Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Когда ссорятся ее родители, это так же естественно, как дыхание. Они покрикивают друг на друга, злобно смотрят и делают саркастические замечания, но все равно ладят. Они просто такие. Мне всегда было интересно, как они сошлись, потому что, если они сейчас такие, то я представить не могу, какими они были в нервном отрочестве.

А вот когда ругаются мои родители, то это всерьез. Они не начнут орать друг на друга и выкрикивать оскорбления, если у них нет настоящей причины это делать. Это только вопрос времени, когда один из них проговорится и назовет причину, пусть даже при «детях».

Ужина в этот день не было. Мама ничего не готовила, но я все равно спустился в семь часов. Я знаю, что есть нечего, но это привычка. И я голоден, так что я решил, что могу покопаться в шкафу и поискать, что можно было бы съесть. На кухне пусто, и в доме довольно тихо. Мама, как оказалось, заперлась в комнате, так как я и звука от нее не слышал после ссоры. Джеймс и Лили где-то наверху, полагаю. Плевать.

Шкафы разочаровали, и так как я на самом деле не умею готовить, единственное, что я получил – это сэндвич с ветчиной. Хотел бы, чтобы мне было семнадцать, тогда я что-нибудь изобразил, но мне пятнадцать, так что обойдемся сэндвичем.

Я не замечал никого, пока вдруг не услышал сзади голос Лили, которая попросила меня приготовить и ей один. Я обернулся и посмотрел на нее. Она выглядела так, будто только проснулась. Волосы спутаны, сама – в пижаме, хотя еще не время спать.

– Ты спала? – спросил я, отвернувшись и решив быть добрым и приготовить сэндвич и ей.

– Ум-хм, – сонно пробормотала она, положив голову на крышку стола. – Мне пришлось надеть беруши, чтобы заглушить крики.

Мне не нужно спрашивать, что она имеет в виду. Я только кивнул в ответ и протянул ей сэндвич.

– Я буду рада вернуться в школу, – сказала она с набитым хлебом и мясом ртом. – Не могу дождаться, когда смогу убраться отсюда.

Я ее в этом особо не виню, потому что и сам так же себя чувствую. И так плохо быть здесь и слушать их постоянные ссоры, так еще приходиться терпеть Джеймса так близко двадцать четыре часа в сутки, что еще хуже. По крайней мере, в школе я мог избегать его большую часть дня. Здесь же у меня нет выбора, и приходится иногда сидеть с ним в одной комнате. Я даже не могу сходить к Роуз, потому что я с ней все еще не разговариваю. Я просто хочу убраться отсюда и отправиться туда, где могу хотя бы притвориться, что меня отвлекают СОВ или типа того.

– Ты не знаешь, из-за чего они все время ссорятся? – спросила Лили тихим и отстраненным голосом.

Естественно, я знаю не больше, чем она, так что просто пожимаю плечами. Мне немного жаль Лили, потому что хоть она и избалованная, но все еще смотрит на мир через розовые очки, и, я уверен, она даже не может представить, что у ее родителей что-то не так. Я же, со своей стороны, легко могу вообразить это. Просто я решил этого не делать.

Мы в тишине доедаем свои сэндвичи, и я начинаю мыть посуду, не то что бы ее было много: пара тарелок и стаканов. Я делаю это медленно, просто потому, что мне нечем больше заняться. Когда я закончил, то решил сделать еще и уборку – кухня выглядит так, будто ее давно не отчищали. Не люблю убираться, но мне настолько скучно, что я могу сделать что угодно. Лили приносит свою домашнюю работу и устраивается за кухонным столом. Мы оба безмолвно работаем, но тут в окно влетает сова и начинает нетерпеливо клеваться. Я ее не узнаю, так что, когда я снял письмо с ее ноги, не слишком удивился, что оно адресовано Джеймсу. Инстинкт подсказывал мне выбросить письмо в мусор, просто чтобы сделать гадость, но Лили встала и заглянула мне через плечо.

– Джеймс! – закричала она в направлении лестницы. – Тебе письмо!

Я недовольно посмотрел на него, но она этого вовсе не заметила. Джеймс определенно так же скучает, как и мы, потому что весть о письме мигом принесла его сюда. Он выхватывает его из моих рук и облокачивается о столик для готовки, открывая его. Судя по высокомерной ухмылке, это от какой-то девчонки, наверное, одной из его шлюшек, что он трахает в чулане для метел на втором этаже. Я бросаю губку в раковину и собираюсь уйти, отвращенный одним его видом.

– Джеймс, ты не знаешь, из-за чего мама и папа ругаются? – спросила его Лили, когда я выходил из комнаты.

Он отодвигает ее:

– Какое мне дело? Эй, Ал!

В первый раз он обращается ко мне напрямую за почти уже чуть ли не годы. Голова приказывает мне идти дальше, потому что я уверен, что мне не понравится то, что он мне скажет. Но, конечно, я все равно остановился, потому что я никогда не слушаю свою голову, когда надо бы. Я поворачиваюсь и смотрю на него, ничего не говоря.

У него то выражение лица, что все пятнадцать лет выводило меня из себя. Выражение, которое просто орало, что он лучше меня, талантливее меня, популярнее меня и во всем остальном успешнее меня. Я просто смотрю на него.

– Все еще не разговариваешь с Роуз? – спросил он, лениво облокотившись о разделочный столик.

Я не знаю, к чему он ведет, так что ничего не говорю. Просто смотрю на него.

– Полагаю, это значит нет, – угадывает он. – Тогда ты, наверное, не слышал новости.

Я глотаю наживку, не могу остановиться.

– Какие новости?

Джеймс только усмехается и так вскидывает голову, что у него едва шея не трескается.

– О, ну кое-что о том, что я трахнул твою подружку.

Я продолжаю просто на него смотреть. Я изо всех сил пытаюсь послушать свою голову и просто уйти, потому что то, во что он меня втягивает, будет плохо. У моего рта и ног другие планы, как оказалось, потому что я продолжаю стоять здесь и слышу свой голос:

– О чем ты говоришь?

Я играю по его плану, я это понимаю. Восторг на его лице ничего другого не означает. Он продолжает просто стоять, облокотившись о столик, как будто ему плевать на все на свете. Думаю, в его мире легко ни о чем не заботиться. Когда все на свете тебе подносят на серебряном блюде, уверен, легко ни о чем не беспокоиться.

– Ну, знаешь, – непринужденно говорит он, – твоя префектсткая суженая, посланная тебе небесами.

Он лжет. Он лжет. Я знаю, что он лжет, потому что Меган ни за что, ни за что даже близко бы к нему не подошла. Она слишком умная, чтобы купиться на его дерьмо. Он пытается меня спровоцировать, но я не попадусь. Не попадусь.

– Ну, знаешь, те сиськи, за которыми ты гонялся последние пять лет? Ну, я видел их близко, братишка, и, могу сказать, они не разочаровали.

Я просто физически чувствую, как кровь кипит у меня в венах, и все мои чувства усилились в сотни раз. Единственное, чего я не могу – это рассуждать трезво. Мой мозг борется с телом, и я уже ничего не контролирую.

Все, что я могу, только произнести:

– Нет, не видел.

Он должно быть лжет. Он должен. Я продолжаю говорить себе это. Но это трудно, когда он смотрит на меня с этой раздражающей усмешкой, которую я всю жизнь ненавидел.

– Да? – он качает головой, а затем протягивает мне письмо. – Убедись сам.

Не бери это. Уйди.

Я взял.

Я знаю, что делаю как раз то, что он хочет, чтобы я сделал. Но я не могу остановиться. Говорю вам, мой разум не контролирует тело.

Дорогой Джеймс,

Как твои каникулы? Мои ужасно скучные. Даже Рождество было ужасным, мне хочется быстрее вернуться в школу. Никогда не думала, что это скажу! Надеюсь, твои праздники прошли лучше моих, но я уверена, что хуже быть не может.

Я очень надеюсь, что ты хорошо проводишь время. Не могу дождаться, когда снова тебя увижу. Я говорила с Роуз о том, что произошло, и она меня не поддержала (если говорить мягко). Она говорит, что не хочет мне зла, но, определенно, ты не самый любимый ее человек на свете. Но я немного сбита с толку, что до сих пор от тебя ничего не слышала. Но я понимаю, как ты занят, и могу только представить, сколько всего тебе нужно было сделать с твоей семьей на Рождество. Я так хочу тебя увидеть и надеюсь, ты напишешь мне ответ. Но если нет, я пойму. Я скоро тебя увижу!

Люблю,

Мег.

PS. Я ни о чем не жалею и действительно верю всему, что ты мне говорил. Увидимся!

Я все еще чувствую, как кипит во мне кровь. Здесь охренительно жарко, и все, что я вижу – расплывающиеся перед взглядом строчки. Я не верю этому. Я не могу заставить себя поверить.

Он не мог так со мной поступить, правда, не мог. Зачем ему это делать?

– Теперь веришь?

Я поднимаю голову и смотрю на него. Он все еще ухмыляется, и я никогда не чувствовал себя так, как сейчас. Я хочу причинить ему боль.

– Ну, не плачь, дружище. Уверен, это не последний раз, когда девчонка предпочтет тебе кого получше, так что хорошая тренировка на будущее.

– Почему ты это сделал? – тихо спросил я, стараясь сдерживать свой голос.

– Чтобы преподать тебе урок, – отвечает он. – Я говорил тебе, не лезть ко мне.

Мне даже нечего сказать. Я просто смотрю на него.

– Можешь ее теперь забирать, – продолжает он. – Думаю, ты поблагодаришь меня позже за то, что я ее для тебя подготовил.

И я даже не знаю, что тогда произошло. Следующее, что я помню, это, что обе мои руки были сжаты вокруг его горла, и все, чего я хотел – убить его. В прямом смысле. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, что хочу его уничтожить. Он больше меня, выше и плотнее. Он всегда побеждал во всех наших драках. Но не в этот раз. На этот раз я отказываюсь дать ему даже шанс. Так что я просто душу его.

Он пытается меня оттолкнуть, и я даже не помнил, что Лили в комнате, пока не услышал ее крик, зовущий маму. Логически, я должен остановиться, потому что это уже не нормально. Но я не могу остановиться, потому что хочу, чтобы Джеймс страдал.

Вбегает мама и кричит что-то. Наверное, защитное заклинание, потому что я отлетаю назад с неконтролируемой силой. Джеймс громко кашляет, и я чувствую, как меня рывком поднимают на ноги.

– Лучше бы вам немедленно сказать, что здесь происходит, – мама не шутит. Ее голос так опасен, как никогда в жизни. Но мне плевать.

– Он псих, вот что происходит! – выплевывает Джеймс и дико на меня смотрит.

Мама все еще держит меня за руку, и я чувствую на себе ее взгляд, но не отрываю глаз от Джеймса.

– Объяснись, – требует она. Когда я ничего не ответил, она начала терять терпение. – Скажите мне, какого черта тут происходит!

– Я тебя ненавижу, – серьезно говорю я, игнорируя мать и обращаясь только к брату. – Ненавижу и хочу, чтобы ты умер.

Следующее, что я помню, это как мать бьет меня по лицу. Она дала мне пощечину. Это больно, но я едва заметил.

– Никогда не смей такого говорить! Ты понял меня?

Мне плевать. Я просто смотрю на нее тяжелым взглядом и пытаюсь понять, какого хера у меня проблемы из-за всего этого. Но мне плевать.

– Не смей даже шутить так! – выкрикивает она.

– Я не шутил! – отвечаю я.

Мама смотрит так, будто она теперь хочет меня задушить.

– Лили, иди, вызови отца, – приказывает она, даже не повернув головы. Потом мама продолжает свою тираду, обращенную ко мне. – Тебе лучше рассказать, что происходит прямо сейчас.

– Спроси его! – я выдернул руку из ее хватки и выбежал из комнаты. Я слышу, как она кричит мне вслед (называя полное имя) и приказывает немедленно вернуться, но не обращаю внимания. Лили у камина, наверное, пытается вызвать отца домой, чтобы разобраться с ситуацией. Я отталкиваю ее с дороги и беру Порох. Я знаю, что создаю себе огромные проблемы, но сейчас меня волнует кое-что поважнее.

Передо мной появляется гостиная дома моих дяди и тети, и я вхожу без приглашения. Она пуста, но я слышу шаги, и появляется тетя Гермиона, решившая проверить, кто явился без приглашения.

– О, привет, – улыбается она, и я спрашиваю себя, знает ли она, какая сука ее дочь.

– Где Роуз? – спрашиваю я, не желая вступать в светскую беседу.

– Она в своей комнате, – тетя странно на меня смотрит. – Ал, ты в порядке?

– Все отлично, – быстро отвечаю я, и, избегая других ее вопросов, спешу вверх по лестнице на второй этаж. Комната Роуз в конце коридора, и ее дверь закрыта. Это не удивительно, потому что она старается любой ценой избегать свою семью.

Я не забочусь о стуке. Я врываюсь внутрь, и она подпрыгивает за своим столом и оборачивается, чтобы накричать на того, кто вторгся в ее уединение. Но, когда она видит меня, то ничего не произносит. Она просто стоит и смотрит на меня.

– Как ты могла? – требую я, буравя ее взглядом. – Ты знала. Ты знала и не сказала мне!

– Не сказала чего? – спокойно спрашивает она, хотя выражение ее лица свидетельствует о том, что она знает, о чем я говорю.

– Не сказала, что ты такая злобная сука, что посмела скрыть такое от меня и заставила выглядеть гребаным идиотом!

Глаза Роуз сужаются, и она уже не выглядит обеспокоенной.

– Не смей приходить сюда и орать на меня. Если ты зол на Джеймса, то выплескивай это дерьмо на него.

– Я зол на тебя! Чего еще мне было ждать от Джеймса? Ты должна была мне сказать!

Похоже, мы кричим слишком громко, потому что приходит ее мать и встает позади меня.

– Что здесь происходит?

Мы не обращаем на нее внимания, и Роуз смотрит на меня тяжелым взглядом:

– И когда я должна была тебе рассказать? Ты не разговаривал со мной целый долбаный месяц!

– Да, потому что ты решила продаться Джеймсу и бегать за ним, хотя он всю жизнь обращался с тобой как с дерьмом!

– Он хотя бы заступился за меня! – орет она. – Тебя там даже не было!

– Стоп! – теперь и тетя Гермиона присоединила к нашим свой крик, и ее вступление моментально заставило нас заткнуться. – Что происходит?

Роуз расстреливает меня взглядом:

– Убирайся из моей комнаты!

– Отлично! Я больше никогда не захочу с тобой разговаривать!

– Ну и хорошо!

– Прекратите это оба, немедленно! – вмешивается ее мать. – Что случилось?

Если хочет знать, пусть узнает от своей дочери. Я пытаюсь пройти мимо нее, но она загораживает мне путь.

– Пропусти его! – презрительно усмехается Роуз. – Не хочу видеть его рядом с собой.

– Роуз, тебе лучше поостеречься.

– Я даже ничего не сделала! – протестует она. – Боже, ну конечно, ты на его стороне!

– Просто хватит! – тетя Гермиона кладет мне руку на плечо и пытается остановить, но я не в том настроении, чтобы с этим разбираться.

– Ал!

И я не в том настроении, чтобы разбираться и с этим – это голос моей матери доносится с нижнего этажа. Тетя Гермиона отпускает меня и идет за мной вниз, где меня нетерпеливо поджидает мать, расстреливая взглядом. Мне плевать, вообще-то. Мне теперь на все плевать. Могут делать все, что захотят. Мне на хрен плевать.

– Немедленно возвращайся домой, – резко командует мать.

– Что происходит? – спросила тетя Гермиона.

– Понятия не имею, кроме того, что он пытался задушить своего брата!

– Они с Роуз тоже поссорились.

Я слышу, как они продолжают говорить обо мне, как будто меня даже нет в комнате, но мне плевать. Мне плевать, сколько у меня будет проблем, и плевать, что они думают. Это больше не имеет значения.

Я беру Летучий Порох и отправляюсь домой. Там отец, я уверен. И я уверен, что у меня больше проблем, чем было за всю жизнь.

Но мне просто нахер плевать.

========== Глава 25. Джеймс. Ну и ладно ==========

Я выиграл.

Официально. Я победитель. Мой маленький сволочной брат теперь знает, что не стоит ему со мной связываться. Он должен был понять это давно, но теперь получил этим прямо по морде. Теперь он знает.

Я всегда выигрываю.

Конечно, отец во всем винит меня, и он даже не знает всей истории. Мама – невероятно – больше зла на Ала. В результате, конечно, теперь у моих родителей появился дополнительный боезапас в войне друг против друга. Они выбрали стороны, тех сторон и придерживаются.

Мама на «моей стороне», вообще-то, только потому, что Ал сказал, что ненавидит меня и хочет, чтобы я умер. Это взбесило ее больше всего потому, что у нее, вообще-то, есть мертвый брат. Так что, думаю, это для нее больная тема. Иначе, несомненно, она укутала бы Ала в одеяльце и качала его колыбельку, пока он не уснет.

Но, так как родители расходятся во мнении, то они используют это как оправдание их скандалам.

Я не знаю, что с ними происходит, и не то чтобы меня это волнует. Я лишь хочу, чтобы они, наконец, нахер заткнулись, чтобы я мог нормально поспать без того, чтобы слушать их ор друг на друга и грохот хлопающих дверей. Я, правда, даже не представляю, как они себя ведут, когда мы в школе. Это должно быть в миллион раз хуже, раз уж они стараются не выпаливать слишком много в присутствии «детей».

Теперь, когда у них есть я и мой брат, как повод поскандалить, они стали еще громче. Папа меня ненавидит (естественно), и он, наверное, выбрал бы сторону Волдеморта против моей, если б понадобилось. Мама – не самый большой мой фанат, но Ал ее сильно оскорбил, пожелав мне смерти, так что она начала защищать меня. Они даже не знают, что происходит, вот что самое лучшее. Никто из нас не рассказал всей правды, хотя я уверен, что он рассказал больше, чем я. Я прикидываюсь идиотом как всегда, а он просто говорит, что ненавидит меня снова и снова и что не верит, что мы братья. Лили, которая знает девяносто пять процентов этой истории (или догадывается, учитывая, что она была на кухне, когда все вскрылось), мудро решила не вмешиваться и объявила, что ничего не знает.

Остается Роуз.

Если кто сдаст, то она. Она сделает это, потому что ненавидит нас обоих. Я имею в виду, что это неудивительно, раз уж я замешан, ведь она ненавидит меня уже лет пятнадцать, но, что касается Ала, это нечто новое. Они не разговаривают последние несколько недель, но Ал вчера прямо отсюда помчался к ней, наорал и даже сказал, что она так же виновата, как и я. Я знаю это, потому что Роуз прислала мне довольно мерзкое письмо, где рассказала все.

Джеймс,

Слушай ты, мерзкая скотина, я нахер ненавижу тебя, и я не могу поверить, какой ты гребаный ублюдок! То, что ты сделал с Меган – самое низкое, что ты вообще мог натворить. Не то чтобы тебя это волновало, конечно, потому что у тебя вообще нет совести, это очевидно по тому, как ты провел последние восемнадцать лет своей мерзкой жалкой жизни. Но это худшее, что ты когда-либо сделал (и это о МНОГОМ говорит). Я надеюсь, ты чувствуешь себя отлично, осознавая, что Меган думает, что тебе действительно на нее не насрать, и я надеюсь, ты счастлив, зная, что ты воспользовался кем-то, кто понятия не имеет, во что встревает!

Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надеюсь, что ты счастлив от того, что сделал худшее, что один человек может сделать другому, особенно своему же БРАТУ. Ты самый мерзкий кусок говна во всем мире, и довести дурацкую семейную ссору до такого уровня – это хуево, даже для тебя. Ты заслуживаешь всего самого плохого, и я надеюсь, что все это аукнется тебе в десятикратном размере!

И теперь, спасибо тебе, Ал меня тоже ненавидит. Он думает, я должна была сказать ему, или остановить тебя, или еще что, не знаю. Может, я и должна была, но я не могу вернуться в прошлое и все изменить. В любом случае, я не сделала ничего такого, что сравнится с тем, что сделал ты, и ты заслуживаешь всех тех страданий, которые точно будут в твоей жизни! Все не будет так, как раньше, когда ты окончишь школу и попадешь в настоящий мир, надеюсь, ты это понимаешь. Ты больше не сможешь просто смахнуть волосы с лица, чтобы весь гребаный мир тут же попадал к твоим ногам, как это делается в школе – потому что в настоящем мире это не сработает. Тебе придется нахер подрасти и понять, что тебе предназначены только страдания. И я не могу дождаться, когда ты их получишь!

Роуз.

Ну, теперь вы, наверное, думаете: «Ух ты, она тебя и правда ненавидит». Ну, да, так. Ну и ладно, мне плевать. Роуз Уизли чувствовала это ко мне всю жизнь, и эти чувства более чем взаимны. Она не что иное, как задающаяся зубрилка-мерзавка, которая слишком много болтает и думает, что знает все. Люди считают, я худший из всех детей, но на самом деле Роуз даст мне фору в милю. Она снобка и такая притворщица. Но кого это волнует. Ей пятнадцать, и она думает, весь мир хуже нее, потому что она умная.

Совершенно неудивительно, что у нее нет друзей.

Хотел бы я, чтобы она так и оставалась похищенной.

Она сделала ошибку, прислав мне это письмо. Потому что покажи я его кому: моей маме, ее маме – ну, тогда получилось бы не миленько, и наша мисс Роузи заполучит семь ушатов дерьма. Мягко говоря. Она должна хорошенько думать, перед тем как распускать язычок. Возможно, она попытается сдать меня, но я хоть не так туп, чтобы иметь письменное доказательство.

Что меня больше всего взбесило в ее письме, так это та часть, где она набралась наглости заявить, что я воспользовался Меган той ночью. О, пожалуйста. Она понятия не имеет. Эту девчонку определенно не принуждали делать то, чего ей не хочется. Черт, да я ее даже не уговаривал. Я просто хотел ее поцеловать, ну, может, немного полапать, но у нее были другие идеи. Это она захотела зайти дальше. Она спросила, может ли посмотреть мою комнату. Ну, серьезно, что я должен был сделать, когда она запустила руки в мои гребаные джинсы? Мне семнадцать, нет, стойте, мне теперь восемнадцать, я восемнадцатилетний парень. И, судя по тому, что я читал (а читал я много), сейчас у меня самый расцвет сексуальности. А Меган Томас – горяченькая штучка. Так что, когда она спросила, считаю ли я ее хорошенькой, я ответил, что она хорошенькая, и даже не соврал (у моего брата хороший вкус). И она даже не была пьяна. Она не спала и вполне соображала. Я даже один раз сказал ей, что мы должны остановиться, но она настаивала и продолжала говорить, как я ей нравлюсь. Так что с чего бы мне ей было отказывать?

Сожалею ли я?

Нет. Не сожалею. Я не понимаю, почему я должен сожалеть. У моего брата было миллион возможностей сделать свой ход в отношениях с ней, и он ими не воспользовался. И ей понравилось. И я ей явно нравлюсь. Она просто не знает меня, не знает, как я действую. Хорошеньких девчонок полно, нужно что-то кроме личика, чтобы привлечь мое внимание. Единственная девчонка, которая близка к этому – это Кейт, которая меня сейчас ненавидит за то, что я пошел поссать, и так и оставил ее там одну, на вечеринке. Она не говорила со мной все это время до каникул. Уверен, она знает, что меня отвлекла Меган, но ведь мы с Кейт не вместе или вроде того. Я просто думаю, что она отличная девчонка, с которой можно поболтать и посмеяться (и немного потрахаться – или много).

Но Меган была достаточно хороша для одного раза, и мне теперь хватило. И ей тоже. Никакого вреда, ничего плохого. Мы оба повеселились, но теперь можем об этом забыть. Если у Ала с этим проблемы, то это не моя вина. Может, ему стоило сказать ей, что он чувствует, ну, или ему стоило отрастить себе пару яиц и сделать ход.

Ну и вообще. Хорошо чувствовать себя победителем.

Очень хорошо.

Тедди и Виктуар пришли на ужин, так что мы ведем себя «нормально» в этот вечер. Это значит, мама с папой не орут друг на друга, и они заставили меня и Ала сесть за один стол. Я не знаю, почему мы должны играть этот спектакль, я имею в виду, это же не незнакомцы какие-то. Вик наша кузина, а Тедди почти вырос в нашем доме. Конечно, не то чтобы они не знали нас настоящими. Но все же, мы получили строгое указание «вести себя хорошо», пока у нас «гости». Это было бы нормально, если бы это были люди из министерства, но Тедди и Виктуар не нуждаются в отредактированной версии.

После ужина все расходятся в разных направлениях. Вик выглядела совершенно вымотанной, и она быстро уснула на диване, пока мама помогала Лили правильно кормить ребенка из бутылочки. Я не знаю, почему это трудно, и даже не представлял, что для этого существуют «правильные методы». Я имею в виду, это же орущий младенец – просто впихните бутылку ему в пасть и пусть заткнется. Но я, впрочем, скажу, малышка хорошенькая. Это не удивительно, учитывая, что в ней течет кровь вейлы и все такое (думаю, даже 1/16 крови вейлы хорошо заметна). Но все же, Дора Джо больше метаморф, чем что-либо другое, потому что ее волосы меняют цвет от фиолетового до ярко-красного в зависимости от того, как громко она орет.

Тедди попросил папу помочь ему в чем-то, связанном с проклятьями, и они прошли в кабинет, как следует изучить это. Тедди уже полностью закончит свою подготовку в Аврорат в апреле, и, я уверен, он дождаться не может. Окончание академии занимает долгое время, особенно настолько специализированное и узко-ориентированное обучение. И он не получал особых поблажек за то, что он крестник главы аврората. На самом деле, он говорит, что инструкторы были к нему особенно требовательны, уверен, это папа приказал, чтобы избежать каких-либо слухов или проблем с однокурсниками, когда они поймут, кто он.

Знаете, что смешно? Люди всегда спрашивают, собираюсь ли я идти в авроры после окончания Хогвартса. Они вроде как всегда ожидают, что это будет мой следующий шаг и что это вполне естественное направление. Ну, нет. Во-первых, у меня недостаточно высокие оценки для академии авроров, и я вряд ли наберу нужное количество ПАУК. Во-вторых, папа никогда не подстрекал меня к этому и не спрашивал, хочу ли я. Когда Тедди был моего возраста, они постоянно об этом с ним говорили, и, да, Тедди все-таки решился года через два, но они все время обсуждали это. Со мной отец никогда не заговаривал о том, что я должен присмотреться и подумать. Как бы там ни было, это круто. Я имею в виду, не то чтобы я хотел заполучить такую хлопотную карьеру, но все равно. Прошлым летом, когда Ал изучал свое расписание пред-СОВ, отец спросил его, не хочет ли он попробовать.

Ну и ладно. Я не хочу быть аврором, и это бессмысленный разговор.

В моей жизни всего одна цель. У меня нет запасного или каких-либо еще планов, потому что мне и не нужно. Я хочу играть в квиддич, и это все, чего я хочу. Квиддич – единственная вещь во всем мире, которую я люблю (ну, то есть, единственная вещь, которая позволит мне легально зарабатывать), и я намерен посвятить всю свою карьеру этому. Так что меня не волнует что-либо еще. Скауты придут на весенние матчи, и я не могу дождаться, когда сыграю перед ними и начну подписывать контракты. Повезет, если я даже заявлюсь на ПАУК или выпускной после того, как поставлю свою подпись в положенном месте.

И после этого жизнь станет хороша.

Думаю, мы свободны теперь, когда мама занялась ребенком, а отец – преподаванием. Я ухожу в свою комнату и захлопываю дверь в комнату Ала, когда прохожу мимо. Пятнадцатилетние мальчики обычно любят, когда двери в их комнаты плотно закрыты, но он не совсем нормальный, и, скорее всего, вряд ли сможет сам найти свой член, так что я в этом сомневаюсь. Нет, он, наверное, сидит, тоскует и отчаивается, что любовь всей его жизни нашла кого-то еще. Не то чтобы у него вообще что-то вышло. Меган ясно дала понять, что она чувствует и что предпочитает.

– Ты так не похож на своего брата, – слава богу. – Он такой тихий и такой застенчивый, – и такой жалкий придурок. – А ты так уверен в себе, – а кто бы ни был на моем-то месте? – И это по-настоящему круто.

Так что, да. Я имею в виду, прости, приятель, но ты твоей маленькой леди-любовь просто не нравишься.

Я подавляю желание открыть дверь и проклясть его (я совершеннолетний, а он нет, ха-ха-ха), и просто прохожу мимо его комнаты. Следующая дверь – моя, я прохожу внутрь и захлопываю свою дверь. Было бы намного нормальнее, если бы из его комнаты грохотала музыка, провозглашая его тоску и отчаяние, но этого нет. Наверно, потому что он не нормальный. Но то, что он – гребаный педик и трехкрылый гиппогриф, не значит, что я должен быть таким же, так что я включаю свою музыку на полную мощность и ложусь, ожидая его ответа. Это только вопрос времени, когда кто-нибудь придет и попросит сделать потише.

И ровно девять минут и тридцать шесть секунд спустя я слышу стук. Долго же они. Я не отвечаю, конечно, потому что именно так мы (подростки) делаем – игнорируем все. Впрочем, тот, кто снаружи никогда не слышал значения слова «уединенность», потому что дверь легко распахивается.

– Так, так, так, да у нас тут тоскующий подросток, – Тедди так хорошо меня понимает. Он входит в комнату без приглашения и немедленно машет палочкой в сторону моего радио, заглушая его.

– Да у нас тут взрослый семейный человек, – отвечаю я, ни на секунду не замешкавшись. – Как живется теперь, когда тебя привязали? Навсегда?

– Я был привязан уже почти два года, – Тедди по-дурацки тычет в меня кулаком, и мы обмениваемся ударами, пока не падаем спинами рядом на кровать.

– Да, но теперь у тебя ребенок. Теперь ты по-настоящему застрял, – я повернул голову и взглянул на него. – Теперь у тебя нет другого выбора, кроме как просыпаться рядом с Вик каждое утро всю свою жизнь.

– Я мог бы просыпаться с чем и похуже, уверен.

Наверное, он прав. Я думаю, если уж ты решил связать себя с одной девчонкой, то позаботься, чтобы она, хотя бы, хорошо выглядела. Могло быть хуже.

Мы молчим некоторое время, и затем я осознаю безумие всей этой ситуации и фыркаю:

– Не могу поверить, что у тебя есть ребенок.

– Боже, бля, я знаю, – Тедди качает головой и негромко смеется. – Сумасшествие, да?

– Даже более того, приятель, – качаю головой я. – Это кошмарно пугающе.

– Ты ведь никого еще не обрюхатил, верно? – он поворачивает голову и приподнимает бровь.

Эта идея просто смешна.

– Черт возьми, нет! – твердо говорю я. И это правда. Если и есть что-то, что мне удается хорошо, так это предотвращение беременности. У меня полно секса, но не детей. Серьезно, я просто профессионал в контрацепции, это единственное заклинание, на которое я обратил внимание и которому как следует обучился за весь мой пятый курс.

Тедди кивает в подтверждение себе:

– Хорошо, – говорит он твердо. – Потому что мир определенно не готов к тому, что ты начнешь размножаться.

– Прошу прощения, – говорю я, приподнимаясь на локтях и глядя на него сверху вниз, – но это у тебя ребенок с сиреневыми волосами по имени Дора Джо. Так что не говори мне о размножении.

Тедди приподнимается и шлепает меня по подбородку, отталкивая мою голову.

– Заткнись. Это красивое имя!

– Для шестидесятилетней. Хотя, конечно, у нее уже сиреневые волосы.

Тедди смеется и закатывает глаза, а я снова падаю на спину. Мы лежим так еще несколько секунд, глядя в потолок. Он начнет спрашивать, что у нас происходит с Алом, я знаю, но я пытаюсь оттягивать неизбежное как можно дольше.

Но, конечно, этого не происходит.

– Так, почему твой брат пытался тебя убить?

Я издаю что-то между фырканьем и смехом. Потом качаю головой.

– С этим он тоже провалился. Я ведь еще жив, верно?

– Да, но не был бы, если б твоя мать не спасла твою жалкую задницу.

– Слушай, – говорю я твердо. – Мама никого не спасала, и никто этого не докажет.