Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"

Автор книги: Ledi_Fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Не шевелись, – прозвучал у уха напряженный голос.

Я открыла глаза и увидела стрелу, вонзившуюся в землю в шаге от моего лица. Наверное, именно тогда я и поняла, что это не игра.

– Как Радим? – мне показалось, что мой голос не слышен за свистом стрел, но Альгидрас каким-то чудом услышал или просто догадался: о чем мой вопрос.

– Цел, – коротко ответил он.

Я его по-прежнему не видела – мое лицо было повернуто в противоположную сторону. Зато я чувствовала руку на затылке, не позволяющую поднять голову. Рядом с нами воин с двумя щитами приземлился на колени. Я, словно во сне, наблюдала, как черная жидкая грязь чавкнула, а брызги осели на звеньях кольчуги, на руке, сжимающей щит, на красной материи плаща. Часть капель попала мне на лицо. Воин перекинул один из щитов Альгидрасу и, выставив перед собой второй, бросился в сторону реки.

Альгидрас подхватил меня под локоть и вздернул на ноги, укрывая щитом от свистевших в воздухе стрел. Почему-то этот свист был невозможно громкий, хлесткий, точно удар кнута. Он прорывался даже сквозь грохот крови в ушах. Я поскользнулась на жидкой грязи и не упала только потому, что меня резко дернули в сторону. Я бросила безумный взгляд на Альгидраса. Его лицо было напряжено, на левой щеке красовались разводы грязи, а волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу. Все это я отметила за доли секунды. Цел. Не успела я порадоваться этому факту, как Альгидрас куда-то меня потащил. Я и рада была бы ему помочь, но в тот момент чувствовала, что ноги меня просто не держат. Мой взгляд метался по берегу, наполнившемуся воинами, в поисках Радима. Через миг тот оказался рядом, тоже укрытый щитом.

– Цела? – выкрикнул он.

– Да! А ты? – с нотками истерики крикнула я в ответ, пытаясь рассмотреть стрелу в его плече, но ее уже не было.

Он не ответил. Только толкнул меня в сторону крепостной стены, крикнув Альгидрасу:

– Головой отвечаешь!

Тот ничего не ответил, лишь потащил меня в сторону затворенных ворот. После первой же стрелы их закрыли, оставив узкую калитку, по бокам от которой стояли воины, создав коридор щитов. И по этому коридору выбегали все новые и новые дружинники, на ходу прицеливаясь, перекрикиваясь.

У ворот нас прикрыли еще несколькими щитами. Я почувствовала себя винтиком, выпавшим из механизма. Настолько здесь слаженно действовали все, кроме меня. Я в кого-то врезалась, обо что-то больно ударилась предплечьем, но мы даже не замедлили движения. Оказавшись за воротами, Альгидрас оттащил меня в сторону, словно куклу впихнул в руки первого попавшегося воина и с криком:

– Головой отвечаешь! – бросился назад.

Воин попытался возразить, но возражать было уже некому. Мне и новоявленному охраннику оставалось только смотреть на невысокую фигуру, на миг задержавшуюся у калитки. Со стены раздалось:

– Олег!

Альгидрас вскинул голову и перехватил брошенный ему лук, в доли секунды закинул на плечо, пока другой воин повесил на него колчан со стрелами. Мне это напомнило не то олимпийские игры, не то формулу один. Только в спортивных состязаниях не летают настоящие стрелы. За воротами по-прежнему слышались крики.

– Вышли! – раздалось сверху.

– Кто? – не поняла я.

Мой провожатый бросил на меня досадливый взгляд и ответил:

– Наши в море!

Я прикусила язык, решив не раздражить перевозбужденных боем мужчин.

– Олег-то успел? – спросил кто-то.

– Успел. Куда ж он денется?

– Воевода его за борт выкинет, – нервно пошутил кто-то. – Ясно же еще с прошлого раза наказал: на лодью не ногой.

– А почему? – не утерпела я.

Все взгляды обратились на меня. Я поежилась, поняв, что до этой минуты обо мне никто не вспоминал. Да и в голову пришла мысль, не спросила ли я о чем-то, о чем и так должна знать. Говоривший неохотно ответил:

– Бережет его воевода. Неужто не знаешь? Да и, правду сказать, какой из него воин? В ближнем-то бою.

Я почувствовала, как сердце сжимается. Внезапно вернулось головокружение и странное чувство пошатнувшейся реальности. Теперь вокруг молчали, по-прежнему не отрывая от меня взглядов. В эту секунду мне в голову пришла нелепая мысль, что здесь нет Радимира, нет Альгидраса, нет Улеба. Тех людей, кто мог бы меня защитить. Женщин и детей не было тоже. Видно, их всех разогнали при появлении опасности. Я подумала, что им ничего не стоит сейчас меня убить… В конец концов, один раз с Всемилой это произошло. И заманил ее свой, один из воинов воеводы. Кто сказал, что здесь нет тех, кто при этом присутствовал или просто знал?

Мне стало страшно.

– Как узнала-то? – раздалось над ухом, и я, подскочив от неожиданности, обернулась к говорившему.

Воин возраста Улеба смотрел на меня в упор, но в его взгляде не было враждебности. Было что-то похожее на потрясение и… Нет, я не могла определить.

– Узнала что?

– Что не Будимир это.

Я вмиг вспомнила свой окрик. Так вот почему все они так на меня смотрят.

– Увидела, – проговорила я, наблюдая, как настороженность сменяется… благодарностью. И в ту секунду я поняла, что кто бы ни погубил сестру Радимира, среди людей, находящихся здесь, врагов не было. Они любили воеводу, как отца, как брата. И сейчас были просто благодарны.

– У тебя кровь, – произнес мой провожатый, указывая на разорванный рукав. Я запоздало вспомнила, как ударилась обо что-то прямо перед воротами.

Пожилой воин задрал мне рукав, обнажая кровоточащий порез.

– Стрелой зацепило.

Это донеслось до меня как через вату. Нервное напряжение наложилось на мою боязнь крови. Я почувствовала резкое головокружение, и последним, что я увидела перед тем, как красочно грохнуться в обморок, было бледное лицо воина, назначенного мне в охрану. Того самого, кто охранял дружинную избу в тот день, когда я бежала туда к Радиму. Лицо было бледным и по-прежнему покрытым подростковыми прыщами. А еще на нем был миллион веснушек.

– Как тебя зовут? – зачем-то спросила я.

– Боян, – удивленно ответил мальчишка, и меня накрыло темнотой.

========== Глава 11 ==========

День ото дня оставаясь за прочными стенами,

Слышать, как сердце бьется пойманной горлицей,

Знать, что вдали мир прорезан разящими стрелами,

И в ожиданьи беды старухою горбиться.

Губы кусать и заламывать руки до белого,

Думой взлетать над морем орлицею грозною,

Чтоб с высоты отыскать его милого, смелого

И ринуться вниз сквозь чужие ветра промозглые.

Камнем упасть и расправить крыла свои слабые,

Злую стрелу не пустить к его сердцу верному.

Только на миг стать безумною, вечною, храброю,

Вырвать все то, что отмерено злою мерою.

Только стена до небес и замки пудовые…

Веткой застынешь сломанной у околицы.

Будут стучать топоры, будут слезы вдовии,

Будут идти на костры бескрылые горлицы.

Я очнулась с жуткой головной болью и горечью во рту, оставленной травяными отварами. Несколько секунд я вглядывалась в полумрак комнаты и не могла понять, что не так. Потолок был другим. Тоже невысоким и деревянным, но определенно другим. И кровать была другой. За время своего пребывания здесь я успела привыкнуть к пуховой перине Всемилы. Эта же кровать была жестче. И пахла иначе. Нервно усмехнувшись, я решила, что это очередная реальность и я снова в другом мире. Наша песня хороша – начинай сначала. Вот только второго раза я, пожалуй, не выдержу.

Я попробовала сесть и едва не застонала – голова отозвалась резкой вспышкой боли, и меня замутило. Да что же со мной такое? Я вздохнула, осторожно оглядываясь по сторонам. В комнате царил полумрак. Единственным источником света был фонарь, подвешенный в дальнем углу. Я поежилась, подумав, что, пожалуй, самый большой дискомфорт в Свири у меня вызывает как раз недостаток освещения. Как только заходит солнце, к темноте, кроме «кромешная», другого слова и не подберешь. В домах, где источниками света являются только тусклые фонари да печи, сложно чувствовать себя комфортно. Это тебе не городская квартира, где то подсветка от будильника, то огонек телевизора, то таймер музыкального центра. Не говоря об уличных фонарях, свет от которых проникает почти в каждое окно. А здесь даже такая роскошь, как сумасшедшее звездное небо, которого никогда не увидишь в городе, являлось слабым утешением. Романтика романтикой, а в темноте мне было банально страшно. Вот и сейчас я с тоской оглядывала комнату, понимая, что нахожусь здесь впервые.

В чужом доме… ночью… Чудненько. Ночью? Я вскочила, превозмогая боль, босыми ступнями накнувшись на шерстяные тапки, кем-то заботливо оставленные у кровати. Наспех сунула в них ноги, поджав пальцы, когда ступни закололо. В памяти вспышкой промелькнули события прошедшего дня. Берег, лодья князя, стрела, вонзившаяся в плечо Радима, Альгидрас, утащивший меня прочь с берега… Я почувствовала, как сердце леденеет от страха. Радим отправил меня в безопасное место, под прикрытие стен, Альгидрас благополучно меня туда доставил. Но сами-то они остались там, за этим чертовыми стенами, где в воздухе свистят злые стрелы. И как бы сюрреалистично это не звучало, но любая из этих стрел могла… стать смертельной. То есть их вполне по-настоящему могли убить. Более того, пытались это сделать на моих глазах.

Я оперлась на спинку кровати, прижав ладонь ко рту, и почувствовала резкую боль в предплечье. Тут же вспомнились слова старого дружинника: «Стрелой зацепило». Меня зацепило стрелой. Сама фраза звучало странно. Будто не по-настоящему. Я посмотрела на раненую руку. Ожидала увидеть окровавленный и разорванный рукав, внутренне готовясь к приступу тошноты, но на мне было надето другое платье с не порванным рукавом и вышивкой, ничем не напоминавшей ту, что заставила отшатнуться Альгидраса. При воспоминании об этом сердце рванулось, и мысль о собственном ранении поблекла.

Я направилась к двери, стараясь отвлечься от сильного жжения под повязкой. Ворот платья сполз с плеча, и я потянула его вверх, отметив, что наряд мне явно не по размеру. Я невесело усмехнулась. Нехорошая какая-то традиция – быть переодетой неизвестно кем, находясь без сознания. Одновременно произошли две вещи: я увидела резьбу над дверью и услышала за ней приглушенный голос Златы. Все сразу встало на свои места. Дом Радимира находился ближе к городским воротам, чем дом Добронеги. Логично, что меня отнесли сюда. Оставалось надеяться, что появление бессознательного тела не слишком испугало Злату и что Добронеге не добавилось дополнительных волнений – она и так с утра была сама не своя.

Я остановилась у двери, малодушно боясь ее отворить и встретиться с женой Радима. Сглотнув, я подумала, что ей ведь наверняка рассказали о случившемся на берегу: что Радима ранило, а потом он, несмотря ни на что, вышел в море, чтобы нагнать корабль. Умом я понимала, что их мир живет по иным законам: Радим – воин, и война – часть его жизни. Он не раз был ранен до этого. И выживал, и продолжал вновь и вновь поднимать оружие против врага. А уж сколько таких походов и таких стрел еще будет в его жизни? Но понимала я это исключительно умом. Сердце же колотилось, как сумасшедшее, при одном воспоминании о ранении Радима, и я ничего не могла с этим поделать. Потому что сухое книжное «свистящие стрелы» (я усмехнулась, вспомнив, как же мне нравилось это выражение – была в нем какая-то музыкальность) вдруг воплотилось в жизнь. И сегодня я впервые увидела, как эта самая стрела, совсем не свистящая – я ни рассмотреть, ни расслышать ее толком не успела, – вонзается в живого человека. И в одном я была совершенно уверена: мне хватило реалистичности. Повторения этого зрелища я точно не хочу.

Я стояла, прислонившись к двери, отчаянно стараясь уловить интонации Златы, понять, взволнована ли она, расстроена ли. Но Злата говорила тихо, и что-либо различить было невозможно. Внезапно послышался голос Радима, и у меня в буквальном смысле подкосились ноги от облегчения. Я ухватилась за дверной косяк и несколько секунд пыталась просто прийти в себя. Он жив! Жив! Все хорошо! С ума тут с ними сойдешь!

Только когда сердце перестало трепыхаться в груди пойманной птицей, я распахнула дверь и замерла на пороге. Радим, живой, с виду невредимый, сидел на лавке у стены, вытянув ногу. Его лицо было серым от усталости, и в этот миг он казался гораздо старше, чем был на самом деле. Усталость словно заострила его черты, подчеркнув морщины и складки у рта. Увидев меня, он резко поднял голову и откинул волосы с лица. В карих глазах застыл вопрос и почему-то беспокойство. Сидевшая возле него Злата вскочила на ноги и бросилась ко мне.

– Как ты? – спросила она, мимолетно дотрагиваясь до моего лба ледяной ладонью.

– Я… Я – хорошо, – непослушными губами прошептала я. – Радим?

Я всматривалась в лицо брата Всемилы, стараясь понять, чем закончился их выход в море, не задавая неуместных и глупых вопросов, ответы на которые настоящая Всемила должна была знать. В этот момент мне казалось кощунственным что-то утаивать, выдумывать… Словно эти чертовы стрелы вдруг разорвали паутину лжи, которой я так старательно опутала себя за эти дни. Радим молча протянул руку. Мозолистая ладонь, в которой с легкостью могли спрятаться обе мои руки, оказалась горячей. Вопреки всем мыслимым законам, это прикосновение моментально меня успокоило. Словно я и вправду была Всемилой, и брат-защитник укрыл сейчас от всех бед.

– Руки-то ледяные, – проворчал Радим, разглядывая меня. – Испугалась? – грубовато спросил он.

– Я…

Я быстро оглянулась на Злату, напряженно смотревшую на меня. Она чуть качнула головой, давая понять, что про мое ранение ничего не сказала. И правильно сделала. До того ли Радиму сейчас? Я вдруг подумала, что глупости все это. Ну, ранило и ранило. Жива же. А остальное поправимо. Сказал бы мне кто еще месяц назад, что я буду вот так рассуждать, ни за что бы не поверила.

– Плечо твое как? – вместо ответа спросила я.

Радим посмотрел на меня как на неразумное дитя, да только рукой махнул, чуть сильнее сжав мою ладонь. Я, как завороженная, уставилась на плечо Радима, будто могла увидеть рану под рубашкой. Заметила, что он немного неловко прижимает левую руку к телу, но больше никаких признаков того, что его что-то беспокоит, не было. Не знай я о ранении, могла бы вообще ничего не заметить.

Злата подхватила на руки котенка, топтавшегося на коленях Радима, и принялась гладить, прижав его к себе. Громкое урчание неожиданно разрядило атмосферу. Я улыбнулась Радиму, стараясь отогнать слова, готовые сорваться с языка. Мне жутко хотелось сказать, что я очень испугалась за него и чтобы он больше не смел выходить вот так… неизвестно к кому. Ведь может случиться беда. А я не могу так. Я… Я не вынесу, если с ним что-нибудь случится. Но я знала, что никогда не скажу ничего подобного, потому что он воин и это – его жизнь. И коль скоро я оказалась здесь, я должна принять это как данность.

А еще я вдруг подумала, каково же Злате, Добронеге. Каково любой из свирских женщин из раза в раз оставаться за высокими бревенчатыми стенами, когда сердце там – на боевой лодье? И впервые в моем мозгу словосочетание «двухлетний поход на кваров» вдруг обрело совсем иной смысл. Два года! Ждать изо дня в день и ничего не знать. Ни единой достоверной весточки, ни единого знака. Только, что сердце подскажет. И счастье, что кто-то, как Злата, дождался. А ведь… как там было? «От измотанных набегами родных берегов, по княжескому указу, отошли три дюжины лодий. Четыре из них были свирскими. Домой воротились две». Больше половины воинов воеводы Радима не вернулось домой. Десятки вдов, осиротевших детей, матерей…

Я опустила взгляд, не в силах смотреть в лицо Радиму: усталое, изможденное, словно застывшее. Внимание привлекла шеренга деревянных фигурок на столе. Миниатюрные изображения животных были невероятно реалистичными. Казалось, щелкни пальцами – и они разбегутся, разлетятся в разные стороны. Одну из них Радимир держал в раненой руке. Почему-то я даже знала, кто их вырезал. Сердце внезапно подскочило, и я стала лихорадочно соображать, как же спросить об Альгидрасе, чтобы это не выглядело подозрительным. Я ведь с ума сойду, если не узнаю, что с ним. Ведь тот дружинник на берегу сказал: «Какой из него воин в ближнем-то бою?». И даже если и были те слова продиктованы завистью к побратиму воеводы, истину-то это не меняло. Я вздохнула, набираясь храбрости. Спрошу прямо. Пусть думают, что хотят. В конце концов, могу же я… В этот момент за моей спиной что-то стукнуло, заставив резко обернуться.

На полу у стены, так, что и не увидишь с порога, сидел Альгидрас. Кажется, он снова был одет в Радимову рубашку, судя по тому, как были закатаны рукава. Он выглядел таким же бледным и изможденным, как и Радим. На полу меж его коленей был расстелен кусок ткани, усыпанный стружками. И в эту самую минуту он сосредоточенно что-то вырезал из небольшого куска дерева, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я заметила, что резец он держал в левой руке.

– Целы, – вырвалось у меня с таким облегчением, какого я сама от себя не ожидала. Захотелось сказать что-нибудь хорошее, радостное, чтобы Радим наконец улыбнулся, а Златка прекратила хмурить брови и наматывать русую прядь на палец, все сильнее вытаскивая ее из прически, чтобы Альгидрас хоть как-то отреагировал.

Резец Альгидраса на миг замер, но сам он даже не поднял головы.

– Не все, – услышала я хмурый голос Радима.

Я оторвала взгляд от рук Альгидраса, поняв, что его уверенные движения гипнотизируют, и растерянно посмотрела на Радима. «Не все?»

Злата присела рядом с мужем, опустив взгляд и сжав его ладонь.

– А…

– Шестеро на берегу и еще шесть в море, – едва слышно проговорила Злата, прижимаясь щекой к плечу Радима, словно застывшего при этих словах. Злата начала называть незнакомые имена, а я стояла и старалась как-то осознать, что возможно, кто-то из этих людей укрывал меня сегодня щитом, что они выбегали на берег через ту же калитку, через которую Альгидрас втащил меня под прикрытие стен, но мозг отказывался принимать эту правду. Видимо, ему хватило сцены на берегу.

– А с лодьей той что? – произнесла я, когда Злата наконец перестала называть имена погибших, бывших чьими-то родными и близкими.

Радим поднял на меня тяжелый взгляд.

– Ни к чему тебе это! – неожиданно резко ответил он.

Я не успела даже удивиться, как за спиной раздалось:

– Если это те же квары… – голос Альгидраса прозвучал сипло, будто простуженно.

– Я уже сказал: нет! – повысил голос Радимир, бросив сердитый взгляд за мое плечо.

Альгидрас откашлялся и снова просипел:

– Она могла бы кого-то узнать, Радим. Может…

– Не могла бы! – рявкнул Радимир.

Я растерянно обернулась к Альгидрасу, который, приподнявшись, поставил на стол небольшую фигурку совы и достал из лежащей у его ног сумки новую заготовку. На резкий ответ Радима он никак не отреагировал, лишь чуть поморщился, словно от головной боли.

– Радимушка, – примирительно проговорила Злата. – Ну, может, осторожно… Может, Олег все-таки прав, и Всемилка узнает кого…

– А сама не хочешь посмотреть, что от них осталось? – жестко произнес Радимир.

Я растерянно моргнула, и вдруг кусочки головоломки встали на свои места. Осталось? То есть, мне предлагали посмотреть не на живых людей? Меня резко замутило, едва я представила в красках, что оставили дружинники от врагов, покусившихся на жизнь их воеводы.

Я отступила на шаг, отчаянно замотав головой. Что угодно, только не это – я просто не смогу. Я… я не выдержу. Я в жизни не видела подобного, кроме как в кино. Я и фильмы-то кровавые смотреть не могла, а тут…

– Злате смотреть незачем, она никого не узнает, – негромко проговорил Альгидрас, – а вот…

– Сколько раз повторить?! – по голосу Радима я поняла, что еще слово из того угла, и побратима он лишится прямо сейчас. – Не хуже меня знаешь, что не для Всемилки это. Хватит с нее.

– Радим, – примирительно, – ты не о том сейчас печешься, пойми. Сам знаешь, что иногда нужно…

Я резко обернулась к говорившему. Да что этот мальчишка себе возомнил? Это мелкая месть за то, что я чем-то выбила его из колеи там, на берегу? Чего доброго он сейчас уговорит Радима. А я… я не смогу. Я сорвусь, признаюсь. Да что угодно сделаю, только бы не сближаться с этим миром настолько.

– А ты ждешь не дождешься, чтобы я на это полюбовалась? Да? – я сама не заметила, что почти кричу. – Лично тебе от этого намного легче станет? Да?

Я поняла, что впервые в жизни мне хочется ударить человека. Сильно-сильно ударить.

– Лично мне все равно, – глядя мне прямо в глаза, медленно произнес Альгидрас.

– Значит, не лезь, куда не просят! – с нотками истерики выкрикнула я, понимая, что еще пара реплик, и я точно сорвусь. И пусть кто-то попробует обвинить меня в истеричности. Это им тут с детства такое привычно.

В эту минуту я даже не вспомнила, что еще совсем недавно сходила с ума от беспокойства за этого мальчишку и что переживала за него ничуть не меньше, чем за Радима. Сейчас же меня захлестнула жгучая злость. Я – не Всемила! И я не собираюсь платить за ее грехи. И если он настолько слеп, что не в состоянии заметить, что я не делаю гадостей лично ему, то я не собираюсь это терпеть. Я-то думала, это Всемила цепляла несчастного мальчика почем зря, а мальчик, оказывается, горазд ненавязчиво мстить, прикрываясь заботой о благе Радимира. Почему-то в те минуты я не думала, что предложение Альгидраса в какой-то мере разумно. Загадочное похищение сестры воеводы и покушение на самого воеводу вполне могли быть звеньями одной цепи. Он же не в курсе, что в первом случае это были не квары. И логичнее всего было бы устроить мне допрос с пристрастием о предполагаемом плене, а не оберегать тонкую душевную организацию. Кстати, очень странно, что Радим, вопреки здравому смыслу, этого не делает. Я бы не удивилась, прислушайся он к побратиму.

Но в те минуты на кону стояли мои благополучие и здравый рассудок, и я не собиралась вникать в доводы Альгидраса. Он несколько секунд смотрел мне в глаза, потом скользнул взглядом по шее, где еще совсем недавно была вышивка, выбившая его из колеи, резко вздохнул и открыл рот, чтобы что-то сказать.

– Олег! – предостерегающе начал Радимир.

– Радимушка, не нужно на Олега так… – жалобно проговорила Злата. – Он же как лучше…

– Златка! – похоже, Радима понесло, и сейчас под раздачу попадут все, кроме меня.

– Радим, я сама могу. Не нужно из-за меня… – я резко обернулась к брату Всемилы, неловко взмахнув рукой, и случайно сбила две деревянные фигурки из шеренги, выстроенной Радимом на столе.

Фигурки отлетели в сторону и покатились по полу. Я застыла, поняв, что со стороны это выглядело как вполне осознанный жест, будто я специально… Я обернулась к Альгидрасу. Он, закусив губу, продолжал что-то вырезать. Я понимала, что должна извиниться. Вот только как? В растерянности я оглянулась на Радимира. Он хмуро смотрел на стол, передвигая с места на место маленькую копию Серого. То, что это Серый, было понятно сразу: по чуть заломленному левому уху и торчащей на загривке шерсти. Я подняла взгляд на Злату. Та едва заметно покачала головой, не глядя на меня, и, соскользнув с лавки, подняла с пола упавшие фигурки.

– Я… Я не специально, – пролепетала я, понимая, что оправдания звучат глупо.

Злости как не бывало. Радим вздохнул, Злата вновь покачала головой, а я повернулась к Альгидрасу.

Все та же закушенная губа, нахмуренный лоб. Только резец скользит по дереву да стружки летят.

– Прости, я не специально! – твердо произнесла я. – И кричать я не хотела.

Он молча кивнул, даже не подняв головы. Не слишком вежливо так отвечать на извинения, но я не могла его осудить.

– Я просто волновалась за вас очень.

На этот раз никакой реакции.

– И я… правда не хотела бы смотреть на это. Мне…

– Тебя никто и не заставит, – отрезал Радим.

Альгидрас тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица. Еще в первый раз увидев его, я обратила внимание, что волосы юноши гораздо короче, чем у других воинов. У большинства они достигали плеч, Альгидрас же выделялся стрижкой, если этим словом можно назвать то, что остается на голове после применения ножа. Или чем они тут стригутся? Но ему, видимо, и такая длина мешала.

– Головой не дергай, – хмуро произнес Радим. – Рана вскроется.

Только тут я заметила на шее Альгидраса плотную повязку. А ведь, едва взглянув на него, поняла, что что-то не так. Не могла Радимова рубаха прикрывать ему горло. Она же велика и должна сползать с плеч. Так выходит он… ранен? А я с ним тут спорю, на него кричу!

– Ты ранен? – вырвалось у меня, прежде чем я успела задуматься.

Альгидрас снова, как в первую нашу встречу, совсем по-детски сморщил нос, явно не зная, как ответить. От сложного выбора его избавило появление Добронеги. Добронега выглядела бледной и осунувшейся. Поверх простого платья на ней был повязан измятый фартук, и я даже думать не хотела, что пятна на нем могут быть пятнами крови. Мне вдруг пришло в голову, что кроме погибших в этом бою наверняка были и раненые, а значит, эти несколько часов у Добронеги выдались не самыми простыми. Злата тут же бросилась навстречу, помогла развязать фартук, откинула его в сторону и что-то тихо зашептала. Мать Радимира устало улыбнулась и бросила взгляд на сына, потом на Альгидраса. После этого повернулась ко мне.

– Проснулась?

Я молча кивнула.

– Рука как?

В самом деле, не могла же я надеяться, что Добронега об этом не узнает. Наверняка повязку накладывала именно она. Да и отвары в меня вливала тоже. Ведь корабль Радимира вернулся не сразу.

– Что с рукой? – тут же раздался вопрос Радима.

– Ничего, – я попыталась улыбнуться. – Просто поранилась.

– Когда? – прищурился Радим.

– Немножко стрелой… у ворот… – пробормотала я, стараясь так же, как Радим, дернуть плечом: мол, пустяки все это, не стоит разговоров.

Сзади послышался стук – резец Альгидраса упал на пол. Все присутствующие обернулись в его сторону. Альгидрас осторожно поднялся, держась за стену, и шагнул ко мне, схватив за руку. Его рука оказалась еще горячей Радимовой.

– Что? – в голосе Радима отчетливо слышалась паника. – Олег? Что?

– Какая? – требовательно спросил Альгидрас, для убедительности встряхнув мою руку. Больную, между прочим.

– Левая, – растерянно ответила я и почему-то не смогла отвести взгляда от серых глаз, смотревших напряженно. Я еще не успела договорить, как Альгидрас дернул вверх рукав платья и начал торопливо развязывать повязку, кажется, не очень заботясь о том, что мне больно.

– Олег? Что такое? – прошептала Злата.

Он не ответил, продолжая разматывать ткань, и в тех местах, где его пальцы касались моей кожи, казалось, вот-вот останутся ожоги. У него жар от ранения? Или руки всегда такие? Добронега молча подошла ближе и пристально наблюдала за действиями Альгидраса. Она ничего не спрашивала, словно и так все поняла.

Альгидрас резко сдернул присохшую повязку, и я взрогнула от обжигающей боли. Рана выглядела пугающе: длинный порез, покрытый запекшейся кровью. Я глубоко вздохнула и отвела взгляд, чтобы не повторить свой давешний подвиг с обмороком. Моему взору тут же предстала тугая повязка на шее Альгидраса, и я вновь задалась вопросом: что же с ним-то случилось? Насколько все опасно? Хотелось спросить, но я понимала, что не сделаю этого. И тут случилось странное. Альгидрас, до этого просто рассматривавший мою рану, вдруг резко склонился. Мне в голову пришла нереальная мысль, что он сейчас поцелует мне руку. Мысль была настолько бредовой, что я нервно усмехнулась. Моего веселья никто не разделил, а руки тут же коснулось теплое дыхание. И я вдруг поняла, что Альгидрас… нюхает мою рану. Бред какой-то.

– Ты думаешь тоже? Но времени-то прошло, – послышался нервный голос Радима.

Несколько бесконечных минут стояла тишина.

– Чисто, – наконец произнес Альгидрас, обжигая дыханием мою кожу. – А время порой неважно, – пробормотал он, отступая на шаг.

Я смотрела на него и пыталась осмыслить облегчение, прорвавшееся в коротком слове «чисто». Он все еще сжимал в руке мою ладонь, и я поймала себя на мысли, что мне хочется прикоснуться к его лбу, чтобы проверить, действительно ли у него жар. Мгновение прошло. Альгидрас выпустил мою ладонь и попытался наложить повязку заново. Действовал он неловко. Гораздо неуверенней, чем когда развязывал. Когда из-под его рукава показался край повязки, мое сердце екнуло. Подумала, что еще одна рана, но быстро вспомнила, что это после Серого.

– Дай я, – отстранила его Добронега и ловко перевязала мою руку.

Альгидрас отступил в сторону, опираясь ладонью о стол. Радим не сводил с него напряженного взгляда. Злата тоже. Я же просто ничего не понимала.

– Думал, яд? – словно между делом спросила Добронега.

Альгидрас кивнул.

– Яд? На стреле? – уточнила я.

Ответного кивка не удостоилась. Видимо, не заслужила. Но обидеться я не успела, очередная мысль вытеснила из головы все глупости:

– А почему ты подумал про яд? Он был на других стрелах?

Радим дернулся, Альгидрас нахмурился, неохотно поворачиваясь ко мне и явно намереваясь соврать. Если яд и был на стрелах, то в первую очередь на той, которой целились в воеводу, чтобы уж наверняка. Меня обдало холодным потом.

– Радим? – голос сорвался.

Радим сморщился и вздохнул, покосившись на ахнувшую Злату. Видимо, не только мне пришла в голову эта здравая мысль.

– На той стреле был яд? – судорожно вздохнув, прошептала Злата.

Радимир обнял ее, гладя по волосам.

– Ну, будет. Хорошо все, – проворчал он. – Чуть царапнуло.

– Плечо все изранено: чуть царапнуло, – всхлипнула Злата.

– Ну, Златка. Будет. И без того сегодня есть, по ком плакать.

Злата прижала ладони к глазам, а я бросила быстрый взгляд на Добронегу. Она стояла, выпрямившись, глядя на сына. Слез не было. В этот момент я поняла, что вряд ли смогла бы вот так. Это сколько же сил нужно иметь!

– Ну, Златка. Ну, – Радимир крепче прижал жену к себе, скользнув ладонью по русым волосам, и виновато посмотрел на мать. – Правду говорю: царапнуло. На Всемилку обернулся. А потом Олег… Ну, вы же его знаете, с ученостью его. За нож схватился да давай за все обиды мстить, – неловко пошутил Радим.

Вид сурового воина, смущенно утешающего жену, впечатался в мое сознание намертво. Я понимала, что должна отвернуться, оставить их, но просто не могла, жадно впитывая то, как большая рука Радима скользит по Златиным волосам. И я знала, что волосы Златы сейчас цепляются за старые мозоли и что рука у него горячая. Мое внимание привлекло движение Добронеги. Она шагнула к Альгидрасу, сжала его плечи и притянула к себе.

– Второй раз ты Радимушку спасаешь, – ее голос все-таки сорвался, но она тут же откашлялась, словно устыдившись своего порыва.

Альгидрас от этой фразы словно уменьшился в размерах и неловко пожал плечами. Злата, казалось, только этого и ждала. Вывернулась из-под руки Радима и бросилась к Альгидрасу. Добронега отошла в сторону, приобняв меня за плечи, а Златка крепко обняла Альгидраса, что-то шепча ему на ухо, беспрестанно всхлипывая. Тот что-то бормотал в ответ, неловко проводя ладонью по ее спине.