Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

И это райская часть моей жизни.

Адская часть, с другой стороны, началась на следующий день после того, как я вернулся из моего недолгого вторжения в образ жизни беглых подростков.

Как мать и обещала, я был обречен на этот разговор, неизбежный разговор о том, что я позор всего рода Малфоев. Я этого ожидал и пытался собраться с силами перед ним, несмотря на то, что втайне надеялся, что этого просто не случится. Но, конечно, случилось.

И мой дед объявил о своем прибытии самым роскошным способом из всех возможных – стоя внизу у лестницы, проорал мне спускаться. Мило.

Я не совру, мое сердце перестало биться в эту секунду. Я сразу же вроде как запаниковал и стал спрашивать себя, а что я собственно, черт возьми, могу сказать, чтобы хоть в какой-то форме, каким-то способом защитить себя от той кровавой бани, что меня ожидает. Мой дед разорвет меня на части, я был уверен. Но я был в порядке, я знал, что это произойдет, и знал, что я смогу за себя постоять.

И я пошел вниз и не был удивлен тем, что там увидел. Мой дед стоял у самых ступеней, пристально разглядывая меня, пока я медленно спускался. Родители тоже были здесь, хотя и немного в стороне. Мать выглядела странно довольной, словно она была рада, что я, наконец, как следует получу. Выражение лица отца было невозможно расшифровать. Я ненадолго поймал его взгляд, но он тут же отвернулся. Я не знаю, где была бабушка, но не думал спрашивать об этом в ту минуту.

Я пытался сохранять спокойствие на своем лице и изо всех сил старался скопировать отцовское нечитаемое выражение. Я посмотрел деду в глаза и постарался дать ему понять, что я его не боюсь, и он не сможет меня запугать. Конечно, он из тех, кто живет, чтобы запугивать, так что я не удивился, что он не обратил внимания.

– Скорпиус, – сказал он с натянутым радушием. Он наклонил голову, что я должен был принять за приветствие.

– Привет, дед, – ответил я, сохраняя голос как можно более нейтральным.

Мы долго смотрели друг на друга без слов, и я почти что слышал его мысли, пока он представлял себе способы, которыми мог бы меня убить, и пытался остановиться на самом кровавом.

– Хорошо, что ты снова к нам присоединился, – сурово сказал он. – Надеюсь, твоя внезапная поездка была приятной?

– Да, довольно приятной, – тут же ответил я. Он этого не ожидал и немного поморщился.

– В школе, я предполагаю, все хорошо? – он приподнял брови, давая понять, что это был вызов, но я не видел смысла быть тем, кто первым начнет ссору.

– Да, все отлично.

– Я слышал, ты завел там неподобающие развлечения.

– Я не думаю, что термин «неподобающий» тут уместен.

И это было все, что мне следовало сказать, как оказалось, чтобы смехотворное спокойствие деда начало омрачаться, и он сузил глаза в моем направлении.

– На твоем месте я бы подумал дважды, прежде чем выказывать такое неповиновение.

Я не был полностью уверен, что он знает настоящую суть неповиновения, но не стал говорить об этом вслух. У меня появилось ощущение, что неминуемый след от пощечины на моем лице, наверное, будет проходить дольше, чем я предполагал. И я просто спокойно стоял и сказал:

– Я уже знаю, зачем ты здесь.

– О, неужели? И зачем же, позволь мне спросить?

Он пытался напугать меня, пытался устрашить. Я не собирался ему этого позволять.

– Я уже говорил об этом с родителями. Ты тоже ничего не сможешь с этим сделать.

Мне не нужно было и упоминать, что за «это» я имею в виду, потому что лицо деда тут же стало угрожающим, и он злобно посмотрел на меня сверху вниз. Это было страшно. Он никогда так на меня не смотрел, и мне никогда не хотелось быть тем, на кого направлен этот Взгляд Смерти. Его голос был низким и угрожающим:

– Ты прекратишь это, ты меня понял?

Меня это достало. Меня достало, что мне говорят, как проживать свою собственную жизнь, и с меня хватило.

– Ты не заставишь меня ничего сделать, – сказал я ему, превозмогая свой легкий испуг внезапным чувством храбрости. – У тебя нет над этим никакой власти, – я быстро оглянулся на отца. – Никто из вас не имеет такой власти.

– Я это запрещаю, – серьезно прошипел дед. – Ты не будешь ходить, пороча имя нашей семьи! Я не позволю.

Я не смог сдержаться. Я рассмеялся или, скорее, прыснул.

– Имя этой семьи уже давно опорочено, – с неверием сказал я. – Ты позаботился об этом много лет назад.

Если честно, я был удивлен, что он меня не ударил. Он, впрочем, схватил меня за руку и так сжал ее, что у меня до сих пор там синяк. Я попытался вырваться, но он оказался удивительно сильным для старика.

– Ты, слушай меня, – резко приказал он. – Я этого не потерплю.

И снова я попытался вырваться, но это было невозможно, потому как он сжимал мою руку.

– Отпусти его.

Это заговорил отец, и я вскинул голову и в шоке уставился на него. Все остальные тоже, и я могу сказать, они были так же удивлены, как и я, что он заговорил. Дед и его пробуравил взглядом.

– Это твоя вина, – упрекнул он. – Ты это знаешь, верно?

Отец не дрогнул.

– Отпусти его, – медленно повторил он.

Дед проигнорировал его.

– Ты позволил ему одичать. Этот мальчишка не понимает порядка!

Когда стало ясно, что дед не собирается меня выпускать, отец, наконец, подошел к нам и силой заставил его меня отпустить, отдернув его руку и встав между нами. Я был слишком шокирован, чтобы говорить или что-то делать, и взгляд моей матери отражал мой.

– Это твоя вина, – снова сказал дед. – Ты совершенно его не контролируешь!

Отец ничего не сказал.

– Ты позволил ему пойти в эту богом проклятую школу. Чего ты ожидал? Неудивительно, что это случилось, его голова набита всем тем дерьмом, чему они учат там. Ему нужно преподать настоящий урок.

Отец вскинул голову, и его лицо было таким серьезным, каким я никогда его не видел.

– Он мой сын. Тебя это не касается.

– Черта с два не касается, – ответил он. – Если ты ничего с этим не сделаешь, это сделаю я.

– Тебе лучше уйти.

Челюсть деда отвисла, и он выглядел так, будто убьет кого-нибудь от шока.

– Ты собираешься просто стоять здесь и позволять ему марать имя нашей семьи?

– О, господа ради, отец! Скорпиус прав. У этой семьи не осталось чести, которую можно было бы замарать.

Слова отца, казалось, звенели вечность, пока дед, наконец, не собрался достаточно для того, чтобы нанести следующий удар. К его голосу вернулось предыдущее мрачное холодное спокойствие.

– Что ж, отлично. Надеюсь, вы оба как следует насладитесь, пачкаясь в мерзости, что принесут эта девчонка и ее грязнокровная сука-мать.

Это меня довело:

– Не говори так о ней!

– Скорпиус, – отец предупреждающе посмотрел на меня. Я его проигнорировал:

– Ты не имеешь права так говорить! Ее мать сделала уже больше, чем многие за всю свою жизнь!

– Ты это слышишь? – спросил дед, явно взбешенный.

– Скорпиус, иди, – снова сказал отец.

Я еще не закончил и решил, что раз уж отправлюсь в ад, то могу идти туда до конца.

– Ты даже не понимаешь, каким идиотом выглядишь со всей этой чепухой о крови?

– Астория! – похоже, папа понял, что я его не послушаю, и решил использовать мою мать. Она схватила меня за плечи и тут же вытащила из комнаты. Я не боролся с ней, конечно, но не был доволен, что отец и дед будут говорить обо мне, пока меня не будет рядом.

Прошло пять минут, и отец прошел через кухню, где мы с матерью стояли и ждали. Он посмотрел сначала на мать, потом на меня. Я ничего не сказал, только попытался прочесть по его лицу. Он тоже ничего не сказал, просто покачал головой и ушел.

Я все еще не знаю, что произошло, но дед с тех пор больше не приходил. Думаю, он, наверное, занят со своими адвокатами, переписывает завещание и все такое. Отец об этом не говорил, и это считается закрытой темой. Я все еще «под замком», а вот за что понятия не имею. Не имеет значения, все равно скоро школа, и я не мог не радоваться.

Я удивлен, что отец решил пойти с нами и проводить меня на поезд. Он не всегда ездит с нами в Лондон, и я думал, что он точно не пойдет в этот раз, не после всех этих проблем вокруг. Но он пошел, и, когда мы идем на станцию, он выглядит странно решительным.

Платформа 9 ¾ всегда заполнена и битком набита, и сегодня все так же. Большинство моих одноклассников ворчат из-за окончания каникул. Обычно я бы их за это не винил, но сейчас я предпочел бы быть в школе, чем где-нибудь еще. Я не очень хорошо скрываю свое нетерпение поскорее вернуться в общество единственного человека во всей вселенной, которого могу терпеть.

И, конечно, ее нетрудно заметить.

Она стоит рядом со своей семьей, и я вижу даже отсюда, с другого края платформы, что она спорит о чем-то со своим братом. Их мать им что-то тихо шипит, явно замечая присутствие журналистов, окружающих их и жаждущих нового громогласного заголовка. Роуз потрясающе выглядит как всегда, несмотря на то, что одета для поездки в простой джемпер и джинсы. Ее волосы собраны в хвост, но некоторые выбились, образуя обычные неровные пряди. Мне хочется бежать прямо к ней, но это невозможно. Она оглядывается, ловит мой взгляд и начинает улыбаться озорно, но в то же время застенчиво.

И мне тут же стало наплевать на все, что случилось на прошлой неделе.

Ее отец заметил улыбку и проследил за ее взглядом. Сам он олицетворяет что угодно, но только не улыбку. На самом деле, он выглядит так, будто может швырнуть в меня Авада Кедаврой прямо сейчас. Интересно, сможет ли он за это ничего не получить, раз уж его жена будет министром магии? Наверное, да. Так что, это нехорошо.

Прежде чем я это даже понял, он уже шел к нам, совершенно злой и на сто процентов жаждущий убийства. У моего отца очень похожий взгляд, и он стоит, расстреливая его взглядом в ответ. Я запаниковал, потому что это нормальная реакция для того, кого сейчас будут убивать. Роуз была в таком же ужасе, пока бежала за отцом, проталкиваясь среди людей.

– Я просто хочу, чтобы ты знал одну вещь, – грозно сказал ее отец, как только его стало хорошо слышно. Он обращается к отцу, не ко мне, что, наверное, хорошо, исключая тот факт, что отец, похоже, не собирается удерживаться от драки. – Если твой сын, – он выплюнул это слово будто какое-то ругательство, – даже подумает о моей дочери, я сам переломаю каждую кость в его теле.

О. Великолепно

– Отлично сыграно, Уизли, – ухмыляется отец, и у меня появилось ужасное ощущение, что он всем этим втайне наслаждается. – Угрожать пятнадцатилетнему ребенку, какая прелесть.

– Да, и прими это за обещание, – он с секунду пронзает меня взглядом и снова поворачивается к отцу. – И когда я покончу с ним, то можешь быть уверен, я покончу и с тобой.

– Папа! – Роуз, наконец, пробралась сквозь толпу, и у нее такой же убийственный взгляд, как и у ее отца. Она выглядит так, будто готова убить его прямо сейчас. – Хватит.

Он ее, конечно, игнорирует, но мой отец одаривает саркастической улыбкой:

– Твой отец только что сказал моему сыну, что он собирается… О, как же он это сказал? Ах, да, «переломать каждую кость в его теле».

Глаза Роуз стали в два раза больше, и она выглядела перепуганной.

– Папа! – почти выкрикнула она в негодовании.

Он просто пожал плечами:

– Он получил честное предупреждение.

– О, не волнуйся, – успокоил отец Роуз. – Твой отец всегда только говорит и ничего не делает.

Мистер Уизли выглядел так, будто готов прямо сейчас показать отцу, что он ошибается, но тут прибежала его жена и встала между ними.

– Прекрати, – тихо сказала она. – Сейчас же.

– Так-так-так, ну разве это не будущий министр магии? – сказал отец, и его «милый» тон просто сочился сарказмом. – Могу вас поздравить?

Миссис Уизли медленно обернулась и посмотрела так, будто хочет врезать ему по носу. Она ничего не сказала, но была явно раздражена его сарказмом. Она явно собрала каждую унцию своего самоконтроля, чтобы не повестись на провокацию.

Роуз выглядит так, будто хочет умереть, и я ее не виню. Я точно испытываю то же самое, и, когда она хватает меня за руку и тащит к поезду, не говоря ни слова, я ее не останавливаю. Она тянет меня за руку всю дорогу, но останавливается прямо перед входом. Невысокий мужчина в жуткой шляпе встал прямо перед нами, и меня ослепила вспышка его камеры. Роуз тоже несколько раз моргает и с секунду кажется растерянной. И секунда – это все, что у нас есть, потому что тут же появился ее отец. Он немедленно вырвал камеру из рук коротышки и разбил ее о землю.

– Эй! – запротестовал фотограф, с неверием глядя вниз на разбитую камеру.

– Еще раз подойдешь к моей дочери, и я сломаю тебе шею, – он пнул останки камеры через платформу и ушел.

Все вокруг уставились на нас, и Роуз обалдело стоит с полминуты, но потом срывается с места и вбегает в поезд. Я следую за ней, конечно, потому что она все еще держит меня за руку так крепко, что я не смог бы остаться, даже если бы захотел. Но я не хочу.

– Они все идиоты, – сердито сказала она, захлопывая дверь и проскальзывая в пустое купе.

Я полностью с ней согласен.

– Мы не должны их какое-то время слушать.

Нахмуренное лицо Роуз немного просветляется, и она притягивает меня для поцелуя. Это великолепный поцелуй, как и все остальные. И мне это очень нравится.

– Мы вообще не должны их слушать, – сказала она, наконец улыбаясь, когда отстранилась.

Дверь в купе снова открылась, и вошел ее кузен Ал. Он выглядит довольно сильно раздраженным, когда бросает сумку на пол. Предполагаю, это ее, потому что у нее сумки не было. Он гневно посмотрел на нее.

– Твоя мама велела передать, что любит тебя.

Он поправил очки на носу, а потом посмотрел на меня так, будто хочет швырнуть проклятьем. Я просто уставился на него в ответ.

– Спасибо, что принес мою сумку, – сказала Роуз, наконец отпустив мою руку, и положила сумку на полку.

– Не за что, – сварливо сказал Ал. Он повернулся, чтобы уйти, но Роуз его остановила.

– Куда ты идешь? Ты не хочешь ехать с нами?

– Я так понял, что вы хотите побыть наедине.

Хотим. Спасибо, что подыграл. Увидимся в Шотландии.

– Не будь идиотом, – а, черт, Роуз, как оказалось, так не думает. – Конечно, ты можешь ехать с нами. Вы двое должны узнать друг друга получше.

Она хватает нас за руки и сажает друг напротив друга. Мы пристально рассматриваем друг друга и по какой-то причине друг другу не нравимся.

Это будет долгая поездка.

========== Глава 40. Кейт. Совершенства не бывает ==========

Я выросла, слушая истории о Гарри Поттере, как и каждый ребенок в волшебном мире. Рассказы были те же, что и в учебниках истории, но, конечно, немного приукрашены, чтобы было интереснее. Он был героем, его все любили и ля-ля-ля. Это было круто, конечно, не поймите меня неверно. Я думала, что он должен быть жутко героическим и классным, но я никогда не думала о нем, как о чем-то большем, чем какая-то легенда.

А потом мне исполнилось одиннадцать, и я сидела за одним столом с его сыном на Чарах.

Джеймс Поттер был, мягко говоря, не очень внимательным студентом. Он мне чуть глаз не выколол, выполняя Вингардиум Левиосу, и, когда я попыталась его поправить, он сказал, что у меня кривой нос. Это не ложь. Именно так он и ответил. «И что? А у тебя нос кривой». Ну, я не знала тогда, какое отношение кривизна моего носа имеет к Чарам, и так и не знаю этого теперь, шесть лет спустя. Я помню, что решила его в тот день ненавидеть. Это была просто естественная реакция, потому что после этого у меня развился комплекс в отношении моего носа, спасибо ему за это огромное.

Джеймс в одиннадцать совсем не отличался от Джеймса в восемнадцать. Он полностью помешан на себе и самоуверен до ужаса. Он, похоже, думает, что ему принадлежит весь мир, и страдает манией величия в тяжелой степени. Конечно, все вокруг целуют ему зад и заискивают перед ним только из-за его имени и того, кто его отец. Это ужасно раздражало и вовсе не преуменьшало мою неприязнь к нему.

Но все равно, когда он попросил списать у меня домашнюю работу, я позволила.

Когда мне было пятнадцать, я начала с ним спать.

Это, наверное, распутно, думаю, учитывая то, что я более чем хотела этого еще до того даже, как он проявил ко мне хоть какой-то настоящий интерес. Он был моим первым, и я вас заверяю, абсолютно ничего романтического не было в ту ночь, которую мы провели, запершись в чулане на четвертом этаже. Хуже всего то, что я все еще его как бы ненавидела. О’кей, ненависть – сильно сказано, но я действительно не находила в нем достаточно искупающих его грехи черт. Но он был Джеймсом Поттером и к тому времени уже самым популярным парнем в школе, хоть и учился на пятом курсе. Он был звездой квиддича и центром всех школьных сплетен. Так что я последовала за толпой, решив, что вреда не будет. Он уже переспал с половиной школы, и я была для него лишь очередным номером. Так что да, распутно – подходящее описание, особенно учитывая то, что он назвал меня Кайлой в первую ночь.

Прошло время, и скоро он уже определенно помнил мое имя. Мы начали сближаться, и некоторое время спустя я начала считать его своим другом, может, даже своим лучшим другом. И это было странно, потому что я не из тех, кто трахается с лучшими друзьями. Но мы с Джеймсом ценили друг друга, и под конец он начал говорить, что я его любимая девочка, и что я ему действительно нравлюсь. Проблема была, конечно, в том, что он продолжал трахать пятнадцать девок одновременно.

Но теперь больше нет.

Теперь он только со мной, и я бы солгала, если бы сказала, что этим недовольна. Я его первая девушка, я. Он бросил всех остальных. Ради меня. И да, это стоит того, чтобы позлорадствовать.

Но даже более того. Он мне нравится. Он мне по-настоящему, по-настоящему нравится. А я нравлюсь ему. Я знаю, потому что у него появилась привычка говорить это по двадцать раз на дню.

И это тоже здорово. Я люблю слышать это, а у него появился талант сходу определять, когда мне именно это нужно услышать. Он так отличается от моих ожиданий, что это почти смешно. Я ожидала, что если он примет мой ультиматум, то будет таким же как раньше – грубым, безрассудным и несколько раздражающим. Но он не такой. Он действительно, действительно мил со мной, и почти все так, как я надеялась (но не верила), должно было быть. Что, конечно, меня немного пугает.

Я не верю в совершенство. Все то, что совершенно, логически не может быть реальным, так что меня пугает, что я не вижу никаких изъянов. Конечно, я не совершенна, и Джеймс точно не совершенен, но я чувствую, что мы совпадаем друг с другом и становимся чем-то совершенным. Потому что, когда я рядом с ним, я чувствую себя блаженно счастливой. И это меня пугает. Потому что я всегда слышала, что если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то возможно это фальшивка. А я правда не хочу, чтобы это оказалось фальшивкой.

Моя мать чуть не обосралась от счастья из-за этого. Она думает, что это восхитительно, но, конечно, так считает не по правильным причинам. Когда она впервые услышала об этом, она стала чересчур настойчивой, и на пасхальных каникулах я едва не упаковала свои вещи и сбежала, лишь бы больше не слушать, какая я умная девочка, что выбрала кого-то с таким хорошим «положением». И что Джеймс Поттер – абсолютно точно лучший вариант, и это так хорошо для меня!

Она ведет себя так, будто мы завтра женимся.

Кроме того, она ведет себя так, будто я какая-то пробивающаяся к верхушке шлюшка, которая с Джеймсом только из-за имени и денег. А мне на самом деле насрать на это. Иногда я даже забываю, что он сын Гарри Поттера, и единственная причина, по которой это важно, это то, что теперь у меня есть способ его позлить. Это не касается больше ничего другого, и меня тошнит от того, что моя мама думает, что это единственная причина, по которой я им заинтересовалась, или, что это единственные качества, которые важны в мужчинах.

Я не удивлена, конечно. Она моя мать, в конце концов, и пять раз была замужем. Каждый из них был, как она выражалась, «ступенькой выше» предыдущего, и вот на чем она основывает свои отношения. Грустно. Мы с мамой не встречались наедине уже очень давно. Она все еще живет в смешной уверенности, что я однажды превращусь в ее клон, но я определенно не собираюсь превращаться в нее. Когда я обрезала волосы, у нее почти случился приступ истерики, и она сказала мне, что я никогда не найду парня, если буду выглядеть как один из них. Так что я стала носить юбки покороче, чтобы это восполнить, с маминой подачи, конечно. Моя мать – такая дура. Я почти рада, впрочем, потому что, вырастая в таком окружении, я понимала, кем именно я точно не хочу быть. Но меня это беспокоит, потому что все всё видят так же, как она.

Я слышала все, что об этом говорили, и, конечно, слышала, что я с Джеймсом только по этой причине, или так, или еще что-то. Я слышала, что я, наверное, тайно беременна, потому что ну ни за что Джеймс Поттер не выбрал бы меня, если бы ему не пришлось. Я слышала, что я недостаточно красива, что я слишком странная, что он боится, что не сможет сдать экзамены, и я нужна ему для домашней работы. Я все это слышала. Большей частью, я способна это игнорировать, потому что я знаю, что это все неправда. Но все равно я солгу, если скажу, что это не причиняет мне боли.

Джеймс не обращает на все это внимания. У него, похоже, есть суперспособность слышать только хорошие новости, полностью блокируясь от всего, что может показаться негативным. Он игнорирует сплетни, но для меня это трудно, вы знаете, я не самая популярная девчонка в школе. Я не женская версия Джеймса, и люди не будут любить меня, несмотря ни на что. Так что это трудно.

Но думаю, это того стоит.

Шесть лет спустя, а я все еще рядом с ним на Чарах, и он все еще слишком рьяно размахивает палочкой.

– Может ты, наконец, к черту будешь смотреть, куда ты тычешь этой штукой? Ты пытаешься меня ослепить? – спросила я, шутя только наполовину.

Он улыбается мне этой идиотской кривой улыбкой, которую я так глупо обожаю.

– Конечно нет, если ты ослепнешь, кто будет говорить мне, как я шикарно выгляжу?

Я закатила глаза:

– О, я уверена, ты кого-нибудь найдешь. Подбери одну из своих фанаток.

– Слушай, милая, давай не будем ненавидеть фанаток? Только они держат новости о нас на плаву, – снова с кривой улыбкой. Иногда мне хочется его ударить, но вместо этого всегда получается так, что я снова хочу его трахнуть. Странно, да.

– Какие-то проблемы? Мистер Поттер? Мисс Милтон? – профессор Флитвик разглядывает нас с другого конца комнаты.

Даже Флитвик не может противостоять печально известной поттеровской улыбке, и Джеймс сверкает ею в его адрес с пугающей невинностью:

– Никаких проблем, профессор. Мисс Милтон помогает мне с работой над моей палочкой.

– Я думал, она это делала сегодня ночью в три тридцать, – Брэмптон фыркает своей же шутке, и Джеймс, конечно же, как предсказуемый мальчишка-подросток, тоже смеется.

И Пенни Фэммонс, которая ненавидит меня без причины, смотрит на нас, будто унюхала что-то мерзкое и бормочет себе под нос что-то ужасно похожее на «шлюха».

Мой рот раскрылся, и я шокировано уставилась на нее. Буквально, шокировано.

– О нет, – неверяще сказала я. – Ты не посмела.

Я даже не могу выдавить ни одного слова. А тем временем Джеймс и его друзья просто смотрят, явно выглядя развлеченными.

Пенни просто ухмыляется.

– Прошу прощения, – громко сказал профессор Флитвик, грозно оглядывая класс. – Если хоть кто-то из вас хочет сдать экзамен и все-таки окончить школу, я предлагаю всем снова обратить внимание на главу двадцать два.

Все последовали его совету, потому что никто из нас не хочет провалиться, но, когда Джеймс кокетливо пытается закинуть на меня свою руку, я раздраженно ее стряхиваю. Он странно на меня смотрит, но, когда я расстреливаю его взглядом в ответ, он оставляет этот вопрос.

Пока урок не окончился.

– Что с тобой? – спросил он полурассеенно, стукаясь кулаками с Брэмптоном и Эллиотом, прежде чем повернуться ко мне и дождаться, пока я соберусь.

– Ничего, – кратко ответила я, хватая сумку и перекидывая ее через плечо.

Джеймс протягивает к ней руку:

– Слушай, давай ее сю…

Но я отворачиваюсь и прижимаю ее к себе.

– Я сама понесу свою сумку, спасибо.

– Боже, что это ты вдруг разошлась? – он идет за мной сквозь ряды столов наружу, в коридор.

Повернув голову, я расстреляла его взглядом.

– Ты не слышал эту суку? Она назвала меня шлюхой! – прошипела я, проталкиваясь сквозь толпу студентов, которые заполнили коридоры.

Джеймс, похоже, не считает это важным. Какой сюрприз.

– Ну и? – совершенно равнодушно пожимает плечами он. – Кому какое дело, что говорит Пенни? Это Пенни, она шлюха. Поверь мне, я знаю всех шлюх в этой школе.

Великий боже. И я пять минут назад называла этого идиота совершенным? Да, ну и кто теперь идиот?

– Не надо мне напоминать, – злюсь я.

Джеймс вздыхает и оборачивает руку вокруг моей талии – одна рука легла на бедро, а вторая потянулась, чтобы на этот раз забрать мою сумку. Я позволяю ему ее взять, но не реагирую на прикосновения.

– Не злись на меня, – тихо говорит он, подлизываясь. Я знаю, что он делает. Я умнее его.

– Ты даже ничего не сказал.

– Потому что Флитвик велел нам заткнуться! – я буравлю его взглядом, и он поднимает брови. – Слушай, ты хочешь, чтоб я пошел, нашел прямо сейчас Пенни и сказал ей, что она гребаная сука?

– Нет, я хотела, чтобы ты заступился за меня, когда она оскорбляла меня на глазах всего класса.

– Прости, – он смотрит на меня идиотскими щенячьими глазками, которые совсем не преуменьшают моего желания и ударить его, и сорвать одежду одновременно. – Она просто тебе завидует.

– О да, – я закатила глаза. – Это уж точно.

– Завидует, – настаивает он. – Потому что ты намного умнее ее, – он приподнимает брови и улыбается мне. – И ты намного сексуальнее ее, – он притягивает меня ближе и сжимает мое бедро, целуя в щеку.

– Ты должен был за меня заступиться, – упрямо сказала я, хотя мое упорство медленно таяло. – Я вроде как твоя девушка.

– Прости, – повторил он, его голос был прямым и искренним. Я продолжала смотреть прямо перед собой, отказываясь так легко сдаваться. – Не злись, Кейти, – тихо сказал он мне на ухо. Обычно я ненавижу имя Кейти, но, когда это говорит он, у меня мурашки по коже. Когда я ничего не ответила, он продолжил шептать. – Как я могу все исправить? Я сделаю что угодно, – он намекающе понизил голос.

– Хватит так делать, – грозно сказала я.

– Как делать?

– Так, – я снова подавила дрожь. – Хватит заставлять меня забыть, что я на тебя зла.

Джеймс смеется и качает головой:

– Ты действительно прелесть, когда злишься, ты это знаешь?

Я пытаюсь держаться, но, похоже, это проигранная битва. Я не могу продолжать на него злиться, не сейчас, когда он так на меня смотрит, и кончики его пальцев вычерчивают какие-то фигуры на моем бедре, и мысли обо всем просто мелькают у меня в голове.

– Слушай. Все знают, что Пенни – просто завистливая сука. Никто не обращает внимания на ее слова.

Ага, кроме каждой девчонки в этой школе, что ненавидит меня без причин. Я смотрю на Джеймса пустым взглядом и не отвечаю.

– Прости. Я должен был сказать ей, куда она может пойти. Не злись на меня, ладно? Мне не нравится, когда ты злишься, это меня печалит, – в нем столько дерьма, что он мог бы зваться туалетом. Но щенячьи глаза на меня действуют, как обычно, и я сдаюсь.

– Готов идти на обед?

Щенячий взгляд превращается в другой.

– Эм, у меня как бы тренировка во время обеда, – он посмотрел на часы. – И я уже почти опоздал.

Уверена, мои чувства отражаются на лице.

– Прости, – говорит он уже тысячный раз за день. – Но матч на следующих выходных. Ты знаешь, как это важно.

Ах да. Гриффиндор против Слизерина, легендарное соперничество. Обе команды были непобедимы. Победитель получит Кубок. Это единственное, о чем твердит вся долбаная школа. Не говоря уже о том, что туда прибудут скауты. Этот матч для Джеймса значит очень многое, и он не раз говорил, что все его будущее зависит от этого. Полагаю, это правда, потому что у него нет никаких планов на жизнь после Хогвартса, кроме игры в профессиональный квиддич и тонны денег…

– Почему бы тебе не пойти на тренировку со мной? А потом я отправлю Роуз на кухню, и мы сможем пообедать вместе? – он с надеждой смотрит на меня, и эти большие карие глаза такие милые и благонамеренные. Я против этого совершенно бессильна.

Я принимаю его предложение, и мы вместе идем на поле. Он держит руку на моей талии все дорогу и рассказывает какую-то чушь о чем-то, что Брэмптон сделал прошлой ночью. Это действительно довольно забавно, и, когда мы дошли до поля, я была уже в гораздо лучшем настроении. Он быстро целует меня и идет в раздевалку к своей команде. Я иду наверх на трибуны и достаю свое домашнее задание. Квиддич – не самое мое любимое увлечение и не вызывает во мне особого интереса. Так что не надо упоминать, что есть что-то, чем я могу себя занять.

Гриффиндор хорош. И Джеймс хорош. Он всегда говорит, что половина команды его ненавидит за то, что он так с ними жесток, но они должны быть ему благодарны, потому что он превратил их в нечто совершенно фантастическое. Они летают как хорошо смазанная машина, и почти безукоризненно читают реакцию друг друга, и предугадывают каждый шаг. Ловец – маленькая первокурсница по имени Челси, та, которой Джеймс заменил Ала, и с чего началась вся эта вражда. Я не уверена, что это было плохо, потому что Челси просто великолепна. Она очень маленькая, поэтому ей легко летать среди других игроков и ускользать от бладжеров.

Я немного отвлеклась от домашней работы, заглядевшись на их тренировку. Особенно на Джеймса, он потрясающе летает. Он летает так, будто рожден для этого, будто это в его генах, что, конечно, правда. Очень часто он смотрит на меня и улыбается, а я не делаю вид, что меня это не заводит. Клянусь, эта улыбка меня однажды просто убьет. Он такой сексуальный, и то, как он покрыт грязью и потом делает его только еще привлекательнее. Конечно, когда я подойду поближе и принюхаюсь, я сменю мнение, но издалека это только вызывает миллион гадких мыслей, которые не подходят благовоспитанному префекту, уверена. Думаю, это хорошо, что я точно не самый благовоспитанный префект. Я среди них паршивая овца, но это меня не особо волнует.

Я так сосредоточилась на своих непристойных мыслях, что почти не видела этого или почти не заметила этого.

Бладжер пролетел с огромной скоростью. Его послал Эллиот, и он, наверное, ударил с правильного угла, потому что я никогда не видела, чтобы бладжер так быстро летел. Он пролетел почти через все поле и ударил Джеймса, моего Джеймса, прямо по затылку с громким тошнотворным треском. Даже если бы он сразу не потерял сознания, а я уверена, что он потерял, то ни за что не смог бы удержаться на метле. Кто-то закричал, кажется, Маришка, но я не могла издать и звука. Я беспомощно смотрю, как руки Джеймса отпускают метлу, и он падает почти медленно с пятидесяти футов на твердую, жесткую землю.