Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Но мне плевать. Они ничего не смогут сделать. Что сделано, то сделано, и ПАУК закончены. Это последняя ночь года, и завтра мы уедем домой, навсегда – ну, или до следующей недели, когда они привезут нас назад на церемонию выпуска (и я не уверен, что большую часть нас на нее пригласят). Но оценки, которые мы могли получить, ничего не значат, и мир не сможет их против нас использовать. В итоге выиграли все.

И потому осталось много времени для вечеринок.

Вторая половина года несколько поумерила мои привычки развлекаться. Когда у тебя постоянная девушка, то меньше возможностей сходить выпить или покурить чего-нибудь незаконного да поболтать с другими девчонками. Ну а теперь, когда меня бросила моя первая и единственная девушка, я думаю, не будет вреда, если я восполню упущенное, так ведь? И не то чтобы я даже старался. Девчонки сами сбегаются ко мне толпами, и мне даже ничего не надо делать.

Так как это последний вечер года, все в настроении повеселиться. ПАУК закончился, СОВ закончился, все последние экзамены закончились, и теперь не осталось ничего, кроме как потрахаться и повеселиться. И я совершенно точно намерен как следует повеселиться. Повсюду проводятся разные вечеринки, но лучшие всегда в Гриффиндоре, конечно, потому что у нас самый расслабленный декан, который всегда предпочитает посмотреть в другую сторону, когда дело доходит до подростковых гулянок. Здесь полно ребят из других факультетов, конечно, потому что, как я говорил, это лучшая вечеринка, и это все знают.

Эллиот принес немного замечательной травы, которая определенно не из теплиц Невилла, и он замечательно и туго скрутил ее для нас, чтобы поделиться. На вкус отлично, очень свежо и совершенно крышесносно. В прямом смысле. Не понадобилось много времени, чтобы ощутить эффект, и цвета комнаты начали сливаться вместе, словно прекрасная радуга.

– Когда я буду думать о школе, именно эту ночь я хочу вспоминать, – громко сказал Эллиот, и мы с интересом посмотрели на него. Он медленно и долго затянулся, а потом широко улыбнулся. – Этой ночью нам ни о чем не нужно беспокоиться, все, что нам нужно – это как следует потрахаться.

Все засмеялись и согласно закивали, и Дэниэл Блантон схватил Полли Блейк и начал тискать ее, как сумасшедший, прямо перед всеми. И так везде и повсюду – кругом почти все целуются и тискаются, а те, кто этого не делают, смеются вместе со своими друзьями у бутылочки огневиски.

Брэмптон прочитал мои мысли и достал свою бутылку.

– Давайте напьемся, – серьезно сказал он, и в его глазах уже видны последствия нашего предыдущего веселья. – Это последняя ночь, когда мы видим всех этих девчонок, в конце концов.

И мы выпили. И еще выпили. Глоток за глотком, и мы выпиваем без особых проблем. У меня на самом деле не такое уж и плохое настроение, как ни удивительно, учитывая, что я в последнее время немного прибит тем, что Кейт решила меня бросить. Но я из-за всех сил стараюсь не думать о ней. Я просто хочу наслаждаться этой ночью и повеселиться с друзьями. И не думать о девчонках, которые злобны, жестоки и которым насрать на мои чувства. И мать вашу, я уже пьян. Но я продолжаю, только заставляю себя смеяться вместе с парнями и не думать о Кейт Милтон и обо всем, что я больше не смогу с ней делать.

Но тут оказалось, что она здесь. Прямо передо мной. Я не могу поверить, что она действительно пришла на эту вечеринку.

Она выглядит такой же красивой как всегда – волосы растрепаны, и ее неоново-желтые брючки выглядят так, будто спадут в любой момент. Ее тушь размазалась под левым глазом, и лак на ногтях сколот, наверное, потому, что она недавно полностью обрезала ногти.

И она выглядит просто потрясающе.

Это забавно, что один только ее вид делает с моей головой (и моим членом, к слову). Просто взглянув на нее, мне хочется сделать что-нибудь этакое драматическое – броситься к ее ногам и молить о прощении. Грустнее всего, что я бы это сделал, если бы думал, что это поможет. Но это не поможет. Кейт меня теперь ненавидит, и она дала это ясно понять, постоянно посылая меня нахер, нафиг, к черту, и да, пойти, убиться об стену. Так что, я думаю, ее чувства ко мне сейчас предельно очевидны.

И, может быть, именно поэтому я ее так ужасно хочу.

Это странно, но я слышал, что ты всегда больше всего хочешь то, чего не можешь получить. Осознание того, что она меня и вторым взглядом не удостоит, не то, что трахом, заставляет меня сходить с ума от жажды и нужды. И я абсолютно уверен, что мне следует уехать в Сибирь, или куда-то так же далеко, чтобы она никогда там не появилась, чтобы я мог хоть каким-то образом сохранить свою гордость. И спасти свой член от пытки, постоянно наблюдая ее в пределах видимости.

Сейчас она облокотилась о стену и болтает с каким-то парнем по имени Дерек, который, наверное, думает, что он невероятно крут, потому что смог заставить такую девочку, как Кейт, с ним поболтать. Он не знает, конечно, что единственная причина, по которой она с ним говорит, это потому что знает, что я вижу, и хочет заставить меня ужасно помучиться. Она пьет какую-то красную жидкость, и то, как ее губы кокетливо обхватывают соломинку – само по себе самое жестокое и невыносимое наказание. Это отнимает весь оставшийся во мне самоконтроль, чтобы не пойти к ней, схватить за плечи, толкнуть к стене и начать целовать ее до полного бесчувствия.

К счастью, я могу себя сдерживать.

Возможно, большей частью потому, что Мишель Фостер держит меня за руку и пытается оттащить к ее друзьям – наверное, для оргии или чего-то вроде, не знаю. Проблема в том, что как бы приятно не звучало слово «оргия», это все равно не так возбуждающе, как было бы сбежать с Кейт, целовать ее ярко-красные губы и прикасаться к ее растрепанным волосам. Определенно я потерял все самоуважение, что имел, и теперь, оказывается, превращаюсь в полного педика. И самое худшее, что я даже не могу заставить себя из-за этого волноваться. Меня это больше не напрягает, что смешно и страшно одновременно.

Боже, ну почему я все всегда нахер хреначу?

Ведь не то чтобы я не предупреждал ее. Я очень четко сказал ей, что шансы на то, что я буду хорошим бойфрендом, стремятся к нулю. Конечно, я думал, что потеряю ее потому, что трахну какую-нибудь другую девчонку или типа того, а не потому, что она думает, что я ребенок. Это напрягает меня, кстати, потому что я никогда не просил ее быть моей матерью. Я никогда не просил ее обо мне заботиться, так что не понимаю, почему ее дергает, что я все еще веду себя как ребенок (по ее мнению). Ее не касается, согласно какому возрасту я себя веду, потому что она не несет за это ответственности.

– Пойдем, поиграем вместе, – говорит Мишель голосом, который, как я предполагаю, должен был быть «кокетливым и милым». На самом деле не так. Она звучит как дура и так же выглядит, хлопая ресницами в чересчур очевидной попытке флирта. Хорошо, что она симпатичная, ведь ничего другого в ней нет. Но она хорошенькая, действительно хорошенькая. У нее длинные темные волосы и очень темные глаза, выглядит почти экзотично. Вообще-то, я предпочитаю блондинок.

Она оборачивает руки вокруг моей шеи, прежде чем я это понимаю, и теперь я внезапно держу на себе весь ее вес, потому что она вообще-то здорово пьяна и не держится на ногах. Чтобы там Эллиот не скрутил, это должно быть по-настоящему круто, потому что я неровно держусь на ногах, а ведь я не так уж и много выпил.

– Я рада, что ты один, – мерзко воркует Мишель, глядя на меня своими ониксовыми глазами и прогибаясь в моих руках, которые сейчас обернуты вокруг ее талии, чтобы она держалась прямо. – Мне больше нравится, когда ты один.

– Тогда, теперь я тебе должен ужасно нравиться, – нет причин плакать о потерянном, по крайней мере, так моя мама всегда говорит. Когда это я нахер начал слушать свою маму?

Мишель хихикает, и, если бы я не был полностью и вдребезги пьян, то, наверное, скривился бы от этого раздражающего звука.

– Ты мне нравишься, Джеймс, – один палец скользит с задней стороны моей шеи вперед и к груди. Она «флиртующе» прикусывает губу и «стыдливо» улыбается. Потом шепчет: – Пошли со мной наверх, и я позволю тебе все, что хочешь.

Алкоголь, трава, предложение сексуального характера. Мечта любого мальчишки-подростка. И Мишель хорошенькая, так что не то чтобы она была совсем мелко плавающей. Но, даже несмотря на то, что я вроде как должен восполнить потерянное и все такое, я все равно не могу заставить себя заинтересоваться.

Но она целует меня, прежде чем я это осознаю. Ее язык проскальзывает мне в рот, и у него вкус лакрицы, которую она постоянно жует. Она хорошо целуется, или, по крайней мере, так мне кажется в нетрезвом состоянии. И потому, что я полный и абсолютный идиот, я целую ее в ответ. И я даже начинаю задумываться над ее предложением сделать «все, что хочешь».

Это быстро заканчивается, впрочем, потому что врывается чей-то раздраженный голос:

– Отличный улов, Джеймс.

Это Кейт, и она смотрит на меня с ненавистью. Я отодвигаюсь от Мишель, которая теперь тоже смотрит на меня с ненавистью. Она скрещивает руки на груди и пыхтит. Я не обращаю на нее внимания. Кейт усмехается и закатывает глаза.

– Кейт, стой… – быстро говорю я, но она уже отвернулась и пошла в другую сторону общей гостиной. Я спешу за ней, хотя и понятия не имею зачем. Я очень, очень уверен, что сейчас опозорю себя.

– Пожалуйста, поговори со мной.

Кейт, наконец, оборачивается и осуждающе смотрит на меня. Ее руки тесно скрещены на груди, и она смотрит на меня так, что я начинаю волноваться за будущее своих половых органов, потому что она явно хочет оторвать их заклятьем.

– Мне не о чем говорить с тобой, Джеймс, – упрямо говорит она.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил я слишком отчаянно. Смесь травы и алкоголя полностью меня забила, и я сейчас полностью унижусь, но я не могу остановиться. – Я сделаю все, что ты хочешь. Я буду умолять, если ты этого хочешь, если это порадует тебя.

– О чем умолять? – резко отвечает она. – Нам больше нечего обсуждать.

– Я хочу, чтобы ты перестала на меня злиться.

– Ну, а я хочу, чтобы ты повзрослел, но, похоже, нам обоим придется ждать очень, очень долго.

– Прости меня, ладно? – сказал я, снова слишком близко приближаясь к отчаянию. – Прости! Пожалуйста, давай я все исправлю, пожалуйста.

– За что простить? – спрашивает она, подняв брови. – За что ты просишь прощения?

Я ничего не говорю, потому что действительно не могу придумать, за что я прошу прощения. Если честно, я вообще не думаю, что сделал что-то не так. Она разозлилась на меня из-за моего решения по поводу ПАУК. Но ведь не то чтобы я действительно что-то сделал.

– Ты даже не знаешь, – обвиняет она и говорит это с отвратительным саркастическим смехом. – Пожалуйста, оставь меня.

– Кейт, – я делаю шаг вперед, пытаясь схватить ее, но она отодвигается. – Кейти, пожалуйста, не делай этого со мной.

Я слышу, что говорю, но не могу заставить себя остановиться. Я выгляжу как полная и совершенная баба, и все вокруг подслушивают, хотя и прикидываются, что не делают этого. Я хотел бы не быть таким пьяным, может, тогда бы я мог хотя бы убрать этот ноющий тон из своего голоса.

– Я ничего тебе не сделала! – злобно говорит она, и ее глаза сужаются. Исчезли все следы саркастического смеха.

Я ни с того, ни с сего решаю, что она хочет, чтобы я извинился за Мишель. И я это делаю. Потому что я такой хороший парень.

– Я прошу прощения за то, что ты видела нас с Мишель. Но это она меня поцеловала. Она мне даже не нравится.

Для меня этого должно быть достаточно. Она должна понять, что это не я начал все это с Мишель Фостер, и что не моя вина, что она напилась и начала соблазнять меня играми ниже пояса. Но, оказалось, этого недостаточно, совсем недостаточно.

– Ты можешь трахать, кого тебе только хочется, Джеймс, меня это на хрен не волнует! – несколько человек смотрят на нас, уже даже не притворяясь, что не подслушивают. – Мишель Фостер всего-навсего шлюха, не то чтобы тебя это волновало. Рыбак рыбака и все такое.

– Эй! – я почти уверен, что она сейчас назвала меня шлюхой. По крайней мере, так это для меня прозвучало, но кто нахер сейчас знает? Я так пьян, что даже вижу с трудом. Это было так давно, когда я настолько напивался. Но, да, я почти уверен, что она назвала меня шлюхой.

Несколько человек рассмеялись, так что можно предположить, что она действительно меня так назвала.

Кейт тоже их слышит, и видно, что она застыдилась того, что вокруг благодарная публика. Без лишних слов она быстро убегает, и дверь-портрет со стуком захлопывается за ней.

– Не делай этого, приятель, – серьезно шепчет Брэмптон, и я в шоке, когда понимаю, что он стоит здесь. – Ты опозоришься.

– Чего не делать? – спрашиваю я, оглянувшись на него и удивляясь, какого хрена тут происходит.

– Не иди за ней, – он качает головой, и я спрашиваю себя, неужели я действительно так же выгляжу, как он. Его глаза настолько налились кровью, что кажутся совсем красными, и он с трудом стоит. Я должен узнать, что же за хрень мы курили. Хорошо, сконцентрируйся. Брэмптон действительно пытается мне что-то сказать, я должен хотя бы попытаться послушать. – Она… Она просто девчонка, и ты… Она этого не стоит, ладно?

Не стоит.

Самая прекрасная девушка в мире только что ушла от меня, и я должен вести себя вроде: «Супер! Она все равно того не стоит!». Ох, мать твою господи. Даже то, что я думаю что-то типа: «самая прекрасная девушка в мире» – доказывает, что мне полностью, окончательно кранты. Почему я так пьян?

– Слушай, мужик, иди наверх и позволь Мишель тебе отсосать или что-то еще. Забудь о Кейт, ладно? – отлично, теперь Эллиот присоединился к вечеринке. Он выглядит совсем не таким обдолбанным, как Брэмптон, но я даже не пытаюсь думать почему.

Это мои лучшие друзья. Серьезно, эти двое – единственные во всей вселенной, на кого мне не насрать. Мы были лучшими друзьями по-настоящему долгое время, и тут меня словно ударяет, что это все. Мы действительно заканчиваем школу и заканчиваем навсегда. И на этом все.

– Это мой последний шанс, – я проговариваю эти слова тихо и знаю, как жалко они звучат, слетая с моего языка. Но я не могу остановиться. Какие-то раздражающие девчонки крутятся вокруг, пытаясь подслушать, и, когда Брэмптон видит, что я смотрю на них, он разворачивается и велит им убраться.

– Это твой последний гребаный шанс, точно, – говорит он, снова разворачиваясь ко мне. – Ты можешь выбрать любую из долбаных девчонок отсюда. Можешь трахнуть любую из них, а вместо этого стоишь тут и плачешь о девчонке, которая уже дала тебе все, что надо, и велела убираться. Так что будь мужиком, возьми трех или четырех этих девчонок и забудь о Кейт.

– Но я думаю, что люблю ее.

Повисла мертвая тишина после того, как я это сказал. Они оба шокировано смотрят на меня долгое время, прежде чем повернуться друг к другу и покачать головами.

– Он полностью спятил, ты, мудак! – Брэмптон толкнул Эллиота прямо в грудь. – Ты и твой гребаный бладжер!

Эллиот выглядит таким же обалдевшим, как я себя чувствую. Он смотрит на меня с растерянным видом и качает головой в недоумении:

– Серьезно, Джеймс, что не так с твоей головой?

– Нет ничего такого с моей гребаной головой! – у меня появилось ужасное желание поднять руки и начать рвать на себе волосы. – Мне просто нужно это сделать, ясно?

Я не жду, пока они дадут мне разрешение на что-то или поделятся своим мнением. Я знаю, что они назовут меня педиком и скажут, что я полностью свихнулся, но не могу заставить себя об этом волноваться. Я бегу наверх, в спальню, не заботясь о том, кто что скажет или подумает. Кейт вернула карту Мародеров, когда официально бросила меня, вернув все, что я ей давал или оставлял у нее. Ее нетрудно найти, когда я достаю карту из сундука и разворачиваю на кровати. Не так уж много людей в коридорах в это время ночи, и я рад, что она не двигается, а застыла где-то на втором этаже. Я не останавливаюсь, когда снова прохожу через общую гостиную, даже когда Брэмптон и Эллиот зовут меня по имени; я лишь выбегаю в коридор и бегу к лестнице.

Она именно там, где, как я и знал, должна быть, сидит в одиночестве в нише у кабинета истории. Она подтянула к себе колени и сидит, опустив голову на них, и мне не нужно подходить слишком близко, чтобы понять, что она плачет, что я заставил ее плакать. Я хотел бы, чтобы я мог сам себе врезать по лицу, или, по крайней мере, пнуть себя.

– Пожалуйста, не плачь, – тихо сказал я, падая на колени рядом с ней. Она выдыхает и смотрит на меня, она явно не слышала, как я подхожу. На ее щеках следы слез, размазавшаяся ранее тушь теперь течет прямо по лицу. Но даже сейчас она выглядит красивой, и я не могу думать ни о чем, кроме как о том, как ее поцеловать.

– Оставь меня, Джеймс, – говорит она, как, наверное, должно было быть, ровным голосом, но на самом деле он звучит как задушенный. Она трет глаза, пытаясь скрыть слезы, и ее черная тушь еще больше размазывается. Не думаю, что она это понимает.

Я не слушаю ее. Это мой последний шанс.

– Кейт, мне жаль. Прошу, поверь мне. Прости за то, что причинил тебе боль и заставил плакать, и мне жаль, что я самый большой придурок во всем мире.

Она ничего не говорит. Она просто смотрит на меня и качает головой.

– Просто хватит болтать, – выдавливает она.

Мне так плохо, что я готов кричать. Я хочу этого, но не делаю. Я пытаюсь себя контролировать, чтобы сконцентрироваться на своей задаче.

– Я просто хочу, чтобы ты меня простила.

– Я этого не сделаю.

На этот раз мое разочарование берет надо мной верх, и я испускаю громкий рык и сжимаю кулаки.

– Почему ты так усложняешь это?

Она расстреливает меня взглядом и стирает последние слезы. Потом встает и еще раз говорит очень ровным голосом:

– Оставь меня.

Я не делаю этого, и, когда она уходит, я поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, иду за ней. Идти кажется все труднее с каждой секундой, даже просто стоять прямо для меня слишком большая проблема. Но я догоняю ее, прежде чем она доходит до конца коридора, и хватаю за запястье, чтобы остановить.

Она гневно разворачивается и резко дергает руку.

– Отпусти меня! – она говорит это так громко, что я нисколько не удивлюсь, если какой-нибудь учитель придет посмотреть в чем дело. Я реагирую недостаточно быстро, так что, еще раз дернув рукой, она освобождает свое запястье, скрещивает руки и отворачивается, чтобы уйти. Я спешу обогнать ее и перекрыть дорогу.

– Может, пожалуйста, выслушаешь меня? – отчаянно попросил я.

Она выглядит так, будто хочет меня убить, и я спрашиваю себя, сколько осталось времени до того, как она вытащит палочку и швырнет в меня Непростительным.

– Я не хочу слышать ничего, что ты скажешь, – злобно говорит она. – Меня достало тебя слушать.

Я даже не думаю. Я просто смотрю прямо на нее и вдруг выдаю:

– Я люблю тебя.

И тогда она ударила меня. Сильно. Прямо по лицу. И это больно. Очень.

Я смотрю на нее, совершенно пораженный, долгое время. Ее руки снова скрещены, и она смотрит на меня с таким презрением, что я даже не могу его полностью охватить. Мое лицо горит, и, уверен, оно ярко-красного цвета, но каким-то образом это заставило меня четче соображать и стоять прямее. Но все же.

– Ну, не на такую реакцию я надеялся…

Кейт сужает глаза:

– Не смей даже говорить мне это, ты последний и конченный ублюдок!

Она кричит последнее слово, и я абсолютно уверен, что один учитель, или сразу пара, скоро нарисуются здесь. Я сглатываю, ничего не понимая. У меня нет даже шанса открыть рот, потому что она продолжает:

– Ты больше не будешь играть со мной этим дерьмом, Джеймс! Я знаю тебя слишком хорошо и больше на это не куплюсь. Ты не будешь делать это со мной!

– Что я делаю? – я понятия не имею, что я пропустил. Я извинился, сам не знаю за что, и нахрен сказал, что люблю ее. А она ударила меня, и назвала ублюдком, и обвинила, что я пытаюсь играть с ней. Что, черт возьми, это значит?

– Ты не любишь меня!

Моя челюсть отвисла.

– Я ведь только что сказал это, разве нет? Это первый раз, когда я сказал это за всю свою жизнь, ну, разве что с тех пор, как мне было пять лет!

– Ты сказал это только потому, что думаешь, что я хочу это услышать, но я хочу слышать правду!

– И правда в том, что я тебя люблю!

Она закатывает глаза так сильно, что они чуть не исчезают.

– Ты любишь себя, Джеймс. Ты любишь себя больше, чем сможешь когда-либо полюбить кого-то или что-то. Кроме, разве что, квиддича, ведь, как оказалось, это самое важное в твоей жизни!

И тогда меня словно ударило. Вот что ее злит. Я не думал, когда говорил это, и не думаю, что действительно имел это в виду. Разве что, исключая то, что это действительно для меня важно. Но она не понимает этого. Она не может этого понять, потому что она умная, и может делать все, что захочет. Она не будет опираться на имена своих родителей, чтобы получить работу. Я пытался ей это сказать, но она не поняла.

– Кейт, – я пытаюсь выстроить речь в голове, прежде чем начну говорить и снова все испорчу. – Я не лгу.

– Тогда почему ты не говорил этого раньше? – требует она. – В тот единственный раз, когда ты сказал это, ты был так обдолбан обезболивающими, что даже не мог нормально видеть!

Что?

– Я говорил это? – бешеное выражение на ее лице дает мне понять, что это был неправильный ответ. Так что я торопливо продолжаю: – Я и тогда имел это в виду! – отличная попытка. Да, замечательно. – И я говорю это сейчас.

– Ты пьян в стельку!

– И что? – я быстро качаю головой. – Это не делает мои слова меньшей правдой!

Кейт больше не выглядит злой, она выглядит так, словно ей больно. И, может, она снова расплачется.

– Джеймс, пожалуйста, просто хватит, – тихо говорит она.

– Почему ты мне не веришь?

– Ты делаешь все хуже, – тихо говорит она. – Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Я понятия не имею, что происходит. Моя голова начинает болеть, и временное протрезвление после удара проходит. Комната немного кружится.

– Я совсем тебе не нравлюсь? – тон моего голоса напоминает нытье, и я ненавижу себя за это. Я так жалок.

Но Кейт смотрит на меня с таким запутавшимся выражением лица, что я даже не могу этого полностью понять.

– Джеймс, – она ненадолго закрывает глаза и открывает их снова. – В последний раз у меня был парень, когда мне было четырнадцать. Четырнадцать. Я все это время ждала тебя, что я понравлюсь тебе.

– Ты мне нравишься. Нравилась, я всегда тебе это говорил! – она не в себе. Я никогда не делал секрета из того, что она мне нравилась, и что она единственная, на которую мне не насрать. Даже до того, как она выставила тот ультиматум.

– Я нравилась тебе достаточно для того, чтобы ты трахал всех девок в этой школе.

Я просто смотрю на нее. Я не знаю, что сказать.

– Ты знала это с самого начала.

Проходят долгие секунды тишины, и она качает головой:

– И в этом проблема. Я знала, кто ты, и думала, что ты можешь измениться. Но ты не можешь.

– Я не прикасался ни к одной девице с самого января! До сегодняшнего дня, и я говорил, это она поцеловала меня.

– Мне плевать на Мишель! – она закрывает глаза и вздыхает. – Джеймс, – она сглатывает. – Джеймс, разговор не совсем о других девчонках. Я о том, что ты не изменился совсем. Ты все еще слишком зациклен на себе, чтобы хотя бы подумать о ком-нибудь другом. Ты не готов к отношениям, а я не хочу больше ждать. Я уже и так ждала три года.

– Но я люблю тебя.

– Даже если и так, этого недостаточно, – она выглядит такой грустной, что мне хочется обнять ее и так и держать. – Мы должны были оба повзрослеть, но ты не вырос.

– Кейт, пожалуйста, я сделаю все, что ты попросишь. Пожалуйста, дай мне шанс! – блядь! Пожалуйста, пожалуйста, напомните мне не пить и не курить больше никогда. Я такой педик.

– Я давала тебе шансы.

– Но я люблю тебя, а ты не слушаешь меня.

– Джеймс, просто хватит.

– Нет! Моя жизнь и так уже достаточно расхерачена, и ты единственное, что сейчас имеет значение! Мне явно кранты с ПАУК, – она открывает рот, чтобы перебить меня и сказать, что это моя собственная вина, но я не даю ей этого шанса. – Я просрал свои шансы в квиддиче. Если я получу другой шанс, я никогда не буду знать, что лежит в его основе. Мои родители – дерьмо, и я даже не знаю, что за нахер с ними не так; они не могут включить свои мозги и сообразить, любят они друг друга или ненавидят, и меня достало пытаться держаться. Все, кого я знаю, считают меня разочарованием и ошибкой, но мне насрать, потому что меня волнует только то, что думаешь ты. А ты думаешь то же, что и они! И я просто хочу, чтобы у меня был шанс показать, что я забочусь о тебе, и я хочу быть с тобой. Просто позволь мне это тебе доказать!

Я не знаю, зачем это делаю, и, может, я лишь обеспечиваю себе еще одну пощечину. Но я целую ее. Я хватаю ее и целую, и не отпускаю, даже когда она пытается вырваться. Я не отпускаю ее. Я просто продолжаю ее целовать, и через несколько секунд она целует меня в ответ. И это потрясающе, конечно, потому что целоваться с ней всегда было потрясающе. Но это заканчивается слишком быстро.

Кейт, наконец, отрывается от поцелуя и отворачивает голову:

– У тебя на губах лакрица.

– Кейт…

Но она качает головой. На ее глазах набухают слезы, и я в ужасе понимаю, что она плачет, потому что я ее поцеловал. Я ничего не говорю, и она ничего не говорит. Мы просто смотрим друг на друга, и я вижу, что все действительно кончено. Она не даст мне второго шанса.

– Прости, – шепчет она, и слеза, наконец, скатывается по ее щеке. – Я бы хотела, чтобы все было не так, но ты никогда не научишься.

Я все еще ничего не говорю. Мне больше нечего сказать. Я сказал ей за последние пять минут больше, чем говорил кому-либо когда-либо за всю свою жизнь, и это ничего не изменило. Она все еще меня ненавидит. Она все еще думает, что я ребенок, и все еще не хочет иметь со мной дела.

И я все еще себя ненавижу.

Она разворачивается и очень быстро уходит. Я шокирован и расстроен, и я не знаю, как я, черт возьми, до этого дошел. Это моя самая последняя ночь в Хогвартсе, и я трачу ее на то, что стою в одиночестве посреди пустого коридора на втором этаже, смотрю, как единственная девушка в мире, которая что-то для меня значит, уходит от меня. Навсегда. И мои глаза мокрые, что означает, что я еще больший неудачник, чем я вначале думал.

И все кончено.

Я действительно, действительно провалился.

========== Глава 49. Ал. Все хорошо ==========

Итак, СОВы совершенно ударили меня по яйцам.

И я имею в виду в совершенно буквальном смысле. Нет, правда, во время экзамена по Уходу за Магическими Существами, меня, в самом деле, стукнули по яйцам. Технически, полагаю, экзамены не совсем были в этом виноваты, но в любом случае. Нам необходимо было чистить огнекрабов (зачем – понятия не имею, наверное, потому, что Хагрид думает, что это весело), но Сюзи так испугалась своего, что в ту же секунду, как решила, что он ее обожжет, запаниковала, бросила его, а затем решила пнуть. Но, конечно же, она промахнулась, и в итоге зарядила мне по яйцам.

И если она полностью достигла цели, я подам официальную жалобу.

Не нужно и говорить, что я согнулся от боли и действительно почти расплакался. Сюзи закричала и прикрыла ладонью ротик (будто это может чем-то помочь), потом схватила меня и сказала, как она извиняется. Вот только фигово она притворялась, что ей жаль, учитывая, с каким трудом дались ей эти слова, пока она пыталась сделать серьезное лицо и подавить хихиканье. Она, и все остальные девчонки, конечно, все они хихикали с таким восторгом над тем, что они вообразить себе не могут, насколько это ужасно. Они все стояли там и смеялись, включая мою великолепную кузину, которая, вообще-то, должна была быть моим настоящим товарищем. Но она не такая, конечно, потому что настоящий товарищ не будет смеяться, когда у его друга яички раздавлены школьной туфелькой. Никто из пацанов не смеялся, потому что они знают, что это такое, и они все знают, что это совершенно не смешно. Но нет, не девчонки; они все стояли там, хихикали и смеялись, включая мою кузину.

Кстати, о Роуз-Предательнице, думаю, стоит упомянуть, что она трахает Скорпиуса Малфоя. Она, конечно, не стала делиться со мной этой информацией. И это называется «мы шестнадцать лет не имели друг от друга секретов». Нет, она решила совершенно забыть упомянуть о том, что она занимается сексом. Единственная причина, по которой я в курсе, это потому, что я знаю ее лучше всех других. У нее на лице все написано, и я уверен, я даже могу назвать конкретный день, когда это произошло, потому что она после этого ни с того ни с сего начала вести себя странно. Мне понадобилось немного времени, чтобы понять почему, когда я заметил, что они со Скорпиусом стараются любой ценой друг друга избегать. Она перестала о нем говорить, перестала приглашать его за наш стол и перестала пытаться превратить меня в его лучшего друга. Так что, думаю, на самом деле сказать «она трахает Скорпиуса Малфоя» будет технически неверно, потому что я уверен, секс у них был только раз. Но что бы ни случилось в этот единственный раз, это было довольно ужасно, потому как они теперь так очевидно друг друга избегают.

Я бы спросил ее, но мне тошно даже думать об этом. Я определенно не думаю, что хочу об этом говорить. Мы с Роуз говорим практически обо всем, но, честно скажу, мы никогда не говорили о сексе. Это такая странная категория, где пол действительно имеет значение, когда стоит что-то или не стоит обсуждать – например месячные и мастурбация. Но все равно, она могла, по крайней мере, мне сказать, ведь не то чтобы я спрашивал о деталях и тому подобное.

Это хреново. Теперь, когда Роуз обналичила свою Д-карточку (кстати, я использую слово «Д-карточка» в исключительно ироничном смысле, я ненавижу этот термин), я официально самый отстойный во всей моей семье. Я более чем уверен, что никто в моей семье не добирался до шестого курса, ни разу не трахнувшись и/или не состоя в официальных отношениях. Ну, вот теперь я смог, ура мне. Я официально главный неудачник. Потрясающе. Технически, я думаю, Роуз побила меня еще раньше, ведь у нее было несколько бойфрендов, а я не дошел дальше парочки поцелуев с парочкой девчонок. И, конечно, девчонка, которая мне нравилась в итоге трахнулась с моим братом. Короче, снова – потрясающе.

Да, но в любом случае.

Год закончился, и дальше все будет хорошо. Этот год был, возможно, одним из худших в моей жизни, так что то, что он, наконец, закончен, и теперь я могу оставить все это позади – единственное, что из него вышло хорошего. В следующем году все будет по-другому. Я продолжаю себе это говорить и, надеюсь, однажды в это поверю. На самом деле, я надеюсь, что это правда. В конце концов, шестой курс просто должен быть бесконечно лучше, чем пятый, верно?