Текст книги "Власть любопытства (СИ)"

Автор книги: QQy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

–Нет, все замечательно. Просто…

–Что просто?

–Обычно родители поздравляли меня письмом, но сегодня оно не пришло. Они на конференции по стоматологии во Франции, им оттуда, наверное, сложно послать сову. Глупо, да? Они же приедут через несколько дней и тогда наверняка напишут.

–Совсем не глупо, – я прижал ее к себе. – Просто ты растешь и тебе грустно от того, что ты отдаляешься от родителей, это вполне нормально.

Она подозрительно посмотрела на меня.

–Я читаю книгу по психологии, – смутился я. – В любом случае расслабься, сегодня твой день.

–Да, ты абсолютно прав.

Беззаботно улыбаясь, мы направились к озеру и долго гуляли, радуясь последним теплым дням, наполненным осенним солнцем. Ленивое обсуждение недавно прочитанных книг подходило для нашей неспешной прогулки, как нельзя лучше. Начав, замерзать, мы зашли к Хагриду, где выпили по большой чашке травяного чая с приготовленным Добби тортом. За разговором мы не заметили, как на окрестности опустились сумерки, и отправились в Хогвартс, когда совсем стемнело.

Гермиона легко размахивала новой безразмерной сумкой, упруго шагая по начинающей желтеть траве, а я настроился на лирический лад, вдыхая прохладный ночной воздух. Душевная энергия требовала выхода, и я, рассмеявшись, подхватил Гермиону и закружил в неровном свете луны, она раскинула руки в стороны и тоже засмеялась. Я посмотрел в ее искрящиеся радостью глаза и тихо пропел запомнившиеся мне слова из недавно прочитанной книги:

Ночь – покой, жемчугами усеянный…

Ночь – для нас!

И радость сверкает, ею навеяна,

В глубине твоих глаз.

Любовь, цветами увенчана,

В наших сердцах…

Любовь, цветами увенчана,

Переполнила нас.

Только спустя час мы аккуратно пробрались в Гриффиндорскую башню, сверяясь с Картой Мародеров, чтобы уснуть в ожидании будущего.

========== Глава 26 ==========

Мы с Гермионой сидели за длинным обеденным столом из темного дерева в комнате, освещенной приглушенным светом электрических ламп. За окном царствовал оранжево-розовый, переходящий в бордовый закат. Последние солнечные лучи, прорвавшись сквозь частые серые тучи, отражались от полированной поверхности, придавая происходящему в комнате мистический оттенок. Напротив, внимательно изучая мое лицо, сидел Дамблдор. В этот раз он предпочел не проявлять свою экстравагантность и одел обычный магловский темный, пусть и несколько старомодный, костюм. Его серебристая длинная борода была сплетена в строгую косу, а вездесущие очки-половинки посажены близко к глазам. Лицо выражало крайнюю сосредоточенность и внимание.

Комната была погружена в напряженное молчание. Ко мне пришло смутно знакомое чувство, я почти видел клубящиеся волны силы, почти осязал линии вероятностей, слившихся в один бурлящий поток с множеством завихрений. Я чувствовал, что каждое слово, каждый жест имеют сейчас особое неповторимое значение, но не несут сами по себе никакого смысла. Только полная картина, составленная из маленьких неподходящих друг к другу кусочков, имела довлеющую над всем действом суть. Казалось, что мир вокруг замер в ожидании, сконцентрировавшись на тонком острие, на конце которого находился я. Было удивительно, как остальные могут не чувствовать этого давления, но ни Дамблдор, ни Гермиона не подавали виду, что происходит что-то необычное.

Я моргнул, и иллюзия исчезла, будто ее и не существовало. Чтобы немного отвлечься, я повернулся к Гермионе, в который раз отмечая, как ей идет темно-зеленое платье с закрытой шеей. Она сжала под столом мою руку в немой поддержке, и я почувствовал, что могу, если не все, то многое.

–Мальчик мой, – прервал молчание Дамблдор, но, наткнувшись на мой неприязненный взгляд, спросил. – Я ведь могу тебя так называть?

Я прислушался к собственным ощущениям в поисках верного ответа.

–Вы можете называть меня, как Вам угодно. Но должен предупредить, что по Вашему обращению я буду судить об отношении ко мне.

Вероятности, вновь возникшие перед глазами, изменились, увлекая меня к картинам возможного будущего, я почувствовал, что готов утонуть в потоке времени. Волевым усилием я заставил себя не обращать на них внимания, посмотрев на входящего в комнату Ганнибала.

–Сегодня я решил приготовить традиционные английские блюда, – сказал Лектер, подкатывая небольшой столик на колесиках. – Я предлагаю вам попробовать ростбиф с овощами и йоркширским пудингом.

Он расставил перед каждым тарелки, занимая место во главе стола.

–Спасибо, – сказала вежливая Гермиона, отрезая себе кусочек мяса.

–Очень вкусно, Вы сами его приготовили? – спросил Дамблдор, поддерживая светскую беседу.

–Да, я люблю готовить для своих гостей. Особенно мне всегда удавались мясные блюда.

–Поделитесь своим секретом? – я тоже попробовал мягкое мясо, ощутив сладковато-пряный вкус с небольшой, но уместной горьковатой ноткой.

–Секрет очень прост, – Ганнибал внимательно посмотрел на меня. – Выбирая мясо, необходимо осознавать в себе скрытого хищника.

–Хищника? Я Вас, кажется, не поняла, как приготовление пищи связано с хищничеством? – Гермиона была явно озадачена.

–Еще с тех пор, как человек стал жарить мясо на костре, приготовление пищи было сакральным интимным процессом, продолжением общения охотника со своей жертвой, воздаянием природе за добытые богатства. А кем является охотник, если не хищником?

–То есть при выборе говядины Вы олицетворяете себя с древним охотником? Вам не кажется это странным, вы же не охотились на корову?

–Нет, хищник более общее понятие. Он не только добывает пищу для себя или племени, но и включен в пищевую цепь, стоит на вершине пирамиды. Хищник контролирует численность видов, отслеживает больных и старых особей, является регулирующим механизмом естественного отбора.

–И в чем же тогда проявляется Ваше хищничество? – Гермиона задала очень правильный и удивительно уместный вопрос, как будто именно к нему Лектер ее и подводил. Я внимательно следил за разговором, пытаясь понять, зачем Ганнибал поднял эту тему. Дамблдор тоже сохранял молчаливое спокойствие, съев часть ростбифа.

–Я выявляю больных и неправильно развитых, конечно, и помогаю обществу справиться с ними.

–А Вы считаете себя хищником, профессор? – спросил я Дамблдора, внимательно наблюдая за ним. Его узловатые покрытые морщинами старческие пальцы почти незаметно напряглись, сжав нож, но тут же расслабились. Я почувствовал, как напряжение за столом резко увеличилось.

–Я не хищник, Гарри, я лишь стараюсь помочь там, где позволяют мои не такие уж и большие силы.

–И чем же Вы помогли мне, например?

–Я сделал все, чтобы ты был в безопасности, – грустным голосом проговорил он, его необыкновенно голубые глаза лучились пониманием.

–Именно поэтому Вы прикладываете большие усилия, чтобы ограничить мой круг общения и не допустить меня до известной Вам жизненно важной информации?

–Ты все понял неправильно, Гарри. Я хотел лишь предостеречь тебя от необдуманных шагов. А информация, как, я уверен, ты понимаешь, может быть опасна, особенно в магическом мире.

–Точно так же, как и ее отсутствие.

Я усилено сдерживал себя от желания закричать, прикрыв глаза. Пожалуй, только присутствие Гермионы, снова сжавшей мою руку, удерживало меня от срыва.

–Вы намеренно настраивали меня против родителей Гермионы! – злобно бросил я. – Гвен и Джек Грейнджеры – замечательные люди. Они сделали то, что Вы не смогли за пять предыдущих лет – поинтересовались моим мнением!

–Да, я признаю свою ошибку, – смиренно склонил голову Дамблдор и повторил.– Я признаю многие свои ошибки в отношении тебя, которые я уже не смогу исправить. Но и ты должен понять меня, сейчас жизненно необходимо, чтобы ты осознал свою значимость в магическом сообществе Британии, как бы это ни было жестоко.

Я вытянулся в струнку, сосредоточившись на том, чтобы не сказать что-нибудь резкое или неприличное.

–Уважаемый профессор Дамблдор хочет только сказать, что для поддержания спокойствия в социуме, кому-то необходимо принимать тяжелые решения, а иногда бесчеловечные решения. Вы же прочитали «Государя», и знаете, что многие обоснованные суждения могут и даже должны быть безнравственны, – проговорил Ганнибал, переведя тяжелый взгляд на Дамблдора.

–Совершенно верно, доктор Лектер. Гарри, ты должен понять, что многие мои решения продиктованы той ответственностью, которую я принял на себя.

–Хорошо, – я несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. – Я согласен на сотрудничество с Вами, хотя это совершенно не доставляет мне удовольствия.

–Всем нам приходится чем-то жертвовать, Гарри, – Дамблдор тяжело вздохнул.

–Но Вы будете считаться с моим мнением и поделитесь информацией.

–Я расскажу тебе все, что знаю о Волдеморте, – торжественно произнес он. Меня насторожила та легкость, с которой он пошел на уступку, но я решил обдумать это позже.

–Надеюсь, Вы понимаете, что я не перестану общаться с родителями Гермионы и продолжу посещать сеансы доктора Лектера.

–Конечно, Гарри, – Дамблдор покачал головой, но ничего больше не сказал.

Я был в недоумении, все прошло слишком быстро, как будто Дамблдор дал мне только то, что он и так терял при любом раскладе, особо не торгуясь. Он не мог забыть о доме Блэков, рано или поздно он снова попросит доступ к нему, и мне придется его предоставить. Я не могу себе позволить ни идти на прямой конфликт с ним, ни еще раз разыграть карту обиженного подростка после того, как он пошел на уступки. Что ж ловко, но немного времени у меня есть. Дамблдор дождется, когда мы, как минимум, окажемся наедине, чтобы получить свою часть сделки. Сейчас он уже получил несколько очков в глазах Гермионы, что совсем не хорошо.

–Предлагаю закрепить договоренность чаем с десертом. Сегодня рад предложить вашему вниманию ягодный трайфл, – Ганнибал расставил перед каждым изысканные вазочки с десертом и разлил чай.

–Доктор Лектер, скажите, а почему Вы так заинтересовались случаем Гарри? – спросил Дамблдор, внимательно изучая лицо Ганнибала поверх очков-половинок.

–Разве это не очевидно, профессор? – Лектер, совершенно не ограничивая себя, посмотрел в глаза Дамблдора. – Он является для меня связующим звеном с магическим миром. Мне, как любопытному человеку и психологу, не может быть не интересна жизнь в вашем сообществе.

Мы с Гермионой переглянулись, и она попробовала перевести на себя внимание Лектера, чтобы защитить его сознание хотя бы так.

–А разве сам Гарри Вам не интересен?

–Боюсь, мисс Грейнджер, случай Вашего друга довольно тривиален, – Лектер, наконец, посмотрел на нас. – Проблема плохой социализации, обусловленная детскими психологическими травмами, к сожалению, довольно частое явление. Она требует долгого и систематического лечения, но какого-то научного интереса для меня не представляет.

–Я и не в обиде, главное, что доктор Лектер мне помогает. Я начал чувствовать себя гораздо увереннее с тех пор, как начал посещать сеансы.

–Да, у Гарри определенно наметился прогресс, но решение всех проблем – долгий процесс.

Ганнибал снова повернулся к Дамблдору, но тот уже вернулся к своему чаю. Губы Лектера почти незаметно на мгновение приподнялись в подобии улыбки, его лицо заострилось, а глаза подозрительно сузились. Через мгновение передо мной снова сидел знакомый мне доктор Лектер с полностью бесстрастным лицом. Все произошло настолько быстро, что я не был уверен, что мне не привиделось.

–Вы, мисс Грейнджер, – тем временем продолжил Ганнибал, – внесли большой вклад в лечении Гарри. Я очень рад, что рядом с ним есть такой человек, как Вы.

–Спасибо, – Гермиона отвела взгляд и порозовела от смущения.

Лектер еще секунду оценивающе на нее посмотрел и обратился ко всем присутствующим:

–Я очень надеюсь, что вам понравился ужин. Возможно, появится смысл как-нибудь его повторить.

Мы заверили его, что ужин был достоин всяческих похвал и начали откланиваться. От предложенной Дамблдором аппарации я вежливо отказался и доверил перенос своей персоны Добби. Гермиона нахмурилась, но поддержала меня, чем вызвала у меня счастливую улыбку.

========== Глава 27 ==========

Утро понедельника началось бодро. Я проснулся рано и спустился в гостиную, как всегда встретив там Гермиону. Она сидела около камина и читала, но была необычайно тихой и задумчивой. Я не стал сильно расспрашивать ее, решив, что это последствия вчерашнего ужина. Я только сел рядом и обнял за талию, она улыбнулась и оперлась на меня спиной.

За окном светило яркое солнце, по небу проплывали редкие облака, а слабый ветерок слегка раскачивал листья деревьев в Запретном лесу. Природа будто приглашала выйти и насладиться осенними запахами прелой травы и ощутить тепло солнечных лучей. Такая погода была, как нельзя, кстати, поскольку Рон и Кэти, последняя оставшаяся загонщица, убедили меня провести отбор в команду сегодня после занятий. Как бы ни хотелось затянуть, я был вынужден признать, что время для квиддича пришло.

Дождавшись Рона, мы пошли на завтрак. Я безуспешно попытался развеселить Гермиону, но добился только невнятных объяснений о плохом предчувствии. Завтрак, приготовленный Добби, был, как всегда, великолепен. День начинался по обыкновению не плохо, но меня что-то настораживало, какое чувство неправильного, которое я не мог себе объяснить, поселилось в сознании. Когда я уже допивал свой кофе, к нам подошла профессор Макгонагалл.

–Мисс Грейнджер, Вас вызывает к себе директор, – строго сказала она, поджав губы.

Гермиона, без особого аппетита ковырявшая завтрак, со звоном уронила вилку.

–Мистер Поттер, мистер Уизли , думаю, вам тоже стоит пройти с нами.

Мы с Роном обменялись озадаченными взглядами, но не стали задавать вопросов и встали из-за стола. Гермиона тоже встала, как-то обреченно опустив плечи и уперев взгляд в пол. Я обнял ее и поцеловал в висок, но не дождался никакой реакции. Профессор Макгонагалл, увидев это, ничего не сказала, только еще сильнее выпрямилась и направилась к выходу из Большого зала.

В кабинете Дамблдора не осталось и следа моего буйства. Большой стол все также занимал основное пространство, множество серебряных приборчиков также жужжало и пыхтело, портреты бывших директоров тихо переговаривались и с интересом рассматривали нас. Возле двери в клетке сидел Фоукс, выросший за почти три месяца до нормальных размеров и покрывшийся блестящими алыми перьями. Мне было неприятно здесь находиться, недавние воспоминания сами всплывали перед глазами, да и присутствие Дамблдора не доставляло удовольствия.

Директор сидел за столом в обычной серебристой мантии, перебирая какие-то бумаги. Увидев нас, он снял очки и помассировал себе виски, под глазами у него залегли синяки, свидетельствующие о бессонной ночи. Он казался, как никогда, старым и уставшим, хотя я был уверен, что это впечатление во многом обманчиво.

–Присаживайтесь, пожалуйста, – Дамблдор указал на три мягких стула. Магонагалл осталась стоять сбоку от нас.

–Может быть чая? Печенья?

Рон уже собирался согласиться, когда Гермиона твердо сказала:

–Профессор, зачем Вы нас позвали?

Дамблдор тяжело вздохнул, протер очки краем мантии, одел их и мягко сказал:

–Мисс Грейнджер, мне очень неприятно Вам это говорить, но прошлой ночью на Ваш дом в Кроули напали Пожиратели Смерти. Боюсь, что Ваши родители мертвы.

Гермиона побледнела, судорожно втянула в себя воздух через рот и сильно сжала мою руку, словно она последнее, что осталось в жизни. Мое сознание раздвоилось, одна часть хотела биться в истерике и обвинять всех вокруг и прежде всего себя, а другая, рациональная, понимала, что Гермионе сейчас гораздо хуже, и ей нужна моя поддержка. Проглотив подступивший к горлу ком, я молча повернулся к Гермионе и прижал ее к себе. Сзади послышалась удивительно прекрасная и от того абсолютно неуместная песня феникса. От нее не появлялось знакомого тепла и спокойствия, разливающегося по всему телу, сейчас она вызывала только раздражение, как детская сказка, которую начинают рассказывать вместо серьезной информации. Слегка скривившись, я усилием воли проигнорировал феникса, сфокусировав свое внимание на Гермионе. На несколько секунд обмякнув в моих объятьях, она отстранилась, выпрямилась, словно античная статуя и выжидающе посмотрела на Дамблдора, также сжимая мою руку. Он еще раз вздохнул, подал знак Фоуксу замолчать, поняв неуместность песни, и продолжил объяснения:

–Ночью над домом заметили Черную метку, но, когда прибыли авроры, там уже были полицейские. Они стерли всем воспоминания, но не забрали тела. Сейчас они находятся в морге полицейского участка в Кроули. Я понимаю, как Вам тяжело, мисс Грейнджер, но Вам необходимо формально опознать родителей, таковы правила магловской полиции. Профессор Макгонагалл поедет с Вами и уладит все вопросы, ведь по магловским законам Вы еще несовершеннолетняя.

Гермиона только кивнула и еще крепче сжала мою руку, впившись ногтями в ладонь.

–Я поеду с Гермионой, – твердо сказал я, – ей нужна моя помощь и поддержка.

По реакции Дамлдора сложно было сказать что-то определенное, но мне показалось, что он недоволен моими словами. Он посмотрел на меня поверх очков-половинок своим пронзительным взглядом. Я тут же посмотрел в точку над его правым плечом, хотя не почувствовал проникновения в свое сознание. Предосторожность лишней не бывает.

–Это может затянуться на несколько дней, Гарри. Ты пропустишь занятия и тренировки.

–Значит, я их пропущу, Гермионе сейчас нельзя оставаться одной. Если понадобится, мы всегда сможем заночевать у меня, на Тисовой улице.

–А твои дядя и тетя не будут против?

–Я как-нибудь с ними договорюсь, – спокойно ответил я, про себя подумав, что их мнение меня особо не будет интересовать.

–Но, Гарри, сегодня же отборочные испытания в нашу команду, – вставил Рон.

–Ничего, перенесем на следующую неделю, – отмахнулся я.

–Нам же надо тренироваться, игра уже скоро, мы не успеем сыграться. Ты подведешь весь факультет! – продолжил убеждать он.

–В мире есть вещи гораздо важнее квиддича, – спокойно сказал я, мягко освободив руку из хватки Гермионы, не сказавшей еще ни слова. Ее пальцы были очень холодными, я поднес их к губам и попробовал согреть дыханием. Она только погладила меня по щеке, сохраняя молчание.

Рон тем временем вскочил и обвиняюще показал на меня пальцем.

–Да как ты можешь! Вещи важнее квиддича! Да ты просто несерьезно относишься к игре! В конце концов, они же были просто ма… – Рон подавился своим мычанием, когда наткнулся взглядом на грозные взгляды Дамблдора и Макгонагалл, но было уже поздно.

Слабо осознавая себя, я вскочил на ноги, одним движением подскочил к Рону и ударил его в лицо. Он, явно не ожидая этого, прислонился к стене, зажимая нос рукой, из-под которой начала капать кровь.

–Проводи отбор сам, я ухожу из команды, – холодно сказал я, бросив ему значок капитана. Рон механически поймал его, неверяще смотря на меня.

–Думаю, нам пора, не будем терять времени, – обратился я к Макгонагалл, она только кивнула.

Мы переместились в переулок недалеко от полицейского участка и сразу стала заметна разница между югом Англии и севером Шотландии. Вместо яркого солнца и свежего, наполненного осенними запахами, воздуха нас встретили мелкий противный дождь и затянутое серыми облаками небо. Грязно-желтое в потеках трехэтажное здание полицейского участка никак не выделялось среди однотонных административных построек. Единственной отличительной чертой была небольшая поблекшая от времени табличка. Лавируя между неглубокими лужами, по мокрому черному асфальту быстро шли редкие прохожие, кутаясь в непромокаемые плащи или скрываясь под зонтиками.

На посту дежурного офицера оказалось, что профессор Макгонагалл хорошо готова к общению с магловскими властями. Она четко объяснила ситуацию и предоставила подлинные документы работника социальных служб. Полицейский сочувственно, но с нездоровым интересом посмотрел на Гермиону и указал на лестницу в подвальный этаж.

–Я часто общаюсь с магловскими властями, как официальный представитель школы, – тихо пояснила профессор в ответ на вопросительный взгляд Гермионы, не произнесшей ни слова пока мы шли к воротам Хогвартса, чтобы аппарировать. Даже в такой ситуации любопытство не оставляло ее. Видимо, Макгонагалл тоже считала это хорошим признаком. С каждой новой ступенькой температура воздуха немного уменьшалась, а Гермиона становилась бледнее. Я почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь, и сильнее сжал ее маленькую ладошку.

В подвальном этаже нас встретил приятный на вид молодой человек в белом халате. Он провел нас в комнату с холодильной установкой и выдвинул одну секцию. Знакомое живое и веселое лицо Джека превратилось в неподвижную белую, будто мраморную, маску. Внимание приковывало необычайно умиротворенное лицо, намечающиеся морщинки на лбу и в уголках закрытых глаз разгладились, посиневшие губы сложились в тонкую линию. По белой отвердевшей на вид шее шла, открывая трахею, неровная широкая рваная рана, вырванные куски мышц неприглядно вылезали на поверхность, контрастируя с кожей. Было видно, что тело уже успели обработать и очистить от, вероятно, большого количества крови.

–Да, это мой отец, —тихо сказала Гермиона, пристально вглядываясь в некогда радостное родное лицо.

–Причину смерти, к сожалению, установить не удалось, – сказал врач, задвинув тело в холодильник. – Он просто взял и умер, все травмы были нанесены посмертно, кроме незначительных царапин.

–Травмы? – я хмуро глянул на него.

–Рваные раны на шее, руках и животе, в нескольких местах сломаны кости рук и ног. Так же на некоторых частях тела есть посинения, вероятно, он находился в неудобном положении перед смертью.

Гермиона приглушенно всхлипнула, а я был зол на себя за то, что не вовремя захотел узнать подробности.

–Я должен Вам показать тело, предположительно Вашей матери, но…

–Что такое, молодой человек? – строго спросила Макгонагалл преподавательским тоном.

–Дело в большом количестве травм, – молодой врач замялся и быстро добавил. – Все травмы так же были нанесены после смерти, это я могу сказать точно. Но и в этом случае мы не смогли установить причину смерти. Мы можем пропустить опознание, ее почти невозможно узнать, мы уже отправили слепок ее зубов на экспертизу.

–Я хочу ее увидеть, – тихо, но твердо сказала Гермиона.

Он вздохнул, и выдвинул еще одну секцию холодильной камеры. Труп был укрыт светлой простыней, под которой угадывался контур женского тела. Врач, еще раз посмотрев на нас, открыл верхнюю часть тела.

Лицо было практически лишено кожи, белые, мягкие на вид, почти бархатные островки кожи остались лишь около высохших глаз, с которых были полностью срезаны веки. Мышцы лица, одеревеневшие после холода, плотными жгутами охватывали кости. Их серовато-розовый цвет вызвал неприятные спазмы в желудке. Нос, вдавленный в череп, был похож на два глубоких темных отверстия на плоском лице. Губы отсутствовали, открывая взгляду плотоядный оскал, в который сложились ничем не прикрытые зубы. На месте срезанных ушей остались лишь неприглядные отверстия, около которых были видны разрезанные мышцы. Лишенная кожи шея, походившая на ужасную анатомическую модель человеческого тела, была на половину прикрыта белой тканью. Единственное, что еще напоминало о Гвен в этой гримасе смерти были свалявшиеся, плохо расчесанные каштановые волосы, обрамлявшие голову пушистым ореолом.

Профессор Макгонагалл, увидев тело, отвернулась, прижав к губам носовой платок. Я не мог оторвать взгляд от выцветших глаз и неестественно выделяющихся зубов. В голове возникла совершенно неуместна мысль о том, кто и зачем захотел так отвратительно изменить эту красивую и добрую женщину. Я еще, наверное, долго мог вглядываться в обезображенное лицо, если бы не почувствовал, как рядом оседает на пол Гермиона. Успев подхватить, я усадил ее на ближайший стул. Врач быстро убрал тело и всунул ей в руку стакан воды, в который что-то накапал. Бледная, как полотно, Гермиона медленно глоток за глотком пила воду, не отводя взгляда от маленького отверстия вентиляции. Я не знал, что делать, поэтому присел рядом на корточки и взял ее за свободную руку.

–Сожалею, – сказал молодой врач под строгим взглядом Макгонагалл. – Результаты экспертизы будут только завтра, но мы почти уверены, что это Ваша мать.

Мне захотелось прибить этого врача, но я понимал, что он просто выполняет свою работу. Могло бы быть гораздо хуже, если бы на его месте был кто-то более циничный и безучастный.

Когда Гермиона более менее пришла в себя и подписала протокол опознания, мы уже хотели уходить, но нас задержал начальник отделения. Кроули – маленький и тихий городок, и, по его словам, таких жестоких убийств здесь раньше не происходило. Он заверил нас, что сделает все возможное, чтобы поймать преступника. Он считал, что родителей Гермионы похитил какой-то психопат, когда они ехали вечером на самолет во Францию, и держал где-то почти неделю. Все указывало, что убийство произошло не в доме Грейнджеров, а тела привезли, чтобы выставить напоказ.

–Но зачем это могло кому-то понадобиться! – вырвалось у Макгонагалл.

–Так случается, мэм, когда убийца психически болен. Такие люди совершенно непредсказуемые. Этот, например, мало того, что надругался над телами и выстроил целую отвратительную сцену, так еще и забрал с собой трофеи.

Видя наши непонимающие лица, он пояснил:

–Он забрал с собой некоторые части тел. Боюсь, его будет очень сложно поймать, но к делу уже подключилась полиция графства. Мы не оставим это преступление без ответа.

Было печально осознавать, что все их усилия будут бессмысленны, вряд ли они смогут найти хоть кого-то из Пожирателей Смерти. Внимание расплывалось, я совершенно не понимал, что от нас нужно этому человеку. Гвен и Джек уже мертвы, разве он не видит, что Гермиона в шоковом состоянии.

Однако, только к вечеру мы смогли разобраться с большей частью бумаг. Похороны были назначены на послезавтра, а завтра Гермионе еще предстояло вступить в права наследования и устроить продажу дома хоть за какие-нибудь деньги. Я не хотел оставлять Гермиону наедине с этими мучениями, так что возвращение в Хогвартс откладывалось. Профессор Макгонагалл отнеслась к моему решению с пониманием, но после обеда оставила нас, сказав, что ей нужно поговорить с Дамблдором.

Когда все нужные нам учреждения закрылись, я, особо не задумываясь, велел Добби перенести нас на Тисовую улицу. Дом встретил нас закрытой дверью и темной прихожей, из столовой доносились звуки обеда. Я повел уставшую Гермиону в свою комнату, ни на что не обращая внимания. На звук в прихожую выбежали Дурсли и начали шумно возмущаться, но, повинуясь условному жесту, Добби заглушил их крики. Даже дядя Вернону хватило понимания, и он не стал принимать радикальных и бессмысленных решений.

Уложив Гермиону головой к себе на колени я начал перебирать ее волосы и тихо напевать незамысловатую мелодию. Она расслабилась, скинув с себя переживания прошедшего дня, и горько заплакала, уткнувшись мне в живот. Мне оставалось только мягко гладить ее и шептать успокаивающие слова, пока ее плечи содрогались в почти беззвучных рыданиях. Через какое-то совершенно неопределимое время она начала успокаиваться и, негромко всхлипывая, поджала под себя ноги и уснула. Я прислонился спиной к стене, подумав о том, как неудобно спать сидя, и спустя несколько минут провалился в беспокойный сон.

========== Глава 28 ==========

Погода стояла замечательная, насыщенно голубое небо, очистившееся от серых туч, ярко контрастировало с настроением. Мелкий дождик, приевшийся за последние два дня, оставил после себя только многочисленные лужи и ощущение сырости в воздухе. Сентябрьское солнце, лаская лицо теплыми лучами, будто старалось показать, что жизнь продолжается, несмотря на любые неприятности.

Мы с Гермионой вот уже пол часа молча стояли на до отвращения свежей траве, даже не собирающейся завянуть перед грядущими холодами. Перед нами были две свежие могилы, укрытые венками и цветами. На похороны пришло много незнакомых мне людей, все выражали Гермионе соболезнования несколькими словами, но она только иногда кивала и пожимала протянутые руки. После церемонии все разъехались, но она так и не сдвинулась с места, уже привычно сжимая мою ладонь.

За последние два дня мы почти не говорили, все и так было понятно без слов. Я только частично мог разделить ее боль. Даже этого мне хватало, чтобы понять, что последнее, что ей сейчас нужно – это жалость и сочувствие. Разве можно так хорошо знать другого человека, чтобы полностью прочувствовать его боль? Я не хотел себя обманывать, сочувствие к Гермионе лишь успокоит меня, но ничего ей не даст. Я могу лишь признаться в собственном бессилии и быть рядом. Это только ее боль, ее испытание, она должна сама пережить горе.

Вот уже пятнадцать минут, как я заметил, что табличка с надписью «Гвенда Грейнджер» покосилась, но не решался отпустить Гермиону, чтобы поправить ее. Я только сильнее прижимал ее к себе, думая о том, что через месяц на этом месте появятся гранитные памятники и больше не произойдет никаких изменений в обозримом будущем. Джек и Гвенда так навсегда и останутся лежать в земле, застывшие в своих измененных формах.

Подул холодный пронизывающий ветер, напоминая, что счастливое и беззаботное лето, когда все было так просто, закончилось, и наступила неизбежная осень.

–Пойдем, – тихо проговорила Гермиона.

Я только кивнул, и, поддерживая ее за талию, повел к выходу с кладбища. На сегодня нас официально освободили от занятий, но делать было особо нечего. Все дела были закончены, бумаги подписаны, а дом Грейнджеров выставлен на продажу по минимальной цене, так что мы переместились в Хогсмид и медленно побрели в сторону замка.

–Покажешь мне сегодня Тайную комнату? – примерно на середине пути Гермиона прервала ставшее привычным молчание.

–Но зачем тебе туда? Это просто большой грязный зал в подземельях, – удивился я.

–Хочу кое-что проверить.

–Хорошо, надо только как-то прогнать из туалета Плаксу Миртл. Не думаю, что она кому-то расскажет, но все же.

–Не волнуйся, я займусь этим.

Пусть просьба Гермионы и казалась мне странной, но я обрадовался, что сквозь слой скорби и печали снова проглядывает ее натура.

На входе в Хогвартс мы никого не встретили, что было вполне предсказуемо, занятия еще не закончились, и сразу прошли в коридор на втором этаже. Оказавшись около женского туалета, Гермиона осмотрелась вокруг, кивнула каким-то своим мыслям и вошла. Я же в это время сверился с картой Мародеров, чтобы проверить, не идет ли кто.

–Заходи, она улетела, – послышался голос Гермионы. Я зашел, быстро закрыл дверь и прошел к крайнему умывальнику. Маленькая змейка на кране привычно блеснула в свете факелов.