Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Платформа переполнена, конечно, и все бегают, пытаясь найти своих друзей, прежде чем погрузиться на поезд. Несколько человек плачут, что глупо, ведь мы еще будем ехать в поезде, чтобы успеть слезливо попрощаться. Я не верю в слащавые прощания, большей частью потому, что ненавижу все слащавое. Наверное, это потому, что у меня холодное черствое черное сердце. Ну, или, по крайней мере, я так думаю, не знаю.

Хьюго и Лили выпрыгивают из кареты за мной и оба тут же идут туда, где стоим мы с Алом. Лили вырядилась в какое-то дурацкое платье, которое больше подошло бы к какому-нибудь официальному ужину, чем долгой поездке на поезде до Лондона, а оттуда еще час машиной. Если, конечно, они не поедут к нам домой, что меня на самом деле не удивило бы. Мне на самом деле плевать, если только нам не придется ехать сегодня в Нору. Я определенно не в настроении для этого. Не поймите меня неправильно, я люблю бабушку с дедушкой, но я обошлась бы без того, чтобы быть в их доме в свой первый день каникул. Просто говорю.

– Могу я занять немного денег? – спрашивает Хьюго, прищуриваясь от яркого солнца. – Мне нужно на случай, если тележка проедет.

Я просто смотрю на него и задумываюсь, а не упал ли он на голову и повредил ее.

– Что значит «занять»? У тебя нет денег, чтобы мне вернуть.

– Потом могут быть.

– Нет, не будут. У тебя никогда нет денег, идиот, – и это правда, у него нет. Если он когда-либо получает деньги, он тратит их тут же, потому что он безответственный ребенок.

– Я попрошу маму с папой заплатить тебе.

– У них тоже нет денег, – резко отвечаю я.

Он смотрит на меня, явно растерянный:

– Но я думал, маме только что сильно повысили зарплату…

Так и есть, по крайней мере, я так думаю – я еще не видела точных цифр. Не то чтобы это имело значения, у них и раньше было много денег. Но Хьюго не понимает сарказм. Потому что он глупый ребенок. Не моя вина, что все гены, отвечающие за интеллект, были истрачены на меня и ему ничего не осталось.

Я закатываю глаза, и он сдается и говорит:

– Ладно, могу я получить немного денег?

– Ты должен говорить «можно ли мне получить немного денег», и нет, нельзя.

Он хмурится, но не моя вина, что он проспал этот свой урок английского. Поэтому он качает головой и оборачивается к Алу:

– Могу я занять немного денег?

И к моему ужасу, Ал достает пару галеонов из кармана и бросает их в протянутую руку Хьюго.

– Он никогда их тебе не вернет, ты ведь знаешь это, да? – я смотрю на Ала, потом на Хьюго, который радостно кладет деньги в карман.

Но Ал лишь пожимает плечами:

– Ничего.

Тут оживилась Лили:

– А могу и я занять немного денег? – жадно спрашивает она.

Ал сужает глаза:

– Нет.

Она оборачивается ко мне:

– Роуз?

Я смотрю на нее, будто она именно такая сумасшедшая, как прикидывается.

– Что?

– Могу я занять немного денег?

– Я уверена, что ты можешь вернуть деньги, но нет, – ровно сказала я, – нельзя.

– Но Ал дал Хьюго немного, – быстро спорит она.

Я беззаботно пожимаю плечами:

– Ну и? Он добрее меня.

– Но это нечестно! – она недоверчиво смотрит на меня, на Ала и, наконец, на Хьюго, который тут же сдается:

– Я с тобой поделюсь.

Лили глубоко вздыхает и выпрямляется, чтобы казаться повыше:

– Все нормально, – недовольно сказала она. – У меня есть свои. Это принципное дело.

– Дело принципа, – поправляю я. – Боже, где вы нафиг оба были, когда все учили грамотный английский?

– Наверное, были нормальными, – тут же отвечает Лили. – Вместо того, чтобы думать, как нам вытащить палки от метлы из наших задниц.

Хьюго хихикает, и даже Ал выглядит так, будто хочет рассмеяться. Но он этого не делает, потому что я посылаю ему самый пронзительный взгляд. Я открываю рот, чтобы сказать кое-что Лили, но меня прерывает появление еще одного человека, что решил к нам присоединиться.

Это Скорпиус. Фан-нахер-тастично.

Моя семья никогда не отличалась утонченностью манер, и это подтверждается всеми до единого идиотами, что стоят рядом со мной и пялятся на него, будто он какой-то инопланетянин. Я же хочу просто умереть, конечно, потому что, а) я родственница всем этим придуркам, б) я не говорила со Скорпиусом несколько дней. И несколько дней назад, когда я с ним говорила, я просто сказала: «Прошу прощения», когда протискивалась мимо него на лестнице по дороге на экзамен по зельям. Наш настоящий последний разговор был той ночью, когда мы это сделали, и это то, о чем я не хочу думать, если только это возможно (кстати, это невозможно, и я постоянно об этом думаю против своей же воли). Но это то, чего я хотела, так? Я решила поговорить с ним и все исправить, и вот мой шанс.

– Эм, привет, – тихо сказал он, и он смотрит мне поверх головы вместо того, чтобы смотреть на меня. Но я не могу не покраснеть. Конечно.

– Привет, – отвечаю я и слышу себя и напряжение в своем голосе. Не очень убедительно.

Где-то позади меня раздается хихиканье, и я запоминаю, что надо убить Лили. Ответившее ей полуфырканье напоминает мне, что брата мне следует убить тоже. Я поворачиваю голову, чтобы послать им предупреждающий взгляд, который они оба замечают. Пусть они и маленькие гаденыши, они все же знают, что я могу их побить, так что Лили мудро тянет Хьюго за рукав, и они быстро бегут на поезд. Убью их позже, лучше всего дома, чтобы меня за это не исключили.

Никто ничего не говорит с секунду, когда я снова повернулась. Скорпиус все еще не смотрит на меня, но я уверена, он думает, что достаточно убедительно просто глядит поверх моего плеча, и что я не замечу, что он не смотрит мне в глаза.

Он нервно сглатывает и говорит:

– Могу я с тобой поговорить?

– Ты имеешь в виду, можно ли с ней поговорить, – пропел Ал с самым серьезным выражением лица. Я смотрю на него еще злее, чем на Лили с Хьюго. Он лишь невинно пялится. – Что? Я просто даю ему совет, – он оглядывается на Скорпиуса и продолжает со смехотворной серьезностью. – Она любит хороший подбор слов.

Скорпиус выглядит совершенно растерянным, и мне хочется ударить Ала, но я сдерживаюсь и лишь поправляю:

– Правильный подбор слов.

– А в чем разница?

– «Хороший» – слишком общее прилагательное, – о боже, и зачем я только стараюсь.

– А, – Ал пару раз кивает. – Хорошо, что сказала, – он колеблется, а затем. – Ой, прости. Правильно, что сказала.

– Ох, да пошел ты, – мне пришлось в прямом смысле сжать кулаки, чтобы сдержаться и не ударить его по лицу.

Ал лишь усмехается и приподнимает брови в притворном добродушии. Скорпиус, с другой стороны, выглядит совершенно не в своей тарелке и более чем сконфужен.

– Не обращай на него внимания, – быстро говорю я. Затем я оборачиваюсь к Алу и суживаю глаза. – Уйди.

– Ладно, ладно, – говорит он, поднимая руки. – Наслаждайтесь уединением, – на лице его – просто чистейшее зло, и мне приходится лишь удивляться, с чего бы он вдруг превратился в меня. Не уверена, что мне это нравится. Он уходит на поезд, а я злобно смотрю ему вслед.

– Он знает, да?

Я оборачиваюсь и вижу, что Скорпиусу стало даже еще неуютнее. Думаю, а не соврать ли ему, но в итоге пожимаю плечами и говорю:

– Я была пьяна.

Скорпиус немного вздыхает, но ничего об этом не говорит. Вместо этого он смотрит на свои туфли и колеблется, что он хочет сказать. Все не так плохо, как я думала, но все равно плохо. Все равно все странно.

– Ну, – медленно говорит он, несколько раз открыв и закрыв рот. – Ну, прости меня.

Я даже не знаю, за что он извиняется, и я смотрю на него и вижу, что он не знает, как это объяснить. Но я все равно спрашиваю:

– За что?

– За ту ночь, – он все еще не поднимает глаз. Та ночь – та ночь две с половиной недели назад, когда мы опозорились наиболее интимным способом, и я имею в виду, в прямом смысле. Полагаю, он об этом.

– Все нормально, – быстро говорю я, стараясь поскорее избавиться от этой странности. Он такой милый, когда стоит тут такой нервный и симпатичный.

Он медленно кивает и, наконец, поднимает взгляд.

– Я знаю, это не то, чего ты ждала, – я ничего не говорю и думаю, он полагает, что прав, потому что он ждет всего пару секунд, прежде чем сглотнуть и продолжить. – Но это то, чего я всегда хотел.

Его голос становится тише, пока он говорит, и я растеряна с секунду. Этого он всегда хотел? Двухсекундного траха на полу в чулане для метел? О. По тому, как он смотрит на меня, я понимаю, что именно он не может сказать.

Он говорит обо мне.

Я чувствую, что мое лицо немного загорелось, по губам пробежала застенчивая улыбка. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не получаю возможности, потому что меня прерывает громкий громоподобный голос сзади:

– Вы, двое, бегите лучше, чтобы поезд без вас не уехал!

– Привет, Хагрид, – говорю я и надеюсь, что расстройство в моем голосе не очень заметно. Хагрид действительно хороший, не поймите меня неверно, но у него есть привычка быть слишком громким и появляться в самый неподходящий момент.

– Привет-привет, Роузи, – радостно говорит он, и я пытаюсь не передернуться от этого прозвища. – Хороший был год?

Я киваю.

– Да, хороший, – я оглядываюсь на Скорпиуса, которому явно не по себе.

– Хорошо-хорошо, – радостно отвечает он. – А теперь торопитесь-ка лучше на поезд, а не то останетесь здесь на все лето!

Одной этой мысли достаточно, чтобы я заторопилась. Я улыбаюсь и снова киваю:

– Точно. Ну, пока, Хагрид!

– Пока, Роузи. Передавай от меня родителям привет, хорошо? И скажи своей маме, я за нее голосовал.

Какой шок.

– Скажу. Увидимся, – я пытаюсь идти к поезду, но он стоит прямо на дороге, несмотря на то, что уже просвистел предупреждающий свисток, и на платформе осталось совсем немного людей.

– Я всегда знал, что твоя мама будет совершать большие дела, – сентиментально сказал Хагрид. – Всегда была самой умной ведьмой поколения, даже когда была моложе тебя.

Да, да, мы знаем, мама – гений. Не надо это без конца ворошить.

– Ну, я скажу ей. Пока, Хагрид, – сказала я на этот раз многозначительно.

– Пока, Роузи. Не попадай в неприятности, слышишь? – потом он оборачивается к Скорпиусу и со странно серьезным лицом говорит ему. – И ты ее ни во что не впутывай. Понял меня?

– Эм, – Скорпиус нервно оглядывается, а затем отвечает больше вопросом, чем утверждением. – Да?

– Хорошо. Теперь идите на поезд, увидимся в следующем году.

Меня не надо просить дважды. Я быстро протискиваюсь сквозь опасно закрывающиеся двери, и Скорпиус успевает за мной как раз вовремя. Мы едва встали, прежде чем поезд тронулся и едва не сбил нас с ног.

– Роузи? – спрашивает Скорпиус секунду спустя, когда поезд начал отходить от платформы.

Я просто бросаю на него взгляд.

– Даже не думай об этом, – серьезно предупреждаю я.

– Но Хагриду можно…

– Он старый. Меня можно называть Роузи только тем, кто действительно стар, или тем, кто младше пяти.

– А твои родители?

– Нет. Я разрешаю своим бабушке с дедушкой. Иногда, – я задерживаю на нем очень серьезный взгляд.

Он усмехается, но оставляет это и не пытается быть «милым», называя меня этим жутким именем. Вместо этого он смотрит в проход, на толпу людей, которые все еще пытаются найти себе купе. Он читает мои мысли и открывает дверь в самое первое. Первые купе с обеих сторон вагона почти всегда пусты. Потому что обычно там сидят префекты, а люди стараются любой ценой избегать префектов. Чем дальше в поезд, тем меньше шансов найти себе место.

Ну и первое купе нас обоих устраивает. Я не думаю, что мы произведем много шума, так что есть шансы, что мы будем здесь одни. Что меня полностью устраивает.

Все еще немного странно, но это просто здорово, как быстро мы с этим справляемся – как будто нам и не было неловко в начале. Скорпиус выглядит просто милым, когда бросает свою сумку на одно из сидений и падает рядом с ней.

– Я надеюсь, наши сундуки успели загрузить, – рассеянно говорит он, глядя в окно, где мимо нас начинают пролетать деревья.

Я об этом раньше не думала, хотя понимаю, что должна была, учитывая, что почти все, что у меня есть – в этом сундуке. Ну, может это немного преувеличение, потому что часть моих вещей в моей спальне дома. В любом случае, вся моя одежда по размеру упакована в сундук. Одного этого достаточно, чтобы надеяться, что сундук погрузили. Нам, наверное, надо было проверить.

Я кладу свою сумку и сажусь напротив него. Мы недолго смотрим друг на друга, а потом оба находим другие объекты для внимания. Я нашла трещину на двери, которая некоторое время занимает меня. Не знаю почему. Я не знаю, почему я делаю половину вещей, которые делаю, особенно, если это касается Скорпиуса.

– Ну так, кхм, – наконец заговаривает он, и, когда я смотрю на него, это лишь нервирует его, потому что он облизывает губы, и его глаза становятся чуточку шире.

Я не могу не улыбаться.

– Ты меня боишься?

– Нет, – отвечает он, но это совсем неубедительно. – Я просто…

– Да?

– Ну, мы не говорили на самом деле после той ночи. Я просто хочу знать, нравлюсь ли я тебе еще? – он опускает голову, когда заканчивает предложение, и господи, ну почему он такой милый?

– Это было нормально, – лгу я. – Не так, как я представляла, но нормально.

Он выглядит успокоившимся и поднимает голову:

– Я подумал, когда ты перестала говорить со мной после…

– Это было глупо, – быстро отвечаю я. Я не знаю почему, но меня словно накрыло желанием заверить, что все хорошо. Мне нужно, чтобы все было хорошо. – Мне просто было стыдно.

– Тебе еще стыдно?

– Немного.

– Тебе не должно быть стыдно, – я смотрю на него, и он легко улыбается.

Я не могу не улыбнуться в ответ:

– Ты мне нравишься. Очень.

Его щеки покрываются еле-еле заметным румянцем. Мои же становятся ярко-красными, конечно же. Он, похоже, не заметил, потому что тихо говорит:

– Ты мне тоже очень нравишься.

Мы сидим там, застенчиво друг другу улыбаемся и несколько минут ничего не говорим. Но это не неловко; на самом деле это очень уютная тишина. Я не врала, когда сказала, что он мне очень нравится. Так и есть. Он нравится мне больше, чем кто-либо когда-либо, и мне больше нет дела до того, знает ли это кто-то.

Есть кое-что, что я ему не сказала, некоторые вещи, которые моя мама рассказала о его семье. Сначала я хотела сказать ему. Теперь же я не вижу в этом смысла. Это не имеет отношения к нему, ко мне, к нам. И это все, что имеет значение.

Мы можем построить свою историю.

– Я думаю, мы сможем лучше, – внезапно сказала я, прерывая тишину и глядя прямо на него. Его серые глаза загораются, когда я делаю это предложение, а губы еще больше изгибаются.

– Правда?

Я киваю, твердо решив сделать на этот раз все идеальным.

– Да, правда. Нам просто нужна практика.

Он снова мне улыбается, и я борюсь с желанием броситься на него. Это трудно, когда он выглядит так очаровательно (PS: никогда не говорите парню, что он очаровательный, думайте это про себя).

– У нас есть немного времени, – добавляю я, намекая. – Ну, знаешь, час. Или семь часов.

Он понимающе кивает.

– Семи должно хватить.

Когда мы пребываем в Лондон, я абсолютно уверена, что точно не девственница. Ноги все еще не подкашиваются и все такое, но теперь лучше. Мы дойдем до этого. В конце концов, у нас полно времени.

Не хочу выходить из поезда, но это невозможно, так как некоторые проводники уже ходят по проходам и проверяют каждое купе. Скорпиус берет мою сумку и помогает мне перекинуть ее через плечо.

– Ты будешь писать летом, да? – спрашивает он, поправляя лямку сумки и осторожно заправляя локон мне за ухо.

Я киваю:

– До сентября всего лишь два с половиной месяца.

– Это долго.

Я ободряюще улыбаюсь:

– Не забудь про мой день рождения. Это через три недели.

– Я знаю, – он знает, я уверена. Я просто дразнилась (ну, не совсем).

– Если кто-нибудь попытается убить тебя этим летом, дай мне знать. У моей мамы довольно высокий пост в министерстве, так что она сможет об этом позаботиться.

Он смеется и кивает.

– Окей, я дам знать, если какое-нибудь заказное убийство от моего деда покажется близким к успеху.

Я хватаю его за руку и притягиваю через разделяющие нас сантиметры, чтобы поцеловать еще раз. Это очень хороший поцелуй. И он такой, словно в нем полно какого-то скрытого смысла и обещания. И мне это нравится. Это заставляет меня чувствовать, что все и правда будет хорошо.

Когда мы выходим из поезда, то расходимся в противоположных направлениях. Мы прощаемся легким и едва заметным взмахом рук и идем каждый к своим родителям. Еще рано, чтобы устраивать церемонию знакомства. И мы не идиоты; мы оба знаем, что нас не встретят радостно в семьях друг друга. По крайней мере, пока. Но это будет.

Я надеюсь.

***

Я хватаю Лэндона и целую его в нос, который он вытирает с визгом. Он очаровательный и намного больше, чем был, когда я в последний раз его видела. Его волосы смешно взлохмачены, и у него огромное пятно от шоколада спереди на рубашке. Хорошо, что ничего не изменилось с маминым новым постом.

Я обнимаю ее и папу и оборачиваюсь на платформу, выискивая знакомые лица. Я не видела Ала и остальную семью с тех пор, как все сели на поезд, но оказалось, я сошла последней, потому что они уже возле поезда, ждут свои сундуки. Я должна пойти, забрать свой, ну, или, по крайней мере, убедиться, что он там, но папа берет это на себя и идет к группе людей там, посмотреть и поискать его.

Я чувствую себя совсем по-другому, совсем не так, как было, когда я в прошлый раз стояла на платформе перед Пасхой, и совершенно отлично от того, как я стояла здесь прошлым летом. Столько всего изменилось. Я даже чувствую, что я вряд ли уже тот же самый человек.

– Замечательно выглядишь, – мило говорит мама, пока я стараюсь удержать Лэндона на руках. – Ты выглядишь очень счастливой.

– Я счастлива, – улыбаюсь я не в состоянии удержаться. – Это лето.

Она смеется и покровительственно кладет мне руку на плечо. Она говорит о том, о сем, пока мы медленно идем к месту получения багажа, и я чувствую себя так, будто должна столько всего ей рассказать. Я не чувствовала себя так очень давно и признаюсь, это здорово. Конечно, я не могу рассказать ей все, но я хочу с ней поговорить.

Ого. Многое должно быть действительно поменялось.

– Выучила что-нибудь интересное в этом году? – спрашивает она, глядя на меня искоса.

Я оглядываюсь по сторонам и смотрю вокруг. Я вижу Джеймса, который тащит Алу его сундук, Лили, возбужденно болтающую о чем-то со своими родителями (которые стоят очень близко друг к другу) и закатывающую глаза на какой-то их вопрос. Хьюго рассказывает папе что-то, что оказалось смешным, потому что они оба смеются, как ненормальные. А на другой стороне платформы Скорпиус говорит со своим отцом, который, кажется, внимательно слушает и кивает всему, что тот говорит. И я оборачиваюсь к маме и улыбаюсь.

– Ага. Я многое выучила, вообще-то.