Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

К нам присоединились Лили, Хьюго и Аманда, которые заявились вместе. Мама обняла их тоже, но Лили оскорбленно отодвинулась и отвернулась. В отличие от Аманды, которая просто повисла на своем отце и сидит, лениво прислонившись к нему. Маму это едва ли обеспокоило, и она не стала устраивать по этому поводу большую сцену. Лили в последнее время определенно странная, думаю, это переходный возраст или типа того, потому что она вечно нервная и бурно реагирует даже на самые неважные вещи. К тому же она стала чрезмерно увлекаться внешним видом и требует новых вещей, а не просит о них. Удивляюсь, что она вообще сюда пришла, но, я думаю, это из-за Хьюго, который очень рад видеть мою маму.

Мама задавала вопросы о школе, на которые Лили давала односложные ответы. Мама озвучила тот факт, что туфли Лили выглядят отлично и совершенно не кажется, что им требуется замена (они скандалят из-за этих туфель уже весь год), Лили тут же вспыхнула и попросила ее перестать развлекаться, потому что это не шутка. Мама оставалась спокойной, но ее глаза опасно сузились. Это явный знак того, что Лили лучше бы поостеречься. Лили скрестила руки на груди и уставилась на все еще пустое поле.

Я удивился, когда увидел, что Роуз с Хьюго играют во что-то вроде игры в ладошки, хлопая друг друга по лбу в конце каждого раунда. Обычно Роуз прикидывается, что Хьюго вообще не существует, пока мы в школе, и если она его и замечает, то чтобы за что-нибудь наорать. А сейчас они смеются и шутят, и Роуз с ним даже мила.

Черт возьми, просто потрясающе, как предстоящие пробные экзамены могут повлиять на характер…

Лили, наконец, развеселилась, когда мама достала еще фотографии малышки. Она сказала, что это очень милый ребенок, и Лили с Амандой радостно охали и ахали над фотками. Роуз, Хьюго и я посмотрели на них и переглянулись, все вместе думая одно и то же: Луи был прав. Она действительно похожа на редиску. У нее малиновые волосы на большинстве фотографий, хотя на некоторых они розовые – определенно она больше метаморф, чем вейла.

– Тедди хочет звать ее Дора Джо, – объяснила мама. – Вик думает, что это ужасно и отказывается. Флер думает, что ее следует звать Жоли, а Андромеда говорит, что не понимает, почему все думают, что Нимфадора – это ужасно, потому что ей это имя кажется милым.

– Ну конечно, ей кажется, – закатила глаза Роуз. – Это она его придумала первой.

– Мне кажется, Дора Джо это мило, – сказала Лили, и в первый раз ее голос звучит нормально. – Я так буду ее называть.

– Ты будешь называть ее так, как Вик скажет, – вмешивается Хьюго. – Такое правило.

– Нет такого правила, – отвечает Лили.

– Нельзя придумывать имя чужому ребенку, – настаивает он.

– Я не придумала! Это Тедди, а он ее отец.

– Ладно, вы двое, успокойтесь, – сказала мама, подняв руки. – Скоро начнется матч, так что лучше займите места.

Она права, уже почти начало. Мы убежали, и Роуз пообещала маме, что мы увидимся после матча. Мы вернулись на Гриффиндорскую трибуну, и Лили с Хьюго все спорили, как им разрешается (или не разрешается) называть ребенка. Аманда, шедшая за ними, выглядела утомленной, а мы с Роуз шептались, что Дора Жоли точно не унаследовала внешность своих родителей.

Мы нашли места рядом в верхней части трибуны. Я заметил, что наши друзья в нескольких рядах внизу, но Роуз не захотела туда пойти, потому что там были Дэвид и Элизабет. Я думаю, что не могу ее за это винить, хотя я и хотел бы сидеть поближе к Меган… Здесь достаточно места для нас, в трех рядах от самого верха трибуны. Не знаю, почему Аманда, Хьюго и Лили решили сидеть с нами, а не пошли к своим друзьям, но они остались, и Роуз даже шутливо толкнула плечом Хьюго, когда пробиралась мимо него.

Мне стало грустно, когда команды вышли на поле. Я почувствовал, что Роуз смотрит на меня, и, знаю, ей интересно, расстроен ли я. Я пытаюсь не выглядеть расстроенным. Я пытаюсь притвориться, что я не волнуюсь, что я взрослый человек и могу это пережить. Конечно, трудно, когда все вокруг так болеют за Джеймса, что я с трудом слышу свои собственные мысли. Я за него не болею. Вместо этого я пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы не выхватить палочку и не проклясть ублюдка (про себя я желаю, чтоб он свалился с метлы).

Гриффиндор сразу повел, что неудивительно, потому что Вратарь у Равенкло дерьмовый, и он позволяет легко забивать другой команде. Джеймс нанес уже три удара подряд, и он явно не хочет делиться квофллом. Это неудивительно, потому что он любящий внимание придурок, который всегда хочет быть центром всего. Я знаю, что Маришка и Эмили начинают злиться, потому что они угрюмо друг на друга поглядывают. Но это не поможет, потому что пока Гриффиндор забивает голы… Ну, думаю, остальное неважно.

Матч становился скучным. Похоже на то, что команда Равенкло стала еще дерьмовее с прошлого года. Выглядит так, будто они спят на поле. Я нашел себе развлечение и громко расхохотался, когда бладжер угодил Джеймсу прямо в живот. Это его здорово разозлило, и он швырнул его обратно в Загонщика, который послал бладжер в него. Тем не менее, это больно, скажу я вам. И это меня радует.

Челси Уитакер действительно потрясающая. Я никогда не видел, чтобы кто-то такой юный мог так летать. Сомневаюсь, что даже мой отец так мог. Я не злюсь на нее, потому что она честно заслуживает место в команде. Я просто не могу простить Джеймса за то, что он ей его дал. Она отлично старается отвлечь другого ловца, пока сама ищет снитч. Билл Бредли – ловец Равенкло, и она все продолжает и продолжает обманывать его, посылая бесцельно шнырять во все стороны.

Это должно быть хреново, полагаю, когда тебе надирает задницу одиннадцатилетняя девчонка (то есть, вообще-то, не предполагаю, я точно знаю, каково это).

Так что никто не удивлен, когда она, наконец, его поймала всего через тридцать восемь минут матча. Я думаю, все разочарованы, что сезон начался с такой скучной игры. Финальный счет 280-20, Гриффиндор. Все вопят, конечно, но спустя некоторое время мы сидим на трибунах и смотрим друг на друга. Неужели квиддич всегда такой скучный?

– Я замерзла, – объявила Лили, вставая и привлекая наше внимание. – Я иду внутрь.

– Ты что, не хочешь еще раз увидеть свою маму? – спросил Хьюго.

Лили лишь вздернула нос:

– Я ее уже видела, зачем мне снова к ней ходить? – Лили иногда просто ужасна. Такая избалованная и испорченная… Она смотрит на Хьюго и Аманду и спрашивает:

– Ну, вы идете или нет?

Хьюго покачал головой, но Аманда, в конце концов, пожимает плечами и идет за ней с трибун. Лили даже едва попрощалась, и Аманда машет нам рукой, пока они скрываются в толпе. Остались только Роуз, Хьюго и я. Мы ждем, когда проход, наконец, расчистится, чтобы мы могли пройти к маме, которая, как я заметил, болтает с Невиллом и парой других учителей. Роуз, похоже, подготовилась к такой ситуации, потому что она достала шоколадную лягушку практически из ниоткуда. Она развернула ее и передала карточку Хьюго, который прочитал ее без особого интереса. Это Агриппа, и у нас таких уже двенадцать. Роуз откусила лягушке голову, а остальное поделила пополам, отдав один кусок мне, а второй – брату. Я уже начинаю бояться, потому что она совершенно ненормально мила, особенно по отношению к Хьюго. Он же этому рад, благодарит ее, пока прячет в карман карточку и ест шоколад.

– Вот спасибо, что мне оставили.

О черт, это Меган. Она, похоже, оставила всех и вскарабкалась к нам сюда, чтобы постоять с нами. Роуз выплюнула на руку немного шоколада, который она жевала и протянула его Меган, которая сделала вид, что ее тошнит, после чего они обе начали хихикать.

– Надо было раньше прийти, – пренебрежительно сказала Роуз, слизывая с ладони шоколад.

– Ну, не надо было убегать, а подождать меня, – ответила Меган, присаживаясь на скамейку перед нами.

– Мама Ала была тут, и мы должны были с ней повидаться, – чинно ответила Роуз. – Ты должна была пойти с нами.

Меган громко вздохнула и положила голову на колени Роуз, а потом повернулась и посмотрела на меня:

– Она еще здесь? – спросила Меган.

Я неловко кивнул. Мы все еще на том уровне, что то, что мне приходится говорить с ней, когда вокруг другие люди, заставляет меня нервничать. Во рту у меня пересохло:

– Мы как раз собираемся к ней вернуться.

– Твоя мама очень хорошенькая, – лениво сказала она, а Роуз тем временем начала барабанить кончиками пальцев по ее голове.

Я не знаю, что сказать, но, к счастью, Хьюго вмешивается. Он встал, потянулся и сказал, что толпа уже рассеялась, так что мы можем легко пройти к маме. Я соглашаюсь, и Роуз поднимает Меган за плечи. Меган же, в свою очередь, объявила, что теперь пойдет с нами, потому что не собирается идти в замок одна.

Мама встречает нас на полпути, широко улыбаясь:

– Хороший был матч, а? – радостно спросила она.

Хьюго морщит нос:

– Он был скучный.

Мама смеется и пожимает плечами:

– Ну, может быть чуть-чуть, – она оглянулась на девочек и сказала, – Привет, Меган.

Меган вежливо улыбнулась и ответила:

– Здравствуйте, миссис Поттер.

– Как родители?

– О, они в порядке, – продолжает Меган. – Папа начал новый проект, и, думаю, министерство его одобрит.

Папа Меган – типа архитектора, разрабатывает здания и рисует для них планы.

Мама улыбается:

– Это замечательно! Скажи им, что я передавала привет, хорошо?

Меган кивает:

– Передам.

– Ты очень хорошенькая, – делает мама ей комплимент. – Наверняка привлекаешь уйму внимания. У тебя уже есть парень?

О господи. О господи, ну почему моя мама так любит смущать? Я чувствую, как Роуз рядом едва не писается от попытки не заржать, и мне ужасно хочется ее придушить, но первой мне хочется придушить свою мать, конечно.

Меган, тем не менее, не выглядит смущенной, просто смеется и качает головой:

– Ага, как же. Тем более папа говорит, что я еще слишком молода.

И тут мама фыркнула. Честно, фыркнула.

Мы уставились на нее, как на сумасшедшую, и, наконец, Роуз спросила, что смешного. Мама лишь покачала головой и весело сказала:

– Ничего.

– Нет, что? – спросила Меган и озорно улыбнулась, поняв, что сейчас она узнает что-то интересное о своем отце. Но я не уверен, что такого ответа она ожидала…

– Ничего, просто… Я встречалась с твоим отцом, когда была в твоем возрасте.

Что?

Роуз начала хохотать, и Хьюго ее поддержал. Я в шоке смотрю на свою мать, а Меган выглядит так, будто не знает, что и думать. Как это вообще возможно, чтобы моя мама вообще с кем-то встречалась, кроме моего папы? По тому, как они говорят и ведут себя, можно было подумать, что они влюблены с детства. Мне интересно, говорит ли мама вообще правду.

– Серьезно? – спрашивает Меган, ее глаза огромны от неверия. – Вы встречались с моим папой?

Мама кивнула, и выглядит она так, словно сама старается не рассмеяться.

– Некоторое время. Когда я была на пятом курсе.

– Серьезно?

Вот теперь мама правда смеется.

– Да, – решительно говорит она. – Но не говори ему, что я тебе рассказала, он определенно не хочет, чтобы ты знала, что он таким занимался.

Меган тоже смеется и качает головой:

– Не могу поверить… Лицемер!

Почему всем это смешно? Они что не понимают, что это моя мать? Я не хочу думать о том, что она гуляла с мальчиками, когда была подростком, особенно с мальчиками, которые не мой отец. Мне было очень приятно думать, что они друг у друга были первыми и единственными, и тут мама выходит и разбивает все это за секунду. Мало того, это еще и отец Меган?

– Только подумайте, – задумчиво сказала мама, – если бы все получилось, вы двое были бы братом и сестрой, – сказала она мне и Меган.

Это окончательно срывает крышу Роуз, и я отмечаю в памяти, что следует ее прибить – когда пропадем из поля зрения мамы. Это совершенно не смешно. Это так далеко от смешного, как только можно.

Как это получается, что моя жизнь все ужаснее с каждым днем?

Важная Весть Номер Пять: моя жизнь – кошмар.

========== Глава 14. Роуз. Хоть Розой назови ее, хоть нет ==========

Мои родители посадили розовый куст на заднем дворе на следующий день после того, как переехали в наш дом. Они сделали это потому, что сад на заднем дворе зарос и был заброшен, а им хотелось видеть что-то красивое из окна своей спальни. Так что мама пошла, принесла розовый куст и заставила папу его посадить. Она была беременна, и было уже почти лето. Она говорит, что женщина, которая беременна летом, имеет полное право командовать мужчиной, который довел ее до такого состояния. Так что, да, она заставила его посадить куст, чтобы она могла видеть что-то приятное.

Мама всегда говорит, что она волновалась, потому что ей никогда не удавалось успешно вырастить какое-нибудь растение. Все, что она пыталась вырастить, чахло и умирало. Так что, я думаю, она не слишком оптимистично была настроена, но все же решила дать розам шанс. И, к ее удивлению, они зацвели. Не только не погибли – они цвели все лето. Мама объявила это чудом.

Они собирались назвать меня Оливия. Не знаю, почему. Всю свою жизнь я слышала, что они ссорились из-за того, как меня назвать, месяцами, пока не остановились на Оливии. Папа хотел назвать меня Марго или типа того, а мама решительно настаивала на Персефоне. Я не знаю, почему они сошлись на Оливии, но в итоге договорились. Конечно, почти вся семья была уверена, что родится мальчик, так что, думаю, они не слишком были привязаны к этому имени.

Однако однажды они вышли в сад (мама показывала отцу, куда сажать семена) и остановились на секунду «постоять, понюхать розы». Не, я клянусь богом, это точная цитата от мамы. «Мы были так заняты и увлечены всем подряд, что забывали о важных вещах. Поэтому мы остановились на секунду и в прямом смысле понюхали розы» (я вам говорила, она сумасшедшая). Ну, наверное, они пахли ужасно хорошо, потому что…

БУМ!

Немедленная смена имени.

Мама сказала, что это предложил папа, папа – что мама. Я правды не знаю, потому что в это время была заперта в матке, скорее всего, тренировалась игнорировать их голоса, даже когда была эмбрионом. В любом случае, они согласны, что это вид (и запах) роз вместе с тем фактом, что это было первое растение, которое мама умудрилась вырастить и не убить, вдохновило их на смену имени.

Конечно, они все еще думали, что это мальчик, так что имя Роуз было запасным аэродромом.

Конечно, я девочка, и все надежды моего отца назвать меня Роско или Ральф, или что там еще приходило ему в голову, были разрушены. Это была Роуз, есть Роуз и я Роуз.

Я не ненавижу свое имя. Оно на самом деле неплохое. Могло быть намного хуже. Я имею в виду, меня могли назвать Альбус Северус или типа того (ну, это могла быть какая-то женская версия). Я думаю, вот что хорошего в наших родителях. Они не стали называть нас в честь покойников. Почти все остальные в нашей семье названы в честь кого-то (кого-то мертвого большей частью), и я всегда думала, что это ужасное бремя. Я имею в виду, давайте посмотрим правде в лицо, Ал – замечательный и мой самый любимый человек в мире, но он никогда не будет Альбусом Дамблдором, так зачем стараться?

И Джеймс с Лили… Ну да, дядя Гарри их никогда не знал, но они ведь были его родителями, знаете? И он слышал кучу разных историй про то, какие они были герои и все такое. И это еще не худшее.

Бедный Фред. Нет, не поймите меня неправильно, я терпеть не могу Фреда почти так же сильно, как Джеймса, но подумайте – быть названным в честь кого-то, по кому скучает вся семья? Быть названным в честь брата-близнеца твоего отца. Серьезно, вот уж чему я ни капли не завидую.

А еще моя кузина Молли. Ее назвали в честь бабушки, что, конечно, легче, чем быть названным в честь мертвеца, но это все равно трудно. И сбивает с толку. Когда кто-то называет имя, обе – и кузина, и бабушка – поворачиваются, и говорившему приходится уточнять, о ком он.

Ужасно.

Так что, нет. Роуз меня совершенно устраивает. Я не знаю других – живых ли, мертвых ли – вот за что я люблю это имя.

Но, хоть и на мне нет гнета из-за имени, это не значит, что на меня не давят вовсе. Потому что это определенно не так. Иногда мне кажется, что на меня давят сильнее, чем могли бы все имена вместе взятые. И на самом деле это из-за моей мамы. Моя мама, если вы не знаете, что-то вроде гения. Она настолько умная, насколько это возможно, и все это знают. И не только это – она еще и великая героиня войны, и она из тех, кого следует благодарить за спасение мира… Думаю, люди считают, я должна быть как она. Но я не такая как она. Да, я учусь хорошо, и мои оценки лучшие на всей параллели. Но кроме этого я ведь не идеальна, верно? Я всегда чувствую, как люди разочаровываются во мне, потому что я не такая, какой они ожидали видеть дочь Гермионы Грейнджер. Но я не хочу быть таким человеком.

И мама беспокоится по этому поводу. Мы не очень ладим, и это не секрет. Но мама очень старается не произносить фразу: «А вот я в твоем возрасте», потому что, я думаю, она достаточно умна, чтобы понимать, что то, что делала она в моем возрасте не должно влиять на то, как поступаю в этом возрасте я. И, я думаю, она достаточно умна, чтобы понять, что чем сильнее она старается заставить меня поступать как-то, тем вероятнее, что я поступлю прямо противоположно. Это не значит, что она не цепляется ко мне или не орет на меня и все такое. Еще как орет и цепляется, как мы все знаем. Но она всегда аккуратно подбирает слова, и я знаю, что она делает это специально. Одна вещь ей во мне нравится – это то, что я смогла воплотить ее ожидания о моей академической успеваемости. Она это просто обожает.

У нас были пробные СОВы на этой неделе. Они проводятся в первый раз, и я так рада. Я волновалась из-за СОВ многие месяцы, но теперь, после пробных экзаменов, я достаточно уверена, что все будет хорошо. Я получила почти наивысший балл по всем предметам, что большое достижение, если учесть, что мы еще не все даже из этого материала прошли.

Я немного напутала с письменным заданием по Чарам, но, думаю, к весне разберусь. Я написала домой об оценках, потому что я была, в общем, довольна собой, и мама ответила почти немедленно.

Дорогая Роуз,

Мне так приятно слышать о твоем успехе на пробных СОВ! Ты усердно трудилась, и это заставляет нас с папой гордиться тобой. С такими оценками, что ты получила на проверке, ты не испытаешь проблем на настоящих экзаменах. На самом деле, к тому времени ты будешь еще лучше подготовлена, так что сможешь сдать даже лучше. Я очень, очень горжусь тобой и надеюсь, ты это знаешь. Ничто не радует меня больше, чем то, что ты и твои братья добиваетесь успехов в учебе. Ты для них замечательный образец для подражания, и они действительно учатся, глядя на тебя.

Я рада, что ты больше не создаешь проблем. Знаю, иногда я излишне строга к тебе, но я хочу, чтобы ты добилась успеха и всего, чего ты заслуживаешь. Вот почему я хочу, чтобы ты не попадала в истории и хорошо себя вела. Я знаю, на что ты способна, и я хочу, чтобы ты этого добилась. Ты заслуживаешь всего этого и даже большего. Мы с твоим отцом работали всю нашу жизнь, чтобы для тебя все было проще, и для нас будет много значить, если ты вырастешь и покажешь, что ты можешь сама и для себя.

Я так тебя люблю и хочу, чтобы ты помнила, что ничто не способно это изменить.

Ничего в этом мире не имеет для меня большего значения, чем видеть, как ты стараешься добиться лучшего во всем, что ты делаешь.

Поцелуй своего брата от нас (или хотя бы передай ему привет и скажи, что мы его любим).

Люблю,

Мама.

PS: отец передает привет.

Я не знаю, как у нее это получается – говорить что-то приятное каждый раз, когда я пытаюсь против нее сыграть. У меня вообще-то был скрытый мотив – я хотела похвастаться своими оценками. Я получила двенадцать пробных СОВ, а у моей мамы было только одиннадцать. Конечно, это потому, что она бросила магловедение, а я оставила (мне нужнее, я очень редко вижу своих бабушку с дедушкой). Да, это легкий предмет и легкий СОВ, но все равно на один больше, чем у мамы. Так что я хотела похвастаться.

Но, конечно, она всегда сможет не замечать, что я пытаюсь быть стервой, и начать меня хвалить.

Ну и к черту ее.

Вот как мне быть злой и мстительной, когда она говорит такие вещи? Когда она повторяет, как она мной гордится и как она счастлива из-за меня? Это чертовски раздражает.

Иногда мне хочется, чтобы мы лучше общались. Я скучаю по тем временам, когда у нас были по-настоящему честные разговоры. Конечно, тогда у меня не было секретов, которые можно было разболтать, но тем не менее. Сейчас я такого себе не представляю.

Сейчас, когда у меня есть секреты. В любом случае, я не знаю, как мама к этому отнесется. Сомневаюсь, что она была нормальным подростком.

Если вам интересно, я не ответила на письмо, которое она прислала. Я не знаю, что сказать, потому что чувствую себя виноватой из-за того, что у меня были не такие добрые намерения, как она вообразила. Но с другой стороны, это ведь не моя вина, что она так горда? Я не просила ее так себя вести. Но что есть, то есть, наверное.

Не все так хорошо справились, кстати… Ал полностью провалил экзамен. Он сделал все просто ужасно, но я не думаю, что это его вина, ведь, как я уже сказала, мы даже еще половину того, что они спрашивали, не прошли. Но он все равно превзошел самого себя.

Он боялся сказать родителям, хотя они совершенно не беспокоились по этому поводу.

Ну, то есть они беспокоятся, но они никогда не ждали от своих детей особенных достижений в том, что касается учебы, не то, что моя мать. Не думаю, что у кого-нибудь из них были высокие оценки, так что они не ждут особенного от своих детей. И это хорошо, потому что Джеймс едва сдает минимум по всем предметам, а Алу нужна дополнительная помощь во многих предметах, чтобы едва успевать, и Лили тоже не самая яркая лампочка в гирлянде. Но если Джеймсу и Лили совершенно наплевать на оценки, то Ал действительно о них волнуется. Это ужасно, на самом деле, потому что он старается, как может, пока Джеймс и Лили едва об этом задумываются и даже в мыслях не держат потрудиться.

Я всегда стараюсь помочь Алу, чем могу. Я помогаю ему с учебой и всегда просматриваю его домашнее задание… Я не могу сдать за него экзамен, тем не менее, и обычно здесь он теряется. Но он справится. Ал еще ничего не завалил, и я не позволю ему это сделать.

Я не думаю, что это мошенничество, потому что, например, папа и дядя Гарри даже первый курс бы не закончили, если бы мама не исправляла их домашнюю работу. Конечно, никто из них на самом деле школу не заканчивал, хотя мы об этом обычно не говорим. На самом деле я узнала это, потому что Ал нашел старую фотографию его и моей мам на их выпускном, и наши отцы были там в обычной одежде. После этого у них не было выбора и пришлось признаться, и, скажу я вам, Джеймс теперь использует это как оправдание довольно часто. Конечно, это не самое популярное оправдание, потому что после этого нам приходится выслушивать историю, начинающуюся со слов «Мы были бы просто счастливы, если бы у нас был нормальный седьмой курс, как у тебя…» и так далее, и так далее.

Кстати о Джеймсе, он стал просто кошмаром после того, как Гриффиндор уничтожил Равенкло в квиддичном матче. Он просто закапывает свою команду в землю, чтобы убедиться, что у них действительно самая лучшая команда из всех, какие видела школа. Он заставляет команду тренироваться четыре вечера в неделю и всю субботу. Они сейчас на улице, летают над полем, а уже начинает темнеть. Честно, я не знаю, как кто-нибудь из них успевает сделать домашнее задание. Они, наверное, все провалят свои экзамены в этом году… Ну, если это случится, то, возможно, будет шанс, что у Гриффиндора будет лучшая в истории команда два года подряд.

Я делаю прямо противоположное, конечно, и учу, стирая задницу – готовлюсь к тесту по трансфигурации завтра. Все это я и так знаю достаточно хорошо, но никогда не вредно повторить, верно? Я пыталась заставить Ала присоединиться, потому что у него много трудностей с этим предметом, но он сказал, что «слишком устал», чтобы учиться.

Полагаю, чтобы хорошо сдать экзамены, он тоже слишком устал.

Мне пришлось уйти из общей гостиной, потому что там было слишком шумно и полно людей, занимающихся всякими глупостями, не относящимися ни единым боком к транфигурации. Никто вообще, похоже, не беспокоится об оценках, так что не понимаю, почему я должна о них заботиться? Чем хуже они сдадут, тем лучше я буду выглядеть, в конце концов. Я просто не понимаю их, как такое может быть, что их это вообще не заботит? О да, дайте догадаюсь…

Исчезающие заклинания.

Это одна из самых трудных тем из всех, что мы до сих пор изучали, но эти идиоты, мои однокурсники, думают, что им не нужно ничего учить. Я надеюсь, завтра будет много практических занятий, так что каждый сможет как следует выставить себя идиотом. Я прочитала учебный материал, наверное, в пятнадцатый раз, твердо намереваясь закрепить это в памяти. Я почти сделала это. Моя философия основана на том, что если ты твердо закрепишь что-то в памяти, то ты биологически не способна будешь это забыть и выставить себя дурой. Я пытаюсь закрепить в памяти все, что я читаю, только потому, что ненавижу выставлять себя дурой.

Библиотека – это настоящее святилище. Знаю, звучит глупо, но это правда. Это единственное место во всем мире, где я могу спрятаться от всего остального. Я вроде как счастлива, вообще-то, что никто не захотел ко мне присоединиться, потому что, уверена, они бы меня жутко раздражали. И чье-нибудь еще присутствие разрушило бы святость этого места… Тут так тихо и мирно, и я в прямом смысле могу часами здесь находиться и никогда не уставать. Я не знаю, как долго я здесь, но я знаю, что солнце уже зашло.

– Мм-м, Роуз…

Я чуть не обосралась, когда мой святой покой был нарушен звуком мужского голоса сзади. О’кей, я не обосралась, конечно, но подпрыгнула и резко повернулась к нарушителю покоя.

И это Скорпиус Малфой?

Я уставилась на него, будто он напугал меня до смерти (потому что так и есть) и словно он самое ненормальное существо, что я в жизни встречала (потому что это так). Он смотрит на меня с какой-то неловкостью, и я не знаю, что за чертовщина творится в его голове.

– Да? – наконец спросила я, когда поняла, что ничего кроме моего имени он не произнесет.

Он, похоже, испугался, когда я заговорила. Боже, этот парень странный. Наконец, он снова обрел голос:

– Э… Ты не могла бы мне помочь? – спросил он, и его голос звучал полузадушенно.

А?

– С чем помочь?

– С этим, – он махнул в сторону моей книги. – У нас завтра тоже тест, – тихо объяснил он.

– И я не понимаю…

Так он для этого пролез сюда и напугал меня до смерти? Потому что не понимает Исчезающие Заклинания? Да что такое с этим мальчишкой?

– То есть, ты хочешь, чтобы я тебя подтянула, чтобы ты мог сдать? – спросила я со скептицизмом.

– Если можешь, – немедленно ответил он и тут же понял, как быстро это произнес, потому что немного замедлил свой тон. – Я имею в виду, если ты не занята, конечно.

Да, Скорпиус Малфой, я занята. Ты не видишь, что я сама пытаюсь учиться? Почему ты думаешь, что я должна тратить время, чтобы помочь тебе с экзаменом, к которому ты должен был подготовиться сам сто лет назад?

– Я учил всю неделю, – сказал он ни с того, ни с сего. Легилименция? Вряд ли… – Я просто не понимаю. И я не могу провалить, отец меня убьет.

Ну, значит, по крайней мере, есть хоть один человек в школе, чьи родители (или родитель) беспокоятся об оценках своего ребенка. И это Скорпиус Малфой. Кто бы мог подумать?

– Я едва прошел минимум на пробных СОВах по трансфигурации, – продолжает он, и я не понимаю, почему он мне это говорит. – У меня просто не получается правильно.

– И ты хочешь, чтобы я помогла? – снова спрашиваю я, и он смотрит на меня, будто я поймала его на том, чего он не должен был делать.

– Если бы ты могла… – тихо говорит он. – Я имею в виду, я был бы благодарен.

– Хорошо, – что я сказала? – Я помогу, – почему я отодвигаю ему стул?

Скорпиус садится, и, скажу я вам, он чем-то напуган до смерти, хоть я и понятия не имею, чем. Я не слишком хорошо его знаю, в основном я могу сказать, что он наполовину сведущ в зельях, арифмантике и астрономии (единственные уроки, на которые мы ходим вместе); он никогда не разговаривает, а когда все-таки говорит, то его еле слышно; он приличный игрок в квиддич; он очень богат; и вся моя семья ненавидит всю его семью.

Вот и все, в двух словах.

– Э, спасибо, – заикается он, – что помогаешь… Я правда благодарен…

Я пожимаю плечами:

– Нет проблем.

Что я несу? Он нарушил покой в моем святилище!

– Ты пропустила обед?

Постойте, что? Откуда он знает? Это становится пугающим.

Скорпиус тут же осознал, что выглядит любопытным маньяком, потому что он сразу же выпрямился и быстро начал отвечать:

– Я хотел спросить там, но тебя не было.

– Я была тут, училась, – медленно сказала я и посмотрела на него со всем возможным подозрением. Интересно, может его послали ко мне с секретной миссией попытаться меня убить или типа того? А что? Я должна всех подозревать, меня однажды похитили и промыли мозги, не помните? Это для моей же безопасности.

– Я так и понял, – нервно бормочет он. – Поэтому я сюда и пришел, – он старательно избегает моего взгляда, пока ставит сумку на стол и начинает в ней копаться. Он достает оттуда что-то, что оказалось бутербродом с ветчиной, завернутым в салфетку, – Я подумал, ты будешь голодна.

Я секунду ничего не говорю и просто смотрю на сэндвич. Наконец, я беру его (хотя и не собираюсь есть – похитили, промыли мозги, всех подозревать, помните?):

– Ты довольно странный, ты знаешь это? – прямо спросила я.

Он выглядит напуганным, и, скажу я вам, это не та реакция, которую он ожидал, предлагая обед.

– Извини, – бормочет он и тут же прячет взгляд под стол, затем поднимает руку и неловко взъерошивает свои волосы.

– Нет, я не пытаюсь быть грубой, – объясняю я. – Ты просто… отличаешься… от большинства людей здесь, я имею в виду, – я не знаю, что я несу. Мой рот живет отдельно от моего мозга.

– Я знаю, – снова бормотание.

– Так твой папа действительно переживает из-за экзамена по трансфигурации или это у тебя такое тайное желание преуспеть?

– Нет, он волнуется, – отвечает Скорпиус. – Я не должен провалиться, поверь мне, – он, наконец, смотрит на меня, и я снова замечаю, что он довольно симпатичный. Особенно волосы хороши – немного длинноваты. Но ему это помогает – позволяет спрятать глаза, когда он не хочет смотреть на людей.

– Я тоже не должна, – говорю я, кивая. – Поверь мне.

И тут Скорпиус смеется. Это странно. Я не уверена, что когда-либо раньше слышала это от него. Он не выглядит как кто-то, кто может смеяться, потому что не уверена, что он хоть раз в жизни слышал хотя бы одну шутку. Но вот он тут, смеется. Одну секунду, во всяком случае.