Текст книги "Цветочная романтика (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Этого альфу он почему-то сразу выделяет в толпе. Не потому, что у него ярко-рыжие, практически алые волосы, и не потому, что тот стоит у шикарного авто, запрокинув голову и смотря в небо, словно и не видел никогда то ли ночной столицы во всей красе, то ли звезд в принципе. Потому, что взгляд глаз цвета нефрита пустой и безжизненный. Когда-то Наруто уже видел такой же. В зеркале.

– Простите, – выдергивает наушники и подходит ближе. – У вас что-то случилось? Может, нужна помощь?

– Да нет, вроде как, – опускает голову, переводя взгляд на него. От альфы в дорогом темном костюме пахнет взгретым под солнцем песком. А от Саске – древесной смолой. – Я просто заблудился.

– О… ну… – как-то неудобно получилось. Взгляд альфы не сменился ни на йоту. Смотрит так, словно сквозь него. Будто человек перед ним, мысленно, очень далеко. А ещё у Наруто складывается такое впечатление, что этому альфе все равно до внешнего мира. По крайней мере, он смотрит на все вокруг так, словно жизнь проходит рядом, но мимо, и он, осознавая это, все равно остается в стороне.

– Может, показать вам дорогу? – все-таки сущностные ощущения не позволяют ему просто развернуться и уйти. – Куда вам нужно?

Альфа перед ним сущностно очень силен. Даже не скрывает этого, чем и отпугивает прохожих. Наверное, если бы на это действо можно было посмотреть сверху, то было бы отчетливо заметно, что вокруг аловолосого образовывается полукруг. Особи обходят его стороной, чувствуя эту неприкрытую, грубую силу. И только беты равнодушны к одинокому человеку, смотрящему на мир невидящим, сухим, можно даже сказать, мертвым взглядом. Выработанным взглядом, за которым скрывается то ли боль, то ли ненависть. Наруто просто держит черту и все ещё считает, что поступает не опрометчиво, а по совести.

– В квартал Камэйдо, – совершенно не заинтересовано отвечает альфа. Складывается такое впечатление, что мужчина, которому на вид около двадцати пяти, бежит от чего-то. Иначе просто взял бы и позвонил кому-то. Например, родственникам или охране. У этого человека должна быть охрана. И родственники. Однозначно. А ещё целый клан в управлении. Одно только название квартала и эти алые волосы сказали Наруто о многом.

– Я знаю, как туда проехать, – пожимает плечами, снова предлагая свою помощь. Этот альфа не кажется высокомерным, пусть о нем говорят много, очень много нелестного. Жестокий и беспринципный. Легкий на расправу со своей тяжелой руки. Пришедший к власти щенком, которому с годами удалось превзойти своего отца – матерого вожака. Таким общественность знает наследника Первого – Собаку но Гаару. Но Наруто видит перед собой совершенно другого человека.

– Да? – приподнимает практически невидимую бровь. Алое кандзи над ней глумливо вздрагивает. Первая эмоция, которую он видит на лице этого человека. – Тогда поехали, – разворачивается и садится за руль.

Наруто забирается на переднее сидение. Водружает сумку на колени. Глубоко вздыхает. Как омега, он все-таки поступает опрометчиво, садясь в машину к незнакомому альфе. Репутация тоже не говорит в пользу Собаку но Гаары. Но, с другой стороны, грош – цена его убеждениям и ему самому, как главе клана, раз он будет убегать каждый раз, когда ситуация может обернуться раскрытием его наследия. Как бы там ни было, но скрываться в тени они с Дейдарой всю жизнь не смогут. А ещё ему кажется, что этот влиятельный альфа очень несчастен. Так почему хотя бы не попытаться что-то с этим сделать?

– Вам нужно развернуться и перестроиться на противоположную полосу, – стягивает кепку, тряхнув волосами. – Сейчас до Камэйдо проще доехать малыми улицами, иначе можем застрять в пробке на магистрали на несколько часов.

– Как скажешь, – альфа пожимает плечами и разворачивает машину, следуя его указаниям. Невозмутим и безразличен. Но все-таки на миг Наруто показалось, что в глазах цвета тусклого нефрита мелькнуло что-то оживленное. Словно огонек интереса. Его омежья черта непоколебима, поэтому момент ускользает.

– Ты, наверное, думаешь, что я просто беспомощная особь с громким именем? – примерно половину пути они проехали молча. Ну, если не учитывать его коротких указаний, в ответ на которые альфа просто кивал. Он и сам уж посчитал этот сущностный порыв плохой затеей. Если он уберет черту, Первородный обязательно почувствует его наследие. Такие уж они, Первородные, способные узнавать друг друга на подсознательном, сущностном уровне. Но если будет постоянно держать её столь плотной, альфа точно не пойдет на контакт. Подумает, что омега его боится. Прям палка с двумя концами. Острыми.

– Нет, – пожимает плечами. – Любой бы мог заблудиться, если бы поехал незнакомой ему дорогой, – Собаку в ответ снова просто кивает. Не верит – так чувствует Наруто. Считает, что дворовой помогает ему из жалости. Может, даже с корыстных мотивов. Наруто снова думает о том, чтобы таки убрать черту. Что-то в этом аловолосом альфе не дает ему покоя. Его сущности. Такое чувство, что они обязаны были встретиться. Для чего-то.

– Я решил объехать пробку, – зачем-то объясняет, цепко сжимая руль бледными, тонкими пальцами. – А, в итоге, увидел, насколько изменился город за последние десять лет.

– То есть? – Наруто не совсем понимает, но альфа идет на контакт, что уже само по себе можно считать положительным результатом.

– С того дня, как я стал главой клана Собаку, – даже не сомневается в том, что его узнали, – мой мир сузился до радиуса дом – работа. Иногда, квартал красных фонарей, – теперь уже его очередь удивленно вскидывать бровь. Обычно, альфы предпочитают не распространяться о подобных вещах, но Гаара, похоже, не считает подобное откровение неприемлемым для своего статуса. – Поэтому я остановился у того здания, где ранее, насколько я помню, была пекарня, в которой делали просто изумительную выпечку.

– Её закрыли и снесли ещё лет семь назад, а взамен построили торговый центр, – странные ценности у этого человека. Как по альфьим меркам. Но, как говорят беты, чужая душа – потемки, а сущность – это ещё более сложная штука, нежели душа.

– Глупо, – альфа фыркает, плавно выворачивая на более оживленную трассу, ведущую прямо в Камэйдо. – Разве можно фаст-фудом, придуманным, чтобы зарабатывать быстрые деньги, заменить выпечку старика Канзаки, в которую он вкладывал душу.

– Канзаки-сан умер, – ему тоже нравилась выпечка старика, но особой ностальгии по ней он не испытывает, – а его наследники посчитали, что выгоднее будет продать участок, нежели продолжать дело, к которому у них не лежала душа.

– У которых не было уважения к своему отцу, – резко отвечает Собаку. Сущностный ореол вокруг него уплотняется, а запах раздраженного альфы лезвием касается чувствительного обоняния омеги. – Может, у меня вот, например, сущность тоже противилась наследию Первородного, и мне был совершенно неинтересен семейный бизнес. Может, я в кино вообще хотел сниматься или стать сейю, но, даже если и так, я не мог оставить на растерзание шакалам то, во что вложил силы мой отец. Понимаешь? – поворачивается к нему и смотрит так, словно ищет это понимание. Пытается прочесть его, смотря ему в глаза. Нуждается в нем, как в воздухе.

– Понимаю, – он понимает все. В том числе и то, что альфа очень одинок. Потому, что реализовать себя сущностно – это лишь полшага к счастью. Несмотря на заключенные в них частички сущности Предка, Первородные – личности. Наруто и сам считает, что без второго первое теряет всякий смысл.

– Правда? – все ещё недоверие. Наруто не уязвлен. Ему кажется, что в своей жизни этот альфа очень часто встречался с этим самым непониманием, а ещё предательством и теми обстоятельствами, которые, как говорят, не оставляют выбора. – А чем занимаешься ты сам?

– Учусь на менеджера, – пожимает плечами, отводя взгляд. Что-то в поведении этого альфы его настораживает. Наверное, эта пристальность, с которой он его рассматривает. Интерес сменивший безразличие.

– Не скажу, что всегда мечтал им быть, но я подумал, что это может быть неплохим стартом, – он бы мог и в университете учиться, финансовое состояние его семьи это позволяло, но он, и правда, не видел себя на подобной должности. Да и его далеко идущие планы… У него есть ещё год до окончания колледжа, чтобы принять остаточное решение.

– А в свободное от учебы время подрабатываю в магазине «Цветочная романтика». Может, слышали? – альфа в ответ неопределенно пожимает плечами. Конечно, не слышал, потому что магазинчик сравнительно маленький да и находится далеко от бизнес-центра. Просто у них есть постоянные покупатели, которые рассказывают о них своим друзьям и знакомым, что полностью устраивает владельца «Цветочной романтики».

– Хобби? – интересуется искренне. Можно даже сказать, любопытно.

– Да, мне нравятся цветы. Подаренный вам цветок может много рассказать о чувствах дарящего, – он, и правда, любит цветы. Кушина их тоже любила. Наруто помнит детство и духмяное лето. Мама всегда плела ему большой венок из красочных цветов. Он дулся и обижался. Он же омега, а не девчонка. Мама же говорила, что ему очень идет. У него до сих пор есть фотография, пусть и смотрит он на неё не так уж и часто. Детства все равно уже не вернешь.

– Вот, например, – покусывает губу, а после снимает придерживающую челку заколку и протягивает её альфе, – хризантема. Когда-то, давным-давно, где-то на Востоке, упавшие на землю солнечные искры велением богов превратились в белые, прекрасные хризантемы! Так и родился этот прекрасной красоты цветок, – цветок на заколке, конечно, искусственный, но смотрится, как живой. Киба сделал её специально для него, а этот альфа мастер такого рода поделок.

– Хризантемы говорят о расположении и дружественных чувствах. И белые хризантемы не исключение. Белая хризантема означает искренность, правда! «Верь мне», – желает сказать тот, кто дарит белые хризантемы и говорит это искренне*, – все ещё держит ладонь открытой. Улыбается. Наруто кажется, что белая хризантема очень подходит аловолосому альфе Собаку но Гааре.

– Мне? – спрашивает удивленно, останавливаясь. Они в Камэйдо. А на лице альфы одна эмоция сменяется другой. Уголки тонких губ чуть приподнимаются, словно, пусть только сущностно, альфа улыбается, а глаза снова становятся светлыми, живыми. Тяжесть сущностного ореола медленно схлынивает, отступая.

– Конечно, – кивает, улыбаясь ещё шире. – Верьте мне, Гаара-сама. Верьте в себя и свои силы.

– Эм… спасибо, – заколку берет очень аккуратно. Двумя пальцами. Вертит её в руках. Рассматривает пристально и с любопытством. Словно раньше никогда не видел ничего подобного. А после прикалывает её к нагрудному карману пиджака. Вместо традиционного носового платка. Наруто считает, что это красиво. И необычно. Не такой уж и жесткий и угрюмый человек это Первородный. Просто одинокий и нуждающийся в поддержке. В человеке, который бы в него верил. Наруто даже думает о том, а не познакомить ли Гаару с одной аловолосой омегой клана Узумаки, которая собирается поступать в Токийский университет.

– Ну, я свою миссию выполнил, – большинство Собаку все ещё живут в Камэйдо, и попадаться им на глаза Наруто не хочется. Как и сопровождать альфу до его дома. У Гаары должно остаться о нем впечатление только как о незнакомце, который помог ему сделать первый шаг. – Всего хорошего, Гаара-сама.

– Подожди! – щелчок и дверь блокируется. Страха нет. Просто неприятный холод мурашками ползет по спине. Все-таки не зря же говорят, что Собаку но Гаара изначально не обладал всей полнотой силы своего Предка. Пламя мудрости Первого коснулось сосредоточия его сущности уже после. Когда семья главы клана оказалась в безысходном положении. Говорят, что мать Гаары отдала свою жизнь как плату за то, чтобы клан имел законного, сильного наследника.

– Прости. Я не хотел тебя напугать, – осторожно прикасается к его ладони. Рука альфы теплая и мягкая. А прикосновение слегка дрожащее. Будто аловолосый сам боится. Не уверен, но пытается преодолеть те условности, которые сковывали его личность ранее. – Просто уже довольно поздно, и я не хочу, чтобы ты возвращался домой один.

– Вызовите мне такси? – спрашивает неуверенно, медленно высвобождая ладонь. Прикосновение альфы не неприятно. Наоборот. Оно слишком бережное и нежное. Сметающее. А запах горячего песка становится слишком манящим.

– Отвезу сам, – снова заводит машину и разворачивается. – Только адрес скажи.

– Синагава, – отвечает, чуть помедлив. Похоже, он даже перестарался в своих «лечебных» методах. Альфа прямо воспринимается по-другому. Более светлым и живым. Наруто даже кажется, что он слышит язвительный голос сущности Первого, пытающегося поговорить с его собственной. Ну, Первый всегда слыл слегка… взбаломошенным Предком.

– А зовут-то тебя как, цветочная омега? – Наруто дуется. То невинный цветок, то цветочная омега, а у него, между прочим, даже запах не цветочный.

– Наруто… – покусывает губу, думая буквально пару секунд. – Наруто Узумаки, – и убирает черту.

– Рад знакомству, Наруто Узумаки, – альфа улыбается. Кривовато, правда. Всего лишь тянет уголки губ. Принимает правду с достойной легкостью. Наруто считает, что только что он обрел хорошего друга в лице этого странного альфы. Он думает, что тоже сделал шаг навстречу своей мечте.

Комментарий к О легенде белых хризантем.

*Информация взята отсюда http://www.millionpodarkov.ru/znachit/belye-hrizantemy-znachenie.htm

========== Об омежьей непредсказуемости. ==========

– Так что же конкретно тебя не устраивает? – в последнее время они не так уж и часто собираются вместе, чтобы просто поболтать. Потому, что вроде как пытаются наладить личную жизнь. Наверное, в их возрасте пора уже задумываться о ценностях, которые раньше казались уделом стариков. Шикамару смотрит на друзей в подозрительном прищуре, но свои мысли держит при себе. Саске решительно настроен по поводу того, что друга тоже нужно пристроить под теплый омежий бок. Увы, но сам Нара их с Ходзуки старания не оценил.

– Конкретно? – Суйгетсу ставит чашку на подоконник, складывает руки на груди и задумчиво запрокидывает голову. За его спиной мерцает далекая гроза. Ходзуки пытается припомнить свои ощущения до, во время и после его свиданий с Хьюго. Все и сразу. В голове каша. Эмоции кипят. Сущность возмущается. Их с альфой отношения просто безупречны. Как для Первородного альфы и его любовника. И эта безупречность уже пресыщает его, становясь в горле вязким, приторным комом.

– Просто все слишком идеально, – выдает, чуть поразмыслив. Надеется, что друзья поймут, что именно он хотел сказать, не подобрав более прицельных слов.

– И что в этом плохого? – Саске удивленно приподнимает бровь. – Он уважает тебя и старается сделать тебя счастливым, – для самого Саске идеальность отношений – это радостная улыбка на лице его Наруто. Искренняя и настоящая, а не успокаивающая, за ширмой которой его омега скрывает свое волнение. Он знает, с чем это связанно. Пытается не выдавать собственного беспокойства. Ведь задуманное им не просто важный шаг в его личной жизни, но и ключевой момент для всего клана Учиха. Ещё и с Итачи что-то происходит. Что-то несвойственное этому человеку. Не знал бы он брата с пеленок, подумал бы, что тот крепко застрял под омежьим каблуком.

– Приторность, – чеканит решительно и безоговорочно. Усаживается на подоконник. Задумчиво смотрит в окно, за которым шумит ветер. Сильно, порывисто и настойчиво. Обиженно. Ему, творению природы, привыкшему к раздолью, тесно среди несгибаемых, молчащих ему в ответ железобетонных гигантов. Ходзуки думает, что в их с Нейджи отношения тоже происходит что-то подобное. Вроде как и естественное, но окруженное искусственной мишурой условностей. И, что самое неприятное, они оба делают вид, что не замечают этого, ведь таков порядок вещей.

– Рестораны, подарки, цветы, разнообразные светские рауты, – все это производит впечатление, – вздыхает, усмехаясь, – но приедается. Даже секс…

– Предки, Суй, давай опустим такие подробности, – бормочет возмущенно. Утыкается в чашку с кофе и шумно отхлебывает. На щеках вспыхивает румянец. Скорее всего, едва заметный со стороны. Но для него, альфы, Учиха Саске, это определенно не свойственно. Сущность дельно скалится внутри. Не мешало бы таки разобраться с этой настырной особью, пока с ним не произошли ещё какие-нибудь нетипичные перемены. Как с братом, например.

– Даже секс – слишком чувственный, – произносит с нажимом. Бросает удивленный взгляд на Шикамару. Тот делает вид, что не заметил и ему совершенно неинтересно. Лениво пыхтит сигаретой. Именно пыхтит. Даже дым не вдыхает. Только рот засоряет – так считает сам омега.

– Слишком – это как? – медленно вдавливает тлеющую сигарету в хрусталь пепельницы. В кабинете Учиха витает запах смущения и смятения. Не самый лучший коктейль. К тому же, мысли этих двоих читаются так просто, словно перед ним распахнутые книги. Достаточно взглянуть на их лица, чтобы понять все. Шикамару считает, что отношения – меняют человека. А он не любит перемены. Им и их непредсказуемым последствиям предпочитает стабильность. Скучную и обыденную, зато несущую уверенность. Чувства – это в любом случае перемены. Доказательства сему выводу, как говорится, на лицо. Даже не два. Очередная дымящаяся сигарета занимает свое законное место в уголке его губ.

– Словно мы не любовники, а… – запинается. Обнимает согнутые в коленях ноги. Прикусывает губу, словно боится, что сущность способна говорить устами своего носителя. Гроза отдаляется, так и не проронив ни капли. Оставляет после себя запах несбыточных надежд.

– Супруги, да? – Нара не только прямолинеен, но и бестактен. Временами. Наверное, поэтому и предпочитает, по большей части, молчать. Так считает Ходзуки Суйгетсу. Сущность смотрит на него укоризненно. Ну боится он признать собственные чувства! Подумаешь! Будто от того, что он их признает, между ним и Нейджи что-то изменится.

– Он просто молод и воспринимает все слишком остро. Ответственно, – подчеркивает, словно оправдывает. Себя или же своего любовника? Их обоих, раз они оба отказываются называть вещи своими именами. Хьюго не из тех, для которых существует мир иллюзий. Поэтому ему обидно вдвойне. Лучше бы между ними все было более банально, но зато не было бы этого смятения, от которого у него, порой, кружится голова.

– Нейджи – Первородный, а я – его любовник, так что все эти… – неопределенно машет рукой. На запястье мерцает тонкая вязь браслета. Подарок – так сказал Нейджи. Суйгетсу предпочитает считать, что – плата за согласие. И разрешение быть с ним в течку, – нежности только мешают. К тому же, – вздыхает, удивляясь тому, что от одной только мысли в груди сжимает так, словно он безнадежно болен, – у Нейджи есть его достопочтенная Хината-химе.

Он убеждает себя в том, что это не ревность. У любовника, как, кстати, и у жены Первородного нет на это права. Таковы традиции. Многовековые и прижившиеся даже в их, как говорят, постиндустриальном мире. Некоторые опоры просто невозможно сломать или же убрать, даже передвинуть, не пошатнув всю конструкцию. Суйгетсу это понимает. Всегда понимал. И мирился. Даже тогда, когда его избивал и насиловал собственный муж. Так почему сейчас, в счастье и достатке, он не может найти в себе и толики этого примирения?

– У моей матери тоже был фаворит, – тянет задумчиво, смотря на крупицы кофе на дне чашки. Беты верят, что по кофейной гуще можно прочесть судьбу. Самому Саске эта масса ничего не напоминает. Разве что, очень размыто, фигуру отдаляющегося человека. Нутро обжигает морозным холодом. Чашка нервно вздрагивает в руке. Теперь коричневая масса песчинок ему точно ничего не напоминает. Кажется, это ощущение называют плохим предчувствием.

– Так было положено по статусу, но, насколько мне известно, между ними, кроме общих выходов в свет, ничего не было. Хороший был человек, в котором, как оказалось, мы все сильно ошибались, – и почему только вспомнил? Зачем заговорил о тревожном прошлом? Тревожном и неприятном для всех Учиха.

В семье не без урода – так говорят беты. Но беты – люди и им не понять, что значат узы родства для особей. Особенно, для Первородных. Десять лет назад он был ещё подростком и, естественно, к делам клана его не очень-то и привлекали, но не знать о том, о чем говорил целый мир, просто невозможно.

Альфа-фаворит достопочтенной Микото-сан убил женщину. Обычную бету, с которой у него, похоже, были отношения. Большая редкость для их мира. Хотя бы потому, что, не обладая запахом и сущностью, человек не может заинтересовать особь в принципе, как и подобный союз, конечно же, не дает потомства. Но бывает всякое. И об этом, из категории «всякое», в клане Учиха предпочитали не говорить. Просто молчали, но из родового древа Учиха Обито не стерли. А Саске стер бы. За предательство и моральное падение. В новостях говорили, что альфа пытал свою жертву прежде, чем убить. Саске не испытывал ни толики сожаления по поводу того, что Обито приговорили к смертной казни именно на электрическом стуле.

– Однако, – Шикамару громко, нарочито чихает, – атмосфера удручает, – один в смятении, второй – в депрессии. Из способных мыслить здраво он остался в исключительном одиночестве. Альфа, уже в который раз, думает о том, сколь же проблематичными могут быть всякого рода отношения. Или же это он сам поддается общей атмосфере и воспоминаниям прошлого, которые тоже не шибко радужны? Все-таки быть особью – проблематично.

– В общем, – Суйгетсу резво спрыгивает с подоконника. В его глазах снова живой, решительный блеск, – сегодня я собираюсь кое-что изменить в наших с Нейджи отношениях.

– Кое-что? – Саске насмешливо приподнимает бровь. Он знает Ходзуки Суйгетсу, так сказать, с пеленок, так что произнесенное «кое-что» явно не сочетается с максимализмом, который сопутствует характеру этого омеги.

– По крайней мере, в изначальном плане это действительно было «кое-что», – складывает руки на груди и дуется. Как настоящая омега. Не просто особь, демонстрирующая на публику ожидаемые от неё эмоции, а именно омега – искренняя в выражении своих чувств и, кажется, счастливая. Пусть сам Саске не слишком-то и одобряет решение друга, считает, что тот достоин большего, чем статус любовника, но впервые за шесть лет он не ощущает исходящей от омеги утаенной боли, так что наблюдать со стороны кажется альфе правильным решением.

– Приятных выходных, – уходя, машет рукой. Чашка так и остается на подоконнике. Саске думает о том, что у этого омеги все-таки нет ни совести, ни омежести. Неряшливый, как альфа.

Шикамару тоже чему-то улыбается, вертя между пальцев очередную сигарету. Саске вздыхает. Конечно же, Нара домой не спешит, так что, похоже, кофе медленно переходит в более крепкие посиделки.

***

Его омега решил сегодня устроить домашние посиделки. Впервые, между прочим, за все время их отношений. Почему-то Нейджи волнуется. Суйгетсу предупреждал, что все будет скромно и по-домашнему, но, как альфа, Нейджи пришел к своему омеге с цветами. И в костюме. Так, на всякий случай, ведь, а с омегами и их прихотями может быть всякое, Суйгетсу может захотеть прогуляться. А он, Хьюго, не в надлежащем виде, да ещё и рядом со столь шикарной омегой. Гордость и сущность просто не позволили ему вырядиться, например, в джинсы.

Приглушенно покашливает в кулак. Тщательно вытирает обувь о ершистый коврик. Придирчиво смотрит на букет. Не менее скрупулезно осматривает себя. Даже свежесть дыхания проверяет. И только после нажимает на кнопку звонка.

Дверь открывается сразу же. Нейджи улыбается. Оказывается, его ждали. Причем с нетерпением, судя по взволнованному блеску в глазах омеги.

– Предки, Нейджи! – вздыхает разочарованно, когда он с порога, в духе лучших омежьих романов, вручает ему шикарный букет. Именно в шикарности альфа не сомневается. Потому, что покупал его в «Цветочной романтике». Тамошний продавец-альфа ему не нравится, но профессионализма ему не занимать. Так что он слегка озадачен. Его омега хмурится, что и без того взволнованному альфе не добавляет ни капли уверенности.

– Я же просил без церемоний! – Ходзуки затягивает его в квартиру и громко захлопывает дверь. Нейджи неловко топчется на пороге, словно он здесь впервые. Но это далеко не так. Можно сказать, что жилище омеги – их постоянное пристанище. А ведь он предлагал Ходзуки вместо двухкомнатки купить ему хорошую квартиру. Например, в Тосиме, где живут все Хьюго. Но омега был категоричен, и он уступил. Пока что.

– Домашние посиделки, помнишь? – назидает укоризненным взглядом. У Нейджи такое чувство, что он испортил то ли сам сюрприз, то ли весь праздник в принципе. Но ведь эти омеги настолько непредсказуемы, что с ними частенько чувствуешь себя полным идиотом даже если ты признанный гений. В свою защиту лишь пожимает плечами.

– Ладно, – примирительно выдыхает омега. – Значит, все в свои руки придется брать ещё с порога, – Нейджи озадачен, но на объяснениях не настаивает. Похоже, его любовнику захотелось что-то изменить в их отношениях, хотя сам альфа считает, что они просто безупречны. Идеальные отношения для идеальной омеги – чем плохо-то?

Ходзуки на некоторое время скрывается на кухне. Слышится шум воды. Все-таки ставит цветы в воду, а не выбрасывает. Уже хорошо. К слову, омега одет в короткие джинсовые шорты и широкую, длинную рубаху. И правда, по-домашнему. Именно в этот момент альфе становится как-то не по себе.

– Итак, приступим! – громогласно произносит омега, останавливаясь напротив. Взглядом указывает, что не мешало бы ему разуться. Логично и не должно настораживать. После уже сам стягивает с него пиджак, небрежно цепляя его на крючок для ключей в прихожей. Распутывает галстук и отбрасывает его в сторону. К старым, изношенным тапкам. Расстегивает несколько верхних пуговиц рубашки и манжеты. Закачивает рукава. Отступает на шаг и придирчиво смотрит, цокая языком.

– Не совсем по-домашнему, конечно же, – задумчиво оглаживает острый подбородок, – но сойдет. Идем, – до этого Нейджи не видел, что происходит в других комнатах. Просто слышал приглушенное бормотание, очевидно, телевизора и ощущал нетерпение и предвкушение со стороны омеги. Можно даже сказать, азарт. Может, Суйгетсу, и правда, приготовил для него сюрприз? Войдя в гостиную, альфа понимает, что если это и есть сюрприз, то он удался на все сто.

По телевизору идет фильм. Кажется, боевик. Потому, что женщина вопит и мешается под руками у мужчины, который, вроде как, пытается спасти их обоих от злобных недоброжелателей. Хотя, если бы спасаемая им омега постоянно верещала на столь высокой ноте, он бы хорошенько подумал прежде, чем выносить её на руках из пылающего здания, при этом умудряясь целовать даму своего сердца и отмахиваться от назойливых журналистов. Ну, хоть что-то в этом фильме – реалистично. Журналисты, особенно папарацци, те ещё плотояды.

Прямо на полу две открытые коробки пиццы. Аромат – умопомрачительный. Нейджи сглатывает, жадно смотря на дымящуюся пиццу, покрытую толстым слоем расплавленного сыра. Сглатывает и вовремя себя одергивает. Не спорит, что это вкусно, но ещё и вредно для здоровья. Помнится, у него долго ещё колени болели от чечевицы, на которой он простоял пару часов за то, что сбежал с занятий ради того, чтобы попасть на открытие фаст-фуда, в котором каждому посетителю первая порция доставалась бесплатно. Да, с пиццей у него связанны не самые лучшие воспоминания.

А ещё пиво. Много. В банках, гордо лежащих в контейнере со льдом. Ни тебе свечей, ни романтической музыки, ни вина, ни оленины под земляничным соусом… Ладно, оленины он никогда не пробовал, но мог бы попробовать, например, сегодня, если бы они с Суйгетсу пошли в ресторан.

– Вот только не нужно морщиться преждевременно, – Ходзуки таки удается усадить его перед диваном на устланный пушистым ковром пол. Просто он все ещё шокирован, как и его сущность, иначе упирался бы в меру положенных в случае с омегой сил. – Иначе я обижусь за то, что ты не оценил моих стараний.

– Я ценю… – бормочет, убеждая себя в том, что омега ведь для него старался, для своего альфы. Можно сказать, раскрыл ему круг своих… пятничных интересов, – но как-то это… – обводит рукой предполагаемое застолье, – необычно.

– Вот именно, – подчеркивает омега. Достает из контейнера банку, вскрывает легким щелчком и протягивает ему. – Почему бы нам не сменить обстановку?

– Тебе не нравятся наши свидания? – понимает все сразу же. Впрочем, чего-то подобного он с опаской ожидал все это время. Сущность не совсем с ним согласна, но чуточку виноватое выражение на лице омеги заменяет все доводы.

– Все было слишком… – ещё раз обводит взглядом комнату, оценивая обстановку, – по-детски, да? – Хьюго Нейджи неведом страх. По крайней мере, со всем, что его страшило, альфа боролся. Успешно, надо сказать, в девяноста девяти случаях из ста. В девяноста девяти потому, что все-таки особь – не машина, а живое существо. Но ещё никогда он не боялся так, как последние несколько недель. Боялся потерять своего омегу. Более взрослого омегу, который мог разочароваться в ребёнке. Может, даже уже разочаровался.

– Нет, – выдыхает устало. Нейджи фальши не чувствует, поэтому не понимает причин ещё больше. – Просто наши отношения зажаты. Понимаешь? – Нейджи отрицательно мотает головой. Он, и правда, не понимает, что так тревожит омегу? Может, сам факт того, что он – всего лишь любовник? Нейджи и самого сметает этот факт, но он не в силах ничего изменить. Не члену клана никогда не стать законной парой для Хьюго.

– Я не чувствую себя свободно в тех местах, в которые мы ходим, – объясняет по слогам, будто несмышленому ребёнку. – А ещё, – подается вперед, – я не могу сделать вот так тогда, когда захочу, – и целует. Нежно и страстно одновременно.

В чем-то Нейджи согласен. На людях нужно блюсти правила приличия. Ему, как Первородному, блюсти их нужно ещё более тщательно. Репутация, наследственность, злые языки – все это имеет весомое значение. И, конечно же, влияет на личную жизнь. Например, если бы он не был Первородным или хотя бы не наследником, если бы сами Хьюго были менее консервативны, у него, скорее всего, и не было бы любовника. И нареченной бы не было. Был бы просто его омега – Ходзуки Суйгетсу.

– Ладно, – выдыхает в приоткрытые губы. – Давай попробуем, – берет банку и делает первый глоток. Горчит и своим вкусом напоминает… впрочем, не важно. Может, если распробовать и, как говорят, втянуться?..

– Если не нравится, не заставляй себя, – омега пытается отобрать у него банку, но альфа от своих слов не отказывается. Упрямо берет кусок пиццы и откусывает. Вязкий сыр тянется тонкими нитками, обрывается и застывает на его рубашке. Нейджи стойко игнорирует этот инцидент и запивает пиццу пивом.