Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"
Автор книги: Ledi_Fiona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
– Не с первой, – пояснил Альгидрас.
– А с какой? – едва сдерживая раздражение, спросил князь.
Сложно было сказать, то ли Альгидрас нарочно испытывал терпение князя, отвечая односложно и никак не развивая свою мысль, то ли это для него обычная практика разговора. Я тут же вспомнила нашу первую встречу и как я, подобно князю, не могла выудить из него ни слова.
– С третьей или четвертой, – откликнулся Альгидрас и тут же добавил: – Они почти разом ушли.
Из этого я сделала вывод, что он прекрасно осознает, что донимает князя. Вон, едва почувствовал, что уже перегибает палку, стал чуть многословней. Оставалось непонятным, зачем он это делает.
– Неужто вправду так хорошо стреляешь? – с ноткой презрения спросил князь, на что Альгидрас лишь пожал плечами.
Князь помолчал, а потом вдруг сказал:
– Повернись-ка, хванец, дай хоть тебя рассмотреть. А то, шутка ли, последний в роду, вот так сгинешь, и уж никто не похвастается, что великих видел.
Слово “великих” князь произнес с откровенной издевкой, а мой слух выхватил “последний в роду”. Я потрясенно посмотрела на Альгидраса, ожидая подтверждения злым словам князя. Но тот даже не изменился в лице, только взгляд стал пустым. Да как у Любима вообще язык повернулся? Как он может вот так, по живому? Что бы там ему когда-то хваны ни сделали! Я мигом забыла все обиды, разозлившись на князя. Рядом со мной нервно шевельнулся Миролюб. Видимо, ему тоже не по душе пришлись слова отца. Остальные же, включая Радима, просто застыли в каком-то оцепенении. Радим открыл рот, чтобы что-то сказать, но Альгидрас его опередил:
– Так я чай не девка, князь. Что меня рассматривать?
Воины у стены подобрались, и Миролюб рядом со мной сел прямее. Я посмотрела на Альгидраса, и мне совершенно не понравился его взгляд. Что ж Радим не сделал так, чтобы его вообще тут не было?! Князь глубоко вздохнул, выдохнул, положил обе руки на стол так, словно собирался вставать. Радим повернулся к Любиму, и по нему было видно, что сейчас случится что-то плохое, потому что горячий воевода не стерпит обиды, вступится за побратима. Тут же вспомнились слова Альгидраса о том, что им нужно разорвать побратимство, что Радиму от него только вред. Ох, не так уж и неправ был мальчишка.
Но князь не успел встать из-за стола, а Радимир что-либо сказать. Альгидрас развел руки в стороны и крутанулся вокруг своей оси. Он сделал это с такой скоростью, что князь успел рассмотреть разве что взметнувшийся ярко-алый плащ. Всем было очевидно, что этот мальчишка пошел на уступку, только чтобы Радим не наломал дров, и он снова вырос в моих глазах, хотела я того или нет. Ведь как бы противно ни было ему сейчас, он подумал в первую очередь о побратиме.
– А точно не девка? – раздалось от стены.
Радим вполголоса обратился к Любиму:
– Князь!
И было в этом коротком слове столько гнева и скрытой угрозы, что мне захотелось стукнуться лбом в стол: ну вот только этого сейчас не хватало!
Но едва Любим открыл рот, чтобы ответить, как Альгидрас бросил через плечо со злым весельем:
– Проверить хочешь?
– Борислав! – повысил голос князь, и воин у стены захлопнул рот, так ничего и не сказав. – Будет, – уже тише добавил Любим, а затем откашлялся и хмуро проговорил:
– Завтра на заре потягаетесь. Увидим, так ли споро ты стреляешь из лука, как норов показываешь. И посмотрим, так ли вы, хваны, хороши, как о вас басни складывают. Ну, что скажешь? Согласен?
– Как воевода скажет, так и будет, – ровным голосом ответил Альгидрас, и Миролюб рядом со мной едва слышно усмехнулся. Альгидрас вот так ненавязчиво указал князю, что считает главным в Свири Радимира. К сожалению, заметили это не только мы с Миролюбом.
– То есть княжеское слово для тебя не указ? Мне ты, стало быть, не служишь? – недобро прищурился Любим, и я посмотрела на Злату, чтобы хоть по ее виду понять, насколько все серьезно. Может, князь просто так побушует и забудет? Златка ответила несчастным взглядом и тут же с мольбой посмотрела на Альгидраса.
– Воевода служит тебе. Я служу воеводе, – негромко откликнулся Альгидрас.
– А случись так, что я тебя к себе на службу позову? У нас не принято князю отказывать… – прищурился Любим.
Я понятия не имела, зачем он это делает. Ведь Альгидрас ему на службе сто лет не сдался. Видно же, что он еле терпит присутствие хванца под одной с собой крышей. Зачем же он его провоцирует? Хоть бы дочь пожалел, раз уж Радима ни во что не ставит.
Альгидрас молчал, словно не знал, что ответить, а Любим повернулся к нам. Я инстинктивно сжалась, стараясь уменьшиться в размерах, потому что я бы такой экзамен, как у Альгидраса, ни за что не выдержала. Но Любим смотрел не на меня. Его глаза неотрывно следили за Добронегой. Я покосилась на мать Радима и в очередной раз позавидовала ее выдержке. Она сидела, выпрямив спину и сложив руки на столе. Только кротости в этой позе не было ни грамма. На князя она даже не посмотрела, хотя наверняка чувствовала его взгляд. Такой взгляд невозможно было не почувствовать. И меня внезапно озарило: князь, как мальчишка, злил сейчас не Альгидраса и не Радима. В эту минуту ему было совершенно плевать в равной степени и на Златку, и на меня и на собственного сына. Он хотел одного – вызвать эмоции у женщины, застывшей за столом, точно изваяние.
Я посмотрела на Злату, ожидая подтверждения своей догадке. Но та, пользуясь тем, что князь отвернулся, подавала отчаянные знаки Альгидрасу. Радим упрямо смотрел в стол, словно не желая быть причастным к этим уговорам. Альгидрас, в свою очередь, хмуро смотрел на Злату, будто это она была виновата в случившемся, и, казалось, напряженно искал выход из ситуации.
Князь резко отвернулся от Добронеги, так и не дождавшись от нее никакой реакции. Злата прижала ладонь к губам и расстроенно отвернулась к стене, а Альгидрас меж тем подал голос:
– Я не воин, князь, и проку тебе от меня не будет, – он говорил медленно, тщательно подбирая слова, и в эту минуту его акцент был гораздо заметнее. – Я не обучен выполнять приказы и не знаю, что значит умереть за владыку, только за брата. Да и к чему тебе напоминание о дурном перед глазами? – закончил он, ни на кого не глядя.
Мне показалось, что от его последней фразы князь едва заметно вздрогнул.
– Ступай, – отрывисто произнес Любим. – Завтра на рассвете с Бориславом потягаешься.
Он кивнул на того воина, который спрашивал, точно ли Альгидрас не девка, и я невольно поежилась. Борислав был высок и крепок. Некогда, наверное, красив. До той поры, пока левую часть его лица не пересек то ли меч, то ли кнут. Шрам начинался от переносицы и бороздил щеку неровной линией, оттягивая угол рта и исчезая в густой бороде. И еще он казался больше Альгидраса раза в два. И как тот, интересно, справлялся бы, если бы их спор «девка-не девка» дальше зашел?
Альгидрас коротко склонил голову и, бросив быстрый взгляд на Радима, развернулся к двери. У самого выхода Борислав придержал его за рукав.
– Готовься, «великий». А то смотри: мамки-то нет – плакаться завтра будет некому.
Что ответил Альгидрас, я не расслышала, но рука Борислава метнулась к кинжалу на поясе. Правда, замерла на полпути.
– Борислав! – снова окликнул князь, призывая к порядку.
– Почему же нет мамки? – внезапно раздался спокойный голос Добронеги. Альгидрас обернулся, и я почувствовала, как у меня перехватило горло, столько растерянности и благодарности было в его взгляде на Добронегу. – Только я завтра не утешать его буду, а поздравлять, – с улыбкой закончила мать Радима.
– Ступайте все! – махнул рукой князь, покосившись на Добронегу.
Альгидрас и воины вышли. Я забеспокоилась, как бы они чего там за дверью не устроили. Но Радим предвосхитил мое беспокойство: что-то шепнул Златке, и та выскользнула за дверь.
Дальнейший ужин я помнила плохо. Разговор за столом стал натянутым, и в нем то и дело возникали паузы. Вернувшаяся Злата больше не рассказывала смешных историй и не пыталась сглаживать грубость отца. Было видно, что ей стыдно за произошедшее. Радим отвечал князю учтиво, но в его голосе тоже поубавилось сердечности. Только, похоже, Любиму на это было искренне наплевать. Он вел себя так же, как и до инцидента. Миролюб больше ничего не говорил, Добронега – тоже.
Я пару раз ответила на какие-то вопросы князя. Сначала боялась, что речь вот-вот зайдет о моем предполагаемом плене и тут-то и всплывет что-нибудь, что выдаст меня с головой, но князь только спросил, правда ли, что я не помню ничего из случившегося. Я кивнула, подтвердив, что вообще ничего не помню. За столом воцарилось молчание, словно все ожидали, что еще я скажу. Я молчала, и князь пробормотал: «Странно». Мне нечем было крыть, потому что это действительно было странно, но неожиданно мне на помощь пришел Миролюб:
– Это не странно, отец, это правильно. Я вон тоже ничего не помню. Кроме топора, что руку отсек.
Князь нахмурился и кивнул, словно закрывая тему, а я почувствовала жгучую волну благодарности за то, что мне не пришлось ничего сочинять, и только потом до меня дошел смысл сказанного. Миролюб лишился руки у кваров? И если он сравнил это с состоянием Всемилы, то это тоже было… в плену? И снова что-то смутное мелькнуло на краю сознания. И почему-то снова перед моим мысленным взором возник мальчик, так похожий на Миролюба. Я вспомнила, как ко мне приходило знание о ком-то из свирцев: нужно было просто успокоиться и побыть в тишине, думая об этом человеке. Что ж, впереди у меня была целая ночь для того, чтобы узнать о Любиме и его сыне. Пока же я просто посмотрела на Миролюба с благодарностью. Он перехватил мой взгляд и неловко улыбнулся, словно подбадривая. Я улыбнулась в ответ. Княжеский сын определенно пошел не в отца.
Добронега бесшумно встала и сообщила, что вернется чуть позже. При этом она обращалась не к князю, а к хозяину дома – Радимиру. Радим кивнул, пытливо взглянув матери в лицо, мол, все ли в порядке. Добронега лишь коротко улыбнулась в ответ, а князь посмотрел так, будто хотел не позволить ей уйти. Думаю, с него бы сталось, но Любим ограничился лишь тем, что попросил ее вправду вернуться, уважить гостей. При этом именно попросил – не потребовал. Добронега еще раз повторила, что вернется, и вышла. Глядя на выходящую из комнаты женщину, я подумала, что со спины мать Радимира невероятно молодо выглядит. А еще я раньше не обращала внимания на то, как прямо она держит спину и какая у нее величественная поступь. Дверь закрылась, и Любим наконец перевел взгляд на Радима и стал снова расспрашивать его о лодье Будимира, а Миролюб склонился ко мне и прошептал на ухо:
– Пойдем погуляем?
– А можно? – спросила я, бросив быстрый взгляд на князя.
– А отчего нельзя? Мы тут все одно не нужны.
Я кивнула, и мы, переглянувшись, встали.
– Воздухом подышим, – пояснил Миролюб.
Князь хмыкнул, а Радимир бросил на меня обеспокоенный взгляд, но ничего не сказал. Уже выходя, я подумала, что, может, это слишком большая вольность с моей стороны – пойти гулять наедине с Миролюбом. Но отступать было поздно. Он ведь ничего мне не сделает, правда? И только выйдя за дверь, я поняла, что едва достаю Миролюбу до плеча, вижу его в первый раз и пора бы мне уже научиться сначала думать, а потом делать.
Миролюб положил руку на мое плечо и подтолкнул к выходу. Мне невпопад подумалось, что это хорошо, что у него только одна рука. Пока я чувствую ее на своем плече, можно не бояться никаких других посягательств. Впрочем, мой героизм продлился ровно до дверей, ведущих во двор. На улице-то я что буду делать? На помощь звать?
Однако, к моему несказанному облегчению, во дворе было людно. Сначала я почувствовала, что мой желудок, в котором ничего, кроме добронегиных пирожков, так и не побывало, болезненно сжался. Во дворе находились несколько человек в синих плащах. Дружина князя. И среди них наверняка был тот мерзкий Борислав. Я глубоко вздохнула, лихорадочно подыскивая предлог вернуться в дом. Но потом увидела, что здесь не меньше воинов в алом, и мне стало спокойнее.
Поведение Миролюба тоже поднимало настроение. Он не стал тут же хватать меня в охапку и тащить в ближайший темный угол. Вместо этого он направился к группе людей, все так же придерживая меня за плечо. Мы подошли к компании, где, судя по цвету формы, двое были воинами Радима, а четверо – людьми князя.
– Здравствуй, Миролюб, – поздоровались воины в алых плащах. Обоих я знала только в лицо.
Миролюб ответил на приветствие и спросил, о чем они так увлеченно разговаривали. Надо же, пока я там, на крыльце, тряслась от страха, он успел заметить, что тут кто-то о чем-то увлеченно разговаривает.
– Да ваши люди про Олега расспрашивают, – охотно пояснил дружинник Радима.
– А что расспрашивать-то? – не понял Миролюб и повернулся к своим.
– Да как же! – откликнулся высокий и курносый воин князя. – Живой же хванец. Мы ж про них с детства только сказания и слышали. А он еще совсем один остался.
И снова что-то дрогнуло в моей душе от этого “совсем один”.
– Ну и что рассказывают? – изобразил любопытство Миролюб, невзначай прижимая меня к своей груди. Мне не оставалось ничего, как прислониться к нему спиной. Я почувствовала жар его тела даже через одежду и снова подумала, что опрометчиво поступила.
– Да про то, как лодью Будимира догоняли, – охотно пояснил воин. – Говорят, что он и впрямь лихо стреляет. А с виду и не скажешь. Я его только мельком увидеть успел, как он в дом входил, так мальчишка же совсем.
Было видно, что дружиннику очень обидно оттого, что не получилось рассмотреть “живого хванца” получше.
– Мальчишка и есть, – согласился воин Радима. – Да только не боится ничего. Хуже квара того.
– Почему хуже? – обиделась я за Радимова побратима и только тогда поняла, что до этого мужчины успешно игнорировали факт моего присутствия, а тут все разом повернулись в мою сторону. Я сразу почувствовала, что стою, прислонившись к груди княжеского сына, да еще встреваю в мужской разговор. Ожидала неодобрения во взгляде, но свирец, похоже, ничего предосудительного не увидел, так как спокойно пояснил:
– Так сама разве не видишь? Некуда ему оглядываться. Дома за спиной нет. Вот и лезет, очертя голову.
– А Свирь? – негромко спросила я. – Свирь разве не дом теперь?
Не знаю, зачем я задавала вопрос, ответ на который был очевиден. Не дом, и никогда им не станет. Но, наверное, мне просто нужно было услышать подтверждение из уст другого человека. А еще… впервые за все время пребывания в Свири я говорила, по сути, с посторонним человеком, и у меня был шанс узнать об Альгидрасе. Хоть что-то. И я просто не могла упустить этот шанс. Я должна знать правду!
– Свирь? – эхом откликнулся второй воин. – Свирь – дом воеводы нашего. Олегу она домом никогда не станет. Хоть Радимир глаза на то закрывает, но слишком другой он. Неспроста же о них сказания складывали. Смотрит на тебя иной раз, и озноб по спине. Даром что мальчишка.
Значит, правда все. И не мерещится мне, будто взгляд у него совсем не по годам. А еще мне показалось, что воин… не то что бы не любит Альгидраса, нет. Но определенно предпочитает держаться от него подальше. И говорит он о нем, казалось бы, с уважением, но, наверное, в Свири вздохнули бы гораздо спокойнее, исчезни побратим воеводы в один прекрасный день. От этого мне стало страшно. А вдруг и вправду исчезнет? Мне вспомнилось то, как Альгидрас улыбался Злате, когда дарил ей бусы, и у меня перехватило горло.
– Так что там на корабле-то было? – нетерпеливо отозвался Миролюб, и я усмехнулась. Сразу видно – воин. Задает вопрос по существу. Это не я тут со своими “дом – не дом, любят – не любят”.
– Знаешь, верно, что воеводу-то на берегу ранили? А кабы не Всемила, так и вовсе бы убили, – продолжил воин.
Я опустила голову, почувствовав, как Миролюб на миг прижал меня сильнее, словно благодаря за это. А ему-то какой прок в Радиме?
– Так Олег сначала на корабле что-то странное делал. Вроде как яд на стреле учуял. Ну, кварские-то стрелы часто с ядом, верно. Потому как от пустяшных ран в жутких корчах отходят. Так пока воевода горло драл на него… Слышал, небось, что запретил он Олегу-то на корабле впредь появляться, потому как голова бедовая. Так вот, пока воевода на него… тот давай ему рану вскрывать да порошком каким-то сыпать.
– Не порошком сперва, – перебил второй. – Сперва он яд отсосал.
– Да брешешь!
– Да я сам видел! Это ты на весле сидел, а я рядом был!
– А дальше? – поторопил Миролюб.
– А дальше ясно стало, что уйдут квары. У нас хоть Януш, да у Будимира лодья быстрее. Да кормчий у них тоже хорош оказался. Януш так сразу и сказал, мол, в море выйдут – уйдут. А Януш в таком никогда не ошибется.
– Ну и Олег как раз с воеводиной раной закончил, – подхватил второй. – Наших-то много им вслед стреляло. И я стрелял, да на такой ветер – это только страху нагнать, куда там попасть. Им-то сподручней было. Их стрелы почти по ветру летели. Только и успевали их щитами ловить. А Олег совсем без головы – на нос залез. Ему уж Радогость и канат кинул, чтоб хоть привязался. «Нет, – кричит, – мешать будет».
– Воевода поди все горло сорвал, пока на него орал. Да тут дери горло не дери, все одно ничего не сделаешь. Стащить с носа тоже боязно: ну как под руку влезем, да он под весла упадет? Я, признаться, до того только слышал, как он стреляет. Да думал, брешут. Да только то ли вторая, то ли третья стрела в кормчего-то их и попала. Хотя укрыт тот был – не подступишься. Это не Януш, что дурниной орет, мол, ему щиты мешают. Радим бы и его с корабля ссадил, да нет другого такого, – посетовал воин.
– А ранило Олега как? – спросила я, удивляясь тому, как спокойно прозвучал мой голос – внутри при этом все дрожало.
Пока это все казалось нереальным. Каким-то дурным сном.
– Да повезло у них кому-то. Олега-то стрелой почти сразу зацепило. Может, еще до того, как он в их кормчего попал. Я не видел. Видел только, как Радогость к нему ринулся да щитом прикрыл. А потом Радогость две стрелы собой поймал. Добрый был воин, – вздохнул дружинник и склонил голову. – А Олег за борт свалился. Чудом успели весла убрать. Да все одно диво, что живым потом подобрали. Видно, впрямь он везучий. Так все говорят.
Я кивнула, не поднимая головы. Да уж. Везучее не придумаешь.
Мужчины заговорили о кварском корабле да о том, что там было. Я уже слышала это все за столом, поэтому просто стояла и думала о том, как должен был чувствовать себя Радим, зная, что раненый Альгидрас упал за борт, и не имея возможности помочь ему сразу, потому что он воин и главным для него было нагнать врага. И сколько таких решений ему приходится принимать? Как я могу его осуждать? Да с него только пылинки сдувать и всеми силами от злых мыслей отвлекать, как делает Златка!
Я не знаю, сколько мы простояли рядом с воинами. Очнулась я только когда почувствовала, что Миролюб тянет меня прочь. Мы завернули за угол дома Радимира и оказались в едва освещенном закутке. Мое сердце нехорошо подскочило, и, как выяснилось, правильно сделало, потому что едва мы скрылись от взглядов воинов, как Миролюб притянул меня к себе и поцеловал. От неожиданности я позволила ему это сделать. Он целовал меня по-настоящему, отнюдь не целомудренно. И в его поцелуе было обещание чего-то большего. А в моей голове лихорадочно билась мысль: это первый поцелуй Всемилы с ним или же она позволяла ему раньше такие вольности? Это нормально? И что мне делать?! Я положила руки ему на плечи, собираясь оттолкнуть, но в этот миг Миролюб прервал поцелуй и, быстро облизав губы, прошептал:
– Ну что? Все еще думаешь, что раз однорук, так и обнять не смогу? – он спросил это так, будто продолжал старый разговор. Неужели у Всемилы хватило ума сказать ему подобное?!
Я растерянно помотала головой, не зная, что ответить, и посмотрела на него снизу вверх. Неяркого света хватило на то, чтобы я увидела, что справа у Миролюба было несколько абсолютно седых прядей. За столом я не могла этого заметить, потому что сидела слева от него. Не задумываясь, что делаю, я провела рукой по седине и спросила:
– Это у кваров? Да?
Он медленно кивнул.
– Я мальцом совсем был. Да ты, верно, и так знаешь. Не собирались они меня отцу-то возвращать. Я соврал, что не помню. Это – помню. И как к обряду готовили. Только руку сперва… чтобы отцу послать. Когда Всеслав-то с воинами своими на них напал, я уж не верил, что жив. Видел уже, как за покойным дедом по реке плыву. А он меня сперва рукой манил, а потом, когда я подплыл уже, сказал: «Рано тебе помирать, малец! Не сегодня». А потом оказалось, что вовсе не дед это говорил, а отец твой.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. На миг представила себе испуганного замученного ребенка, потом мысли переметнулись на Альгидраса. «Последний в роду». Да что ж эти проклятые квары от них хотят? Что им нужно?
«Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у нее сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».
Странные строчки всплыли в мозгу. Я потрясла головой, возвращаясь в реальность. Каменная Дева? Дети? Я попыталась ухватиться за это ощущение смешения реальностей. Ведь увидела же я тогда на берегу, что Радима ранят. И это же неспроста. Но вот только ранение Радима было… знакомым. Я не знала, как это объяснить. Я не могла с уверенностью сказать, что видела отрывок из своей книги, но я каким-то образом знала, что Радима ранят. Здесь же… от странных слов веяло холодом, и они были чужими. Инородными, страшными. Я чувствовала, что не смогла бы написать так. Я поежилась, почувствовав озноб.
– Застыла? – спросил Миролюб, и я рассеянно кивнула, почувствовав, как он проводит мозолистыми пальцами по моей щеке. Я уже собиралась спросить, что он делает, как поняла, что он вытирает слезы. Замечательно! Я умудрилась расплакаться.
– Ш-ш-ш. Позади все. Ты отца не бойся. И никого больше не бойся.
С этими словами Миролюб снова меня поцеловал. И это был совершенно собственнический поцелуй. Наверное, я должна была возмутиться, оттолкнуть, но я снова подумала об изувеченном ребенке и ответила на поцелуй. Кто знает, может быть, все же я виновата в том, что с ним случилось? Может быть, это мои строки? Исправить я уже ничего не смогу, но смогу хоть так искупить. Осуждать себя я буду потом. В конце концов, никто не заставит меня переходить к более серьезным вещам. Да Миролюб и не собирался. Просто целовал меня так, будто узнавал, изучал, забирал себе без остатка. Будто… вправду любил взбалмошную Всемилу.
За моей спиной раздался шорох и негромкий стук, словно кто-то спрыгнул откуда-то сверху.
Я вздрогнула и отстранилась, но обернуться не успела – Миролюб прижал мою голову к своему плечу, и мне ничего не оставалось, как уткнуться в вышивку на его рубахе.
– Хваны всегда выходят в окно? – с ноткой веселья спросил Миролюб, и мое сердце ухнуло в пятки.
Оставалось надеяться, что Альгидрас просто решил смыться из дома Радимира этим путем, и не видел, что тут у нас происходило.
– Я решил путь сократить, – раздался до боли знакомый голос.
– А правы свирцы. Совсем без головы. Тут же хоть глаз коли. Или ты, как кошка, в темноте видишь?
– Воевода сестру искал, – отозвался Альгидрас, – а света здесь хватает.
Хватает для чего? Чтобы увидеть, что мы здесь целовались?
– Хорошо, Олег, – произнес Миролюб, словно пробуя имя на вкус. – Передай воеводе – придем сейчас.
– Он прямо сейчас хотел, – упрямо произнес Альгидрас.
Я почувствовала, как грудь Миролюба поднялась от резкого вдоха. Только ссоры тут не хватало.
– Я уже иду, – пробормотала я, высвобождаясь из объятий.
Миролюб, честь ему и хвала, сразу же меня отпустил. Я проскользнула мимо Альгидраса, не поднимая головы, с единственной надеждой на то, что света все-таки достаточно не до такой степени, чтобы он увидел, как горит мое лицо.
За моей спиной раздался веселый голос Миролюба:
– Назад ты тоже через окно? Может, подсадить, а то оно ж тебе по плечо?
– Спасибо, княжич. Назад я через дверь.
– Вот мои люди подивятся. Скажут, что точно чудесник. Который раз в дом входит, и все ни разу не выходил. И не соврешь про заднюю дверь – там тоже стража.
Что ответил Альгидрас, я не слышала, но беседовали они вполне мирно, так что можно было с чистой совестью оставить их одних. Я взбежала по крыльцу, едва не сбив с ног кого-то из воинов князя.
Добронега успела вернуться, и, кажется, от нее не ускользнуло, что я красная как рак. Ни князя, ни Златы за столом не было, и я вздохнула с облегчением. Радим разговаривал с матерью, и когда в беседе возникла пауза и я наконец спросила Радима, что он хотел, брат Всемилы поднял на меня недоуменный взгляд и пожал плечами, тем самым окончательно растоптав надежду на то, что Альгидрас не видел моих объятий с женихом Всемилы. Мне оставалось только ломать голову над тем, зачем он соврал.
Вскоре вернулся Миролюб, и был он весел и оживлен. Они с Радимом принялись обсуждать какого-то коня, и я вдруг поняла, что они если не друзья, то относятся друг к другу с большой симпатией. А еще я поняла, что Миролюб очень любит сестру. Когда вернувшаяся Злата, пользуясь отсутствием князя, вспорхнула брату на колени, тот прижал ее к себе с таким счастливым видом, что я поняла его благодарность за спасение Радима. Радим – мир его любимой сестры. И этим было все сказано.
А я смотрела на эту идиллию и изо всех сил старалась не думать, почему Альгидрас нас прервал. Чтобы Всемила не позорила воеводу? Или причина была в чем-то другом?
Я не могла дождаться окончания этих посиделок. То ли от бессонных ночей, то ли от нервного напряжения, то ли от травяного чая меня клонило в сон. И чтобы не уснуть прямо здесь, я прокручивала в мозгу строчки про Каменную Деву. Но ничего в голову не приходило. Хорошо бы с кем-нибудь посоветоваться. Интересно, будет уместно упомянуть об этой Деве при Добронеге или Улебе, например? Или же при Златке, чтобы узнать, вдруг это какая-то местная легенда, и все объясняется вполне невинно. Может, я уже слышала ее от кого-то. От того же Улеба, пока была в беспамятстве. Он много былин мне тогда рассказывал. Вот строчки в голове и могли засесть.
Стоило мне успокоиться на этой версии, как неугомонный Миролюб стал проявлять активность: то за локоть тронет, то плечом прижмется. Я выдержала такой натиск минут пять, а потом извинилась и сбежала из-за стола. Я пока определенно не была готова к подобному. Один раз еще куда ни шло, но заходить далеко я не собиралась. Это, может, ему привычно, а я-то его в первый раз вижу.
Едва я выбралась из дома, как услышала голос Альгидраса. Судя по всему, он что-то рассказывал, и, вероятно, уже давно. Все, кто был во дворе, собрались вокруг него и слушали, раскрыв рты, точно дети малые. Сам Альгидрас сидел на перилах лестницы и вертел в руках шлем. Кажется, когда он застал нас с Миролюбом, ни шлема, ни плаща у него не было. Значит, он успел вернуться в дом за вещами и, видимо, пытался уйти, но его поймали воины. Я заметила, что преимущественно здесь были люди князя. Воинов Радима я насчитала всего шесть.
– А откуда они появляются, эти Прядущие? – с детским любопытством спросил тот самый курносый воин, который жаловался, что успел увидеть Альгидраса только мельком.
– Приходят, – коротко ответил тот.
– Да откуда же приходят? А то у тебя получается, что вот они пришли и давай судьбу менять да человеком повелевать…
– Они не меняют судьбу, когда им вздумается, и человеком не повелевают. Они… просто закручивают нить, когда та оборваться готова.
– От беды уберегают, что ли? – откликнулся один из свирских воинов.
– От смерти.
Негромкий ответ Альгидраса прозвучал очень четко. Казалось, будто разом все смолкло, и в этой тишине раздались два слова. Мое сердце неожиданно заколотилось, как сумасшедшее. Знакомое чувство смешения реальностей снова подступило. Я с ноткой паники ожидала того, что могу увидеть.
– Так все ж, приходят откуда? – спросил все тот же курносый воин, глядя на Альгидраса почти с благоговением. И мгновение разрушилось, в голове у меня прояснилось. Только остался озноб вдоль позвоночника. А еще мне очень захотелось, чтобы здесь был Радим. Мне было страшно без него в этом освещенном факелами дворе.
– По-разному. Всегда по-разному. Они просто чужие, они… ниоткуда, – Альгидрас сделал неопределенный жест, подбирая слова.
– Не с людьми? – подсказал кто-то, и Альгидрас повернулся к говорившему.
– Иногда да, – медленно ответил он воину.
– Так если не с людьми, они же наоборот… смерть… – воин стушевался и осекся, нервно оглянувшись на товарищей. Наверное, обсуждать Помощниц Смерти было дурной приметой.
– Они прядут только для одного человека. Все прочие неважны, – ответил Альгидрас и сделал попытку встать.
– А они всегда только женщины? – спросил кто-то, и Альгидрас снова уселся на перила, а я вновь почувствовала шум в голове и схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Снова было смутное узнавание. Прядущие? Я потрясла головой.
– Нет. Мужчины тоже бывают. И дети. Только прядут все по-разному. Например, женщина может сделать на один поворот колеса меньше.
Раздались неуверенные смешки, а кто-то откровенно расхохотался и сказал:
– Да куда уж девкам против мужчин? Даже у этих Прядущих.
– Нет, – спокойно ответил Альгидрас. – Просто каждая женщина однажды скручивает нить и дает ей начало, когда дитя рожает. Потому Боги так и поделили.
– И ты в это веришь, хванец? – раздалось у меня над ухом, и я подскочила, потому что даже не услышала, что Миролюб стоит за моей спиной. Альгидрас резко развернулся всем корпусом, скользнул взглядом по мне и посмотрел на Миролюба.
– Неважно, верим мы с тобой, княжич, или не верим. Они просто есть.
– Старая хванская легенда? – усмехнулся Миролюб.
– Старая, но не хванская. Она есть во многих народах.
– Что-то у нас я подобного не слышал, – не унимался Миролюб.
– Потому-то у нас Прядущих и нет, – откликнулся кто-то из воинов.
– Почем знаешь, что нет? – тут же отозвался второй. – Сказано же, не узнаешь ты их. Вот так тебя щитом в битве заслонили, а это не просто так. Верно, Олег?
– Может, и щитом в битве, – негромко откликнулся Альгидрас.
– Скажешь тоже. Коль щитом, так сразу Прядущие, – неуверенно пробормотал первый и оглядел воинов.
– Раздор ты своими сказками сеешь, Олег, – шутливо сказал Миролюб, обнимая меня за плечи.
– Прости, Миролюб. Не со зла, – Альгидрас неожиданно улыбнулся Миролюбу и спрыгнул с перил на верхнюю ступеньку, намереваясь уйти.
