Текст книги "Омут (СИ)"

Автор книги: novel2002

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Сделал откровенное признание и продолжил целовать с легким сердцем, а расслабившийся, почти погрузившийся в сон Максим в ужасе вытаращился на него и уронил безвольную челюсть. Рот, шокированный такими откровениями, открылся сам по себе. Правда, он недолго оставался свободным. Губы Егора быстро отыскали его и нашли ему достойное применение. По их вялым прикосновениям чувствовалось, что Дальский сильно устал, но все никак не мог успокоиться. Раньше Максим не замечал за ним маниакальной склонности к поцелуям и теперь понял, каким будет его худший ночной кошмар на ближайшее десятилетие. В этом кошмаре Дальский будет сначала так же сладко целовать его, обнимать и признаваться в любви, а потом откроет глаза, поймет, что ебался с Максимом, и под конец сна, естественно, разъярится и оторвет ему голову.

«Пиздец, приплыли!»

Судя по настойчивости ласк, Дальский и не думал отваливать. Скорей всего, хотел позже пойти на второй заход. Он успел на ощупь снять презерватив и теперь терся мягким влажным членом об бедро Максима, недвусмысленно намекая на свои желания, а тот, сраженный наповал его словами, перепугался и уже совершенно не думал о сексе.

А что, если он сам после следующего сильного оргазма так расчувствуется, что во всем признается? Что Егор сделает с ним потом за такие признания? Нет, этот неправильный сеанс надо было срочно заканчивать. Уйти, пока он не сделал еще больше ошибок, и пока подзадоренный молчанием Дальский не брякнул что-то такое, что доведет Максима до инфаркта своей чрезмерной прямолинейностью.

Решив все для себя, Максим начал аккуратно вывинчиваться из-под Егора, но тот сразу просек эти подозрительные телодвижения и крепко схватил его за плечи.

– Не уходи вот так сразу! – настойчиво попросил он. – Останься! Пожалуйста! Я заплачу, если надо! Я… Я снова трахну тебя вместо твоего следующего клиента, если тебе это нужно. Только, пожалуйста, останься! Хотя бы ненадолго.

Тон Дальского был просящим, почти умоляющим, но его пальцы требовали. Они хищно стискивали плечи Максима, как когти сапсана, сжимающие пойманного скворца. Впивались в кожу, оставляя синяки, боялись отпустить его и потом уже не найти в темноте. И Максим порядком струхнул из-за их мертвой хватки. Подумал, что Дальский сейчас насильно придавит его к кровати и, чего доброго, трахнет без спроса. Испуг мгновенно перерос в панику, и тело, защищаясь от нападения, включило бойцовские инстинкты. Не осознавая своих действий, Максим резким профессиональным ударом толкнул Егора в грудь и сбросил его с себя. Как только тот рухнул на кровать, его пальцы от неожиданности разжались. Освободившись, Максим вскочил с кровати, подхватил с пола халат и в несколько быстрых шагов достиг двери. Распахнул ее и услышал вслед озлобленное и отчаянное:

– Почему ты не хочешь остаться? Неужели я настолько тебе противен?

Эти слова, полные обиды и боли, буквально ударили его в спину. Максим дернулся, не вписавшись в проем, ударился локтем об косяк и с шипением захлопнул за собой дверь. Соседняя дверь только начала приоткрываться, чтобы выпустить в коридор Станислава, а Максим уже пронесся мимо нее, на полном ходу набрасывая халат и шлепая голыми ступнями по полу. Притормозил на повороте. Бросил растерянный взгляд на удивленного его поведением Мастера боли и, не дожидаясь его слов, побежал сломя голову к своему кабинету.

***

Разъяренный, обиженный до глубины души Егор слепо шарил руками по воздуху, когда дверь вновь распахнулась. Он уже почти добрался до нее и чуть не получил раскрытой створкой по лбу. Запоздало отшатнулся, когда лицо обдало сквозняком, споткнулся о свои же ноги и чуть не упал, но сильная рука схватила его за локоть и помогла устоять на месте.

– Станислав? – рыкнул Егор.

– Да, это я, – спокойно ответил тот, чем еще больше вывел Егора из себя.

– Где он? Где Тони?

Егор выдернул локоть из его рук и замер в ожидании ответа.

– Ушел, – констатировал Станислав. – Время вышло, и он имел полное право уйти. Егор Максимович, пожалуйста, повернитесь ко мне спиной и позвольте снять с вас маску.

Егор зарычал от распирающей его злости. Сжал кулаки, но быстро взял себя в руки и резко развернулся, подставляя затылок.

– Почему он так себя ведет? – глухо спросил он, когда умелые пальцы начали расстегивать замки. – Почему он так поступает со мной? Я же не прошу его остаться на всю ночь. Ненадолго. Хотя бы на полчаса. Я согласен заплатить, так почему он все равно уходит?

– Во время сеанса Мастер полностью принадлежит вам, но когда время сеанса заканчивается, он волен поступить так, как считает нужным, – Станислав помолчал и произнес: – Я не знаю, почему он отказал вам и не могу пояснить его мотивы.

Маска соскользнула по щеке, одаривая Егора на прощание утешающей лаской. Тот развернулся лицом к Станиславу.

– Проводите меня к нему. Сейчас же! – потребовал он. – Я должен понять, почему он так себя ведет. Я должен… как-то объясниться с ним, иначе не смогу спокойно жить дальше.

Станислав отрицательно покачал головой.

– Он и так позволил себе слишком много из того, чего не было в его первоначальных планах. Игра иногда бывает настолько увлекательной, что даже Мастер не всегда может вовремя остановиться.

– Игра? – растерявшись, переспросил Егор.

– Да! – подтвердил Станислав. – Игра. Сеансы – это всегда игра, что бы не думали обо всем этом те, кто в них участвует. Вы сами согласились на эту игру, подписав договор, а там четко указано, что взаимодействие между сторонами заканчивается тогда, когда заканчивается время сеанса. Конечно, если у вас есть претензии к качеству обслуживания…

Станислав замолчал, стоило Егору глянуть на него мрачным, безумным взглядом. Тот еще немного постоял и, собравшись с мыслями, вернулся к кровати. Сел и рассеяно провел ладонью по груди, вытирая неприятный, липнущий к пальцам пот. Обнаружил на животе несколько капель чужого семени и тоскливо изломил бледную линию губ. Накрыл эти капли ладонью, вдавливая их в кожу. Тщательно втер в себя этот маленький глумливый сувенир, оставленный ему непреклонным Мастером.

– Хотите принять душ? – предложил внимательно наблюдающий за ним Станислав.

Егор покачал головой, целиком пребывая в эти минуты в своих мыслях.

– Нет! Я хочу домой.

– Тогда я провожу вас до выхода.

Егор недобро усмехнулся.

– Боитесь, что я сейчас оденусь и пойду разыскивать Тони?

– Нет. Не боюсь, потому что вы все равно его не найдете.

– Конечно! – сердито бросил Егор, надевая брюки. – У вас тут такой лабиринт, что ищи не ищи – хрен найдешь. Скорее, сам заблудишься.

Станислав не стал отвечать на его злобные шпильки. Не встретив достойного сопротивления, Егор быстро усмирил свой гнев, и как только злость покинула его, на смену ей пришла невероятная усталость. Он медленно застегнул рубашку, едва попадая пуговицами в петли. На галстук сил уже не хватило, поэтому он просто сжал атласную ленту в кулаке и тяжело поднялся с места. Подошел к Станиславу и твердо посмотрел ему в глаза.

– Значит, вы считаете, что все это было игрой?

Станислав глядел на Егора так пристально, будто выискивал что-то его в глазах.

– Егор Максимович, вы должны понимать, что мы здесь – в Клубе – предоставляем услуги. Любые услуги, которые смогут полностью удовлетворить потребности клиентов. Для того, чтобы наша работа была выполнена на высоком уровне, мы проявляем некоторые актерские качества. Все мы. Даже бойцы, выступающие на Арене, в жизни не такие, какими кажутся зрителям. Клуб – это театр, где у каждого есть своя роль. Простите, если игра одного из нас показалась вам слишком убедительной.

– Я идиот, да? – с горькой усмешкой спросил Егор. – Купился на красочное представление, как наивный ребенок. Поверил в красивую сказку. А теперь мне осталось лишь похлопать прекрасному исполнителю, но ему, к сожалению, совсем не нужны мои овации.

Он обвел взглядом пустую комнату. Вздохнул и прикрыл глаза, почувствовав слабый аромат ментола и мяты, который все еще витал в воздухе. Надышавшись им вдосталь, покинул спальню и пошел твердым шагом по коридору, ничем не выдавая своих чувств тем, кто встречался им по дороге. Чувствовал, что Станислав периодически поглядывает на него, но не отвечал на его взгляды. Только когда они вышли в главный холл, он повернулся к своему сопровождающему.

– Что ж, раз Мастер не хочет меня видеть, передайте ему, пожалуйста, мое восхищение его талантом. Спектакль удался на славу, и мне еще придется заплатить за него. Не только деньгами. До встречи, Станислав. Думаю, она состоится довольно скоро, потому что, несмотря на предупреждения, я, похоже, все же пристрастился к вашей игре и недалек тот день, когда захочу увидеть ее снова.

– Доброй ночи, Егор Максимович. Простите, если я расстроил вас.

Егор отвернулся, отмахнувшись разом от всех извинений.

Клуб нехотя выпустил его из своих недр. Забравшись в машину, он посидел без цели несколько минут, глядя в темноту холодной осенней ночи, потом завел мотор и выехал на трассу. Поехал домой в большую, такую же неживую и пустую, как эта промозглая ночь, квартиру. Летел и думал – вот бы сейчас отпустить руль, закрыть глаза и ехать так до тех пор, пока машина не обнимется с отбойником или не улетит с трассы в последнем полете прямо в ближайшее дерево. Тогда бы ее хозяину не пришлось думать о том, что Мастер хладнокровно обслужил его по высшем разряду и ушел, посмеявшись над просьбами и мольбами. Точно так же, как он, должно быть, смеялся над всеми остальными клиентами.

Думать об этом было невыносимо, но Егор боролся с отчаянием и до самого дома не позволял себе закрывать глаза. Это он мог сделать и позже, когда сердечные муки станут совсем уж невыносимыми, но этой ночью он еще не готов был сдаться. Привык бороться до конца, отдавая на это все физические и душевные силы. Бороться и победить или потерять все одним махом. Никаких полумер. Пан или пропал. Таков был его характер.

========== Часть 14 ==========

***

Максим в очередной раз поймал себя на том, что сидит и тупо пялится на подсунутое ему на подпись заявление. Сотрудник – симпатичный стройный парнишка – нервно топтался у стола, не решаясь прервать размышления высокого начальства.

– Прошу прощения. Отвлекся. О чем мы говорили? – уточнил Максим и устало потер переносицу.

– Вы хотели подписать мое заявление на отпуск, – растерявшись, пролепетал парень.

– А! Ну да!

Максим, не читая, подписал заявление и указал на дверь, толсто намекая, чтобы парнишка поскорее проваливал. Тот благодарно кивнул и выскользнул в коридор, но не прошло и пяти минут, как в дверь постучался очередной посетитель.

– Ни минуты покоя в этом доме, – с досадой пробормотал Максим и рыкнул: – Кто там еще?

Получив сердитое разрешение войти, в кабинет проник Филипп.

Этот сорокашестилетний мужчина был, наверно, самым характерным образчиком гомосексуала, какой только можно было найти в Клубе. В его густой шевелюре, затянутой в короткий волнистый хвост на затылке, почти не наблюдалось седины. Вернее, она была, но за общей чернотой прядей сложно было издалека разглядеть эти тонкие серебряные нити. Максим завидовал Филиппу черной завистью. Ему самому уже приходилось подкрашивать виски, чтобы не демонстрировать так явно свой возраст. Администратор Клуба, заведующий его полулегальной, «бордельной» частью, был гладко выбрит и модно одет. Одежда всегда выделяла его из серой толпы, из-за чего у Филиппа раньше нередко бывали неприятности. Причем выделяла она его не только приятной глазу яркостью однотонных водолазок и неизменным пестрым шейным платком или шарфом, с которыми тот не расставался. Филипп обожал юбки. Вернее, не просто юбки – килты. И все, что хоть немного на них походило. Максим как-то сказал, что в Филиппа переселилась душа шотландского горца, на что тот довольно рассмеялся, отмахнулся от его предположений и пошел на свои занятия по йоге.

Вот и сейчас он был одет в черное, очень строгое нечто. Это нечто скромно оголяло его от колен и ниже. Ноги у Филиппа были даже слишком ровные для мужика и всегда гладковыбритые. Косточки на изящных лодыжках прикрывали чопорные черные носки, а ступни обнимали мягкие бордовые мокасины. Губы любителя бабьих шмоток слегка поблескивали влагой специального прозрачного блеска, но почему-то даже эта чисто женская примочка, завершающая образ Филиппа, не казалась Максиму пошлой или дикой.

Несмотря на любовь к определенным женским атрибутам – не только к юбкам и блеску, но и кое-каким другим интересным штучкам, – Филипп определенно был мужчиной. Однажды Максим спросил у него из любопытства, не хочет ли Филипп поменять пол за счет фирмы, на что получил вполне определенный и четкий ответ, что собственное тело устраивает того целиком и полностью.

– Что случилось? – со вздохом поинтересовался Максим, вдоволь наглядевшись на его обнаженные сексуальные голени.

Филипп не имел привычки докучать своим обществом начальству, и раз пришел прямо в кабинет, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Снова звонил Егор и требовал Тони. Я сказал, что весь его график расписан наперед и свободного времени нет.

– Блядь! – Максим в раздражении взъерошил волосы, разрушая идеальную укладку. – Сколько он обещал на этот раз?

– Двести.

– Ебанулся! – с унынием констатировал Максим. – Сначала он заебывал звонками Станислава, а теперь, когда понял, что тот не уступит, решил переключиться на тебя. Должно быть, он наивно полагает, что ты будешь более сговорчив.

Филипп растянул губы в саркастичной усмешке. В уголках светло-серых глаз обозначились глубокие, но совершенно не портящие его красоту веселые морщины.

– Ты сказал ему, что все дела, касающиеся Тони, решаю только я? – поинтересовался Максим.

– Сказал, – кивнул Филипп.

– А он?

– А он эмоционально высказался. (Я даже запомнил пару интересных словечек.) И бросил трубку.

– Мда-а!

Филипп отвел свои насмешливые глаза и полюбопытствовал, не смея глядеть на начальство:

– Ты уже задействовал свой обычный план альфа?

– Нет, – покачал головой Максим. – Станислав привез Тони в Клуб, и в ближайшие недели тот по доброй воле на улицу не выйдет. Так что за то, что Дальский подкараулит и сопрет его, можно не переживать.

– Да, но Егор может и в Клуб явиться. Он доказывает всем, что у него по договору есть как минимум еще один сеанс.

– Он может доказывать, что угодно, но он проиграл пари и сам это прекрасно знает. Поэтому и не хочет звонить мне. А раз он уже проиграл, то договор сразу прекращает свое действие, потому что дальнейшее проведение сеансов является нецелесообразным. И кстати, даже если он внезапно раскается и позвонит мне, я все равно не собираюсь подпускать его к Тони.

– Ты жесток, – вздохнул Филипп. – Даже к тем, кого ты тайно ненавидишь и специально заманиваешь в ловушку, ты относишься милосерднее.

– Его я тоже ненавижу, причем совсем не тайно! Он мой главный конкурент.

– Кому ты это говоришь? – отмахнулся Филипп. – Мне – умудренному жизнью гомику?

– По-моему, мои лучшие сотрудники в последнее время стали забываться и слишком много о себе мнят, – мрачно отметил Максим. – И очень скоро я начну ставить их всех на место.

Филипп сделал обиженное лицо.

– Не злись на нас, Максим. Мы не виноваты в том, что между вами пробежала черная кошка.

– Если бы Тони не заболел и делал, как положено, свою работу, никакой кошки бы не было. Если бы ты, так жалеющий сейчас Дальского, выполнил мою просьбу, ничего бы этого не было. Так что эта ваша общая невиновность еще под большим вопросом.

Филипп демонстративно издал полный печали вздох, совсем не испугавшись его плохо завуалированных угроз.

– Так что мне отвечать, если он снова позвонит? – уточнил он.

– Скажи, что он не получит Тони без моего разрешения.

– Он слишком горд и слишком зол на вас, – не менее демонстративно перешел на «вы» Филипп. – Сам он не позвонит. Вы считаете, что это разумно – так твердо отказывать ему во встрече? Он… Может наложить на себя руки, как Демерев.

– Дальский? Наложить руки? – с иронией переспросил Максим. – Сомневаюсь! А Демерев был чокнутым мудаком, чью неадекватность я, к сожалению, не смог сразу разглядеть.

– Влюбленные люди вообще ведут себя крайне неадекватно.

– Он не влюблен! Дальский не влюблен! Ты что забыл, о ком мы говорим? Это же Дальский, в конце концов! Ледяная бесчувственная глыба! Так что ничего с ним не станется. Перебесится и забудет!

– Если вы считаете, что он – ледяная бесчувственная глыба, значит, человек, который работал с ним вместо Тони, поневоле слишком сильно согрел ее своим теплом, и она начала таять. И если это таяние не остановить, она может растаять совсем, оставив после себя лишь пустоту.

– Господи, Филипп, оставь эту эзотерическую чепуху для своих дружков из секции йоги.

– Максим, вы должны что-то сделать с этим.

– Черт, ну почему я всем что-то должен? Я и так уже наделал благих дел на целую дерьмовую кучу!

Максим стал с остервенением крутить в руках шариковую ручку. Провернул пару раз, вроде бы слегка сжал ее пальцами, но она тут же, обижено тренькнув, развалилась напополам.

– Это был мой любимый Паркер! – с досадой произнес Максим, расстроено уставившись на нее обломки.

Тяжело вздохнул и решил:

– Короче, если он начнет тебя доставать, посылай его сразу ко мне. Скажи, что попасть к Тони можно – подчеркнуто! – только с моего позволения.

– Хорошо. Я передам, – без улыбки кивнул Филипп.

Ни сказав больше ни слова, развернулся и ушел, а Максим остался в одиночестве.

С той ночи, когда Дальский прокололся, произнес слова любви и тем самым убил не только Максима, но и свои шансы на следующий сеанс, прошло четыре дня. За это время он в Клубе не появлялся и его хозяину не звонил – не хотел, видимо, делиться своими секретами, – зато умудрился достать всех сотрудников Клуба, чей номер телефона был ему известен.

Сам Максим не собирался звонить Егору, чтобы напомнить про должок. Терпеливо ждал, когда его выигрыш притопает в Клуб своими ногами. Ждал и злился все сильнее. Настроение у него в эти дни было довольно паршивым. Раньше Егор приезжал чуть ли не каждый вечер и нагло напрашивался на посиделки, желая потрындеть о бизнесе и расслабиться в приятной и интересной компании, а теперь Максиму очень не хватало их обычного вечернего зубоскальства. Умом он понимал, что не должен так остро реагировать на временное отсутствие конкурента, но отстраненность, которой придерживался в последние недели Дальский, бесила его. Он уже триста раз успел проклясть себя за то, что затеял все это и нарушил привычный порядок вещей, который вполне устраивал его все эти годы. И из-за чего, собственно? Из-за того, что не навел сразу справки, а начал действовать сгоряча, не обдумав все, как следует.

Поразмыслив еще минут десять над странными поворотами судьбы, Максим достал новую ручку и нехотя вернулся к работе. Его рука черкала подписи в документах, а сам Максим в это время думал о том, что раз эпопея с сеансами закончилась, ему стоит выпросить у самого себя небольшой отпуск.

Он собирался в ближайшее время уехать куда-нибудь подальше от шумного города, подальше от друзей и врагов, от Клуба и, конечно же, от Дальского. Уехать, чтобы полежать на пустынном пляже, понежиться на солнце, окунуть ноги в соленую кристально чистую воду и не вспоминать ничего из того, что произошло за эти странные две недели. Уехать, чтобы забыть за синевой ясного неба о том, что слышали его уши в ту ночь, когда Дальский, сжимая Максима в усталых объятьях, шептал севшим голосом свои искренние любовные признания, думая при этом, что говорит он их психически нездоровому итальянскому аристократу, принуждаемому Максимом к проституции. Уехать и не вспоминать под жарким солнцем о его жадных ласках, бесконечных страстных поцелуях и сильных пронзительных толчках, ведь губы уже давно перестали ныть, кожа забыла его тепло, и даже задница на четвертый день притихла и перестала напоминать о Дальском при малейшем движении. Закрыла, гадина, свою прожорливую пасть и тихо сидела на стуле, не отсвечивая и боясь даже пикнуть.

«Неужели я настолько тебе противен?»

Максим нервно дернул рукой и прочертил чернильную линию на полдоговора. Поглядел тоскливо на испорченный документ и со вздохом отложил его в сторону.

– Нет! – хмуро осадил он свои мысли. – Я сказал: не вспоминать!

Разобравшись с документами, Максим обратился за помощью к интернету. Не спеша листал сайты, предлагающие отдых в фешенебельных отелях на далеких сказочных островах. Занимался он этим пространным бесконечным делом до самого вечера, и ближе к девяти, когда глаза уже начали болеть от мелькания красочных фотографий, ему наконец-то соизволил позвонить конкурент, окончательно поехавший крышей.

– Я требую еще один сеанс, оговоренный в договоре! – не здороваясь, заявил Дальский.

Максим выругался очень-очень грубо, но про себя, а вслух сказал вполне дружелюбным, как на его взгляд, тоном:

– Я не могу удовлетворить твое требование! – отрезал он. – Ты проиграл пари до окончания сеансов, и договор, соответственно, автоматически прекратил свое действие. А у Тони сейчас и так забот хватает. Из-за тебя очередь клиентов сдвинулась, и на ближайшие месяцы все его рабочие дни расписаны от и до.

– Я заплачу за эту встречу столько, сколько ты потребуешь. Назови цифру!

Максим закатил глаза.

– Гор, пожалуйста, не превращайся в очередного зомбированного поклонника Тони. Ему и так в прошлом досталось от очарованных его красотой садистов. И вообще, я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Он же не делал ничего особенного. Обычный набор легких эротических упражнений для разнообразия скучной ванильной жизни. Тебе такое любая баба изобразит… Ну или мужик, если захочешь. Было бы, за что так цепляться.

Дальский на протяжении всей этой фразы соблюдал угрюмое молчание.

– И кстати! – напомнил Максим, заполняя напряженную паузу в разговоре. – Ты все еще не рассчитался со мной за пари, а уже предлагаешь новую сделку. Выспись хорошенько, продумай свою речь и приезжай завтра вечером. Поделишься со мной тем, чем обещал, и тогда я подумаю, подпускать тебя к своему сотруднику или нет.

– Я приеду через полчаса! – как ножом, отсек дальнейшие пререкания Егор и отключился, не прощаясь.

Максим даже поежился от его зловещего тона.

– Вот я влип, а? – кисло заметил он. – Влип по самые уши!

***

В затылок ударил оглушительный рев клаксона, но Егор даже не вздрогнул. Раньше он бы с холодной бесстрастностью поглядел в окно на истеричного водителя, но теперь это повторялось слишком часто, и он уже перестал реагировать на подобные нападки. С трудом осознав, где находится, сосредоточился на управлении своим Вольво и плавно придавил педаль газа. Постепенно разогнавшись, полетел по пустеющим с наступлением ночи улицам в сторону Клуба, раздумывая над тем, что Крайт был прав, когда советовал ему ездить с водителем. Глядишь, и не было бы таких неприятных ситуаций, и никто не отвлекал бы его от грустных размышлений, в которые Егор в последние дни уходил постоянно, стоило лишь ему отвлечься от окружающей реальности.

В компании – в противовес его унылому настрою – все шло прекрасно. Проект «Windmill» набирал обороты, и в ближайшие пару месяцев Егору надо было плотно заняться мелкими проблемами, возникающими в любом новом деле. Но он не мог думать о расходах, поставщиках и подрядчиках. Не мог думать о прибылях и перспективах. Он не мог думать ни о чем другом, кроме Тони.

Каждый раз, когда Егор оставался в кабинете один больше, чем на десять минут, он тут же отвлекался от финансовых сводок и отчетов, взгляд его останавливался на одной точке, а кожа покрывалась мурашками при одном лишь воспоминании о прикосновениях, подаренных ему Мастером. Руки прекрасно помнили его вес, твердость мышц и мягкость волос. Нос помнил его неповторимый запах. Губы помнили, с какой готовностью Мастер подставлялся под поцелуи. Живот помнил, как тот прижимался твердой брусчаткой пресса, а член помнил, как Мастер лихо подмахивал, принимая его в себя, желая в те мгновения Егора каждой клеточкой своего раскрепощенного тела.

На этой части своих бесконечных размышлений Егор обычно морщил лоб и кривил губы. Как же он обманывался, полагая, что Мастер желает его, как ошибался, когда тешил глупым восторгом слепую гордыню, ведь Тони никак не отреагировал на его отчаянные просьбы, не остался с ним, как бы Егор не просил. Его демонстративный уход был своего рода ответом на эти просьбы. Возможно, Егор не был настолько уж противен ему, как думал, но и каких-то особых чувств Мастер к нему не питал. Поэтому-то он и ушел так быстро, поставив таким образом клиента на место. Показать Егору, что для него это всего лишь работа и ничего более.

Он ушел, и в его жизни, скорей всего, ничего не изменилось, а вот Егор после сеанса чувствовал себя так, как будто какой-то сумасшедший хирург, вскрыв грудную клетку, вырезал оттуда всю ту непривычную, уязвимую нежность, что переполняла его, пока Мастер был рядом. Тот с небрежностью настоящего профессионала одним махом разорвал тонкие, едва наметившиеся нити привязанности, которую с недавних пор начал испытывать Егор, продемонстрировав наглядно всю ее иллюзорность. Для Мастера это была игра, и, отыграв в нее, он спокойно завершил начатое, стоило Егору сказать то, что тот совершенно не планировал говорить еще вначале их встречи.

Когда Егор вернулся домой после сеанса, его всю ночь терзали сильнейшие обида и разочарование. Не давали спать, разрывали его душу на части. Он варился в них, как в адском котле, все его мысли были заполнены ими, потому что Егор прекрасно понимал, что проиграл спор. Слова были сказаны и услышаны. Даже если он не собирался сообщать Максиму о своем промахе, тот, скорей всего, и так уже все знал, ведь Тони как исполнительный сотрудник должен был вечером отчитаться перед начальством о проделанной работе.

Сначала Егор был просто расстроен всем произошедшим, ведь он понимал, что поступил безрассудно, когда произнес то признание, сыграв тем самым на руку Максиму, но как только душевная боль немного притупилась, наступила обратная, защитная реакция, и он очень сильно разозлился.

То, что Тони все честно рассказывал своему сутенеру, и раньше воспринималось им как нарушение личных тайн, а теперь это казалось настоящим предательством. Но злился Егор на себя и на Максима, но никак не на Тони. При всем продемонстрированным им пренебрежении злиться на того не получалось, потому что причиной всех его бед был не Тони, а сам Егор, который все это время, как дурак, делал именно то, чего ожидал от него коварный Максим – поддался слабости, хотя когда-то дал себе клятву никогда не делать этого, один-единственный раз раскрылся, позволяя себе чувствовать, и, естественно, получил по заслугам. И вскоре о должен будет расплатиться за свою слабость – посвятить конкурента в достаточно болезненную для него историю, но самым ужасным для Егора оказалось совсем не это. Самой ужасной была мысль о том, что пари проиграно, цель Максима достигнута, и, значит, тот мог спокойно отказать ему в следующих свиданиях с Тони, а Егор самоубийственно, до полной потери вменяемости желал новой встречи, даже если он был безразличен Мастеру, даже если тот презирал его.

Егор хотел поговорить с Тони в последний раз, потому что на большее он и не рассчитывал. Хотел убедить его любыми возможными средствами, что он не так плох, как тому могло показаться. А если не удастся поговорить, то просто увидеть Мастера, заглянуть в его большие глаза, подернутые томной поволокой, и понять, почему Тони ушел, не удостоив его какого-либо внятного объяснения своему бегству, хотя еще пятью минутами ранее он так пылко отдавался Егору, жадно прижимался к нему всем телом и млел от его ласк.

Погруженный в мрачные размышления Егор все эти дни сам себя не узнавал и не понимал собственного поведения. Не понимал, почему так остро реагирует на сложившуюся ситуацию, и почему ему так больно от чьего-то презрения и равнодушия. Раньше он мало обращал внимание на отношение к нему со стороны любовников, старался быть с ними почтительным, платил им достойную плату в виде дорогих подарков и качественного секса, но никогда не цеплялся за них, всегда легко отпускал и вспоминал потом без особой грусти. Но с Тони у него так не получалось. Не получалось отпустить и забыть, ведь стоило только подумать, что он может больше никогда не встретиться с загадочным Мастером, и в груди тут же начинало сбоить, захлебываясь кровью, потрепанное сомнениями сердце.

Десять лет назад он уже испытывал подобное смятение, и в те тяжелые для Егора годы он хоть и с трудом, но пережил все это, заглушив душевную боль полным и безоглядным, почти круглосуточным погружением в работу. Еще тогда решил не давать себе больше спуску, очень долго держался своего решения, успешно избегая всех слишком болезненных эмоций, а тут вдруг неосмотрительно отпустил вожжи, дал послабление сердцу и сразу же попался в сплетенную лично для него паутину, как наивная безмозглая муха.

Почему он так сглупил? Чем так зацепил его странный, не умеющий сдерживать свою похоть Тони? Уж точно не красотой, потому что до сих пор Егор не имел возможности насладить ею свой взор, и уж точно не изощренной эротической игрой, потому что, будучи привлекательным мужчиной, тот к тридцати пяти годам уже успел познать десятки умелых любовников и был наслышан обо всех возможных любовных изысках.

Конечно же, он знал, чем. Крайт сказал ему, хоть Егор и не поверил тогда его словам. Тони брал клиентов за душу, потому что казался всем им предельно искренним. Любящим до самоотречения. От начала сеанса и до самого его конца. Возможно, он делал это бессознательно, но, без сомнения, был одаренным актером, способным своей игрой как вознести человека до небес, пробуждая в нем окрыляющую влюбленность, так и сбросить его в глубокую пропасть отчаяния, когда этот человек осознавал свою полную никчемность в глазах прекрасного лицедея.

Тони прилежно играл отведенную ему роль, но, даже понимая это, Егор все равно не мог разом отринуть то, что было между ними. Рьяно, бессмысленно барахтался, буквально тонул в чувствах, увязал в них, как в болоте. Вращался все быстрее в затягивающем на дно водовороте, а неутраченная пока что рассудительность бросала ему спасательный круг. Подсказывала, как выплыть, пусть и с большими потерями. Внушала, что стоит пойти ва-банк и, как когда-то давно, дать сердцу разбиться, а потом из осколков склеить его заново – ущербное и пустое, но способное еще пригодиться. Советовала Егору при следующей встрече подставиться под удар и без колебаний позволить Мастеру вслед за нежностью вырезать и все остальные, связанные с ней чувства. Поучала, как вычистить, выскоблить, продезинфицировать хорошенько цинизмом открытую глубокую рану, не оставив в ней и следа прежних эмоций, а потом зашить ее, нарастить сверху основательный твердый рубец и уже с выхолощенным, бесстрастным сердцем приступить к осуществлению справедливой мести.