Текст книги "The Kids Aren't Alright (СИ)"

Автор книги: Liza Logan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Ты – дурак, – буркнула она.

– Видимо, да, – беззлобно пожал плечами Марк, – я просто хочу, чтобы мы были счастливы. Хотя бы в эту ночь.

Джейми с нескрываемым ужасом посмотрела на него.

– Поцелуй меня, пожалуйста. Просто поцелуй. Один раз, – прошептал Марк.

– Я боюсь, – на глазах Джейми заблестели слёзы.

– Но почему? – воскликнул юноша.

– Я не знаю… я просто боюсь. Боюсь тебя, – покачала головой она.

– Что я тебе сделал? – чувствуя, что сам готов разрыдаться, возмутился Марк.

– Мы вдвоём сделали друг другу гадость. Испортили жизнь!

– Но сейчас же всё хорошо!

– Ничего не хорошо! Ничего! – вскакивая с кровати, крикнула Джеймс.

– Стой, стой, – поднимаясь следом, схватил Марк девушку за руки, – успокойся, сядь.

– Что ты хочешь от меня? – плаксивым голосом спросила бесноватая.

– Я лишь хочу, чтобы ты поверила мне, – погладил он ее по щеке, – и чтобы у нас всё наладилось, чтобы всё было так, как прежде. Я хочу тебя. И я готов умолять, не боясь показаться жалким.

– Перестань. Ты просто должен пообещать мне, что всё будет, как надо. Я не переживу еще одной насмешки судьбы, – серьезно посмотрела на него Джеймс.

– Я обещаю, – дотянувшись до тумбочки, Конелли вытащил оттуда пару презервативов в красной упаковке – подарок от Эммы Голдфайн, – всё будет хорошо. Давай просто попробуем всё начать сначала?

Та закивала, глотая слёзы. А потом залезла под одеяло и, прикрываясь, словно не молодая девушка, а женщина за сорок, с двадцатью годами брака за плечами и жуткими комплексами по поводу своей внешности, стащила через голову ночнушку. Марк, обрадованный хотя бы тому, что она не убежала в рыданиях и не забилась в припадке, также прикрылся одеялом и разделся.

Молодой человек аккуратно провёл рукой по плечу возлюбленной, спускаясь на грудь и живот. Мягкое, бархатистое, теплое девичье тело, то, о чём он так мечтал последние месяцы. Джейми от прикосновения вздрогнула и покрылась мурашками, нервно сглотнув. Раззадоренный такой сильной реакцией, Марк притянул ее к себе и поцеловал. Не просто привычно чмокнул, а по-настоящему поцеловал, глубоко и страстно. Она, отвыкшая от ласк, почувствовала, что не может продохнуть от подступившего возбуждения. Джеймс приобняла возлюбленного, придвигаясь ближе к нему, ложась на спину и обхватывая его бедра ногами. Он, не мешкая, на ощупь разорвал упаковку с презервативом и надел его. Видя, что Джейми успокоилась от этого простого действия, он аккуратно вошел в нее.

Сначала всё шло хорошо, либо Марку, сосредоточенному на собственных ощущениях, так казалось. Но, внимательно посмотрев на Джейми, он понял, что она находится «не здесь». Лицо ее не выражало никаких эмоций, она будто не сексом занималась, а смотрела в окно на проезжающие машины.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил ее молодой человек.

– Да, в полном, – даже не посмотрев на него, ответила Джеймс.

Ее тело подтверждало сказанное, но вот разум… слишком сильна была психическая разбалансировка, настолько, что Джейми просто не могла «зацепиться» за свои ощущения.

Марк, подумав, что он делает что-то не так, начал двигаться с большей скоростью и амплитудой. Он закрыл глаза, хотя вид возлюбленной, чьи волосы разметались по подушке, полная грудь вздымалась резко и аритмично, а румянец, различимый даже в блёклом свете ночника доставлял ему удовольствие. Просто он не мог терпеть на себе ее взгляд… холодный, без нежности или страсти. Погруженный в свои переживания, Конелли резко дернулся, как он подумал, от ударившего его под дых осознания того, что он придаётся любви с психически больным человеком. На самом же деле это был оргазм, правда, чересчур короткий и какой-то болезненно-неприятный. В эту же минуту Джейми затряслась под ним – экстаз настиг и ее.

Переведя дух, Марк отстранился от девушки и уселся на кровати, скрестив ноги. Сексуальное наслаждение не расслабило его, а, наоборот, принесло липкое чувство тревоги. Что-то было не так. Он опустил голову и упёрся взглядом себе в пах. Ему и секунды хватило, чтобы понять, что именно случилось. От презерватива осталось лишь колечко-основание…

Чувствуя, как его охватывает паника, Марк снял остатки изделия, спрятал их под подушку, накрылся одеялом и попытался успокоить дыхание, дабы Джейми, блаженно поглаживающая себя по ключицам, не поняла, что случилось непоправимое.

«Она меня убьёт», – сжимая край пододеяльника, подумал Конелли.

*

Эмма завалилась домой почти в полночь, еле держась на ногах от усталости. Она не послушала совет Рейчел и не оставила проституцию, потому что не имела другого источника дохода. Брендон так и не попытался найти работу, а сама Эмма настолько свыклась со своей «профессией», что не видела смысла что-то менять. Правда, теперь она предупреждала клиентов о том, что ее нельзя ударять по голове или душить, но разрешала особо отъявленным садистам бить ее по ногам. Длинные, красивой формы, они всегда привлекали внимание, к тому же, удары по ним не могли привести к серьезным последствиям. Ну, кроме, пожалуй, одного случая, когда постоянный клиент, Клинт Перри, так отходил ее пряжкой ремня, что она, скуля от боли, пролежала на полу туалета «Ягоды» почти всю ночь. Теперь Эмма постоянно ходила в колготках в мелкую сетку, тем самым маскируя ссадины, кровоподтеки и цветные синяки разной степени заживления.

Брендон стал относиться к ней чуть бережнее, больше не бил. Если они и ругались, то только на словах. Поэтому Голдфайн возвращалась домой с некой радостью. Ведь Бренд, хоть и бездарно, умел играть на гитаре и петь песни, что ее забавляло. К тому же, они постоянно курили траву и смотрели мультики, от классики Диснея, типа «Белоснежки», до современных мультсериалов, где их безусловным фаворитом был «Губка Боб».

Сегодня же был праздник, и Эмма решила порадовать своего парня чем-то большим, чем просто марихуана. В бессилии завалившись лицом в подушки, проститутка достала прямо из трусов кулёк героина и протянула его Брендону:

– Вот. С Новым годом. Он чистейший, я за него трахалась с тремя мужиками одновременно, так что, как минимум половина – моя.

– Ну, нет! – воскликнул Хоровиц, – вдруг эта твоя хрень в голове взорвётся?

– Господи, да ничего не будет, – не поднимая головы от подушки, буркнула Эмма, – в честь Нового года можно.

– Ты также говорила и на Хэллоуин, и на День благодарения, и на Рождество. Не слишком ли часто? – проявил неожиданную заботу парень.

– Я что, виновата, что у нас так много праздников? – с трудом садясь на кровати, зло посмотрела на него Голдфайн.

– Ладно, – легко сдался Брендон, которому, в общем, было плевать на её здоровье, и он не бил её лишь из-за того, что боялся, что придётся отвечать, если она откинется от побоев, – только сначала секс.

– Какой, блин, секс? – зарылась пальцами в свои кудри девушка, – меня за день отымело восемь парней, твою мать! Дай мне вманаться и поспать уже, чёрт тебя дери!

– В честь праздника, давай же, – провёл Бренд пальцами по ее губам, – тем более, если ты реально помрёшь из-за этой дозы, никакого секса у нас уже не будет!

– Не думаю, что тебя это остановит, – невесело улыбнулась ему девушка.

– Да блин, хватит ломаться! – крикнул Хоровиц, расстёгивая джинсы.

– Слушай, ты достал меня уже, – глубоко вздохнув, прошептала Эм, – только быстро, хорошо?

– Без проблем, – довольно улыбнулся парень.

Избавившись от одежды, он накинулся на Эмму, практически кусая, а, не целуя ее. Когда же он запустил пальцы в ячейки ее сетчатых колготок, она схватила его за руки:

– Только не рви их, это последние.

– Да похер, – рыкнул он, с треском раздирая дешевый материал.

Эмма лишь закатила глаза: она привыкла, что с этим упёртым козлом не стоит спорить, если, конечно, не хочешь получить зуботычину или паскудное обзывательство.

За колготками Брендон разорвал на ней и стринги из столь же некачественной ткани, и быстро, неласково, почти ударяя головой о спинку кровати, оттрахал девицу, позаботившись лишь о том, чтобы кончить самому, а не доставить удовольствие ей.

Довольный и раскрасневшийся, Хоровиц слез с нее, надел трусы и направился к тайнику с приспособлениями для инъекций. Разозлённая Эмма накрыла ноги одеялом и отвернулась к стене. Ей уже не хотелось никакой дозы – единственным желанием было только поспать.

Брендон же, высунув язык от напряжения, бодяжил героин и прогревал его в специальной ложечке. Первую порцию он готовил «возлюбленной» – примерно пятую часть всего кулька.

– Эй! – набрав вещество в шприц, легонько пихнул он девушку, – давай, принимай.

Та, стащив одеяло, указала ему на вену на внутренней стороне бедра.

– Сюда, – буркнула она.

Получив столь желанный укол, Эмма почувствовала, что готова взорваться от удовольствия – действие наркотика с лёгкостью заменило ей неполученный оргазм. Блаженно застонав, она вновь отвернулась к стене и провалилась в эйфорическое беспамятство.

Ухмыльнувшись, Брендон развёл весь оставшийся героин, и вколол его себе в ту же вену на бедре. Концентрация была достаточно высокой, поэтому он, словно подкошенный, навзничь упал на кровать…

*

Эмма проснулась лишь около полудня, и то, не из-за того, что выспалась, а из-за солнца в зените, ярко светящего в окно.

– Твою мать, – потерла она опухшие глаза.

Перевернувшись на спину и сев, Голдфайн оглядела себя: блузка и лифчик не тронуты, но трусов нет, а на испещренных синяками ногах лишь обрывки колготок. Усмехнувшись и зевнув, девица перевела взгляд на Брендона. Он лежал поперек кровати, вытянув руки по швам и запрокинув голову. Её сердце ёкнуло.

Низко-низко наклонившись над лицом Бренда, Эмма увидела, что глаза его чуть приоткрыты, а на губах засохла коричневая пена, видимо, кофе, единственная его «еда» за последние несколько дней. Положив руку ему на запястье, девица не почувствовала ничего, кроме противного, неживого холода.

Брендон, несомненно, был мертв.

От осознания того, что она проспала всю ночь на одной кровати с трупом, Эмме поплохело. Она медленно отползла от тела и, прикрыв рот дрожащими руками, зарыдала. Ей было не столько жаль парня, сколько страшно за себя. «Вдруг все подумают, что это я виновата?» – судорожно вздохнув, переплела она пальцы рук, пытаясь унять дрожь, охватывающую ее с каждой минутой всё сильнее. Шатаясь, она встала с кровати и оглядела комнату.

Руки и ноги ее начали работать быстрее головы: в панике Эмма надела джинсы прямо на голое тело, запихала в сумку телефон и пару футболок, проверила, лежит ли в потайном кармане паспорт и хотя бы сотня долларов, машинально расчесала волосы и убежала из квартиры, открыв дверь нараспашку, дабы тело Бренда быстрее нашли.

Она бежала без оглядки, не обращая внимания на то, что у нее развязаны шнурки, а блузка на груди расстегнулась от ветра. Остановилась девушка лишь через полтора часа, достигнув очередного злачного места Мараны – стоянки дальнобойщиков. Около траков курила группа из четырёх грузных мужиков лет сорока.

– Мне нужно в Юму, срочно, – еле переводя дыхание, воскликнула Эмма, – могу дать лишь сотню, если надо еще – берите натурой.

Один из водителей, брюнет с маллетом и лоснящимся красноватым лицом выпивохи, вразвалочку подошел к ней:

– Отвезу и просто за натуру, – подмигнул он проститутке.

– Только без всяких извращений, хорошо? – поморщилась Эмма.

– Всё, как ты скажешь, красавица, – явно в предвкушении плотских утех задаром, указал мужик на трак, – запрыгивай. Через двадцать минут отъезжаем.

Голдфайн, кивнув, залезла на высокую ступень и, подтянувшись, села на пассажирское место. С грохотом захлопнув дверь кабины, девица уставилась в окно: не столь быстро среагировавшие водилы явно были раздосадованы тем, что им не обломился бесплатный перепих, и, размахивая руками, выражали свое недовольство удачливому дальнобойщику. Раздраженно похрустев пальцами, Эмма сфокусировала взгляд не на кучке водителей, а на своем отражении в стекле. Выглядела она просто ужасно: красная, с блестящим от пота лицом, спутанными волосами, прилипшими ко лбу, и темными кругами несмытой косметики под глазами.

Отвернувшись, Эмма нащупала в сумке старый смятый листок бумаги с несколькими словами, написанными ее собственным неровным почерком. Крайняя мера. Последний лучик надежды на спасение из этой дрянной ситуации. Новый адрес ее матери в городе Юма.

========== Глава 26. Кейт ==========

Эмма не успела заметить, как Марана превратилась в Юму. Хотя, в общем-то, разница между ними была небольшая – всё та же знойная Аризона. Потрескавшаяся от вечной засухи земля, приземистые, причудливо изогнутые карликовые деревья, много частных домов и мало высоток. Впервые в жизни Эмме стало противно наблюдать этот несменяемый пейзаж. Хотя, наверное, противно ей было не от местности, а от самой себя. Отсосать потному дальнобойщику за бесплатный проезд – возможно ли упасть еще ниже?

Довольный водитель, тем временем, остановил трак около местной автостанции.

– Приехали! – улыбаясь кривоватыми зубами, возвестил он.

– Большое спасибо, – попыталась улыбнуться в ответ Эмма.

Стараясь не смотреть на мужика, она неуклюже спрыгнула с высокой подножки грузовика и прихрамывая на онемевшую от долгого сидения ногу, поплелась к расписанию автобусов в город. Порассматривав таблицы с временем отправления минут пять, девушка, спохватившись, ударила себя раскрытой ладонью по лбу:

– Твою мать, – тихо чертыхнулась она.

Все деньги она отдала дальнобойщику, на каком же автобусе она рассчитывала поехать? Вариантов добраться до нового дома матери у нее было два: голосовать на дороге и молиться, чтобы не попался какой-нибудь извращенец (хотя, была ли Эмме уже какая-то разница?) либо идти пешком. Помявшись, Голдфайн решила выбрать второй вариант. Отчего-то ей захотелось прогуляться и познакомиться с городом, в котором она так хотела остаться хотя бы ненадолго…

Столбик термометра остановился на комфортных двадцати градусах Цельсия, солнце грело, но не пекло, и Эмма, руководствуясь интернет-картами, спокойно дошла до нужного дома за пару часов. Вид нового жилища матери немало удивил девушку.

Эмма представляла, что мать живет в многоквартирном доме в каком-нибудь неблагополучном районе, то есть, примерно в таких же условиях, как когда-то в Маране. В реальности всё было с точностью до наоборот.

На Эмму окнами с занавесками в цветочек приветливо глядел небольшой бежевый домик, словно переместившийся в Юму прямо с Вистериа-Лейн. Милый дизайн, черепичная крыша, газон и, главное, основной показатель американского благополучия – белый заборчик. От созерцания того, как за пару лет ее мать из выпивохи с окраины захолустного городка превратилась в приличную представительницу среднего класса, у Эммы на глазах навернулись слёзы. Смахнув их, девушка, обняв себя руками, пошла к двери.

На двери была приклеена записка, написанная будто бы в стиле шрифта граффити. «Для безмозглых дятлов – нечего сюда стучать, звонок РАБОТАЕТ», – гласила «милая» надпись. Усмехнувшись тому, как с помощью одной фразы всё впечатление об идеальном домике и его жителях рухнуло, Эмма нажала на звонок.

Ответом ей была тишина. Попробовав еще раз, а, потом, постучав, и, не получив никакого ответа, Эмма расстроенно уселась на ступени. Она обязана была дождаться матери, во что бы то ни стало…

Стрелка часов стремительно приближалась к девяти вечера, и девушка сама не поняла, как задремала прямо на ступенях. Разбудил ее неприветливый хрипловатый мужской голос:

– Эй! Что ты тут забыла?

Эмма медленно открыла глаза и вздрогнула так, что чуть не упала на спину. Перед ней стоял Майк Дженсен, которого она иначе как «мамкин хахаль», не называла. Свет фонаря, висевшего прямо над дверью, ярко освещал его лицо, и Эмма отметила, что мужик значительно посвежел: чуть поправился, сбрил свои жуткие «усики педофила» и, похоже, перестал бухать, потому что его вечные мешки под глазами рассосались.

– Где мама? – вопросом на вопрос ответила Голдфайн.

– На работе, где ж еще, – хмыкнул Майк, – у нее клиент поздний.

– Клиент? – удивившись еще сильнее, встала со ступеней Эмма.

– Да, Линетт теперь классный специалист по шугарингу, у нее свой кабинет, она, типа, бизнесвумен, – с нескрываемой гордостью возвестил Майк, – у меня, между прочим, тоже свой бизнес, видишь, какой мы офигительный дом смогли купить?

Пытаясь переварить неожиданную информацию, Эмма выдохнула:

– И чем же ты занимаешься?

– Я кладу полы, – Дженсен, казалось, сейчас лопнет от чувства собственной важности, – и ламинат, и паркет, и линолеум. Всё могу. И мы с Линни женаты, между прочим. В прошлом месяце уже год был!

– Вау… – только и смогла вымолвить Эмма.

Вот чего она не ожидала, так это того, что ее мать может быть «классным специалистом» по чему-то, кроме выпивки. О Майке же вообще говорить не стоило. Пока он кантовался в квартире Линетт и Эммы, то занимался только тем, что ныл, пил кока-колу и по кругу смотрел сериал «Сайнфелд». Серьезно, посмотрев финал, он включал первую серию и начинал просмотр заново, смеясь над одними и теми же шутками. Раз, второй, третий… Бледный, худой, небритый, лицом похожий на подвального рыжего кота, Майк страшно бесил Эмму. Он не делал ей ничего плохого, но, скорее, лишь оттого, что просто ничего не делал по жизни.

Однако, в один прекрасный день, его словно пчела в зад ужалила. С горящими глазами Дженсен принялся рассказывать о том, как прекрасна Юма и как там много возможностей. Видимо, мужика вёл какой-то животный инстинкт, который оказался чертовски правильным, судя по нынешнему положению дел. Линетт с Майком уехали в Юму через неделю после того разговора, оставив Эмму практически на улице. Аренда квартиры была оплачена лишь на месяц вперед. После ее окончания девчонке пришлось ночевать в подсобке «Ягоды» и вновь работать проституткой. Мать позвонила ей однажды, оставила адрес на случай крайней необходимости. Эмма чувствовала себя выкинутой из ее жизни, и, в основном, винила в этом Майка. Хотя, на мать она обижалась не меньше.

– Так чего ты тут забыла, я тебя спрашиваю, – выбил ее из раздумий голос Дженсена.

– Я в полной жопе. Беспросветной, – покачала головой девушка, – мне просто некуда податься. Я знаю, что мне здесь не рады, но…

– Ладно, понял я, – беззлобно перебил ее собеседник, махнув рукой, – заходи.

Неуверенно переступив порог дома, Эмма удивилась тому, насколько он чист, опрятен и красив внутри. Розово-бежевые обои, светлый пол без сколов и потёртостей, мягкая мебель на изогнутых ножках, всякие безделушки тут и там. Этот дом был полной противоположностью тому, что Эмма привыкла видеть. Она почувствовала себя слишком грязной для этого милого гнёздышка и задержалась в дверном проеме, не решаясь пройти дальше и испортить идиллию.

– Чего застряла? – удивленно глянул на нее Майк.

– Да я… – протянула Голдфайн, – просто…

– Иди на кухню, в холодильнике остались макароны с сыром, – кивнул ей мужчина, – или можешь в душ сходить, а то выглядишь как бомжиха, жесть, – гоготнул он, – сейчас полотенце дам.

Эмма, нервно теребя ручку сумки, осталась стоять в прихожей, чувствуя себя так неудобно, как никогда не чувствовала до этого. Она привыкла к окружению наркоманов, алкоголиков, похотливых байкеров и извращенцев, которые относились к ней как к дерьму. Никак не к диванам в розочках и «классным специалистам» с собственным бизнесом. Тяжело сглотнув от накатывающей тошноты и рыданий, Эмма развернулась и направилась к выходу.

В это время со второго этажа спустился Майк с полотенцем в руках:

– Ты куда? – удивился он.

– Я должна уйти. Не хочу портить вам жизнь своим присутствием. У вас всё только наладилось, такой прекрасный дом, работа… И тут я со своими вечными проблемами. Не хочу мешать. И… Не говори маме, что я приходила, хорошо? – полными слёз глазами посмотрела Эмма на него.

Майк только открыл было рот, чтобы что-то ответить или возразить, как входная дверь отворилась, и в нее ввалилась Линетт с двумя огромными сумками покупок.

– Майки, я дома! – воскликнула она, смотря в пол и не замечая, что в паре метров от нее стоит дочь.

– Линни, у нас гости, – мрачно сказал Майк, прислоняясь к поручням лестницы.

Линетт медленно подняла глаза и чуть не выронила один из баулов.

– Эмма? – ошарашенно прошептала она, – это ты?

– Да, мам, это я, – пожала плечами девушка.

– Что ты тут делаешь? – ставя пакеты прямо на пол, повторила вопрос Майка Линетт. Тон ее был холоднее канадской зимы.

– Я уже рассказала Майку… – повернулась к нему Эмма, как бы ища поддержки, – у меня аховое положение. Ты – моя последняя надежда.

– О, вот оно как, – ухмыльнулась мать, – значит, ни слуху, ни духу от тебя два года, а как проблемы появились – сразу прибежала?

– Да я по уши в проблемах с тех пор, как ты меня оставила! – не ожидав столь резкой реакции, сорвалась Эмма, – ты даже не представляешь, что со мной происходило всё это время! Пока ты открывала собственное дело, покупала дом и, – указала она матери на руку, – выходила замуж и набивала себе красивые татуировки, меня только избивали и насиловали! На меня напали с ножом, я вся в шрамах! У меня несколько сотрясений мозга, нос переломан и… у меня аневризма! Аневризма мозга в двадцать два года, чёрт побери, ты понимаешь?! И я работаю проституткой, меня имеют во все дыры по десять мужиков в день! Я и сюда доехала за минет! Классная у меня жизнь, а? – завершив пламенную речь, девица, часто дыша, уставилась на мать.

– Не врёшь? – явно испугалась Линетт.

– Нет, – отчеканила дочь.

– Ты должна мне всё подробно рассказать, – нахмурилась миссис Дженсен.

– Я не… мам, неужели тебе есть до меня какое-то дело? Я просто хочу пожить у вас пару недель, пока не найду работу и какой-нибудь угол. Мешать не буду, а за потраченную воду и электричество потом заплачу. Мы же обе знаем, что нам не очень интересна жизнь друг друга, – опустив глаза, тихо сказала Эмма.

– Ну как хочешь, – буркнула Линетт, – у нас есть свободная комнатушка на втором этаже, Майк тебе ее покажет.

– Спасибо, мам, – захотев обнять ее, но сдержавшись, ответила девушка.

Согнувшись, она пошла за Майком по лестнице.

– Кстати, мама! – почти дойдя до второго этажа, воскликнула Эмма, – ты выглядишь просто чудесно.

– Спасибо, – раздалось издалека.

Эмме на секунду показалось, что мать всхлипнула…

*

Эксперты установили, что смерть Брендона наступила не вследствии острой интоксикации, блокировки дыхательного центра или остановки сердца. Он просто-напросто захлебнулся собственной рвотой как конченый наркоман, коим он, собственно, и являлся в последние месяцы своей жизни. Стыд и ужас его родителей был настолько велик, что они никому не рассказали о его кончине, даже Марку и Джейми.

Церемония прощания прошла тихо и незаметно, на ней присутствовали лишь Люсиль, Айзек и Элиссон. Мать Бренда, казалось, за несколько дней постарела на десяток лет, а сестра не проронила ни слова и ни слезинки, даже тогда, когда гроб с телом Брендона медленно уехал в печь крематория.

После похорон мама и папа отвезли Элиссон, крепко сжимающую урну с прахом брата, домой, а сами отправились в квартиру, которую Бренд снимал с Эммой. Им не представилось случая побывать здесь при жизни сына, поэтому, когда они вошли в грязную, пыльную и тёмную халупу, настоящий хозяин которой так и не объявился, а полиция не удосужилась даже опечатать, у отца и матери Брендона перехватило дыхание. Люсиль, чувствуя, что ноги ее подкашиваются, присела на край кровати, застеленной грязно-серым покрывалом. Ощутив под бедром какой-то тонкий и длинный предмет, женщина, в ужасе округлив глаза, вытащила из-под покрывала использованный шприц. Держа его одними ногтями, она прокричала:

– Айзек, мы едем в полицейский участок! Сейчас же! Они просто… Им плевать на нашего мальчика! Эта поганая Эмма убила его, а им плевать! – она с отвращением отбросила шприц и горько зарыдала, закрыв рот руками.

Айзек, до этого задумчиво выводивший пальцем узор по пыли на подоконнике, подлетел к жене и мягко обнял ее:

– Люсиль, Люсиль, тише.

Та зарылась лицом в лацканы его пиджака:

– Что мы им скажем?

– Что они обязаны найти Эмму. Очевидно, она последней видела нашего сына живым и сможет пролить свет на его кончину. К тому же, ее можно обвинить в хранении наркотиков и занятии проституцией. Это, скорее всего, не грозит ей реальным сроком, но припугнёт неплохо.

– А если они откажут нам? – подняла глаза Люсиль.

– Не откажут. Это их работа, – погладил ее по щеке мистер Хоровиц.

Воодушевленная, Люсиль решительно встала с кровати.

– Мы заставим эту поганку поплатиться за смерть нашего ребенка! Пусть потерпим позор, но Эмму посадим. Я клянусь своей жизнью!

Айзек, кивнув, поцеловал ее руку.

– Я тоже клянусь.

*

В полицейском участке Мараны скучал сержант Хикокс, тот самый, который почти год назад объявлял Марку и Джейми о смерти родителей последней. Парня повысили с простого патрульного до следователя, но не из-за того, что он показывал великолепные результаты в работе, а потому, что полицейский, занимавший эту должность до него, переехал с женой в Финикс, а людей в участке не хватало. Выполнял свои обязанности Хикокс из рук вон плохо, предпочитая реальным расследованиям виртуальные в игре Criminal Case, в которую он играл в любую свободную (и не свободную) минуту. Люсиль и Айзек застали его именно за этим занятием.

– Здравствуйте, – строго сказал мистер Хоровиц, измерив недовольным взглядом Хикокса, сидящего, положив ноги на стол.

– З-з-здравствуйте, – застигнутый врасплох, полицейский начал заикаться и чуть не упал со стула, пытаясь сесть подобающим образом.

– Мы – Люсиль и Айзек Хоровиц, – не ожидая приглашения, села перед ним миссис Хоровиц, – пришли узнать, как продвигается дело о смерти нашего сына, Брендона.

– Что? – было неясно, то ли Хикокс изображает из себя дурачка, то ли на самом деле не понял, что от него хотят.

– Мы… – повысив голос, начала была повторять сказанное женщина, но ее перебил муж.

– Вы начинали расследование смерти Брендона Хоровица? – сдвинув брови, сказал Айзек.

– А, я просто не понял, о чём вы вообще, – нервно рассмеялся Хикокс, – я тут недавно. Сейчас посмотрю.

С этими словами он принялся суетливо рыться в каких-то бумажках. Это продолжалось минут пять, пока мистер Хоровиц не положил свою руку ему на плечо.

– Сынок, – холодно сказал он, – как тебя зовут?

– Иан, – тяжело сглотнул Хикокс.

– А сколько тебе лет, Иан? – продолжил Айзек таким тоном, будто разговаривает не с офицером полиции, а с умственно отсталым ребенком.

– Двадцать четыре, – посмотрел на него своими ярко-голубыми глазами полицейский.

– Иан, – убрав руку с его плеча, уже более мягко проговорил мистер Хоровиц, – наш сын, Брендон, умер от передозировки наркотиками в новогоднюю ночь. Тридцать первого января ему должно было исполниться двадцать, но он не дожил до этой даты ровно месяц. Чуть больше года назад он был хорошим парнем, хорошим сыном, хорошим братом. Но потом он связался с одной девушкой, которая утащила его в пропасть. Ее зовут Эмма Голдфайн, она наркоманка и проститутка, а такие люди очень любят компанию. И очень любят портить другим жизнь. Ты понимаешь, о чем я? – тот испуганно кивнул, поправив съехавшие на переносицу очки, – и всему полицейскому участку Мараны на это плевать. И причина этому одна – все любят сидеть, закинув ноги на стол, пить кофе и играть в игры на смартфоне, прямо как ты, Иан. Вот скажи мне – ты хороший парень? Может, хороший сын? Или работник?

– Я… – протянул Хикокс, – наверное, я хороший сын. Ну, моя мама мне всегда так говорит. Насчёт работника не уверен, но я, вроде бы, стараюсь.

– А теперь представь, что ты повстречал девчонку, такую, как эта Эмма. Она красивая, сексуальная, раскрепощенная, веселая, к тому же, всегда везде бегает за тобой и обеспечивает тебя деньгами. Только вон незадача – раскрепощенная она потому, что у нее одна извилина, работающая именно в сторону секса, к тому же, она постоянно пьяная или под кайфом. А деньги она зарабатывает, торгуя своим телом. Ты бы, Иан, хороший парень и сын, стал бы встречаться с такой? – посмотрел ему прямо в глаза Айзек.

– Если честно, – потупил взгляд Хикокс, – возможно…

– Вот! И Брендон решил также! Да что уж там… Будь мне около двадцати лет, я бы такую Эмму тоже не пропустил бы. А стал бы ты обращать внимание на предупреждения друзей и родителей?

– Не знаю, – потёр рукавом вспотевший от волнения лоб Иан, – наверное, маму бы послушал.

– Ох, не ври мне, сынок! – погрозил ему пальцем Хоровиц, – у тебя под боком горячая девка с вываливающейся из лифчика грудью, воз травы и веселье день и ночь, а ты бы стал слушать маму?

– Наверное, нет, – вздохнул собеседник.

– И это правильный ответ! – стукнул по столу ладонью Айзек, – ты, Иан, и есть Брендон, понимаешь?

– Не особо, – искренне ответил парень.

– Ты – хороший парень и любимый сын, но ты – обычный. Тебе тоскливо, ты каждый день ходишь на нелюбимую работу, а потом уныло смотришь телевизор или играешь в приставку. У тебя есть девушка? – тот отрицательно покачал головой, – о, тогда я могу с абсолютной уверенностью сказать, что подвернись тебе возможность трахать красотку и наркоманить, забив на все обязанности и повседневные дела, ты бы так и сделал! – закончил спектакль одного актера Хоровиц.

– Что вы от меня хотите? – почти шепотом произнес Иан.

– Я хочу, чтобы ты поставил себя на место моего мальчика и представил, что ты превратился из приличного человека в конченого наркомана и пройдоху за полтора года. А потом ты умер. Девчонка, втянувшая тебя в эту клоаку, смылась, а полиции настолько нравится бездельничать, что они не потрудились даже опечатать квартиру, в которой нашли твое тело, не то, чтобы завести дело. Потому что ты – никто, отброс общества. А у твоих родителей разбирается сердце. Они страдают и плачут, потому что их милого сына, которого они учили ходить, говорить, в которого столько вкладывали, которого любили всей душой, больше нет. И после смерти справедливости он не получит. Ты бы хотел, чтобы с тобой такое случилось? – спросил его посетитель.

Тот, от страха вжавшийся в кресло, лишь помотал головой.

– Тогда открывай дело и заявляй Эмму в розыск, – бесцветным голосом сказала Люсиль, по щекам которой текли слёзы.

– Х-х-хорошо, – вновь начал заикаться Хикокс, – я всё сделаю.

– Это правильное решение, – одобрительно кивнул Айзек.

– Но я не гарантирую вам успеха, – поднял на него глаза полицейский.

– Мы сами гарантируем тебе успех, – сжала губы миссис Хоровиц, – мы же можем назначить денежное вознаграждение за поимку Эммы?

– Ну… мы не располагаем большим бюджетом, – вновь вытер лоб Иан.