Текст книги "Цветочная романтика (СИ)"
Автор книги: Lelouch fallen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Месть – не красит. Ни человека, ни особь, – таки заключает в объятия. Не крепкие. Просто успокаивающие, чтобы этот глупый омега не навредил сам себе. – Правильнее будет выдать злоумышленника властям.
– Что не вернет нам с Наруто родителей, – на выдохе. Горьком и обессиленном, – как и сотни других, которые стали жертвами чьих-то амбиций, – он хочет сказать, что очередная смерть, пусть и злодея, тоже не вернет никого к жизни, не очистит память об их гибели и не принесет успокоения, но омега и сам это знает. А ещё волнуется за него. Пусть и не говорит. Итачи достаточно чувствовать, чтобы знать, что его будут ждать.
– Итачи, нам пора, – Дейдара вмиг отопревает. Поправляет одежду, делая вид, что только что никто ничего не видел. Ему подыгрывают. Каждый понимает: их чувства и их запретность. Итачи не терпит к себе снисходительности или же жалости. Итачи считает, что, коль уж достопочтенный Предок не посчитал нужным раскрыть ему его судьбу, он сотворит её сам.
– Удачи, брат, – Саске неумело, но искренне похлопывает его по плечу. – За омег не беспокойся – они под надежной защитой.
– Полагаюсь на тебя, отото, – обмен стандартными любезностями. Неестественными, словно дешевые киношные фразы. Но на чувства нет времени. Как на промедление или же ошибки. Итачи знает: если они не вернутся с победой, в их споре с Предком победит именно последний.
– Только попробуй пострадать, Учиха, – шипит Дей, грозя ему кулачком. – Я в твою рекламную кампанию, можно сказать, всего себя вложил, так что ты обязан не только увидеть ролик, но и выполнить свое обещание.
– Алая «Bashosen», – кивает. – Я помню. И лично вручу тебе ключи от неё.
– Уж постарайся, – подавляет в себе желание стереть недовольство с пухлых губ глубоким поцелуем. Лишь улыбается в ответ и, в ничего не значащем жесте, треплет золотистые волосы. Особняк Узумаки они покидают, не оборачиваясь.
– Эх! – дядя тяжело вздыхает, грустным взглядом окидывая свой байк.
– Орочимару-сама… – предупреждающе тянет бета, распахивая перед омегой дверцу автомобиля.
– Да-да, – бурчит, забираясь на переднее сидение. – Не время, не место и вообще, как омеге и должностному лицу, не положено, – Итачи фыркает. Садится позади водителя.
– Уж прости, босс, – басит его Хранитель, доставая из кармана плотного плаща тугую повязку. – Правила, – в ответ лишь пожимает плечами. О месторасположения штаба гильдии знают только гильдейцы. И он не собирается нарушать это правило. К тому же, доверяет Кисаме. Этому бродячему альфе, восемнадцать лет назад заявившемуся в особняк Учиха и поставившему главу клана перед фактом. Презирает Предков, но, коль уж Третий снизошел до него, раскрыв Хошигаке Кисаме его судьбу, значит, быть ему Хранителем. До последнего вздоха.
Машина плавно трогается с места. Да уж, двадцать восьмой день рождения удался на славу.
***
Повязку снимают уже в помещении. Затемненном, без окон и со слегка спертым воздухом. Значит, под землей. И, скорее всего, за городом или же на его окраине. Ехали долго. В молчании. Разве что дядя по телефону раздавал предварительные указания. Он же – всего лишь сторонний наблюдатель. Все остальное исключительно в руках Орочимару.
– Наконец-то серьезное дело, – лихо басит жилистый мужчина, ударяя кулаком о ладонь. – А то что-то засиделись мы тут, Орочимару-сама.
– Как по мне, лучше бы и дальше сидели, – бубнит дядя, цепким взглядом обводя каждого Хранителя. Первородных осталось не так уж и много, и это чудо, что гильдия все ещё существует. В столь узком кругу, так сказать. Скорее всего, самих Хранителей не больше десятка. Хотя больше всего Итачи удивляет то, что среди них есть омеги.
– План порта и самого дока, – беловолосый омега раскатывает на длинном столе чертежи. – Исходя из расположения объекта, операцию лучше начать с севера. Окружающие здания скроют наше присутствие, а коридор ведет прямо в техническую рубку. Если займем её быстро, Трапперы окажутся у нас, как на ладони.
– Заложника, скорее всего, содержат в подвальном помещении, – в разговор вклинивается тот самый, жилистый альфа. Явно не японец, судя по оливковому оттенку кожи. – К сожалению, вход туда только один – через этот коридор, – обводит участок на чертежах, показательно постукивая пальцем по одной точке. – Там же, как я полагаю, сосредоточена плотная охрана. Не исключаю возможность камер наблюдения. В том числе и по всему периметру, что существенно усложняет нам задачу.
– Будь я на месте главаря, то расположилась бы в бывшей комнате отдыха персонала, – невысокая омега тушит сигарету о край стола, смахивая её в жестяную банку. Штаб гильдии больше похож на убежище или лежбище. У противоположной стены шуршит техника. Под потолком скрипят огромные вентиляторы. Пол затерт, а стен уже давно не касалась свежая краска. Скудная, минимальная обстановка. И несколько дверей, ведущих, судя по всему, не в роскошные апартаменты. Похоже, штаб все ещё существует лишь благодаря энтузиазму самих гильдейцев.
– Она находится в восточном крыле, – омега плотно затягивает узел банданы, пряча волосы приметного кораллового цвета, – и отдалена от остальных помещений, а ведущие к ней коридоры петляют, словно лабиринт. В этом же тупике есть выход на пожарную лестницу. Удобно, если хочешь не просто держать все под контролем, но и вовремя сбежать.
– Разделимся на несколько штурмовых групп, – Орочимару склоняется над чертежами. Его взгляд цепок и холоден. Зрачок вытянулся, превратившись в щелку. А сам он, словно подобравшийся хищник. Справедливы ли на самом деле Предки, уготавливая такую судьбу для омег? – Кидомару на тебе первая волна и рубка.
– Я проверю камеры, – высокая женщина-альфа, одетая на манер западных морпехов, отрывается от мониторов многочисленных компьютеров. – Если они все-таки есть, я смогу подключится к системе и замкнуть картинку.
– Хорошо, Кин, – дядя, секунду поразмыслив, кивает, – но Заку пойдет с тобой.
– Только мешать будет, – фыркает, но приказ – есть приказ. Возвращается к своим делам. К информации. Даже Итачи, будучи всего лишь пользователем компьютерной техники, понимает, что все эти бегущие столбцы символов – это данные. Скорее всего, со всего мира. Данные о тех, за кем присматривают Хранители. Как бы там ни было, но Гильдия – это огромная организация. Сейчас же перед ним – всего лишь малая её часть, дислоцирующаяся на территории Японии и бдящая Первородных. Тот, кто руководит всей системой, во все века находился в тени.
– Кимимару, – тяжелый взгляд на беловолосого омегу. Тот не выглядит хрупким. Скорее, его можно назвать костистым. И слегка болезненным. По крайней мере, внешний вид этого парня оставляет желать лучшего, – заложника доверяю тебе. Вместе с Хранителем, ожидающим нас у доков, и близнецами пойдете за наследником Девятого, – омега в ответ лишь сдержано кивает. Итачи делает вывод, что он – правая рука дядюшки. Прям омегократия какая-то, с которой, впрочем, все согласны. – Я и остальные возьмем на себя главного злодея.
Обсуждение затягивается на пару часов. Он просто наблюдает. Впитывает каждую деталь. Его Хранитель – безучастен. Это не дело Кисаме. Он даже в гильдии состоит постольку-поскольку. Просто он, Итачи, в деле, значит, тень незыблемо последует за ним.
Обмундировываются и вооружаются. Против бет их сущностная сила бесполезна, поэтому только холодное да огнестрельное оружие, а так же безупречные навыки рукопашного боя. Итачи прислушивается к ощущениями. Все это время он не был неприметным. На него просто предпочли не обращать внимания. Потому, что глава посчитал его присутствие необходимым. Он чувствует наследие. Лишь в Кимимару. Наследие Пятого. Остальные же, в лучшем случае, дворовые. Как и некогда Намикадзе Минато. Эксцентричные близнецы-омеги и курящая женщина вообще бродячие. Означает ли это, что в мире, подконтрольном Предкам, даже пыль под его ногами запланирована теми, кто много веков назад ушел за Грань?
У доков их встречает темная фигура. Это первое, что он видит после того, как с его глаз снимают повязку. Плащ полностью скрывает очертания силуэта, а капюшон наглухо надвинут на голову. Сплошная тьма. Порт старый, и им пользуются только рыбаки. Поэтому темень тут стоит жуткая. Такое ощущение, что между этих громадин рассталась с жизнью не одна особь – насколько густо воздух пропитан миазмами Бездны. И ощущение это явно не фантомное.
– Яхико-кун, – дядя выходит вперед. На нем форма генерала личной гвардии императрицы – куртка и штаны цвета хаки, лоснящиеся черные сапоги и фуражка. Конечно же, погоны с генеральскими звездами и кокарда с императорским гербом. Смотря на этого человека, трудно сказать, что сегодня… точнее, ещё вчера это был неуемный омега, на байке сбежавший с важного совещания, – как глава гильдии Хранителей страны Восходящего Солнца, клянусь, что обрету спокойствие только тогда, когда голова врага будет отделена от его тела.
– Как Хранитель клана Узумаки, – фигура опускается на одно колено, – клянусь быть вашим мечом и щитом до тех пор, пока голова врага не будет отделена от его тела.
Итачи медленно выдыхает. Яркие ощущения, которые и в подметки не годятся тем, которые испытывают во время присяги членов клана своему главе. Во стократ мощнее. Благоговейно и пробирающе до самого сосредоточия сущности. Можно сказать, особая магия, своеобразное сущностное плетение, позволяющее каждому гильдейцу ощущать своего брата по оружию, как самого себя. Давняя традиция, когда главным оружием Хранителя была только его катана, и которой не дал кануть в Лету Намикадзе Минато. Фигура подымается с колен, откидывая с лица капюшон.
========== О тайном и явном 4. ==========
Итачи не завидует летописцам, которые, избрав путь стороннего наблюдателя, отринули субъективность. Высокий мужчина, с рыжими волосами и карими глазами. Нет в нем ничего схожего с альфой на фото, которое он видел всего пару раз. И, тем не менее, сходство присутствует. В неумолимо-подмечаемых деталях.
Конечно же, он не спрашивает. Никогда не интересовался историей гильдии и данными на самих Хранителей. Единственное, что ему известно, так это то, что глава теней, предшествующий ещё Минато Намикадзе, привел в штаб мальчика, только пробудившегося, дворового альфочку, назвав его своим учеником и преемником.
Сущность отзывается на силу Хранителя. Даже Кисаме нетерпеливо вертит в руках свой огромный меч, пристально присматриваясь к альфе. Хмыкает и даже, изредка, скалится в его сторону. Сущность шепчет о непоколебимом духе и стальной воле. О силе, заключенной в Хранителе. Без какого-либо наследия. Как и у Намикадзе Минато. Чистая сила особи без каких-либо «но» или «может быть».
Дейдара, Наруто и Карин, исходя из укоренившейся логики вещей, не могут обладать наследием Девятого. Как перерожденные, лишь чувствовать связь со своим изначальным Предком, но не иметь возможность черпать силу из его пламени. Итачи думает о том, что судьба, ниспосланная Предками в день пробуждения сущности, это выдумка. Узда для Первородных, наброшенная тем, кто брезговал мешать кровь и отринул человеческие чувства. Хранитель перед ним определенно имеет родственные узы. Со всеми омегами Узумаки.
– Демоны Бездны! – шипит Кин, беспокойно выбивая новые и новые столбики символов. – Этот гад сам пытается нас взломать.
– Засекли наше присутствие? – дядя хмурится. Длинные волосы собраны в небрежный низкий хвост. Черно-фиолетовые стрелки придают его взгляду глубины и какого-то особого магнетизма. Итачи понимает, что из всех присутствующих только три особи могут смотреть Орочимару в глаза. Он сам, омега Кимимару и Хранитель Узумаки. Итачи думает о наследии. Двух альф, которые никак не связаны с Предками. О сущности Яхико, облик которой воспринимается трескучими, яркими вспышками молнии.
– Конечно, засекли, – фыркает альфа. Откидывается на спинку стульчика, закладывая руки за голову. – Примерно на высоте две тысячи метров где-то посреди Гималаев.
– Эй, мне ещё долго тут сидеть?! – приходится работать в темноте. Голос из открытого люка коммуникаций приглушенный и недовольный. Ворчливый. Не попустительство со стороны Орочимару. Как глава гильдии, он не позволяет своим Хранителям раствориться как личности, превратившись в безликие орудия.
– Наблюдение примитивное, – Кин щурится. Недовольно и чуточку раздосадовано. – Если бы сигнал шел через спутник, я бы могла подключиться к системе прямо отсюда, но… – пожимает плечами. Подымается, устало потягиваясь. – Придется спускаться и искать распределитель.
– Ждем твоего сигнала, – а ещё глава доверяет своим подопечным. И ценит жизнь каждого из них. Ни одного необдуманного решения или же приказа. Итачи гордится дядей. И в то же время считает такую судьбу для омеги несправедливой.
– Кидомару, – в темноте люка показывается поднятый вверх большой палец. Орочимару переводит пристальный, приказывающий взгляд на жилистого альфу, – начинаем.
– Слушаюсь, генерал, – альфа натягивает маску. Все Хранители в черном. Высокие ботинки со смягченной подошвой. Чтоб ни звука. Очки ночного видения. Бронежилет и специальный пояс. На две кобуры и ножны для катаны. Хранители чтят свое наследие. Гильдия в надежных руках, но все равно победы не стоят таких жертв.
– Итачи, – дядя заботливо кладет руку ему на плечо, – не лезь в самое пекло. Доверься Хранителям.
– Как и вы, дядя, – Орочимару не изменяет своей униформе генерала. Пусть поверх неё бронежилет, но Итачи знает, что он – не панацея. Для особей, привыкших полагаться на сущностную силу, мир без неё пуст и холоден, а сама особь беззащитна. Особый навык Хранителей – умение примерять на себя личину беты, отгораживаясь от своего наследия. Возможно, именно поэтому гильдия всегда отдавала предпочтение дворовым и бродячим особям. О которых никто не будет сожалеть.
– В хвосте пойдем, босс, – Кисаме всегда следовал за ним. Итачи даже не мыслил о том, что, может быть, тени придется стать щитом. Наверное, беспечность коснулась и его. Как и самоуверенность. Предок хитер и изворотлив. Игрок уз. Руки сына, брата и наследника оказались самыми удобными для воплощения каких-то там планов его достопочтенного Предка. Сущность пристально суживает глаза и пару раз взмахивает крыльями. Сила Мангекё… А почему бы, и правда, не узнать грань её возможностей. – И соберем все лавры.
Первый взрыв гремит уже через пару минут. Воздух наполняется гарью и едким запахом пороха. Эффект неожиданности оказывается недолгим. Трапперы готовы. Перегруппировываются и занимают выгодные позиции.
Каждый метр не достается им просто так. Свист пуль и пыль, забивающая чувствительный нос. Мерцающий свет и треск разбитых ламп. Кромешная тьма и крики. Боли или предсмертия. Липкие лужи под ногами и скрюченные пальцы, все ещё сжимающие приклад. Остекленевшие глаза с печатью ненавистного, отчаянного взгляда. А был ли мир между людьми и особями на самом деле? Или же все ширма. Иллюзия распахнутых врат Бездны.
Осознает собственную беспомощность только тогда, когда его сущностная сила не защищает хрупкую омегу. Пуля замедляется, но все равно впивается в цель. Материальная вещь, созданная людьми и несущая смерть. Рука девушки обагрена кровью. Омега сыпет ругательствами. Перетягивает рану и категорично отказывается отступать. Впервые он видит то, что считал достоянием фильмов. Вторая повязка намертво соединяет ладонь с рукоятью катаны.
– Вынесу всех нахуй, – омега подымается. Стягивает бандану, утирая пот с лица. – Собственным дерьмом, суки, захлебнетесь.
Значит, бессилие. Особи боятся этого ощущения. Того чувства, когда собственная сущность не отвечает на их призыв. Замирает где-то в глубинах, скованная страхом своего носителя. Страхом перед лицом смерти.
Темное пламя срывается с кончиков его пальцев. Сущностный ореол пульсирует вокруг него багрянцем. Воздух плавится, превращаясь в чад. Скрежет хрупких конструкций, сжимающихся в мятый шарик. Значит, вот что свело с ума его достопочтенного предка Мадару-сама. Ощущение исключительного всевластия. Силы, способной преклонить даже бет.
– Босс, потише, – Хранитель прикрывается рукавом широкого плаща. – Иначе нас накроет, как в карточном домике.
– Сакон! – кровь хлещет из беззащитной шеи. – Брат, держись! – близнец отчаянно зажимает рану. Тряпка моментально пропитывается кровью. Омега хрипит и побелевшими пальцами цепляется за руку брата. Синюшные губы что-то шепчут. Прозрачная капля срывается с уголка глаза, теряясь в дико-фиолетовых волосах.
– Конечно, выживу, – голос дрожит. Губы едва разлепляются, кривя слова. – И замуж выйду, и детишек нарожаю, и на все праздники тебя с супругом приглашать буду.
– Рубка! – тяжело хрипит по рации. – Рубка наша!
– Вперед! – командует Орочимару. Он же тоже видит, но в бою нет места слезам. Скорбят на тле затихающего пожарища. Слезы льют на землю, усыпанную кровавым пеплом. Исступленно кричат в небо, заволоченное дымом. Глупая истина, с которой Итачи совершенно не согласен.
Боль режет. Душит. Скручивает внутренности в тугой узел. Застилает мир перед глазами мельтешащей разноцветными кругами пеленой. Накрывает окровавленную ладонь. Кровь горячая. Ласкающая кожу своей пульсацией. Скользящая и пьянящая своим ароматом. Десятый никогда не слыл великодушием. С упоением сносил головы демонам Бездны и с наслаждением лишал Богов их благодати. Как он и говорил своему глупому отото, совершенству нет предела.
Сущность растворяется. Когти глубоко вонзаются в окоченевшую ладонь. Воздух дрожит за его спиной, а хвост гневно подметает кровавую пыль. Темень плывет по телу. Стекает по изогнутым пальцам нитями. Впивается в лоскутки кожи и края рваных мышц. Иголками пронзает плоть. Кровавые слезы собирает длинным языком раскатывая их по клыкам. Грудная клетка омеги судорожно вздымается, со свистом втягивая воздух.
– Демон Бездны! Демон во плоти!
– Да ну? – мысли в голове путаются. Сознание двоится. Будто сонное забытье. Он и не он одновременно. – Демон, говорите, людишки? Как пожелаете.
– Отказываюсь, – дельно складывает руки на груди. Личность он или как, в конце-то концов. – Вернись во мрак.
– Приказываешь, словно псу? – сущность скалится. В глазах багрянец, а крылья в своей черноте сливаются с дымчатой тьмой. – После того, как сам спустил повод?
– Псу? – скептически окидывает взглядом мощную фигуру сущности. – Скорее, как несмышленому ребёнку, который дорвался до запретного лакомства.
– Ты – всего лишь сосуд, – щерит пасть, гневно рассекая воздух мощным хвостом. – Сосуд, для демона Бездны, испившего благодати мироздателя. Заткнись и внемли!
– Хм, – поглаживает подбородок. – Значит, как я и полагал, Предки – это порождения Дракона, которым удалось выбраться из пучин Бездны.
– Ничего ты не знаешь, сосуд, – фыркает, приближаясь вплотную. – И тебе меня не обуздать.
– Никаких узд, – протягивает открытую ладонь. – Лучше уж узы. Между вместилищем и вмещаемым. Согласись, – щурится, – эти две составляющие трудно разделить без последствий.
– Нас поглотит Бездна, Учиха, – когтистая ладонь сжимается на его. – Вместе вечность гореть будем в её негасимом пламени.
– Зато скучно точно не будет, – обоюдное движение навстречу. Мелодичный перелив колокольчиков. Воздух резким потоком врывается в сжавшиеся до предела легкие.
– Ну ты и отжег, босс, – Кисаме, привычно, за его спиной. – В прямом смысле этого слова, – на стенах все ещё бушует черное пламя. Обгладывает хлипкие конструкции, прожигая в них дыры. Значит, таково истинное наследие Десятого. Разрушающая и безудержная мощь хищника, навечно лишенного даже надежды на свободу.
– Прости, – прикасается к рукам Хранителя, покрытым ошметками обгоревшей кожи и почерневшими ранами. Слабость, словно волна. Сущность свернулась внутри выдохшимся клубком. Подымает голову.
– «Только прикажи, – шепчут черные губы, – сровняю с землей», – Итачи ухмыляется. Всему есть предел. Даже его силам и возможностям.
– Да заживет, как на собаке, босс, – Кисаме небрежно обвязывает ладони бинтами. Щерит клыки. Такова уж особенность его Хранителя – постоянная сущностная форма наследия Третьего. – На главаря смотреть желает?
– Было бы неплохо, – Хранитель сопровождает его в небольшую комнатку.
Гарь и едкое железо до сих пор в воздухе. Кин хлопочет над ранеными. Костерит коралловолосую омегу и подтрунивающего над ней Кидомару, у которого из разорванной штанины торчит изломленная кость. Недоверчиво косится на устало прислонившихся к стене близнецов. Оба в крови, но живы. Разрушение, да? А как же обратная сторона – воссоздание?
– Казума, значит? – дядя возвышается над немолодым мужчиной. Руки и ноги беты прикованы к жесткому стулу. На скуле уже красуется синяк. Дядя точным движением стряхивает кровь с безупречно-изогнутого лезвия катаны, искусно заправляя её в ножны. В этих плавных движениях Итачи находит нечто ужасающе-прекрасное и смертельно-изящное. Как-то так. Либо же дядя просто очень эффектно смотрится с катаной.
– Насколько мне известно, антитеррористические службы людей уже давно ищут тебя по всему миру, а ты, оказывается, в Трапперы подался? – бросает на него быстрый взгляд. Не сомневался в нем, но все же волновался. Пусть Орочимару и генерал, и глава гильдии, но он и омега. Которой запрещено помнить об этом. – Скажешь, на кого работаешь?
– Тебе его не достать, омега, – сплевывает прямо на запыленные сапоги генерала. – Даже этому демону, – кивает в его сторону, – мой хозяин не по зубам.
– Да-а-а, племянник, – тянет дядя, грустно качая головой. А в глазах с узким зрачком лихой блеск, – впечатление ты, конечно, произвел. Эх, – сокрушительно, с мелодичным звоном доставая катану, – даже чуть завидно. Не правда, ли? – бета не кричит, но сцепляет зубы так, что вены опасливо вздуваются на висках, а из прокушенных губ течет кровь. – Вы, люди, завидуете нам, особям, потому, что мы обладаем… Как вы там это называете? – дядя наклоняется, своим весом налегая на катану, воткнутую в бедро мужчины. Лезвие с тягучим хлюпаньем проходит сквозь сидение стула, сверкая багровым бисером и рассыпая его по полу, – сверхъестественными силами.
– Было бы кому завидовать, – гневный, презирающий взгляд из-под занавеса слипшихся волос. – Мужику, которого имеют в зад другие мужики.
– Какое примитивное познание омежьей физиологии, – Орочимару цокает языком. Лезвие медленно, с режущим слух звуком выскальзывает из раны. – И какая похвальная преданность… – с сожалением качает головой. – Неужто вы, и правда, верите в то, что сможете открыть врата в Бездну?
– Верим? – бета заходится хриплым смехом. – Да мы уже в полушаге от этого.
– Увы, для тебя, человек, это уже повод для более тщательного допроса. Итачи… – оборачивается к нему. Он знает, чего хочет дядя. Нет, что потребует генерал личной гвардии императрицы. И он с этим категорично не согласен. С тем, что омега должен марать свои руки кровью. Пусть и врагов.
– Орочимару-сама, – на беловолосом омеге ни царапины. Только копоть и запекшаяся кровь им поверженных. Он помнит, как сражался Кимимару. Словно вихрь. Словно в танце. А на его, до этого бесстрастном лице блуждала упоительная улыбка. Леденящее кровь зрелище, которое не пожелаешь узреть даже врагу, – заложник освобожден.
В том, что перед ним Узумаки, нет сомнений. Яхико держит на руках хрупкого омегу, завернутого в его плащ. Багряные волосы до плеч спутаны и испачканы, на запястьях и босых ногах черные раны. Похоже, печати на цепях были до отказа накачаны сущностной силой. Чтоб наверняка. Итачи понимает, что если бы Нагато был женщиной, к нему было бы совершенно иное отношение. Но Нагато – мужчина, омега. Последнее беты предпочитают не учитывать, а ведь мужчины-омеги ещё более уязвимы, нежели женщины. Особенно психологически.
– Я забираю супруга, – в карих глазах ненависть. Направленная на длинноволосого мужчину. Альфа, муж, разорвал бы этого бету на части, но хрупкая рука, цепляющаяся за темную водолазку, сдерживает Хранителя, супруга. – Нагато нужна медицинская помощь.
Орочимару отвечает лишь сдержанным кивком. Кольца сущностной силы бесцельно вьются вокруг омеги. Бета их даже не чувствует, не то что он, особь, видит. Итачи не собирается уходить из допросной. Он не может допустить, чтобы дядя переступил черту.
– Орочимару-сама, – Кимимаро прикасается к руке главы гильдии. Той, которая сжимает катану, роняя кровавый бисер, – вы обязаны взглянуть на это.
Сперва он чует запах. Легкий аромат смеси трав. И только после замечает настороженно смотрящего на него омегу. Парня чуть старше двадцати, цепляющегося за руку Хранителя. Омежий инстинкт. Яхико, как повязанный альфа, внушает больше доверия, нежели обагренный кровью воин.
– Заложник? – Орочимару пытливо вскидывает бровь. Бета на стуле дергается. Словно хочет бросится. То ли напасть, то ли защитить неизвестного омегу. – Так ценен? – дядя хмыкает. Запахи настолько смешаны, а пространство столь густо пропитано сущностной силой, что сперва даже он не ощущает этого. Этого странного витка силы, в своем осязании напоминающего дрожь капель росы на молодой листве.
– Он… – Нагато медленно поворачивает голову. У омеги завораживающие глаза с фиолетовым зрачком. Настолько завораживающие, что сущность пинает его изнутри, взмахом крыльев развеивая иллюзию притягивающего подчинения, – Первородный.
– Я всего лишь служитель храма, – бурчит омега, второй рукой придерживая полы свободной юкаты, – и никогда не относил себя к какому-либо клану. Тем более, к Первородным.
– Наследие?.. – Орочимару делает пару шагов вперед. Омега буравит его упрямым взглядом. Предупреждающим. Ещё пару шагов, и за спиной парня взмывают шесть колышущихся хвостов. Прозрачных, словно дождевая вода. В блеклом свете ламп тускло переливаясь зеленовато-голубым. – Преемник? – Орочимару замирает. Он тоже ошарашен. Даже больше, чем дядя. Лишь единожды он видел преемника Шестого в своей сущностной форме. Тогда императрица была очень опечалена гибелью Узумаки Кушины и её семьи.
– Я ни за что не поверю, что у достопочтенной Цунаде-химе есть сын, – жесткий взгляд на бету, – или же брат, – Итачи тоже не верит. Всей стране ведомо столь нелегка судьба императрицы Цунаде Сенджу. Альфы, лишенной возможности иметь детей и в далеком прошлом потерявшей младшего брата. Той, на ком род Шестого должен прекратить свое существование.
– Папа-омега вырастил меня при храме, – заложник делает пару шагов вперед. Высокий, как для омеги, шатен с узкими чертами лица. На его запястьях те же раны. Бледен и худ. Его явно продержали в плену дольше, чем Нагато. Но карие глаза живые и целеустремленные. Как у альфы, запечатленного на древнем портрете, оригинал которого можно увидеть только в имперской резиденции. – Прятал, если вам так будет угодно. Особенно, когда наследие стало настолько явным, – покачивает шестью хвостами.
– Неужели у предыдущего императора был любовник? – дельное предположение. Даже если в уме подсчитать и прикинуть, но…
– Я не имею никакого отношения к правящей семье Сенджу, – тихо, но категорично. Можно сказать, даже с неким равнодушием. – Но папа утверждал, что мы потомки Тобирамы и Изуны Сенджу.
– У Изуны и Сенджу не было детей! – ему ли не знать историю собственного клана. Сознательно он противится этой правде. Той, которая не имеет права на существование. Но сущность… Сущность ощущает в этом омеге пусть и единственную, но яркую искру наследия Десятого. Ничего общего с Учиха в плане сущностной силы. Лишь родственная связь. Крепкая, словно канат. Вспыхнувшая и прочно укоренившаяся в сосредоточии его сущности.
– Были, – упрямая, вредная омега, раны на теле которой вызывают щемящую боль. – Был сын-альфа, дед моего папы, – категорично взмахивает хвостами. – Меня Утаката, кстати, зовут, – обхватывает себя руками. Сущностная форма моментально схлынивает. Он первый оказывается рядом с ослабевшей омегой. Подхватывает на руки. Легкий, словно пушинка. Одни кости. Сила Десятого течет по венам. К глазам, в которых распускается тьма. К рукам, отдающим тепло, получается, дальнему родственнику. Хрупкой омеге, которая ещё даже не ведает, какая судьба уготовлена ей с таким-то наследием.
– Итачи, – суровый, приказной тон старшего, – позаботься об омегах.
– Дядя…
– Нет, – категоричный поворот. В мерцании лампы под высоким потолком фигура главы гильдии кажется призрачным силуэтом, подымающимся из темени. – Кимимару, выведи посторонних.
Дверь захлопывается с противным скрежетом. Он даже не оборачивается. На его руках бессознательная омега. Ключ к тайне двух кланов и луч надежды. И это ещё даже не послесловие. Всего лишь начало более масштабных событий, которые потрясут мир.
***
Небольшой частный самолет приземлился на VIP-полосу в аэропорту Токио. Трап опускается уже через пару минут. Сперва наземь спускаются две беты. Оба вышколены, в строгой армейской форме и темных очках. На лицах непробиваемое сосредоточие.
Из салона выходит мужчина. Чуть щурит свой единственный глаз. Второй спрятан за теменью повязки. На волевом подбородке крестообразный шрам. Левый рукав генеральской формы подвязан к самому плечу. Четкий шаг, гулко отбиваемый каблуками массивных сапог. Мужчина колюче осматривает пустынную полосу. Губы сжимаются в тонкую нитку.
– Генерал-майор Данзо, – имперская гвардия спорно занимает позиции по всему периметру. Стройный омега, держа обнаженную катану наготове, приближается к опущенному трапу, – вы арестованы по обвинению в измене родине.
– Разве это измена? – генерал тянется к фуражке. В черных волосах ни капли седины, хотя бете уже около шестидесяти. – Скорее, я действовал ей во благо.
– Покровительствуя Трапперам? – легкий ветер треплет небрежно собранные в хвост волосы генерал-лейтенанта. В желтых глазах с зеленоватыми прожилками пульсирует узкий зрачок. – Пятная свои руки кровью особей?
– Много ты понимаешь, омега, – повязка скользит по лицу, покрытому редкими морщинами. Задевает уголок приподнятых в ухмылке губ. – Жалкое порождение Бездны, – пуговицы со звоном выскальзывают из петель. Генеральский китель небрежно срывается с плеч. Левая рука распрямляется едва ли не со скрипом. Воздух вздрагивает от мощи сущностной силы, исходящей от беты…
– А потом мы задали этому старику жару, – Орочимару, смакуя, попивает ароматный чай, довольно причмокивая языком. – Не предполагал бы, что этот урод ставил опыты не только на особях, но и на себе, было бы нам сутужно. Да, – с тихим стуком ставит чашку из искусного фарфора на блюдце со спиральным орнаментом, – хороших ребят потеряли, пусть и за правое дело.
– Кто бы мог подумать, что в деле Трапперов замешан сам министр обороны, – Дейдара фыркает. На его губах приветливая улыбка, а в очах волнение. Большая семья за общим столом – подобное в особняке Узумаки происходит впервые. Огонь Девятого мерно шуршит на задворках восприятия. Есть в этом ощущении что-то знакомое. Даже родное. Приятное и успокаивающее.
