Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"

Автор книги: Ledi_Fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Потом ее окликнула Добронега, и Злате пришлось пойти к свекрови, поэтому она не слышала, как Радим вышел из дома. Услышала только отчаянный крик Всемилы, и они с Добронегой, переглянувшись, бросились во двор.

Первое, что увидела Злата – Серый, беснующийся на цепи. Рядом с ним столбом клубилась пыль. Уже потом она заметила Олега, неловко поднимавшегося с земли. В ушах зазвенело от предчувствия беды. И сквозь этот звон Злата расслышала звуки, которых боялась больше всего. В сеновале Радим нараспев повторял имя Всемилы, перекрывая судорожные хрипы.

Добронега прижала ладонь ко лбу и устало оперлась на перила лестницы.

– Я помогу! – крикнула Злата и бросилась к сеновалу.

Олег обернулся на ее голос, и Злата сбилась с шага. По его подбородку текла кровь, а сам он выглядел так, будто вот-вот на погребальный костер пойдет. Он схватил Злату за запястье и что-то быстро заговорил по-хвански. С ним такое бывало. Как сильно волновался, забывал словенскую речь.

– После. После все, – отмахнулась Злата и бросилась в сеновал.

Все остальное после. Сейчас главное – помочь Радимушке.

В раскрытых воротах показался Радим, с трудом удерживавший бьющуюся Всемилу.

– Я помогу! – Злата попыталась перехватить руку Всемилы – на щеке Радима уже цвели алым три царапины.

– Я сам! – стиснув зубы, ответил Радим. – Его убери. Убью!

– Кого? – не поняла Злата, отступив в испуге.

Не тронулся ли умом Радим? Кого убрать? Кого убьет?

– Его! – мотнул головой Радим в сторону отступившего Олега.

Тот, казалось, и не слышал. Он расширившимися глазами смотрел на Всемилу и то сглатывал, то судорожно облизывал губы.

– Не смотри! – рыкнул Радим и поспешил к крыльцу. Олег отступил еще на шаг, а Злата в растерянности следила за тем, как Добронега быстро перехватывает руку Всемилы и все-таки убирает от лица сына, как Радим, шатаясь, поднимается по крыльцу, и не понимала, за что убьет? Что случилось?

– Что случилось? – Злата в растерянности повернулась к белому, как полотно Олегу.

– Давно так? – хрипло выдохнул Олег, глядя на закрывшуюся дверь.

Злата знала, что сейчас еще и ставни наглухо закроются, и ворота. Дом Добронеги словно исчезал из мира в такие моменты.

– Давно, – тихо ответила Злата. – Ты… Случилось что?

Олег только замотал головой, словно не мог произнести ни слова. Ладно. Все после. Сейчас другое нужно.

– Ты уходи, Олег. Мне ворота запереть нужно, кабы не увидел кто.

Олег встрепенулся, словно только сейчас очнулся.

– Злата, я… Злата… все не так. Радим не так понял. Я…

Скрипнула дверь, и с крыльца усталой походкой спустилась Добронега. В такие моменты годы словно разом ложились ей на плечи и у Златы начинало ныть в груди. Добронега подняла голову и посмотрела прямо на Олега. И странный то был взгляд, недобрый.

– У платья ворот разорван, – негромко сказала она, не сводя взгляда с Олега.

– У… у какого платья? – нервно переспросил Олег. Словно с трудом чужую речь разбирал.

– Всемилиного!

– Так Радим вон что… Я… Нет! Добронега, нет!

Олег отчаянно замотал головой, и Злата, даже не понимая о чем речь, поверила ему в тот же миг. Он не может врать. Просто не сумеет.

– Правду рассказывай! – строго сказала Добронега.

– Всемила попросила помочь ей. Я пошел. А там… она странное что-то говорила. А потом с ней это… Давно это, Добронега?

– С детства, – устало проговорила мать Радим, и Злата вдруг поняла, что не одна она верит Олегу. Вот теперь бы Радимушку убедить. Злата видела во Всемиле то, чего не видел Радим, не желал видеть. Вот только поверит он все равно сестре.

– Вы делали что с этим?

– Ты иди, Олег, – перебила Добронега. – Радим сейчас слушать не станет. Мы после поговорим. Всемилка… она… Посмотрим, что завтра скажет. Так что сейчас иди.

Злата с разрывающимся сердцем смотрела на Олега, который в этот миг выглядел так, будто не было ему и пятнадцати зим. И чувствовала она его боль, видела, что он уже и с побратимством попрощался, и со Свирью.

Злата со вздохом заперла на засов тяжелые ворота, погладила притихшего Серого и глубоко вздохнула. Сейчас нужно было набраться сил на долгую ночь. На бесконечную ночь.

Олег вернулся утром. Злата увидела в распахнутое окно, как Добронега отпирает ему ворота и они о чем-то беседуют. Всемила наконец уснула, и Злата знала, что проспит та теперь до вечера. Так что самое время попробовать накормить осунувшегося Радимушку, утешить, успокоить. Сделать хоть что-то.

Радим неслышно подошел сзади, обнял, прижал к себе крепко и зарылся носом в волосы. Златка улыбнулась и накрыла его руки своими. Все наладится. Они справятся. И тут Радим так сжал руки, что Златка невольно вскрикнула. А он, даже не обратив внимания, бросился вон из горницы. Только тут Злата поняла, что Радим увидел побратима. Она побежала следом, путаясь в подоле. Ну что ж этот Олег? Совсем ума нет?

Только куда ей было угнаться за Радимом? Хвала Богам еще, Добронега с Олегом стояла. Горяч был Радим, ой, горяч, когда дело Всемилы касалось. Вот и сейчас на месте его удерживало лишь то, что Добронега положила ладонь на сыновью грудь. Злата подбежала ближе.

Олег выглядел таким же осунувшимся, как и они все, да еще на его щеке расцвел большой синяк. Злата приблизилась к Радиму, протянула руку коснуться плеча, да передумала. Мать сейчас он скорее послушает.

– Зачем пришел? – в голосе Радима слышалось столько злобы, что Злате стало страшно. Редко он бывал таким, а уж коли бывал, так жди беды.

Олег глубоко вздохнул, посмотрел на горшок, который сжимал в руках, и протянул его Добронеге:

– Вот. Это… Это для Всемилы.

– Для Всемилы?! – громыхнул Радим. – Из ума выжил, раз решил, что я ей что-то из твоих рук теперь дам?

Олег сказать что-то хотел, да только воздухом поперхнулся и еще ниже голову опустил.

– Уходи, забирай то, что принес, и чтобы духу твоего не было. Вернешься – головы не сносишь.

Олег медленно поднял голову и посмотрел на Радима, и у Златы слезы на глаза навернулись. Ну куда он пойдет? Он же один в целом свете, да даже если сделал он что Всемиле… Только сердце не верило, что сделал. Не мог он!

– Радимушка, – начала Злата, – давай Олега послушаем.

– Златка! Не лезь, куда не просят.

– Нет, Радим, пусть Олег сперва все расскажет, а потом уж будем решать, идти ему куда или не идти, – твердо произнесла Добронега.

Радим, прищурившись, посмотрел на мать, потом на Злату.

– Сговорились?

Злата опустила взгляд.

– Пусть говорит, – повторила Добронега.

– Говори, только быстро, – бросил Радим Олегу, а сам прочь отошел да еще спиной повернулся, словно что чудное на заборе увидел.

Олег бросил взгляд в спину побратима и быстро заговорил. Редко когда он говорил так быстро по-словенски. Не иначе готовился.

– Эта трава здесь не растет. Я вчера у купцов, что с севера, купил. Отвар поможет.

Говорил он все это, глядя на горшок. Злата смотрела на его побелевшие пальцы, сжимавшие горшок, и ей очень хотелось, чтобы Радим не был так упрям и чтобы Олег объяснил хоть что-то, а потом она услышала голос Добронеги:

– От чего поможет, Олег?

– От… от того, что вчера было. Она ведь не сразу такая. Сначала беспокойная, верно? Если раньше выпить, то не будет ничего. Просто уснет и проснется отдохнувшей.

– Замолчи и уходи! – сквозь зубы процедил Радим, не оборачиваясь.

– Радим! Выслушай! Не уйду! Сейчас не уйду, пока не услышишь. Хоть силой выкидывай.

– И выкину! – Радим крутанулся на месте и посмотрел на Олега.

– Радим! Дай ему сказать, – произнесла Добронега, и столько властности было в ее тоне, что Радим послушался, молча опустил голову.

– Хуже от этой травы не будет. Она и успокоит, когда уже все началось. Легче будет и быстрее пройдет. Не так долго… Ей же плохо было всю ночь, да?

Радим посмотрел в небо, сжав кулаки, и покачал головой. Злата понимала, что Олег ему сейчас по живому режет, но вдруг есть надежда? Вдруг вправду поможет?

– Радимушка, давай попробуем! – взмолилась она.

– А на себе попробовать не хочешь? – ответил Радим. Злата не обиделась. Она знала, что когда Радим вот такой, нельзя спорить, нельзя настаивать. От него тогда всем перепадало.

– И попробую! – твердо ответила она и протянула руки за горшком.

Олег аккуратно передал ей горшок, и Злата пожала ему руку. Олег поднял на нее растерянный взгляд. Злата улыбнулась. Ничего. Все наладится.

– Тебе тоже худо не будет, – сказал он. – Даже если попробуешь. Там заваривать нужно. Я объясню.

– Объясни, – Злата уверенно протянула руку и уже открыто сжала запястье Олега.

– Злата, – устало произнес Радим, – иди отвар сделай. Объясни, – кивнул он Олегу, – а сам будешь потом все сказывать.

– Я все сделаю. Мне объясни, – Добронега забрала горшок из рук Златы и потянула Олега в сторону крыльца.

Радим и Злата остались вдвоем. Радим смотрел в землю и хмурился. Злате очень хотелось разгладить пальцами морщины, обнять. Да только как к нему такому подступишься?

– У Всемилы платье да рубашка нижняя у ворота разорваны были, – хрипло проговорил Радим, глядя в одну точку.

– Радимушка, Олег шел в твой дом, знал, что здесь мы. Ты вправду думаешь, что он стал бы силой заманивать Всемилу в сеновал и рвать на ней одежду? Олег бы не стал. Ты дал ему дом, дал семью. Он не тот, кто это на девичью красу променяет.

– А ты почем знаешь? – устало спросил Радим, и Злата медленно выдохнула. Она видела, что он уже не гневается. Не так, как раньше.

– Я вижу, Радимушка! Хоть и не говорит он о том. Но тоскует он. Не видишь? Только с нами и отогревается! Да и Всемила… Ты же сам знаешь, как она может.

Злата коснулась руки мужа.

– Почему?

– Радимушка, – Злата крепко обняла мужа, уткнувшись лбом в плечо, – Всемилка самой главной для тебя быть хочет.

Радим усмехнулся ей в макушку.

– Я же и так…

– Ты и так, – согласилась Злата. – Да только как ребенок она. Балуешь ты ее. Знаю, по-иному нельзя, – быстро добавила она. – Все знаю. Да только вот так выходит.

– А Олег причем?

– Олег? Приветил ты его. В дом ввел. Да без Всемилиного ведома.

Рядом кашлянули, и Злата обернулась. В нескольких шагах стоял Олег.

– От отвара правда худо не будет. Если вдруг будет, ты знаешь, где меня искать, – глядя в землю, быстро сказал он и пошел к выходу.

– Стой! – бросил Радим.

Златка-то видела, что он уже не злится, но прозвучало так, что Олег к земле прирос и обреченно обернулся. Видно решил, что Радим опять бить будет. Только отступать не стал. Так и смотрел снизу вверх, ожидая расправы.

Златка хотела уйти, оставить их одних, да Радим держал крепко. То ли боялся, что без нее сорвется и сделает что дурное, то ли просто спокойнее так ему было.

– Платье на Всемиле уже было порвано или ты порвал?

– Радим, я не видел платья. Не пойму, о чем ты. Она вела себя странно, а потом худо ей стало.

– Ладно, – сердито ответил Радим. – Другое скажи: нравится она тебе? Говори правду, иначе дальше только хуже будет.

– Она твоя сестра!

– А коли не была бы сестрой, нравилась бы?

– Нет, прости!

На этих словах Олег посмотрел на Радима так, словно ожидал оплеухи. Злата не удержалась и прыснула.

– Иди с глаз долой, – беззлобно сказал Радим. – Да к синяку что приложи… с ученостью своей. А то за такого побратима перед людьми стыдно, как в пьяной драке побывал.

Олег криво усмехнулся и взъерошил волосы. Златка почувствовала, как слезы сами наворачиваются на глаза. Что ж у них, у мужчин, так все сложно, что ж они говорят хоть и одним языком, да все каждый о своем.

– Злата! – раздалось из дома.

Злата коротко поцеловала Радима в подбородок и вывернулась из крепких рук. Не удержалась, потрепала Олега по волосам. Ну, как им друг без друга теперь? Семья же они. Да не только пред людьми, а и пред Богами.

И уже на крыльце не утерпела: обернулась и успела увидеть, как Радим что-то говорит и неловко поводит плечом, как делал всегда, когда ему не нравился разговор, а Олег что-то отвечает, сморщив переносицу. Злата успела и его привычки узнать. Тоже разговор не понраву. Но на то они и мужчины, чтобы находить в себе силы и переступать через обиды.»

========== Часть 15 ==========

Злиться, срываться, мечтать убежать, исчезнуть,

Слышать, как сердце колотится, рвется наружу,

Знать, что стоишь на краю ненасытной бездны,

И понимать, что единственной цели служишь.

Нити незримо пронзают пространство и время,

На предначертанном новой судьбой проступая.

Жизнь – чистый лист. Ты испуган, отвержен всеми.

Нитью ведомый, застывший у самого края,

Ты еще дышишь, и глупое сердце бьется,

Предначертанье отчаянно хочет отринуть.

Но близок закат, цвета крови монетка Солнца,

И кто-то незримый легонько толкает в спину.

Я проснулась от шума за дверью. В доме кто-то разговаривал. Зажмурившись, я попыталась укрыться с головой, чтобы еще немножко поспать, но тут же распахнула глаза. «Завтра на рассвете с Бориславом потягаешься». Так, кажется, сказал князь? Я быстро села на кровати, выпутываясь из одеяла. А что, если все уже закончилось? Вдруг я проспала все на свете из-за этого дурацкого отвара?

Вспомнив об отваре, я тут же вспомнила и причину, по которой Добронега в меня его влила: мое ночное приключение и разговор с Альгидрасом. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Я вспомнила почти призрачный силуэт Альгидраса в неверном лунном свете и его вопрос, неправдоподобный, дикий, словно подсмотренный в моих кошмарах: вижу ли я его так же, как остальных здесь. К самому факту моего нелепого и дикого появления здесь прибавилось то, что кто-то другой может знать, что я вижу прошлое обитателей Свири. И этот кто-то тоже знает и видит гораздо больше, чем думают все остальные.

Мои мысли лихорадочно заметались. Говорит иначе, знает больше, чем любой свирец. А что, если… что, если он тоже неудачно поплавал на матраце? Ведь совсем необязательно, что он «приплыл» из моего времени, потому что его речь все же отличается от моей. Равно как и от свирской…

«Прядущие…». Слово всплыло в памяти и заставило поежиться. Я обхватила себя руками и попробовала произнести его вслух. Мой шепот прозвучал в пустой комнате почти зловеще. Я потерла плечи, словно пытаясь согреться, но на самом деле мне хотелось стереть звуки этого слова, будто они не истаяли в утреннем сумраке, а вернулись ко мне, осев на коже невидимой пыльцой. Было в этом слове что-то… пугающее. Словно оно действительно было вышито на ткани Мироздания нитью. Я поежилась. Нет, это просто бред. Это всего лишь старая легенда. Почему же мне так неуютно даже просто произносить это слово? Почему от него веет гибелью, и мир снова будто дрожит, и в нем натягиваются невидимые струны? Или… нити.

Я вновь подумала об Альгидрасе, попытавшись понять: он, лично он, меня пугает? Ответ пришел сразу и разительно отличался от того, который я ожидала. Нет. Притягивает, интригует, волнует, но не пугает. Даже вспоминая прошлый вечер, я почему-то все больше думала не о том, каким призрачным казался его силуэт, а о том, какой на ощупь была его кожа под моими пальцами. Умом я понимала, что все это странно, но на уровне ощущений я, неведомо как, приняла эту странность. Что-то во мне знало, что он не причинит мне вред. Что-то во мне не верило ему, но… доверяло. Оказалось, что эти два понятия у меня сильно разнятся. Я могла сомневаться в словах Альгидраса, потому что точно знала о том, что как минимум однажды он меня обманул. Но при этом я знала, что могу доверить ему свой секрет и даже свою жизнь. Просто потому, что в моей ситуации, доверять было больше некому. Да, он обладал определенной силой, природы которой я не понимала, но ведь ничто не мешало мне попытаться ее понять. Сама-то я не пугалась того, что вижу свирцев! Я на редкость быстро приняла то, что они – герои моей книжки, хотя каждый новый день подкидывал мне все больше доказательств того, что это все настоящее. Впрочем, Альгидрас вчера сказал, что я просто могла написать то, что уже случилось, потому мне стоило перестать брать на себя ответственность за каждую новую смерть. Это тоже могло быть ложью, но слишком уж пришлось по душе моей измученной совести.

Я вздохнула и подумала о том, что, возможно, и в истории появления здесь Альгидраса есть что-то вполне понятное и объяснимое. Так стоило ли заранее пугаться? Наоборот, впору было радоваться тому, что у меня наконец появился союзник. Которому, правда, нельзя верить, но это означало лишь то, что мне придется тщательнее обдумывать каждое его слово. Теперь я знала его истинную сущность, а кто предупрежден, тот вооружен. Главная сложность заключалась в том, что он не был настроен на общение. Но и здесь я верила, что в моих силах это изменить. В конце концов, ему всего девятнадцать. Неужели я не смогу с ним справиться? На войне как на войне. У нас будет вынужденный союз. Никуда он не денется!

Беспокоило только то, что еще одна ночь прошла зря. Мне так и не удалось ничего вспомнить ни про князя, ни про Миролюба, ни про мальчика из видения. Миролюб! Меня точно кипятком окатило. Боже мой! Я же с ним вчера целовалась! Чем я думала? Мне же сегодня с ним снова встречаться: люди князя еще в городе и неизвестно, когда наконец уедут. Может, соврать, что я плохо себя чувствую, и не выходить из дома до самого их отъезда? Впрочем, это грозило новой порцией таинственного отвара. Меня и здоровую поят им почем зря, а уж больную…

Я протянула руку к кувшину с водой и едва не сбила его с сундука, вспомнив о Ярославе. Это оказалось самым действенным способом выбить все глупости из головы. Миролюб, Альгидрас… Нашла о чем переживать, когда в городе находится человек, убивший Всемилу и уверенный теперь, что та неизвестно как выжила. Надо будет непременно рассказать Альгидрасу про Ярослава. Мне нужна защита, одна я с этим не справлюсь. Я поняла, что даже согласна принять его условия игры – пусть сам определяет, где и как мы сможем встречаться и общаться.

Я наскоро умылась, оделась и распахнула ставни, вдохнув прохладный воздух. Дверь в мои покои скрипнула, и на пороге появилась Добронега. Вопреки моим ожиданиям она была одета не в домашнее платье. Она вообще сегодня спать ложилась? Я окинула мать Радима быстрым взглядом. Та выглядела уставшей и подавленной. Интересно, что-то случилось после того, как я уснула? Или это все из-за приезда князя?

– Всемилка, к завтраку выходи, нам уже на берег пора.

Я с облегчением вздохнула. Значит, я не проспала.

– Доброе утро! Я сейчас выйду.

Добронега кивнула каким-то своим мыслям и скрылась за дверью. Я посмотрела на закрывшуюся дверь и тряхнула головой. Нет, все. Не буду даже пытаться угадать причину, почему она такая напряженная уже который день. Пусть загадки становятся в очередь.

Я быстро скользнула в гардеробную Всемилы. Нужный мне фиал с духами одиноко стоял в углу сундучка. Все остальные я убрала в один из больших сундуков, чтобы меня не раздражал приторно-сладкий запах, решив, что вряд ли мне когда-то понадобится нарядная одежда, сложенная там. Я старалась не думать о том, что там наверняка есть свадебное платье, небось еще и вышитое самой Всемилой. Я ни за что не задержусь в этом мире настолько, чтобы успеть выскочить замуж. Даже за такого милого парня, как Миролюб.

Я капнула духами на палец и снова поразилась тому, насколько мне нравится их аромат. Интересно, откуда они и почему так отличаются от остальных?

Добронега во дворе прикрикнула на Серого, и я решила поторопиться: мне сегодня только всеобщего недовольства не хватало. Дверь в гардеробную скрипнула, и я обернулась, собираясь сказать, что уже иду, про себя удивившись – ни Добронега, ни Радим, ни даже Злата сюда не заходили – да так и поперхнулась фразой, потому что в комнату быстро скользнул Альгидрас и заговорил скороговоркой:

– Радиму расскажешь правду про вчерашнее. Вернее, что было после того, как ты ко мне пришла. До того, скажешь, собиралась к Миролюбу идти, да заблудилась в темноте. На Веленин дом чудом наткнулась.

Он говорил это все с таким жутким акцентом, что я едва разобрала.

– А что случилось?

– Хорошо бы еще Миролюб подтвердил, мол, уславливались, – нахмурившись, пробормотал Альгидрас, словно задумываясь.

– А почему нужно рассказы…

– Я рассказал Радиму, что был здесь, – ответил он, посмотрев мне в глаза.

– Рассказал? – в панике ахнула я. – Зачем? Ты в своем уме?

– Мне пришлось.

– Или объясни, почему пришлось, или сам выкручивайся, – отчеканила я. – Мне надоели бесконечные недомолвки.

Альгидрас прищурился, что-то прикидывая, а я вдруг почувствовала, как закипевшая было злость улетучилась без следа. Он был бледным до синевы, при этом глаза его лихорадочно блестели. Когда он спал в последний раз? В эту минуту мне подумалось, что девятнадцать – это жутко мало, мальчишка явно заболел, и, похоже, никого здесь это особенно не волнует. Я шагнула вперед и коснулась ладонью его лба. Альгидрас отдернулся от моей руки, нахмурившись.

– Не дергай головой – рана вскроется, – повторила я слова, сказанные Радимом в день погони за кораблем Будимира.

– Не вскроется, – машинально откликнулся Альгидрас, касаясь ладонью шеи, – затянулась.

– Болит? – не удержалась я, с удивлением понимая, что вправду волнуюсь.

Альгидрас отреагировал на вопрос странно: моргнул, глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух, отступая к двери. Он явно растерял запал, с которым ворвался в гардеробную, и сейчас настороженно пятился назад, нашаривая позади себя дверную ручку.

Почему он так нервничает? Да что он, как ребенок, ей-богу! Съем я его тут что ли?! Вот так уйдет сейчас, и все. Снова. И где его потом искать?.. А еще я не могла поверить, что всерьез вчера его боялась. В эту минуту он вызывал во мне острое сочувствие и неожиданное желание опекать.

– Я скажу Радиму, что шла к Миролюбу, – быстро произнесла я, с трудом представляя, как это сделаю. Альгидрас замер у двери, и я приободрилась, – И попробую попросить Миролюба это подтвердить. Хотя я не знаю, какие у них со Всемилой были отношения и согласится ли он на такой обман.

На лице Альгидраса проскользнувшее было облегчение сменилось напряженностью.

– Что? – не поняла я, заподозрив неладное. – Ты что-нибудь знаешь об отношениях Всемилы с Миролюбом? Что-то, что я должна знать?

Альгидрас отвел взгляд, демонстративно оглядел комнату, преувеличенно заинтересовавшись фиалом с духами, покусал губу и только потом снова посмотрел на меня:

– Нет, об отношениях Всемилы и княжича я не знаю ни-че-го. Не моего ума дело, – ровным голосом произнес Альгидрас. – Но вот вы с ним, гляжу, поладили, так что уверен: он тебе ни в чем не откажет.

На лице Альгидраса появилась улыбка, от которой мне захотелось сказать ему какую-нибудь гадость. Как он смеет меня обвинять?! Разве я виновата в том, что Всемила была просватана? Сам вчера говорил, что я должна вести себя, как она, ничего не меняя в этом мире, а сегодня разбрасывается похабными намеками! Или он всерьез считает, что я наслаждалась вчерашним вечером?! Я почувствовала, что завожусь.

– Да, мы с ним поладили, – с улыбкой ответила я, ненавидя в эту минуту себя, Миролюба, а больше всего Альгидраса. – А ты чего ожидал? Я должна была отбиваться? Звать на помощь? Орать: отвянь, я тебя в первый раз вижу?

Альгидрас открыл было рот, но передумал и лишь раздраженно тряхнул головой, словно отгоняя назойливое насекомое. А я глубоко вздохнула, мысленно сосчитав до десяти и понимая, что злостью здесь не поможешь. Мне нужна его помощь! Альгидрас снова принялся шарить по двери в поисках ручки, глядя при этом куда угодно, только не на меня, и я отчетливо поняла, что он сейчас уйдет. Мне же вдруг показалось жизненно важным дать ему понять, что я совершенно не так плоха, как он себе навоображал.

– Альгидрас, услышь меня! Миролюб меня поцеловал, – стараясь не раздражаться, произнесла я. – Что я, по-твоему, должна была сделать?

Альгидрас наконец посмотрел на меня, и его лицо застыло, а потом на нем появилась приторно-вежливая улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла, сменившись безразличием. Даже взгляд стал совершенно пустым. За время пребывания в Свири я успела привыкнуть к тому, что все здесь довольно ясно и четко проявляли свои эмоции. И только проклятый хванец разом словно закрывался на все замки. Вот как сейчас. И бесило меня это неимоверно. Меня вообще, похоже, все в нем бесило. Даже если временами нравилось. Я скрипнула зубами, понимая, что запуталась, и злясь от этого еще больше. Я ожидала, что он развернется и молча уйдет, но он меня снова удивил.

– Мужчины целуют только тех женщин, которые позволяют себя целовать, – в его голосе появились неприятные нотки. – Или он брал силой? Я не так понял?

Настала моя очередь в смятении отводить взгляд. Да, он тысячу раз прав. Я действительно позволила Миролюбу себя поцеловать. Более того, я ответила на поцелуй, потому что отчасти винила себя в случившемся с ним, и мне было стыдно за то, что додумалась сказать Миролюбу Всемила… Но ведь этот мальчишка не поймет! Он же только посмеется над моей глупостью или решит, что я вру. Ему же проще думать, что я готова броситься на шею первому встречному, что для меня это нормально. И я еще вчера с чего-то решила, что он способен понять, способен на сострадание?! Как бы не так!

– Нет, не силой. И знаешь, мне даже понравилось, – вскинув голову, я улыбнулась, наблюдая, как в глазах напротив вновь плещутся непонятные мне эмоции. Что ж, играть, так до конца. – Миролюб – очень интересный мужчина. Так что в следующий раз, будь добр, не вываливайся из окон нам на головы. Ты там был несколько не к месту.

Сказав все это, я вдруг поняла, что не испытываю никакого удовлетворения. Альгидрас посмотрел в сторону, шумно выдохнув, на миг сморщил переносицу, набрал в грудь воздуха, и мы заговорили одновременно:

– Почему мы опять ссоримся на пустом месте? – устало спросила я, потому что, несмотря ни на что, не хотела ссор. На самом деле я хотела узнать, почему он так измотан, что случилось ночью?

Альгидрас же выдохнул:

– А ты уж, будь добра, не осчастливь княжича наследником до свадьбы. Неловко может выйти.

Я еще не успела подумать, что делаю, а моя ладонь уже со звоном влепилась в скулу Альгидраса. То ли он действительно был слишком плох в ближнем бою, как сказал кто-то из воинов, то ли не стал уворачиваться намеренно. Я в ужасе посмотрела на свою ладонь, затем на розовое пятно, проступившее на бледной коже, и поняла, что впервые ударила человека. Я не знала, что должна чувствовать. Раскаяние? Удовлетворение? Я уже ничего не понимала в его присутствии. Как мы вообще зашли в такие дебри? У меня же столько вопросов по делу, а мы почему-то обсуждаем мой поцелуй с Миролюбом.

Я прижала ладони к вискам, стараясь успокоиться. Правая рука горела от удара, левое запястье – от начавшей подживать раны. Как изменилась моя жизнь за последние недели!

– Я говорил: мы не должны быть одни, – подал голос Альгидрас.

Я сильнее прижала ладони к вискам, гадая, отчего меня так крутит в его присутствии? Отчего сердце колотится так, будто готово проломить ребра? Это из-за его непонятных мне способностей?

– Ты не должна была очутиться здесь, но так вышло, – голос Альгидраса звучал ровно, точно не было неприятной сцены минуту назад.

“Бесчувственный чурбан”, – вяло подумала я. Но сил на то, чтобы разозлиться, уже не было. Я не удивилась бы, если бы узнала, что он нарочно спровоцировал эту ситуацию, чтобы доказать свою блестящую теорию о невозможности нашего сосуществования в одном пространстве. Параноик чертов!

– Нам нужно просто поменьше сходиться… во времени.

Он стоял прямо передо мной. Бледный, измотанный донельзя. Но отчего-то в нем чувствовалась сила и непреклонная уверенность. И мне стало понятно, почему упрямый и горячий нравом Радим следует за ним, как на поводу. Казалось, Альгидрасу невозможно сопротивляться, потому что чувствуешь: он прав. Я вдруг четко осознала, что мне это не нравится. Я не хотела слепо подчиняться. Меня и так забросило сюда, словно куклу, так что мне теперь, покорно выполнять все, что скажут?

Альгидрас улыбнулся одним уголком губ, приняв мое молчание за согласие с его доводами. Вот только меня это не устраивало. Да, ему было проще от меня избавиться, заставив держаться на расстоянии. И возможно, он прав – это действительно решило бы множество проблем. Но вот только в одном этот умник ошибся: я – не Радим, и я не собиралась слушать его, раскрыв рот.

– А что будет, если мы все же будем “сходиться во времени”? – вежливо спросила я.

Альгидрас нахмурился, словно просчитывая, чем ему грозит мой вопрос. Это он правильно насторожился.

– Давай не будем проверять? – натянуто улыбнулся он.

– А давай все же проверим! – мило улыбнулась я в ответ.

– Нет! – категорично заявил он, разворачиваясь к двери.

Вот так – у мальчика закончились аргументы, и он просто сказал свое веское “нет”. В патриархальной Свири это наверняка работало, но, увы, Альгидрасу не повезло – я категорически не была согласна на роль безропотного исполнителя. “Что ж, мы еще посмотрим кто кого”, зло подумала я, сверля взглядом встрепанный затылок. Я шагнула вперед, намереваясь закрыть за хванцем дверь, хлопнув ею от всей души, но неожиданно Альгидрас развернулся так резко, что мы едва не столкнулись лбами.

– Зачем ты это делаешь? – тихо и очень серьезно спросил он.

– Что “это”? – так же шепотом откликнулась я.

– Все усложняешь. Тебе больше не с кем поиграть? Миролюб уже надоел?

Я закусила губу и снова мысленно сосчитала до десяти. Ему больше не удастся вывести меня из себя. Один раз получилось, и хватит. Я молча смотрела в серые глаза и боролась с желанием отступить назад. Мне было неуютно стоять так близко к нему. Альгидрасу, видимо, тоже, но упрямства в нем было, кажется, еще больше, чем во мне.

– Я не играю, – наконец произнесла я. – Я предельно серьезна.

– Тогда просто хватит создавать вот такие… трудности.

Он чуть качнул головой, указывая на покои Всемилы.

– Это я их создаю? – вполне натурально возмутилась я.

– Ти-ше! Я не должен здесь быть! Если кто-то увидит, будет еще больше вопросов.

– Но ты сюда пришел! Сам. И хватит уже делать вид, что это я создаю «вот такие трудности».

Несколько секунд мы не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Словно играли в игру «кто кого пересмотрит». И я в который раз удивилась, какой странный цвет у его глаз. Просто неправдоподобно серый. Наконец Альгидрас чуть нахмурился и открыл рот, намереваясь высказаться, но неожиданно завис. Я, приготовившаяся к очередному витку выяснения отношений, тоже застыла.

– Это же благовония Всемилы? – вдруг выдал Альгидрас.

– Что? – мне показалось, что я даже рот раскрыла от неожиданности.

– На тебе сейчас благовония Всемилы? Тот фиал на столе, – он качнул головой, указывая за мое плечо.