Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"

Автор книги: Ledi_Fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

Я устало опустилась на кровать и бездумно оглядела комнату в неясном свете фонаря. Мне оставалось просто плыть по течению и ждать, чем все это закончится. Я и рада бы была бороться с потоком, но я ведь даже не знаю, в какую сторону плыть. Я вздохнула, вновь вспоминая визит в дом Радима, особенно бусы, которыми хвасталась Злата. Запретив себе думать о том, кто их сделал, я вновь и вновь представляла резные бусины. Это успокаивало и одновременно беспокоило. Я встрепенулась и еще раз обвела взглядом комнату. Меня осенила догадка. Я вскочила и, подхватив фонарь, бросилась в общие комнаты, открывая дверь за дверью и стараясь не шуметь. Я высоко поднимала фонарь, разглядывая стены, шкафы, ставни. Вернувшись в покои Всемилы, я потрясенно присела на сундук. В этом доме не было ни одной резной поверхности. Ни одной. Альгидрас, украсивший все, что попалось под руки, в доме Радимира, не прикоснулся ни к одной вещи в доме Добронеги. Может быть, Добронега не позволила? Я тут же вспомнила, как она обнимала Альгидраса и фразу: «у Олега золотые руки», сказанную с гордостью. Неужели, из-за Всемилы?

Я вздохнула и решительно начала готовиться ко сну. Мучить себя бесплотными догадками можно было до утра, а правду все равно не узнаешь. Я ворочалась в постели, но сон не шел. Вместо него в голову лезла всякая ерунда. Меня снова стали охватывать опасения. Насколько реально то, что я писала? Насколько точно моя писанина отобразилась в этом мире? Вдруг Всемила не погибла? Вдруг она не сегодня-завтра вернется? Может, и не было никаких кваров в тот раз, и она просто уехала с мужчиной, упорхнув из-под крыла властного брата? А вдруг передумает да вернется? А еще, если совпадение детальны, то выходит, что кваров и впрямь не было. Ведь похитил-то Всемилу кто-то из своих. Я попыталась подумать, к чему собиралась свести сюжетный ход, но так ничего и не придумала. Будь я писателем, мой рассказ имел бы четкий план, а так… Я надеялась на то, что в нужный момент сюжет сам вырулит куда-нибудь. Я даже конец истории не придумала, если уж на то пошло. И уж точно свое появление в ней я никак не планировала. Ведь мысли из серии: «как, должно быть, интересно в том мире», нельзя назвать осознанным желанием погрузиться в историю по-настоящему! Да и на деле это оказалось то еще удовольствие. Я вздохнула. И зачем я придумала этих дурацких кваров? Какие мотивы у них могли быть для похищения и убийства сестры воеводы? Это же бред чистой воды! Ладно бы выкуп потребовали, а то просто так… Я себя одернула. Похитили не квары. Я просто начинаю думать так, как твердит Радим. Это он назначил злодеев, и обсуждению его версия не подлежала. Но его можно было понять: квары являлись единственными врагами княжества. Я задумалась: вдруг то, что Всемилу похитили свои – важно? А если так, то нужно рассказать правду. Но как тогда выкрутиться? Как правдоподобно объяснить свое появление здесь? Провалы в памяти, конечно, объясняли многое, но я не была уверена, существует ли на самом деле такая разновидность амнезии, при которой из памяти начисто выпадает определенный отрезок жизни. Я не была сильна в психологии, а играть так нагло, на грани фола, мне было страшно, потому что это неминуемо привлекло бы лишнее внимание. Казалось, что моя чужеродность и так бросается в глаза. В правду, конечно, мало кто поверит, но провести остаток жизни запертой где-нибудь от греха подальше мне совершенно не хотелось.

Я запуталась окончательно. В каждой уважающей себя книге есть какой-нибудь старец, который все всегда знает и берет шефство над главным героем. И где он? Я подумала было об Улебе, но его шефство заключалось в словах: «все хорошо будет» и «не дури, девонька». Мысли сами собой переметнулись на Альгидраса, но я упрямо отбросила эту версию прочь. И так нервы никуда не годятся, а с этим мальчишкой, как по краю обрыва – одно напряжение.

Так я и промучилась всю ночь. Не удивительно, что утром я чувствовала себя совершенно разбитой. Еле выбравшись из постели, я направилась в баню, чтобы принять что-то вроде утреннего душа. Вода в бочке была прохладной, но с недавних пор меня это не смущало. Так странно. Я поймала себя на мысли, что привыкла быть здесь. Привыкла просыпаться среди запахов дерева и сушеных трав. Привыкла к тому, что утром приходится умываться холодной водой, привыкла к одежде, которая сперва казалась неудобной и за все цепляющейся. И мне было здесь… неплохо. Гораздо лучше, чем я могла бы ожидать. Особенно так казалось в моменты спокойствия, когда рядом никого не было и я не испытывала постоянного напряжения.

Я насухо вытерлась и оделась. Утро встретило меня легким ветерком и щебетанием птиц. Добронега уже хлопотала у печи и я, натаскав воды всем, кто в ней нуждался, присела за стол, глядя на то, как ловко мать Радима управляется с ухватами. Только я подумала о том, насколько активна Добронега для своего возраста, как чепела выпала из ее рук, сбив крышку с котла. Крышка покатилась по полу. В полной тишине она прогрохотала по комнате, заставив дымчатого котенка умчаться за порог, а потом ударилась о ножку стола и упала. Я подняла крышку и впервые за утро взглянула в лицо Добронеги. Оно словно осунулось и постарело.

– Что случилось? – выпалила я, стискивая крышку и мгновенно вспоминая вчерашнее подавленное состояние Добронеги.

Добронега протянула руку и попыталась забрать крышку. Я не отдала. Тогда она пододвинула стул и в молчании опустилась на него. Я положила крышку на загнетку и присела рядом. Добронега внезапно подняла на меня взгляд и коснулась моей щеки. Ее пальцы были холодными и мокрыми. Видимо, вода выплеснулась из чугуна.

– Князь едет, – проговорила она.

– Да, я знаю. Злата вчера что-то такое говорила. Когда? – я решила проявить вежливость, хотя лично мне было наплевать на приезд отца Златы.

– Он не сказал. Но, верно, скоро, – негромко откликнулась Добронега, отводя взгляд. – Что ты помнишь о нем?

– О князе Любиме? – быстро спросила я.

Добронега кивнула, оборачиваясь ко мне и словно что-то ища в моем лице. Я напряглась, чувствуя в вопросе подвох.

– Он… Он князь этих земель. И Радим у него на службе. И он подарил Свирь отцу, – я чуть не добавила «Радима», но вспомнила, что Всеслав был и Всемилиным отцом.

– Не он подарил – его отец, – откликнулась Добронега. – Да не о том я, дочка. Князь отдал Златку за Радима, чтобы власть здесь укрепить, верность его подтвердить. Хотя куда уж верней Радимушки? – Добронега на миг замолчала.

Я нетерпеливо кивнула.

– У него шестеро детей, да все в укрепление союзов розданы.

– Это разумно, – ответила я, чтобы что-то сказать.

Добронега странно посмотрела на меня и вдруг проговорила:

– Помнишь-то, что сама просватана?

И я вспомнила. Желудок нехорошо сжался. Как у меня из головы могло вылететь, что Всемила просватана за младшего княжеского сына?! Ведь Злата же упоминала! До этого момента я как-то не соотносила себя и Всемилу настолько, а тут вдруг поняла, что если ничего не изменится, то мне… придется вот так вот выйти замуж неизвестно за кого? Я помнила, что Всемиле не понравился суженый, и она наделялась уговорить брата отменить свадьбу и сжала виски руками.

– Он едет с сыном?

– Никто не знает. Вчера вести пришли, что скоро ждать. А когда? С кем? Неведомо.

Я медленно подошла к котлу, накрыла его крышкой, двигаясь точно во сне. Что делать? Я вдруг поняла, что все эти дни жила припеваючи. После того, как стало понятно, что это все – реальность и что каждое утро я просыпаюсь здесь и пока не появилось ни одного повода думать, что это вскоре изменится, я успокоилась. Видимо, сработала защитная реакция. После пары истерик я стала принимать этот мир и эту жизнь такой, какая она есть. Я не скажу, что меня не удивляло происходящее. Просто я переключилась на другие вещи. На Радимира и на новые для меня братские чувства, на Добронегу, которая вела себя со мной, как мать, на Альгидраса, который почему-то не шел из головы… Возможно, в глубине души я до сих пор считала, что все это понарошку. Не знаю. Знаю только, что в миг, когда Добронега озвучила факт сватовства Всемилы, я по-настоящему испугалась. Испугалась до дрожи в коленях. И сразу на меня нахлынули миллион «а если». А если я так и останусь здесь навсегда? А если мне вправду придется выйти замуж за неизвестно кого? А если…

Сама мысль была настолько абсурдной, что поразила меня больше, чем вся ситуация с моим появлением здесь.

– Но почему? У Радима и Златы уже есть… союз. Зачем я?

Добронега вздохнула так, словно разговор причинял ей боль.

– Союз-то союз. Только те союзы ради детей заключаются. А Златку с Радимушкой Мать-рожаница до сих пор своей милостью обходит.

Мне стало нехорошо, а Добронега продолжила:

– Да через тебя, дочка, верность Радимова еще крепче будет. Тут он уж никакого указа княжеского не ослушается.

Добронега снова вздохнула, теребя край фартука.

– Он мне не нравится, – чужим голосом проговорила я, повторяя мысли Всемилы.

Добронега в ответ меня просто по-матерински обняла. Я прижалась к ней изо всех сил и вдруг отчетливо поняла, что надежды Всемилы на отмену свадьбы были нелепыми и детскими. Просто потому, что сама она была взбалмошной и ветреной, считая, что жизнь похожа на сказку. А то, что Радим с детства во всем потакал, привело к тому, что трудности не воспринимались ей всерьез, всегда разрешаясь чудесным образом. Я тоже пока многого не понимала, но даже мне было ясно, что здесь в конечном итоге все решает тот, у кого больше власти, а все остальные просто повинуются. Например, в Свири прослеживалась четкая иерархия. Приказы Радима не обсуждались, хотя несогласные с ними и были. Спорил с воеводой и вовсе один Альгидрас. Даже Улеб мог лишь что-то по-отечески посоветовать, но далеко не всегда Радимир его слушал. С Альгидрасом же, как я поняла, спорил до хрипоты, но нередко соглашался.

Значит, князь фактически хочет получить в заложницы сестру Радимира, чтобы навсегда приручить воеводу Свири. Радим как-то дал понять, что его верность не абсолютна? Или же Свирь настолько ценна, что князь перестраховывается, а для этого и младшего сына не жалко? Я зажмурилась. И что мне делать в этой ситуации? Как вести себя?

– Ничего, дочка, – негромко проговорила Добронега. – Все образуется.

Я кивнула. В тот момент мы обе понимали, что она просто успокаивает себя и меня. Ничего не образуется.

В тот день князь так и не приехал, а я настолько измотала себя бесплотным ожиданием, что к вечеру мне уже было все равно. Настолько все равно, что я все же решилась подойти к Серому. После того, как он поранил Альгидраса, я четко решила с ним подружиться, но мои первые шаги навстречу в виде большой кости, миски с молоком и куска хлеба остались непонятыми. Шерсть на загривке Серого вставала дыбом, а верхняя губа приподнималась, обнажая крепкие зубы. Он не рычал – просто скалился, но от этого оскала хотелось убежать в дом и подпереть дверь изнутри. Мне никогда не удавалось ладить с собаками. В детстве у меня были кошка и ежик. Кошка спала в моей кровати, и по утрам я просыпалась оттого, что теплое мохнатое тельце вывинчивалось из-под одеяла и стремглав летело в сторону кухни, где мама готовила завтрак. Беспородное создание звали Маруська, и она всегда была рада поиграть и поласкаться. Царапалась разве что в шутку да и то только когда была пушистым полосатым комочком. С возрастом к ней пришло понимание того, что внушительные когти во время игры выпускать не стоит. Ежика принес отец, подобрав на обочине с поврежденной лапкой. Лапку вылечили, он прожил у нас зиму, а весной был благополучно выпущен в лес. Большую часть времени он пыхтел в своей коробке и изредка устраивал баталии с Маруськой. К общению с нами не стремился, хлопот, кроме шума, не доставлял. На этом мой опыт общения с животными заканчивался. Я никогда не могла понять, как Ольга умудрялась подружиться с каждым мохнатым созданием, встреченным на пути.

Не знаю, как долго бы еще я обходила собачью будку стороной, но в тот вечер я слишком накрутила себя и слишком устала. И вот в таком подавленно-хандрящем настроении я отправилась на очередной сеанс налаживания отношений с Серым. Серый меланхолично помахивал хвостом, устроившись в большой яме, вырытой, судя по его виду, собственноручно. Я задумалась: уместно ли к собаке применить слово «собственноручно» или правильнее будет «собственнолапно»? Пока мой мозг был занят филологическими изысканиями, голова Серого приподнялась, и розовый язык быстро облизал покрытый землей нос.

– Привет, – сказала я. – Давай наконец с тобой подружимся.

Серый навострил уши, но впервые не оскалился. Я присела на бревно чуть поодаль и разгладила длинную юбку.

– Понимаешь: я не виновата в том, что попала сюда. Я понятия не имею, как это случилось. И ты даже представить себе не можешь, как же мне хочется вернуться, – я почувствовала, как горло перехватило, и подняла лицо к небу, цепляясь взглядом за розовеющие облака. – Мне страшно здесь, Серый… Вот вчера еще не было так страшно, а сегодня… Меня ждет неизвестно что. Понимаешь? И я хочу домой. Здесь мне все чужое. И я никому… вообще никому не нужна. То есть нужна, но не я. А дома я нужна. Наверное. У меня там родители, друзья, интересная работа… Там дом!

Я говорила все это и отчетливо понимала, что мир, о котором я рассказываю Серому, сейчас даже мне самой кажется призрачным и ненастоящим. Словно это он был когда-то придуман, а настоящий – вот он. Я посмотрела на настороженного пса, неотрывно следящего за мной, словно он и вправду понимал, о чем я ему рассказываю, и вздохнула:

– Ждешь хозяйку? Да?

Серый тревожно повел ушами и понюхал воздух.

– Или уже не ждешь? Говорят, собаки чувствуют, когда что-то случается. Ты чувствуешь, да? Сразу понял, что ее нет?

Пес опустил голову, пристроив морду на вытянутее лапы, прижал уши и вдруг заскулил. Тоненький жалобный звук, казалось, никак не мог исходить от этого огромного зверя. Тем страшнее он звучал в предзакатном воздухе. Словно реквием по всему, что уже никогда не случится. Я зажмурилась, борясь с желанием зажать уши. Значит, не врут те, кто рассказывает душещипательные истории про преданность и верность. Значит, собаки все понимают и все чувствуют. Я сглотнула, почувствовав, комок в горле. Так плохо мне не было даже в те минуты, когда я впервые смотрела в глаза Радиму и понимала, что он обманывается, любя ту, которой уже нет. Серый не обманывался. Он знал. И я почувствовала вину.

– Ты прости меня, что так получилось, – попросила я пса.

Казалось, он понял. Он вдруг встал и встряхнулся: пыль разлетелась в разные стороны. На меня, не мигая, уставились синие глаза. В них не было злости, не было ярости. Только нечеловеческая тоска.

– Серый… Серенький… Ты прости, – повторила я и, повинуясь какому-то порыву, шагнула навстречу зверю.

Мохнатые уши шевельнулись, прижимаясь к голове, но я не остановилась. Я все время задавалась вопросом, похож ли мой голос на голос Всемилы. И, кажется, в эту минуту получила ответ. Серый понимал, что перед ним другой человек. Об этом говорили его обоняние, зрение, но слух подводил. Я вспомнила, что собакам нельзя показывать страх. Но говоря откровенно, в тот момент я не боялась. Мелькнула шальная мысль, что он с легкостью перегрызет мне горло, но почему-то я знала, что этого не произойдет. А если и произойдет, ну что ж… Все кончится. Сегодня мне почти этого хотелось.

Моя рука коснулась жесткой шерсти, я почти физически ощутила напряжение Серого. Но ничего не произошло. Влажный нос, ткнулся мне в руку, испачкав землей. Я запустила пальцы в густую шерсть, негромко приговаривая что-то. Серый поднял морду. Он не признал меня хозяйкой, но мне показалось, что в тот миг мы друг друга поняли. Остаток вечера я просидела у собачьей будки, перебирая густую шерсть на загривке и думая о том, что мы с Серым одинаково одиноки в этом мире.

Несмотря на свою маленькую победу, я засыпала с тяжелыми предчувствиями, наверное, поэтому мне всю ночь снилось, что я на матраце посреди моря, и он вдруг начал сдуваться. Я снова проснулась разбитой и измученной. Погода была под стать моему настроению: с утра накрапывал мелкий дождик, и небо затянуло тучами. Добронега за завтраком сообщила, что князь приедет, скорее всего, сегодня. Будто бы вестовые передали, что он идет морем на лодье Будимира. От этого известия завтракать расхотелось окончательно, и я засовывала в себя ложку за ложкой только, чтобы не тревожить Добронегу. Впрочем, скоро поняла, что Добронега занимается примерно тем же: через силу ест и пытается делать вид, что все хорошо.

– Почему ты не любишь князя? – вырвалось у меня.

Ложка выпала из рук Добронеги, и та подняла на меня взгляд. Я замерла, испугавшись, что чем-то себя выдала. Может, эта история отлично известна Всемиле? Может…

– Тебе почудилось, дочка, – натянуто улыбнулась Добронега, поправляя платок. – Нездоровится мне что-то. Я сейчас к Милославе схожу, проведаю да отдохну после.

Мне оставалось только вздохнуть. Еще одна загадка в копилку. Но думать над ней уже не было ни сил, ни желания. Я ощутила укол тревоги, никак не связанный с этим местом. Словно что-то из другой жизни, что-то… Я попыталась ухватиться за это ощущение, но у меня ничего не получилось.

В покоях Всемилы я долго выбирала наряд. Меня не пригласили встречать корабль князя. Оно и понятно. Кто я тут такая? Но все-таки я выбрала платье, отличное от тех, что носила каждый день. Впрочем, отличалось оно лишь узором. По вороту, краю рукавов и подолу тянулась невозможно красивая вязь. Я задумалась, вышивала ли его Всемила, и если да (а скорее всего так и было), то каким образом в этой не слишком приятной девушке был сокрыт такой талант. В узоре, казалось бы, не было ничего необычного: просто тонкие изогнутые линии, переплетающиеся хаотично, без всякой системы. Но оторвать глаз от него было невозможно. Так же как от бусин, вырезанных Альгидрасом. Я с удивлением поняла, что узоры чем-то похожи между собой. Но так как это платье лежало в тех же сундуках, что и обычные вещи Всемилы, я рассудила, что это вряд ли наряд для особых случаев. Появиться в свадебном платье было бы неловко. «Впрочем, где жених, там и свадебное платье» подумала я с тенью истерики.

Серый при виде меня впервые не ощетинился, а даже пару раз вильнул хвостом. Я посчитала это добрым знаком, выходя со двора через «передние» ворота. Да и дождик наконец прекратился – тоже добрый знак.

Город словно вымер. На улицах не было людей, спешащих по делам, не было гуляющих, не было даже кошек. В первый момент я испугалась, что это – какая-то новая реальность, а потом услышала отдаленный шум. Я направилась в сторону главных ворот, справедливо рассудив, что княжеский корабль пристанет именно там. Я, конечно, могла бы переждать эти события дома, более того, так бы, наверное, и стоило поступить, но мне стало любопытно. Я не знала, как сложится жизнь дальше, но вдруг это единственный шанс увидеть подобное зрелище своими глазами? Причем, не постановочное, а самое что ни на есть настоящее.

Я шла по набухшей влагой земле, обходя лужи и стараясь не запачкать подол. Свежий ветер касался лица и развевал расшитые рукава. В воздухе витало ощущение надвигающихся перемен.

Казалось, перед главными воротами, с внутренней стороны, собрался весь город. Дети сидела на деревьях, на поставленных друг на друга скамьях, притащенных сюда колодах. Я впервые увидела как много человек живет здесь под защитой Радимира. Дети шумели и не могли усидеть на месте от возбуждения, то и дело срываясь с места шумными стайками. Я обратила внимание на то, что женщины были нарядны: расшитые пояса, вышитые шали. Мой наряд на этом фоне выглядел весьма скромным. Зря я переживала. Особенно празднично выглядели молодые и незамужние девушки. Все правильно: с князем приедет дружина. Глядишь, заприметит молодой воин. Чужие-то всегда краше своих кажутся. Я сбавила шаг, разглядывая группу перешептывающихся девушек, и почувствовала себя не в своей тарелке. Это ощущение усилилось, когда на меня стали оборачиваться. Сначала украдкой, а потом все больше и больше голов поворачивалось в мою сторону, откровенно разглядывая, перешептываясь. Зачем я сюда пришла? Не сиделось мне дома! Любопытно? Похоже сейчас я с лихвой отведаю чужого любопытства. Несмотря на прохладный день, меня бросило в жар. Я почувствовала, что щеки заливает румянцем, ненавидя свою привычку краснеть почем зря. Но уйти сейчас было глупо: меня уже заметили, и отступать было стыдно.

Я решительно подошла к крайним людям и громко поздоровалась. Мне ответили. В голосах послышалась насмешка. Впрочем, плевать. Я глубоко вздохнула и решила, что хочу пробраться ближе к воротам. Не смотреть же мне на спины собравшихся, раз уж все равно пришла сюда. Да и к тому же Всемила – сестра воеводы. Я еще не успела толком подумать: как мне пробраться в первые ряды, как стоящие с краю люди начали расступаться. Где-то в толпе женский голос с насмешкой произнес: «Суженый». Я подумала о том, что после предполагаемого плена у кваров Радиму будет очень непросто разрешить ситуацию с замужеством Всемилы. Свирцы относились ко мне с пренебрежением, и я допускала, что немалую роль в этом могли сыграть плен и срезанные волосы. Может, и не будет никакой свадьбы? Может, Радим все решит? Кому нужна невеста, которой натешились в плену? Я тут же осадила сама себя: это брак в укрепление верности воеводы, и лично Всемила с ее проблемами мало кому интересна. Я вздохнула и шагнула вперед. Люди расступались передо мной, точно перед прокаженной, словно соприкоснуться со мной даже локтем было чем-то недопустимым. Я старалась дышать глубоко, опасаясь, что постыдно разревусь или убегу отсюда. Почему здесь нет Добронеги, почему нет Златы? Зачем я вообще сюда пришла?

Толпа закончилась неожиданно: шаг, и передо мной уже широко распахнутые ворота. Десятки глаз жгли спину, словно каленое железо. Я сделала шаг вперед, потом еще. От попыток дышать глубоко закружилась голова, и меня слегка повело. Мир вокруг будто качнулся и подернулся дымкой. Я почувствовала приступ паники – только обморока мне здесь не хватало! Наваждение рассеялось так же быстро, как и появилось, но на душе остался неприятный осадок. Я поняла, что стою отдельно от толпы зевак, и передо мной гостеприимно распахнуты широкие дубовые ворота. У каждой створки застыло по вооруженному дружиннику. Поверх кольчуг были надеты красные плащи с желтой каймой по краю – цвета воеводы Радимира.

Я снова вздохнула, чувствуя неприятный озноб. Мне следовало бы вернуться в гущу людей. Так было бы правильно, но я не могла себя заставить. А еще меня вдруг с непреодолимой силой потянуло за ворота. Так бывает во сне, когда ты фанатично пытаешься открыть какую-нибудь дверь, даже не зная, что за ней. Просто знаешь, что должен ее открыть, иначе случится что-то непоправимое. Подобное чувство посетило меня и сейчас. Я знала, что должна быть там, и все. В конце концов, хуже свирцы обо мне думать уже не станут.

Я выскользнула из ворот, запоздало подумав, что женщине здесь не место. Позади меня собрались все жители Свири, за чертой же города стояли всего шестеро: Радимир, четверо дружинников, среди которых я узнала Улеба, и Альгидрас. Все были в парадной форме и безоружные в знак вассальной преданности. Ветер трепал красные плащи, выделявшиеся ярким пятном на фоне серого утра. А по неспокойной воде, равномерно работая веслами, приближалась к берегу княжеская лодья. И все это напоминало ожившую картину, от которой было невозможно отвести взгляд.

Я нерешительно преодолевала расстояние до группы людей, буквально кожей чувствуя десятки взглядов, жгущих спину. Чтобы хоть как-то успокоиться, я неотрывно смотрела на затылок Радима, на развевающиеся по ветру черные волосы и не могла отогнать тревожное чувство. Наверное, я ставлю Радимира в неловкое положение, наверное, я не должна… Я вдруг остро почувствовала стылый ветер со Стремны и поежилась, запоздало подумав, что мне стоило надеть что-то сверху. Нарядная-то я, может, и нарядная, но замерзну тут в два счета, если корабль так и будет еле тащиться в сторону берега. Впрочем, с чего я взяла, что мне позволят остаться? Вот сейчас Радимир заметит, пошлет отсюда подальше… Ну и пусть. Дома теплый отвар и теплая шаль. А впечатлений мне и так хватит.

Альгидрас обернулся, скользнул по мне взглядом и тут же сделал шаг вперед, сократив расстояние до Радима и что-то зашептав. Радим быстро обернулся, сперва нахмурился, а потом поманил меня рукой. Видимо, это не было вопиющим нарушением этикета – иначе Радим бы меня отправил восвояси. Правда же? Но раз позволил остаться, значит, я не поставила его в неловкое положение. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать. Да и в конце концов, возможно, на этом корабле прибывал мой суженый. Под ложечкой засосало. Я подошла ближе, Альгидрас сделал шаг в сторону, уступая мне место за правым плечом воеводы. Сам встал слева от меня. Я бросила на него быстрый взгляд. Мне очень нужно было почувствовать хоть какую-то поддержку. Он заметил мое движение и на миг обернулся. Ничего не выражающий взгляд быстро скользнул по моему лицу, куда-то в сторону шеи, и его глаза расширились. Мне показалось, что будь мы в другой ситуации, он бы отшатнулся. Моя рука в панике метнулась к горлу. Что там? Насекомое? Грязь? Пальцы наткнулись на жесткую вышивку. Альгидрас медленно поднял взгляд к моему лицу. В тот момент я поняла, что сделала что-то страшное. Может это все-таки свадебное платье? Может, его нельзя было? Но ведь Радим никак не отреагировал. Хотя до того ли ему? Я посмотрела на закаменевшее лицо Альгидраса, нервно сглотнула и отчаянно замотала головой, словно стараясь объяснить ему, что все не так, что я не специально. Я отрицала, сама не зная, что. Просто в его взгляде было столько всего, что мне было впору разреветься. Он закусил губу, быстро отвернувшись. Мы стояли в шаге друг от друга, и я отчетливо слышала, как быстро он дышит, словно только что бежал изо всех сил. Да что же я за дура такая? Что я опять не так сделала?

Именно в этот миг вновь стал накрапывать дождик. Апофеозом ко всему. Я снова поежилась от ветра, ставшего просто невыносимым, и прокляла любопытство, выгнавшее меня сегодня из дома. Я посмотрела вниз, на истерзанную землю, напитавшуюся влагой во время ночного дождя, подняла взгляд на напряженную фигуру Радима и вновь покосилась на Альгидраса. Он стоял, глядя прямо перед собой. Я несколько секунд рассматривала напряженный профиль. Почувствовав это, Альгидрас на миг опустил взгляд и глубоко вздохнул, словно стараясь успокоиться. Я в отчаянии опустила глаза, по пути отметив, что он методично сжимает и разжимает кулак. Что же мне теперь делать?

Ветер донес возбужденные голоса со стороны городских стен. Я тоскливо посмотрела на реку. Корабль Будимира приближался. Пробираясь в толпе, я слышала, что это небывалый шаг: то, что князь приходит морем. Будто это что-то значит. Только что именно, я так и не поняла. Запомнила только, что это корабль Будимира – того самого, кто возглавлял поход на кваров. Воина, стоявшего под одними знаменами еще с отцом Радимира.

Весла мерно двигались, уверенно направляя корабль к пристани. На миг я подумала, что картина кажется почти сюрреалистичной: на фоне серого пасмурного неба огромным пятном расправляется синий парус, в центре которого орел сжимает в когтях стрелу – герб князя Любима. Казалось, парус вот-вот заслонит все небо. Корабль приближался как в сказке, как в книге…

Я вздрогнула. Реальность вновь, будто, покачнулась и задрожала.

«Корабль развернулся боком к ветру и замедлил ход. По каждому борту мерно работали весла, умело направляя судно к берегу. За пеленой мелкого дождя пока не было видно находящихся на палубе, но воевода выпрямился, глядя на знакомый парус. И дождь ему не помеха, и ветер. Он стоял чуть впереди своих людей, и все в нем выдавало вождя, защитника этой земли. Как бы ни был высок рангом прибывающий, Свирь – земля воеводы Радимира. И каждый думал об этом в тот миг.

Когда корабль приблизился настолько, чтобы прибывшие и встречавшие могли разглядеть друг друга, не будь дождя, Радимир поднял руку в знак приветствия. И в этот же миг с корабля ответили… тяжелой стрелой, прорезавшей ветер и капли дождя и вонзившейся в грудь воеводы. Радимир покачнулся…»

Я тряхнула головой, отгоняя наваждение. Взгляд сам собой метнулся к Радиму. Он по-прежнему стоял чуть впереди: высокий, несгибаемый. Словно в замедленной съемке, я увидела, как правая рука Радима поднимается в приветственном жесте, и почувствовала головокружение. Слишком похоже, слишком… Я не успела подумать, что делаю. Будто это была не я.

– Радим, это не Будимир! – мой голос разнесся над поляной, над рекой, над этим дождем и ветром.

Я даже не успела испугаться своего нелепого крика. Краем глаза увидела резкое движение слева – Альгидрас обернулся, справа рука кого-то из воинов дернулась к поясу, где в честь прибытия высоких гостей не было меча. Улеб что-то сказал. Но это все шло фоном. Я сама не отрывала взгляда от Радима. Он медленно обернулся. То есть мне тогда показалось, что он делает это очень медленно. Во взгляде сквозили удивление, смятение и, наверное, все же стыд за сестру. Но все эти эмоции тут же испарились, потому что с корабля ответили… тяжелой стрелой. Радим покачнулся и резко обернулся в сторону реки. Из его левого плеча торчала стрела.

А дальше мир, словно, сошел с ума. Резкий выкрик Радима совпал с таким же криком на корабле. Весла, еще минуту назад осторожно подводившие корабль к мели, разом ударили по воде, изменяя направление судна, а синий парус в один миг бессильно обвис на мачте. Одновременно с этим сквозь пелену дождя зажужжали, засвистели стрелы. В первую секунду я, пожалуй, даже не поняла, что все это настоящее. Я еще не отошла от неожиданного смешения реальностей и от того, что решилась на такой сумасбродный шаг – выкрикнуть что-то, чего сама не знала наверняка, потому плохо понимала, что делать мне.

Внезапно кто-то с силой сжал мое запястье и дернул вниз. Упав на колени, я оглянулась в сторону ворот, из которых уже выбегали дружинники. Со стен летели щиты, вонзаясь в землю острыми краями. Красные плащи, красные щиты – это было бы очень красиво, если бы не было так страшно. Я попыталась посмотреть, все ли в порядке с Радимом, но в ту же секунду оказалась лежащей на мокрой земле. Я хотела сказать, что могу и сама, что не обязательно… Но так и не успела придумать, что именно не обязательно – неожиданно сильная рука вжалась в мой затылок, и я почувствовала, как щека вминается в вязкую грязь.