Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: novel2002

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Погоди! – бросил Дальский, когда тот уже собирался нажать на кнопку. – Хорошо! Ты все же не настолько злобная тварь, чтобы ставить такое условие из чистой вредности. Раз он не хочет, чтобы я видел его, я согласен на его условия.

– Великолепно! Рад за вас обоих! И спасибо за комплимент! – буркнул Максим и отключил телефон.

Швырнул его обратно на тумбочку и зарылся в кокон из одеял.

– Пиздец! Это будет полный пиздец! – плаксиво прошептал он в подушку. – Надо будет хорошенько растянуть зад, иначе боюсь, он порвет меня напополам, когда засадит туда со всей дури свое горячее рыцарское копье… На полном скаку засадит… Не слезая с боевого коня и не снимая стальных доспехов… Короче, мне точно пиздец!

========== Часть 17 ==========

***

Егор не был в Клубе больше месяца, но казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как за ним закрылись двери этого заведения. Как и этим субботним вечером, в то – последнее свое посещение – он ехал, охваченный томительным предвкушением, но тогда оно было полно сладкой, почти болезненной радости, а теперь, несмотря на его очевидную победу, отдавало едкой горечью досады.

Мастер был совершенно равнодушен к нему. Настолько, что не пожелал открыть свое лицо даже после оказанного Егором морального давления. Этого следовало ожидать, но Егор с каким-то мазохистским упрямством все равно стремился во что бы то ни стало увидеть его. Хотел воочию убедиться в его равнодушии, проникнуться этим равнодушием насквозь, впитать его каждой порой, каждой клеточкой своего тела. Возможно, тогда он смог бы простить Максима за упрямство и отказаться от мстительных планов по отношению к ним обоим, потому что подло было мстить тому, кто не понимает и не разделяет твоих чувств, и бессмысленно было мстить тому, кто лжет так же часто, как дышит.

С такими безрадостными мыслями Егор подъехал к зданию Клуба, оставил машину на стоянке и решительно вошел в открывшиеся перед ним двери.

В коридоре его уже ждали.

– Добрый вечер, Егор Максимович, – произнес невозмутимый Станислав.

– Добрый! – с прохладцей кивнул Егор. – Сегодня вы снова будете моей нянькой?

– Я всего лишь ваш сопровождающий.

Егор изогнул губы в саркастичной усмешке.

– А я думал, Максим сам явится, чтобы встретить меня и засвидетельствовать свое злокозненное почтение. Но, похоже, он все же боится показываться мне на глаза.

– Все возможно, – покладисто согласился с его выводами Станислав. – Пойдемте, я провожу вас!

Пока они шли длинными извилистыми коридорами к комнате Тони, по дороге им несколько раз попадались сотрудники Клуба. Все они поголовно тут же отвлекались от своих дел, стоило им пройти мимо, и с нескрываемым любопытством провожали двух мужчин взглядами. Пялились они, естественно, на Егора.

– Надеюсь, вы не сговорились замуровать меня в подвалах, – иронично заметил тот, поймав очередной пытливый взгляд. – Чего они так на меня смотрят?

– Они уже успели отвыкнуть от вас, – ответил Станислав. – Прошу, не обращайте на них внимания.

– Сложно не обращать внимания, когда тебе между лопаток пытаются взглядом прожечь дыру.

Станислав завел Егора в знакомую ему до мельчайших деталей комнату. С тех пор, как он последний раз побывал в ней, здесь совершенно ничего не изменилось. Как бы Егор ни злился, как бы ни страдал, в Клубе и в этой отдельно взятой комнате все было по-прежнему. Это еще раз доказывало, что как бы больно и плохо ему ни было все эти дни, это никого не волновало. Ну, может, разве что Максима, да и то лишь потому, что разъяренный Егор, который методично мстил ему за свою боль, смог прижать этого хитреца к ногтю.

С каменным лицом Егор решительно прошел к стулу и начал раздеваться. Когда с одеждой было покончено, он так же уверенно и твердо прошагал к кровати и лег. Сам, без приглашения поднял руки и завел их за голову, касаясь пальцами завитушек кованого орнамента. Поежился от их мертвенного холода и с готовностью посмотрел на Станислава.

Тот не заставил себя ждать. Присел рядом и взял с прикроватного столика наручники. Те радостно звякнули, соприкоснувшись кольцами, намекая Егору, как весело они проведут время.

– Это еще что за пошлость? – скривился тот. – Максим заявлял, что все будет, как в предыдущие сеансы…

Тут до него кое-что дошло и он мрачно поинтересовался:

– Или это ваша инициатива, Станислав? Я понимаю, что задумал глупость, когда решил забрать Тони, не уточнив заранее условий его нахождения здесь. Я не знал, что он не может уйти отсюда из-за вас и, кажется, сильно расстроил и напугал его своим предложением. Понятное дело, вы теперь жаждете отомстить мне за его обиду…

– Вы ничем его не обидели, – покачал головой Станислав. – Наоборот, он рад, что вы поняли его правильно и не стали настаивать. И я благодарен вам, что вы не забрали его насильно. Он… сложный человек и практически не может нормально жить вне стен Клуба.

– Что ж, – вздохнул Егор. – Раз это не ваша идея, значит, это идея Мастера… Или Максима.

– Простите, Егор Максимович, но Максим Александрович не хочет, чтобы вы освободились раньше времени и все испортили.

– Меня не волнует, чего он хочет и чего не хочет, – процедил Егор. – Я согласен выполнять только условия Мастера.

– Таковы условия хозяина Клуба, – заметил Станислав. – Вам придется смириться с ними.

– Похоже, я плохо убедил его в том, что со мной лучше не шутить, – мрачно заключил Егор.

Начал подниматься с кровати, чтобы снова одеться и пойти все же набить профилактически морду Максиму, но Станислав положил ладонь на его плечо, мягко придерживая прыткого клиента.

– Поверьте мне, – проникновенно произнес он. – Максим Александрович достаточно убежден в серьезности ваших намерений.

Егор посмотрел на него предупреждающим взглядом, но Станислав оставался все так же спокоен, хотя руку убрал почти сразу.

– Ладно, – решившись, Егор откинулся обратно на подушку и поднял руки. – Если после этого на мне останутся синяки, я лично наставлю Максиму точно такие же.

– Возможно, он будет даже рад таким подаркам, – пробормотал Станислав и прежде, чем Егор успел спросить, что означали эти странные слова, быстро защелкнул металлические браслеты на его запястьях.

Ощутив их холод, Егор недовольно подвигал кистями и решил, что переживет это неудобство. Цепь, пропущенная через кованый орнамент, оказалась довольно длинной. Позволяла ему положить руки на подушку и не напрягать слишком сильно мышцы.

Завязывая Егору глаза, Станислав склонился ниже обычного, практически к самому его лицу, как будто проверял, хорошо ли закреплены наручники. Подергал их и тихо прошептал:

– Одна попытка. Не отказывайтесь от нее.

Спокойно распрямился, как обычно пожелал Егору наслаждения и без спешки вышел из комнаты, а тому приходилось все это время держать лицо, чтобы не дать сильному удивлению отразиться на нем вскинутыми бровями и нервной дрожью губ. Через зеркало, вмонтированное в стену напротив кровати, за ним мог наблюдать кто угодно. Как знатный вуайерист Максим, так и сам таинственный Мастер. И Егор не хотел своей ошеломленной донельзя рожей дать им понять, что Станислав сделал ему какую-то пока непонятную поблажку.

Кроме наручников и странных слов Станислава, в остальном все повторялось. Егор снова оказался один в тишине и темноте, скованный и летящий сквозь черный космос, который растекался под его веками. Во время первого сеанса он не знал, чего ждет в этом вакууме, и нервничал из-за этой неопределенности. Теперь же он точно знал, чего хочет, но волновался и нервничал ничуть не меньше. Думал лишь о том, как убедить Мастера снять повязку, как заставить его произнести хоть слово, потому что Егор был уверен, что тот отнюдь не немой и может нормально говорить.

От одних лишь воспоминаний, накативших в тот же миг, как за Станиславом закрылась дверь, у Егора заложило уши. Теперь он лихорадочно вспоминал те звуки, которые издавал Мастер во время сеансов и понимал, что тот сознательно зажимал себе рот. Мучился, мычал, сжимая зубы, хотя мог бы все это время громко стонать во весь голос от наслаждения.

Стоило Егору только представить, что Мастер мог действительно наслаждаться их близостью, как в нем тут же проснулась робкая надежда на то, что все не настолько безнадежно, как кажется. Возможно, у него все же был шанс достучаться до этого человека. Донести до того, кого Егор ни разу не видел, то, что было у него на душе.

Он и сам не совсем понимал, что хочет втолковать Мастеру. Переполнявшее его чувство было очень похоже на ту сладкую, щемящую, почти невыносимую боль в груди, которую он испытывал когда-то очень давно. Та старая боль забылась, как рана подсохла, покрылась коростой и со временем заросла, оставив после себя тонкий рубец. Но Мастер умудрился полоснуть по этому шовчику своей лаской, тот неожиданно лопнул и с тех пор кровил, не заживая, и приносил ежедневные, ежечасные, ежеминутные, ежесекундные мучения.

В голову мельком закралась подлая мысль, что человек, которого ждал Егор, мог оказаться внешне совсем непривлекательным, но тот тут же гневно изгнал ее прочь. Внешность Мастера уже не имела большого значения, потому что Егор столько сделал ради этой встречи, совершил столько плохих, недостойных, на его взгляд, поступков, что теперь, добившись своей цели, он намеревался просто посмотреть в глаза этому человеку и понять, принять его целиком и полностью, каким бы он ни был. Егор хотел навсегда запомнить мягкость его влажных губ и игривую настойчивость языка. Желал долгие, бесконечные минуты нежиться под успокаивающими, ласковыми прикосновениями, которые Мастер дарил так щедро и с такой самозабвенной страстностью. Мечтал почувствовать тяжесть его тела на своих бедрах и его невозможный внутренний жар. Если бы ему предложили, он бы согласился никогда не открывать глаз, лишь бы все время чувствовать его рядом, не отпуская ни на миг, сжимать в объятьях и наслаждаться его весом, твердостью мышц и живым, согревающим до самого сердца теплом.

Когда дверь в комнату тихо приоткрылась, Егор затаил дыхание. Напряг слух. Хотел что-то сказать, как-то поприветствовать вошедшего Мастера, но голос почему-то отнялся. Будто стоило тому войти в комнату, и Егор сам стал немым и мог лишь дышать, быстро сглатывая прохладный воздух.

Пока он молчал, сражаясь с собственными голосовыми связками, Мастер прикрыл дверь и прошел неуверенным шагом прямо к кровати. Остановился и долго стоял без движения, должно быть, рассматривал нахального клиента, дерзнувшего ставить условия ему и его хозяину. Егор ждал его слов. Раздумывал, изволит ли Мастер вообще сказать ему хоть пару фраз, а тот все молчал, но вместо него с Егором заговорила ткань, упавшая с тихим шелестом на пол.

Радость мелькнула яркой ослепительной вспышкой перед закрытыми глазами. Егор понял, что Мастер сбросил халат. Разделся, а значит, не собирался сходу отказывать ему в близости. Следовательно, у Егора была реальная возможность уже через минуту соприкоснуться с ним кожей к коже, вдохнуть его запах и, конечно же, поговорить.

Подтверждая его мысли, кровать прогнулась под чужим весом. Егор вздрогнул, когда его губ робко коснулись губы Мастера. Замер в нерешительности, как будто это был его самый первый поцелуй и он не знал, как на него реагировать. Но ему и не пришлось реагировать. Поприветствовав клиента таким образом, Мастер почти сразу отстранился, но по этому поцелую, по тому аромату ментола и мяты, который стремительно распространился вокруг него, Егор уже понял, что это тот самый человек, которого он так ждал.

С затаенным трепетом Егор сразу признал его мягкий, но настойчивый нажим губ, особое приятное тепло и знакомую шелковистость его кожи. И, конечно же, он признал вес и твердость его ладони, пробежавшей вскользь по груди.

– Здравствуй! – тихо сказал Егор.

И беспричинно обрадовался, когда ответом ему стал такой знакомый раздраженный вздох. В его грудь уткнулся не менее знакомый упрямый палец и вывел, чуть царапая ногтем: «Привет».

Губы сами совершенно бесконтрольно начали расползаться в широкую улыбку, но Егор позволил им лишь легкую строгую усмешку, ведь он все еще сердился на Мастера и не собирался открыто демонстрировать тому, как он рад его… Что?.. Видеть? Нет!.. Чувствовать? Да, именно – чувствовать.

– Почему ты не говоришь со мной? – спросил Егор, стараясь говорить как можно мягче, чтобы не разозлить его. – Уверен, ты можешь говорить, так почему не делаешь этого? Я… Я очень хотел бы услышать твой голос.

Мастер тихо замычал. Так, будто мучился зубной болью. Ткнул в Егора настойчивым пальцем. Написал, когда тот хорошенько промариновался в настороженном ожидании: «не заслужил». А у Егора к тому времени так звенело в ушах от его прикосновений, такой был бардак в голове, что он уже с трудом разбирал, что тот пишет.

– Не заслужил, значит! – хмыкнул он.

Скорее догадался, чем действительно разобрал каждую букву.

– Так я заслужу! Обязательно! Не беспокойся! Только освободи мои руки, и я честно отработаю тебе каждый звук, который ты издашь, пока будешь лежать подо мной.

Мастер застыл на пару мгновений. Должно быть, переваривал все то, что наобещал ему Егор. А потом за такое заявление того уже привычно – легонько – хлестнули по щеке пальцы и вывели на груди категоричное «нет».

Егор не сильно расстроился из-за этого отказа. Пусть сейчас эти пальцы отказывали ему, но по той неуверенной дрожи, что охватила их, по мягкости пощечины, которой одарил его Мастер, он понял, что тот не разозлился на него, напротив, кажется, даже немного смутился от этих слов.

– Позволь мне увидеть тебя, – попросил Егор. – Всего один раз. Пожалуйста!

«Нет», – еще быстрее начертили на его коже пальцы.

Не исчезли, как только закончили выводить последнюю букву – начали медленно поглаживать плечи и грудь. Заставляли его расслабиться и забыть за ласками о неуместной просьбе. Под этой нежащей рукой Егор хоть и через силу, но поборол рвущуюся наружу обиду, не дал ей прозвучать резкими сердитыми словами. Пока пальцы гладили, он расстроено молчал, прислушиваясь к этим умоляющим оставить все как есть робким касаниям. Вскоре, поддавшись их настойчивым уговорам, Егор почти смирился с тем фактом, что он никогда не узнает, кто этот странный человек, ставший ему за короткое время таким мучительно близким.

Довольно долго ладони нежно касались, ластились, как кошки, выпрашивая прощения за упрямство своего хозяина, а ловкие пальцы вдруг одумались и пошли против них. Ухватили сосок, сдавили и слегка выкрутили чувствительную плоть. Не ожидавший атаки Егор вздрогнул от несильной, но резкой боли. Вскрикнул обиженно, нахмурив лоб.

Мастер все еще был непредсказуем. Вроде бы ласкал, но стоило Егору расслабиться, как он тут же привел его в чувство. Намекнул, что он, конечно, сделает ему приятное, как было приказано, но Егор все еще не прощен за те неудобства, которые тот доставил Мастеру своими навязчивыми преследованиями. И, в общем-то, его гнев был понятен, ведь даже Тони, которого Егор считал чуть ли не рабом Максима, не являлся таковым, а уж этот сильный, волевой человек и подавно. И, понятное дело, Мастеру очень не нравилось, когда его пытались к чему-то принудить силой.

– Прости! – прошептал Егор, чтобы хоть как-то загладить свою вину. – Я не хотел доставлять тебе неприятности. Не хотел, чтобы тебя принуждали встречаться со мной. Просто Мальцев, сволочь такая, не подпускал меня к тебе, и я откровенно сорвался…

В этот раз его хлестнули сильно. Пощечина обожгла, заставила растеряться, и еще долго, как выжженное тавро чужой обиды, пылала на коже. Егор чуть язык не прикусил от такой «ласки». Опомнившись, сначала раздул сердито ноздри, но потом догадался, что снова сказал что-то не то, сделал пару вздохов и повторил:

– Прости, я не должен был так говорить. Я извиняюсь перед тобой… И хозяином Клуба. Я… Я больше не буду вас преследовать. Ни его, ни тебя. Обещаю! Прости… и пойми. Я всего лишь хотел еще раз встретиться с тобой и не смог сдержаться.

Ударившая его ладонь вернулась. Мягко погладила место удара, успокаивая пламя своей прохладой, уговаривала его уняться. Потом плавно скользнула по щеке, прихватила подбородок и наклонила его в сторону.

Как и раньше, Егор на миг задохнулся, когда требовательные губы начали оставлять свои влажные следы на его шее. В этот раз не было ни свечей, ни льда, ни меда, ни плетей. Мастер просто ласкал его собой – обнаженной горячей кожей, мягкими губами, сильными своенравными пальцами и даже кончиками коротких прядей волос. Несмотря на кажущуюся простоту, эти обычные ласки заводили Егора чуть ли не сильнее, чем все те затейливые идеи, которые он распробовал во время предыдущих сеансов. Те, давние изощрения не могли не нравиться, ведь они привносили остринку в их постельные игры, но в эти мгновения, когда где-то глубоко под кожей начинала растекаться теплая сладкая патока, Егор действительно наслаждался этой бесхитростностью и простотой, хоть и держался, не показывая этого внешне.

Мастер медленно, очень тщательно вылизывал и обцеловывал оба возбужденных соска, которые будто сами тянулись к его губам. Терся об Егора всем телом, тяжело дышал ему в ребра. Его член – давно твердый и пышущий лихорадочным жаром – нетерпеливо таранил, скользил по бедру Егора, оставляя за собой липкую влагу. Будь тот в постели с кем-то другим, возможно, ему было бы немного неприятно от ее липкости, но в этом почти незнакомом мужчине ему ничто не казалось противным. Наоборот, он отчетливо понимал, что желает его всего без остатка, каким бы тот ни был. Внешне и внутренне.

Такое смирение пугало Егора, потому что оно означало, что Мастер смог получить над ним полную и безраздельную власть. Подразумевало своей кротостью, что Егор отдаст тому все, лишь бы продлить эту близость их тел и сердец, эти сладостные, убегающие сквозь пальцы минуты, которые могут уже никогда не повториться, если он не постарается как-то остановить, удержать их.

Когда губы Мастера нарочито неспешно, как будто у них было все время мира, добрались до паха и начали пощипывать кожу вокруг члена, не касаясь его и как обычно дразня, Егор окончательно убедился, что это тот же упрямый и обидчивый, нежный и страстный, непредсказуемый человек, которого он помнил все эти долгие, полные злобы и усталости, бессмысленно прожитые дни.

– Проси, что хочешь, – прошептал он в пустоту. – Все, что захочешь, проси, но не уходи навсегда.

Целующие его губы испугано замерли над пупком. Не отстранились, и Егор почувствовал, как пресеклось возбужденное дыхание, вырывающееся из них. Мастер затаился, раздумывая над произнесенными словами, и Егор добавил, чтобы убедить его окончательно:

– Проси… да хотя бы через того же Максима. Я выполню любую твою просьбу. Обещаю, что не буду пытаться выяснить, кто ты, и не буду пытаться узнать, как ты выглядишь, пока ты сам не скажешь мне это. Я согласен на повязку, на наручники – да, черт! – я на что угодно согласен! Только позволь мне хоть изредка с тобой встречаться. Пожалуйста! Мне это очень, очень нужно!

В его живот ткнулся влажный лоб. Придавил так, будто Мастер совершенно обессилил и не мог уже держать ровно тяжелую голову. Он дышал Егору в пупок и судорожно сглатывал, а тот, находясь в сильном нетерпении и не менее сильном возбуждении, с трудом сдерживал поток настойчивый, ненужных и унизительных увещеваний. Покорно ждал его ответа.

– Нет, – наконец едва слышно шепнули ему прямо в кожу, и Мастер резко отстранился.

Ошеломленный, раздавленный этим отзвучавшим ответом Егор чуть не закричал от досады. Напряг руки, сжимая со всей силы кулаки, и яростно потерся лицом об плечо, будто стирал так и не пролившиеся из глаз злые постыдные слезы.

– Хорошо, – хрипло сказал он, едва справившись с голосом. – Значит, на этом все. Я больше не буду тебя ни о чем просить. Давай тогда пройдем этот последний сеанс до конца, получим от него удовольствие и постараемся забыть друг о друге. Если, конечно, это вообще окажется возможным.

Как только он закончил говорить, Мастер одним рывком оседлал его, сжал сильно и так привычно коленями. Погладил бережно скулу, будто извиняясь за собственную неумолимость, поцеловал долгим, глубоким, утешающим поцелуем и не стал больше медлить – приподнявшись, направил в себя томящийся без ласки член.

Егор тихо застонал, стоило Мастеру начать насаживаться, сообразил, что тот не надел на него резинку и довольно оскалился. Наплевав на возможные последствия, с восторгом предвкушал, как кончит в него, оставит Мастеру хотя бы свое семя, если не может оставить ему ничего другого.

Через секунду, взбудоражив еще больше его жадные пошлые мысли, прозвучал незнакомый, но такой сладкий, сдавленный, болезненный стон. За ним последовал короткий резкий толчок, после которого член мгновенно оказался в жарком окружении плотно охвативших его мышц. Те со всех сторон приветственно сдавили своего давнего приятеля и стали взволновано подрагивать, заново привыкая к его обществу.

Егор дернулся, желая обхватить ладонями ненасытное тело, принимающее его в себя. Безотчетно попытался освободить руки от наручников. Те, естественно, не поддались, и он дернул руками еще раз, окончательно убеждаясь, что ничего из этих маневров не выйдет. Потом насторожился. Нахмурился, прислушиваясь к саднящему ощущению на коже, которое осталось после царапнувшего ее металла. Егору показалось, что браслет на правом запястье охватывает его немного свободнее, чем тот, что удерживает левое. На пробу он легонько потянул правую руку на себя, стараясь действовать осторожно и утаить от Мастера эти робкие попытки освободиться. Но тот к тому времени уже начал свой томительный танец, приподнимался и опускался с тихим вздохом и, похоже, не замечал его скрытых манипуляций.

Рука не хотела выскальзывать из металлического кольца, но чувствовала себя вполне привольно внутри него.

Мастер качался, двигался медленно, будто не спешил избавиться от надоедливого клиента, а совсем наоборот – хотел подольше продержаться, продлить его сильное телесное удовольствие и такие же сильные душевные муки. Плавно приподнимался и опускался, быстро сглатывал, громко дышал, как будто бежал кросс по парку, и изредка тихо постанывал, не давая, впрочем, своему голосу звучать слишком отчетливо.

Егор чувствовал каждый сантиметр проникающего в Мастера члена. Весь он был сконцентрирован на этих ощущениях так, как будто сам был им и сначала постепенно, целиком погружался вглубь сжимающего его тела, а потом так же медленно покидал его, чтобы через мгновение снова с удовольствием вернуться в эту тесную глубину.

Ладони Мастера в это время хаотично, бездумно блуждали по телу. Они то прихватывали Егора за плечи, и тогда умелый наездник делал сильный рывок вверх, тут же со шлепком опускаясь обратно на его бедра; то крутили соски кончиками нервных пальцев, вызывая в них приятное легкое жжение; то любовно оглаживали крепкий живот, вибрирующий от их прикосновений.

Егор разрывался. Его мысли разделились на два лагеря, выполняя две совершенно противоположные задачи. Одна половина его разума наслаждалась телом Мастера, запоминала каждую даже не секунду – миллисекунду его плавного танца, а вторая в это время хаотично жонглировала идеями, заставляя все сильнее дергать рукой. Потом до этой более трезво мыслящей, очень сообразительной половины дошло, что надо сменить тактику. Стараясь расслабиться и не выдать себя лишним напряжением, Егор аккуратно перехватил браслет другой рукой и стал по чуть-чуть тянуть вниз ее захваченную в плен сестрицу. Стиснув зубы, стойко переносил боль и давление, усиливающиеся с каждой секундой. По миллиметру освобождал руку и старался не кривить губы. Ему было больно. Металл немилосердно впивался в мякоть ладони, и казалось, что даже кости под ней ломаются и загибаются вовнутрь. Но несмотря на боль в суставах, несмотря на горящую адским огнем ободранную кожу, он уже чувствовал со скрытым торжеством, что рука-пленница постепенно обретает такую желанную ей свободу.

Должно быть, Мастер закрыл глаза, потому что не останавливался и не сбавлял темпа. Все время двигался, чуть прогибался, касаясь Егора животом и членом. Терся об него и даже тыкался губами в губы, но того, что делали руки Егора, он, судя по всему, все еще не замечал. Когда его движения стали резкими и отрывистыми, а дыхание начало вырываться из груди с присвистом, тот до ломоты сжал зубы и дернул руку вниз последним решительным рывком. Та, ободрав в нескольких местах кожу и, возможно, вывихнув большой палец, вдруг выскользнула из оков и оказалась на свободе.

Егор не стал останавливаться и пережидать, пока сильная, пронзившая руку до самого локтя боль утихнет. Подцепил повязку дрожащими, неуклюжими, чуть не выдавившими глаз пальцами. Рывком сдернул ее с головы и распахнул глаза во всю ширь.

Сначала чуть не ослеп от показавшегося ему нестерпимо ярким приглушенного мягкого освещения, а потом ошеломленно уставился на того, кто, раскрасневшись и подрагивая от возбуждения, двигался на нем, закрыв глаза и закусив тонкий пояс халата. Окаменел в созерцании крайне неожиданного, убийственного для его порядком истрепанных нервов зрелища, потому что на нем, из последних сил сдерживая стоны, безостановочно скакал мерзавец Максим.

Этот хитрый дьявол, сволочь, самовлюбленная жаба и, конечно же, настоящая сука танцевал бедрами, запрокидывал голову, дрожал ресницами и изредка встряхивал влажными волосами; блестел тонкой пленкой испарины, играл-перекатывал мышцами, напрягал твердый живот и медленно, с ленцой, как опытный снайпер – затвор, передергивал свой член, орошая Егора каплями проступающей смазки.

Сделав еще несколько рывков, Максим вдруг сильно вздрогнул, резко остановился и медленно раскрыл потемневшие почти до черноты, невероятно блядские, совершенно пьяные от похоти глаза.

– Макс? – только и смог выдавить Егор между тщетными попытками всосать в себя хотя бы один грамм воздуха.

Тот, должно быть, весь с головой ушел в чувственное блаженство, обезумел от него и все еще не до конца осознавал, что происходит на самом деле, потому что, сморгнув, спокойно, с легкой снисходительностью посмотрел Егору в глаза, а потом выплюнул пояс, раздвинул губы в лукавой улыбке и прошептал таким же, как у него, севшим голосом:

– Не ожидал! Правда?

***

Он был так близок к пику. Так искренне хотел, чтобы часовая бомба, тикающая глубоко внутри живота, обнулила свой счет – взорвалась, разворотила и исковеркала все внутренности, смяла их невероятным, бросающим в беспамятство наслаждением. И для того, чтобы скорее достичь этого взрыва, Максим двигался все быстрее и безжалостнее к самому себе. Душил крик, уже порядком изжевав и обслюнявив пояс, а когда почувствовал, как напрягся Дальский, решил сначала, что тот скоро будет кончать вместе с ним. И лишь когда распахнул глаза, чтобы насладиться видом его искаженного страстью лица, увидел, что тот умудрился как-то освободиться и даже успел сдернуть с глаз черную повязку. Пялился вовсю на Максима огромными изумленными глазами. Медленно бледнел, и все пытался вдохнуть открытым ртом воздух, и, видимо, из-за шока, никак не мог этого сделать.

А когда Дальский позвал его по имени, Максим с безотчетной тоской понял, что это все – весь этот безумный забег по пересеченной местности, растянувшийся на несколько месяцев, наконец-то закончен. Раздвинул губы в кривой усмешке, и от ее невыразимой грусти обратный отсчет его внутренней бомбы сразу прервался. Остановил казавшееся неумолимым тиканье, резанул острым ножом по внутренностям, отомстив за так и не состоявшиеся взрыв.

Максим разочарованно прикрыл глаза, скривил пересохшие губы, восстанавливая спокойное дыхание. Пробормотал устало: «Я убью Станислава!». Приподнялся, чтобы освободить от себя начинающего багроветь от ярости конкурента, не обращая внимания на его простреливающие насквозь взгляды.

В бедро Максима тут же впились сильные пальцы. Больно сдавили кожу и рванули назад. Тот так и не успел сняться с члена, поэтому неуклюже шлепнулся ягодицами обратно на Дальского. Страдальчески охнул и с раздражением уставился на вцепившегося в него мертвой хваткой Егора.

– Куда собрался? – зловеще прошипел тот и еще сильнее сжал хватку. – Заканчивай уже то, что начал! Ну!

Максим только глаза закатил в ответ на это требование. Прошептал устало, но прочувственно:

– Чтоб тебя черти в аду ебли, Гор!

А тот самодовольно оскалился во всю пасть, двинул бедрами вверх, подкидывая сидящего на них Максима, и прорычал низким гортанным рыком:

– Один из них как раз сейчас на мне скачет!

Максим сердито вздохнул, поерзал на нем и ехидно разлыбился.

– У тебя упал, мудила! – авторитетно заявил он. – На чем скакать-то?

– Ничего, – мрачно заверил его Егор, не уменьшая нажима пальцев. – Шоу оказалось чересчур шокирующим, знаешь ли. Но я думаю, он очень быстро оправится.

– Ну-ну! – с насмешкой протянул Максим.

Глянул на собственный, пытающийся спрятаться под крайнюю плоть член и, закусив язык от азарта, пару раз решительно перебрал этого беглеца пальцами.

Член подумал-подумал и неуверенно пополз обратно за новой лаской. Буквально за полминуты распрямился во весь рост, гордо затвердел и закрасовался багровой головкой. Максим мягко работал одной рукой, будто пряжу на ткацкий станок подавал, а другой поглаживал свою снова зарумянившуюся грудь и пощипывал ревнивые, отвернувшиеся друг от друга бугорки сосков. Дальский пялился на все это, держал Максима за жопу, держал падающую челюсть, а его член, все еще пребывающий внутри Максимовой задницы, медленно, но уверенно приходил в себя. Быстро восстанавливался, набирал прежний вес и приобретает прежнюю отличную бойцовскую форму.

Наигравшись в умелую ткачиху, Максим прекратил голубить свой член и возложил его, как маршальский жезл, на живот Егора. Подвигал задом, устаиваясь поудобнее, захлопнул веки, замычал довольно и сделал первое движение в новом цикле полонившего его танца.

– Я убью Станислава!.. – шептал он, взлетая и опускаясь, взлетая и опускаясь. – И Тони убью!.. И Филиппа убью!..

Качнулся, позволяя члену почти полностью выскользнуть из себя, ловко поймал его за самую головку сильными мышцами и снова резко насадился, вырвав у Егора хриплый вскрик.

– И тебя прикончу, ублюдка такого!.. – добавил угрюмо.

Еще раз выпустил Егора и снова со всего размаха проглотил его твердую плоть до самой подобравшейся мошонки.

Пробормотал с тоской:

– И сам, блядь, сдохну!

А потом вскинул голову, раскрыл губы и застонал громко, протяжно и так мучительно, как будто с болью рожал эти звуки. И стонал так на каждом толчке, которыми мгновенно напрягшийся Егор, чуть сгибая сильные ноги, умудрялся награждать его снизу. Стонал так, как будто вместе со стоном выстанывал наружу всю свою душу. А когда раскрывал глаза и опускал взгляд, видел, как Егор таращится на него неприкрыто людоедским взглядом. Таким, будто хочет разорвать его на куски голыми руками. Таким, будто хочет сожрать его мясо сырым, интеллигентно отделяя волокна окровавленными пальцами, потом не спеша – смакуя – высосать мозг, а на десерт, урча от сытости, долго облизывать все его кишки и внутренности, оставив от Максима под конец лишь обглоданные белые кости.