Текст книги "Цветочная романтика (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

В день бракосочетания он, одетый в новейший костюм и с подарком под мышкой, остановился у порога собственного дома, но так и не смог его переступить. Думать о том, что к алтарю твоего возлюбленного поведёт другой – это одно, а знать, что через пару часов ты станешь свидетелем сего – совершенно другое.

Сущность была категорично против, предупреждая, что за себя она не ручается, но Акасуна, около получаса пометавшись по дому, всё-таки собрался и поехал. И… В общем, ничего выходящего сверх каких-то там рамок не произошло.

Учиха конечно же видеть его был не особо рад, но супругу на уступки пошёл, а Дей… Ну, Дейдаре всегда было плевать на высший свет и его заморочки, вследствие чего Акасуна оказался чуть ли не самым почтенным гостем, будучи представленным дюжине омег в активном поиске. Дей переживал за него, и Акасуну это согревало пусть и грустным, зато настоящим, осязаемым теплом. Простившись с молодожёнами и заверив омегу, что он обязательно будет наведываться в гости, Сасори уехал в штаты и больше в столице не появлялся. Можно сказать, что он сбежал от мучившего его прошлого и неизвестного будущего, в котором не было его возлюбленного, вернувшись только тогда, когда понял, что, пусть сердце ещё ноет, эта боль вполне себе терпима.

В какой-то момент Акасуну привлекла одинокая фигура, бредущая по обочине и окутанная багрянцем лучей заходящего солнца. Поддавшись ощущению дежавю, альфа встряхнул головой, но видение так и не исчезло, походя на очередную насмешку судьбы.

Даже со спины было понятно, что это омега: тонкокостный, но жилистый, о чём говорил рельеф мышц на его обнажённых руках. Парень был одет в черную майку-борцовку и штаны цвета хаки, заправленные в берцы. На одном его плече болтался холщовый рюкзак, а талия была обвязана рукавами форменной военной куртки. Седые волосы омеги у самого конца едва прихватывала лента, а длинные прядки спереди колыхались от порывов лёгкого бриза.

Всё это альфа отметил за несколько секунд, прежде чем осмыслить свои действия, нажимая на тормоз. Омега остановился, переводя на остановившуюся машину взгляд тёмно-зелёных глаз – без тени страха, можно даже сказать, с превосходящей самоуверенностью.

– Привет, – Акасуна приглушил музыку и опустил окно. – Подвезти до города?

– Подвези, – омега беспечно пожимает плечами, открывает дверцу алой «Bashosen-Sweet», забрасывает на сидение рюкзак, а после садится в машину сам.

Первые пять минут они едут молча. Альфа украдкой рассматривает омегу, подмечая некоторые детали. Например, именные жетоны на тонкой цепочке, несколько белеющих полосок на руках и даже тревожно всколыхнувший его сосредоточие грубый округлый шрам пониже ключицы. А ещё от омеги приятно пахнет травяным сбором и совсем чуть-чуть, на краю обоняния, порохом. Сасори переводит взгляд на руки омеги. На парне перчатки без пальцев, но по грубым подушечкам и так понятно, что молодой человек имеет дело с оружием.

– Ты военный? – спрашивает в полуобороте Акасуна, честно сказать, мало надеясь на то, что омега станет болтать с незнакомым альфой. Он, скорее всего, и в машину к нему сел только потому, что при нём, где-то на теле, имеется оружие, обращаться с которым парень обучен на отлично.

– Что-то вроде этого, – уклончиво отвечает омега, даже на него не взглянув. Сасори понимает, что парень, раз он действительно служит, не будет о себе распространяться, но и он не профан в делах военных, поэтому и удивлён, не в силах распознать нашивку на рукаве форменной куртки.

– В отпуске, значит, – предполагает Акасуна, всё ещё пытаясь разговорить парня. По сути, это глупо. Скорее всего, омега выйдет на первой же остановке, и они больше никогда не встретятся, вот только сущность словно прикипела к этому незнакомцу, не желая его отпускать, хотя бы не попробовав узнать о нём больше. Для самого альфы это более чем странный порыв.

– Как сказать… – омега снова пожимает плечами, но на этот раз всё же оборачивается к нему. У парня слегка бледное, заостренное лицо и тонкие губы, красивый миндалевидный разрез глаз и два родимых пятна на лбу, а ещё татуировка сюрикена во впадинке ключиц, и этот образ вкупе с запахом омеги завораживает Акасуну. – Генерал ушёл в декретный отпуск, на время которого нас всех и распустили, так что минимум год придётся чем-то перебиваться.

– Ясно, – на самом деле Сасори ничего не ясно. Либо это какой-то омежий батальон, раз и генерал у них омега, либо какое-то особое, скорее всего, тайное подразделение. Правда, предельно понятным остается то, что омега всего себя посвятил служению родине с оружием в руках, и Акасуна сомневается, что парень пойдет работать, например, официантом. В любом случае соваться не в свое дело альфа не собирается. – Где тебя высадить?

– Без разницы, – омега снова устремляет свой застывший взгляд вперёд. – У меня нет семьи, так что… – грустно улыбается, теребя рюкзак, очевидно, со всеми своими пожитками, – даже не знаю. Можешь у ближайшего мотеля, – и у альфы внутри что-то взрывается, подчистую сметая все сомнения.

– Меня зовут Акасуна но Сасори, – протягивает правую руку, чуть склоняя голову вбок. Благо при въезде в город образовалась пробка, и у него есть время, чтобы… Кто его знает. Может, поддаться исконно-альфьему порыву, дабы развеять печаль в тёмно-зелёных глазах, – и у меня большой особняк на берегу моря.

– Вот как? – парень смотрит на него с испытующим прищуром, и на этот раз у Акасуны внутри всё замирает. Альфа боится, что омега откажется, ведь это чистой воды авантюра: ехать домой к незнакомцу, даже не скрывающему, что он имеет на тебя виды. Виды-то у Акасуны умеренные и самые что ни на есть благородные, но пока что он не сделал ничего, чтобы заслужить доверие.

– Хорошо, Акасуна но Сасори, – парень, чуть улыбнувшись, кивает, – едем к тебе, – омега даже имени своего не называет, но альфе важно само согласие и вложенные в него эмоции.

Нарушая правила, он сдает назад и разворачивается, вжимая педаль газа до упора. В конце концов, Акасуна но Сасори рассчитывает на то, что у них с этой необычной омегой будет ещё достаточно времени, чтобы узнать другу друга получше.

***

– Конечно же нет, – беспрекословно чеканит в трубку Узумаки, прижимая её щекой к плечу. – Никаких переговоров и уж тем более соглашений без моей резолюции.

– Мне плевать! – срывается омега на крик, и Саске, у которого тоже горят сроки и который пытается в этом дурдоме сконцентрироваться на важных, не терпящих отлагательств бумагах, переводит на супруга укоризненный взгляд, пока что только предупреждая.

– Плевать мне на то, кто их продюсер, – уже шипит омега, расхаживая по кабинету главы клана Учиха взад-вперёд, чуть покачиваясь. – У этой группы просто скандальнейшая репутация, и прежде чем давать добро на наше участие в рекламе их нового сингла, мне стоит всё взвесить и согласовать с замами, а не зариться на манящий кусок, который на сам деле может оказаться гнилым.

– Ооноки-сан! – Узумаки, пару секунд вслушиваясь в ответ, снова переходит на крик, и Саске остается только вздохнуть, мирясь с неизбежным.

Его супруг таки решил связать клановый бизнес с рекламным делом. Хотя, скорее, нужно начать с того, какую шумиху подняла пресса, когда было объявлено о помолвке Учиха Итачи с Узумаки Дейдарой, а Учиха Саске с Узумаки Наруто. Папарацци дневали и ночевали и особняка Учиха, их с Наруто квартирой, домом брата, работой всех четверых, даже, было дело, преследовали их на вертолете, когда им вздумалось выбраться в выходные на горячие источники.

Наруто это всё переносил как-то более стойко, он же, пусть и понимая, что иначе и не могло быть, пару раз всё же порывался разбросать журналюг, которые подсовывали свои камеры и микрофоны чуть ли не к ним в постель. Наруто организовал пресс-конференцию, дав официальные пояснения и терпеливо ответив на сотню вопросов. Перед прессой выступил и премьер-министр, заявивший, что всё это время братья Узумаки находились под защитой и опекой государства, пока дело о Трапперах не было раскрыто до самого основания. Тут как нельзя кстати на поверхность всплыла история с Шимурой Данзо, и пресса на некоторое время оставила их в покое, вплотную занявшись освещением судебного процесса над экс-министром обороны.

Год назад всё повторилось, правда, уже в более кричащих масштабах, и как-то тот факт, что Узумаки выкупили рекламное агентство «Бакутан» и вплотную занялись разворачиванием собственного бизнеса, прессу волновал мало. Вся страна замирала перед экранами, когда на ТВ или же в сети появлялся очередной ролик, запечатлевший младшего Узумаки с округлым животиком.

Это был сущий ад. Не беременность Наруто, которая и для них самих оказалась приятной неожиданностью, а шумиха вокруг. Причём наибольшей загадкой, которую обсуждали все, от мала до велика и от бродячего до Первородного, было то, каким же будет ребёнок столь необычной пары.

В выигрыше был только Итачи, которого папарацци доставали поменьше, хотя за два года, судя по газетным уткам, Дейдара уже родил как минимум десятерых, а именно сейчас ожидал двойню, сам же омега и его супруг об отпрысках ещё и не задумывались. А пора бы – так считал Саске, понимая, что с улыбкой смотрит на своего супруга, укачивающего на руках их шестимесячного сына.

Наруто оказался прекрасным папой и цепким руководителем. С завидным пылом и энтузиазмом брался за новые заказы, каждый раз превосходя самого себя. Правда, Саске считал, что кое в чём возлюбленный перегибал палку, например, когда в родильный дом его забрали прямо из съёмочной площадки, но в остальном альфа полностью и всецело поддерживал свою омегу, учась быть отцом.

– Нет, сегодня не могу, – Наруто останавливается подле него, чуть улыбнувшись, мол, прости, но иначе с этим стариком, оставившим за собой совещательные полномочия, нельзя. – Давайте уже в понедельник.

Саске свои дела тоже сворачивает: всё равно из-за этого бедлама, творящегося в особняке Учиха уже несколько дней, поработать нормально ему не удастся – и тут же шипит, морщась.

– Наруто, – возводит глаза к супругу, застывая, – он вцепился мне в волосы.

– Выбрось каку, Курама, – омега откладывает телефон, а после осторожно отцепляет пальчики ребёнка от тёмных прядей. – Будь хорошим мальчиком.

– Каку? – Саске сурово смотрит на мужа, на что тот в ответ безоружно улыбается.

– Он же маленький, как ему ещё объяснить, – Узумаки пожимает плечами, поудобней устраивая сына на руках. – К тому же у него режутся зубки, поэтому малыш и тянет всё в ротик.

– А у тебя зубки случаем не режутся? – Саске подымается из-за стола, одной рукой обвивая омежью тонкую талию. Помнится, его супруг всё нервничал, что после родов красоту растерял, часами рассматривая в зеркале свою, как он говорил, безвозвратно поплывшую фигуру, а для Саске его возлюбленный был самым красивым и желанным. К тому же за полгода Наруто почти вернул свою форму, став ещё более цветущим и заманчивым. – Ничего в ротик взять не хочется?

– Пошляк, – фыркает омега, прижимаясь к нему тёплым боком. – Ещё и при ребёнке.

– Будто он что-то понимает, – альфа фыркает, нагло тиская упругую попку своей омеги и лаская горячим дыханием чувствительное лисье ушко. На протяжении всей беременности сущностная форма Наруто раскрывалась, словно по собственной прихоти, омега даже был уверен, что по желанию ребёнка, а на последних неделях так и вообще не схлынивала, из-за чего Саске имел удовольствие спать в обнимку с ворчливым лисёнком и его девятью хвостами.

– Всё он понимает, – возмущается омега, шутливо толкая его в грудь. – Это же наш сын, в конце-то концов, – Саске переводит взгляд на улыбающегося малыша и пристально рассматривает милое личико, чуть хмурясь.

По мнению Саске, это подозрительно, Наруто же уверяет его в том, что младенцы на одно лицо. Как бы там ни было, но уже сейчас заметно, что Курама мало чем похож как на него, так и на своего папочку. У малыша багряные волосики и глаза с синим зрачком, в котором уже заметены рдяные прожилки. Саске не сомневается, что вскоре радужка глаз его сына станет алой. К тому же это имя… Его выбрал Наруто, хотя Саске не особо и противился. Наверное, потому, что малыш, похоже, и правда пошел в Узумаки, а прежний Курама и по сей день слывет одним из могущественнейших глав за всю историю мира особей. К слову, по его альфьему мнению, это прекрасный повод лет эдак через пять напомнить любимому супругу о том, что им в семье нужен и Учиха.

– Первые гости уже прибыли, а вы всё в делах, – входя в кабинет, укоряет Орочимару, словно он, альфа, и так не почувствовал чужое присутствие в фамильном особняке.

Впрочем, не такое уж и чужое, учитывая то, что на праздник приглашены только близкие родственники и лучшие друзья. Сегодня Кураме исполняется полгодика, и они с Наруто решили, что пора его официально представить.

Нара отзвонился пару минут назад, сообщив, что они с женой задержатся, потому как встреча Темари-сан с инвесторами затянулась, к чему Саске отнёсся с завидным пониманием. Была б его воля, он бы Шике дал орден и поставил памятник, ибо даже представить не может, каково это – быть с альфой, и то, что Темари-сан – женщина, мало смягчает ситуацию. Наверное, поэтому пара пока что живет гражданским браком, как успел подметить Саске, довольно счастливо.

Сейчас же Саске чувствует чету Хьюго, и он очень рад за Суйгетсу, который нашёл не только любовь, но и свою омежью отдушину. После довольно скромного, формального бракосочетания Суй уволился с работы и переехал в особняк Хьюго. Саске было жаль терять такого помощника, но не отпустить он не мог: теперь жизнь Ходзуки подчинялась правилам клана его супруга.

Саске подумывал о том, чтобы как-нибудь поговорить с омегой по душам, как раньше, но вовремя одергивал себя, понимая, что между ними всё ещё крепкая дружба, но не такая, как прежде. Он не имел права вмешиваться в чужие отношения, пусть порой и подмечал, что Нейджи относится к супругу более сдержанно, нежели к жене. Главное, что Суйгетсу был счастлив заботой о своём сыне, который, кстати, был точной копией своего папочки, и это явное проявление наследия Третьего окончательно примирило пыл Хиаши-сама.

– Пора приодевать наше маленькое солнышко, – Дейдара ничуть не изменился за эти два года, всё ещё кажась самому Саске вздорным, пусть и не лишённым достоинств ребёнком.

– Мы быстро, – Наруто чмокает его в губы, отстраняясь. Саске понимает, ведь к малышу на праздник приедет его двоюродный дедушка Нагато и тетушка Карин. Эти Узумаки как раз заканчивали все свои дела в Европе и через месяц собирались обосноваться в Токио. Саске к этому факту отнесся спокойно: в конце концов, клан Узумаки должен быть возрождён, а общими силами сделать это будет быстрее – но и хвостатые поползновения в свою семью он был готов пресечь на корню.

– Подождите обрюзгшего генерала, – Орочимару кряхтя разворачивается, завершая омежью процессию, – а то без помощи мне по лестнице не взобраться.

Саске фыркает: два месяца назад у дяди словно на дрожжах попер живот, только после чего вся семья узнала, что омега уже на шестом месяце. Дядя факт своей беременности скрывал и правильно делал, очевидно, боясь, что его вынудят выбрать долг, а на шестом месяце предпринимать что-либо высшие чины уже не решатся. К тому же не успел глава гильдии уйти в декрет, как её тотчас же распустили, мол, из-за отсутствия достойной замены, и, насколько знал сам Саске, императрица нынче изо всех сил давила на парламент, дабы тот отменил своё решение.

– Ну что вы, Орочимару-сан, – Дейдара подставляет омеге локоть, за который тот с благодарностью цепляется, – у вас просто большой и крепкий малыш. Наверняка альфочкой будет.

– Да, весь в своего породистого папашу, – фыркает омега, поглаживая большой, приподнятый к груди живот, и Саске снова фыркает, припоминая, как глава клана, словно детей малых, отчитывал двух взрослых особей.

Понятное дело, что глава гильдии и Хранитель, не уйдя из этой самой гильдии, брак зарегистрировать не могли, а Фугаку-сама на нём настаивал, чтобы у ребёнка была нормальная семья. Скандалили долго и изрядно, но в итоге каждый остался при своем: ребёнок при Орочимару, Какаши при главе клана, а сам Фугаку-сама при твёрдой решимости когда-нибудь таки поженить этих двоих.

– К тому же не говорил бы ты, омега, о том, чего не знаешь, – Орочимару сокрушительно качает головой. – Вот будешь беременным, тогда и узнаешь, каково на вкус это удовольствие.

– Как знать, – Дейдара подмигивает пропускающему всю процессию в коридор супругу, – может, скоро и узнаю.

Саске, смотря на брата, вопросительно вскидывает бровь, а тот лишь ухмыляется уголком губ.

– Помнишь, отото, – провожая супруга мечтательным взглядом, таки отвечает Итачи, – о чём рассказал нам Предок в день свадьбы?

Саске, подходя к брату, просто кивает, кладя руку ему на плечо и всё понимая без лишних слов. Когда они все вчетвером стояли у алтарей, Десятый шепнул им обоим, чтобы, когда придёт время, они оба приняли пару своих детей, кем бы та не оказалась.

***

Над его головой мелодично звякают колокольчики, а Собаку но Гаара уже думает о том, чтобы развернуться и переступить порог обратно. Невозмутимый и непоколебимый альфа банально трусит, оказываясь один на один с совершенно незнакомой ему средой. Собаку но Гаара предпочитает уверенность и стабильность, ему свойственна лёгкая мечтательность, но решительная целеустремленность, он жёсткий и довольно часто жестокий, нелюдимый и в какой-то мере даже эгоистичный, но уж никак не трус, бегущий от вызова судьбы, словно крыса с тонущего корабля.

Есть у Собаку но Гаара склонность к масштабированию ситуации. Эксперты называют это пессимизмом, он же – предосторожностью. Впрочем, день сегодняшний начинался вполне обычно и безобидно, пока альфа не задумался над тем, что ехать на столь важный праздник с пустыми руками – верх неприличия. Понятное дело, что подарок счастливой чете Учиха-Узумаки он отправил ещё в день рождения малыша Курамы, но для Первородного подобное оправдание могло быть расценено как скряжничество или же финансовая затруднительность. По его альфьим рассуждениям, оптимальным прилагающимся подарком были цветы.

Только потому, что его друг, Узумаки Наруто, когда-то работал в этом магазине, Гаара в него и заехал, сделав изрядный круг по городу, хотя мог купить приличный букет в любой цветочной лавке в Камэйдо. Собаку но Гаара даже к самому мелочному делу не относился спустя рукава, поэтому сейчас и замер на пороге магазина «Цветочная романтика», растерявшись. Выбор был просто огромным, а следовать каким-то шаблонам его буремная сущность отказывалась даже при выполнении столь простой задачи.

Если бы Собаку но Гаара знал – как, он бы попросил помощи у консультанта, но слухи об этом альфе были пусть и не правдивыми, но и не совсем ложью. Общение с людьми вне деловых рамок для Собаку но Гаары было не только затруднительным, но и малоприятным.

– Добрый вечер, о-кяку-сама. Помочь вам с выбором?

– Что? – Гаара вздрагивает, с высоты своего роста переводя тяжелый взгляд на омежку-продавца. Мальчишка застал его, Первородного, врасплох. Такой… хрупкий омега, словно невинный цветок, что его даже чувство вины начинает подтачивать за то, что, пусть и на дежурное приветствие, он ответил грубостью. Впрочем, с омегами, кроме Наруто, Гаара предпочитал общаться на расстоянии разделяющего их стола, а мальчишка стоял почти у него под боком – с подобранными под забавный чепчик волосами и в довольно милом белом переднике.

– К какому празднику будет приурочен букет? – словно и не замечая его угрюмости, продолжает спрашивать омежка, смотря на него своими большими бездонно-тёмными глазами.

– Официальное представление наследника, – бурчит альфа, супя брови. Омежка его… смущает. Как-то так. Уж больно он милый, наивный и невинный, а пахнет… Мальчик пахнет как-то непередаваемо. Именно для Гаары всем тем, что он любит, одновременно. Собаку но Гаара любит только три вещи: чистое небо, горячий песок и свою гитару. Если у песка и даже неба может быть запах, то гитара, которую он купил ещё в годы шальной юности, вряд ли может чем-то пахнуть. Но для Гаары она имеет запах мечты, пусть и недосягаемой, зато вполне себе так ощущаемой, когда он, смотря на закат с балкона своего особняка, медленно перебирает натянутые струны.

– Думаю, вам бы подошли хризантемы, – внезапно выдает омежка, улыбаясь ему, хмурому и напыжившемуся, в ответ. Сущность внутри издает какой-то странный визг и начинает свой бешеный танец. К подобным вывертам Первого ему не привыкать, вот только раньше самому альфе не хотелось вторить сущности, напевая что-то весёлое и кружась в незамысловатом танце. Если он не сходит с ума, то это всё влияние странного омежки, сущность которого воспринимается как сгусток белого, мягкого света.

– Почему именно хризантемы?

– Ну… – омежка забавно прикладывает пальчик к губе и возводит глаза к потолку, задумываясь. – Это сложно объяснить. Просто чувствую, что эти цветы близки вам по духу. К тому же, – мальчишка встрепенулся, снова посмотрев на него с улыбкой, – о появлении хризантем есть замечательная легенда…

– Я знаю, – Гаара грубо и резко прерывает омегу, пытаясь не поддаваться заполоняющим его сосредоточие чувствам, располагающим его к этому цветку.

– Простите, о-кяку-сама, мою навязчивость, – омежка низко кланяется несколько раз. – Я не так давно работаю в этом магазине, поэтому иногда, увлёкшись, переступаю черту.

– Эм… ничего страшного… Хаку-кун, – альфа снова испытывает стыд, быстро читая имя омежки на его бейджике. У Гаары складывается такое ощущение, что он грубый и неотесанный мужлан, позарившийся на нечто прекрасное и невинное. Свою вину хочется как-то загладить, пусть альфа и не знает, как это правильно делается. Помнится, Наруто, радея за его личную жизнь, советовал ему улыбаться тем, кто вызывает у него положительные эмоции, кто ему дорог.

Сестра и брат ему дороги, но те уже взрослые особи со своими семьями, а вот по поводу тех, кто вызывал бы в нём положительные эмоции… Бизнес потому и бизнес, что он сух и беспристрастен, лишён, так сказать, эмоциональной сферы, которая только мешает вести дела на должном уровне, но и Хаку не бизнес-партнер, не сотрудник и даже не омега из высшего света. Обычная дворовая омежка, так упоительно пахнущая мелодией остывающего под ночным небом песка.

– Я буду рад, если ты мне поможешь, – и альфа, преодолевая собственную закостенелость, тянет уголки губ в разные стороны, надеясь, что это нечто хотя бы отдаленно напоминает улыбку.

– Правда? – кажется, омежка и правда светится белым, мягким светом, а ещё улыбается так, что обезоруживает прям до сущностной наготы. Странное ощущение, но неприятным Собаку но Гааре оно не кажется.

– Правда, – кивает альфа, пытаясь ещё и выражение лица сделать подобродушней. В конце концов, общение с Хаку не кажется ему сложным или же к чему-то обязывающим, как и его запах не отталкивает, в отличие от дорогущих феромональных духов, которыми пользуется половина современных омег.

– Тогда прошу за мной, – омежка любезно указывает вперёд, он же учтиво предлагает мальчику пройти первым.

Хаку ведёт его к небольшому углублению в стене, где, очевидно, и расположен уголок с хризантемами, и оборачивается чуть ли не каждые пять секунд, словно боится, что альфы за его спиной не окажется. Сам же Собаку но Гаара любуется гибкой фигуркой и чёрным золотом волос омежки, отвечая ему улыбкой и безмолвным «верь мне» во взгляде.

***

– Добрый день. Могу я вам чем-то помочь? – омега, которая по его личным наблюдениям ходит по магазину уже около получаса, вздрагивает, переводя на него растерянный взгляд. Киба вежливо улыбается и отступает на шаг. Всё-таки местечко он выбрал не самое подходящее: отделение с тюльпанами, в котором больше нет посетителей и которое слабо просматривается с коридора, так что не удивительно, что молодая и довольно-таки симпатичная омега испугалась.

Видок у него, к слову, ещё тот, но Киба – рокер в душе, дворовой и бесшабашный, которому и в голову не приходило меняться. Для альфы его возраста работа консультанта в цветочной лавке – сомнительное достижение, как и всякого рода поделки, которые он продает здесь же как сувениры, но у Инудзуки Кибы есть мечта и цель, к которым он упорно идёт уже пять лет. Альфа уверен, что ещё столько же, и он станет совладельцем магазина, расширив его до супермаркета, а там и до селекционных исследований рукой подать. Инудзука Киба считает, что его мечта того стоит.

– Вы знаете… – неуверенно шепчет омега, неотрывно смотря на кадку, полную белых тюльпанов, – я пару лет не была в Японии, а теперь, по возвращении, узнала, что у человека, который мне очень дорог, родился сын…

– Так вы хотите его поздравить, – довольно тянет Инудзука, рассматривая омегу попристальней, пусть за подобное, если хозяин заметит, конечно же, его по головке не погладят.

Девушка очень приятно и воздушно пахнет цветами сакуры, да и сама она, розоволосая и зеленоглазая, напоминает цветок. Правда, те же глаза грустны, а улыбка тонких губ печальна. Омега одета в строгий костюм, у неё на плече маленькая сумочка-клатч, а в руках портфель, на одежде Киба чует лёгкий машинный запах, что выдает в женщине водителя, а туфли на высоком каблуке говорят об офисной, сидячей работе. Кибе нравится подмечать такие детали. Порой они могут рассказать о человеке очень много. Не то чтобы он был фанатом «Теории лжи», но о мимике, телодвижениях и жестах знает многое, мало в чём полагаясь на свою слабую сущность дворового.

– Да, поздравить… – омега кивает, и уголки её губ приподнимаются в умиротворенной улыбке, – а ещё попросить прощения за то, что, когда мы были вместе, только брала, не давая ничего взамен.

– Ну, тогда это точно не тюльпаны, – Инудзука прищелкивает пальцами, улыбаясь широко и открыто. Ему хочется как-то развеселить эту девушку, прогнать её тяжкие думы и отогнать тревоги, пусть альфе и так понятно, что эта перерожденная явно не его поля ягода. – Давайте посмотрим на ирисы.

– На ирисы? – омега поворачивается к нему, удивленно подымая бровки. – Серьезно?

– Вы знаете, – Киба позволяет себе стать по правый бок от омеги, примеряя на себя образ воспевателя, и девушка поддается его ненавязчивости, заметно расслабляясь, – существует легенда, что, когда Прометей похитил на Олимпе небесный огонь и подарил его людям, на земле вспыхнула дивным семицветием радуга…

***

Он как раз обдумывал хитрый тактически ход, придирчиво присматриваясь к ферзю, своими очертаниями смутно напоминавшему некое мифическое существо, как в его кабинет, как обычно, без стука, ворвался Инудзука.

– Рикудо-сама, – альфа решительно упёрся ладонями в столешницу, отчего на доске вздрогнули все фигуры, – пожалуйста, отпустите меня пораньше, – Киба молитвенно складывает ладони и низко склоняет голову. – Прошу вас.

– Нет, не сегодня, – со вздохом отвечает мужчина, самую чуточку мстя столь наглому альфе, из-за которого он упустил нить гениальнейшей мысли относительно замершей партии. – Кому-то же надо закрыть магазин.

– Хаку-кун закроет, – альфа горит неудержимым азартом, и мужчина снова вздыхает, в свои-то годы предпочитая уютный кабинет и мирные шахматы. – А мне очень надо, – парень переминается с ноги на ногу, что владелец видит уже не впервой. Этот альфа каждый раз, встречая очередную симпатичную омегу, загорается чувствами, словно спичка, но, как та же спичка, быстро в них сгорает.

– Хаку-кун сегодня тоже уйдет пораньше, – отвечает мужчина, бросая мимолётный взгляд на большой экран, на который выводят изображения камеры наблюдения.

– Но я его только что спрашивал, и он не говорил… – начинает Инудзука, но мужчина приподнимает руку, и тот тут же послушно замолкает, зная, столь непоколебим хозяин в своих решениях.

Мужчина, кривя губы и цокая, смотрит то на Инудзуку, то на розоволосую омегу, стоящую у кассы и неуютно оглядывающуюся по сторонам. После переводит взгляд на матерого аловолосого альфу, смотрящего на увлеченно щебечущего о чём-то омегу с явно не свойственной ему терпеливостью и даже с неким умилением. И опять вздыхает, сетуя на свою нелёгкую судьбу.

– Ладно, – бросает повелительно, взмахивая ладонью. – Свободен на сегодня.

– Большое спасибо, Рикудо-сама, – альфа, пятясь, низко кланяется. – Пусть Предки даруют вам свою благодать, – и шустро скрывается за дверью, чтобы уже через пару минут, нацепив косуху, покинуть магазин, сопровождая миловидную омегу с большим букетом ирисов.

В это же время аловолосый альфа прикрепляет к волосам омежки белый бутон хризантемы, и Хаку, низко опустив голову, что-то бормочет, стыдливо теребя передник. Владелец магазина снова тяжело вздыхает, таки делая ход чёрными.

– Эх, романтика… – вместе с дымом тонкой сигареты выдыхает мужчина. Ферзь-тануки останавливается аккурат перед пешкой-снежинкой, и партия, тянущаяся уже многие тысячелетия, снова замирает. Владелец магазина, раздумывая над следующим ходом, подпирает голову рукой, лениво почесывая за чёрным, кошачьим ушком.