ее на пол. Видимо, она уже опасалась за мое психическое состояние и просчитывала варианты, как меня успокоить.

–Конечно беспокоит, но сейчас мы не можем его вытащить, так что зря переживать? Я с ним прожил шестнадцать лет и пока все было более менее нормально. Давай лучше подумаем, как мы можем использовать твою блестящую догадку.

–Использовать?! Гарри, тебе придется умереть, чтобы окончательно победить Лорда! Ты разве не понимаешь этого?

Я мягко обнял Гермиону, поцеловал куда-то в район затылка и серьезно сказал:

–Пока что я совсем не собираюсь побеждать Лорда, так что и погибать мне нет острой необходимости. Сосредоточься, мне нужна моя Гермиона и ее светлая голова.

–Я не позволю тебе оставить меня одну, – упрямо сказала Гермиона.

–Конечно, нет, – я еще раз поцеловал ее, на этот раз в губы. – Но давай вернемся к нашим баранам, точнее к Темным Лордам и крестражам.

–И что же тебя тогда беспокоит?

–Во-первых, крестражи. Они создаются через человеческое жертвоприношение, предполагается, что при этом маг отрывает часть своей души и запечатывает ее в какой-то предмет или, как мы знаем, в живое существо. Так, по крайней мере, считает Дамблдор и, вероятно, Лорд. Но у меня вопрос, как вообще можно оторвать часть души? В моем понимании душа – некая сумма всех мыслей, эмоций и чувств человека. Как от этого оторвать часть?

–Ну, может быть маг запечатывает, например, часть памяти или часть эмоций?

–И потом не может ими пользоваться? Довольно глупая идея, но это объясняет, почему Лорд действует так не последовательно, можно сказать безумно. Это получается, что при возрождении с помощью крестража маг получит только часть своей личности? Странно, ну да и ладно, это не наши проблемы. Меня больше беспокоит процесс создания. Почему убийство разрывает душу? И как вообще можно разорвать набор некой информации о личности человека?

–Ммм… Может это просто иносказательное выражение?

–Но Дамблдор был очень серьезен и убедителен, он явно верит в это. По его логике добрая половина человечества ходит с разорванным душами, чтобы это не значило. Почему убийство должно что-то делать с душой?

–Наверное, имеется ввиду, что человек начинает смотреть на мир более цинично, меньше сочувствовать. Вот только, это происходит и без создания крестража.

–Вот именно! Странная логика, во всех культурах всегда почитали воинов, убивающих врагов и защищающих социум. По логике Дамблдора воин имеет разорванную душу и достоин только порицания. Но опять же, это не совсем то, что я хочу понять. Основной вопрос в том, зачем нужно убийство при создании крестража? При чем не обязательно должен убивать сам маг, при создании крестража из дневника Миртл убил василиск, к тому же, вероятно, это произошло случайно.

–Может, когда кто-то умирает, происходит возмущение магического фона. Освободившуюся энергию можно как-то сохранить и использовать?

–И с помощью этой энергии можно запечатать часть своего сознания, личности, души, не важно, как называть, в некий предмет, – подхватил я. – Только не понятно, лишается ли маг этой части своего сознания или просто копирует, делает слепок. Очень похоже на правду, надо будет узнать об этом больше. Правда, эта энергия, наверняка, объявлена темной из идеологических соображений.

Я задумался над потенциально огромным источником энергии. Нужно только понять, как ее запасать и использовать. А да, и, конечно, вопрос нравственности. Что я смогу простить себе и оправдать своей целью?

–А что во-вторых? – выдернула меня из размышлений Гермиона.

–Ты про что?

–Ты сказал, что, во-первых, вопрос крестражей, а что во-вторых?

Я нахмурился, вспоминая, что имел ввиду.

–Во-вторых, личность некоего Тома Риддла. Мы начали забывать, скрываясь от Дамблдора, а ведь не стоило так делать. Лорд явно не сидит без дела, и нам нужно его притормозить. Для начала его нужно понять.

–Ты с ним гораздо ближе, чем кто-либо, – я улыбнулся тому, что Гермиона готова шутить на эту тему, – так что перечисли все, что о нем знаешь.

Мы сели в кресла, откинувшись на мягкие спинки, и я сосредоточенно начал:

–Что ж Том Риддл родился в 1927 году и почти сразу после рождения стал сиротой. Вырос в приюте, в одиннадцать лет был принят в Хогвартс и был распределен на Слизерин. В возрасте примерно пятнадцати – шестнадцати лет открыл Тайную комнату, убил Миртл и создал первый крестраж. Когда ему было семнадцать, убил своего отца и всю его семью, вероятно, создал еще один крестраж. После Хогвартса по не совсем понятным причинам пошел работать в лавку «Горбин и Бэркс». Через некоторое время втерся в доверие к одной из клиенток, украл у нее чашу Хаффлпафф и медальон Слизерина и, вероятно, убил ее. После этого проходит какое-то время и только в 1965 году он появляется на политической арене, как представитель ультраконсервативной аристократии, и набирает союзников.

–Нет, Гарри, подожди, – прервала мой монолог Гермиона. – Это Дамблдор действует, в основном, из рациональных побуждений. Лорд же скорее иррационален, его конечные цели могут быть не понятны даже ему самому. Попробуй представить себя на его месте и понять, почему он стал таким.

–Да, ты права, наши судьбы в чем-то похожи, – проговорил я, закрыл глаза, погрузился в себя и начал конструировать маску по заданным условиям.

–Меня зовут Том, и я живу в приюте, – начал я не открывая глаз. – Другие дети и даже воспитатели боятся меня, ведь я не такой, как все. Я могу двигать предметы силой воли! Я совершенствую свои умения, но это вызывает только страх и пренебрежение в глазах окружающих. Что ж я плачу им тем же, они не знают всего того, что я могу с ними сделать, не понимают моего могущества, которое обрушится на них рано или поздно! Я сильнее, чем они все вместе взятые, и это вызывает во мне радость.

Я открыл глаза и вопросительно посмотрел на Гермиону, она ободряюще кивнула и я продолжил.

–Сегодня ко мне пришел профессор Дамблдор. Он сказал, что таких, как я много, оказывается я – маг. Я ненавижу профессора Дамблдора! Он заставил меня отдать МОИ игрушки другим детям. Не важно, что раньше они были чужими, сейчас они МОИ! А еще Дамблдор гораздо сильнее меня, когда-нибудь я стану могущественнее, и он заплатит мне за все! А сейчас я лучше промолчу, но как же я ненавижу Дамблдора! Как он посмел подумать, что я не могу сам купить вещи к школе!

Я перевел дыхание, ощущать себя маленьким мальчиком, который когда-нибудь станет Лордом, было странно, но мы действительно были похожи, я мог понять его в этот момент. Только он предпочитал меньше задумываться о своих действиях и их последствиях, полагаясь в большей степени на чувства и силу, в то время, как мне сразу были показаны те, кто сильнее меня.

–Я приехал в Хогвартс, – продолжил я. – Замок великолепен! Наконец, у меня, сироты, появилось место, которое я могу назвать домом. Дети с моего факультета не любят таких, как я, маглорожденных и полукровок. Но ничего, я еще стану сильнее и могущественнее всех этих бездарей. Я еще покажу им, что такое сила настоящего мага! Они будут стоять передо мной на коленях и просить милости, а их дети будут целовать подол моей мантии! Но это потом, сейчас я развиваюсь, совершенствуюсь, все должны уважать и любить меня. Только Дамблдор, похоже, не верит мне, он чувствует мою ненависть, но не может ее объяснить.

Да, это определенно похоже на Лорда. Он хочет быть сильнее всех, хочет подчинить себе весь мир, упиваться собственным разрушительным могуществом. Хорошо, что мне это не грозит, сила лишь инструмент достижения цели, но никак не она сама. В этом мы совершенно различны. Он, словно разъяренная стихия, сметал все, что было у него на пути, не разбирая, что уничтожает, и не оглядываясь назад. Я же тот, кто сможет обуздать его ярость.

–Мне пятнадцать и сейчас Дамблдор единственный, кто может помешать сбыться моим планам. Я все так же ненавижу и, осознавая силу, боюсь его. Я хочу жить! Никто не должен быть столь сильным, чтобы убить меня! У меня есть план, я смогу победить даже смерть, чего уж говорить о каком-то Дамблдоре. Для этого тебе придется умереть, но такова плата за величие. Умри!

Я потряс головой, скидывая слишком эмоциональную маску. Гермиона была немного бледной после этого представления.

–Это только маска, – пожал плечами я. – Я уже давно научился отличать свою настоящую личность, а то так и шизофрению не долго заработать.

–Да уж, очень правдоподобная маска. Я даже испугалась, когда ты рыкнул в последний раз, – укоризненно посмотрела на меня Гермиона.