355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ledi_Fiona » И оживут слова, часть I (СИ) » Текст книги (страница 30)
И оживут слова, часть I (СИ)
  • Текст добавлен: 14 апреля 2020, 20:30

Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"


Автор книги: Ledi_Fiona


Жанры:

   

Попаданцы

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Конь самого Миролюба вел себя спокойно, словно воздух не звенел многоголосым лаем. Воины, бывшие впереди, последовали примеру княжича. Серый в яблоках конь рванул по освободившемуся коридору, и я посочувствовала воину. Когда ему теперь удасться усмирить бедное животное?

– Остальные до ворот шагом, – скомандовал Миролюб. – Нечего пылить.

Он в последний раз обернулся и тронул коня с места. Я помахала рукой на прощанье и смотрела вслед, пока синие плащи не скрылись за поворотом. Последний воин, тот самый балагур, которого Миролюб называл Гориславом, привстал в стременах и, обернувшись, задорно помахал рукой провожающим. Потом опустился в седло, ударил коня пятками, и тот эффектно встал на дыбы. Не знаю, влетело ли ему за это от княжича, но зрители получили удовольствие. Мне стало интересно, со скольких же лет мальчишки здесь сидят в седле, если умудряются вот так управлять огромным зверем одними коленями? Нужно будет спросить у Альгидраса.

Я посмотрела на хванца. Тот толкнул калитку, даже не взглянув на меня. Оглянувшись на стайку девушек, оживленно обсуждавших отъезд дружины княжича, я перехватила пару неприязненных взглядов и с облегчением скользнула в оставленную приоткрытой калитку. Потрепав поднявшегося мне навстречу Серого по холке, я направилась к Альгидрасу. Тот снова пил воду у колодца, и я даже всерьез забеспокоилась, не болен ли он. Однако не успела я об этом спросить, как Альгидрас поставил кружку на выступ у колодца, круто развернулся и быстро зашагал к сараям. Я уже знала, что где-то там, как он всегда говорил «за домом», он умудрялся спрятаться так, что и с собаками не разыщешь, поэтому бросилась следом за ним почти бегом.

– Подожди! – воскликнула я, когда он уже почти добрался до угла сарая. Я была уверена, что он не послушается, однако юноша замер, не оборачиваясь, и дождался моего приближения.

Я приблизилась, не отрывая взгляда от его напряженных плеч, и в нерешительности замерла, вдруг поняв, что понятия не имею, с чего начать разговор. У меня, как всегда, был миллион вопросов. Но каждый раз, когда мы начинали общаться нормально, обязательно что-то случалось, и все катилось в тартарары. Вот как сейчас.

Альгидрас не оборачивался, проявляя завидное упорство. Я вздохнула и решительно потянула его за рукав. Мокрая ткань была холодной. Он упорно делал вид, что не замечает моих действий. Тогда я выпустила рукав и, перехватив его запястье, потянула сильнее. Я прекрасно понимала, насколько обманчива его внешняя хрупкость, и, что если он не захочет, я в жизни с ним не справлюсь. Однако он крутанулся на пятках, позволив развернуть себя. Он хмурился, глядя в землю. Я посмотрела на его лицо и почувствовала, что моя решимость испаряется с катастрофической скоростью.

– Слушай, – начала я и для верности дернула его за запястье, – ты сказал, что на кольчуге…

Я хотела спросить, откуда на кольчуге Миролюба может быть хванский заговор, но тут Альгидрас поднял взгляд, и я запнулась на полуслове. Он смотрел на меня с такой глухой тоской и усталостью вперемешку, что я глубоко вздохнула и выпустила его запястье, потом спохватилась, что он может уйти, и схватила вновь, только промахнулась, и мои пальцы сомкнулись на его пальцах. Я смутилась, ожидая, что он выдернет руку, но он не пошевелился. Я поняла, что выгляжу очень глупо, поэтому чтобы хоть как-то оправдать свои действия и прервать затянувшееся молчание, посмотрела на наши руки, и заметила, что это как раз его раненая рука. Повязка под мокрым рукавом наверняка промокла тоже. Я спросила почему-то шепотом:

– Можно руку посмотреть?

Он не ответил, и я, подняв голову, встретилась с его напряженным взглядом. Несколько секунд ничего не происходило, а потом он отрывисто кивнул. Я поспешно опустила голову, отчего-то жутко смутившись, закатала рукав его рубахи и начала быстро разматывать повязку. Мокрая ткань поддавалась плохо. Или же это у меня руки так дрожали? Альгидрас стоял смирно: не помогал, но и не мешал. Наконец последний слой повязки соскользнул с руки, обнажив слегка загорелую кожу. Кожа Альгидраса была светлее, чем у свирцев: видимо, с солнцем они не ладили. На руке никаких следов не оказалось, и я сперва вздрогнула, снова почувствовав мистический страх, но потом догадалась перевернуть руку внешней стороной вверх и вздрогнула еще раз, потому что руку пересекали три безобразных, грубо зашитых раны. Один из швов был покрасневшим и слегка припухшим.

– У тебя воспаление, – прошептала я, сглотнув.

В мозгу застучало: «мы в мире, где нет антибиотиков».

– Хорошо все. Еще седмица и пройдет, – раздалось у моего уха. Почему-то тоже шепотом.

Я подняла взгляд на хванца. Он не смотрел на меня, а я снова подумала о том, какие длинные у него ресницы. А еще у него на лице была россыпь веснушек. Едва заметных, но с такого расстояния их можно было даже сосчитать. Впрочем, считать пришлось бы очень долго: скулы, переносица и даже губы были усеяны бледными веснушками. Я невольно улыбнулась, и он, почувствовав это, поднял вопросительный взгляд.

– У тебя веснушки.

В серых глазах отразилось недоумение.

– Пятнышки на лице. У нас это называется…

– Я знаю, что такое “веснушки”, – откликнулся он. – Просто…

Его взгляд скользнул по моему лицу, а губы тронула смущенная улыбка.

– У тебя тоже. Да они почти у всех летом.

Я кивнула и в смятении опустила голову, чувствуя сильное волнение. Как нелепо. Кажется, я все-таки не погорячилась вчера, когда пришла к неутешительным для себя выводам о природе моих эмоций по отношению к этому мальчишке. Глубоко вздохнув, я вновь посмотрела на рубцы и деловито спросила:

– Ты хоть мажешь чем?

– Да, – кашлянув, ответил он.

Я почувствовала, что уши начинают гореть. Впрочем, это можно было списать на жару.

– А швы снимать надо?

– Сегодня буду.

– Тебе помочь?

Вопрос сорвался с губ раньше, чем я успела подумать. Как я помогу, если даже при виде этого шва едва дышу? Голова уже начинала кружиться.

– Мне помогут, – раздалось над ухом.

– А… Хорошо.

Я вздохнула с облегчением.

– А кто тебе зашивал?

Зачем я это спрашивала? Медицинские подробности меня совсем не интересовали, но я держала его за руку и совершенно очевидно просто оттягивала момент, когда придется эту руку выпускать. Он тоже не спешил отнимать ладонь, позволяя вертеть ее и так и эдак.

– Сам, – коротко ответил он, и я даже сначала не поняла, о чем он, а потом вздрогнула, осознав, что он сам зашивал себе раны. Горло перехватило.

– А чем? – в ужасе спросила я, поднимая на него взгляд.

– Жилами, – все так же шепотом ответил он и добавил: – Эй, хорошо все. Ты вся белая. Перестань.

– Даже спрашивать не буду, чьими, – дрожащими губами улыбнулась я.

– Не спрашивай, – он усмехнулся в ответ.

Я вдруг остро почувствовала, что мы стоим очень близко друг к другу и Альгидрас, смотрит прямо мне в глаза. Вообще, эта его привычка была крайне раздражающей. Мужчины обычно сползали взглядом вниз, кто к губам, а кто и того ниже. Альгидрас же смотрел так, как, вероятно, смотрел, натягивая тетиву, – прямо в цель. И мое сердце колотилось где-то в горле. Это было неправильно. Слишком сильно. Я первой отвела взгляд, вновь посмотрев на его руку, которую я, оказывается, перевернула ладонью вверх. Видимо, инстинктивно, желая убрать рубцы подальше от глаз. Если бы я умела читать по ладони. Куда приведет его эта их святыня?

– У нас есть люди, которые умеют читать судьбу по ладони, – пробормотала я. – Вот это, кажется, линия жизни.

Я провела пальцем по его ладони, и его рука дернулась.

– Щекотно.

– Хотя, может, и не жизни, а ума. Я и в этом не сильна. Так странно, что здесь оказалась я. Я не могу принести никакой пользы, – задумчиво пробормотала я.

– Ты ошибаешься, – неожиданно ответил Альгидрас. – Ты очень многое изменила здесь, сама не замечая. И это то, для чего ты здесь.

Я нахмурилась и подняла на него взгляд:

– О чем ты?

– О многом, – серьезно ответил он.

Он чуть потянул руку, пытаясь ее отнять. Я не позволила, сжав его пальцы.

– Ответь!

– А ты сама подумай на досуге, – в его взгляде появилось знакомое напряжение. Таким он становился, когда речь заходила о…

– Ты о Миролюбе?

Он не ответил. Все так же молча смотрел, не отводя взгляда.

– За что ты его не любишь?

Мне хотелось получить подверждение своим догадкам. Что я буду делать с этим потом, я понятия не имела.

– А с чего мне его любить? ‒ не отводя взгляда, произнес Альгидрас.

– Он славный.

– Тебе, может, и славный. А как по мне, так просто сын князя. А князь не жалует Радима. Да и всю Свирь впридачу. Так с чего мне радоваться княжичу?

– Неправда! Миролюб совсем не похож на отца. Не верю, что ты этого не видишь. Я знаю его каких-то несколько дней и то заме…

– Ну, так ты в том знакомстве весело время коротаешь, – перебил он меня.

– Альгидрас, – я снова пресекла его попытку выдернуть руку, на сей раз почти силой переплетя наши пальцы и крепко сжав их. Наверное, ему было больно – мне было, но он никак этого не показал.

– Войди наконец в мое положение, – попросила я. – Миролюб – жених Всемилы. Как еще я должна себя вести? Мне что, бегать от него? Кричать «помогите» каждый раз, когда он рядом?

Он жестко усмехнулся:

– Я не уверен, что мне бы понравился твой мир. У вас так легко целуют без любви…

– А ты любил женщину, с которой вступил в обряд? Вы, я так понимаю, не только целовались, – парировала я, наблюдая за тем, как каменеет его лицо.

Я не хотела причинять ему боль, но, черт возьми, он сам обвинял меня неизвестно в чем…

– Обряд – это другое, – зло произнес он и с силой выдернул руку из моих пальцев так, что у меня даже суставы хрустнули.

Я пошевелила занемевшими пальцами, чувствуя, как меня захлестывает волна гнева. Да кто он такой, чтобы меня осуждать?! Как у него, так «это другое», а как дело касается меня, так сиди на лавке и ни шагу за ворота. Да еще и рта не раскрывай.

– Другое? Ты меня бесишь своей привычкой выворачивать все так, как тебе надо. Привязанности у тебя нет – только обряд, жены нет – только ребенок! У тебя на все готовые ответы. И везде ты ни при чем! – выпалила я и, еще не договорив, поняла, что я натворила.

Альгидрас сперва непонимающе нахмурился и открыл рот, чтобы ответить что-то явно нелицеприятное, а потом вдруг вся кровь отхлынула от его лица, и он прошептал побелевшими губами:

– Что ты сказала?

– Я… Я… ерунду какую-то брякнула, – пролепетала я. – Не знаю, с чего. Просто ты меня разозлил и…

На этот раз он схватил меня за запястье так, что сразу перекрыл ток крови. Да им тут и жгуты накладывать не нужно с такой силищей. В моем мозгу трепыхались бредовые мысли, в то время как я смотрела в его расширившиеся глаза и пыталась вытащить руку из захвата.

– Мне больно, – наконец проговорила я, пытаясь второй рукой разжать его пальцы. Пальцы раненой руки, между прочим. Здоровой он мне вообще руку бы сломал?

Вдруг он зажмурился, опустил голову и, резко выдохнув, разжал руку. Я отшатнулась и принялась растирать запястье. Он стоял неподвижно, лишь тяжело дышал. Я наблюдала за тем, как он старается взять себя в руки и думала, что у него где-то спрятан нож и что я круглая идиотка, а еще что я… И тут он поднял голову. Если до этого мне казалось, что я видела в его глазах тоску, то я глубоко ошибалась. Ничего я не видела. Я отшатнулась, потом бросилась к нему и протянула руку, чтобы коснуться плеча, но так и не решилась.

– Альгидрас, – прошептала я. – Прости. Я… я не должна была ничего этого говорить. Я дура. Я… никогда больше…

– Ты что-то видела? – глухо спросил он, и под этим взглядом я не смогла соврать. Я глубоко вздохнула и прошептала:

– Сегодня ночью я видела во сне, как погибла ваша деревня. Я…

– Продолжай!

Он изменился до неузнаваемости. Не было смущенного мальчика, который стоял передо мной еще пару минут назад. Черты лица заострились, губа была закушена, а его взгляд я бы даже не взялась описывать.

– Это было очень страшно, – прошептала я, все еще надеясь отыскать в этом человеке недавнего мальчика, которого мне очень хотелось уберечь от боли. – Я не думаю, что стоит.

– Я уже это видел, – спокойно сказал он, хотя в его глазах было столько всего, что мне едва удалось вдохнуть – так перехватило горло. – Меня уже не удивишь. К тому же ты сама говорила, что, возможно, так мы сможем понять, для чего ты это видишь. Разве нет?

Лишенный всяких интонаций голос звучал ровно, будто у робота. Я сглотнула и поняла, что спорить с таким Альгидрасом бесполезно.

– Я была… Вчера ночью мне снилось прошлое. Твое и Всемилы.

– Сначала про деревню! – он не повысил голоса, но слова прозвучали приказом.

– Я… да… Я просто объяснить хочу. Вчера я была в теле Всемилы. Я слышала ее голос, видела ее мысли. А сегодня я… была в теле женщины. Я бежала по тропинке к деревне. Я… знала, что там идет бой. И знала, что там убивают. Я не могу, Альгидрас, – взмолилась я, чувствуя, что опять начинаю дрожать, несмотря на полуденный зной. – Можно, я не буду?

– Нельзя, – жестко сказал Альгидрас. – Ты же хотела разобраться. Вот и будем разбираться. Я принесу тебе воды.

С этими словами он направился к колодцу, на ходу разворачивая закатанный мною рукав, укрывая рубцы плотной тканью. Я смотрела на то, как он достает воду, переливает ее в кружку, и понимала, что только что совершила чудовищную ошибку. Он не должен был это узнать! Это знание не принесет ничего, кроме боли!

Альгидрас вернулся с кружкой, почти спокойно протянул ее, расплескав мне на руку совсем немного. Я сделала глоток ледяной воды, чувствуя как зубы стучат о край кружки, и жалобно попросила:

– Может, не стоит?

‒ Садись и рассказывай, – холодно откликнулся он.

Я вздрогнула. Он знал, что ему предстоит услышать, и прекрасно понимал, чего мне стоит это рассказывать. И ему было откровенно плевать на мои эмоции. Он не собирался жалеть меня. И я в очередной раз подумала, что совсем его не знаю и абсолютно не понимаю, чего на самом деле можно от него ожидать. Все правильно. С чего ему меня жалеть? Я же его не пожалела.

Я вздохнула, опустилась на лавку и начала свой чудовищный рассказ, стараясь говорить коротко, но он прервал меня и потребовал рассказывать все в подробностях. И тогда я зажмурилась и начала говорить. Я чувствовала, что по моим щекам текут слезы, но даже не пыталась их стереть. Я говорила и говорила, заново переживая смерть близких мне людей и свою собственную, и казалось, конца не будет этому рассказу. Я боялась открыть глаза, потому что с ужасом осознала, что все-таки это был не сон. Поняла это по тому, как прервалось дыхание Альгидраса на моменте, когда я описала девушку в белых одеждах, которая спускалась по тропке. И когда я сказала, что я, то есть не я, конечно, а женщина из сна, выглядывала среди выживших его, Альгидраса, как мечтала, чтобы он был жив, как молила Богов об этом и жалела, что он не успел узнать о ребенке, Альгидрас просто перестал дышать. Не выдержав, я распахнула глаза и повернулась к нему всем корпусом. Слезы мешали смотреть, и мне пришлось вытереть их рукавом. Он сидел на лавке в полуметре от меня, уперев локти в колени и запустив пальцы в волосы. И то, как он обхватил голову и монотонно покачивался вперед-назад, заставило меня безотчетно коснуться его напряженного плеча. Он вздрогнул всем телом, как от удара, и резко отодвинулся, едва не свалившись с лавки. Потом вскочил и сделал несколько шагов прочь. После круто развернулся и, подойдя ко мне, остановился в паре шагов. Я смотрела на него снизу вверх, ожидая крика, обвинений, и понимала, что заслужила все это. Но он вдруг протянул руку и коснулся моих волос, потом объявил: «Вточка».

Продемонстрировав сухую ветку, извлеченную из моих волос, он улыбнулся и ровным голосом сказал:

– Спасибо. Прости, что схватил за руку.

Он указал взглядом на мое запястье. Совсем не на то, за которое схватил. Потом снова улыбнулся и добавил:

– Я за домом буду.

И ушел так стремительно, что я не успела ничего сказать. Впрочем, я и не знала, смогу ли хоть что-нибудь теперь ему сказать, потому что перед глазами все еще стояло его лицо: пепельно-белое, с иссиня-черными тенями под глазами. Я-то всегда думала, что книжное «осунулся» предполагает бессонную ночь, часы горьких раздумий. А тут всего несколько минут моего чудовищного рассказа, и вот результат.

Я медленно встала, поняла, что все еще сжимаю в руках кружку, и плеснула холодной воды на ладонь. Умылась, вздохнула и посмотрела на сарай, за которым он скрылся. Мне безумно хотелось пойти за ним и попросить прощения за все, что случилось, но я понимала, что это бесполезно. Уже ничего не изменить. И простить такое вряд ли можно. К тому же, что ему все мои извинения и сочувствие, пусть даже искреннее? Он только что снова пережил гибель всех, кого знал и любил, а еще я получила ответ на свой вопрос, был ли он женат… Не знаю, что там с браком, но в его жизни была женщина, которая ждала от него ребенка. Господи, как же это страшно – все потерять!

Я вдруг поняла, что понятия не имею, что теперь делать. Мне было так плохо от всего случившегося, что я с трудом вдыхала раскаленный воздух и никак не могла надышаться. Голова кружилась, и я уже не понимала, от чего: либо от голода, потому что я так и не позавтракала толком, либо от жары, потому что сидела на солнцепеке, либо от нервного истощения. Мысли о святыне вылетели из головы. Какая, к черту, святыня, если у нас только что рухнул мир. Я встала и на нетвердых ногах двинулась к дому, решив спрятаться в покоях Всемилы до вечера. Может, завтра все будет проще? Может, мне не придется встречаться с ним пару недель, и все забудется? Может, окажется, что сегодняшнего дня не было? Может, я вообще проснусь в своей кровати в доме родителей? Я бы все на свете сейчас отдала, чтобы это было так.

– Пусть что-нибудь случится, – бессильно прошептала я и вдруг подумала, что о том же я просила перед появлением лодьи.

Не успела я дойти до крыльца, как одновременно произошли две вещи: Серый весь подобрался и низко зарычал, а в ворота постучали. Я вздрогнула и оглянулась на пустой двор, почти ожидая, что Альгидрас будет там и решит вопрос. Но его, конечно, не было. Стук повторился, Серый снова утробно зарычал. Я медленно двинулась через двор, ожидая, что стучавший уйдет, но тот все не унимался.

Подойдя к калитке, я нерешительно тронула тяжелый засов. Рядом со мной напряженным изваянием замер Серый. Шерсть на его холке вздыбилась, а сам он беззвучно скалился. Он ведь защитит? Я снова оглянулась на двор. На этот раз он не был пустым. Альгидрас шел по направлению ко мне медленным шагом. Он все еще был бледен, но в его движениях снова появилась звериная грация: он опять точно плыл по воздуху. Так же, как в моем сне плыла женщина в белых одеждах, спускавшаяся в гибнущую деревню хванов. Сильнее обхватив засов непослушными пальцами, я потянула его вверх, не отрывая взгляда от хванца, пытаясь прочесть по его лицу, что нас всех ждет. Сейчас и вообще. И в этот момент я вновь почувствовала, как натягивается ткань Мироздания, как дрожит раскаленный воздух, и эта дрожь передается мне.

Альгидрас напряженно приблизился, не отводя взгляда от калитки. Его рука скользнула к поясу, доставая уже знакомый кинжал.

Серый зарычал, засов выскользнул из моих обессилевших пальцев, и я наконец обернулась к пришедшим.

Первое, что я испытала – невероятное облегчение, потому что в широком проеме стоял Радим. И только взглянув на его лицо, я почувствовала, как сердце, словно ледяной рукой, сжало страхом. Радим молча шагнул во двор и перехватил ошейник настороженно замершего Серого.

– В дом иди, – негромко бросил он в мою сторону и потянул Серого за загородку, на ходу наматывая цепь на тяжелый крюк, вбитый в стену дровяницы.

Я с тревогой смотрела на то, как укорачивается цепь Серого, и понимала, что это может означать только одно: во двор должны войти чужаки. Вновь вернулось утреннее предчувствие, что после отъезда Миролюба случится что-то страшное.

Отступив на шаг, я скрылась из поля зрения Радима за загородкой и бросила взгляд на улицу. Там стояли воины в синих плащах и несколько человек в красных. Мое сердце ухнуло в пятки. Все-таки это случилось. Кто-то, кто видел Всемилу мертвой, решил довести дело до конца. Что там говорил Альгидрас? Здесь о таком даже боятся подумать? Видно, кто-то набрался-таки храбрости, или же желание погубить Всемилу все-таки пересилило все страхи. И только потом до меня дошло, что Радим приказал мне идти в дом.

Я медленно обернулась к Альгидрасу и поняла, что пришли не за мной, но вместо облегчения меня сковал такой ужас, что я вдруг подумала, что уж лучше бы пришли за мной, чтобы все закончилось и мне бы уже не было так страшно. По глазам Альгидраса я поняла, что он знал о том, что будет. Потому и держал дистанцию, рассказывал все эти байки про святыню и предания.

Радим молча отступил в сторону, и воины хлынули во двор словно синее море. Их оказалось много. Я насчитала десять человек. Зачем так много? Я снова оглянулась на Альгидраса. Он выглядел бы неправдоподобно юным, если бы не взгляд.

Взметнулся синий плащ, сброшенный с плеч твердой рукой и тут же подхваченный стоявшим позади дружинником, и воин, с которым Альгидрас состязался в стрельбе – Борислав, кажется, – выступил вперед, положив ладонь на рукоять меча:

– Брось нож, хванец.

Краем глаза я увидела, как Радим сделал шаг в сторону Борислава, но тут же его перехватил воин в красном плаще. Я с трудом узнала Улеба – таким осунувшимся и суровым он выглядел. Я сделала еще один шаг назад, прижимаясь к дровянице и понимая, что уйти уже не могу, потому что тогда мне придется пройти мимо Альгидраса, на которого сейчас все смотрели.

Альгидрас медленно наклонился и положил нож на землю. Не было в этом жесте ничего залихватского, не то что тогда, когда он отбросил нож по просьбе Миролюба. Так же медленно он выпрямился, глядя в глаза Бориславу. Прочих он будто не замечал. Борислав резко взмахнул рукой, и четверо воинов приблизились к Альгидрасу. Несмотря на то, что он был один и безоружен, в их движениях сквозила опаска. Словно они ожидали, что он в состоянии испепелить их взглядом. Альгидрас не шевелился и все так же не сводил взгляда с Борислава. Тут один из воинов оглянулся и неуверенно спросил:

– А как его, Борислав? Все же не просто дружинник.

Он растерянно указал взглядом на деревянные колодки, которые сжимал в руках. Мне стало нехорошо, потому что дело принимало какой-то совсем уж скверный оборот. Правда, я даже не подозревала, что дальше станет еще хуже, а Альгидрас видимо подозревал, потому что он ощутимо дернулся, когда Радим выступил вперед и хмуро произнес:

– Убери это. Он и так пойдет.

Я покосилась на Радима. Оружия при нем не было, но если дело дойдет до рукопашной, то я не была уверена, что поставила бы на воинов князя. Княжеский дружинник неуверенно опустил колодки, но Борислав жестко произнес:

– Он преступник. А для всех преступников закон един.

– Как бы не пришлось за слова ответить, Борислав, – недобро прищурился Радим. – Его вина не доказана пока.

– Будешь спорить со словом князя? – с ноткой веселья в голосе поинтересовался Борислав, оборачиваясь к Радиму всем корпусом и демонстративно еще крепче сжимая рукоять меча.

Я увидела, как Улеб сжал запястье воеводы и как Радим одним выверенным движением стряхнул захват. Вот почему он говорил уходить в дом. Не только потому, что не для моих глаз. Здесь могла начаться настоящая бойня.

– Приказ князя, – повторил Борислав.

На его губах играла легкая улыбка. Так улыбаются люди, чувствуя свою безнаказанность. А может, он радовался предстоящей драке. Разве их здесь поймешь?

– Он – побратим воеводы, Борислав! – Улеб говорил негромко, но от егоголоса мороз шел по коже. – Даже князь не может приказать вести его в колодках, как раба.

– Князь может приказать все, что вздумается, – одними губами улыбнулся Борислав, а в глазах уже собиралось что-то темное, злое. – Здесь все его.

– Не в Свири, Борислав. И ты это знаешь, – с предупреждением в голосе произнес Радим.

– Измена? – прищурился Борислав.

– Уговор! – эхом откликнулся Радимир. – Ты не заберешь его отсюда в колодках. А может, вообще не заберешь, – закончил воевода.

Лязгнул меч, скользнувший из ножен воина, стоявшего позади Борислава. Тихо звякнула кольчуга на плечах ближайшего ко мне дружинника. И только тут я поняла, что они все в доспехах. Они шли на бой. Против безоружных свирцев.

– Стойте!

Голос Альгидраса прозвучал неправдоподобно звонко, совсем по-мальчишески. И, повернувшись на его окрик, я вдруг поняла, что он испуган. Или же просто сильно взволнован. Он выдохнул и, будто на что-то решившись, шагнул вперед, не обращая внимания на лязганье мечей. Почти все дружинники князя достали оружие.

Альгидрас сделал еще шаг и остановился, выставив раскрытые ладони в сторону Борислава, словно успокаивая дикого зверя. Четверо дружинников в синем, стоявшие рядом с Альгидрасом, не спешили пустить в ход мечи – держали их нерешительно опущенными, словно разом разучились ими пользоваться. Как бы они не храбрились, а напасть на живого хванца, видно, не позволяли давние страхи. Может, это спасет Альгидраса? Это, и еще побратимство, которое совершенно очевидно погубит Радима. В этот миг я не думала ни о каких святынях.

Альгидрас четко произнес:

– Борислав, я призываю тебя в свидетели. И тебя, Улеб. И… – взгляд Альгидраса скользнул по мужчинам, мазнул по мне, даже не задержавшись, и наконец остановился на молодом воине, который еще два дня назад завороженно слушал легенды и смотрел на Альгидраса почти как на божество, – … тебя. Тебя как звать?

– Радо… Радолюб, – едва слышно выговорил тот, сглотнув. Альгидрас отрывисто кивнул и торжественно проговорил:

– Борислав, Улеб и Радолюб, призываю вас в свидетели…

– Не вздумай! – прорычал Радим, делая шаг к Альгидрасу, но тот только взмахнул рукой. И столько было в этом жесте, что Радим обреченно замер, сжав кулаки.

– Я разрываю побратимство с воеводой Свири Радимиром, связавшее нас на свирской лодье, свиделем чего был кормчий Януш. Да будет этот след, – Альгидрас поднял повыше ладонь, которую пересекал ровный шрам, – лишь следом от ножа и ничем больше. Я выражаю свою добрую волю, о которой никогда не пожалею.

Альгидрас замолчал, тяжело переводя дыхание, а меня накрыло волной его эмоций, потому что сейчас ни о каком самоконтроле с его стороны речи не шло. Я едва не задохнулась, почувствовав его горечь и обреченную тоску. А еще ему было страшно. И мне тоже было очень страшно.

– Все так? – немного растерянно спросил Альгидрас, оглядывая дружинников.

– Все так, – негромко произнес Улеб, подходя к Радиму и беря воеводу за запястье. И в этот раз Радим не стал вырывать руку. Он тяжело шагнул назад, словно отшатываясь от Альгидраса.

– Дурья башка, – только и смог произнести он. – Ты же и дня теперь не проживешь.

И было это сказано так страшно и обреченно, что у меня перехватило горло. Улеб же добавил:

– Слышу твою волю.

– Слышу твою волю, – едва слышно прошептал Радолюб.

– Слышу твою волю. Ну вот и разрешилось все, – хлопнул в ладоши Борислав, и все вздрогнули от резкого звука. Я с ненавистью на него посмотрела, ожидая торжества, но тот казался разочарованным, и я вдруг поняла, что он рассчитывал на стычку с Радимом. Это и была цель князя?

Молодой Радолюб шмыгнул носом. Все, казалось, находились в замешательстве, пока Борислав не прикрикнул:

– Ну, долго стоять будем? Вяжи!

Все очнулись и разом задвигались. Альгидраса схватили за плечи и грубо рванули назад. Он не сопротивлялся и, когда перед ним возник дружинник с колодками, молча вытянул руки вперед. Два воина набросили ему на руки деревянные колодки и стали связывать их грубой веревкой. Я в ужасе смотрела на то, как струганые дощечки сдавливают запястья, тревожа свежие швы, которые как раз сегодня нужно было снять. Картинка начала расплываться, и я даже не успела испугаться того, что упаду в обморок, когда поняла, что это просто слезы мешают смотреть. Я моргнула, сфокусировавшись на его сбитых костяшках, в то время как в голове стучало точно набатом: «Это все неправда! Неправда!»

Альгидраса в тишине вытолкали за ворота. Радим дернулся, точно хотел остановить, но не стал вмешиваться – то ли Улеб сильнее сжал его руку, то ли сам передумал.

– Осторожнее, – хмуро проговорил Улеб воинам. – Ранен он.

– Это уже неважно, – ровно сказал Борислав, не встречаясь взглядом с Радимом.

Он вышел со двора последним из дружинников князя и, судя по напряженной спине, видимо, до последнего ждал удара. Однако не обернулся. Радим медленно вытянул руку из хватки Улеба и, прежде чем выйти за ворота, размотал цепь Серого.

И только когда он, разом почернев лицом, вышел на улицу, я едва слышно прошептала:

– За что его?

Улеб вздрогнул и резко обернулся, точно только сейчас увидел меня здесь. Впрочем, вероятно так и было, потому что видели меня лишь Альгидрас и четверо воинов, которые его окружали. У всех остальных я стояла за спинами. Разве что Борислав мог заметить, когда оборачивался к Радиму. Впрочем, до девки ли, жмущейся к дровянице, ему было?

– Тут была? Эх, девки-девки, – покачал головой Улеб и двинулся за Радимом.

– Улеб! За что? – я догнала старого воина и вцепилась в его рукав почище репейника.

– За убийство воина из дружины княжича.

– Не может быть! – воскликнула я, но Улеб не обратил на мои слова никакого внимания. Только кивнул на ворота:

– Запри! – и вышел на улицу.

Двигаясь точно во сне, я заперла тяжелый засов и прислонилась лбом к теплым бревнам. Серый ткнулся под колени, и я покачнулась, ухватившись за ржавую скобу.

– Не может быть, Серый! Миролюб ведь сказал, что никто не узнает! Никто не должен был узнать! – крикнула я, не заботясь о том, что меня могут услышать. И сползая по стене, давя в себе беззвучные рыдания, я вдруг поняла, что это все моя вина. Не приди я тогда ночью к Альгидрасу, ничего бы не было.

А вслед за этой мыслью пришла другая. Никто, кроме Миролюба, не мог обвинить Альгидраса в убийстве. «Никому нельзя верить», ‒ всплыло в моей голове. «Ты должна позаботиться о себе и Радиме».

Сжимая в горсти длинный мех на загривке Серого, я зажмурилась. Прядущая меняет судьбу, подхватывает нить, когда та готова оборваться. Моя цель ‒ защитить Радима. Я понимала, что так фанатично цепляюсь за это только лишь для того, чтобы не вспоминать взгяд серых глаз и россыпь веснушек. Как они это делают? Как им удается перешагивать через себя, через то, что рвет душу, чтобы следовать своему предназначению?

Ткань Мироздания снова натянулась. Раскидистый дуб перед моим взором начал расплываться, и дело было не только в слезах. В этот миг я поняла, что ничего еще не закончено. Все в моих руках и… в старых свитках.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю