Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: novel2002

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Тонкий, едва заметный запах возбуждения, который исходил от Мастера, пробивался сквозь ментол и мяту и сводил Егора с ума. Тот облизнул пересохшие губы, медленно наклонился вперед и прижался ртом к твердому плечу. По телу Мастера прошла новая волна дрожи, но Егор не отстранился. Провел губами, рисуя невесомую тонкую дорожку из поцелуев сначала по плечу и ключице, затем по шее до самого подбородка.

Мастер запрокинул голову, подставляясь под его поцелуи. Делал все, чтобы Егору было удобно. Не мешал ему, но сам ничего не предпринимал. Просто давал то, что тот потребовал у Максима. Уступал во всем, и Егору это почему-то очень сильно не нравилось. Создавалось впечатление, что болезнь Тони – обман, и он не то что не стремился трахать все, что движется, наоборот, как монашка из разоренного бандитами монастыря, смирялся с будущим насилием и покорно отдавал свое тело на поругание.

Егор не привык чувствовать себя насильником. Не мог силой взять то, о чем мечтал весь этот казавшийся бесконечным день. Искренне желал, чтобы его страсть получила не менее страстный ответ. Хотел, чтобы Мастер в эти минуты был таким же исступленным, как и прежде, а не прикидывался теплым, нагретым на солнце камнем.

Он чуть отстранился и прошептал:

– Поцелуй меня… пожалуйста!

Послышался тяжелый вздох, и его коснулись сначала свежее дыхание, а затем и мякоть ласковых губ. Поцелуй был ненавязчивый. Пробный. Мастер не пытался, как раньше, брать инициативу в свои руки. Притворялся неопытным и пугливым. Знал, что такое поведение иногда может раззадорить не меньше, чем настойчивость и искушенность.

Он умел быть разным. Егор уже увидел, вернее, прочувствовал почти все его обличия. Лукавство и упрямство, чувственность и нежность, обидчивость и гневливость – все это он уже испытал на себе, но в этот раз Мастер был совсем иным. Уступал и поддавался, испуганно вздрагивал, сдавался на милость победителю, бросая к его ногам флаги своей гордыни. Из-за этого Егору инстинктивно хотелось смять его, придавить собой, втиснуться в него, доказывая свое полное право на обладание этим невероятно чувственным телом. Хотелось плотно прижаться, втирать себя в каждый сантиметр его кожи, оставляя на ней свой запах. Егор сдерживал себя. Не потворствовал этим инстинктам. Просто не мог позволить себе такой вольности. Не смел проявлять грубость по отношению к тому, кто приносил ему столько наслаждения.

Одновременно возбужденный и сдерживаемый этими мыслями он плавно углубил поцелуй. Нащупав затылок Мастера, пропустил его волосы сквозь пальцы. Осторожно сжал их в кулаке и продолжил жадно целовать губы, которые теперь не смогли бы ускользнуть от него. Целовал так, как будто лишь дыхание Мастера давало ему возможность дышать, а тот как будто боялся делиться своим дыханием. Сначала напрягся и закаменел под руками, даже сделал слабую попытку вырваться, но потом вдруг расслабился в объятьях Егора. И тот тут же воспользовался этой его временной слабостью – осторожно потянул Мастера на себя и мягко уложил его на кровать.

– Какой ты… – прошептал Егор и провел ладонью по безволосой груди, запоминая твердость ее мышц. – Я догадывался, что прикосновения будут приятными, но не думал, что настолько. Ты такой горячий. Сильный. И так вздрагиваешь от каждого моего прикосновения. Это… заводит. Очень сильно заводит.

Хмыкнул, потянув вверх уголок губ. Произнес с грустью:

– И, думаю, не только меня одного.

Со всей доступной ему нежностью он обцеловал обе щеки, подбородок и шею Мастера. Добрался до груди, подцепил пальцами сосок и заласкать языком его вершину. Под губами дрогнуло, Мастер шумно втянул носом воздух, а Егор, поцеловав напоследок затвердевшую нежную вершину, с довольной усмешкой перешел ко второму соску. Облизал его, быстро работая языком, и испытал какое-то особое удовлетворение, когда и тут добился той же самой реакции. Конечно, Мастер мог умело играть свою роль, но Егору очень хотелось отнести эту дрожь на счет своих умений.

В том, что он делал, не было ничего необычного. Все эти поцелуи и прикосновения были уже сто раз им опробованы, но непривычная податливость невидимого партнера, к которому он не мог раньше прикоснуться, приятная вибрация-звучание его тела под губами и руками, все это просто одурманивало.

Противоречивые мысли кружили безумным водоворотом. Одни кололи, рвали душу на части, другие заживляли порезы, ласкали раненое сердце. От первых Егору было чертовски грустно, ведь он понимал, что для Мастера все это, скорей всего, лишь игра, и так он реагирует на каждого своего партнера. Другие же мысли взращивали в сердце робкую радость, ведь если столь бурная реакция Мастера была вызвана именно его прикосновениями, это было невероятно лестно и вдохновляюще, но и немного больно той сладкой болью, которую он не променял бы ни на что другое.

Все это время Мастер не шевелился. Лежал ровно, позволяя ласкать себя. Егор подспудно помнил о тех, кто уже касался Тони до него, знал, что тому есть с чем сравнивать, злился, но сдерживал свой гнев, потому что хотел казаться лучше, нежнее их всех, а потому старался так, как никогда не старался для других своих любовников.

Вылизал вибрирующий, прогибающийся под губами живот и спустился к паху. Ткнулся подбородком в совершенно гладкую – без единого волоска – мошонку и с наслаждением вдохнул тяжелый мускусный запах. Нащупал головку и провел по ней языком долгим тягучим движением. Член дернулся от этой ласки, и на кончик языка упало несколько солоноватых капель. Егор улыбнулся, ущипнул губами за уздечку и проложил дорожку мокрых поцелуев, возвращаясь к мошонке. Ликующе, как голодный нашедший буханку хлеба, обнаружил под губами невероятно нежную кожу и сразу же втянул в рот одно из яичек, чтобы обсосать его и прочувствовать языком эту нежность.

Послышался звук, похожий на всхлип, и Мастер слегка раздвинул ноги. Егор воспользовался этим – раздвинул их еще шире, чмокнул в колено и забросил одну из длинных стоп на плечо. Взял член в рот и начал ласкать его, увлажняя ствол слюной для лучшего скольжения. Поглаживал ладонями бедра и пах, щекотал ногтями тонкую кожу. Аккуратно двигал головой, приноравливаясь к размеру и форме, и с каждым новым кивком насаживался все дальше и дальше.

Послышались новые всхлипы, и пальцы Мастера крепко ухватили Егора за волосы. Требовательно сжали пряди и стали задавать свой особый ритм – чуть менее быстрый, чем тот, в котором работал головой Егор. Теперь тому приходилось делать секундную задержку на самой вершине, так, чтобы во рту оставалась лишь головка. В такие моменты он втягивал носом воздух и, не теряясь, дразнил языком соленую, скользкую плоть.

Мастер дергался, громко сопел и снова насаживал его голову до самого корня. К радости Егора, постепенно разошелся и перестал быть неживой безответной куклой. Показал наконец-то свое истинное своенравное обличие. Пусть и лежа на спине, но как обычно, руководил процессом. Скорей всего, делал он это не нарочно, просто от ласк терял контроль над собой и избавлялся, сам того не замечая, от навязчивой покорности. Втягивался в их оживленную постельную возню, и Егор балдел от мысли, что смог заставить его раскрыться. Подозревал, что именно такое поведение и было естественным для Тони, причем не только в постели, но и вообще по жизни. Удивляло одно: по идее, Мастер удовольствий должен был бы чаще всего подставляться, но его требовательность говорила, что на самом деле он, возможно, предпочитал быть активом. Любил руководить и держать власть в своих руках, но почему-то смирялся со своей принимающей ролью и подчинялся, отдавал всего себя Егору. Все эти размышления вгоняли того в еще большее исступление. Его ласки становились все горячее, а ответные вздохи Мастера – все громче.

Почти сразу Егор получил подтверждение своей гипотезе. Мастер несколько раз с силой насадил его голову на член, а затем одним рывком оторвал Егора от себя. Не отпуская волос, потянул куда-то в сторону, и тому пришлось повиноваться его воле. Егор опрокинулся спиной на кровать и тут же был придавлен к ней тяжелым телом. Искушенный наездник мгновенно оседлал его, и Егор не стал спорить, наоборот, воспользовался моментом. Как и мечтал до этого, обхватил ладонями твердые ягодицы, крепко сжал пальцами, наслаждаясь их упругостью, и прошептал с усмешкой на губах:

– Все-таки любишь быть сверху, ковбой?

За эту насмешку его предупреждающе сдавили бедрами. Мастер просунул ладонь под затылок Егора, приподнял голову, заставляя напрягать шею, склонился, соприкоснувшись с ним носом к носу, и сердито вцепился в губы. Гладил их хищным языком, посасывал и покусывал. Целовал и целовал, и кажется, не мог успокоиться. Основательно измочалив губы, хотел отстраниться, но тут уже Егор воспротивился и воспользовался своим правом касаться его. Вскинул ладони и обхватил ими Мастера, пригнул к себе, не давая толком перевести дыхание. Тот замычал, желая вырваться из захвата, но быстро понял, что Егор не отпустит, и, смирившись, стал смешно дышать носом в попытке хоть как-то добрать кислород. А набрав достаточно, чтобы не задохнуться, с неизменной жадностью продолжил терзать его губы.

Это был самый настоящий марафон поцелуев. Егор никогда в жизни столько не целовался. Ни до, ни после секса. Ни в юности, ни в более зрелом возрасте. Раньше он просто не испытывал такой потребности, но теперь не мог насытиться вкусом, запахом, ощущением мягкости губ и силой ответного желания Мастера.

Их члены уже давно были твердыми и горячими. Так же жадно, как их рты, терлись друг о друга. Заведенный Мастер бессознательно покачивал бедрами, желая добавить к поцелуям и другие острые ощущения. Егор решил, что нечего ему прохлаждаться, и быстро перехватил инициативу – стиснул пальцами крепкое бедро и стал задавать ритм его скольжению. Целовал в такт движениям этого простого танца, и ему казалось, что они уже трахаются даже без проникновения. Хотя чем еще это могло быть, если не трахом, ведь каждое покачивание Мастера Егор принимал с таким восторгом, что от желания начинало сводить живот и дергать в паху, словно в преддверии скорого оргазма.

Повязка уже не мешала ему. Он как будто сроднился с ней навеки, и полная темнота стала для него самой естественной в мире вещью. Благодаря темноте он чутко воспринимал Мастера, буквально «видел» кожей каждый изгиб его распаленного страстью тела.

Ладони прекрасно заменяли глаза. Усердно трудились. Запоминали, каковы на ощупь мышцы Мастера, изучали твердость его рук и бедер, оценивали соблазнительность его крепкой задницы. Пока губы развлекались поцелуями, руки учились – гладили шелковистые вьющиеся волосы, влажную жилистую шею и широкие плечи. Находили идеальные места для пальцев, закреплялись там и нежно массировали. Быстро запоминая позицию, продвигались дальше и все никак не могли остановиться. Брались за все, до чего могли дотянуться, проникали везде, где могли проникнуть. Ныряли в гладко выбритые подмышки, возвращаясь с острым запахом пота. Оглаживали влажные местечки на пояснице и сгибах локтей, растирали по коже капли испарины.

Правая, более алчная ладонь, осторожно кралась. Постепенно подбиралась к вожделенной цели. Запустила на разведку прыткий палец, тот скользнул меж наивно раздвинувшихся перед ним ягодиц и протиснулся в сжатую, запульсировавшую вокруг ногтя дырку. Мастер настороженно замер и вздохнул с присвистом, а вот его тугие мышцы не растерялись. Обхватили наглого вторженца за самый кончик и в несколько быстрых поджатий втянули его в свои объятья. Мастер, как хищница-росянка, захлопнувшая капкан, всосал разом все три фаланги и стиснул добычу так, что Егору приходилось прикладывать определенное усилие, чтобы забрать у него то, что он планировал одолжить ему лишь на время.

– Какая же у тебя голодная задница! – прошептал Егор с лукавой усмешкой. – Такое чувство, что она годами не трахалась и теперь готова проглотить всю мою руку целиком по самое плечо.

Тут же получил сердитый тычок в грудь, сначала охнул от неожиданности, а потом рассмеялся довольным смехом. Продолжая улыбаться, добавил в отместку второй палец и внимательно прислушался в ожидании реакции. Та не замедлила явиться. Наездник дернулся, пытаясь отстраниться, зашипел сквозь сжатые зубы. Должно быть, мысленно матерился, потому что Егор вместо смазки использовал лишь слюну да собранный с Мастера пот, и два пальца входили в узкий проход с немалыми трудностями. Ему пришлось вцепиться в увиливающее от наказания бедро, чтобы не позволить тому ускользнуть от настойчивого проникновения.

– Ничего удивительного, что клиенты выстраиваются к тебе в очередь. Такая ненасытная попка стоит любых денег.

Рот Егора накрыла ладонь. Зажала плотно, не давая говорить дальше. Тот хмыкнул, почувствовав на ней мускусный запах, и стал, причмокивая, собирать его губами. Мастер, похоже, оглаживал этой рукой свой член, прежде чем ему надоели монологи Егора. Вылизав все, тот сосредоточился на собственных пальцах. Раздвинул их в стороны, стремясь, как можно лучше, размять неподатливые мышцы. Незаметно прощупывал гладкие скользкие стенки до тех пор, пока Мастер не взвился от единого касания. Он даже отпустил рот Егора и больно вцепился обеими дрожащими руками в его плечи.

– Вот она где! – довольно вздохнул тот и принялся трудолюбиво натирать найденное волшебное место.

Мастер замычал и попытался слезть с Егора, но тот держал его крепко, не отпускал и продолжал методично перебирать пальцами.

– Хорошо тебе, да? – ласково спросил он.

За что его ударили по сжимающее бедро руке, заставив ее разжаться. Мастер соскользнул с пальцев и без пауз ухватил Егора за член. По стволу скользнула тонкая прохлада резинки, и почти сразу на головку навалилась знакомая тяжесть.

– Тише! Тише! Не спеши так. Сейчас все будет! – мягко осадил Егор.

Подхватил Мастера под ягодицы, придерживая его прыть. Перебрал по коже пальцами, одинаково распределяя на каждую руку не такой уж маленький вес. А Мастер слушался. Задерживал дыхание и ждал команды.

Егор потянул ягодицы в стороны, сильнее раскрывая их, и прошептал:

– Давай. Не спеши только. Дай мне насладиться моментом.

Мастер начал насаживаться, и Егор тихо застонал, когда смог преодолеть первое, довольно вялое сопротивление разработанных мышц. Горячая скользкая плоть сдавила сначала головку, а затем и весь ствол до самой мошонки. Под конец этого долгого движения балдеющий Егор нетерпеливо наподдал бедрами, старясь протолкнуться как можно глубже. Измученный проникновением Мастер полностью вобрал его в себя, низко замычал и, ослабев от усилий, уперся руками в плечи Егора.

Тот успокаивающе, с нежностью погладил его напряженную спину и поясницу. Провел ладонями по бокам, разминая и расслабляя желанное тело.

– Объезди меня! – попросил Егор.

Голос, ставший гортанным и вкрадчивым, едва заметно дрожал, не давал ни единого шанса скрыть охватившее Егора сильное возбуждение.

Мастер качнулся со вздохом. Потом еще и еще раз, приноравливаясь к неспешной верховой езде. Вскоре он нашел приятный им обоим темп и двигался, уже не останавливаясь. Егор чуть согнул ноги и начал осторожно помогать ему – ловил бедрами на каждом толчке, желая сгладить его падение.

Этот аллюр напоминал легкую рысь. Егор был в эти минуты взнузданным и оседланным рысаком, а Мастер – ловким наездником, выехавшим на нем на вечернюю прогулку. Еще больше это впечатление усиливалось, когда Егор вспоминал, что на нем надеты кожаная маска и тонкий ошейник.

Постепенно ускоряясь, Мастер двигался все отрывистее. Сжимал Егора коленями так, будто желал пришпорить покладистого жеребца и пуститься в резвый галоп. Разработанные мышцы с радостью принимали его в себя, тискали, как родного, отказываясь отпускать, громко чавкали смазкой, отчего каждый взлет и падение наездника сопровождались не только прерывистыми вздохами, но и бесстыжими, мокрыми звуками. Из-за этих звуков в паху как будто развернулся грозовой фронт. Тяжелые тучи накатывали, уплотнялись, толкались, желая пролиться дождем, и бороться с их желанием, удерживая ливень в себе, с каждой секундой становилось все труднее.

Скачка Мастера была приятна, но Егор и сам жаждал движения. Желал быть виновником этих вздохов и этих пошлых, затмевающих разум звуков. Хотел знать, что именно он – его воля – диктует им, когда прозвучать. Он вскинул руки и обхватил ладонями шею Мастера. Пригнул его голову и одним рывком перекатился по кровати, оказавшись сверху и придавив того своим телом.

Мастер испуганно замер. Судорожно стиснул Егора руками и ногами, а внутри себя – мышцами. Задрожал бедрами, когда член от этого движения проник в него еще глубже.

– Не ударился? – с беспокойством спросил Егор, осторожно прощупывая его затылок.

Изголовье кровати вроде бы было далеко, но он ничего не видел и не мог сказать наверняка, не ушибся ли ненароком его наездник. После минуты бездействия, полной волнения и успокаивающих поглаживаний, Мастер слабо покачал головой из стороны в сторону, давая понять, что с ним все в порядке.

– Хорошо! – успокоившись, вздохнул Егор и улыбнулся. – Потерпишь меня еще немного?

Не дожидаясь ответа, он приподнял ноги Мастера, укладывая их себе на плечи, уперся руками в кровать и стал плавно двигаться. Специально делал медленные глубокие толчки. Не давал ни себе, ни ему перевозбудиться и излиться раньше времени.

Мастер под ним сначала был, как неживой. Судя по всему, лежал и чутко прислушивался к своим ощущениям. Но стоило ему распробовать эти монотонные движения, и он постепенно расслабился, оттаял, растекся под Егором, отдаваясь его желанию.

Толчки были мягкими и, как надеялся Егор, не болезненными. Он входил неглубоко и старался натирать внутренности Мастера недалеко от входа. Вскоре был вознагражден за свое терпение тихими сдавленными всхлипами. Склонился ниже, чтобы поймать их губами и ощутил на лице захлебывающееся, быстрое дыхание.

– Нравится? – с улыбкой прошептал Егор. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Чтобы ты простил меня за все, что я сказал и сделал до этого… И за то, что еще собираюсь сделать…

Слабая ладонь попыталась заткнуть ему рот, но Егор без особых усилий вывернулся и аккуратно, с ноткой игривости, прикусил ее ребро зубами. Держал и чувствовал деснами, как легкой встряской отдаются в нее удары, принимаемые Мастером. Членом ощущал, как глотает его разработанная, скользкая, будто воском изнутри покрытая, задница. Плечами держал покачивающиеся в такт толчкам, повинующиеся его воле сильные ноги. Поясницей ловил шлепки беспомощных голых пяток.

Воображение разыгралось. Рисовало ему всю эту картину так живо, будто он видел ее собственными глазами. И добавляло от себя то, что Егор ну никак не мог прочувствовать: искаженный безмолвным криком рот Тони, его блестящие слезами наслаждения глаза и влажные, разметавшиеся по подушке темные волосы. Воображение буйствовало. Писало картину лично для Егора, основываясь на его ощущениях, и во всех его мыслях и чувствах Тони в эти мгновения был невероятно прекрасен.

***

Максиму приходилось несладко. Во время предыдущих сеансов он полностью управлял процессом ебли и контролировал глубину, на которую мог погрузиться в него Дальский, но теперь ему пришлось уступить инициативу и лишь покачиваться, как на качелях. Принимая осторожные толчки, получать член так глубоко, как хотелось Егору, не имея ни малейшей возможности хоть немного ослабить его удары. Направлять и хоть как-то придерживать разгулявшегося конкурента он тоже не мог, потому что одна рука была взята в плен зубами Егора, а вторая зажимала его собственный рот.

Боли не было. Вернее, она была, но такая слабая, несущественная по сравнению с пронзающими бедра дразнящими наслаждением токами, что Максим почти не замечал ее. А ведь он шел на сеанс, готовясь к мучениям, и совершенно не рассчитывал, что ему будет так хорошо под этим чертовым опытным ебарем. Теперь все его силы уходили на то, чтобы сдержать рвущийся наружу голос. Он даже подушку не мог укусить, потому что Дальский отпустил ладонь, оставив на ней отпечатки зубов, и наклонился к его лицу. Очень близко наклонился и все норовил найти и зацеловать его губы. И Максим вынужден был уступать – через силу расслаблял плотно сжатые челюсти и сипло постанывать в рот Егора, испытывая сильное, буравящее зад давление.

Постанывал, быстро сглатывал и очень надеялся, что в пылу страсти Дальский не догадается, что эти стоны слишком уж отчетливые и звонкие для немого человека с поврежденными голосовыми связками. Но, к счастью, тот, кажется, вообще забыл, что Мастер нем, как рыба. Открыто тащился от его тихого писка и вздохов, выхватывал эти звуки губами прямо со рта Максима. Поддавал бедрами чуть резче, если хотел сделать писк прерывистым, и довольно лыбился, когда это ему удавалось. В общем, издевался по полной.

«Садист! – мысленно стонал Максим, закатывая глаза под самые веки. – Самый настоящий садист! Что бы там ни говорил Станислав».

Все, что происходило, было для него слишком странным. Максима накрыло легкое дежавю, ведь когда-то давно он уже испытывал подобные ощущения. Точно так же лежал под Густавом и, не сопротивляясь, принимал его в себя. Раскрывался, по своей воле раздвигая перед ним ноги, и чувствовал, как его живая пульсирующая плоть проникает в тело. Складывалось впечатление, что все это было в другой жизни, ведь тогда открытость и покорность давались почему-то намного легче и намного тяжелее одновременно. Тогда эти ощущения пугали лишь поначалу, но затем стали такими привычными и естественными, будто во всем мире не было ничего естественнее для двух мужчин, чем занятие любовью. Теперь же все было совершенно наоборот – проникновение оказалось знакомым, и секундная боль – тоже, а вот после нее, когда вместо ожидаемой жестокости Максим получил бережность и заботу, он испугался ошеломляющей нежности, проявленной Егором, его подозрительно участливых вопросов и беззлобных, очень возбуждающих подшучиваний.

Максим не планировал давать Дальскому такую свободу действий и не собирался позволять ему заваливать себя на лопатки. Уступки уступками, но он боялся оказаться под кем-то столь жестким. Не хотел насильно сдерживать свою силу и быть слабым, сминаемым, раздавленным чужой волей. Особенно он опасался оказаться под Егором, но тот нежданно-негаданно так расцеловался, так разнежничался, что Максим и не заметил, как увлекся приятным процессом и не успел вовремя остановить нахрапистого конкурента. А теперь, когда его уже так нежно, но настойчиво пялили, это лишь нарушило бы плавное течение их сеанса, разбило бы непрерывный поток ярких ощущений, в которых Максим купался, как в стремительной полноводной реке, и от которых совсем не хотел отказываться.

В этот раз он уже не смог бы обмануть самого себя, утверждая, что банально самоудовлетворяется за счет Дальского. Тот вполне успешно удовлетворял его по своему разумению. Не делал чересчур резких болезненных толчков и вообще не засаживал слишком уж глубоко. Терся, раздражал изнутри именно там, где удовольствие становилось почти невыносимым. Все движения Егора были такими осторожными, что совсем не напоминали его обычную манеру ебли. Он обнимал аккуратно, входил мягко, целовал нежно.

У Максима от всей этой деликатности кружилась голова, а уши закладывало так, будто он снова ушел под воду в своей ванне, а та вдруг оказалась бездонной, и, нырнув, он провалился и продолжил погружаться в темную глубину, а сильное течение океана в это время равномерно билось в его ягодицы. Оно настойчиво накатывало и сразу милостиво отступало, чтобы ударить затем с новой силой. Старалось – накачивало Максима изнутри теплой соленой водой, из-за чего его живот просто распирало. Должно быть, Дальский как-то исхитрился, царапая простату, ритмично давить еще и на мочевой пузырь, потому что трудно было понять сразу – то ли Максиму почти до слез хочется кончить, то ли поссать, то ли и то, и другое разом. В общем, хотелось наконец-то освободиться от этого давления, дать свободу скопившемуся в паху напряжению, но этот нежный мерзавец и не думал ускоряться, чтобы довести их обоих до финала. Качался себе и качался. Давил и давил. Должно быть, вспомнил свои угрозы и решил довести Мастера до обморока, таким образом наказывая его за унижения прошлого сеанса.

Недовольный промедлением Максим поерзал и из эгоистических соображений решил посодействовать их общему оргазму. Прекрасно знал: сам себе не поможешь – никто не поможет, поэтому чуть напряг ноги, удобно уперся пятками в бока Дальского и начал легонько вскидывать бедра, чтобы чуть резче состыковываться с ним и хоть с позорным подмахиванием, но достичь своей цели.

Дальский тут же просек этот момент и тихо рассмеялся.

– А-а-а, теперь чувствуешь, каково мне было в тот раз.

Он нарочно перестал двигаться. Почти полностью вытащил член и замер.

У разозлившегося Максима тут же возникло сильное желание припечатать его кулаком прямо в нос, потому что оргазм только-только начал подкрадываться к нему, но стоило Дальскому остановиться, как он снова пугливо спрятался где-то в воображаемых кустах. Максим сердито засопел и призывно качнул бедрами, настаивая на продолжении, но насмешливый гад не двигался. Наоборот, сбросил его ноги с плеч и лег сверху. Как толстым одеялом, накрыл своим телом. Плавно загнал член до самого корня, вдавил Максима в кровать и нашел губами его подбородок. Примерился и разродился новыми поцелуями, одаривая ими взмокший лоб, прикрытые трепещущие веки, горячие щеки и сухие воспаленные губы.

Максим просто ошалел от этой новой порции нежностей. Пялился в скрытое маской лицо и от удивления не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не то, что оказать достойное сопротивление. Дальский сжимал его в объятьях, целовал и едва заметно покачивал бедрами, отчего внутри Максима все звенело. Толчки были очень слабыми, но они были. Нечеткие и изнуряющие. Член, зажатый с двух сторон животами, терся об мышцы пресса и ронял прозрачные слезы.

Дальский ловил ртом дыхание Максима, лыбился немного лукаво и довольно до неприличия. Тот никогда не видел у него такой открытой живой улыбки. Кажется, в эти минуты Егор был по-настоящему счастлив.

– Теперь ты проси, – прошептал тот, поцеловав Максима в кончик носа. – Иначе я до самого утра не сдвинусь с места.

«Как я могу просить, идиот? Предполагается, что я не могу говорить!»

– Проси! – шепнул Дальский, чувствуя его колебания. – Проси, и я пощажу тебя.

Так шептал, будто сам просил об одолжении.

Максим раздражено закатил глаза, размышляя над тем, как бы так изловчиться и сбросить с себя этого садиста. Поелозил под ним, пытаясь принять упор для рывка, и сразу же прикусил губу, почувствовав, как внутри него сладко качается член. Рассмотрел сложившуюся ситуацию со всех сторон и решился. Глубоко вздохнул и накрыл ладонями плечи Дальского, прижался грудью к груди, обхватил ногами, сцепив ступни на его пояснице, вжал Егора в себя и коснулся губами притихшего рта, выпрашивая у него новый страстный поцелуй.

Улыбка Дальского стала еще довольнее, хотя куда уж больше. Он приласкал Максима языком, нежненько обсосал аккуратно подставленные губы, погладил пальцами его скулу и перебрал мокрые волосы. Поощрив его лаской, отстранился. Сел между ног Максима, изогнув колесом спину. Уперся коленями в кровать и с места в карьер раскачался, нанося тому немилосердные отрывистые удары.

Максим схватил край подушки и впихнул его в рот. Мычал и обильно слюнявил ткань. Морщился и моргал, сбрасывая с ресниц слезы. Задыхался от каждого нового рывка, проволакивающего его по простыне. Смотрел сквозь влажную пелену на сосредоточенное лицо Дальского и отчаянно желал, чтобы тот мог ответить на этот взгляд.

Егор нависал над ним горой и казался смятому его напором Максиму таким же огромным и неприступным. Он, как всегда, властно брал то, что хотел, наглядно демонстрировал свою силу и свое превосходство. Максим чувствовал себя беззащитным перед этой его силой, стонал обреченно, кусал отчаянно подушку и губы. Не выдержал – схватился за шлепающий по животу, полный семени член и начал быстро работать кулаком в унисон толчкам Дальского.

– Ну! – рыкнул тот.

Должно быть, почувствовал его движения. Засадил так, что Максим разжал зубы, выпустил подушку и почти сорвался на крик.

Приказал ему безапелляционно:

– Давай! Сейчас!

И Максим не посмел ослушаться. Прогнулся, запрокидывая голову. Зарыдал, затыкая рот ладонью. Обжег живот густыми каплями белого сока.

– Да! – рявкнул Егор, чувствуя охватившие его судороги и толкаясь со всей силы. – Да, чтоб тебя!

Пока Максима вымывало изнутри, расплющивало по кровати запредельным наслаждением, Дальский продолжал двигаться. Дождался момента, когда его дрожь полностью прекратилась, и лишь тогда позволил себе остановиться. Застыл, погрузившись в Максима. Впился пальцами в его бедра. Застонал и пролил семя внутри него. Все до последней капли. После этого сразу ослаб и повиновался силе земного притяжения. Склонил тяжелую голову и, будто Пизанская башня, начал медленно падать на Максима.

Тот к тому моменту уже опомнился, поэтому ощутив надвигающуюся опасность, распахнул глаза, испугался и успел подхватить это безответственно расслабившееся тело. Взволновано прижал его к себе. Расслабленный Дальский оказался еще тяжелее Дальского напряженного, но Максим смирился с его весом и постарался расположить Егора так, чтобы тот не раздавил ему грудную клетку. Голова Дальского улеглась на плечо, и его тяжелое дыхание грело Максиму подмышку до тех пор, пока не успокоилось.

А тот бездумно поглаживал, нежно перебирал пальцами волосы Егора. Глядел пустым, бессмысленным взглядом в потолок, морщился, потому что внутри у него все дергалось и ныло. Это мышцы лихорадочно пытались сжаться и закрыть растраханный вход, но член Дальского все еще был в нем, и своими колебаниями они лишь продлевали его агонию.

Полежав пару минут, Егор зашевелился. Приподнял голову, взял в ладони лицо Максима и слепо ткнулся ртом в его губы. Теперь их поцелуи были не просто нежными, но еще и благодарными, и усталыми. В них была какая-то грусть, будто Дальский жалел, что все закончилось. Он осторожно коснулся мокрым лбом лба Максима, потерся носом об его нос и прошептал очень-очень тихо:

– Что бы ни произошло дальше… Как бы ни сложились потом обстоятельства – знай: сейчас, в эту самую минуту я люблю тебя всем сердцем… Так сильно, как только могу… И мне все равно, что ты забудешь мои слова сразу же, как только выйдешь отсюда.