Текст книги "Цветочная романтика (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Я знаю, что Тобирама-сама убил супруга, обвинив того в измене клану. Якобы Изуна-сан шпионил для Учиха, предоставляя клану важную информацию о Сенджу.

– Так и есть, – соглашается альфа со вздохом, – но мы никогда не верили в эту причину потому, что Изуна, даже будучи рожденным Учиха, стал Сенджу и никогда, даже по приказу своего отца, не шпионил бы для клана по крови. Теперь же мы склоняемся к версии, что Изуна утаил от супруга свою беременность и рождение ребёнка, которого, как выяснилось недавно, он отдал монаху-отшельнику, за что Тобирама-сама и лишил омегу жизни.

– Это нездраво, – Наруто категорично не согласен с таким положением вещей. Более того, совершенно не понимает их. – Я знаю, что браки были договорными, но неужели клановая вражда была настолько сильной, что вылилась в семейную трагедию.

– Все началось задолго до этого, – Саске обнимает его ещё крепче. Так, словно боится потерять. – Изуна никогда не питал к Тобирама-сама никаких чувств, кроме, пожалуй взращенной клановой ненависти. Любовью всей его жизни был Узумаки Курама – тогдашний глава клана Узумаки, но Сенджу и Учиха был нужен брачный союз, а, кроме Изуны, омег из главенствующей ветви в клане не было.

– А Хаширама-сама за счет этого женился по любви на Мито-сама, – фыркает. – Это подло.

– По любви? – Саске тоже фыркает. Правда, не возмущенно, а саркастически. – Кто его знает, как там было на самом деле, ведь Мадара-сама тоже любил Узумаки Мито-сан и тоже сделал ей брачное предложение.

– Хочешь сказать, что Мито-сама выбрала Сенджу потому, что таково было распоряжение главы её клана? – оборачивается в кольце заботливых рук. Он удивлен и обескуражен. До крайности, ведь все это время, назубок изучив родословную клана, считал, что это была любовь и верность, которые ставили в пример из поколения в поколение.

– Хочу сказать, что отношения между Учиха и Узумаки всегда были сложными, – отвечает уклончиво, с лукавой улыбкой. Наруто обдает жаром краски. Альфа, и правда, ненормальный: столь откровенные сущностные веяния в таком месте – это же ещё более смущающе, чем будь они в толпе живых людей.

– Ты, Саске, кстати, очень похож на Изуна-сана, – в полуобороте, долго и изучающе, смотрит на картину. – Я бы даже сказал – пугающе похож.

– Не начинай, – рычит предостерегающе. – Из-за этого сходства мама до самого пробуждения называла меня своей маленькой омежкой. И не докажешь же достопочтенной Микото-сан, – чуть ли руками от возмущения не всплескивает, – что ощущаешь себя полноценным альфой даже с дремлющей сущностью.

– Наверное, это ещё и потому, что сущности Мадара-сама и Изуна-сана, как и ваши с Итачи, были близнецами, – тем же, долгим и изучающим взглядом смотрит теперь на альфу. – Так сказать, две половинки одного целого.

– Может, и половинки, – кивает в ответ задумчиво, – но я бы не сказал, что одного целого. Скорее, как грани – диаметрально-противоположные, – Наруто предпочитает промолчать. В его клане принято считать, что даже Мадара-сама не обладал всей сущностной мощью своего Предка. Потому, что единая сущность была разделена на две части. Как поговаривали и о том, что должен же когда-то явиться Учиха со всей полнотой силы Десятого. Беты же называли это по-другому – рождение Антихриста.

В коридоре он замечает Кабуто. Бета выглядит ещё более сосредоточенно, чем обычно. Наруто даже сказал бы, удрученно и взволновано. Подобное, непривычное, мечущееся в эмоциях выражение лица Якуши не может оставить равнодушным. По крайней мере, его – омегу, учуявшего на одежде беты легкий, но при этом острый запах течки.

– Наруто? – Саске как раз собирался показать ему ещё одну гордость особняка – большую библиотеку, но остановился вместе с ним, чуть пофыркивая.

– Я быстро, – вдыхает воздух часто и быстро. Запах тонкий, словно виточек дыма, медленно колышущийся в воздухе. Он сжимает ладонь альфы, смотря ему в глаза с немой просьбой.

У Наруто много планов, и они мечутся в его голове от одной крайности к другой. Он хочет провести день со своим альфой. Хочет насладиться то ли последними часами свободы, то ли предвкушением предстоящего. Порывается поговорить с братом, от которого ни на шаг не отходит альфа, и с самим Итачи, мотивы которого ему не совсем ясны. Остро нуждается в уединении, чтобы подумать и взвесить, возможно, даже поговорить с наглым китсунэ по поводу услышанного в галерее. Наруто не нравится мысль о том, что их с Саске Предки то ли с их помощью мстят друг другу, то ли, словно сожалеющие об упущенном родители, пытаются воплотить собственные идеалы в своих отпрысках. Но этот запах, практически беспомощное выражение лица беты и кричащее поведение омеги…

– Мне кажется, что я смогу подобрать правильные слова.

– Хорошо, – похоже, Саске не нравится его идея, но он смиряется. Наруто более чем уверен, что его опрометчивый поступок не одобрил бы даже Дей. Он не имеет права вмешиваться: ни в дела другого клана, ни в чужие жизни, – но сущностный порыв столь стремительный, что омегу бьет крупная, волнительная дрожь, словно если не сейчас, то уже никогда.

Пыл слегка угасает уже у самой двери. Запах здесь ещё более острый и насыщенный. Кажется, он сочится сквозь щели, неумолимо и целенаправленно, мешаясь с едва уловимым, резким запахом альфы. Медленно выдыхает и нажимает на ручку, толкая дверь. Наруто надеется, что его жест не будет расценен, как плата по счетам. К тому же, сейчас он будет говорить, не как Узумаки Наруто или глава клана, а как омега.

– Орочимару-сан… – комната погружена в полумрак, словно в её нутре сокрыт глубоко больной человек. По сущностным ощущениям – безнадежно больной, которому совершенно безразлично собственное состояние.

– А Наруто-кун… – омега тяжело принимает сидячее положение. – Ты уж не обессудь, что я в столь неприглядном виде, – вымученно улыбается, поплотнее закутываясь в тонкую юкату. – Увы, для меня, я всего лишь обычная омега.

– Вы неправы, Орочимару-сан, – присаживается прямо на кровать. Пытается взять омегу за руку, но тот одергивает ладонь, споро пряча её, и отводит взгляд, словно стыдится собственного состояния. – Чем упорнее вы сопротивляетесь собственной сущности, тем больше страданий причиняете. И не только себе, – добавляет с нажимом.

– Заметил, значит, – Орочимару горько ухмыляется. – Надеюсь, все заметил? – упрямый, брошенный с вызовом взгляд. – В том числе и мою порочную любовь.

– Любовь не может быть порочной, – отрицательно качает головой. – Она может быть искренней, открытой или же затаенной, но не порочной или грязной. В таком случае это уже не любовь.

– Это как дотянуться до небес. Понимаешь? – Орочимару задумчиво покусывает губу. Его лицо уже не бледное, а какое-то восковое, а самого омегу колотит, как в лихорадке, причем не столько от течки, сколько от внутренних, сущностных переживаний. – Я, стоя на земле, даже если буду тянуться со всех своих сил, со всем своим рвением, желанием и чувствами, никогда не смогу дотянуться до неба. Я могу приказать ему упасть на мою голову, но в таком случае пострадают и другие.

– Глупости, – Наруто фыркает. Взрослый омега, а ведет себя как девица сопливого романа с наигранной драмой. – Не нужно ни к чему тянуться и никому приказывать. Нужно просто построить лестницу в это самое небо – всего-то, – он и сам не верит в то, что говорит подобные вещи. Образные. Но, раз Орочимару сам предпочел подобное сравнение, проще всего донести суть этому упрямцу на его же языке.

– Лестницу? – омега задумчиво, непонимающе хмурится

– Именно, – кивает, даже не пытаясь сдержать улыбку. – Ступенька за ступенькой, а там, гляди, и с небес вам навстречу сделают первый шаг.

– Наверное, я слишком стар, чтобы мыслить в подобном ключе, – Орочимару тоже улыбается. Не воодушевленно, но уже и не натянуто.

– Думаю, вы просто смотрели на ситуацию, как глава гильдии, а не как омега, – пожимает плечами. Может, сейчас он рушит основы какого-то устоя, бездумно и поддавшись сущностному порыву, но в то же время выбора за других он не делает. Возможно, это и есть та самая, золотая середина? В конце концов, если бы Предки стремились к утопии, они бы не оставили за своими детьми права выбора.

– Меня отчитали, словно юного курсанта, – Орочимару тихонько смеется, а после запрокидывает голову, смотря в одному ему ведомую высь. – Спасибо, Наруто-кун, что приструнил мой эгоизм.

– Всегда пожалуйста, – подымается, ощущая, как внутри разливается довольственное тепло. У хитреца китсунэ все девять хвостом веером, а на морде шкодливый оскал. Впервые Наруто воспринимает собственную сущность именно так, не пугаясь, а, скорее, журя её за ребяческие выходки.

– Ну? – Саске подпирает стену напротив двери. Руки скрещены на груди, взгляд из-подо лба хмур и пронзителен. А Наруто хочется ликовать и смеяться на всю полноту своего голоса и сущностной силы.

– Посмотрим, – отвечает уклончиво, а после порывисто обнимает своего альфу, смачно целуя. Все это проделки китсунэ – эта эйфория и безмерное чувство гордости. Такое впечатление, что этот разговор был необходим не столько Орочимару, сколько самому Девятому. Похоже, его достопочтенный Предок накопил уже достаточно сил, дабы не плыть по течению, а подчинять его своей воле.

– И что это было? – вопросительно выгибает бровь, пусть на губах не менее восторженная улыбка.

– Маленькая шалость, – берет альфу за руку, настойчиво увлекая за собой. – Не хочу в пыльную библиотеку. Лучше на воздух. И чего-нибудь вкусненького, а то, знаешь… – бросает виноватый взгляд через плечо, – одним чаем сыт не будешь.

– Наконец-то, – выдыхает альфа с облегчением, а после подхватывает его на руки. – Прости, что все это время оставался в стороне. Просто мне показалось, что, только справившись с собственной неуверенностью своими силами, у тебя больше не останется сомнений.

Вместо ответа он просто целует своего альфу – медленно и чувственно. Саске несет его на руках чуть ли не через весь особняк. Другие омеги смотрят на них насторожено и удивленно, некоторые даже порицательно. И только Фугаку-сан как-то странно прокашливается, сталкиваясь с ними при выходе из своего кабинета. Наверное, потому, что он лихо подмигнул будущему свекру глазом с оранжевой радужкой и вертикальным зрачком.

========== О половинках разных целых 2. ==========

– Суйгетсу, у тебя все в порядке? – альфа смотрит на него обеспокоенно, пристально, ни на миг не веря вежливой улыбке и безупречному самообладанию.

– Более чем, – отвечает уверенно, салютируя другу полным бокалом шампанского. Улыбается, а самому хочется рассмеяться альфе в лицо. В порядке ли он? Конечно! Ещё бы! Всего-то нужно подделать документы и снять со счетов все свои сбережения. Ах да, ещё заказать билеты на несколько рейсов, но не сесть ни в один самолет, а, прихватив с собой лишь самое необходимое, добраться до северного порта на поезде, а после паромом на материк. Далее план своего бегства из страны омега ещё не продумал.

– Не верю, – бросает философски, насторожено поглядывая в сторону. Его нареченный сейчас не в самых надежных руках другого омеги, и Ходзуки это чувствует. Чувствует, что Саске разрывается между возлюбленным и другом, и от этого ещё горше. Такое впечатление, что он, Ходзуки Суйгетсу, только мешает альфам, занимая в их жизни то место, которое принадлежит другим. – И, как только закончатся все эти формальности с представлением, вплотную начну под тебя копать, – легкий, предупреждающий прищур, – если не сдашься добровольно, конечно же.

Он в ответ лишь кивает, делая вид, что заметил кого-то, кто подзывает его в свою компанию. Может, кто-то из многочисленных знакомых и подзывает, но в последнее время омега дерганный и недоверчивый, полностью поглощенный ставшей уже маниакальной фобией потерять ребёнка.

Эйфория от радостной новости сменилась бессильным страхом уже следующим утром. Он осторожно выбрался из постели, бросив на спящего Нейджи тревожный взгляд. Альфа ведь должен почувствовать, что омега носит под сердцем его дитя. Рано или поздно, но это произойдет, и Суйгетсу сильно сомневается в том, что и для Хьюго эта новость будет радостной. Тем более, для клана.

В ванной долго рассматривает себя в зеркале. Вертится и так, и эдак, проводит рукой по плоскому животу… Нет, он уверен, что животик уже не плоский, хотя срок беременности ещё смехотворный, а вот омеге кажется, что совсем чуть-чуть, но тот уже выделяется. Глубоко выдыхает, после замирая: ему не позволят оставить этого ребёнка. Эта мысль врывается в его голову и сущность колючей вспышкой. Если он не сделает аборт добровольно, его заставят. Выкрадут, накачают какими-то препаратами и убьют малыша. А может, и его заодно, чтобы сокрыть следы позора, ведь мало ли сколько омег безоглядно пропадает каждый день.

У Ходзуки Суйгетсу нет защиты. Есть Саске и Шикамару, но вправе ли он втягивать лучших друзей, фактически, в клановое противостояние? Он и так числится в должниках у Учиха, а второго шанса на то, чтобы начать жизнь заново, привратница-судьба так просто не дает. К тому же, муж-садист – это одно, а бастард Первородного – совершенно другое. Учиха приняли бы его ребёнка, но Хьюго…

На миг в его голове рождается, кажется, гениальная мысль: выдать ребёнка за саскиного. Пусть он падет в глазах возлюбленного, но их малыш будет жив, а Учиха ради друга согласится даже на подобную авантюру… Но сразу же отметает эту мысль, как рожденную в хаосе панического страха. Хьюго потребуют экспертизу – это факт, который ведет за собой последствия. А если ребёнок будет копией Нейджи? А как же чувства и отношения Саске и его цветка? Разбить пару и растоптать их любовь ради собственной выгоды? Нет, на такое он не пойдет, даже если будет на грани отчаяния и безысходности.

Дрожащими руками цепляется за раковину.

– Думай, жалкая омега, – приказывает себе, глубоко и надрывно дыша. – Думай за себя и своего ребёнка. Думай сейчас, если не хватило мозгов подумать до того, как ложиться под альфу, – но в голове ни одной мысли. Он мечется от крайности к крайности, принимая решение то сейчас же бежать, уповая на «авось», то рассказать все Нейджи, поверив в его чувства.

Глухо смеется. А есть ли у альфы чувства к нему? Он – выгодное приобретение. Слепое и безмозглое, раз не вынес урока из предыдущего опыта. Для Нейджи он – любовник, старая, попользованная омега. Единственное, что в нем ценно, это наследие Третьего – жалкое и зыбкое, едва треплющееся. Был бы сильным – сам бы справился и с бывшем мужем, и в нынешней ситуации, а не думал бы о том, кому поплакаться первому – Учиха или же Нара? Безнадежная, отчаявшаяся омега, готовая на все ради малыша под своим сердцем.

– Суйгетсу… – его обнимают со спины. Омега вздрагивает, трепыхается, вырываясь.

– Прости-прости, – шепчет альфа, ещё крепче прижимая его к своей груди. – Я не хотел тебя напугать, а вот сам испугался, – хмыкает, глубоко вдыхая запах его волос.

– Почему? – омега замирает. Даже не дышит, боясь. Ему кажется, что сейчас альфа почует, почувствует, ощутит. Съеживается в кольце сильных рук, и желая, и боясь этих собственнических объятий.

– Не знаю, – пожимает плечами, прикасаясь губами к его обнаженному плечу. – Проснулся, а тебя рядом нет. Такая паника накатила, словно я потерял тебя безвозвратно. Сам не понимаю… – встряхивает головой. – Может, приснилось что-то эдакое.

– Не бери в голову, – осторожно накрывает ладони альфы своими. Внутри его колотит. До сиплого голоса и выступивших клычков. Ведь он и подумать не мог, что связь между ним и альфой столь тесна. Обычный секс и даже вязка ни к чему не обязывают, а вот чувства… Но кроме привычной заботы, нежности, уважения со стороны альфы не исходит ровным счетом ничего. Если причина в общем ребёнке, то у него ещё меньше времени, чем он думал.

– Нет, – категорично, разворачивая его лицом к себе. – Я чувствую, что с тобой что-то происходит, но никак не могу понять – что. Не расскажешь? – серые глаза смотрят так, словно заглядывают в само сосредоточие. Может, и правда, поддаться этой участливости, ведь у него нет причин думать о Нейджи плохо. Альфа всегда был добр с ним и обходителен. Да, слегка нагловат и перебарщивал с напористостью на первых порах, но ему кажется, что за эти месяцы мальчишка действительно стал мужчиной, окружив его вниманием и… подобием отношений. Все-таки они всего лишь любовники, а по документам ещё даже неофициальные.

– Да так, – отводит взгляд, запоздало вспоминая, что, лгучи, желательно смотреть в глаза, – прошлое тревожит, – как аргумент, проводит рукой по огрубевшему шраму на груди. – Я тебе не говорил, но он умер не так давно, а ощущения такие, словно метка все ещё на месте, – чуть морщится. По сути, не совсем и лжет: шрам, и правда, тревожит, зудя и пульсируя жаркой точкой. – Муторное и неприятное ощущение.

– О подобном не стоит молчать, Суй, – нежно прикасается к его губам. – К тому же, я поспрашивал специалистов: я, как более сильный альфа, могу стереть этот след своей меткой.

– Меткой?! – упирается ладонями в плечи альфы. Наверняка, его взгляд сейчас всполошено мечется, а от ритма сердцебиения только и того, что эхо не расходится. – На мне? Любовнике?

– А почему нет? – лукавая улыбка, словно Нейджи и не говорит сейчас о каких-то запредельных, фантастических вещах. – Ставить метки на любовниках не запрещено, просто альфы предпочитают этого не делать из-за своей… – цокает языком, подбирая, скорее всего, оправдывающее слово, – капризности, а лично я никогда не был капризным. К тому же, ещё на нашем первом свидании говорил, что подле меня будет всего две омеги – моя жена, Хината-химе, и ты, Суйгетсу, как официальный любовник. Понимаешь? – аккуратно касается его подбородка. – Всегда, что и будет подтверждено метками.

Суйгетсу не знает, что ответить. Теряется, пытаясь взять себя в руки и не разрыдаться в порыве чувств. Понимает ли альфа, на что он его обрекает такими речами? Понимает ли он, что, даря одну надежду, он убивает другую? Неужели не думает о том, каково будет ему, омеге, которого, скорее всего, стерилизуют после метки, растить детей своего возлюбленного и его жены, как родных? Это жестоко, Нейджи, очень жестоко.

– Я могу над этим подумать?

– Да, конечно, – Нейджи отвечает с заминкой. Наверное, он был уверен в том, что омега примет столь щедрое предложение. Суйгетсу думает о том, что им, альфам, не знающим, что значит дать жизнь, не понять, насколько это важно для каждой омеги. Суйгетсу абсолютно уверен в том, что он выберет ребёнка.

Поцелуи возлюбленного пьянят. Он отвечает с каким-то неестественным, жадным голодом. Буквально набрасывается на альфу, будто чувствует, что это их последняя близость. В любом из возможных для него исходов. А Нейджи так нежен и заботлив, что остужает его пыл своими неторопливыми ласками. Подымает его на руки и относит обратно в постель. И не докажешь ведь, что на носу событие мирового масштаба – презентация новой модели «Bashosen». Не хочется доказывать. Не сейчас, когда почти что слышишь в страстном шепоте столь желанные слова:

– Суйгетсу, я…

– Суйгетсу, я сейчас вышибу эту дверь! Предками клянусь! – омега вздрагивает, судорожно прижимая к груди дорожную сумку.

Он не успел – эта мысль загнанной в угол добычей мечется в голове Ходзуки Суйгетсу. Поддался каким-то обнадеживающим порывам после столь страстной и чувственной ночи, пустив все на самотек, а, когда опомнился, драгоценное время уже безвозвратно утекло. Поддельные документы он сможет забрать только завтра, а в офисе ещё даже заявление на расчет не подал. Все откладывал, так и не найдя в себе силы отринуть наипростейший вариант – доверившись, рассказать обо всем своему альфе.

И все же он, Ходзуки Суйгетсу, безнадежен. Уклонялся от встреч, сетуя на занятость, и тщательно закрывался, дабы скрыть истинное положение вещей, но у судьбы он явно не в фаворитах, раз Нейджи таки что-то заподозрил. Кажется, ощущение, что его сопровождают до дома от самой станции метро, не было беспочвенным. Он поступал, как трус, чем, скорее всего, себя и выдал.

Бежать! Поддаваясь очередному порыву, омега кидается на балкон. Пожарная лестница почти рядом – всего-то надо ступить на перила и уцепиться за её поручни. Но сумка кажется непомерно-тяжелой, хотя в ней лишь самое необходимое, а сердце попеременно бухает то в боку, то в висках. Если бы он рисковал только собой, омега даже не задумывался бы: упал бы и расшибся – значит, такова его судьба, – но ребёнок… Суйгетсу отчаянно хотел, чтобы его малыш жил.

Ради этого… ради своего ребёнка… он делает шаг вперед, приказывая себе не зажмуриваться. Он должен видеть цель, стремиться к ней, а не сигать в пропасть. До скрипа стискивая кулаки на перилах, омега беззвучно смеется. Он уже шагнул в пропасть, пропасть безнадежных, безответных, безвозвратных чувств, из которой теперь пытается выкарабкаться на поверхность. Если бы только сердце могло так просто отпустить свою вторую половинку.

Поудобней закидывает сумку за спину, надевая ручки, словно рюкзак. Упирается в перила, подтягиваясь. Главное, дотянуться до лестницы, а путь вниз он уж как-нибудь преодолеет.

Ему не страшно. Ни капли. Даже когда подошва начинает скользить по гладкому металлу. Совершенно не страшно смотреть вниз, на влажный асфальт и разбросанный у бака мусор. Абсолютно не страшно запрокидывать голову в небо и ловить пальцами воздух. Не страшно отринуть борьбу и отдаться на волю дождя и ветра.

– Ты ненормальный… – шепчет альфа, стискивая его в своих объятиях. – Придурошный, полоумный омега…

Переводит взгляд вниз: его тряпки мешаются с мусором, а сумка болтается на торчащем из земли пруте. Сердце пропускает болезненный удар. Если бы, и правда, в сердце – он бы не сожалел, его сердце и он сам заслужили, но ребёнок…

– Предки, чем я только думал… – утыкается лбом альфе в плечо.

Какая разница, как и когда именно Нейджи оказался на балконе. Этот альфа, сам того не ведая, спас сразу две жизни, и Суйгетсу больше не собирается противостоять мнимым и призрачным врагам. Если уж и отстаивать, защищать, то знать от кого и чего, а не сбегать, словно крыса с тонущего корабля. Впервые со дня пробуждения сущности, он ощущает переливы сущностной силы Третьего внутри себя. Помнится, Учиха постоянно сетовал на то, что Предки любят объявляться в самый неподходящий для этого момент.

– Именно, – альфа отстраняется. В его глазах тревога, зрачок дрожит, практически слившись с радужкой, а сущностный ореол столь нестабилен, что опутывает их обоих сразу, словно они две половинки одного целого. – Чем и о чем ты думал, взбираясь на перила.

– Сущностью, – отвечает честно, смотря в глаза возлюбленному. Вот теперь страха нет. Тогда же, минуту назад, страх и темень Бездны поглотили его, толкнув на безумный, отчаянный, греховный поступок. – Руководствовался сущностными порывами, думая о том, как бы от тебя сбежать.

– Это я и так понял, – подхватывает его на руки, занося внутрь. – Ты уже больше недели меня избегаешь, и, знаешь ли, – прищуривается, но так и не отпускает, – мне бы хотелось знать, в чем я настолько провинился, что ты жизнью рискнул, лишь бы не подпустить меня к себе.

– Не ты, – отчаянно качает головой, чувствуя подступающий к горлу ком. – Я виноват… или Предки… Может, Боги? – переводит на альфу вопросительный взгляд. В ответ на него смотрят не менее вопросительно, с толикой заботы и настороженного беспокойства. Альфа глубоко вдыхает, явно принюхиваясь. А ведь его запаху, и правда, пора уже измениться на более нежный и тонкий, ещё более соблазнительный для альфы, дитя которого он носит в своем чреве.

– Даже не знаю, как правильно сказать… – опускает ресницы. Жар смущения стремительно окрашивает щеки пышным румянцем. Сердце взволнованно стучит, а на губах расцветает счастливая улыбка. Что бы сейчас не ответил Нейджи, какой бы ни была его реакция, но Суйгетсу никогда не пожалеет о своем решении все-таки не таить правду.

– Шизуне-сан говорила, что так бывает, если у омеги долгое время не было альфы, а она уже… ну… – запинается, ощущая дрожащее напряжение возлюбленного. Он, и правда, глупая, недальновидная омега. Они с Нейджи вместе уже несколько месяцев, мог бы и понять, что, если альфа его и не любит, это ещё не означает, что он подонок. Оглядываясь назад, Суйгетсу понимает, что у него было все, чего он желал, просто, из-за упрямства и собственных предубеждений, осознал это, едва не потерявши. А ведь когда-то ему хватило мужества пойти против воли самого Предка.

– У нас будет ребёнок, – выдыхает с отчаянной надеждой и бескрылым счастьем. Раскрывается, как омега. До самого сосредоточия. Нейджи должен почувствовать и понять, безо всяких анализов и экспертиз, малыш – его, их, и он, омега, своего ребёнка не отдаст, не бросит и, тем более, не убьет в собственной утробе.

– Ясно, – альфа опускает голову, пряча выражение лица. Омега в растерянности и замешательстве. Он не может понять то, что ощущает. Это что-то огромное, раздувающееся и множащееся, наполняющееся из одного источника и переполняющее другой, несущее столько всего и сразу, что он тихо охает, а после срывается на всполошенный вскрик.

– Отпусти, альфа! – колотит возлюбленного по широкой груди, пока тот кружит его на руках по всей квартире. – Отпусти, кому говорю! Иначе меня сейчас стошнит.

– Твоя просьба невыполнима, вредная омега, – громко чмокает его в острый кончик носа. – И не подумаю отпустить. Никогда, – Ходзуки затихает. Альфа винит его? Собирается запереть и не выпускать из дому? Приставит охранников, чтобы те бдели каждый его шаг? А почему бы и нет? Нейджи же – Хьюго, с него станется.

– Я оставил тебя наедине с тем, что, наверняка, испугало тебя и озадачило, – наконец, ставит его на ноги, но не отводит пристального взгляда и не скрывает собственную переполненность чувствами. – Обещаю, что подобное больше не повторится. Обещаю защищать и любить вас, – альфа прикасается к его животу, а он так и замирает, веря и не веря. Веря альфе, возлюбленному, целующему его губы и шепчущему нежные слова, но не веря Хьюго, ставящим статус клана выше судеб даже собственных членов.

– Я очень счастлив, Суй, – порывисто приподнимает его, кружа и снова ставя наземь. – Заранее согласен с тем, что ты скажешь о моей молодости, неопытности, неспособности и даже нашем с тобой официальном статусе, но я восполню все это, – и опять поцелуи, поцелуи, поцелуи… Кажется, Нейджи даже что-то бормочет в его совершенно плоский живот, то ли давая обещания, то ли в чем-то заверяя. – Вы с малышом ни в чем не будете нуждаться.

– Если мне позволят его оставить, – достаточно эйфории и розовых соплей. Теперь, когда он словно от камня на плечах избавился, пора отбросить в сторону сентиментальные порывы и решения, принятые под действием гормонов и собственной сущности. Если альфа не видит или не желает видеть правду, он сам повернет её к нему лицом. С беззаботной жизнью в воздушных замках на кисельных берегах у молочных рек придется повременить. Сперва – суровая реальность, с её болотной гнилью и обыденной серостью.

– О чем ты? – Нейджи приподнимается с колен, смотря в ответ хмуро и настороженно.

– О том, что твой клан не примет бастарда, – категорично складывает руки на груди. Ну вот, наконец-то он в своей колее – осточертевшей ему за двадцать шесть лет, но, по крайней мере, родной и знакомой. – Более того, мне кажется, что они потребуют аборт. Убоятся, – пожимает плечами, – потому, что мой малыш – прямая угроза твоим законным наследникам.

– Чушь! – альфа гневно, категорично рассекает воздух ребром ладони. – Да, официально Хьюго, может, его и не признают, но аборт… – медленно, поджимая губы, качает головой. – Наши традиции суровы, но не жестоки или же гнусны.

– Как знать, – бросает саркастически.

– Едем, – альфа смотрит на него категорично, упрямо, словно, и правда, ребёнок, стоящий на своем до последнего. Из-за обиды и желания доказать взрослому свою правоту. – Сейчас же.

– Едем, – не менее категорично, а сам, мысленно, цокает. Хорошо, что ему не привыкать к столь резким поворотам. Уж чего-чего, а опыта общения с Первородными и главами клана ему не занимать.

– Вот увидишь, – помогая ему надеть пиджак, напутствует на выходе из квартиры, – моя семья отнесется к ситуации с должным уважением и пониманием.

– «Не отнеслась», – понимает Суйгетсу, в ответ на слова главы клана Хьюго гордо и непримиримо вскидывая голову.

– Этому ребенку не место в клане, – Хиаши-сама прищуривается, сжимая-разжимая пальцы, словно пытается ухватить что-то, чего в данный момент нет у него под рукой. – Ему вообще не место в этом мире, – они в кабинете главы. В присутствии самого альфы и бледной, словно мел, Хинаты-химе. И если в глазах главы Хьюго он видит лишь презрение, то во взгляде омеги – зависть и ненависть. Он понимает чувства этой хрупкой девушки, но щадить их не собирается. Не тогда, когда носит под сердцем малыша, которого готов защищать любой ценой.

– Дядя?! – на его памяти это второй раз, когда Нейджи позволяет себе столь фамильярное обращение к главе. Вот только сейчас его окрик возмущенный и, кажется, неверящий.

– Не думал, мой дорогой племянник, что ты настолько глуп, – старший альфа хмыкает, закатывая глаза, будто он безоговорочно уверен в своей правоте. Ходзуки и не сомневается в этой уверенности… самоуверенности, собираясь оставить последнее слово за своим адвокатом. – Этот омега просто использовал тебя, дабы пробраться в знатные ряды. Ребёнок, Нейджи-кун, – с нажимом, чуть подаваясь вперед, – это всегда слабость, причем на всю жизнь.

– Чушь! – сущностный ореол вокруг Нейджи сгущается, его взгляд наполняется зыбким туманом, а на висках вздуваются вены. Суйгетсу удивлен: он предполагал, что альфа будет их защищать, потому, что это инстинкты, но не думал, что столь яростно. – Беременность Суйгетсу – случайность, но это ещё не говорит о том, что я не рад этому ребёнку, и уж тем более не означает, что я собираюсь от него отказываться.

– Предки! – Хиаши-сама снова театрально взирает в потолок, словно говорит с несоизмеримым глупцом. – Этому омеге уже двадцать шесть лет, он был замужем и добился развода со своей парой, поэтому не смей говорить о всякого рода случайностях, – небрежно взмахивает рукой. – Раскрой глаза, Нейджи, и повинуйся моему решению, пока я ещё даю тебе на это шанс.

– И каково же ваше решение, дядя? – осведомляется негодующим, дрожащим от невысказанных эмоций голосом. Похоже, интуитивно прячет его за своей спиной, защищая не только своим телом, но и сущностно. Это странное ощущение. Будто вокруг незримая стена: находящийся внутри может её преодолеть, а вот снаружи придется столкнуть со всей той мощью, которую в неё вложила сущность альф. Да, Нейджи перестарался. Кажется, что ещё капля, и комнату закружит в безудержном торнадо, но омега позволяет себе потешить собственное самолюбие. Всего лишь на миг, предшествующий началу основной битвы.