Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– Извини, – бормочу я, проглатывая желание сказать ей что-нибудь другое. – Я не должен был тебе это говорить.

Она ничего не говорит, так и стоит, спрятав лицо в руки, и ее плечи легко подрагивают.

– Меган, – тихо говорю я, пытаясь ее успокоить. – Ты в порядке?

– Почему ты мне не сказал? – внезапно спрашивает она, и, когда она смотрит на меня, ее напряженные глаза красны.

– Не сказал, что? – нервно спросил я, хотя очевидно, что я полностью понимаю, о чем она говорит.

– Это поэтому он… – она останавливается и качает головой. – Потому что ты? Поэтому он…

Я ничего не говорю. Мое сердце бьется так, что готово выскочить из груди, и внезапно мне хочется оказаться как можно дальше и спрятаться. Не так я себе представлял этот разговор. Это ужасно.

Когда я не ответил, она решила прочитать ответ по моему лицу и начала плакать.

Потрясающе.

Я не знаю, что делать с плачущими девчонками. Никогда не знал. Единственная девчонка, рядом с которой я чувствую себя комфортно – это Роуз, и я не могу вынести, даже когда она плачет. Не то чтобы это имело значение сейчас, учитывая, что я зол на нее даже больше, чем на Джеймса или Меган. Я знаю, это нечестно. Я знаю, она ничего не могла сделать, чтобы их остановить. Но она должна была мне рассказать. Она должна была мне рассказать и спасти от того, чтобы я услышал это от него. Роуз – единственный человек, которому я бесконечно доверяю, и она скрыла от меня самый ужасный возможный секрет.

И я не знаю, смогу ли я ей это простить.

Меган продолжает плакать, слезы начали катиться по ее щекам. Я намереваюсь оставить ее здесь и просто уйти в гостиную. В конце концов, не мое дело, что она стоит тут, плачет? Она заслужила слезы. Разве нет?

Но, конечно, я не могу этого сделать. Я не могу быть настолько мерзким, хоть в глубине души и хочу.

– Меган, прости, – снова говорю я, глубоко вдыхая через нос и пытаясь держаться от нее как можно дальше, хоть это и трудно в таком тесном помещении, как лестничный колодец.

– Ты меня ненавидишь? – спрашивает, почти шипит, она, коротко выдыхая и вытирая свои мокрые глаза.

– Нет, – честно отвечаю я. – Конечно нет.

Она ничего на это не говорит, лишь продолжает плакать.

Наконец, она качает головой и вдыхает через рот.

– Я не знала, – тихо сказала она и посмотрела прямо на меня. Ее глаза невозможно красивые, большие, темно-карие, цвета темного шоколада. Они идеально подходят к ее лицу.

Стоп.

Я не буду стоять тут и отвлекаться на нее. Здесь все закончено, и мне тут больше нечего делать. Я не позволю чему-то такому простому, как ее глаза, отвлечь меня от того, что ей хочется знать.

– Не имеет значения, – тихо отвечаю я. – Извини, что он причинил тебе боль.

Разве я не говорил себе, что не буду за него извиняться? Какое это имеет значение? Он для меня ничто. Мы родственники по крови, вот и все. У нас больше нет ничего общего. Я не должен за него извиняться.

Но я не могу остановиться, потому что она выглядит такой печальной и беспомощной.

Почему она не выбрала меня? Я никогда бы с ней так не поступил. Я не давил бы на нее и, конечно, не игнорировал после. Если бы она выбрала меня, все было бы иначе. Все было бы хорошо. Все было бы лучше.

Но она меня не выбрала.

И теперь она стоит тут, на лестнице, выплакивает свои глаза, а я по-идиотски чувствую себя ответственным за это и виноватым. Это нечестно. Мне не за что чувствовать вину.

– Ты должен был мне сказать, – шепчет она, и это звучит так, словно она пытается выставить меня виноватым, хотя я не имею понятия, за что. – Если бы ты сказал мне…

– Что тогда? – тут же спрашиваю я. Я не хочу чувствовать себя виноватым за то, в чем не участвовал. Я не позволю ей заставить меня чувствовать вину. – Ничего бы не изменилось.

– Я бы этого не сделала, – ее голос теперь сильнее, чуть более решительный. Она говорит серьезно и твердо.

– Почему нет? – спрашиваю я. – Потому что ты бы знала, что мы с ним поссоримся? Мы нашли бы и что-то другое, из-за чего ссориться.

Но Меган качает головой.

– Нет, – шепчет она. Ее только что сильный и решительный голос сменился голосом маленькой застенчивой девочки. Она звучит странно нервно, но непоколебимо. – Если бы я знала, я бы тебя дождалась.

Мне понадобилось почти пятнадцать секунд, чтобы полностью осознать ее слова. Конечно же, она не это сейчас сказала. Я шокировано смотрю на нее и вижу, что это написано у нее на лице. Прямо передо мной. Она серьезно. Она выглядит неловко и немного напугано, но отказывается отводить от меня взгляд.

Так что я сдаюсь первый.

Я отворачиваюсь от нее, мои мысли бегут в разные стороны от этого разговора. Это все так, так, так неправильно. Как она может просто стоять здесь и говорить мне это? Разве она не понимает, как нечестно это по отношению ко мне? Как будто я и так не по уши в дерьме из-за всего этого? Теперь я должен слушать, как она стоит тут и говорит мне «если бы»?

Я открываю рот, чтобы сказать ей, куда она конкретно может пойти, но слова пропадают, потому что их что-то прерывает. Я быстро понимаю, что это ее губы, и они прижаты к моим, и что она меня целует.

Меган Томас целует меня.

И все остальные мысли вылетают из моей головы быстрее, чем я успеваю сообразить. Я не хочу думать о чем-нибудь еще. Это все, чего я всегда хотел, и это, наконец, произошло.

Я отвечаю на поцелуй, и это придает ей только больше смелости. Это не мягкий нежный первый поцелуй, который я всегда себе воображал. Нет, он грубый и жесткий, и в нем нет ничего невинного и милого. У ее губ вкус тыквенного сока, который она пила на ужин, и это лучшее, что только может быть. Нет слов, чтобы описать это, так что я и не пытаюсь.

Я просто продолжаю ее целовать.

Наконец, мы вынуждены оторваться друг от друга, потому что, конечно, нам надо дышать. Я не могу выровнять дыхание, и Меган выглядит так, будто испытывает те же проблемы. Ее глаза даже темнее обычного, и я завидую ее темной коже, потому что она скрывает стыдливый румянец, который сейчас, несомненно, горит на моих щеках. Она многозначительно смотрит на меня, будто ждет, что я что-то скажу.

Но я ничего не могу сказать.

Я не знаю, что сказать, и не хочу ничего говорить. Я просто смотрю на нее.

Но, когда она делает шаг ко мне, я отступаю на шаг от нее. Я ударяюсь спиной о стену позади, но даже не замечаю этого. Меган смотрит на меня с любопытством, очевидно желая знать, что я могу сейчас думать и почему бегу от нее.

Когда она делает ко мне еще один шаг, я немедленно поднимаюсь на следующую ступеньку.

– Что не так? – тихо спросила она, и я вижу, что она обеспокоена.

Но я качаю головой. Я не хочу ей этого говорить. Но потом я словно теряю над собой контроль.

– Не прикасайся ко мне, – тихо говорю я, когда она встает за мной на следующую ступеньку. Она смотрит на меня, моргая, на ее лице растерянность. Не думаю, что когда-нибудь любил ее меньше, и я даже не понимаю почему.

– Ал…

– Я серьезно, – говорю я, отодвигаясь от нее. – Не прикасайся.

И тогда я иду вверх по лестнице. Когда я, наконец, дошел до общей гостиной, то пошел прямо в спальню и опустил полог на кровати. Я не хочу даже знать, что происходит. Я не знаю, что изменилось, или, почему я сказал это, или что-то еще.

Все что я знаю – я ненавижу Меган Томас.

========== Глава 28. Джеймс. Новое развитие ==========

Жалкий, бесчувственный, мерзкий пес.

Именно эти слова произнесла Кейт, когда объявляла о том, что обо мне думает. Я, конечно, стоял там и пытался не улыбаться, пока она разорялась о том, какой я эгоистичный и что я думаю только о себе. Она сказала, что я худший человек, которого она когда-либо имела неудовольствие встречать, и что, если я не окончу свою жизнь в тюрьме, то уж точно буду одиноким и несчастным. Ну, не думаю, что она права. Может я и останусь одиноким (по собственному выбору), но я очень, очень сомневаюсь, что когда-либо окажусь в тюрьме. Все-таки есть кое-какая польза от того, что ты Поттер. Но это не остудило ярости Кейт – она все ругалась, и ругалась, и ругалась.

Ну а потом, само собой, она повалила меня на скамью и запрыгнула сверху.

Это было что-то новенькое – трахаться в квиддичной раздевалке. Я даже не знаю, почему она вообще была здесь, но это было здорово, конечно. И всегда лучше, когда Кейт на что-то зла. Из-за этого она становится совершенно дикой, чем я, естественно, более чем наслаждаюсь.

Она, действительно, лучшее, что есть здесь, и я даже не буду пытаться это отрицать. Иногда я ее даже специально провоцирую, просто чтобы посмотреть, как сверкают ее глаза, когда она приходит в гнев и злится на меня.

Мы ругались (ну, или – она ругалась) на тему, что у меня совсем нет никакой совести, и что я ублюдок. Не знаю, где она услышала историю о Меган Томас, но, как оказалось, это теперь общеизвестный всей школе факт, так же, как и причины, по которым это случилось. Кейт решила, что это делает меня ужасным человеком. Ну ладно, может она и права.

Но это все равно не помогло ей сохранить контроль в моем присутствии.

Конечно, потом мне пришлось прямо-таки умолять ее помочь мне с трансфигурацией. Она не слишком жаждала мне помогать, но, в конце концов, сдалась, когда я использовал кое-какие хорошо подготовленные методы убеждения. Это было почти легко. Если бы я не был… Как там это было… Жалким, бесчувственным, мерзкий псом, я может даже потом постыдился бы.

И вот теперь мы в библиотеке, готовимся к предстоящему тесту, но я не могу на нее не отвлекаться. Это не ее вина, конечно, это я виноват, что нахер зачарован ею. Она очень отвлекает.

– Может, ты перестанешь на меня смотреть и сконцентрируешься? – резко говорит она, поднимая голову от учебника, который читала.

– А можно и то, и другое?

Кейт закатила глаза.

– Можно было бы, если бы у тебя внимания было хоть чуть больше, чем у флоббер-червя, но, судя по всему, это не твоя история, так что – нет.

Ой.

– Ты ужасно зла к людям, которые пытаются сделать тебе комплимент, знаешь?

– О, так то, что ты смотришь на мои сиськи – это, оказывается, комплимент? – она, наконец, поднимает голову и пронзает меня взглядом.

Пытается меня запугать, но, само собой, это не работает. Я просто бесстрастно пожимаю плечами:

– Многие девчонки так это понимают.

Ее огромные голубые глаза тут же сужаются:

– Так вот, я не одна из твоих так называемых многих девчонок, – резко говорит она. – Так что отверни свою гребаную голову и отведи глаза.

Мои глаза расширяются от изумления, и я не могу больше бороться и стараться согнать с лица усмешку.

– Ой, да ладно, будто я никогда не видел их раньше.

– Да, и это была ошибка, – она окидывает меня еще одним испепеляющим взглядом и возвращается к книге.

Я не оставляю это так, конечно.

– Ты всегда это говоришь. Но никогда не имеешь это в виду.

– Ну, так на этот раз имею! – выкрикивает она, вскидывая голову, чтобы снова на меня посмотреть. Она захлопывает книгу. – Я не буду тебе с этим помогать, ты невозможен.

– Хорошо, – серьезно отвечаю я. – Потому что мне насрать на трансфигурацию.

– Серьезно, Джеймс, как ты мог так поступить с этой бедной девочкой?

О боже. Я закатил глаза.

– Ты ведь не об этом снова, а?

Меня уже нахрен тошнит от этого разговора.

– Да, об этом, – шипит она. – Ты так обращаешься с девчонками в этой школе, будто они никчемные куски дерьма!

– Тсс! – мы оба посмотрели в сторону мадам Лоуренс, которая расстреливала нас взглядом из-за своего стола в другой части кабинета.

Кейт понижает голос:

– Ты так омерзителен!

Я просто качаю головой:

– Я никогда не обращался с тобой, как с дерьмом, – честно напоминаю я. И это правда. Я никогда с ней так не обращался.

Кейт смеется жестоким смехом.

– Ты всегда так со мной обращаешься.

Нет, не так. Я даже не понимаю, о чем она говорит.

– Ох, да брось ты, – шепчу я в ответ. – Ты знаешь, что ты единственная девчонка в школе, которую я могу выносить, и которая мне нравится.

Она на секунду останавливается и пристально на меня смотрит, так, будто пытается что-то решить. Это немного напрягает.

– Докажи, – наконец сказала она, глядя мне прямо в глаза, продолжая хмуриться.

– Как? – уверен, я не хочу знать ответ.

– Перестань трахаться с другими девчонками.

Что? Она несерьезно. Я даже фыркнул в ответ на это предложение.

– Я так и знала, – выдыхает она, ее голос сочится ненавистью. – Ты такая свинья.

Она встает и начинает запихивать учебники в сумку. Я хватаю ее за запястье и, конечно, понятия не имею, зачем.

– Стой, – сказал я. Заткнись. Отлично, мой рот вообще когда-нибудь моих мозгов слушался? Я притягиваю ее назад, пока она снова не падает на свой стул. – О чем ты говоришь? Ты хочешь быть моей девушкой? – последнее слово звучит так, будто это самое грязное ругательство, что я когда-либо произносил.

Но Кейт не смеется и не закатывает глаза или что там еще, что я хочу, чтобы она сделала. Вместо этого она смотрит на меня с самым серьезным видом, что я когда-либо видел. О мать твою господи. Она не серьезно. Это просто не может быть серьезно.

Следует гробовая тишина, которую она, наконец, прерывает, сердито поворачиваясь на своем стуле. О, с этим я справлюсь. Я могу иметь с ней дело, когда она зла, куда лучше, чем, когда она серьезна.

– Почему ты говоришь это так, словно это плохо? – требует она.

Ладно, может, я ошибаюсь, что могу с этим справиться.

– Кейт, – говорю я, все еще потрясенный, – почему ты этого хочешь?

Она тяжело на меня смотрит.

– Потому что меня уже тошнит от всего этого, – злобно говорит она. – Я не трахаюсь ни с кем, кроме тебя.

Смысл ее заявления неуклюже повисает в воздухе. Я несколько раз открываю и закрываю рот, совершенно не в состоянии подобрать слова. Она выжидательно смотрит на меня, явно надеясь, что я скажу что-то, о чем понятия не имею. Когда я ничего не говорю, она хватает сумку и снова встает.

– Забудь об этом, – шипит она. – Я с этим покончила.

– Может, ты просто на хрен скажешь, чего ты на самом деле хочешь? – выпаливаю я. Я пытаюсь заставить себя заткнуться, но, конечно же, это не работает. Но, по крайней мере, это ее остановило.

– Чего я хочу, – говорит она тихо и (чрезвычайно) опасно, – это чтобы ты вырос. Мы почти закончили школу.

– И какое это имеет к тому отношение?

Она закатывает глаза и выглядит настолько раздраженной, что, я думаю, сейчас начнет рвать на себе волосы.

– Мы играем в эту глупую игру уже годы, и ты единственный, кто получает от нее удовольствие.

Она всегда выглядела так, будто получала удовольствие. Она определенно читает это на моем лице, потому что тут же отводит взгляд и больше не выглядит сердитой. Она выглядит опечаленной.

– Джеймс, – тихо сказала она. – Меня задолбало быть лишь одним из вариантов.

Я не знаю, что сказать. Я просто смотрю на нее, совершенно ошарашенный. Как этот разговор вообще получился? Мы с Кейт никогда об этом не говорим. Она не из тех девчонок, которым нужны постоянные заверения или что-то вроде этого. Моя голова начинает немного кружиться. У меня нет совершенно никаких причин для головокружения.

– Я был бы худшим бойфрендом в истории мира, – наконец сказал я. И со всей возможной серьезностью, потому что это правда. Я не могу представить никого хуже меня в том, что касется попыток отношений.

К счастью, я подавил желание содрогнуться.

– Я больше этим не занимаюсь, – серьезно говорит она, и все следы гнева исчезли из ее голоса.

– Кейт…

– Джеймс, я серьезно, – перебивает меня она. – Это все.

Я смотрю на нее. «Ошеломленный» даже близко не подбирается к описанию того, что я чувствую. Как такое случилось? Я не знаю, как ей вообще пришла такая идея. Она меня знает.

Когда я ничего не говорю, она принимает это за намек и разворачивается, чтобы уйти. Мозг просто кричит, чтобы я позволил ей уйти, но привычка рта быстро говорить снова делает свое дело.

– Хорошо, я оставлю это! – выпаливаю я.

Кейт останавливается и поворачивается, чтобы с подозрением меня оглядеть. Тишина длится, может, только пару секунд, но они кажутся вечностью.

– Что оставишь? – наконец спрашивает она.

Я пытаюсь прикусить язык и остановить готовые сорваться слова, но это бесполезно.

– Других девчонок, – наконец говорю я.

О бля. Что я делаю?

Кейт выглядит так, будто не верит мне, и я не могу ее за это винить. Я сам себе не верю. Мое подсознание, наверное, нуждается в ней больше, чем я сам понимал или вроде того, потому что сам я не могу представить, как я могу отказаться от других девчонок ради одной.

Даже если это Кейт Милтон.

– Серьезно? – тихо спрашивает она, снова садится на стул рядом со мной и пристально смотрит на меня.

Я сглатываю комок, который внезапно появился в горле и неуклюже киваю.

– Точно, – выдавливаю я.

И тогда она улыбается. Ее глаза снова прекрасно широко распахнуты, а губы расплываются в потрясающей белозубой улыбке.

– Спасибо, – тихо говорит она.

А я чувствую себя совершенно нездоровым.

Когда я возвращаюсь в общую гостиную, мне все еще не лучше. Голова все кружится, и я понятия не имею, что такое произошло в мире, что привело ко всему случившемуся этим вечером. Я даже не могу сосредоточиться на том, что чувствую из-за этой ситуации, потому что еще даже не верю в это.

Я понимаю, что что-то случилось, когда прохожу через портрет, потому что люди, рассеявшиеся по всей комнате, смотрят на меня и начинают перешептываться. Неужели новости о моих новых отношениях (уф) распространились так быстро, что достигли Гриффиндора даже раньше меня? Я пробуравил взглядом четверокурсников, шептавшихся друг с другом, и они тут же замолкли.

Подумав, что мне надо прилечь (и глотнуть немного огневиски), я решаю игнорировать разносящиеся шепотки и идти наверх. И я почти это делаю, но неожиданно встречаю Роуз и Хьюго вместе у лестницы. Это довольно странно, что они добровольно вместе стоят, но еще страннее, что они ведут себя как эти придурки в общей гостиной. Они оба внимательно на меня смотрят.

Я глотаю наживку и останавливаюсь перед ними.

– Что? – спрашиваю я. Роуз просто явилась, чтобы сказать мне, какой я ужасный человек, и как она не может поверить, что кто-то вообще может быть таким тупым, чтобы мне доверять, и как она не может дождаться, когда у меня все развалится с Кейт.

Или нет.

Она не расстреливает меня взглядом и не делает все те штучки, что проделывает, когда видит меня. Нет, она смотрит на меня немного нервно.

– Ты уже видел газету? – наконец спросила она, и ее голос настолько натянут, что ее довольно трудно было расслышать.

– Какую газету? – спрашиваю я, понятия не имея, о чем она говорит. Я не читаю газет. Там, наверное, опять что-то ужасное о ее матери и все такое. Это может объяснить то, почему они оба так беспокоятся.

Они переглядываются, и это уже начинает раздражать. Но, наконец, Хьюго протягивает мне смятую газету. Я разворачиваю ее, но останавливаюсь, как только вижу заголовок.

РАЗВОД ПОТТЕРОВ ПОДТВЕРЖДЕН

Гарри Поттер и его жена на протяжении вот уже восемнадцати лет, бывшая звезда квиддича, Джинни Поттер, официально закончили отношения, о чем эксклюзивно вам сообщает Ежедневный Пророк.

Слухи о разрыве ходили уже несколько месяцев, но подтверждение было получено в четверг утром, когда мистер Поттер был замечен в маггловском Лондоне, где он изучал сдающееся в аренду жилье. Особенно заметно было, конечно же, отсутствие обручального кольца на его руке, и, как подтвердили источники, непосредственный разрыв произошел недавно, и, скорее всего, является окончательным.

Причины все еще неясны, но некоторые близкие друзья Поттеров признались, что их брак испытывал проблемы уже некоторое время. Пока еще нет подтверждения того, что сдающееся в аренду жилье было снято, но мы можем подтвердить, что условия сделки обговаривались.

У Поттеров трое общих детей в возрасте от тринадцати до восемнадцати. Никто из домочадцев в настоящий момент не доступен для комментариев.

Ежедневный пророк будет держать вас в курсе дальнейшего развития событий.

Я дважды прочитал статью.

В первый раз мой мозг не смог все это осознать. Я не верю этому, но доказательство прямо тут, передо мной, на фотографии, которая сопровождает статью. Да, точно, это мой отец, без обручального кольца, идет, стараясь не привлекать внимания, по улице где-то в магловском Лондоне.

Что-то в моем животе упало, и, если раньше я и чувствовал тошноту, то это не идет ни в какое сравнение с тем, какие чувства одолевают меня сейчас. Я не смотрю на своих кузенов, потому что не уверен, что сейчас написано на моем лице. Когда я убедился, что все контролирую, то, наконец, на них взглянул. Они оба смотрят на меня с чем-то вроде сочувствия (или чем-то ближайшим, что Роуз смогла изобразить по отношению ко мне).

– Когда вы это получили? – спросил я, с трудом контролируя свой голос и пытаясь сдерживать его изо всех сил.

– Это специальный выпуск, – тихо говорит Роуз. Впервые в жизни она выглядит так, будто не знает, что сказать.

– Лили это видела? – спросил я. Я нарочно не упоминаю имени своего брата, потому что не уверен, что справлюсь со всем этим сейчас.

Роуз нервно смотрит на Хьюго, который сглатывает и кивает:

– Да, она в слезах убежала наверх.

Отлично.

Нахуй фантастично.

– Джеймс, – Роуз раскрывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопывает его. Она отворачивается и хмурится.

– Как они могли нам не сказать? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого. Я даже не знаю, как звучит мой голос, но надеюсь не слишком очевидно.

– Может это неправда? – тихо предполагает Роуз, но, конечно, она знает, что это правда. Она так же легко может увидеть фотографию, как и я.

Я не могу всего этого понять. Я хочу что-нибудь ударить. И хочу убежать наверх и просто забраться в кровать.

Я чувствую себя физически больным, и я не могу этого понять.

Какого хрена происходит?

========== Глава 29. Роуз. Точно сумасшедшая ==========

Мы не хотели, чтобы вы узнали об этом так. Это никогда не входило в наши планы.

Ну, как это мило и очаровательно с их стороны – не планировать сообщать своим детям о разводе через газету. Их определенно следует номинировать на какой-нибудь приз для лучших родителей или что такое. Чего еще надо, да?

Они же не хотели.

Это не навсегда. Мы не знаем, что произойдет, но нам нужно время, чтобы все обдумать.

Ну, если они оба не знают, что произойдет, то откуда они знают, что это не навсегда? Они оба профаны в Прорицаниях.

Нам так жаль, мы не хотим, чтобы вы беспокоились. Пожалуйста, не обращайте внимания на те злые и мерзкие вещи, которые будут писать газеты. Всегда знайте, что вы можете обратиться к нам, чтобы узнать истинную правду.

Это самая лучшая часть. Не беспокойтесь, что родители разводятся. Не обращайте внимания на газеты, потому что они скажут что-то злое. Всегда можете обратиться к нам за отредактированной версией, и мы клянемся быть чуточку правдивыми.

Развод моих дяди и тети – кажется, единственная тема для заголовков в эти дни. Каждый день в каждой газете что-то публикуется. И, конечно, мы читаем их все, несмотря на предупреждения об обратном. Все в школе их читают, и никто не делает из этого секрета.

Ну, по крайней мере, есть хоть один маленький плюс. Газеты отвлеклись от написания статей о моей маме.

Да, я знаю, это ужасно. Они мои тетя и дядя. Они мои крестные. Они лучшие друзья моих родителей. Да, я знаю. Это кошмарно. Но так хорошо почитать что-то не касающееся приближающихся выборов.

Конечно, мама умудряется случайно попадать в эти статьи время от времени. Оказывается, некоторые решили, что это такой трюк, организованный кампанией моей матери, чтобы завоевать сочувствие. И это самая тупая вещь, что я когда-либо слышала, потому что я не знаю, кто будет сочувствовать людям, разрушающим семью и делающим своих детей несчастными.

А они несчастны.

Мне даже пришлось взять на себя роль наседки. Ага, мне. Я начала хорошо относиться к Лили, потому что она раздавлена и в любой момент может расплакаться. Ну, а так как оба ее брата – идиоты, мне приходится заботиться о ней и убеждать, что все будет хорошо (ну, хотя я и совершенно уверена, что не будет). И иногда она слушает, а иногда только еще сильнее плачет. Она проводит большую часть дня в своей комнате (если она не на уроках), и мне приходится проводить с ней время там, потому что ни с кем другим она говорить не хочет.

Мы с Лили вообще-то не очень здорово ладили уже… о, несколько лет. Она меня обожала и хотела быть как я, но это было очень давно. В последнее время она чересчур зациклена на себе и не думает ни о чем, кроме себя. Она, наконец, перестала быть маленькой сучкой и решила вести себя хорошо. Я думаю, это связано с тем, что она понимает, что никто другой не посочувствует ей так, как я. Я имею в виду, да, друзья ее жалеют, но они не могут понять, каково пройти все это, а особенно так, под прицелом газет, на глазах у всего мира. Я тоже не знаю точно, каково это, но могу догадываться, учитывая то, что мне приходилось читать о моих собственных родителях в прессе. И к тому же, ее родители почти как мои. Мы практически выросли вместе, так что меня тоже волнует, что они довели все до такой точки, что не смогли в итоге исправить.

Я даже стала добрее и к Джеймсу. Что странно, поверьте мне. Он реагирует не так, как я ожидала. Я думала, что ему наплевать, и он просто перешагнет через это и будет вести себя как ни в чем не бывало. Он не плачет, конечно же, но он действительно расстроен. У него более разгневанная реакция, чем у Лили. Лили лежит в постели и плачет, а Джеймс вспоминает все ругательства, что когда-либо слышал и называет так своих родителей. Но да, я его за это не виню, потому что некоторые им вроде как подходят.

Вопреки моим ожиданиям, он ведет себя не как какой-то придурок. Он даже не так отвратителен по отношению ко мне, а ведь он меня ненавидит. Но мы всегда отставляем это в сторону, когда у нас появляется общий враг. Не то чтобы я считала моих тетю и дядю своими врагами, конечно, но они определенно сейчас не на верхушке списка моих самых любимых людей.

Как и мои родители.

Я написала им и прямо спросила, что происходит, потому что никто из нас не понимает, что привело к такому. Дядя Гарри и тетя Джинни стали совсем загадочными, присылают идиотские письма, которые не стоят даже пергамента, на котором написаны, но я знаю, что папа может быть хоть немного честным по отношению к нам. У него есть способность иногда проговариваться о том, о чем больше никто не скажет. Я думала, что это случайность, но теперь я начала подозревать, что он прикидывается тупее, чем есть, и делает некоторые вещи, потому что знает, что ему это спустят. Он выбалтывает секреты, и все говорят: «Ой, ну это же Рон, он не может не быть идиотом». Я же думаю, что может, просто решил не делать этого.

Ну и конечно, мои ожидания на его счет не оправдались, потому что я получила ответ от матери, которая сказала, что это не их дело – рассказывать о чужих личных секретах, и, когда Гарри и Джинни решат, что пришло подходящее время, они это с нами обсудят. А пока мне лучше держаться подальше.

Ну, нахрен зашибись.

Господи, я клянусь, иногда мне хочется кинуть какую-нибудь тяжелую книгу в мамину голову, чтобы она только заткнулась. Я легко представляю себе сцену на кухне, когда она вырывает из рук отца письмо и запрещает ему даже близко подходить к чернилам.

Это идиотизм. Я имею в виду, нам не по десять лет. Мы все достаточно взрослые, чтобы знать, что происходит, и нечестно оставлять нас в неведении.

Ал, наверное, воспринял это хуже всех.

Он просто полностью закрылся от всех, но каждый раз, когда я его вижу, он выглядит так, будто не может решить, побиться ли о стену или расплакаться. Он говорил со мной один раз. Я попыталась спросить его, все ли с ним в порядке, а он пронзил меня взглядом и ответил:

– Я в порядке. Почему бы тебе не пойти проверить как мой брат?

Да, это было раздражающе и не очень мило, но, по крайней мере, хоть что-то. Верно?

А может это хуже, чем ничего.

Я не знаю, что делать. Я пробовала все на свете, чтобы он перестал на меня злиться, и ничего не помогает. Он просто тяжело смотрит на меня во время уроков и садится как можно дальше. И ведь не то чтобы ему надо особенно стараться. Около меня сейчас нет очереди из людей, выстроившихся в ожидании поесть рядом.

Иногда, когда я особенно в отчаянии, я сажусь с Хьюго, Лили и Амандой.

Но обычно я ем в одиночестве.

Сегодня Хогсмид, но, похоже, никому не хочется идти. Нет, то есть большинство идет, но не моя семья. Лили хочет сидеть в общей гостиной и тосковать, и Хьюго, конечно, составил ей компанию. Ал предпочел остаться в комнате, чтобы поразмышлять (или поспать, или что там мальчишки делают в своих комнатах… нет, не это). Я решила, что мне нужно еще раз перепроверить свою подготовку к СОВ. И только Джеймс пошел в деревню за руку со своей девушкой.

Это так странно. Я до сих пор не поняла, какое заклинание Кейт на него наложила. Это не может быть Империус, потому что сомневаюсь, что кто-то осмелится накладывать непростительное на сына Главы Аврората. Так что это какое-то другое заклинание. Я не вижу никакой другой причины, чтобы он согласился на что-то вроде отношений.

И это забавно вообще-то. Он так явно напуган всей этой ситуацией, но выглядит так, будто у него нет выбора, только принять это. Я бы сказала, что он под любовным заклятьем, но он не ведет себя настолько ненормально. Может он действительно согласился сам. Не знаю. В ней должно быть что-то совершенно невероятное, если это так. В жизни никогда не думала, что Джеймс когда-нибудь назовет кого-то своей девушкой.

Она появилась в общей гостиной и подождала его, и он не отдернулся, когда она поцеловала его на глазах у всех. Он не обратил на это внимания, а схватил ее за руку и ушел вместе с ней. Это заставило меня вспомнить о хогсмидском уикенде в октябре. Я шла туда со своим бойфрендом, держа его за руку на глазах у всех, и так была этому счастлива. Это был последний день, когда я держала его за руку.

Будто уже миллион лет прошло со времен Дэвида Джордана.

Уже почти день святого Валентина, так что парочки, что отправились в деревню, тошнотворнее обычного. Надеюсь, Кейт затащит Джеймса к мадам Падди на чашечку чая. Сомневаюсь, конечно, потому что она не из этих визжащих и хихикающих девиц, что бегают по коридорам школы. Но она ведь может его туда завести для смеха. Эта идея почти заставила меня бросить учебу и отправиться в Хогсмид пошпионить. Но, конечно, я этого не сделала. СОВы ужасно, ужасно важны. Мне плевать, понимает это кто или нет, потому что я не просто так самая умная в этой школе. Я знаю, что учеба – единственная гарантия успеха. И единственный шанс выйти из тени моих родителей и сделать себе собственное имя – это стать сверхуспешной в школе.