Текст книги "Познавая прекрасное (ЛП)"
Автор книги: Laurielove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)
– Боже… Как же ты так прекрасен…
От этого безыскусного, но такого искреннего и трогательного заявления Малфой слегка оторопел. Эта женщина не переставала удивлять его. Отдавая себе отчет, что навряд ли когда-нибудь поймет ее целиком и полностью, Люциус признавал, что как раз таки это и служит еще одним источником очарования, делающим Гермиону Грейнджер столь привлекательной. Столь необходимой ему. Так ничего и не ответив, Малфой привстал и, потянувшись, жадно впился поцелуем в ее рот, потом вдруг внезапно отстранился и снова уселся на место.
Гермиона же почувствовала, как тело и душа мигом отозвались на этот молчаливый всплеск его эмоций. И это показалось прекрасным.
«Что бы ни происходило между нами, всегда есть шанс сгладить непонимание, напряженность и какие-то другие сложности той обжигающей страстью, что мы испытываем друг к другу…»
А заканчивая ужин десертом из клубники со сливками, Гермиона почувствовала на себе взгляд, от которого сразу бросило в жар: так пристально, так чувственно смотрел Люциус на ее губы, измазанные клубничным соком и сливочной сладостью.
После ужина они почти сразу упали в постель. И долго лежали: лаская, целуя, нежно поглаживая друг друга. Телом к телу. И, наверное, душой к душе. Будто проникая один в другого все сильнее и сильнее.
Через некоторое время оба перестали различать, где заканчивается он и начинается она – таким глубоким и полноценным казалось им это обоюдное и добровольное слияние. Ставшее еще одной, новой ступенькой в отношениях, которая сближала их не меньше, чем бурные оргазмы, пережитые прежде.
Но вот ласки стали жарче, смелее – и желание близости снова зародилось в телах, уже подрагивающих от возбуждения. Люциус оторвался от губ Гермионы и начал медленно опускаться вниз, прокладывая дорожку из поцелуев, пока не вобрал в рот один из сосков.
«О, да…»
Он знал, что та не сможет не среагировать на это касание и упивался предвкушением ее реакции, нежно посасывая набухшую и встревоженную его лаской плоть. И не ошибся: она действительно положила ладошку на затылок Люциуса и прижала его к себе еще крепче, от наслаждения запрокинув на подушке голову. А потом, когда Малфой начал так же нежно ласкать второй сосок, утробно застонала в тишину спальни.
«Господи! В который уже раз сегодня с моих губ слетают такие стоны? Как я могу снова хотеть его, насытившись уже дважды? А он? Неужели Люциус снова желает близости?»
Ответ дал сам Малфой, который склонился к ее губам с очередным поцелуем: проявление «желания близости» казалось великолепным.
Поцелуй же его был не просто страстен и жаден. Нет. Он отдавал властью, граничащей с насилием – так армия завоевателей грабит беззащитный город, сдавшийся на милость победителя. Отвечая, Гермиона потянула его на себя и невольно вонзила ногти в кожу спины. Люциус зашипел от боли и тут же воспользовался возможностью преподать урок.
Сняв ее руки со спины, он поднял их к изголовью кровати, и Гермиона даже не сопротивлялась, хотя и слышала, как он тихо пробормотал что-то себе под нос. А когда решила опустить их, то поняла, что сделать этого не может: запястья оказались привязанными к кровати красной шелковой лентой. Удивленная и растерянная Гермиона опустила взгляд на Малфоя, который лишь усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Рассвирепев, она начала дергаться и вырываться. Напрасно. Лента держалась крепко. Гермиона снова уставилась на Люциуса, на этот раз уже с возмущением, проигнорировав которое, он лишь склонился к ее уху и высокомерно прошептал:
– Можешь продолжать бороться, моя сладкая ведьмочка… Ну же! Борись! Право, пользы, конечно, никакой, хотя… должен признать, что смотреть на это приятно. Очень приятно…
Сверкнув глазами, Гермиона выплюнула:
– Да ты просто мерзавец! Черт бы тебя побрал! Отпусти меня сейчас же! – она снова заметалась, яростно пытаясь избавиться от пут, но в то же время осознавая, что сама ситуация, когда Люциус полностью контролирует почти каждое ее движение, возбуждает еще сильней. Ощутив, как внутренности снова скрутило в тугой узел от желания, она громко застонала.
На что Малфой надменно рассмеялся:
– Ну же, дорогая, не будь такой наивной. Неужели думаешь, что тебе удастся освободиться, пока я не разрешу это сделать? Тем более что, будучи таким «мерзавцем», как ты верно выразилась, я способен и на более жестокие вещи.
Чувственность его интонаций сводила с ума, и Гермиона не могла отрицать, что происходящее действует на нее, как продолжение ласк: изощренных и мучительных. Ласк, подобных которым она никогда не испытывала с Роном. И от которых просто проваливалась в водоворот сумасшедшего желания.
Люциус опустил руку между ее ног, обнаружив, что Гермиона уже влажная. И жаждет прикосновений. Голос его тут же смягчился, и он почти промурлыкал, томно растягивая слова:
– Вот видишь, власть мужчины над тобой может иметь свои плюсы… Моя прекрасная… грязнокровка…
Ошеломленная, она встретилась с ним взглядом.
«Он все-таки использовал это слово. Я знала! Знала, что рано или поздно Люциус назовет меня так…»
Но в его глазах Гермионе не удалось увидеть ничего даже похожего на желание оскорбить или унизить. Только страсть, только откровенное вожделение светилось сейчас во взгляде Люциуса, с полуулыбкой ожидающего ее реакции. Дыхание Гермионы замерло, когда она осознала, что не обижается и ни капельки не злится на него за этот «запрещенный термин». Наоборот! Произнесенное в такую жаркую, интимную минуту, это слово лишь возбудило еще сильней. Она приподняла голову от подушки и дотянулась до его губ, с жадностью набросившись на них поцелуем. Все еще продолжая бесполезные попытки освободиться от шелковых уз, Гермиона уже ощущала, как ласковые пальцы то кружат вокруг клитора, дразня его, то проникают глубоко внутрь, двигаясь медленно, будто лениво. И эта осознанная неспешность сводила с ума, заставляя дрожать, выгибаться на кровати и тянуться навстречу.
Немного поколебавшись, Люциус убрал руку и, коснувшись ладонью ее бедра, нежно погладил его. Он знал, что Гермиона будет разочарована, но не ожидал столь бурной реакции, что последовала уже в следующее мгновение.
– О, Боже… Ну зачем ты так со мной, Люциус? Пожалуйста, прошу тебя… Я… я не могу больше! – откинувшись на подушку, она уже невнятно хрипела, откровенно умоляя его.
Тихо, но довольно рассмеявшись, Малфой даже не подумал возражать. Привстав на колени, он запрокинул обе ее ноги на плечо, проник одним долгим плавным движением и замер, наслаждаясь моментом. Снова понимая, что не может шевельнуться, Гермиона негромко застонала, прикусила губу и облегченно выдохнула, когда Люциус начал неспешно и размеренно двигаться. И каждый толчок, каждое проникновение заставляли пульсировать и сжиматься стенки влагалища, отзываясь ему.
– Черт! Черт, ведьма… Если бы ты только знала, что ты делаешь со мной… Я же растворяюсь в тебе… – сквозь зубы прошипел Малфой, чувствуя, что и самого бьет дрожь. Дрожь от невероятного наслаждения находиться внутри нее – такой тесной, жаркой, влажной. – Ты не представляешь, что это значит для меня. Быть в тебе…
Его слова, произнесенные, казалось бы злым и беспощадным шепотом, лишь горячили Гермиону все больше и больше, заставляя ее извиваться и приподнимать бедра навстречу его движениям. Уже скоро Люциус сменил темп на более быстрый, более хаотичный и резкий – и два крика раздались в тишине комнаты почти одновременно.
Отстранившись, Малфой тяжело рухнул рядом, и какое-то время они молча лежали, еще задыхаясь от пережитого. Потом он потянулся, развязал ленту, и Гермиона наконец-то смогла опустить затекшие руки. Она потирала онемевшие запястья, с легким удивлением рассматривая оставшиеся на них глубокие красные полосы.
«Но я же… не чувствовала никакой боли. Совершенно…»
Слегка повернувшись, искоса глянула на Малфоя, на губах которого играла легкая улыбка. Отвечая на ее взгляд, он вопросительно приподнял бровь.
– Знаешь, это было чудесно… – еле слышно прошептала Гермиона.
Ничего не ответив, Люциус лишь нежно поцеловал оба запястья и притянул ее ближе. А уже через несколько минут оба провалились в сон.
========== Глава 24. Вопросы ==========
Ночью, почти не просыпаясь, они постоянно тянулись один к другому: сплетались в объятиях и прижимались телом к телу. Будто не могли существовать, не чувствуя друг друга. А потом снова проваливались в глубокий и спокойный сон.
Но утро все равно наступило. Мрачное, серое, угрюмое. Гермиона инстинктивно поняла, что проснулась вовремя, но глаза все же открыла неохотно: идти на работу не хотелось как никогда. Она не могла дождаться выходных.
Повернувшись, Гермиона взглянула на Люциуса, который лежал рядом. Сейчас, когда он спал, разглядывать его было проще. Черты казались полностью расслабленными: тонкие морщинки, бегущие от линии рта, утеряли свою сардоничность, столь присущую этому мужчине, кожа в неясном утреннем свете выглядела молодой и гладкой, а волосы распались по подушке, красиво обрамляя лицо.
«Как можно быть таким прекрасным и при этом способным на все те жестокости, которые он совершал в прошлом?» – мысленно спросила себя Гермиона.
Но как только она сделала это, Малфой медленно открыл глаза и сразу же встретился с ней глазами. Какое-то время они, не произнося ни слова, смотрели друг на друга, а потом Люциус мягко прошептал:
– Доброе утро.
Улыбнувшись, Гермиона потянулась и убрала с лица светлую прядь.
– Привет.
Они смотрели и смотрели друг на друга. Молча. Пока Гермиона наконец не произнесла то, чего не хотелось слышать ни одному из них:
– Мне пора собираться на работу.
Люциус ничего не ответил, но во взгляде скользнуло разочарование.
Глубоко вздохнув, Гермиона погладила его по щеке.
– А ты чем будешь заниматься сегодня?
– Ждать, когда ты вернешься…
Она улыбнулась на это заявление.
– Только и всего? Негусто… Я ожидала большего списка дел. Знаешь, терпеть не могу бездельничать.
– Я тоже.
– Да неужели?
В воздухе повисла пауза.
– Порой и безделье нужно и важно… – отозвался наконец он.
Они снова пристально уставились друг на друга, а потом Люциус вдруг продолжил:
– К тому же сегодня за ланчем я встречаюсь Драко.
Повернувшись на спину, Гермиона уткнулась взглядом в балдахин кровати.
«Драко…» – ее мысли о молодом Малфое нельзя было назвать веселыми. Что греха таить? В свое время, даже будучи подростком, этот человек сумел причинить ей боль вполне сопоставимую с «Круциатусами» своей тетушки Беллатрикс.
Гермиона вспомнила, как искренне и яростно ненавидела Драко. Гораздо сильнее, чем его отца, о котором во время пребывания в школе, как-то вообще не думала.
«Смогу ли я забыть прошлое и простить сына Люциуса так же, как и его самого, найдя для Драко хотя бы частичку сострадания и понимания, которые так легко дарю его отцу?»
– Интересно, что бы он сказал обо всем этом… – последняя мысль слетела с ее губ уже вслух.
– О чем «обо всем»?
– О нас с тобой…
– Хм… Скажем так: сейчас никто не знает о нашем… взаимном интересе. И, думаю, будет лучше, если так же пока все и останется.
Чуть повернувшись, Гермиона глянула на Малфоя. Его прагматичный подход к их отношениям причинял боль. Она с трудом сглотнула.
«И что? Это будет продолжаться бесконечно? Что же за отношения у нас сейчас получаются? Как их можно назвать?» – Гермиона почувствовала, как от этого его циничного «взаимного интереса» глаза невольно наполнились слезами, и отвернулась, чтобы Люциус не увидел их.
Тишину нарушил его вопрос.
– Какую причину ты скормила ему на этот раз, чтобы снова не ночевать дома? – понятно, что Малфой имел в виду Рона, хотя и не назвал его по имени.
– Сказала, что должна побыть рядом с подругой, которой очень нужна сейчас…
– Собственно, если заменить «подругу» на «друга», то можно считать, что и не соврала.
Снова посмотрев на него, Гермиона чуть дрогнувшим голосом задала вопрос:
– А я тебе нужна, Люциус?
Поначалу, не отрывая взгляда от балдахина, он долго молчал. Так долго, что Гермионе уже стало казаться, что ответа она так и не дождется. Но потом негромко, но очень отчетливо произнес:
– Только ты и нужна…
На этом Люциус повернул голову и встретился с ней глазами. А Гермиона поняла, что потоки тщетно скрываемых слез уже открыто текут по щекам. Оба потянулись друг к другу, и губы их тут же слились в нежном, но в то же время пылком и страстном поцелуе. Перекатившись, Малфой навис над ней, опираясь на локти, и Гермиона, бедром почувствовав прикосновение уже возбужденного члена, поняла, что желает близости и сама. Уже в следующий миг, так и продолжая смотреть в глаза, Люциус неспешно, но очень глубоко проник в нее, и Гермиона тихо охнула, заставляя мышцы расслабиться, чтобы привыкнуть к ощущению наполненности. Поначалу он двигался медленно и осторожно, но потом ускорился и каждый толчок, каждое его проникновение все ближе и ближе подводили Гермиону к оргазму. Сама она тоже не отводила взгляда от его глаз. Боялась даже моргнуть, чтобы не разорвать странную ниточку, протянувшуюся сейчас между их телами и душами одновременно. Прошло несколько минут, и оба застонали, содрогаясь от наслаждения, сливаясь и растворяясь друг в друге, но по-прежнему не отрывая взглядов.
Потом она еще долго не отпускала его от себя, и слезы все текли и текли по ее щекам.
– Я не могу, когда ты не рядом, Люциус… Это… слишком больно для меня. Иногда даже кажется, что начинаю сходить с ума.
– Нам нужно лишь дождаться вечера.
– Знаю.
Все еще не размыкая объятий, они так и продолжали лежать до тех пор, пока Гермиону не одолели угрызения совести. Потому она удрученно вздохнула, поднялась с кровати и, набросив шелковый халат, направилась в ванную. Малфой продолжал смотреть на нее, наблюдая за каждым движением.
Дойдя до двери, Гермиона остановилась и коротко произнесла:
– Я уйду от Рона. Совсем скоро.
Люциус ничего не ответил, и лицо его казалось непроницаемым. Гермионе же хотелось уверенности в том, что ее решение важно для него. Что оно имеет какое-то значение для их отношений. Так и не дождавшись никакой реакции, она, уже слегка нервничающая, скользнула в ванную и прикрыла за собой дверь.
Вернувшись через несколько минут, она застала Люциуса по-прежнему лежащим в постели. Казалось, он даже не шевельнулся с тех пор, как остался в ней один. Люциус никак не прореагировал на ее появление. Ничего не сказал и тогда, когда Гермиона, уже одетая в новенький костюм из коллекции именитого магловского дизайнера, найденный в шкафу, повернулась к нему. Это странное, на ее взгляд, молчание несколько злило и разочаровывало. И она не сдержалась:
– Я сказала, что в самое ближайшее время уйду от Рона.
– Да, – коротко бросил Люциус.
Разочарование увеличилось еще больше.
– Что «да»? «Да» – ты слышал меня или «да» – ты понял, что я решила уйти от него?
Ответом поначалу послужило лишь молчание, но потом Малфой негромко произнес:
– И то, и другое.
– И как ты относишься к этому решению? – с нажимом спросила Гермиона.
– Твой уход от мистера Уизли не имеет ко мне никакого отношения.
– Неужели?
– Ваши отношения утратили свою актуальность еще до того, как я появился в твоей жизни. Поэтому сейчас для меня уже неважно, останешься ли ты формально с ним или решишься на разрыв прямо сейчас.
Эти слова болезненно задели Гермиону. А столь внезапный переход от гневной и яростной реакции на ее жизнь с Роном к полному безразличию, которое Люциус продемонстрировал сейчас, привел в состояние шока. Подойдя к кровати, она посмотрела на него с нескрываемым горьким разочарованием.
– Да… Как мало это напоминает сказанное тобой всего лишь два дня назад!
– Я уже объяснил тебе, что тогда был очень зол после беседы с Шеклболтом. Потому и отреагировал так импульсивно. Мне нужно было выпустить пар. Сейчас ситуация прояснилась, и я успокоился, – его спокойный и бесстрастный тон разозлил Гермиону еще сильнее.
– Конечно! А я лишь послужила предметом для выпуска твоего пара, не так ли? И что же вижу теперь? Теперь тебя абсолютно не волнует мое проживание с другим мужчиной, если есть возможность регулярно трахать меня? Именно так ты видишь наши отношения? Да, Люциус? Значит, я – не более чем твоя маленькая грязнокровная шлюха?! – последнюю фразу Гермиона уже прокричала. По лицу текли горячие злые слезы. Она повернулась, чтобы выйти из спальни, но не успела сделать и пару шагов, как Малфой поднялся с кровати и крепко схватил ее за запястье, разворачивая к себе. Коснувшись подбородка, он заставил Гермиону приподнять голову и посмотреть ему в лицо. Глаза Люциуса блестели сейчас каким-то горячечным огнем.
– Я имел в виду, – негромко прошипел он, наклонившись так низко, что их лица почти соприкасались. – Что этот мужчина… точней, этот мальчик… никогда не сможет повлиять на то, что происходит между нами. И не сможет ничего изменить. Так же, как не сможет этого сделать и никто другой. Слишком далеко все зашло. Мы слишком далеко зашли, Гермиона. И уже никто и ничто не в силах вмешаться в наши отношения. Запомни: никто и ничто!
Она еще смотрела на него, полными слез глазами, когда Люциус наклонился еще ниже и впился в ее рот жестким, властным и даже чуточку болезненным поцелуем. На который Гермиона с готовностью ответила, приоткрыв губы и коснувшись его языка собственным. А когда смогли наконец оторваться друг от друга, положила голову ему на плечо, и снова зарыдала, орошая голую гладкую кожу потоками слез.
– Прости. Я… неправильно тебя поняла… Люциус, просто я… не могу больше, – лепетала она сквозь горькие всхлипы.
Ничего не отвечая, Малфой лишь крепче прижал к себе и, опершись подбородком на макушку, начал гладить ее волосы.
Прошла, наверное, целая вечность, когда она вдруг ахнула и отстранилась.
– О Боже, сколько сейчас времени? Мне же пора идти. Люциус, я должна уйти, иначе сильно опоздаю. Но вечером обязательно вернусь. Когда можно? Во сколько ты будешь дома?
Слегка удивленный слишком бурным, а потому непривычным с ее стороны, проявлением эмоций, он невольно улыбнулся. Искренность Гермионы казалась бесконечно очаровательной.
– Я вернусь около трех. Можешь прийти сразу же, как только получится освободиться.
– Да, милый, да, конечно. Люциус, я обязательно вернусь, как только смогу. Сразу. Сразу же… – короткими и легкими поцелуями она осыпала его лицо, шею и грудь. – Боже, я должна идти. Это ужасно… Мне нужно уйти, а я никак не могу оставить тебя. Господи, я не могу оторваться от тебя, Люциус…
Малфой мягко, но решительно взял ее руки в свои и, строго глядя в глаза, чуть подтолкнул в сторону двери.
– Иди. Тебе пора.
Снова кинувшись ему на шею, Гермиона потянулась к губам, и последний их поцелуй лишь отразил тот жар и ту страсть, что безоговорочно царили между ними. А потом, не оглядываясь, чтобы не растерять решимости и наконец уйти, она выбежала из комнаты прочь, даже не оглянувшись на Люциуса. Так же быстро вышла на улицу и, дойдя до границы аппарации, почти мгновенно исчезла из виду.
__________________________________________________________________________
Рабочее утро тянулось медленно, но предсказуемо. Во время ланча Гермиона отправила Рону сову с сообщением, что подруге ее до сих пор нужна поддержка, и потому придется остаться с ней еще на одну ночь. Затем направилась в то магловское кафе, где обычное обедала, отчаянно желая, чтобы Люциус сейчас был рядом. В ожидании заказа и чтобы отвлечься от глухой тоски по Малфою, она неспешно просматривала газету. А когда наткнулась на объявление о концерте в ближайшую пятницу в голову ей пришла мысль. Наскоро перекусив, Гермиона нашла ближайшую телефонную будку и, уже звоня и заказывая пару билетов, подумала, что мобильный телефон – полезнейшее изобретение. Которое она собиралась приобрести себе и родителям в самое ближайшее время.
Радуясь собственным планам и замыслам, она вернулась на работу в настроении гораздо лучшем, чем прибыла сюда этим утром. Но как только оказалась в своем кабинете, в приоткрывшейся двери почти сразу появилась голова Ормуса.
– Гермиона, не могли мы поговорить пару минут… в моем кабинете?
– Да, конечно, – отозвалась, несколько удивившись, та. – Сейчас зайду.
Войдя, Гермиона несколько обеспокоилась, когда он попросил ее закрыть за собой дверь и предложил присесть. Что-то странное и неловкое так и сквозило последнее время в поведении Ормуса. Вот и сейчас, он сидел за своим столом, чуть откинувшись на спинку кресла, и почему-то упорно не смотрел ей в глаза.
– Гм… не знаю, как лучше сказать… – сбивчиво начал Ормус в следующую секунду. – Просто… Просто я заметил, нет, не только я, но и другие сотрудники… И начал волноваться за тебя, вот и все.
Сразу же поняв, о чем сейчас пойдет речь, Гермиона сделала непроницаемое лицо и с деланным недоумением уставилась на своего начальника.
– Не обижайся, но тебе не кажется, что ты несколько неверно… то есть, слишком серьезно воспринимаешь Малфоя и свою работу над его программой?
Хотя ей и казалось, что внутренности противно скрутило тугой пружиной, Гермиона умела держать удар и потому внешне смогла остаться невозмутимой и даже слегка возмущенной подобным вопросом.
– Прости, что? Я не совсем поняла, что именно ты имел в виду…
Снипуорт нервно выдохнул:
– Понимаешь… Мне очень неудобно говорить с тобой об этом, но я чувствовал, что должен спросить. Могу только пояснить, что ваши отношения с Люциусом Малфоем должны оставаться строго в рамках профессионального взаимодействия, но никак не личного… Или же ты, если сблизишься с таким опасным человеком, можешь серьезно пострадать. Гермиона, мне кажется, что твое отношение к Малфою несколько… неправильное. Не стоит идеализировать его.
Ей понадобилась доля секунды, чтобы отреагировать на тираду Ормуса, как оскорбленный профессионал реагирует на того, кто посмел усомниться в его компетенции.
– Ормус! Мне казалось, что ты знаешь меня уже достаточно неплохо. И знаешь, что я взялась за программу Малфоя лишь потому, что Кингсли лично просил меня об этом. Как ты смеешь сводить все мои усилия до пошлой банальности, что я, видите ли, «непрофессионально взаимодействую» с Люциусом Малфоем? Особенно, если учесть, как много времени у меня заняло то, чтобы установить с ним хоть какие-то более или менее доверительные отношения. Как трудно далось мне это. И вот сейчас, когда программа идет полным ходом и идет успешно, когда экс-Пожиратель абсолютно спокойно посещает различные магловские места и мероприятия… и ведет себя там абсолютно адекватно, даже проявляя искренний интерес… именно сейчас я сталкиваюсь с нелепейшими и оскорбительными инсинуациями, которые могут свести на нет все то, чего я достигла за время работы над этой программой… – Гермиона поднялась и, скрестив руки на груди, закончила, подбавив в голос немного пафосной горечи. – Честно говоря, я оскорблена тем, что у тебя хватило решимости, ничего толком не разузнав, предъявить мне подобные обвинения. Тем более зная, что я ничего и никогда не делаю, спустя рукава. Обидно, Ормус. Очень обидно…
Выглядела она при этом, конечно, великолепно.
Убитый этой суровой отповедью и донельзя смущенный, Снипуорт начал нервно кашлять, не в силах посмотреть на стоящую перед собой нахмуренную ведьму.
– Да, да… Я понимаю. Мне очень жаль, Гермиона. Наверное я не совсем разобрался и слегка перегнул палку… И, конечно же, признаю, что тобой проделана огромная работа, за которую очень благодарен тебе. Прости. Все, что я сейчас сказал, обусловлено лишь беспокойством о тебе, поверь.
– Я думала, тебе известно, что Гермиона Грейнджер вполне способна позаботиться о себе самостоятельно.
– Безусловно. Ты можешь идти… И извини еще раз.
Вернувшись в кабинет, Гермиона сразу же закрыла за собой дверь и постаралась успокоить дыхание. Сердце ее бешено колотилось, мысли путались и, почувствовав, что начинает задыхаться, она наклонилась и оперлась ладошками о колени.
«Господи… Как же близко к правде подобрался Ормус. Купился ли он на мои объяснения? Поверил ли? На первый взгляд кажется, что да. Но что он думает на самом деле? Неужели наша близость с Люциусом так заметна?»
Только сейчас Гермиона осознала, насколько безрассудно смелым оказалось ее решение: не таясь показываться с Люциусом перед всеми сотрудниками, страстно защищать его перед Кингсли, закрываться с ним в кабинете.
«Страсть ослепила меня… Настолько, что я даже перестала задумываться о том, что могут подумать о нас люди. Мы оба слишком известны в волшебном мире и, конечно же, постоянно привлекаем к себе любопытные взгляды. Люциус прав! Держать пока все в тайне будет гораздо правильней и разумней…»
Пройдя к столу, она села и попыталась сосредоточиться на том, что только что сказал ей Ормус. Конечно же, первой и самой естественной реакцией стал шок, но теперь он потихоньку проходил, и Гермиона начала успокаиваться. Все, что произошло сегодня: решение уйти от Рона, слова Люциуса, что он сказал перед ее уходом, заявление Ормуса – все это будто успокоило царивший в сознании сумбур. Разложило по полочкам то, что мучило и не давало покоя. Сейчас происходящее вдруг стало понятно с внезапной, но невероятной ясностью.
«Мне абсолютно все равно, что подумают обо мне люди. Я хочу быть с Люциусом Малфоем. И я буду с ним! Неважно, когда и как об этом узнают все вокруг. Понятно, что когда-нибудь нам придется обнародовать свои отношения, но сейчас есть проблема гораздо важней – Рон. И ее мне придется решить быстрей остальных».
Внезапно Гермиона ощутила жуткую неловкость за то, что так нагло лгала Ормусу. На минуту ей даже захотелось вернуться и рассказать ему правду, но желание это скоро прошло, показавшись смешным и глупым.
Она продолжила работать с документами, чувствуя, как внутри яростно разгорается тоска по Люциусу. Сейчас, после произошедшего, ей хотелось увидеть его, как никогда. Увидеть, почувствовать рядом, поделиться мыслями. Еле досидев до трех часов, она закончила все, что планировала на этот день, и, выглянув из кабинета, сказала Присцилле:
– Кажется, на сегодня я отстрелялась, но нужно еще кое с чем разобраться не в офисе. Если Ормус будет спрашивать меня, пожалуйста, скажи, что я ушла по делам.
Присцилла понимающе кивнула, и Гермиона благодарно улыбнулась ей в ответ.
Затем быстро собралась и уже через несколько минут, ощущая знакомое покалывание, аппарировала в Малфой-мэнор.
========== Глава 25. Капитуляция ==========
На этот раз Гермионе удалось аппарировать к порогу мэнора чуть элегантней, чем накануне, она даже устояла на ногах. Дверь оказалась закрыта и понятно, почему: Люциус не знал, во сколько она вернется. А когда нажала кнопку звонка, то услышала, как за дверью раздался громкий и мелодичный звук дверного колокольчика.
Уже в следующую секунду Гермиона увидела в проеме встречающую ее Тибби и, глядя в открытое и приветливое лицо эльфийки, ощутила укол разочарования: это оказался не Люциус. Однако быстро взяла себя в руки и поздоровалась.
– Добрый день, Тибби. Надеюсь, твой хозяин…
Закончить фразу Гермиона не успела, увидев возникшего за спиной у домового эльфа, Малфоя, который улыбнулся ей, отпуская служанку:
– Спасибо, Тибби. Ты можешь идти, – и обнял прежде, чем Гермиона переступила порог.
Оба крепко прижимались друг к другу, когда у нее промелькнула мысль:
«Будет ли наша сегодняшняя встреча такой же бурной и чувственной, как это случилось вчера, когда мы начали ласки уже на лестнице?»
Но, так и не успев додумать, почувствовала, как Люциус поднимает ее на руки и несет наверх.
Оказавшись в спальне, Малфой одним движением палочки лишил обоих одежды, и они сразу же утонули друг в друге, будто расстались очень давно, а не несколько часов назад. Слияние их сейчас казалось мягким и удивительно нежным, таким же, как этим утром. Оно дарило ощущение какого-то необъяснимого, незамутненного ничем счастья, заставляя снова растворяться один в другом, не думая больше ни о чем. И ни о ком.
А чуть позже, когда, уже отдышавшись, просто лежали в обнимку, нежно поглаживая друг друга кончиками пальцев, Гермиона вспомнила сегодняшнюю встречу с боссом.
– После обеда меня вызвал к себе Снипуорт. Интересовался, не испытываю ли я к тебе… хм… «неподобающих чувств».
Не отводя взгляда от балдахина, Люциус задал вопрос:
– И что же ты ему на это ответила?
– Соврала… Причем, довольно убедительно.
– С чего бы вдруг? – в его голосе слышалось нескрываемое любопытство.
– Хотя он и застал меня врасплох, я в любом случае ничего бы ему не сказала без твоего согласия, ты же знаешь. Это должно быть общим решением. Нашим, не только моим. А ты сказал утром, что не хочешь огласки.
– На данный момент, действительно, не хочу. Сейчас она лишь осложнит нам жизнь, поверь. Давай еще хотя бы недолго сохраним отношения втайне.
– Предлагаешь мне роль твоего маленького грязного секрета? – нет, сейчас она уже не сердилась так, как это случилось утром, но по-прежнему ощущала какое-то болезненное разочарование.
Казалось, Люциус не ждет и не желает никакого дальнейшего развития отношений. Казалось, его все устраивает, и двигаться дальше он явно не собирается. И это причиняло нешуточную боль.
Перевернувшись на живот, Малфой навис над ней скалой.
– Моего изумительно вкусного маленького секрета… – их взгляды встретились, и Гермиона простила его в то же мгновение.
«Нет, я не буду спорить… Не хочу разрушить то очарование, что дарят эти чудесные моменты. Когда мы рядом и близки. Очень близки».
Глубоко вздохнув, она с наслаждением ощутила аромат, пьянивший ее еще в самом начале и пьянящий до сих пор. С губ невольно слетел стон. Будто откликаясь на него, Люциус склонился, целуя ее, и Гермиона почувствовала бедром, как член едва заметно дернулся от соприкосновения тел.
«Боже… Как же я люблю эту его ненасытность, эти жар и жажду, и желание любить меня…»
Она толкнула Малфоя, заставив того лечь на спину, и, лизнув ладошку, осторожно коснулась головки, отчего член снова дернулся. Улыбнувшись, Гермиона неспешно, едва дотрагиваясь, провела по нему языком, а потом осторожно вобрала в рот. Ответом ей послужил мужской стон – глухой, протяжный, возбуждающий. Не контролируя себя, Малфой толкнулся бедрами, пытаясь проникнуть глубже, и это тоже возбуждало. Невероятно возбуждало, заставляя мышцы влагалища сладко заныть от предвкушения близости.
Он что-то невнятно пробормотал, когда Гермиона с силой всосала напрягшуюся плоть так глубоко, что даже начала задыхаться. А потом медленно, продолжая ласкать языком, позволила ей выскользнуть изо рта, отчаянно пытаясь вдохнуть при этом чуть сильнее. Тяжело дыша, она набрала воздуха и снова потянулась к нему губами, когда поняла, что Люциус не дает ей сделать этого. Бережно, но решительно отодвинув ее, Малфой поднялся, развернул Гермиону и заставил встать перед собой на четвереньки. И это послужило еще одним толчком возбуждения. Голова кружилась, а вожделение, будто витавшее сейчас в воздухе, застилало глаза туманом.
