Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Меган идет со мной на вечеринку. Она очень воодушевлена, потому что никогда не была там раньше. Вечеринки обычно проходят в общей гостиной, и Невилл всегда старается не заметить, что происходит вечерами, когда что-то планируется. Пока все держат себя в рамках, конечно. Думаю, он без вопросов остановит все, если что-то выйдет из-под контроля или станет слишком шумно. Но обычно он просто оставляет все как есть и позволяет всем веселиться.

Джеймс устраивает лучшие вечеринки в школе, по крайней мере, так я слышала. И он всегда приглашает людей с разных факультетов, не только Гриффиндор. Конечно, он не приглашается всех и легко избавляется от людей, которых не хочет там видеть. Но хоть мы с Джеймсом и ссоримся, он не вышвырнет меня со своей вечеринки. Хотя он мог бы вышвырнуть своего младшего брата, но у Ала смелости бы не хватило появиться. Он слишком занят подлизыванием к учителям и доносами, пытаясь стать идеальным префектом, чтобы заявиться на вечеринку, где люди могут развлекаться.

– Это нормально выглядит? – Меган стоит перед нашим зеркалом и разглядывает себя уже в тридцатый раз. Она выглядит отлично, и я ей это говорю.

– И вообще, кого ты хочешь впечатлить?

– Никого, – она отворачивается от зеркала. – Просто не хочу выглядеть дурой.

– Все будут слишком пьяны, чтобы заметить, даже если кто-то будет выглядеть дураком, – многозначительно сказала я, прежде чем достать бутылку огденского из сундука, которую показала Меган с триумфом. Я стащила ее из дома перед школой, чтобы припасти к особому случаю. Сегодня вполне подходящий.

Меган обрадовалась и тут же сотворила две стопки. Я немного удивилась тому, как легко она это сделала, ведь она не самая умная в нашем классе, когда речь заходит о Чарах. Ну, я все же взяла их у нее и наполнила темной жидкостью, прежде чем поставить бутылку на ночной столик.

Мы традиционно досчитали до трех и выпили одним глотком, как профессионалы. Конечно же, мы не профессионалы. Мы потратили пару секунд на то, чтобы исчезло чувство тошноты и желание откашляться, пока виски прожигало нашу глотку своим мерзким вкусом. Не то чтобы мы никогда не пробовали этого раньше, но у нас нет привычки выпивать. Тут глоток, там глоток – это не может подготовить к тому, как оно впивается вам в горло.

– Фу, мерзость, – задохнулась Меган, вдыхая воздух и немного отплевываясь.

– Еще парочку, и мы перестанем чувствовать вкус, – сказала я, вспомнив, что это Виктуар говорила Доминик пять лет назад, когда они тайком выпили перед рождественским ужином в Норе.

– Надеюсь, ты права, – сказала Меган, ее лицо все еще перекошено от отвращения. Она до сих пор выглядит так, будто чуть не задохнулась. Я бы не винила ее, если бы так и случилось. Выпивка просто омерзительна.

Мы решили проверить теорию и, конечно же, сделали еще по паре глотков. Не совсем правда, что я больше не ощущаю вкуса, но с каждым разом становилось все лучше. После трех быстрых стопок, мы решаем спуститься вниз. Шум просто ужасный, и я не знаю, как ничего еще не сломали. Общая гостиная заполнена, как каждый раз после гриффиндорских квиддичных побед, но на этот раз здесь другие люди. Во-первых, все младшие студенты исчезли из гостиной, разогнанные старшими по спальням. Отсутствие ребят с первого по третий курс возмесили гостями с других факультетов. Я огляделась вокруг, пытаясь увидеть кого-нибудь, кого я знаю, но слишком много народу, чтобы кого-то найти. Так что я схватила Меган за руку, и мы крепко друг за друга ухватились, чтобы не потеряться.

Мы пробираемся сквозь толпу, и Меган крепко держит бутылку огневиски. Я вижу, как Сюзанна и Элизабет болтают с Джастином и парочкой других слизеринцев, и мне вдруг захотелось пойти к ним. На самом деле я очень по ним скучаю, особенно по Элизабет. Она всегда была моей самой близкой подругой, с самого первого курса. Меган отличная, но я скучаю по Элизабет. Я даже скучаю по Сюзи и по всей ее навязчивой чепухе. Ну что ж, я сама посеяла, теперь и пожинаю.

Наконец, мы нашли свободное место и остановились выпить еще по стаканчику. Из невидимых динамиков громко играла песня «Томми и пяьнчужек». Ненавижу эту группу и всю их музыку, но, похоже, огневиски начало действовать – мне не хочется выцарапать себе глаза.

– Эта бутылка чересчур для тебя велика!

Я услышала, как кто-то прокричал мне прямо в ухо, чтобы переорать Томми и его пьянчужек. Я повернулась и несколько изумилась, когда увидела, что Эллиот Уинингэм мне улыбается. Эллиот на седьмом курсе, и он один из лучших друзей Джеймса. Он довольно популярный и, если честно, довольно симпатичный. Сегодня он выглядит особенно мило, со всеми этими растрепанными темными волосами.

– Вот поэтому мы обе оттуда и пьем! – прокричала я, показывая на нас с Меган, чтобы убедиться, что он понял.

Он понял и засмеялся (хотя я этого и не услышала).

– Пошли отсюда, – говорит он громко, махая нам рукой, чтобы мы ушли из этого шума. Я не знаю, где динамики, но, похоже, мы от них отошли, потому что музыку хоть еще и слышно, но она больше не оглушает.

Эллиот прогоняет каких-то четверокурсников с дивана и знаком приглашает нас сесть. Мы садимся, конечно, и он устраивается между нами.

– Не хотите поделиться? – спросил он, многозначительно глядя на бутылку огневиски, которую держит Меган.

– С чего бы? – ответила я. – Чем ты поделишься с нами?

Эллиот выглядит приятно изумленным, и он усмехается:

– Остренький язычок у тебя, Уизли.

Я лишь вскинула голову и незаинтересованно пожала плечами. Но все же, я сотворила третий бокал и взяла бутылку у Меган, чтобы наполнить все три стопки.

С тем же дурацким обратным отсчетом, который всегда делают перед выпивкой, мы их опорожнили. Наконец-то. Я больше не почувствовала вкус. Через секунду у меня начала сильно кружиться голова. Вы даже не знаете, что с вами происходит, пока пьете, но в определенный момент оно выскакивает и как следует вам врезает.

Но это просто круто.

Похоже, у Меган такие же ощущения, потому что она чуть глуповато улыбается. Эллиот выглядит развеселившимся и обнимает нас обеих за плечи.

– Вы, девочки, слишком хорошенькие, чтобы сидеть тут в одиночку, – сказал он нам. – Так что хорошо, что я составил вам компанию.

Он снова берет бутылку и в этот раз вместо того, чтобы разлить по стаканам, просто пьет прямо из горла. Ну, наверное, тоже хороший способ. Когда он заканчивает, то предлагает бутылку мне, и я ее беру. Думаю, нет разницы, разливать в стаканы или нет, все равно эффект один и тот же. Я делаю глоток и протягиваю бутылку Меган, которая делает то же самое.

Мы сидим здесь еще некоторое время. Мы говорим о всяких глупостях, которые на самом деле не имеют никакого значения, и мы пьем и пьем. Я чисто логически понимаю, что должна остановиться, но, думаю, опьянение затормозило все логические процессы, чтобы они хоть как-то могли повлиять. Я никогда раньше не была пьяной, не так. Пару раз я была совсем чуточку подвыпившей, но сейчас я понимаю, – на полчаса позже, чем надо – что совершенно не управляю тем, что говорю, да и не особенно хочу.

Это довольно весело.

Конечно, тут я понимаю, что сейчас обоссусь, если не найду туалет, так что я объявила это моим товарищам по дивану и сказала им, что сейчас вернусь. Я встала, то есть, я подумала, что встала – больше похоже на то, что я приподнялась сантиметров на десять на диване и снова упала на подушки.

Я расхохоталась над собой, и Эллиот с Меган тоже засмеялись над моей неспособностью подняться. Как истинный джентльмен, Эллиот помог мне, подняв за талию и помогая удержаться на ногах, когда я, наконец, приняла вертикальное положение. Ух ты. Все вокруг меня кружится, и я удивляюсь, как это дерьмо так быстро сработало.

Я, спотыкаясь, протискиваюсь сквозь толпу, понимая, что стоять, когда вокруг много людей, так же нелегко как, когда их всего двое. В конце гостиной есть туалет, и я искренне надеюсь, что там никого нет. Дверь распахивается, как раз, когда я подхожу, и выходит Хозяин Бала, выглядящий куда менее пьяным, чем я, хотя и немного выпившим. Его глаза немного покраснели, и он ухмыляется, когда видит меня. Я не понимаю почему, пока вдруг не начинаю шататься и полностью теряю равновесие. Джеймс легко меня ловит и убеждается, что я не ударилась.

– Сколько же тебе пришлось выпить? – дразнится он, держа меня за плечи и стараясь выпрямить.

– Слишком много, и я сейчас обоссусь, помоги мне расстегнуть молнию! – это правда. Я переплетаю ноги, чтобы не сделать все прямо здесь и сейчас. И я пытаюсь расстегнуть пуговицу и молнию на джинсах, но пальцы забыли, как это надо делать. – Помоги мне!

Джеймс закатил глаза и посмотрел по сторонам, убедившись, что никто не видит, прежде чем помочь мне расстегнуть джинсы, чтобы я могла сходить и облегчиться.

– Подожди меня! – быстро сказала я, прежде чем влететь в туалет. Я сделала это (едва-едва успела), и у меня появилось ощущение, что теперь, когда я пописала, наверное, могу остаться здесь на всю ночь. Когда я закончила, то вышла и увидела, что Джеймс сделал, как я велела, и ждет меня здесь.

– Не могу поверить, что ты так напилась, – сказал он, помогая мне держаться прямо, когда я выпала из туалета.

– Я тоже, – честно отвечаю я. Я не могу поверить, как быстро это случилось, и мысленно отмечаю, никогда больше не пить огневиски. Или, по крайней мере, не так много. Я пытаюсь идти, но мои ноги, кажется, забыли, как ходить.

– Джейми, – пищу я, и он грозно смотрит на меня, чтобы я так его не называла, но я его кузина, и могу звать его, как захочу. Я прикусила нижнюю губу и пытаюсь выглядеть настолько жалостливо, как могу. – Я пьяная.

Он смеется и говорит:

– Я заметил.

– Ты мог бы меня понести.

– Ты могла бы упасть прямо на морду.

Я вздыхаю и вдруг спотыкаюсь о собственную ногу. Это не слишком хорошая идея, потому что я потеряла равновесие и упала бы на пол, если бы Джеймс меня не подхватил.

– Давай, Роузи, – говорит он, явно в отместку за Джейми. Он выпрямляет меня и поддерживает за талию, чтобы держать меня ровно. Он ведет меня к дивану, где все еще сидят Меган и Эллиот.

– Роуз! – радостно восклицает Меган, и ее дурацкая широченная улыбка дает мне понять, что она так же пьяна, как и я. Джеймс смотрит на Эллиота, и они усмехаются друг другу, а потом Джеймс плюхается по одну сторону от Меган, а я сажусь по другую, между ней и Эллиотом.

Джеймс берет бутылку у Эллиота, который, как оказалось, присвоил ее в мое отстутствие, и делает оттуда очень большой глоток, намного больше, чем я смогла бы сделать без того, чтобы меня не стошнило.

– Твои вещи сегодня неплохо выглажены, – говорю я ни с того ни с сего, глядя на Джеймса, который приподнимает брови, опустив бутылку. – Дома ты всегда помятый, – понятия не имею, почему я об этом подумала и зачем говорю это вслух.

– Это потому, что дома у нас нет домовых эльфов, – отвечает он, передавая бутылку через меня и Мег Эллиоту. – Спасибо твоей маме.

– Боже, я знаю, – отвечаю я, глубоко вздохнув. – Она сумасшедшая.

– Эй, – говорит Меган и хихикает (понятия не имею почему), – твоя мама очень важная женщина.

– Я знаю, поверь мне, – я закатываю глаза и забираю бутылку. – Она совершенно смехотворна, вот какая она.

Джеймс громко смеется, и Эллиот с Меган присоединяются к нему секундой позже, хотя я совершенно уверена, они сами не понимают, почему смеются.

– Роуз, ты всех ненавидишь, – смеется Меган.

Я безразлично пожимаю плечами и делаю еще глоток. Джеймс протягивает руку и забирает виски.

– Тебе, пожалуй, хватит.

– Я не ненавижу всех, – объявляю я никому в особенности.

– Ага, уж точно не меня, верно, Роузи? – смеется Джеймс, выжидательно приподнимая брови.

– Тебя я только иногда ненавижу, – отвечаю я. – Например, когда ты на хер зовешь меня Роузи, – он ухмыляется, а я вдруг чувствую себя любящей и сентиментальной. – Но иногда… Иногда я тебя люблю.

– О, так вы теперь лучшие друзья, так? – спрашивает Меган, с недоверием глядя на нас.

Мы с Джеймсом заливаемся идиотским смехом.

– Да, точно, – отвечает он. – Она пьяна вдребезги, а мне нужен материал для шантажа.

Я не могу придумать лучше объяснения, так что согласно пожимаю плечами.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что рука Эллиота снова вокруг меня, и на этот раз у него есть план. Думаю, мне плевать. Где-то в глубине своего разума я припоминаю, что поклялась покончить с мальчишками, но этот раз не считается. Нет ничего плохого в том, чтобы повеселиться, верно?

Я позволяю своей голове упасть на спинку дивана и чувствую успокаивающую бесчувственность, будучи совершенно рассеянной и беззаботной. Эллиот как-то получает бутылку огденского назад и предлагает мне сделать глоток вместо него. Когда я протягиваю руку, он дразняще отдергивает ее, прежде чем я успеваю схватить, и делает это еще раз, когда я снова протягиваю руку.

– Это не мило, – твердо говорю я ему и не могу удержаться от визга, когда он меня щекочет. Я выхватываю у него бутылку и хихикаю, когда случайно проливаю виски на подбородок.

– Лучше бы тебе не тратить понапрасну эту фигню, она дорогая.

– Я ее не покупала, я ее стащила! – объяснила я и осторожно вытерла подбородок. Прежде чем я смогла вытереть руку, Эллиот схватил ее и нежно облизнул мою ладонью. Облизнул!

– Фу, – я начала хохотать и не могу остановиться. Эллиот тоже, и, когда он пытается меня поцеловать, я отталкиваю его, только чтобы поддразнить.

И, конечно, я совершаю ошибку, когда в шутку отворачиваю свою голову как раз, чтобы заметить, что Джеймс занялся Меган. И Меган полностью попалась.

Ох, блять.

Ох, дерьмо.

– Джеймс! – восклицаю я, прежде чем успеваю хоть что-то подумать. Он отпускает губы Меган, только чтобы взглянуть на меня. Я смотрю на него с возмущением, не веря, что он вообще мог зайти так далеко.

Он не шевелится, просто говорит:

– Он сам напросился.

Я в шоке смотрю на него. Меган переводит взгляд с одного на другого, на ее лице недоумение. Она действительно представления не имеет.

И тогда Джеймс притягивает ее еще ближе и снова начинает целовать, отвлекая ее помутненное сознание от каких-либо вопросов. Я не знаю, что думать. Или что делать. Я ничего не могу сделать, наверное. Серьезно? Я даже не могла подумать, что Джеймс падет так низко. Мег же, в свою очередь, кажется довольной оказаться последним завоеванием в походе Джеймса Поттера, и кажется, что она даже заводит его дальше, чем он уже себе позволил.

Эллиот тянет меня за локоть, и я понимаю, что почти забыла о его существовании. Я смотрю на него и понимаю, что сейчас я окажусь его последним завоеванием. Моментально я чувствую отвращение.

– Мне надо пописать, – тихо сказала я, поднимаясь и пошатываясь против собственной воли. Веселое забвение счастливого опьянения прошло, и теперь мне плохо. Эллиот начинает подниматься, чтобы пойти со мной (уверена, чтобы убедиться, что я в целости дошла до туалета), но я поднимаю руку, останавливая его. Я ковыляю к туалету внизу и едва не сталкиваюсь с Элизабет, которая болтает с одним из слизеринских друзей Джастина. Она злобно смотрит на меня, и у меня появляется страшное желание попросить у нее прощения. Но я этого не делаю. Я просто тяну дверь туалета и понимаю, что она заперта.

Я тут же понимаю, сколько вокруг народа, и ощущаю легкую клаустрофобию. И под «легкую» я имею в виду ужасную. Наплевав на то, что уже отбой, я пробираюсь через проход с портретом и выхожу в коридор. Тут невдалеке есть туалет, и я понимаю, что, если доберусь дотуда, то смогу там спрятаться, когда разразится война, когда один Поттер пойдет в атаку на другого.

Я не знаю, почему у меня такая долбанутая семейка.

Это все вина наших родителей, конечно. Это они нас такими вырастили. Неудивительно, что мы не ладим. У нас ведь нахер не было перед глазами примера для подражания. Боже, меня сейчас стошнит.

Я перестаю идти и соскальзываю спиной по каменной стене на пол. В моей голове что-то пульсирует, у меня болит живот, и коридор кружится вокруг меня. Я закрываю глаза, желая, чтобы все это кончилось, и даже не замечаю чьи-то шаги, внезапно откуда-то появившиеся.

– Роуз?

Великолепно. Это Малфой.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, изо всех сил стараясь исчезнуть, пусть даже без знания аппарации.

– Я пришел за Джастином и Дереком. Монтагю их ищет, и я не хочу, чтобы он явился сюда и устроил всем проблемы. Ты в порядке?

Он смотрит на меня с настоящим любопытством, и я вспоминаю, что мой папа сказал о его папе. И то, как он произносил его имя. С таким горьким презрением.

– Я в порядке, – бормочу я. – Мне нужно пописать.

Я не знаю, зачем я это ему говорю, но он, кажется, особо не обратил внимания. Вместо этого он протягивает мне руку. Я смотрю на нее с секунду, прежде чем принять ее. Я уже наполовину поднялась, когда мои ноги меня подвели, и я снова упала на пол. Мне хочется плакать, хотя я совершенно не понимаю почему. Скорпиус отпускает мою руку и решает действовать по-другому. Он наклоняется, подхватывает меня под плечи и в прямом смысле вытягивает в стоячее положение.

Он все еще близко ко мне, и я не могу не заметить, какой он симпатичный. Он смотрит на меня так, будто всерьез встревожен. Я не помню, чтобы кто-нибудь так на меня смотрел.

– Моя семья ненавидит твою семью, – сказала я, и это больше шепот, чем что-либо другое. Он только едва кивает, и у меня ощущение, что он не сможет заговорить, даже если бы захотел. Ну и отлично. Ему не нужно ничего говорить. Я смотрю на него с секунду или дольше, а потом медленно киваю самой себе. – Это хорошо.

А потом я поцеловала его. Быстро, по-настоящему и многозначительно. И когда мои глаза закрываются, я говорю себе, что это просто инстинкт.

И меня ненормально радует осознание того, что нет ничего такого, что я могла бы сделать, чтобы разозлить моих родителей, как то, что я делаю сейчас.

========== Глава 22. Скорпиус. Унижение ==========

Роуз Уизли меня поцеловала.

Она меня поцеловала. А потом еще раз.

А потом ее вырвало на мои ботинки.

Так, позвольте все разъяснить. Это был день рождения ее кузена, и, конечно, когда у Джеймса Поттера день рождения, всегда бывает вечеринка. Меня не пригласили, да и особого желания идти у меня не было, потому что я ненавижу девяносто процентов тех людей, которые ходят на такие вечеринки. Единственная причина, по которой я появился радом с башней Гриффиндора тем вечером, было то, что профессор Монтагю нарисовался в моей комнате с внезапным визитом и пожелал узнать, где Дерек с Джастином. Полагаю, он слышал слухи о вечеринке и решил выйти на тропу войны, чтобы поймать участников. Я придумал какую-то ложь про то, что они в душе, и тут же самым коротким путем побежал в восточное крыло замка, предупредить их. Нет, меня особенно не волнует, попадут ли в беду Дерек и Джастин, но мне не хочется, чтобы все гости вечеринки неминуемо попали, когда там нарисуется Монтагю в поисках своих студентов. Так что я пошел их предупредить.

Можете себе представить мое изумление, когда я чуть не споткнулся о чьи-то ноги. И можете себе представить, как я еще сильнее изумился, когда понял, что это ноги Роуз. Очевидно, я не знал, что она тут делает, и в первую секунду мне показалось, что она спит. Но потом я увидел, что она смотрит на меня и выглядит так, будто сейчас расплачется, поэтому я спросил ее, в порядке ли она. Она тут же огрызнулась, конечно, спросив меня, что я тут делаю. А потом сказала, что хочет писать. Было совершенно очевидно, что она очень пьяна и ничего не соображает, скорее всего, это из-за вечеринки ее кузена… Я помог ей встать и решил убедиться, что она доберется до гостиной, но Роуз начала гипнотизировать меня взглядом, и я удивлен, что тут же не умер на месте. Я был напуган до усрачки, и, конечно, когда она объявила, что ее семья ненавидит мою, ну, я уже был готов бросить все и бежать в Слизерин.

Но тут она меня поцеловала.

Признание. Я никогда не целовался.

Вы в шоке, я знаю. Я ведь такой жутко популярный и определенно самый завидный жених своего курса… Ага, точно. Так что, наверное, вы не в таком уж и шоке. У меня на самом деле было не так уж много возможностей поцеловать девчонку, учитывая, что большинство девчонок даже не понимают, что я жив, а те, которые понимают, считают меня психом или вроде того. Я точно не самый общительный человек на свете, так что я не делал особенно много попыток поболтать с девчонками, потому что я представления не имею, что им сказать.

Но наконец-то я кого-то поцеловал.

И это была Роуз.

Ну, в отличие от меня, у Роуз на самом деле есть опыт в поцелуях, так что она (определенно) знала, что делает, намного больше меня, во всяком случае. Так что я просто последовал ее примеру и копировал то, что она делает. Не думаю, что она вообще заметила хоть какую-то технику (или ее недостаток), потому что она была серьезно пьяна, и я даже должен был пару раз ее поддержать, потому что, похоже, она забыла, как надо стоять.

Это было странно, целовать ее, наверное, потому, что это случилось внезапно, после всего того времени, что я об этом думал. Но это было довольно мило. Ее губы действительно очень мягкие, и, хотя от нее немного пахло огневиски, в основном пахло очень хорошо. Я вообще-то удивлен, что у меня сердце не остановилось прямо тут, в коридоре.

Она что-то еще пробормотала, уверен, это что-то насчет ее родителей. Я не уверен точно, потому что потерял способность думать, потому что секундой позже она поцеловала меня снова – значительнее, чем в перый раз – и просунула язык мне в рот. Я определенно не был к этому готов и случайно ее укусил, что, конечно, заставило ее взвизгнуть от боли и отпрыгнуть. Я хотел извиниться, но она начала выглядеть совсем больной. Я снова спросил в порядке ли она и в этот раз вместо того, чтобы сказать мне, что ей нужно в туалет, она сказала:

– Я думаю, меня сейчас стошнит!

И сказать, что я двинулся в неправильном направлении в неправильное время, будет совершенно правильным ответом.

Вот так мои туфли и нижняя часть брюк оказались покрыты полупереваренным ужином Роуз Уизли.

Я на самом деле этого не хотел, конечно, но у меня не очень крепкий желудок, и я никогда этим не хвастался, так что меня немедленно начало подташнивать. Роуз просто отвернулась и спрятала лицо в стене, громко охнув, пока остервенело вытирала рот.

– О господи, – причитала она. – О господи, о господи, о блять.

А затем, словно ее не тошнило по-страшному, она повернулась ко мне и достала палочку, объявив, что может все исправить. Я, конечно, немедленно оттолкнул ее руку и сказал, что все в порядке, и я сам обо всем позабочусь. Как оказалось, это был неправильный ответ, потому что она выглядела по-настоящему задетой и посмотрела на меня так, словно хочет убить.

– Я умная! Я самая умная во всей этой долбаной школе! Я могу наложить очищающее заклинание!

Она практически визжала в конце, так что я очень быстро подумал и заверил ее, что знаю, что она умная, и согласен с ней, что она самая умная в этой долбаной школе, и соврал, что хочу попрактиковаться в очищающем заклинании сам (кое-что, что мы выучили на первом курсе). На самом деле, я не хотел, чтобы она промахнулась и оторвала мои ступни от ног в пьяном состоянии.

Когда я закончил счищать рвоту с ботинок, я подумал, что теперь все будет в порядке. Пока она не расплакалась и не бросилась мне на руки. Она всхлипывала мне в плечо, и я продолжил паниковать, потому что понятия не имею, что делать с плачущими девчонками, особенно с той, которая не должна быть ко мне так близко ради моего же собственного рассудка. Я неловко погладил ее по спине и сказал, что все будет хорошо.

Это выдернуло ее из этого состояния.

Она отодвинулась и с яростью вытерла глаза.

– Никому не говори, – серьезно приказала она.

Я пообещал, что никому не расскажу, что она плакала, и что это не так уж важно, потому что она просто напилась, и ей ни за что не должно быть стыдно.

– Не о плаче, придурок, о поцелуе! Никому не говори, что я тебя поцеловала или я надеру твой тощий зад.

Ну, многие не восприняли бы это серьезно, но я своими глазами видел, как она надрала зад одному парню (зад куда менее тощий, чем мой), так что я кивнул, будучи совершенно пораженным.

И вот и все.

С тех пор она со мной не разговаривала, а я не разговаривал с ней. Каждый раз, когда я ее вижу, она тут же убегает в противоположном направлении. Она никогда не посмотрит мне прямо в глаза, и она, определенно, никогда со мной больше не заговорит. И когда я увидел, как она собирается выйти из поезда, она тут же изменила курс, желая держаться от меня как можно

дальше. Она в прямом смысле пошла назад через весь поезд, чтобы выйти через другой выход, так что ей пришлось идти через всю станцию, чтобы дойти до своих родителей, которые дожидались ее с нетерпением (большей частью потому, что тут были журналисты и фотографы, охотящиеся на них).

И тогда я ее видел в последний раз.

Рождественские каникулы проходят так, как я и ожидал. У меня были не слишком большие надежды на то, что будет дома, так что я не могу быть разочарован. Нет смысла напрашиваться на разочарования, судя по тому, как легко они случаются. Тут не хуже, чем в школе, решаю я, но тут довольно тихо.

Мой отец был в отъезде большую часть времени, а мама была занята своими обычными делами по украшению дома, дабы убедиться, что все выглядит идеально, на случай, если придут неожиданные гости (что случается не часто, можете мне поверить). Она даже немного разошлась, планируя наряд для нашего ежегодного рождественского семейного ужина. Я не знаю, зачем она волнуется и прикладывает столько усилий, но предполагаю, это дает ей возможность себя хоть чем-то занять.

Я сижу в своей комнате так часто, как только возможно, читая, вообще-то, хотя мне не слишком приятно озвучивать этот факт. Здесь больше нечем заняться, так что, полагаю, здесь есть несколько книг из нашей библиотеки, которыми меня можно занять. Это отвлекает меня от мыслей о Роуз, хотя бы. Мыслей о поцелуе, я имею в виду. Я думаю об этом не слишком часто, конечно, потому это меня слишком отвлекает, и я начинаю чувствовать себя несколько неудобно. Но я не могу перестать. Это было потрясающе, и, наверное, это лучший момент во всей моей жизни.

Жаль, что этого больше никогда не произойдет.

Это рождественский вечер, что означает, что мы проведем его у моих бабушки с дедом. Я не слишком этому радуюсь, вообще-то, учитывая то, что на свете нет более пугающих людей, чем мой дед. Ему невозможно угодить и с ним совершенно невозможно иметь дело. Я не радуюсь этому еще и потому, что это ужин, а значит мы должны вести себя, как на каком-нибудь долбаном королевском балу.

Мама уже приготовила мантию, которую я должен надеть. Я думаю, она купила ее специально для этого вечера, хотя я и не понимаю, зачем нужно тратить деньги на кусок ткани, которую придется надеть всего один раз. Мама такая, впрочем, и она скорее умрет, чем покинет дом одетая во что-то не самое лучшее и идеальное. Мантия не такая уж и плохая, я думаю, но я предпочел бы надеть джинсы и пару кроссовок.

Я одевался и понял, что думаю о Роуз (снова), пока смотрелся в зеркало. Ее рождественский ужин, полагаю, совершенно не похож на тот, который мне предстоит посетить. Она, наверное, наденет джинсы и кроссовки и будет в порядке. У нее, наверное, там много веселья, мягкого и спонтанного, не так ханжески и наигранно, как принято в моей семье. Хотя, ну конечно, Роуз, наверное, сейчас заперлась в своей комнате, потому что не хочет проводить время со своей «раздражающей и надоедливой» семьей.

Она даже не понимает, как ей повезло.

– Скорпиус, ты уже готов? – позвала мама откуда-то снизу. Она кажется раздраженной и нетерпеливой, так что я считаю, что лучше ее умиротворить. Я спускаюсь вниз, где она меня дожидается. Она барабанит ногтями по перилам и искоса смотрит на меня.

– Почти вовремя, – говорит она и выглядит очень красивой. Она всегда была изумительной, а когда одевается так, как сегодня, в длинный струящийся шелк, она выглядит еще сногсшибательнее, чем обычно. Ее темные волосы собраны в красивый пучок на затылке, а губы накрашены темно-красным, что выделяется на бледной коже.

– Где отец? – спросил я, игнорируя ее замечание, когда она оглядывает меня и начинает поправлять мне галстук.

– Он опоздает, так что я сказала ему встретить нас там. Твоя бабушка уже связывалась со мной, спрашивала, где мы.

– Так еще только полседьмого.

– Я знаю, – она начала приглаживать мои волосы, в попытке уложить их так ровно, как только возможно. Она думает, что они слишком длинные, скажу я вам. – Тебе надо подстричься, – ну? Я же говорил.

– Нормально, – отвечаю я, отстраняясь от нее. У меня огромное желание поднять руки и взлохматить волосы, но сомневаюсь, что она это оценит, так что я оставляю все как есть.

Мама закатывает глаза, но ничего не говорит, она идет к камину и достает Летучий Порох.

– Попытайся не слишком запачкаться. И проверь, чтобы ты не засыпал пеплом пол, когда прибудешь.

Я знаю эту нотацию наизусть. Я слушаю ее всю свою жизнь. Я буду чертовски счастлив, когда, наконец, начну аппарировать, и мне не придется больше это слушать. Не обращая на нее внимания, я взял порох и отправил себя в Малфой Мэнор. Когда я прибыл, я был очень осторожен, чтобы не натащить грязи в гостиную, иначе моя мама оторвет мне голову. Я не понимаю почему, раз тут полно домовых эльфов, чтобы все почистить. И отец говорит, что раз уж им надо платить, то пусть работают, как следует. Но все равно, я очень осторожен, и отряхиваюсь, прежде чем ступить на сверкающий паркет.

Вокруг никого, но в следующую секунду я слышу быстрые приближающиеся шаги. Моя бабушка широко улыбается, когда видит меня, и спешит обнять, поцеловать и приласкать, как, думаю, делают все бабушки на свете. Она непрерывно лепечет что-то следующие несколько минут: «О, ты стал таким высоким!» (нет, не стал); «Как дела в школе?» (ужасно); «Ты слишком худой, хорошо ли ты ешь?» (да, я от природы выгляжу как рельса) – а потом она немного лебезит перед моей матерью, когда та аппрариует в комнату несколько секунд спустя.

Я стою в сторонке и позволяю им друг друга поприветствовать, как будто они не виделись несколько лет, хотя я знаю, что они видятся каждое воскресенье за обедом. Это хорошо, я считаю. Я всегда думал, что хорошие отношения между моей мамой и бабушкой – фальшивка, и это просто для хорошего впечатления, но за все эти годы, я начал думать, что они действительно любят друг друга и наслаждаются компанией друг друга. Бабушка – самый близкий человек, который был у моей мамы, потому что ее собственная мать умерла, когда ей было семь. Так что они довольно хорошо ладят, хотя я подозреваю, что мать несколько боится моего деда, потому что рядом с ним она всегда нервничает и тревожится, когда он рядом.