Текст книги "И оживут слова, часть I (СИ)"

Автор книги: Ledi_Fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Очередной порыв ветра бросил в лицо прядь волос, и я врезалась в чью-то спину. Убрала волосы с глаз и нервно улыбнулась незнакомому мужчине. Тот недовольно пробурчал что-то под нос, и я предпочла не вслушиваться, наспех извинившись. Тем более, что я уже увидела большой камень, который приметила как ориентир. Выход близко. Я замедлила шаг и глубоко вздохнула. Главное сейчас не наломать дров. Поддержать, не сделать хуже. Я смогу.

Злату я увидела тотчас же. Она нервно теребила край наброшенной на плечи шали. Когда мы расставались, шали у нее не было, и я вдруг поняла, что лично мне даже в голову не пришло прихватить с cобой что-то из дому на случай непогоды или похолодания. Я вздохнула, только теперь почувствовав, что на улице совсем не жарко.

Поздние покупатели не спеша брели по широкой дороге, утоптанной десятками ног почти до асфальтовой тверди. Я отметила, что, помимо этой дороги, спросом пользовались еще три поуже, которые расходились, вероятно, к окрестным деревням. Злата же, против всякой логики, то и дело оборачивалась к еле различимой тропинке, убегавшей в сторону леса. Трава там была едва примята, словно человек, шедший по ней, сам же ее и торил. Рядом со Златой стоял один из охранников, и было видно, что он чем-то явно раздосадован: кинжал в ловких пальцах вертелся как веретено, хотя воин на него ни разу не взглянул. Его взгляд тоже был прикован к едва различимому следу в высокой траве. Не знаю отчего, но мое сердце ухнуло в пятки. И в это время чуть в стороне раздался громовой раскат. Я подскочила на месте, и сердце ухнуло в пятки во второй раз. Почему-то гром здесь звучал в разы страшнее, чем в городе. Я поспешила к Злате, желая побыстрее выяснить, что происходит, и сбежать отсюда поскорее.

– Злат, идем? – окликнула я жену Радима, стараясь не сорваться на крик. Очень уж хотелось уйти. И тут же добавила: – А остальные где?

Вопрос был вполне безобидным. С нами пришли два охранника, да и Миролюб оставался здесь, когда я убегала, и это не говоря об обещавшем нас подождать Альгидрасе. Хотя, если быть до конца честной, Миролюб и уж тем более малознакомый дружинник волновали меня не очень сильно. Злата обернулась на мой оклик, и я заметила глубокую морщинку, разрезавшую ее лоб. Она машинально улыбнулась, как делала, видимо, всегда при встрече со Всемилой, и только потом чуть заторможенно ответила:

– Да, сейчас идем. Остальные… здесь.

– Идти нужно, – услышала я голос Миролюба и только тут заметила его самого.

Он стоял опершись о ствол дуба, того самого, под которым еще недавно отдыхали оставленные нами охранники. Я не заметила при нем книг и удивленно оглядела остальных. У Златы и охранника были поясные сумки, в которых книги при всем желании бы не поместились. Я уже собиралась спросить, где же они, когда заметила, что через плечо Миролюба перекинута холщовая сумка и, судя по тому, как широкий ремень оттягивал плечо, книги были именно там. Я посмотрела в лицо Миролюбу с твердым намерением спросить, что происходит, но почему-то не решилась. Он не смотрел на меня, и это было непривычно. Вместо этого он пристально смотрел на сестру, так, словно она была в чем-то виновата.

– Что случилось? – с тревогой спросила я.

– Давай еще чуть обождем, – жалобно попросила Злата брата.

– Сейчас польет! – хмуро откликнулся Миролюб и дернул подбородком в направлении свинцовой тучи. – Да и не вернется он, Злат.

– Как не вернется? Из ума ты выжил? – всплеснула руками Злата.

– Да не о том я! – досадливо откликнулся Миролюб. – Сейчас не вернется. Грозу там переждет. Не совсем же он без головы.

– Княжич дело говорит! – откликнулся охранник.

– Да что такое?! – повысила голос я. Сколько можно пугать?

Злата поморщилась и посмотрела на меня так, словно решала, сказать мне или нет. Я почувствовала привычную досаду. Ну сколько за мной еще будет тянуться этот багаж Всемилы?! Ведь совсем недавно она со мной по-человечески общалась.

– Олег, – наконец произнесла Злата, еще раз оглянувшись на потемневший лес. – Он ушел. Сказал не ждать его.

– Куда? – удивилась я.

– К Помощнице Смерти! – четко выговорил Миролюб и просмотрел на меня.

В этот миг я поняла, что он не в курсе проблем Всемилы, иначе не стал бы говорить мне что-то, что явно пытается скрыть испуганно посмотревшая на меня Злата. А еще мне очень не понравилось, как он смотрел: пристально и изучающе.

– А-а-а, – протянула я, не зная, как должна отреагировать. – А если за ним сходить?

Теперь на меня смотрели все трое: Миролюб с вновь не понравившимся мне любопытством, Злата с испугом, а дружинник с удивлением.

– Видать, сама и сходишь?! – воскликнул воин, указав в сторону леса.

Я посмотрела в указанном направлении и поняла, что джентльменов здесь нет и никто не кинется в логово зверя по одному взмаху прекрасной леди.

– Нет, конечно. Это я так, – пробормотала я и обернулась к Злате. – Что делать будем?

Я обхватила себя за плечи, вздрогнув от очередного порыва ветра. Миролюб тут же скинул с плеча сумку и быстро стащил с себя стеганую куртку, расшитую узором по вороту и запаху. Я невпопад подумала, что вышло это у него очень даже ловко. С одной-то рукой. Не успела я опомниться, как он набросил куртку мне на плечи. Куртка была теплой, пахла кожей и почему-то сеном.

– Спасибо, – пробормотала я, мысленно отметив, что хоть в логово зверя и не пошел, но замерзнуть не дал.

– Идем, – решила Злата и, в последний раз оглянувшись в сторону тропы, взяла меня под руку, потянув по дороге.

Миролюб с воином тоже синхронно оглянулись на тропку и, никого там не увидев, пошли за нами. Я про себя подумала, что все-таки Миролюб невероятный. Ведь он – княжич. Он – мужчина, но при этом терпеливо ждал решения сестры. А ведь мог сразу сказать: идем домой и никаких разговоров. Я вдруг поняла, что для меня все здесь могло обернуться гораздо хуже, если бы на месте суженого Всемилы оказался кто-то другой. Княжич мог быть грубым, нетерпеливым, избалованным. Он мог быть копией отца, и тогда мне пришлось бы несладко. Мне невероятно повезло, что есть Миролюб и что он именно такой: щедрый и терпеливый. Я посмотрела на брата Златы с твердым намерением улыбнуться и поддержать его уже ставшие привычными заигрывания. Однако он молча шагал по пыльной дороге, не глядя в мою сторону. На его лбу залегла складка, словно он о чем-то напряженно размышлял. Я почувствовала разочарование. Раздался очередной раскат грома, и я едва не присела – так близко он прозвучал.

– Вот сейчас даст, – пробормотал Миролюб, – а тут книги эти.

Я оглянулась на сумку, которую он нес.

– Промокнут? – спросила я, с досадой понимая, что просто пытаюсь привлечь его внимание.

– Ну я же не чудесник! – откликнулся Миролюб, как мне показалось, раздраженно. – Это вон хванец, может, слово какое скажет, и дождь его стороной обойдет.

– Глупости, – фыркнула я. – Ну какой из него чудесник? Небось, еще сильней нас намокнет.

Не успела я договорить, как притоптанная за последние дни дорожная пыль начала темнеть и проседать под первыми упавшими с неба каплями. Как же я ненавидела дождь! Тем более такой холодный! Я втянула голову в плечи и покосилась на Злату, которая, казалось, была до того расстроена, что даже не обратила внимания на начавшийся дождь. Она явно почувствовала мой взгляд, но не посмотрела в ответ. Вместо этого быстро обернулась, прищурившись, словно силилась разглядеть что-то на опустевшей дороге.

– Да не потеряется твой хванец, Златка! – воскликнул Миролюб.

– А и потеряется… – добавил воин, многозначительно не договорив, и натянул на голову капюшон серого плаща.

Миролюб коротко улыбнулся и ничего не ответил. Злата тоже никак не отреагировала, поэтому и я решила промолчать.

Следующие несколько минут мы шли молча, потому что лично для меня одновременно быстро идти в промокшей насквозь одежде, путаясь в подоле и стараясь не упасть, и разговаривать на отвлеченные темы было однозначно невозможно. Я поскользнулась в очередной раз и едва не упала. Ноги давно промокли, и я гадала, сколько же нам еще тащиться до Свири и дойду ли я в принципе, потому что швы кожаных башмачков, которые еще с утра казались мягкими и неощутимыми, промокнув, начали нещадно натирать ноги.

– Стой, – вдруг услышала я оклик воина. Я обернулась и поняла, что обращается он не ко мне, а к Миролюбу. – Возьми. А то правда промокнут книги-то. Там же под кожей-то… – не договорив, он махнул рукой в сторону сумки, одновременно сдергивая с плеч тяжелый плащ.

Миролюб коротко улыбнулся, попробовал сдуть мокрые волосы с лица, однако ничуть в этом не преуспел, так как рукой прижимал к груди сумку. Сумку он передвинул со спины, очевидно, чтобы меньше намокла. Я на миг задумалась, уместно ли будет ему помочь, но за меня это сделала Злата. Она подошла к мужчинам, приняла плащ у воина, убрала мокрую прядь с глаз брата и ловко сложила плащ вдвое. Закутывая сумку, Злата хмурилась все сильнее.

– Спасибо, – сказала она в сторону воина и посмотрела на меня: – Сильно замерзла?

– Нет, – соврала я. – Но лучше идти, чем стоять.

Мы побрели дальше и не успели пройти несколько шагов, как воин снова заговорил.

– Княжич, – окликнул он.

Миролюб оглянулся, не останавливаясь. Воин догнал нас, и теперь мы шли по дороге все вчетвером. Я теснилась с краю, Злата шагала между мной и Миролюбом, воин же пристроился по правую руку от княжича. Я едва разбирала, что он говорит.

– Я знаю, что мое дело помалкивать, но не могу на это так смотреть. Злата тут не помощница, а вот ты бы хоть поговорил с воеводой.

Миролюб недобро прищурился, не сбавляя шага.

– Против воеводы за его спиной говоришь?

– Нет, – твердо откликнулся воин. – Я за Радимира хоть сейчас умру. И все это знают. Только беда ему от того побратимства. Бедовая голова у Олега. Не чтит он законов наших. А воевода у него как ручной. Суров Радимир, но тут…

– Не мели, чего не знаешь! – прикрикнула Злата, – воин недовольно покосился на нее, как на надоедливую муху – и тут же снова посмотрела на Миролюба.

Я ожидала, что Миролюб осадит воина, но тот только нахмурился и покосился на меня. Я молча отвернулась и поплотнее запахнула куртку. Женщины не имели права голоса здесь. Даже жена воеводы, не говоря уже обо мне. То, что Миролюб многое позволял сестре, еще не означало, что он проявлял слабость.

– Что же, по-твоему, я должен сказать воеводе? – Миролюб спросил спокойно, но его голос перекрыл шум дождя.

– Не след наводить у нас свои порядки! – упрямо продолжил воин. – Не след гневить Богов. Он живет так, будто последний день дышит. Сгинет не сегодня-завтра, а дел наворотил уже вон сколько!

Злата резко оттолкнула Миролюба, словно он был виноват в этом разговоре, и подхватив меня под локоть, изо всех сил потянула вперед. Я прибавила шагу, хотя до этого думала, что не смогу идти еще быстрее – ноги болели нещадно.

– Ну он у меня попляшет! – пробормотала Злата, и я поняла, что не в меру ретивый поборник справедливости только что обеспечил себе очень неприятное будущее.

Теперь мы не слышали, о чем говорят мужчины, зато правдоподобно изображали обиженных. Мне, конечно, очень хотелось знать, что ответит на это Миролюб, но я не могла не восхититься тем, что женщины во все времена и во всех измерениях при невозможности переломить ход спора очень демонстративно обижались.

Свирь показалась неожиданно, стоило нам подняться на холм. И было до нее совсем рукой подать. Я вдруг подумала, что мне стоит быть внимательнее и научиться здесь ориентироваться, потому что я не помнила, чтобы мы поднимались на холм, когда шли на базар. А ведь явно поднимались, потому что совершенно точно шли этой дорогой. У ворот стояли два воина, закутанные в тяжелые плащи с ног до головы. Злата с ними поздоровалась, я последовала ее примеру, хотя понятия не имела, с кем здороваюсь. Половина свирских воинов для меня до сих пор была на одно лицо. Ответ охранников я едва расслышала за шумом дождя, а вот лязг их клинков услышала очень четко и вздрогнула всем телом. Но оказалось, что они лишь наполовину вытянули мечи из ножен в знак приветствия княжича. Чем ответил Миролюб, я увидеть не успела. Когда я обернулась, он уже что-то говорил одному из воинов, низко склонившись к надвинутому на лицо капюшону. Отчего-то мне стало тревожно.

При виде знакомого крыльца, мне показалось, что у меня открылось второе дыхание, и по ступеням я почти взлетела. Навстречу нам спешила встревоженная Добронега. Печь в доме была уже натоплена, и от оранжевых отблесков огня стало иррационально теплее, хотя мокрая одежда все еще липла к телу. Я бросилась в покои Всемилы, на ходу стаскивая мокрую куртку, которая теперь пахла отчего-то псиной. Мокрые башмаки полетели в угол, и холодный обычно пол показался мне сейчас едва ли не пляжными камнями, прогретыми на солнце. Ноги были красными, а там, где швы натирали кожу, надулись пузыри, и кое-где уже сочилась сукровица. Странно, но боли я почти не чувствовала – только холод. Дверь в мои покои резко распахнулась, и на пороге появилась Добронега с ворохом полотенец и кувшином. Она негромко причитала, что я только-только окрепла и тут такая напасть. Спустя пять минут я уже была в сухой одежде с намотанным на голову льняным полотенцем и Добронега хлопотала над моими стертыми ногами. Парить она их категорически запретила, чтобы «не загнило». Я не стала спорить с понимающим человеком. С этими хлопотами я даже отвлеклась от мыслей об Альгидрасе. И только когда за окном в очередной раз грохнуло, я подумала о том, что он сейчас либо в доме Помощницы Смерти, либо один в лесу, либо по дороге в Свирь и тоже один. И меня, в отличие от свирцев, первый вариант пугал меньше всего. По мне, так пусть он будет в теплом и сухом доме, чем черт-те где.

Наши книги не промокли, и это меня безумно радовало. Я очень переживала, потому что понимала, что это не тот мир, где можно легко раздобыть лишний экземпляр. Хорошо хоть лошади и кинжалу не грозило испортиться от воды. Едва Добронега ушла, как я засунула обмотанные чистыми тряпицами ноги в шерстяные колючие тапки и прокралась к своей промокшей сумке, брошенной на сундуке. Я, конечно, обещала Добронеге лечь в постель, но не могла не проверить, все ли в порядке. Кинжал вышел из ножен легко. Я на всякий случай протерла его сухой тряпочкой, стараясь не коснуться лезвия. Впрочем, как мне показалось, нож не отличался остротой. Хотя я могла и ошибаться.

На миг я представила, как передаю Альгидрасу этот кинжал, и сердце замерло. Дрожащими пальцами я провела по камню в рукояти кинжала. Странное чувство охватило меня. Словно этот кинжал все же был магическим. Мне вдруг стало одновременно тревожно и радостно. Словно что-то важное должно случиться прямо сейчас. Мои мысли вновь вернулись к Альгидрасу. Перед мысленным взором калейдоскопом понеслись картинки. Вот он глядит будто сквозь меня в нашу первую встречу на дружинном дворе, вот обнимает, утешая на поляне у леса, вот пристально смотрит в неверном свете луны во дворе Добронеги, и я тону в этом внимательном взгляде. Я отложила кинжал, зябко поежившись. Почему мысли о нем так навязчиво крутятся в моей голове? Куда это заведет?! Я вздохнула. Внезапно за дверью что-то грохнуло и раздался хохот. Я поспешила на шум. В комнате, в которой мы обычно ели, хохотали Радим и Миролюб. При этом Миролюб, согнувшись пополам, держался за плечо, а Радим прижимал к себе пеструю занавеску, которая раньше висела у умывальника. Злата стирала слезы с глаз уголком теплой шали, в которую куталась.

– Что случилось? – громко спросила я, пытаясь перекрыть хохот.

Злата застонала:

– Миролюбушка… от кота… занавеска… Ой, не могу.

Я почувствовала, что тоже начинаю улыбаться – так заразительно они хохотали. Миролюб отсмеялся, шумно выдохнул и разогнулся, торжественно вручая Радиму сломанную надвое деревянную палку, на которой еще с утра висела занавеска.

– Как ты так? – спросила я, забирая палку у все еще хохочущего Радима.

– Я оказался выше твоего брата, и голова у меня крепче, – выдохнул Миролюб, с трудом выравнивая дыхание.

И тут же все они посерьезнели как по команде.

– Сильно замерзла? – спросил Радим, забирая у меня обломки и ставя их в угол.

Я почувствала усталость. Ну сколько можно носиться со мной, как с ребенком?

– Не сильнее, чем Злата или Миролюб, – откликнулась я без улыбки. – Олег пришел?

Радим молча покачал головой, а Миролюб снова странно на меня посмотрел. Я улыбнулась Миролюбу в ответ на его взгляд и невпопад подумала, что у Златы все же очень красивый брат. И улыбка, которой он одарил меня в ответ, была очень красивой. Не такой яркой, как у Альгидраса, когда тот улыбался по-настоящему. Тот выглядел мальчишкой в такие моменты. Красота же Миролюба была зрелой и очень мужской. Почему же он занимает в моих мыслях непростительно мало места?

Радим неловко провел по моей голове, поправляя полотенце. Я только тут вспомнила, что так и выбежала к ним чучело чучелом, и, поспешно сдернув полотенце с головы, постаралась пригладить торчавшие мокрые волосы. Миролюб улыбнулся этому жесту, и я снова улыбнулась в ответ. Радим посмотрел на меня, на него и тронул Миролюба за плечо, указывая на дверь. Мужчины вышли, а мы со Златой остались жаться к теплой печи, у которой на веревках висели мужские рубахи. Видимо, Миролюб переоделся в хранившуюся здесь одежду Радима, да и сам Радим явно намок, пока добирался до дома матери.

– Злат, – нарушила я молчание, обернувшись к девушке. – А что теперь будет?

– О чем ты? – глядя на огонь, откликнулась Злата.

– Что будет, если Олег переночует там на самом деле? Или не там, а в лесу, но ведь все решат, что там? Что будет?

Злата вздохнула и скинула с подсохших волос шаль. При Радиме и брате она могла показаться с непокрытой головой.

– Не знаю, Всемилка, – устало произнесла она. – Правда не знаю. Радим осерчал, как услышал, но ведь плохо Олеженьке сегодня было с купцом тем. Думаешь, Радим не понимает? Понимает ведь. Он же только с виду суровый, – Злата грустно улыбнулась каким-то своим мыслям.

За окном снова раздался раскат грома, и его подхватил лай Серого.

– Погода нынче лютая, – зябко поежилась Злата. – Как до дому идти?

– Так оставайтесь! – откликнулась я.

Злата в ответ лишь улыбнулась и быстро обернулась к двери:

– Пришел кто-то. Неужто Олег?

Она опрометью бросилась к выходу. Я побежала за ней, но не успела Злата распахнуть дверь, как на пороге показался Миролюб. Глядя на его лицо, трудно было заподозрить, что еще пять минут назад он хохотал как ненормальный, получив по лбу палкой от занавески.

– Куда летишь, птица? – шагнул он в комнату, преграждая дорогу сестре.

– Кто там?

– Хванец ваш, – ответил Миролюб, посмотрев на меня.

Я не смогла сдержать облегченный вздох.

– Хвала Богам, – простосердечно откликнулась Злата и, подчинившись двигавшемуся на нее Миролюбу, вернулась в комнату. – Радимка там сильно на него?

– Не так сильно, как надо бы, – в тоне Миролюба не было ни тени улыбки.

Он хотел добавить что-то еще, но дверь снова открылась, впуская в комнату сначала Радима, а за ним Альгидраса. Злата, бросившаяся навстречу с сухим полотенцем, застыла перед Альгидрасом как вкопанная. Я поначалу не поняла, что ее так удивило, а потом тоже невольно развела руками. Альгидрас был абсолютно сухим, за исключением челки, торчавшей мокрыми прядями в разные стороны.

– Ну, что я вам говорил: пошепчет ваш хванец на тучу, и все капли другим достанутся.

Альгирас поднял взгляд на Миролюба и ничего не сказал. А я с удивлением окинула взглядом Альгидраса, отметив, что на нем все та же стеганая куртка. Другой одежды при нем на базаре не было. А еще сейчас при нем не было книг.

– А как ты так, Олеженька? – Злата прижала непонадобившееся полотенце к груди.

– Я в плаще возвращался, – коротко отозвался Олег.

– И теперь в ваших сенях плащ из дома Помощницы Смерти, – Миролюб похлопал Злату по плечу и вышел из комнаты. Злата рядом со мной заметно вздрогнула.

– Злат, я заберу, – поспешил успокоить ее Альгидрас. Было видно, что ему очень неловко за эту сцену. – Я бы не пришел, но охрана у ворот передалa, что княжич велел явиться сразу, как вернусь.

– Не растаял бы ты и без плаща, Олег, – голос Златы прозвучал неожиданно сухо.

– Я… книги боялся замочить, – едва слышно пробормотал Альгидрас, глядя себе под ноги, и Злата словно уменьшилась в размерах.

Она неловко вздохнула и посмотрела на хмурого Радима, который молча подпирал плечом теплый бок печки. Я не понимала их суеверий, но чувствовала, что это не просто прихоть. Злата на самом деле испытывала мистический страх перед женщиной с длинными седыми волосами. А Альгидрас называл ее по имени. Белена. Это для него у нее было имя, для всех других она была символом смерти и несчастий.

– Дозволь уйти, воевода? – Альгидрас задал свой вопрос, все так же глядя в пол.

Я отметила это «воевода». И видимо не только я.

– Не дозволю! – громыхнул Радим, и мы со Златой синхронно подскочили. Альгидрас даже не вздрогнул. Видно, ждал окрика. Понимал, что заслуживает его, и готов был принять все, что на него свалится.

– Твой поход в ее дом не мог обождать пару дней? Пока князь уедет, а? Или нужно было на виду у всей округи, на виду у людей князя?.. – Радим говорил уже гораздо тише, но столько гнева было в его голосе, что я чувствовала, что в животе начинает мелко дрожать от страха, хотя гнев воеводы и не был направлен на меня. – Ты хоть понимаешь, что теперь каждая мышь в княжестве будет говорить, что воевода Свири не может совладать даже с собственным побратимом. Чего уж тогда ждать от остальных воинов?

Альгидрас вскинул голову, будто Радим его ударил. Он расширившимися глазами посмотрел на воеводу, открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом медленно закрыл его и только помотал головой.

– Дай угадаю: ты не подумал, да? – прищурился Радим.

Я почувствовала, как Злата, стоявшая за моей спиной, ухватила меня за руку и потянула в сторону покоев Всемилы. Я послушно шагнула назад, не отрывая взгляда от побелевшего Альгидраса.

– Кого другого я бы уже заподозрил в измене, Олег, – устало проговорил Радим. – А вот в чем подозревать тебя, уж и не знаю. Разве что в дурости. Или же в измене?

Радим недобро прищурился, не отрывая взгляда от побратима. В этот момент казалось, что он заполнил собой всю комнату, хотя все так же стоял, прислонившись плечом к печи. Альгидрас зажмурился, сжал на миг переносицу, а потом открыл рот:

– Белена…

Радим выдохнул так зло, что Альгидрас тут же поправился:

– Помощница Смерти больна сейчас. Мира мала еще, чтобы самой пойти на торг.

Я почувствовала, что Злата перестала меня тянуть, и мы обе застыли на пороге покоев Всемилы, напряженно вслушиваясь в слова Альгидраса. Он говорил с таким жутким акцентом, что я едва его понимала.

– Радим, она ребенок совсем. Пять весен всего. А тут чужеземцы. Сам знаешь, могут и с собой прихватить, и что похуже учинить. И знаешь же, что ни один из твоих людей за девочку не заступится, и княжьи не заступятся. А Беле… больна сильно. Кашель у нее нехороший. Встать не может. Мира сама на торги шла, да я не пустил. Домой отправил. Я только травы отнес и немного помог ей по дому. Она сама справляется, как может. Но пять весен всего… Всемилу в этом возрасте вспомни.

Радим судорожно вздохнул и бросил на меня тяжелый взгляд. Я остро почувствовала, что нам здесь не место, но уйти уже просто не могла. Златка рядом со мной горестно вздохнула и плотнее закуталась в шаль, словно замерзла.

– Радимушка, – пробормотала она. – Не брани его. Не надо.

– Нет, Злата, – Альгидрас посмотрел на жену Радима, застывшую за моим плечом. – Я виноват… по вашим законам. Я должен понести наказание. Я это знал. Радим, прости, что это… при людях князя. Но это не ждало два дня. Только… не измена это. Что иное, но не измена.

Радим вскинул голову и посмотрел в дощатый потолок.

– И что мне с тобой делать? – пробормотал он, словно самому себе.

– По вашим законам, – начал Альгидрас, будто отвечал урок, – позорный столб или поруб.

– Ишь ты, – снова разозлился Радим и быстро шагнув вперед развернул Альгидраса к себе, схватив за плечо. – Законы наши знаешь! Выучил! Заноза ты… сказал бы где, да девки тут. Столб? Ох, как давно мне хочется. Только тебя ж первый удар надвое перешибет. А вполсилы мне Свирь не простит. Закон-то для всех один. Убирайся с глаз!

Радим с силой оттолкнул Альгидраса. Тот покачнулся и, глубоко вздохнув, развернулся к двери.

– Куда собрался?! – рявкнул Радим, стукнув кулаком по стене. Посуда на полках зазвенела.

Альгидрас молча развернулся и застыл на месте, никак не комментируя переменчивость приказов.

– Радимушка, – Злата ловко поднырнула под руку мужа и с силой обвила свои плечи его рукой. – Мне очень помощь в сенях нужна. Миролюб не справится. Мы сейчас на стол соберем, поужинаем, а потом вы уже все решите.

И Радим, суровый воин, который только что чуть не проломил стену ударом кулака, крепко прижал к себе жену и, не сказав ни слова, вышел с ней в сени, мимо застывшего как изваяние побратима. А я вдруг поняла, что Злата потому и передумала уходить: знала – скоро настанет момент, когда кроме нее никто не сможет разрешить ситуацию так, чтобы никому из мужчин после не пришлось жалеть о содеянном. И Радим позволил ей остаться, потому что ему нужно было, чтобы кто-то его остановил и уберег от того самого последнего приказа, после которого уже ничего нельзя будет исправить.

Дверь тихо затворилась, и я перевела дух. Альгидрас покрутил головой, словно разминая шею, потер лицо руками и, оглянувшись, без сил опустился на лавку у стены. Его руки дрожали. Я почти физически почувствовала его опустошенность. Он сцепил руки в замок и поднял взгляд на меня.

– Что значит «позорный столб»? – спросила я, хотя хотела сказать что-нибудь подбадривающее.

– На площади у западных ворот столб есть. Видела?

Я кивнула, вспомнив высокий столб, который стоял посреди площади. Я обратила на него внимание, еще когда мы в первый раз шли с Добронегой на обряд погребения. Но тогда не придала ему какого-то особого значения. Ну столб и столб.

– И что там делают?

– Двадцать ударов кнутом. Или больше, если воевода так решит.

– Шутишь? – я почувствовала, как сердце застучало в горле. – Его на самом деле используют для наказаний?

Альгидрас рассеянно кивнул.

– А кто… – я сглотнула, – наказывает кто?

– По-разному. Любой может. Обычно тот, кто обижен виновным.

– Но двадцать ударов – это очень много. Радим не позволит тебя… так, – прошептала я, не желая верить в происходящее.

– Радим – подневольный человек. Он не всегда делает то, что желает. Я ослушался прямого приказа воеводы. Здесь князь, а я подверг сомнению власть Радимира в Свири.

Он вздохнул и расшнуровал ворот куртки, под которым все еще виднелась повязка.

– Все должны подчиняться законам, – изрек Альгидрас как аксиому.

Я почувствовала, что начинаю злиться. То ли он так натурально прикидывался идиотом, то ли был им на самом деле.

– Посмотри на себя! – взорвалась я не хуже Радима. – Ты ранен, ты… да ты вдвое меньше любого воина дружины. Ты хоть понимаешь, что с тобой будет после двадцати ударов кнутом?! Ты в себе вообще?

Альгидрас замер, вжавшись в стену, а потом помотал головой и нахмурился.

– Ты злишься сейчас.

Это не был вопросом.

– Ты злишься и тебе страшно. За меня?

Я нервно усмехнулась, передернув плечами.

– Тебя смущает, что я волнуюсь за тебя? Так я вообще человеколюбива.

– Нет. Не то. Ты… это странно.

И тут меня осенило:

– Ты почувствовал мои эмоции?

Он снова нахмурился.

– Неважно.

– Еще как важно!

Я метнулась к скамье и схватила Альгидраса за руку. Его руки были горячими в отличие от моих. Он с недоумением посмотрел вниз, потом на меня и открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не дала ему такой возможности:

– Что-то изменилось! Понимаешь? Я не знаю, почему, но что-то нарушилось. Или сдвинулось. Я сегодня видела прошлое. Тебя и Всемилу. А еще ты тоже можешь меня чувствовать: не смей отрицать! Я видела!

Последние слова я прошептала ему в ухо, склонившись так близко, что почувствовала, как мокрая прядь его волос скользнула по моему виску. Альгидрас замер изваянием и даже, кажется, перестал дышать. Я попыталась сосредоточиться на его эмоциях и… не почувствовала ничего.

– Так. Стоп! Что ты сейчас делал?

– Ничего, – выдохнул Альгидрас.

Я пристально посмотрела в серые глаза.

– Что? Ты? Сделал? Это важно. Я пытаюсь понять, как это работает. Почему я ничего не чувствую сейчас?

Альгидрас наморщил нос и посмотрел на огонь в печи, а потом перевел взгляд на меня и отчеканил:

– Тебя удивило, что ты почти на моих коленях, а я спокоен?

Странно, но в этот раз его акцент не был настолько заметен, как в моменты, когда Альгирас оправдывался или волновался. Он говорил тихо, но очень четко и спокойно. Я выдохнула и отстранилась. Он улыбнулся, а я едва не закипела.

– Ты можешь ответить по-человечески? Я сегодня очень четко чувствовала твои эмоции. Сперва на базаре. Потом здесь. А началось это вообще еще вчера. А сейчас – тишина.

При упоминании базара он нахмурился и отвел взгляд, но тут же снова посмотрел в мои глаза.

– Ты не чувствуешь ничего, потому что ничего нет.

– Не верю!

– В то, что твои старания пропали втуне? Так мне уже не по возрасту лишаться ума от вида девушек, – его голос звучал насмешливо, и это сбивало с толку и злило одновременно. С чего это он так раздухарился?

– Уверен? – прищурилась я, склонившись ближе и упершись ладоями в стену по обе стороны от его лица.

– Побратимство – родство сильнее кровного, – Альгидрас не отрывал взгляда от моих глаз.

Я почти ожидала того, что он покосится на мои губы. Это казалось естественной реакцией, учитывая то, как близко были наши лица. Но он смотрел мне в глаза, и я тоже не в силах была отвести взгляда. В очередной раз я поразилась тому, какие все же серые у него глаза. Как предгрозовое небо. Как тучи, которые нависали сегодня над землей. От этого было даже страшно. Словно вот-вот грянет гром. Мое сердце колотилось в горле и в ушах одновременно. Я чувствовала, что дрожу. Нестерпимо хотелось, чтобы он уже сделал хоть что-то, потому что лично я вообще перестала понимать, как себя с ним вести. При этом я сама не знала, каких именно действий ожидала от него сейчас. Мне было страшно даже просто задумываться об этом всерьез.

Альгидрас вздохнул, не отводя взгляда, и негромко повторил:

– Побратимство – родство сильнее кровного.

Мне очень хотелось узнать, только ли в этом дело. Но я молча оттолкнулась от стены, выпрямляясь. Он посмотрел на меня снизу вверх:

– Не нужно так играть. Все равно…