Текст книги "Выученные уроки (СИ)"

Автор книги: loveadubdub

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Так что я взяла сумку и направилась в библиотеку учиться.

Здесь совсем немноголюдно, что не удивительно, потому что все ушли в Хогсмид. А те, кто не там – те, кто слишком мал, или слишком устал, или у них родители разводятся – определенно не из тех, кто проводит субботы в библиотеке. Я села за свой любимый стол, который расположен в левом дальнем углу рядом с запретной секцией, и начала раскладывать учебники перед собой. Мама подарила мне на Рождество дневник подготовки, и он довольно полезен. Уверена, если кто узнает, что я им пользуюсь, надо мной будет ржать весь Хогвартс, но в настоящий момент, что мне терять?

У меня и так нет друзей.

Зелья займут почти весь день. Это будет самым трудным. Я уверена только потому, что никогда не узнаю, делаю ли я все правильно. Конечно, я знаю теорию и все такое, но у профессора Монтeгю есть мерзкая привычка всегда заставлять меня чувствовать себя совершенной дурой, и иногда я ему даже верю. Конечно, я знаю, что он специально все выворачивает для меня, но от этого лучше не становится. Я все равно сомневаюсь в себе раз в десять больше, чем по какому-либо другому поводу.

Проходят, кажется, годы, когда я слышу, как кто-то еще вошел в библиотеку, и поднимаю голову как раз, чтобы увидеть самого последнего человека, которого бы хотела. Ну конечно, Скорпиус Малфой – еще один единственный человек во всей школе, который предпочел бы библиотеку Хогсмиду. Он не увидел меня сразу, и мне захотелось пригнуться и спрятаться под столом. Конечно, я этого не сделаю, знаю, что это будет смехотворно. Он заставляет меня чувствовать себя смехотворной.

Он не говорил со мной ни разу с того дня, как я накричала на него во дворе замка и велела ему оставить меня в покое. Я не виню его. Я была немного стервой (и под «немного» я имею в виду «совершенно и полностью»). Он избегает меня во время уроков и не заговаривает, когда мы проходим мимо в коридорах. Он ведет себя как все остальные.

Даже не знаю, почему это еще больше меня бесит.

Он надоедал мне месяцы. Я так думала, потому что это было почти маньячно, и он был полностью на мне помешан. А теперь он меня игнорирует, и это меня нервирует еще больше. Я думаю, я скучаю по тому раздражению, что испытывала, когда он ходил за мной. Может мне тайно нравилось то, как он мне предан. Но теперь это прошло, и я поэтому скучаю.

Уф.

Очевидно, я сказала «уф» вслух (к своему же удивлению), потому что он тут же обернулся со своего места в секции гербологии. Он даже уронил книгу, которую держал. Думаю, мой голос слишком громко раздался эхом в пустой библиотеке. Я почти жду, что сейчас вбежит библиотекарь и велит мне соблюдать тишину, но не думаю, что она сегодня здесь.

Когда Скорпиус увидел, откуда донесся звук, его глаза расширились, и он нервно сглотнул. Может он убежит? Это бы меня не удивило, но кто знает, что он сделает? Он просто неловко стоит там несколько секунд, а потом нагибается, чтобы неуклюже подобрать книгу.

У Ловца могли быть рефлексы и получше.

Возможно ли, что он растет? Он выглядит выше, хотя не уверена, в этом ли причина. Он может быть того же роста или даже ниже (в чем я сильно сомневаюсь), но по какой-то причине сегодня он мне кажется больше. Как будто он подрос с нашей последней беседы (ссоры).

Я пытаюсь мысленно приказать ему на меня посмотреть, но он твердо намерен делать обратное. Он сосредотачивает свое внимание исключительно на рядах книг перед ним. Не знаю, что он ищет, но это не имеет значения. Внезапно мой учебник Зелий становится все менее и менее интересным.

Я жду. И жду. И жду.

Но Скорпиус не сдается. Как будто он совершенно отказывается смотреть в моем направлении. Он, наверное, разрывается между желанием посмотреть на меня и убежать, но оба варианта заставят его выглядеть полным придурком. Поэтому он не делает ни того, ни другого. Он просто стоит там и бесцельно листает страницы.

А я на него просто смотрю.

Я не знаю, какого черта я делаю.

Наверное, я решила поменяться с ним ролями. Шпионю за шпионом. Посмотрим, как ему это понравится. Я улыбаюсь самой себе, когда вижу, что его шея начинает немного розоветь. Его волосы слишком длинны сзади, но я все равно вижу, что он краснеет. Он никогда не краснеет. Но, похоже, я нашла исключение из правила: смотрите на него, не отрываясь, и он не сможет это игнорировать. Это на самом деле забавно.

Теперь мне хочется, чтобы он убежал. Я думаю, меня порадует, если он просто сдастся и сбежит. Но, конечно, он этого не делает. Он явно не хочет доставить мне такого удовольствия. Следует отдать ему должное. У него есть достаточно силы воли, чтобы стоять здесь, понимая, что на него пялятся. Может быть, мне стоит уйти самой.

Вот бы он снял рубашку…

Так, что?

Даже я не понимаю, откуда это взялось, а ведь это моя голова. Ненавижу, когда мои мозги отключаются. Это сводит меня с ума. Да, я уже давно признала, что этот тупой идиот – привлекательный, но это не значит, что я должна позволять таким мыслям ни с того ни сего всплывать в моей голове. Это совершенно неадекватно.

Но это правда, что ужасно, я знаю.

Скорпиус худой, почти такой же худой как Ал, и, может, только на дюйм выше. Я выше их обоих. Это у меня от отца, а их отцы – оба довольно маленькие. Его волосы слишком длинные и выглядят так, будто к ним месяцами расческа не прикасалась. Вихры торчат в неправильных (верных) местах, и по ним видна его привычка взлохмачивать их рукой. Он самый бледный человек, в котором когда-либо текла кровь и которого я встречала (и я еще не встречала никого, в ком кровь не течет), но этот легкий розоватый румянец на его шее довольно мил. Он одет в джемпер, джинсы и кроссовки, которые выглядят слишком грязными для такого богатого парня, как он.

И прежде чем я сама понимаю, что делаю, я уже иду к нему. Стойте, ноги, стойте. Не работает. Они все равно идут. У меня такое ощущение, будто я существую отдельно от своего тела. Безумие просто.

– Ты, наконец, выберешь книгу или будешь так стоять весь день? – слова, которые я произношу, удивляют даже меня саму. Я еще раньше никогда не слышала, чтобы я произносила что-то прежде, чем проговорю про себя. Это что-то новенькое.

Скорпиусу понадобилось где-то пять целых девять десятых секунды, чтобы, наконец, на меня посмотреть.

– Я думал, ты со мной не разговариваешь.

Я облокачиваюсь о полку и пытаюсь выглядеть такой же непринужденной, как всегда.

– С чего ты так решил?

– Потому что ты сказала мне убираться и всякое такое.

Я знаю, про какое всякое такое он говорит, хорошо помню. Вместо того, чтобы дать ему это понять, я решаю развернуть разговор.

– Я девочка. Мне можно говорить одно, а подразумевать другое.

Я пытаюсь шутить, но он не находит юмора в этой ситуации. Его выражение лица все такое же непроницаемое, когда он говорит:

– Тебе что-то нужно, или ты пришла, чтобы досаждать мне, пока я пытаюсь читать?

У-у-у, обиделся. Кто-то тут берет уроки стервозности.

– А я и не поняла, что ты читаешь, – вежливо отвечаю я. – Ты разглядываешь одну страницу уже в двадцатый раз.

Теперь его лицо становится таким же розовым, как шея. Замечательно.

– Я пытаюсь собрать записи для моей подготовки к СОВами.

– О, я тоже занимаюсь, – я смотрю на него и пытаюсь понять, насколько точно он на меня зол. – Можем позаниматься вместе, если тебе хочется.

Скорпиус просто смотрит на меня. В его глазах подозрение, но я не могу его в этом винить. Я все еще не понимаю, почему это делаю. Я и не подозревала, что мне так скучно.

Наконец, он качает головой и говорит:

– Я могу учиться и сам, спасибо.

Он снова отворачивается к той же идиотской книге, которую держит уже годы.

И тут мое поведение полностью меняется. Я взрываюсь, типа того.

– Знаешь что, Малфой? Я не знаю, в чем твоя проблема. Одно время ты почти следишь за мной, а теперь ты на меня даже не смотришь!

Скорпиус тут же поднимает голову и смотрит на меня, не веря своим ушам:

– Ты серьезно? – спрашивает он в изумленном неверии. – Ты вообще помнишь наш последний разговор?

Я злобно пожимаю плечами.

– Я уже говорила, что мне разрешается говорить одно, имея в виду другое.

Но он, оказывается, не согласен.

– Нет, не разрешается! Никому не разрешается так делать!

– Ой, да брось, – восклицаю я, оглядываясь, чтобы убедиться, что никого нет, и никакая любопытная библиотекарша не явится сюда, совать нос в чужие дела. – Уж извини, если я задела твои чувства.

Его глаза сверкнули, и я поняла, что, наверное, ударила по больному. Ну, ведь правда, я же не на самом деле сделала ему больно, он просто разозлился, верно?

– Ты не можешь вот так просто ходить и обращаться с людьми таким образом, – говорит он мне секунду спустя, его голос стал немного тише. – Мне плевать, насколько ты думаешь, тебе тяжело приходится, это тебя не оправдывает.

– Так, и что же это должно значить? – я перебрасываю волосы через плечо и выжидательно его разглядываю.

– Многим намного хуже, чем тебе, Роуз. Ты никогда об этом не думаешь.

Я не знаю, о чем он говорит. Откуда взялась вся эта херня?

– Ты ни хера не знаешь о том, каково мне, – прошипела я в ответ очень, очень сердито. – И ты не имеешь права меня ни за что судить!

Скорпиус закатывает глаза. Закатывает глаза.

– Ты действительно зациклена на себе, верно?

– Прошу прощения?

– Ты серьезно считаешь, что весь мир вертится вокруг Роуз Уизли? Ты никогда даже не думаешь о других людях и о том, через что им приходится пройти. Тебе не важно, верно? Это ведь никогда не будет так плохо, чем то, через что ты проходишь.

– О, вот толь…

Он обрывает меня. Его глаза кажутся темнее обычного, когда они сужаются.

– Ты такая противная, Роуз. Просто противная.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

Я с ужасом понимаю, что очень, очень близка тому, чтобы расплакаться. Пожалуйста, пожалуйста, слезы, остановитесь. Не падайте.

Скорпиус тоже это видит и тут же останавливается. Он смотрит на меня почти с жалостью, и меня от этого тошнит.

– Я знаю, что ты не такая противная, какой хочешь быть, – наконец говорит он так тихо, что я едва его слышу. Я смотрю на него, и он колеблется с секунду, прежде чем продолжить. – И я знаю, что ты так делаешь, чтобы скрыть все остальное. И я знаю, что ты скучаешь по своим друзьям.

Его губы теплее, чем были в прошлый раз, наверное, потому, что румянец на его лице их немного согрел. Он так же шокирован, как и тогда, но ему понадобилось меньше секунды, чтобы приспособиться. Когда я нетерпеливо раздвигаю его губы, я не удивляюсь, что у его рта сладкий вкус. Или я слишком наслаждаюсь.

Почему я снова поцеловала Скорпиуса Малфоя?

Кто знает. Почему я вообще встала из-за стола? Разве это имеет значение?

Не имеет.

Этот поцелуй намного отличается от нашего первого. Этот более жадный и более единый. Он не отшатывается и не сомневается. Я даже не замечаю его неопытность. Все, что я знаю, это то, что он так же сильно хочет меня целовать, как я его. И ничто остальное больше не считается.

Книга, которую он держит, падает на пол второй раз, и она ударяется о пол с громким стуком. Мне плевать, потому что вокруг никого нет. Мы полностью и совершенно одни.

Я хватаю его за лицо и притягиваю к себе еще ближе.

Наконец, все-таки, нам нужен воздух. Мы оба, похоже, понимаем это в одну и ту же секунду и тут же отстраняемся друг от друга, но не слишком далеко. Уверена, мое лицо даже краснее его (которое самое красное, что я когда-либо видела), и мне очень тяжело выровнять дыхание.

Наконец, я все-таки могу говорить. Мои слова выходят чем-то похожим на полузадушенный шепот:

– Я не пьяна.

– Я знаю, – ему так же трудно говорить, как мне.

Я не знаю, что еще сказать, поэтому просто киваю. Его глаза не отрываются от моих, и он смотрит на меня очень серьезно.

– Хорошо, – быстро выдыхаю я.

А потом притягиваю его к себе для еще одного поцелуя.

Во что я вляпалась?

========== Глава 30. Скорпиус. Без понятия ==========

В моей жизни было не так уж много радостей.

У Малфоев вообще их нет. По крайней мере, больше нет. Я думаю, юность отца сильно отличалась от моей. Наверное, он был популярным и беззаботным, и его не волновало ничего особенного, кроме придумывания очередного способа досадить Гарри Поттеру. Ему, наверное, никогда не приходилось сталкиваться с тем, что тебя вечно стараются оттолкнуть к стене, или посмеяться, или оставить сидеть в одиночестве.

Я не знаю на самом деле, каково это – о таком не волноваться.

Люди не любят меня из-за того, кто мой дед (ну и в меньшей степени из-за того, кто мой отец). Они не любят меня, потому что моя фамилия Малфой, и для всех остальных «Малфой» имеет одно из двух значений – Пожиратель Смерти или предатель. Меня не слишком радует, когда меня определяют в любую из этих категорий. Не говоря уже о том, что я даже не знаю всей правды об этой истории. Никто на самом деле не озаботился тем, чтобы все мне объяснить, и не прикинулся заинтересованным в том, чтобы я все понял. Они просто умалчивают это.

И, думаю, я никогда не замечал или не обращал внимания на то, что я вообще-то понятия ни о чем не имею.

До сих пор, по крайней мере.

Теперь есть Роуз.

Это звучит странно, даже когда об этом думаешь. Я никогда на самом деле даже и не ожидал, что такое может случиться, и теперь, когда это произошло, я действительно понятия не имею, что делать. Конечно, все это не так, как я себе воображал в фантазиях об идеальном мире. Например, я не предполагал, что она будет настаивать на секретности.

Она никому не расскажет, и она заставила меня поклясться, что и я никому не расскажу. Я подготовился к худшему, когда спросил почему. Ну конечно, ей стыдно, так и должно быть. Может быть, сейчас она и изгой, но вообще-то некоторое время была популярной. Я же, с другой стороны, всегда был настолько далек от популярности, насколько это было возможно. Так что не думаю, что ее можно винить, но меня все равно это беспокоило, когда я заставил себя спросить, почему это должно быть тайной.

– Потому что мои родители не должны узнать! – она посмотрела на меня, будто я полусумасшедший и полностью тупой.

– Я думал, ты хотела, чтобы родители узнали.

– Я была пьяна! – она закатила глаза. – Ну а на самом деле, мне хочется дожить до своего шестнадцатилетия.

Неужели это так ужасно? Так ужасно, что она боится за свою жизнь? Ну… Никто еще не обвинял ее в недодраматизировании.

– И как они могут узнать?

Она снова посмотрела на меня как на полностью тупого.

– Ой, ну не знаю! – сарказм, ее любимый тон. – Мой брат. Мои кузены. Невилл. Лисандер и Лоркан Скамандеры! У них намного больше одного способа узнать, уж поверь мне.

Я не знал, что сказать. Так что я сказал просто:

– О.

– Ой, да ладно. Ты ведь тоже не можешь хотеть, чтобы твои родители узнали.

Я лишь пожал плечами.

– Твой папа тебя убьет.

Даже убьет? Неужели это так серьезно?

– Может, ему плевать.

Роуз фыркнула и снова закатила глаза:

– Пожалуйста. Твой отец ненавидит моих родителей так же сильно, как они его. И это о многом говорит.

Но правда ли это? Очевидно, мой отец не самый больший фанат ее родителей, но мне тяжело поверить, что он действительно их ненавидит. Я помню летом после моего первого курса, – то лето, когда похитили Роуз – ее родители приходили к нам домой. Ее отец пожимал руку моему отцу, и они благодарили его. Или это был просто спектакль, потому что там был двенадцатилетний свидетель? Возможно. Откуда мне знать? Интересно, знает ли Роуз об этом? Она никогда, никогда не упоминает то лето, и я решил, что это не в моих же интересах – поднимать эту тему.

Это был конец разговора, и я оставил это. Теперь прошло полторы недели, и никто еще ни о чем даже не подозревает, уверен. На поверхности ничего не изменилось. Мы не сидим вместе на уроках или за обедом и видимся по вечерам, когда нам надо бы учиться.

Но, как это не удивительно было обнаружить, Роуз, как оказалось, очень легко отвлекается от учебы, если у нее есть другие варианты. И сама она отвлекать не стесняется. Не то чтобы я жаловался, конечно, но у меня появилось предчувствие, что она может не по всем предметам получить «П», за что меня и обвинят. И мне вообще-то не хочется даже думать о том, как она злится, потому что, я уверен, если ей захочется меня проклясть, трудностей это не доставит.

Но я не могу заставить ее сосредоточиться, чтобы я ей не говорил.

– Я могу сдать эти экзамены даже с закрытыми глазами! – объявила она и перебросила волосы через плечо. – Лучше побеспокойся о себе.

Это точно. Конечно, у нее больше шансов сдать все экзамены с закрытыми глазами, чем у меня с открытой передо мной книгой. Но это как раз и есть причина, по которой нам надо учиться, ну, или мне надо учиться, а ей – меня учить.

Но она не согласна.

Ей не интересно учиться, ей интересно целоваться.

Знаю, ага. Она Роуз Уизли. Я не думал, что во всей вселенной есть хоть одна вещь интереснее для нее, чем учеба, но, как оказалось, я был очень, очень неправ.

Я отвлекся от попыток заставить ее сконцентрироваться, тем не менее, потому что она просунула язык мне чуть ли не в глотку и вцепилась в волосы обеими руками так крепко, что я не уверен, что они останутся на моей голове, когда она закончит. Хотя, каким-то образом, это не больно.

Я люблю ее целовать, люблю. Конечно, мне не с чем сравнивать, но я не представляю, что было бы лучше целовать кого-нибудь еще. Она такая другая, когда такая – настолько менее напряженная и настороженная. Она на самом деле совершенно противоположна этому. Я не знаю, где она всему научилась и, думаю, не хочу знать. Но я знаю, что, если она никогда не будет останавливаться, я, наверное, действительно буду счастлив.

Я не знаю, кто мы сейчас. Не знаю, моя ли она девушка, или ее ли я парень, или мы просто друзья, или мы даже не друзья. С ней это нелегко понять, а я слишком боюсь, чтобы спрашивать. У меня предчувствие, что ей, наверное, не очень понравится такой разговор. Роуз немного взрывная, так что иногда лучше не провоцировать ее и позволить отвечать на вопросы, когда она почувствует в этом необходимость.

Сейчас один из таких моментов.

– Ну, теперь тебе все еще хочется говорить о Зельях? – спросила она, когда, наконец, немного от меня отодвинулась (хотя волосы так и не отпустила).

Я покачал головой:

– Не очень.

Она улыбается так, словно в чем-то виновата. Совершенно прямые, совершенно белые зубы. И слегка опухшие губы. Если бы она улыбалась так всегда, я, наверное, сделал бы все, что угодно, чтобы она не попросила.

Я бы сделал это даже так.

– Вот и хорошо, – отвечает она, явно довольная. – Потому что я ненавижу Зелья.

И тут она поцеловала меня снова, и я забыл о предстоящих СОВах.

Мы в одном маленьком учебном кабинете рядом с бибилиотекой. Никто не пользуется этими кабинетами для занятий, конечно, во всяком случае, я в этом сомневаюсь. Как бы то ни было, если бы кто и захотел использовать этот кабинет по прямому назначению, то это была бы Роуз. Поэтому никто не подозревает нас ни в чем из-за того, что мы сидим здесь. Даже мадам Лоуренс, библиотекарь, как оказалось, верит в это, потому что она никогда не приходит сюда разнюхивать, как это делает с другими, когда они занимают отдельный кабинет для «учебы».

Я решаю не испытывать судьбу и плыть по течению, когда Роуз придвигается ко мне еще ближе. Мы оба сидели на полу, и она все придвигалась, пока не оказалась практически на мне. Паника захлестнула меня, и я быстро отодвинулся от нее, как раз вовремя, чтобы успеть спасти себя от огромного позора.

Роуз, конечно же, разозлилась.

– Что ты делаешь?

У меня проблемы с мышлением, наверное, потому, что вся кровь в моем теле покинула мозг и сосредоточилась в другом месте, поэтому я просто покачал головой немного (очень) нервно.

– Мне нужно было перевести дыхание, – соврал я.

Роуз, конечно, не купилась.

– Ты испугался.

Мои глаза, наверное, стали в два раза большего обычного, и я уставился на нее. Во рту пересохло, поэтому мне не повезло, когда я попытался сглотнуть. Она просто смотрит на меня суженными карими глазами, не давая мне и надежды пытаться ей противоречить.

– Я подумал, мы можем поболтать, – тихо мямлю я, и мне приходится отвернуться, потому что она знает, что я вру, и намерена это доказать.

Не похоже, что она снисходительно отнеслась к истории, что я соорудил.

– О чем поговорить?

Я не знаю. О чем можно поговорить и что со мной не так? Какой пятнадцатилетний парень отодвигается, когда девушка пытается сесть ему на колени?

А, да. Тот, который на хрен понятия не имеет, что он делает.

– Я не знаю, – снова мямлю я. – Слышала что-нибудь от своих дяди и тети?

Роуз посылает на меня свой Взгляд и, наконец, отпускает волосы. К моему удивлению, они все еще держатся на голове. Она садится у стены и скрещивает ноги. Определенно, поднимать любимую тему всех таблоидов не было хорошей идеей. Последняя статья обвиняла Гарри Поттера в том, что у него есть незаконнорожденный ребенок от южноафриканской маглянки. Каждый день находится что-то еще и что-то новое, о чем тут же сообщается, хотя очевидно, что 99 процентов всего написанного – или сфабриковано, или преувеличено. Не уверен, что от этого Роуз и ее семье легче.

– Да, – ехидно сказал она. – Я слышала, что у меня есть южноафриканская малолетняя кузина. Хотя и не в прямом смысле, думаю. Не по крови.

Она язвит, конечно. Может быть, она в трех секундах от того, чтобы начать на меня орать, или проклясть, или и то, и другое. Ее глаза сверкают, и очень серьезное проклятье готово сорваться у нее с языка.

Я должен был позволить ей продолжать держать его у меня во рту.

– Значит, они все еще не рассказали о настоящей причине? – быстро говорю я, стараясь ее отвлечь, но понимаю, что, может быть, только ее провоцирую – она очень изощренная.

– Нет, – ровно отвечает она. – Потому что так все происходит в моей семье. Они требуют, чтобы мы вели себя как взрослые, но только пока это устраивает их. Когда не устраивает, они тут же начинают обращаться с нами как с детьми и скрывают все.

– Это должно быть хреново, – я опустил голову и подтянул колени. Может, она меня не убьет.

Вместо этого она фыркает:

– Хреново. Да, это точно. Конечно, нам не часто приходится беспокоиться о том, как мы должны себя вести, потому что они не часто бывают рядом, – я краем глаза смотрю, как она убирает волосы за уши. – Вот и вся история моей жизни. Радуешься, что так удачно заглянул в дела самой известной семьи в волшебном мире?

Ее тон ни в малейшей степени не звучит неприязненно. Нотки сарказма, но в остальном, вообще-то, она очень серьезна.

Я с секунду кусаю нижнюю губу, а потом смотрю на нее.

– Ты действительно ненавидишь своих родителей, да?

Она поднимает голову, и ее глаза снова загораются, но на этот раз по-другому. Они не сердитые, скорее, несколько нервные, мне кажется

– Я не ненавижу своих родителей, – наконец говорит она, но ее голос стал немного тише. – По крайней мере, я не думаю, что ненавижу.

– Ты совсем с ними не ладишь, верно?

Она пожимает плечами:

– Я хорошо общаюсь с отцом. Во всяком случае, иногда. Он не так назойлив, как мама.

Я не знаю, почему я продолжаю все это, может быть, потому что она такая другая, когда говорит без язвительности и стервозности.

– Значит, дело в твоей маме, – я не знаю, к чему я веду.

Но она смотрит на меня. Наконец она говорит:

– Она меня не понимает. А я не понимаю ее.

Я только киваю.

– О.

– Она хочет, чтобы я была, как она, думаю, – продолжает Роуз, почти не останавливаясь, – но она этого не скажет. И я не знаю, как мне быть, как она. Мы просто разные.

– А люди думают, что ты такая, как она.

Роуз приподнимает брови.

– Люди думают, что я такой, как мой отец, – продолжаю я. Она так смотрит на меня, что меня это нервирует. – Я имею в виду, мы похожи внешне, но это все.

– Ты с ним ладишь?

Я пожимаю плечами, не очень желая менять направление разговора.

– Наверное. Я не знаю, он старается, думаю. Все есть, как есть.

– А твоя мама?

Я снова пожимаю плечами:

– Она нормальная.

– Ты скучаешь по ним, когда ты в школе?

Ненавижу говорить о себе, но я все же честно отвечаю:

– Не очень, – сказав это, я тут же перевожу стрелки. – А ты скучаешь по своей семье?

Роуз вздыхает и скрещивает ноги перед собой.

– Я скучаю по брату, – я смотрю на нее, и, похоже, она читает мои мысли. – Не Хьюго. Лэндон. Мой маленький брат, – я все время забываю, что у нее есть еще один брат. Роуз хмурится. – В воскресенье ему исполнится три.

– Он не раздражает тебя?

Она качает головой:

– Он единственное, что делает мое пребывание дома терпимым. Но я все упускаю.

– Что ты имеешь в виду?

– Каждый раз, когда я его вижу, он уже на фут выше и выучил сотню новых вещей. Я не видела, как он пошел в первый раз, или как он сказал свое первое слово, или, когда он первый раз перечислил все буквы алфавита и все остальное. И теперь ему исполнится три, и меня там снова не будет.

Я уже даже не уверен, что она говорит со мной. Выглядит так, будто она говорит сама с собой, хотя я уверен, она помнит, что я еще здесь.

Удивительно слышать, что она вот так говорит вообще-то, учитывая, что она самый твердый человек, которого я когда-либо видел. Трудно представить, что она так привязана к своему малышу-брату, но она действительно кажется серьезной и не похоже, чтобы она преувеличивала.

Она вдруг погрустнела, и, так как я ни черта не знаю, что сказать, я протягиваю руку и обнимаю ее за плечи. Мне ведь можно это делать, так? Имею в виду, если мне можно ее целовать, то я ведь могу до нее дотронуться? Ну, если нет, уверен, я узнаю это через долю секунду. Она ничего не говорит. И моя голова, яйца, другие конечности все еще не оторваны.

Неловкая и странная тишина наполняет комнату, и мы сидим и ничего друг другу не говорим. Я задаюсь вопросом, разозлится ли она, если я поцелую ее снова, чтобы разрядить обстановку. Наверное, не стоит.

Вместо этого я пользуюсь случаем и говорю:

– Я испугался.

Роуз не поворачивает голову. Я рад этому и продолжаю смотреть прямо перед собой.

– Тогда, – я понижаю голос, чтобы он не сломался и меня не опозорил, – когда ты спросила, почему я отодвинулся, ты была права. Я испугался.

Вокруг нас снова повисает ужасная тишина, но, когда я бросаю на нее быстрый взгляд, Роуз улыбается самой себе, уставившись на какую-то точку на полу перед ней. Прекрасно. Теперь она будет надо мной смеяться.

Но она не смеется.

Секунду или около того спустя, она спрашивает:

– Я заставляю тебя нервничать?

Лгать напрасно, поэтому я отвечаю:

– Да.

Ее улыбка становится еще более зловещей, и, если глаза могут сверкать, то ее как раз сверкают. Когда я сдаюсь и поворачиваюсь к ней, чтобы взглянуть прямо в глаза, она поджимает губы на секунду, а потом просто говорит:

– Хорошо.

И когда она на этот раз придвигается ближе, я не отстраняюсь.

========== Глава 31. Ал. Вопросы без ответов ==========

Деньги, Власть и Драма Поттеров.

Жизнь Гарри Поттера никогда не была простой. Ребенком он осиротел и был оставлен на милость омерзительных родственников, с которыми вырос в атмосфере безразличия. Его юношеские годы были, конечно же, омрачены столькими ужасами и разочарованиями, каких и самый старый человек на свете не должен видеть за всю свою жизнь. Но Мальчик-Который-Выжил превратился в Мальчика-Который-Победил, и в возрасте семнадцати лет Поттер, наконец, получил частицу того, чего не знал ранее.

Как величайший герой, какого только когда-либо знал волшебный мир, Поттер быстро стал одним из самых завидных холостяков. К сожалению, его холостяцкие годы быстро закончились, потому что он вынужден был вступить в брак с беременной звездой квиддича Джинни Уизли. Брак и родительство пришло слишком рано к молодым людям, которым было двадцать четыре и двадцать три года соответственно. Тем не менее, их семья продолжала расти, и в течение пяти первых лет брака они произвели на свет трех детей.

Пытаясь растить своих детей настолько нормально, насколько это возможно, семья переехала в тихое маггловское поселение, где их дети были окружены магглами и имели очень отдаленное представление о славе своих родителей. Это счастливое мирное существование продолжалось многие годы, но всему хорошему однажды приходит конец.

Когда все трое их детей покинули отчий дом и отправились в Хогвартс, брак мистера и миссис Поттер начал испытывать проблемы. Казалось, что всех денег и всей славы мира не хватит, чтобы сделать их счастливыми. Чего-то не хватало паре, у которой, казалось бы, есть все.

Скука. Алкоголизм. Неверность.

Что именно послужило причиной разрыва Поттеров? Как живут их дети?

Рита Скитер имеет собственный взгляд на брак Поттеров и их разрыв. В чем подлинная причина их решения? Узнайте это от самых близких друзей пары, мисс Скитер проведет вас в мир Поттеров и снабдит деталями и секретами, которые вы не узнаете больше ни от кого.

Деньги, Власть и Драма Поттеров в продаже со вторника во всех книжных магазинах. Следите за выпусками Ежедневного Пророка для последующей информации.

Рита Скитер? Серьезно? Разве ей сейчас не шестьдесят с чем-то там? Какого хрена она так помешана на моих родителях, что даже вышла из своей (благословенной богом) отставки, чтобы написать целую гребаную книгу о них? Не просто статью – книгу!

Когда же это, наконец, нахер кончится?

И кто эти так называемые ближайшие друзья, которые дали этой суке ее предполагаемый «взгляд» на мою семью? У моих родителей очень мало ближайших друзей, и я могу гарантировать, что никто из них не ответит ни на один вопрос гребаной Рите Скитер. Ее «источники» – скорее всего, уборщики из министерства или какие-нибудь люди, которые были первогодками на Хаффлпаффе в мамин последний год в школе.

Я уже могу сказать, что, похоже, нарисуется чудесный портрет моей семьи. Серьезно, он был вынужден на ней жениться из-за внезапной беременности. Если это правда, то хорошо, можем винить во всем Джеймса. Хотя, конечно, это неправда. Естественно, Скитер забыла добавить, что мои родители встречались целую вечность еще с тех пор, как учились в школе. Но нет, уверен, выставить мою мать коварной и манипулирующей шлюхой, которая поймала в ловушку самого завидного холостяка планеты было намного выгоднее для истории.

К сожалению, у меня ужасное предчувствие, что «Деньги, Власть и Драма Поттеров» скоро появится на верхушке списка бестселлеров. Хотел бы я получить и себе одну, не пополняя при этом карман этой суки Скитер. Болезненное любопытство, наверное.

По крайней мере, там будет хоть какое-то объяснение, пусть даже и полностью лживое.

– Ты собираешься весь день валяться в постели или все-таки планируешь когда-нибудь спуститься в гостиную?

Я поднял голову и увидел ДжейДи, стоящего в дверном проеме. Он выглядит скучающим, стоит там, лениво прислонившись к косяку.