Текст книги "Познавая прекрасное (ЛП)"
Автор книги: Laurielove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)
Гермиона оказалась поражена тем, что слышит, и нажала сильней.
– Значит… Распределяющая Шляпа допустила, что вы можете учиться не только в Слизерине? – не верилось, что когда-нибудь она сможет произнести такое.
– Нееет, – горько прошипел Малфой. – Ее конечное решение всегда неизменно. Уверен, это просто была часть процесса.
– Но Шляпа же, действительно, думала об этом, – мысли Гермионы забились от волнения. – Думала, не так ли? – в кабинете повисла долгая пауза.
– Смутно припоминаю, что на мгновение она и впрямь задумалась о другом факультете, – он остановился. Гермиона почувствовала, что начинает задыхаться, когда Люциус заговорил снова, медленно и протяжно. – Мисс Грейнджер, думаю, мы уже довольно долго обсуждаем этот вопрос. Не перейти ли нам к следующему? – без сомнения, сейчас его голос уже дышал знакомой неприветливостью.
Но Гермиона ощущала, что вот-вот она может узнать нечто очень важное об этом человеке.
– О каком факультете, мистер Малфой? – на нее уставились уже совершенно ледяные глаза, и Гермиона почувствовала, как холод пробежал по телу, напоминая об их встрече в книжном магазине. Но эмоции просто зашкаливали. – Я спрашиваю: какой еще факультет предлагала вам Шляпа?
Их глаза не отрывались друг от друга, и Гермиона понимала, что сейчас он вполне может вытащить палочку и проклясть ее: такая ярость горела в его зрачках. Но, тем не менее, выдержала этот пристальный взгляд, почти не веря, что удалось. И снова заговорила, чувствуя волну какой-то необъяснимой, опьяняющей власти.
– И хочу знать ответ на свой вопрос.
Глаза Люциуса вспыхнули, а потом сузились. Она видела и слышала, как дыхание его стало рваным. Ни звука не раздавалось в тишине кабинета, и Гермионе начало казаться, что сейчас он вообще встанет, развернется и уйдет.
Но вскоре снова услышала спокойный размеренный голос.
– Факультет, столь близкий вашему собственному сердцу, мисс Грейнджер.
Открытие поразило, словно удар молнии.
– Гриффиндор… – прошептала она. – Вас могли распределить в Гриффиндор?
Тишина, повисшая в воздухе после его откровения, была почти осязаема. Неверяще уставившись на древесину стола, Гермиона чувствовала, что поражена не только природой его признания, но и тем, что удалось заставить Люциуса ответить. А скоро он сам нарушил тишину, томно промурлыкав:
– Так, так… Мой маленький исследователь… Неужели все наши беседы будут похожи на эту?
Внезапно испугавшись, что Малфой может отказаться от программы, Гермиона вскинула голову. И с облегчением вздохнула, увидев, что он, не двигаясь, продолжает сидеть, насмешливо разглядывая ее.
Испытывая желание отложить оставшиеся вопросы на следующий раз, она встала, неуверенная, что сделает дальше. Но не желая проявлять слабость, смело возразила ему:
– Решение ответить было принято вами, мистер Малфой. И, как вы верно заметили, вряд ли окончательный выбор Шляпы был бы другим.
Малфой поднялся со стула и медленно двинулся к ней. В воздухе снова повеяло ледяным холодом.
– О, но я знаю, о чем думаете вы, мисс Грейнджер, – ловя ее взгляд, он уже не растягивал слова. – Думаете, каким я был бы, если б Шляпа приняла другое решение? Хм, не так ли?
Рассвирепев, Гермиона поняла, что в состоянии принять вызов, и, выйдя из-за стола, двинулась в его сторону. Остановилась в паре шагов и вызывающе посмотрела на возвышающуюся над собой фигуру. Аромат Малфоя уже дурманил, но Гермионе удалось проговорить спокойно и сдержанно, практически подражая его собственному сардоническому тону:
– Да, думаю. Но вот в чем вопрос, мистер Малфой, сами-то вы когда-нибудь думали о том, каким бы стали в этом случае? Когда-нибудь задумывались… за все эти годы, поступая так, как поступали, а правильное ли решение приняла тогда Шляпа?
В следующий миг Люциус оказался рядом. Прежде, чем Гермиона успела что-то сообразить, он, тяжело и быстро дыша, с яростью схватил ее обеими руками за плечи. Его дыхание обожгло, когда Малфой толкнул ее назад к столу. Пытаясь как-то сохранить контроль над ситуацией и самой собой, Гермиона все же почувствовала, что снова начинает задыхаться. Она знала, что зашла слишком далеко и его реакция не стала неожиданностью. Сердце билось, как сумасшедшее, но все же, несмотря на очевидный гнев Люциуса, не опасность пугала сейчас, а уже знакомое чувство возбуждения. Даже в таком уязвимом положении, схваченная, она чувствовала, как триумф экстаза от власти над этим мужчиной стремительно несется по венам.
Прижимая Гермиону к столу, он наклонился еще ниже. Заведя обе ее руки за спину, Люциус одной схватил сразу оба запястья, а другой обхватил тонкую шею. Гермиона почувствовала, как крупная мужская рука ощутимо сжимает горло. Испугалась на секунду, но сразу же заметила, как та расслабилась, а большой палец медленно и чувственно начал поглаживать шею. И это прикосновение тут же отозвалось обжигающим толчком в самой ее сущности, Гермиона ощутила, как становится влажной.
Горящим от ярости взглядом, Малфой уставился ей в глаза. Продолжая обжигать дыханием, он упорно не отрывал взгляд от ее лица. Казалось, прошла целая вечность, но Гермиона понимала, что не может и не хочет избавиться от стального капкана, в который поймал ее этот человек. Наконец, он заговорил.
– Кто вы, мисс Грейнджер? Что в вас такого? Почему спустя всего несколько минут, вы выворачиваете меня… наизнанку, заставляя говорить о том, что лучше оставить похороненным в самом глубоком омуте памяти? – лицо Малфоя было сейчас всего в нескольких дюймах, и коктейль из его дыхания и аромата заворожил окончательно.
Он продолжил, будто пытаясь взглядом проникнуть в ее душу:
– Я безумно заинтригован, мисс… Интересно, что можно узнать, если вывернуть наизнанку вас… это тоже может оказаться чем-то невероятным, не правда ли?
Гермиона оставалась зажатой между ним и своим столом. Его ноги с силой прижимались к ней, и девушка не могла не заметить, насколько длинными и сильными они были. И не могла не ощутить, как между их прижатыми животами уже пульсирует нечто твердое и жесткое – свидетельство его собственной жажды. Не имея возможности двинуться, Гермиона отчаянно хотела оказаться еще ближе к этой пульсирующей твердости. Не отрывая ладони от шеи, Люциус продолжал большим пальцем гладить ее, посылая дрожь удовольствия сквозь каждую клеточку кожи, до которой дотрагивался. Глаза Гермионы невольно закрылись, не в состоянии выдержать жар, все нарастающий между их телами, мыслями, душами… и голова откинулась назад. Сил выносить то, что происходило сейчас между ними, не осталось.
– Пожалуйста… – сорвалось с губ едва слышно.
– Что это было? – притворно удивляясь, чуть насмешливо протянул Малфой.
Ответом послужил лишь судорожный выдох – единственное, на что она оказалась способна.
– Пожалуйста… – смогла выдавить, наконец, снова.
И, не удержавшись, вскрикнула, когда он сильней сжал запястья своей сильной рукой и дернул назад, заставив упасть поперек стола.
Склонился над ней.
– Пожалуйста, что? – чувственно прошептал прямо в ухо.
Гермиона смогла только низко, гортанно застонать, как не стонала никогда в жизни. И немедленно почувствовала, как желанная твердость толкнулась к ней. Она выгнулась ему навстречу, заставляя простонать в ответ.
Происходящее было настолько эротично, что Гермионе казалось, она сможет кончить от одного его голоса, но нет, Господи, как же хотелось прикосновений. Кожа горела, а внутренности будто превратились в лаву.
С трудом прошептала.
– Пожалуйста, дотронься до меня… Люциус… прикоснись ко мне.
– Как скажешь, девочка, – шепот обжег ухо.
Все еще не открывая глаз и не думая ни о чем, она почувствовала, как правая рука оставила шею. Потом опустилась – и вот уже Гермиона ощущает ее на своем колене. Пальцы, осторожно поглаживающие кожу, заставили дернуться снова. Медленно, очень медленно его рука двигалась по бедру, поднимая юбку, и добираясь до нижнего белья. Гермионе казалось, что сейчас она умрет. Все существо сосредоточилось на этих пальцах, которые, дразня и мучая, двигались туда, где в них нуждались.
Гермиона мучительно застонала, пытаясь толкнуться им навстречу. Она все еще чувствовала его восхитительную твердость и не сомневалась, что Малфой сейчас также безумно желает близости. Его самообладание поражало и волновало, но она уже не могла сосредоточиться ни на чем, как только на том, что с ней делает его рука. Потому что сейчас пальцы, наконец, коснулись ее складок и раздвинули их. Гермиона резко вздохнула. Господи, она знала, что это будет быстро – несколько прикосновений к ее так долго томящемуся, жаждущему зародышу, и ей конец.
Внезапно, Люциус неожиданно вставил палец глубоко во влагалище, тут же присоединив к нему второй. Чувственный шок заставил Гермиону выгнуться на столе, слыша, как он зашипел над ней. Но, прижавшись еще сильней, даже не пытался сделать хоть что-нибудь для себя.
Пальцы начали двигаться, заставляя стенки влагалища сжиматься и пульсировать вокруг них. Ее стоны, похожие на рыдания, были сейчас единственными звуками в кабинете. Она сжала мышцы, умоляя подарить то, в чем так отчаянно нуждалась. Наслаждение оказалось почти болезненным, и Гермиона подумала, что не сможет вынести большего, когда его пальцы выскользнули, медленно проведя по сгибам, и умело нашли истосковавшуюся сердцевину.
Потребовалось всего несколько страстных и сильных прикосновений, чтобы Гермиона поняла, что летит. Ее голова запрокинулась, а рот открылся в бессвязном экстазе. Напряженность, которую чувствовала внутри себя так долго, рухнула, и тело, охваченное невероятным чувственным удовольствием, задрожало.
Невольно громко выкрикнула:
– Люциус!
Прошла целая вечность, когда он медленно, нехотя убрал руку и отступил назад. Гермиона была рада, что лежит сейчас на столе, потому что иначе просто сползла бы на пол. Постепенно она пришла в себя и подняла голову, чтобы посмотреть на него.
Малфой встретился с ней взглядом и, хотя она так и не смогла разобрать, что именно видит в его глазах, одно не подлежало сомнению – прежний жар и прежняя жажда все еще оставались в них.
Не произнося ни слова, они, не отрываясь, смотрели друг на друга еще очень долго…
А потом, глубоко вдохнув, Люциус поправил на себе мантию, повернулся и вышел из кабинета.
========== Глава 11. Продолжение ==========
После того, как Люциус ушел, она еще несколько часов оставалась в кабинете. Ничего не делала, просто сидела, уставившись то на его стул; то на место, где он стоял; то на свой стол, где Малфой так… восхитительно дотрагивался до нее…
Помня об оргазме, между ног все еще пульсировала нежная плоть, и Гермиона снова и снова проигрывала в памяти их столкновение. Никогда еще она не достигала столь трепетной кульминации лишь от одного прикосновения. Ведь кроме руки Люциуса, никакая другая часть тела не касалась ее. Хотя зажмурившись, Гермиона ясно вспомнила ощущение восставшего, напряженного члена, прижатого к животу. И подумала, как же Люциус, наверное, мучился, не имея возможности взять ее. Отчаянно нуждаясь в нем, в тот момент она не возразила бы ни слова. Гермиона закрыла глаза, чувствуя, как опять охватывает томительное возбуждение. Потребовалось совсем немного, чтобы снова захотеть этого мужчину.
«Да что, черт возьми, он сделал со мной?! Ведь не было ничего – ни обнаженных тел, ни прикосновений плоти, ни поцелуев. И, кстати, почему всего этого не было? Решил подразнить меня, продемонстрировать мою слабость?» – расстроенная Гермиона нахмурилась от негодования.
Однако, поразмыслив, признала, что Малфой совершенно не думал о себе, несмотря на более чем убедительное свидетельство того, что желал ее с той же силой, что и она желала его.
«Господи! В следующий раз я хочу большего! Что? В следующий раз? Как же я доживу до следующего раза?!»
Внезапно ее охватила паника. Собирается ли он продолжить эти встречи? Вскочив из-за стола, Гермиона помчалась прямо в кабинет Ормуса. Вошла, даже не постучав, отчего босс с удивлением вытаращился на нее.
– Ммм… прости, Ормус… Знаешь, сегодня я виделась… с Люциусом Малфоем… – пробормотала не совсем внятно.
– Да, знаю, Гермиона, мы видели, что он приходил. Притащился так нахально рано, правда? Понятное дело, это ж Малфой – он играет по своим собственным правилам. И как? Все прошло нормально?
– Д…да, это было… очень познавательно, – изо всех сил пытаясь подобрать слова, она почувствовала, как начинает краснеть. К счастью, Ормус был слишком увлечен работой и, кажется, так ничего и не заметил. Гермиона продолжила:
– Я только хотела спросить – он назначил следующую встречу? Мы… забыли договориться.
Ормус внимательно взглянул на нее.
– Ясно. Конечно же, назначил. Это же он обязан следить за своей реабилитацией. Кажется, Малфой договорился на понедельник. Уточни лучше у Присциллы.
Присциллой звали его секретаря, что опрометчиво впустила Люциуса в кабинет. Которая и подтвердила, что мистер Малфой прибудет для следующей встречи в понедельник в три часа пополудни.
Новость о том, что он вернется в ближайший рабочий день, заставила вздрогнуть, но Гермиона тут же напомнила себе, что это лишь необходимость, а не его личный выбор. Мысль почему-то причинила боль, а факт, что надо как-то прожить без Люциуса целых два дня только усилил ее.
Время тянулось несказанно медленно, и после пяти часов вечера, Гермиона вспомнила, что Рон уже, наверное, ждет дома. Неспешно складывая вещи, она никак не могла собраться с силами и оставить кабинет. Место, где испытала сегодня настолько сильное, настолько невероятное наслаждение с мужчиной, который необъяснимо доминировал над всем ее существом. Его аромат все еще витал в воздухе и вызывал такие яркие воспоминания, что Гермиона пошатнулась и инстинктивно оперлась о стол. Тот самый стол, на котором она еще совсем недавно лежала под ним. Напряженный зародыш между ног ныл от желания быть тронутым снова, и с губ сорвался стон.
Этот звук привел ее в себя, а уже в следующий миг сознание вновь заполонил хаос. Перед глазами замелькали картинки: улыбка Рона; омерзительная Беллатрикс, наставляющая на нее палочку; Сириус, проваливающийся за завесу Арки. Потом: Гарри с Джинни, обедающие у них. Горящие красным, бездушные глаза Волдеморта. Нарцисса Малфой, разыскивающая своего сына по всему Хогвартсу. Люциус, отстраненно наблюдающий в гостиной Малфой-мэнора, как мучительная боль заставляет ее корчиться на его ковре… И снова Люциус… его склоненное лицо, когда с такой изощренной чувственностью ласкал ее…
Огромным усилием воли Гермиона смогла вынырнуть из пучины воспоминаний. А когда наконец-то пришла в себя, то поняла, что слезы уже текут по лицу, а сама она сотрясается от горьких всхлипов. Обессилено рухнула на пол – ее мысли, душа и тело испытывали муку и желание одновременно.
«Почему позволила произойти этому? Как я могла? Именно с ним… Особенно с ним!»
Ответов она не знала…
Этот мужчина должен (нет! обязан!) олицетворять для нее личное персонифицированное зло. Гермиона боролась с собой, пытаясь убедить себя в этой простой и непреложной истине, и все же понимала, что постепенно, шаг за шагом, начала полностью растворяться в нем. Люциус Малфой словно стал персональным наркотиком, и она знала, что это – лишь самое начало зависимости.
«Мерлин, всю жизнь я ставила во главу угла логику и причинно-следственные связи, интеллект и самообладание! А теперь? Получается, я послала все к черту в поисках… чего? Обычного сексуального наслаждения? Нет же! Нет…»
Гермиона знала, что все гораздо сложнее. Желание, испытываемое к этому мужчине, выходило за границы нормальной человеческой жажды. Нет, связь между ними находилась за гранью разумного. За пределами понимания. Люциус Малфой по какой-то необъяснимой причине оказался нужен весь – телом, мыслями, душой… Нужен, чтобы познать некую глубочайшую тайну: а кто такая она сама? Какая она? И чего хочет на самом деле?
Но что же тогда… с Роном?.. Тот факт, что она по сути дела, обманула его, не беспокоил совершенно. Гермиону удивляло, что она не чувствует ни капли раскаяния, сожаления или вины. В ней вдруг возникли две Гермионы: одна – лежала на столе, наслаждаясь запретными ласками, другая – вот-вот придет домой, сядет ужинать и даже ляжет с Роном в одну постель. Это ощущение пугало и завораживало одновременно.
«Интересно, что можно узнать, вывернув наизнанку вас?» – висел в воздухе вопрос Люциуса.
«Что ж, сегодняшний день принес много открытий. Но как же хочется еще больше…»
Гермионе снова подумалось, что познавая Люциуса Малфоя, познает и саму себя.
«И что, спрашивается, теперь с этим делать?»
Вспомнив, что уже совсем поздно, она собралась и направилась домой.
Войдя в квартиру, увидела Рона, сидящего на диване с обзором квиддичных матчей в руках. Милого, родного Рона, который даже сумел разогреть себе вчерашний ужин, и сейчас радостно приветствовал ее. Коротко кольнуло чувство вины, но почти сразу прошло. Гермиона чмокнула слегка недоумевающего бойфренда в макушку и направилась в спальню, переодеться.
А раздеваясь, снова вдруг почувствовала запах Малфоя, и воображение тут же подбросило картинку: Люциус склонился над ней и чувственно дотрагивается, пока она почти кричит от наслаждения. Живот тут же скрутило судорогой желания. Она откинулась на кровать и быстро опустила руку. Вставила два пальца, как можно глубже, будто в бреду осознавая, что совсем недавно в этом сокровенном месте находилась именно его рука. Лицо Люциуса тут же возникло в голове, и, опустив вторую, нашла клитор. Отчаянно стремясь к пульсирующей кульминации, Гермиона иступлено ласкала себя двумя руками одновременно. Да! Блаженная эйфория уже совсем скоро охватила тело, и лицо Люциуса, как обычно стояло перед глазами, когда она выгибалась и дергалась на их с Роном кровати, снова не ощущая ни стыда, ни вины за происходящее. Лишь чистое незамутненное блаженство… То, что она делала со своим телом, могло дать лишь короткую отсрочку, и Гермиона знала, что этого катастрофически мало. Она уже в который раз задала себе вопрос: как же дожить до понедельника?
Ненадолго успокоив тело, ведьма подумала о самом главном открытии сегодняшнего дня: Распределяющая Шляпа могла отправить Люциуса Малфоя в Гриффиндор. Сей факт был совершенно непонятен, но Гермиона осознавала его невероятную важность.
В конце концов, тогда Люциусу было всего одиннадцать. И даже если мысль лишь мелькнула в процессе распределения, то Шляпа, должно быть, что-то увидела в том мальчике, что-то храброе и благородное.
«Благородный Малфой? Мда… звучит почти смешно».
Гермиону охватила глубокая печаль, когда подумала, что этот человек прожил жизнь истинного слизеринца. Совершенно далекую от духа факультета Гриффиндор.
«Что же произошло с ним? Когда и почему утратил юный Люциус ту крохотную искорку, увиденную Шляпой? И осталось ли еще хоть что-нибудь от этой искры?»
Утверждение Кингсли, что Люциус Малфой сильно изменился, казалось похожим на правду.
«А что насчёт моих выводов?»
Гермиона глубоко вздохнула, противоречивые мысли и чувства, испытанные сегодня, порядком утомили. Несмотря на моральную и физическую насыщенность их первой встречи, стало ясно, что загадка по имени Люциус Малфой не разгадана ни на йоту и стала еще сложней…
Она медленно поднялась с кровати. Пора было возвращаться в обычную жизнь.
Выходные шли, и Гермиона лишь удивлялась, как ей удавалось поддерживать некую ауру нормальности в отношениях с Роном. Изнывая от постоянного, горячечного до боли возбуждения, она даже занялась с ним любовью. Как оказалось, напрасно… Так ничего и не испытав, Гермиона впервые ощутила отвращение к его телу. Молча лежала, глядя, как он одевается, и мысленно сравнивала его с обнажённым Люциусом, каким представляла его себе. Сравнения оказались не в пользу Рона…
Как же она надеялась, что тот ничего не заметил. Часто прячась в эти выходные, Гермиона снова и снова удовлетворяла себя, и имя Люциуса снова и снова срывалось с губ. В голове постоянно гудело от противоречивых мыслей и вопросов, ответов на которые не было. И не только тело жаждало этого человека. Казалось, интеллект испытывал похожее волнение: хотелось общаться с Малфоем, спорить с ним, узнавать его…
«Господи, сделай так, чтобы понедельник, наконец, наступил!» – она не заметила, как произнесла это вслух.
На работу Гермиона торопилась, словно на праздник. На лице сияла улыбка, а в душе царила весна, только потому, что этот день, наконец, настал. Проносясь мимо Присциллы в свой кабинет, на ходу спросила:
– Моя встреча с Люциусом Малфоем все еще в три часа?
Та дернулась от неожиданности:
– Ой, нет… в одиннадцать, мисс Грейнджер. Он только что прислал сову с просьбой перенести время. Надеюсь, это не страшно? Ваш ежедневник, кажется, пуст.
В животе что-то екнуло – Люциус перенес время? Она повернулась к секретарю:
– Спасибо, Присцилла, если у меня и в самом деле на одиннадцать ничего нет, то все в порядке, – Гермиона понимала, что невольно улыбается от одной лишь мысли о встрече, что состоится намного раньше.
«Меньше, чем через час он будет в моем кабинете…»
Оставшееся время Гермиона провела, составляя новую порцию вопросов. Несмотря на мучительную физическую тоску по этому человеку, сегодня хотелось узнать его еще больше. Попытаться найти ответы хоть на какие-то сумбурные вопросы, возникшие во время их первой беседы. Она планировала расспросить о том, как его воспитывали, о его родителях, семье, и очень надеялась, что Малфой будет так же откровенен, как и на прошлой неделе.
Ровно в одиннадцать она подняла голову. Люциус стоял в дверном проеме кабинета. Он пристально смотрел на нее вниз горящим взглядом, и угольная чернота его мантии пару раз блеснула серебристыми бликами.
Глотнув с трудом, Гермиона попыталась сохранить самообладание, хотя и представления не имела, как же вести себя, учитывая обстоятельства, при которых они расстались в прошлый раз.
– Доброе утро, мисс Грейнджер. Надеюсь, сегодня вы впечатлены моей пунктуальностью?
Она подавила желание с сарказмом отметить, что пришел он, конечно, вовремя, но снова именно в то время, которое сам же и установил. Но затем просто махнула рукой, приглашая присесть.
Закрыв за собой дверь, Малфой повесил мантию на вешалку и неторопливо опустился на стул, скрестив перед собой ноги. Глядя прямо на Гермиону, томно протянул:
– Итак, что же у нас в меню на сегодня?
Уставившись в серые глаза, она не моргала и не отводила взгляда, изо всех сил пытаясь выдержать их пристальный гипноз. Малфой иронично поднял бровь, и уголок его рта слегка дернулся. Это было единственное подтверждение того, что произошло между ними в пятницу, и Гермиона удивлялась собственной смелости.
Потом, внезапно вздохнув, она опустила голову, вернулась к подготовленным вопросам и почти сразу начала.
– Расскажите мне о вашем раннем детстве, еще до Хогвартса…
И снова Люциус удивил ее, когда откровенно и без тени иронии начал вспоминать детские годы.
– Все свое детство я провел в Малфой-мэноре. Как и упоминал раньше, у меня был наставник, обучавший всем принятым в чистокровных семьях волшебным навыкам и дисциплинам. Я был уже достаточно осведомлен о многом, когда наконец поступил в Хогвартс. Мой отец был чрезвычайно бдителен во всем, что касалось моей учебы, и постоянно следил за тем, чтобы по всем предметам у меня была оценка «Превосходно». Не помню, чтобы хоть раз он был недоволен мной в этом отношении.
– В этом отношении?.. – в голосе Гермионы мелькнуло удивление.
– Да. В учебе у меня всегда были исключительные результаты.
Это было не совсем то, что она имела в виду, но Гермиона почувствовала, что он не станет отвечать на ее скрытый вопрос. Затем Малфой продолжил.
– Еще, как каждый волшебный мальчишка, я был неудержимо увлечен квиддичем. Впрочем, это осталось юношеским увлечением, и хотя я гордился достижениями Драко в спорте, но былого наслаждения от квиддича уже давно не испытываю. Квиддич – спорт для оптимистов, а его-то я как раз подрастерял за последние годы. Тем более что в наши дни опытных тренеров практически не осталось, – Гермиона поняла, что это камешек в огород Рона, но никак не прореагировала. – Кроме квиддича, я всегда наслаждался фехтованием. Оно – одно из немногих спортивных занятий маглов, которое позволяют себе чистокровные волшебники. Ну… и играл на виолончели…
– На виолончели? Но ведь все музыкальные инструменты созданы маглами?
– Безусловно. Но думаю, вы согласитесь, что музыка стирает все границы, мисс Грейнджер.
– Хорошо, конечно, соглашусь… Просто поражена, что именно вы согласны с этим…
Слегка наклонившись вперед, Люциус проговорил медленно и немного зловеще:
– О… Я уверен, что могу поразить вас еще многим…
Внутренности резко кувыркнулись, но Гермиона продолжила:
– Вы до сих пор играете?
– Нет. Жизнь сложилась так, что стало не до того. Тем более что Драко и Нарциссу всегда раздражала эта страсть…
Гермиона ясно слышала в его голосе сожаление.
Сегодня он был каким-то другим. Холодное высокомерие стало почти незаметным, и Люциус разговаривал с ней как никогда спокойно. Она предположила, что их пятничная почти что близость, должно быть, имела какое-то отношение к этому. Но было и что-то еще, что-то, чего она не могла понять.
И нет… Конечно же не ощущалось ни малейшего намека на опасность, которая могла исходить от этого человека. Решив оставить болезненную для него тему, Гермиона прибодрилась и вернулась к разговору о школьных годах, задав, как она думала, абсолютно невинный вопрос.
– А ваша мать тоже следила за успехами в Хогвартсе, как и отец?
В кабинете вдруг повисла долгая пауза, и Гермиона увидела, что он опустил глаза. В конце концов, ответил пустым и холодным тоном:
– Мама умерла, когда мне было четыре. И я почти не помню ее, – Люциус снова замолчал.
Растерявшись, Гермиона не знала, что сказать. А потом внезапно он заговорил снова, не глядя на нее и так задумчиво, как никогда раньше:
– Я лишь помню, что она была очень красивой. Помню лицо, склонявшееся надо мной перед тем, как засыпал. Длинные волосы падали и щекотали меня. Светлые волосы и глубокие серые глаза. Это – все… – он остановился.
Гермиона не могла произнести ни слова. Она ощущала, как слезы наворачиваются на глаза и не только из-за чувств, что он выражал, но еще и из-за того, кто говорил сейчас все это. Никогда в жизни она не думала, что Люциус Малфой может вспоминать о ком-то с такой нежностью. Стало ужасно неловко, что вынудила его заговорить о таком… личном. И Гермиона смогла пробормотать лишь то, что казалось пустым и банальным в тяжелом воздухе, повисшем между ними:
– Мне очень жаль…
Малфой услышал в ее голосе сожаление и внимательно взглянул на нее.
– Как же это мило, мисс Грейнджер! В который раз убеждаюсь в широте вашей гриффиндорской души, – в голосе снова зазвучал сарказм, но Гермиону уже не заботило это. Она знала, что это был его собственный способ справиться со своей откровенностью. И потому перешла к теме, которая, как она надеялась, была для него менее эмоциональной.
– А друзья? С кем вы дружили до Хогвартса?
– Малфой-мэнор – достаточно уединенное поместье. Поблизости никогда не жили другие волшебные семьи, и поэтому было трудно регулярно общаться с волшебниками моего возраста. Но иногда некоторые чистокровки навещали нас и приводили детей, с которыми я и общался. Хотя, назвать это дружбой было бы сложно.
– Вы сожалеете о том, что в детстве вам не хватало дружбы? – будто почувствовав что-то, Гермиона попыталась копнуть глубже.
– Сожалею? Мисс Грейнджер, в моем словарном запасе отсутствует этот глагол… – иронично усмехнулся Люциус.
Да… Об этом она тоже хотела бы поговорить, но, подумав, решила вернуться к прежней теме:
– Был ли еще кто-нибудь, с кем вы общались в детстве?
Надолго задумавшись, он помолчал, но потом все же ответил:
– Когда я был маленьким, еще мальчик с девочкой, брат и сестра, я смутно помню их. Они жили неподалеку. Мы часто играли в лесу около поместья, – казалось, что сейчас слегка остекленевшим взглядом Люциус смотрит в самого себя… в того, каким был в детстве. Прошло несколько мгновений, и он тряхнул головой, отгоняя воспоминания. – Это было очень давно.
– Они жили неподалеку?– Гермиона ощутила, что что-то здесь не так.
– Да, думаю. Неподалеку. Где-то же они должны были жить? – Люциус слегка нахмурился, и в его голосе зазвучали недовольные нотки.
Она поняла, что стоит на пороге еще одного открытия и чуточку нажала:
– Но вы же сказали, что никаких волшебных семей рядом не жило?
– Правильно.
В кабинете воцарилась звенящая тишина.
– Они были маглами!.. – этот факт поразил Гермиону так, что она почти прокричала.
Это был не вопрос, а утверждение, которое она прокричала… и теперь напряженно ждала его реакции.
– Какая же вы редкая умница, мисс Грейнджер… Можете быстрей бежать к министру и рассказать ему, как сумели добиться от меня подобной откровенности! Похвастаться, насколько вы умная и исполнительная девочка! А потом можете понестись домой к своему рыжему Уизли и рассказать, затаив дыхание, как качественно проделали порученную работу. Сто баллов Гриффиндору. Браво!
Его сарказм больно ударил Гермиону, перебивая гордость открытия. Но она понимала, что все-таки значит для него что-то, раз смог поделиться… таким. И это не могло не вызывать уважения.
– Могу вас уверить, мистер Малфой, что любая информация, полученная мной в ходе наших бесед, является строго конфиденциальной. Министра интересуют лишь ваши успехи в изучении мира маглов. И я не собираюсь ему рассказывать о том, что узнаю от вас. Что же касается Рона… – она затихла.
– И что?.. – иронично усмехнулся Люциус.
– Он даже не знает, что мне поручили работать с вами. Я… не хотела говорить ему… об этом.
Слабая улыбка скользнула по губам Малфоя, когда он пристально взглянул на нее. И впервые за это утро сосредоточенная на беседе Гермиона, почувствовала, как желание близости с ним снова пробуждается, сводя внутренности судорогой. Сейчас это произошло почти мгновенно, и она уже ощущала, насколько влажной становится с каждой следующей секундой.
Поэтому поразилась, когда внезапно он заговорил. Посмотрев на золотой брегет, Люциус раздраженно нахмурился:
– Простите, я и не заметил, что уже так поздно. Боюсь, что должен попросить вас закончить наш диалог прямо сейчас. У меня запланирована встреча с адвокатом.
Гермиона оказалась так потрясена этим внезапным заявлением, что все внутри содрогнулось от чувства немыслимого разочарования. Казалось, будто ее только что ударили в живот.
Малфой резко поднялся и подошел к двери. Заметив его сосредоточенно нахмуренную бровь, Гермионе стало интересно, что в их беседе могло ускорить его преждевременный уход. Но затем Люциус внезапно остановился и быстро повернулся к ней – напряженность потихоньку спадала с его лица.
