Текст книги "Познавая прекрасное (ЛП)"
Автор книги: Laurielove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)
А уже приготовившись войти, он вдруг с удивлением осознал, что Гермиона не дает этого сделать. Изгибаясь и дразня этим еще сильнее, она опустилась чуть ниже, будто предлагая ему другой вариант. Поначалу ничего не поняв, Люциус оторопел, а потом попытался войти в нее еще раз. И снова не удалось: Гермиона опять наклонилась так, чтобы головка члена коснулась совсем другого интимного отверстия.
Не веря происходящему, Люциус напрягся и замер в ожидании хотя бы каких-то объяснений. И они последовали. Почувствовав его немой вопрос, Гермиона слегка повернула голову и глухо, хрипло прошептала:
– Пожалуйста… Ты же понимаешь, чего я хочу. Знаю, что понимаешь. Люциус, пожалуйста… – она наклонилась еще ниже, почти улегшись грудью на согнутые руки, и заставляя его сходить с ума от желания, усиливавшегося от этой покорности с каждой минутой. Добровольной, сладкой покорности, о которой втайне мечтает каждый мужчина.
И все же он продолжал колебаться. Знал, что причинит боль. Знал, что член его огромен для того, чтобы взять ее таким образом просто и походя. Боялся, что напугает или, что еще хуже, отвратит от таких ласк навсегда. Колебался. И потому замер, не зная, как поступить.
Поняв его опасения, его мучительное колебание, Гермиона повысила голос, в котором теперь уже слышалось почти отчаяние.
– Пожалуйста, я же прошу тебя. Сама прошу! Хочу и так тоже стать твоей, неужели не понятно?!
Происходящее казалось невероятным. Словно в бреду Малфой дотянулся до палочки и прошептал что-то. А уже в следующую секунду осторожно смазывал, появившимся, будто из ниоткуда, лубрикантом ее маленький сморщенный анус, попутно обильно обмазав им член.
А она все не унималась: дразнила его, изгибаясь от прикосновений, тихо стонала, двигалась навстречу, словно нарочно подставляя предложенное. Малфою казалось, что он сходит с ума. Сил для самоконтроля оставалось все меньше и меньше.
Наконец закончив, Люциус крепко схватил ее за левое бедро и осторожно толкнулся вперед. Тесно. Она была такой тесной и узкой, что войти удалось лишь на дюйм, когда его остановил болезненный стон, сорвавшийся с губ Гермионы. Которая, почувствовав острую боль, замерла и попыталась расслабиться, чтобы немного привыкнуть к новым и не самым приятным ощущениям.
Малфой снова заколебался – делать ей больно не хотелось. Но глядя, как покорно и доверчиво она стоит перед ним сейчас, понимал, что остановиться уже не сможет. А прежде, чем решил снова двинуться вперед, Гермиона вдруг сама выгнулась ему навстречу, помогая преодолеть сопротивление тугого колечка ануса. Хриплые утробные звуки, больше похожие на рычание зверей, прозвучали в тишине спальни одновременно.
Тяжело дыша, Гермиона старалась как-то отвлечься от жгучей, разрывающей тело боли. Однако, даже несмотря на мучительный физический дискомфорт, состояние, охватившее ее сейчас, казалось невероятным: личная капитуляция. Полная. Безоговорочная. Добровольная. Гермиона целиком и полностью отдалась этому мужчине, искренне наслаждаясь происходящим. И боль эта ничего не значила в сравнении с осознанием того, что теперь она его. Совсем-совсем его.
– Люциус, не останавливайся. Пожалуйста… ты нужен мне. Очень нужен…
И будто отвечая на эту просьбу, он двинулся вперед и вошел в нее полностью. Сознание Малфоя слегка туманилось, когда раздался резкий гортанный вскрик Гермионы, подтверждающий его победу.
Опустив глаза, Люциус посмотрел на их соединенные тела. Еще никогда ощущения от физической близости не казались ему столь сильными и яркими, как в эту минуту. Но еще приятней оказалось другое – отношение к ситуации самой Гермионы. Ее желание, ее просьбы, ее готовность вытерпеть боль. Эмоциональная подоплека всего, что творилось сегодня в спальне, дарила ему ощущение их полного безоговорочного слияния, рождая чувство глубокой и искренней благодарности этой женщине, так щедро и сладко, так полно отдававшей ему себя. Стараясь не выходить из нее полностью, Малфой начал медленно и осторожно двигаться, понимая, что долго продержаться не сможет.
Тяжелое дыхание Гермионы постепенно успокоилось. Боль отступила, и теперь она с радостью принимала каждое его движение, каждый толчок, соединявший их так, как никогда еще они соединены не были. Она знала, что привычного оргазма не испытает, но это было и неважно. Странное ликование охватывало в эти мгновения душу, а не тело, и Гермиона откровенно наслаждалась им.
Уже совсем скоро Люциус начал двигаться все быстрее и быстрее, а потом, схватив ее за бедра, задрожал и, крепко прижавшись, замер. И Гермионе, почувствовавшей, как он излился, казалось сейчас, что они словно слились в одно целое, спаянное огнем и льдом одновременно.
Какое-то время оба так и стояли, не двигаясь, не произнося ни единого слова и не желая разрушать невероятную, словно искрящую высоким напряжением, атмосферу, царящую в этот миг вокруг них.
Потом Люциус, не покидая ее, уложил Гермиону на бок и прилег рядом, прижав к себе спиной. Около четверти часа они так и лежали, словно чайные ложечки, уложенные в коробку, чувствуя немного новое для себя ощущение спокойной удовлетворенности, которая охватывала и души, и тела.
Прошло еще несколько минут, когда Гермиона вдруг с отчетливой ясностью поняла, что именно она скажет ему сейчас. Правду. Скрывать или таить в себе которую не было теперь абсолютно никакого смысла. Она прижалась к Малфою и тихо произнесла в тишину комнаты:
– Я люблю тебя.
Люциус ничего ответил на это и даже не пошевелился. Гермиона уже было подумала, что никакой реакции на свои слова так и не дождется, когда вдруг ощутила на раковинке уха теплое дыхание. Наклонившись к ней, он мягко коснулся губами кожи чуть ниже мочки и снова вернулся на подушку, прижав к себе еще крепче.
Она молча улыбнулась. Это тоже был ответ. И, может быть, даже более ясный и понятный, чем тысячи красивых фраз.
Уже скоро оба провалились в глубокий, спокойный сон, так и не перестав чувствовать ту самую, объединившую их сегодня, восхитительную близость.
========== Глава 26. Ужин ==========
Когда несколько часов спустя они проснулись, за окнами уже стемнело. Еще какое-то время оба просто лежали и молчали, по-прежнему переплетясь телами и продолжая крепко прижиматься друг к другу. Гермиона все еще ощущала тупую пульсирующую боль там, где он проник в нее, но почему-то радовалась ей. Нет. Даже упивалась этой болью. Как будто та напоминала об их с Люциусом постоянной жажде друг друга. О стремлении слиться целиком и полностью, растворяясь один в другом.
Повернувшись, она взглянула на Малфоя, глаза которого странно мерцали в полумраке спальни, и нежно поцеловала его в губы. Он улыбнулся в ответ, отчего лицо его стало таким спокойным и нежным, что узнать сейчас в этом человеке того, кто несколько лет назад, не задумываясь, бросил бы в нее «Круциатус», казалось невозможным. Люциус медленно провел ладонью по ее бедру, сначала остановившись на талии, но потом скользнул выше, дотронулся до груди и расслабленно, даже чуточку лениво спросил:
– Ты случайно не проголодалась?
Гермиона невольно хихикнула. Их совместное проживание в мэноре, так или иначе, сводилось или к сексу, или к приемам пищи. Но она не жаловалась. Да и на что было жаловаться, когда каждая минута, проведенная с этим мужчиной, таила в себе сладкое очарование. Очарование, которое манило с каждым днем все сильнее и сильнее. Не успев додумать эту мысль до конца, Гермиона ощутила, как пустой желудок болезненно заныл.
– Знаешь, кажется, проголодалась. Причем, очень.
Поднявшись, Малфой сел и уже опустил ноги с кровати, когда вдруг обернулся.
– Черт… – пробормотал он. – Уже так поздно. И я разрешил Тибби отдыхать.
– Боже мой, мистер Малфой! Какой кошмар! – с притворным ужасом ахнула Гермиона. – Неужели на этот раз высокородному лорду придется позаботиться о тарелке с едой самому? – сдержать смешок ей все же не удалось.
Приподняв бровь с неодобрительным, хотя и забавным сарказмом, Люциус вдруг потянулся и начал нещадно щекотать ее. Корчась от хохота, Гермиона извивалась, пытаясь ускользнуть от его гибких пальцев, но получалось это неважно, и смех ее продолжал раздаваться в тишине спальни вместе с приказами, просьбами, а потом уже и мольбами прекратить это форменное безобразие.
И лишь вдоволь наслушавшись звуков, что казались ему звоном крошечных колокольчиков, Люциус закончил сеанс щекотки, принявшись ласково целовать те места, на которые нападал только что. Все еще продолжая посмеиваться и тяжело дыша, Гермиона неспешно и ласково гладила его по волосам.
Наконец Малфой приподнялся на локтях и, мрачно насупившись, взглянул на нее.
– Думаю, я смогу найти на кухне что-нибудь съедобное для нас… Постараюсь найти.
Гермиону обуяло любопытство.
«Неужели он действительно не имеет об этом ни малейшего понятия?»
Заинтригованная, она спрыгнула с кровати и потянулась за своим халатом.
– Пойдем! Составлю тебе компанию. В конце концов, я еще не познакомилась с кухней Малфой-мэнора.
– Хм… Не могу сказать, что сам с ней хорошо знаком… – полушутя пробормотал себе под нос Люциус.
Показательно задохнувшись от преувеличенного картинного шока, Гермиона уперлась кулачками в бедра.
– Что ж, лорд Малфой… Тогда тем более поторопимся. И исправим эту ситуацию, как можно скорее.
Она жадно наблюдала, как Люциус одним сильным, но изящным движением хищного зверя поднялся с кровати. Длинные ноги, спина, будто изваянная из мрамора, и его ягодицы – всё это заставляло задохнуться от почти животного восхищения. Люциус Малфой казался не просто желанен, он был восхитителен.
«Боже… Что со мной? Что он со мной делает? Он же… на самом деле – прекрасен! И он мой… Мой!» – Гермиона почувствовала, как на щеках полыхнул предательский румянец.
Люциус же тем временем набросил на себя халат и направился к двери, лишь оттуда обернувшись к ней и сделав приглашающий жест – кивнул головой в сторону открывшегося проема.
Они уже неспешно спустились вниз и вошли в кухню, когда Гермиона поняла, что рот ее глупо и почти по-детски приоткрывается от изумления. Сказать, что кухня, в которую она попала, была великолепна, означало бы не сказать ничего. Огромное старинное помещение, заставленное массивной темной мебелью, почему-то не выглядело мрачным, а наоборот, пробуждало мысли о том, сколько же угощений к праздникам и семейным торжествам было приготовлено здесь на протяжении веков, что владела мэнором семья Малфой. Сколько счастливых и радостных событий праздновалось в этом старом и величественном, но удивительно уютном доме многие столетия.
Посередине, в центре, стоял большой деревянный стол, казавшийся маленьким, почти миниатюрным, на огромных просторах комнаты. На крюках, вбитых в стены, висело множество медных кастрюль и сковородок самых разных размеров, а на мраморных столешницах, огибающих пространство почти по всему периметру, стояли банки и горшочки со специями, травами и сушеными овощами. Глубокие деревянные ящики и шкафы с латунными ручками, расположенные под столешницами и висящие на стенах, делали кухню мэнора солидной и одновременно очень уютной, а громадный камин с длиннющим вертелом просто поражал воображение.
Чуть оправившись от изумления, Гермиона уперла руки в бока еще раз и взглянула на Малфоя, который выглядел в эту минуту каким-то удивленным и даже растерянным.
– Надеюсь, ты понимаешь, что в этом камине только хорошо откормленных телят жарить? – обратилась она к Люциусу и, заметив его неловкость и смущение, не удержалась и прыснула от смеха. – Ладно, не горюй! Я шучу. Смотри, здесь и обычная плита тоже есть.
Ошарашенный Люциус молча вертел головой, разглядывая незнакомую ему часть собственных владений, и выражение его лица казалось таким непривычным, что ей вдруг захотелось броситься ему на шею и поцелуями привести в себя. Однако голод и чувство юмора взяли над этим желанием верх, и Гермиона громко рассмеялась.
– Эй… Все в порядке! У тебя, как я погляжу, кухня укомплектована на славу. А раз так, значит, есть и нечто, напоминающее холодильник, так что голодными не останемся. Слышишь?
С этими словами она начала поочередно открывать дверцы, пока не наткнулась на большой (под стать самой кухне) шкаф, исполняющий функции холодильника. Вытащив оттуда яйца, помидоры и грибы, Гермиона уверенно направилась к плите и потянулась за висящей поблизости сковородой.
– Я приготовлю омлет. Надеюсь, этого будет достаточно, милорд? – несколько нахально спросила она и ойкнула, подпрыгнув от неожиданности, когда тихонько подошедший Люциус, весьма ощутимо шлепнул ее по попке.
– Не стоит дерзить мне, мисс, – чувственно протянул он, наклонившись к ее уху, и сразу же отошел, позволив Гермионе заняться приготовлением еды. Ничего не ответив, она лишь улыбнулась, ощущая, как место шлепка еще немножко покалывает.
Малфой же тем временем достал бутылку и пару бокалов, налил обоим красного вина, и один из бокалов поставил перед Гермионой. Потом уселся в деревянное кресло у стола, принявшись пристально наблюдать за каждым ее движением.
– Так-так… Значит, где здесь находится выпивка тебе все-таки известно? – не удержавшись, подколола его Гермиона.
– Дорогая, сарказм – это не что иное, как самая низшая форма остроумия. Постарайся прибегать к ней, как можно реже, – голос его сейчас звучал язвительно, можно сказать, в лучших традициях фирменного «малфоевского» стиля.
Коротко глянув на него, Гермиона увидела, как он ухмыляется.
– Ну… знаешь ли, дорогой… для обучения сарказму у меня оказался бесконечно талантливый персональный педагог…
Наслаждаясь их необидными взаимными насмешками, она ощущала в эти минуты какое-то беспричинное, ничем не замутненное счастье. Именно здесь, посреди огромной и чуть мрачной кухни старинного волшебного поместья. Казалось, мэнор и сам нуждался в непосредственном и живом общении своих обитателей, будто пробуждаясь, благодаря этому, от тяжкого сна. Хлопоча у плиты, Гермиона вдруг подумала, каким уютным и милым кажется ей сейчас это просторное помещение.
– Кстати, а ты пока мог бы накрыть на стол, – предложила она Люциусу и замерла в ожидании реакции, хотя повернуться к нему не спешила. Правда и реакции никакой поначалу не последовало.
Не выдержав, она наконец обернулась и посмотрела на него через плечо. Лицо Малфоя казалось привычно бесстрастным. Но потом, вынужденный отреагировать не только на ее фразу, но и на пристальный взгляд, Люциус вкрадчиво произнес:
– Мне казалось, тебе должно быть известно главное волшебное слово, подходящее к ситуации.
Улыбнувшись, Гермиона не сдержалась и снова поддразнила его:
– О-о-о… если бы вы только знали, как много волшебных слов мне известно, милорд…
– Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, – почти промурлыкал ей в ответ Малфой.
Отложив в сторону венчик, которым только что взбивала яйца, Гермиона медленно двинулась в его сторону, не отводя взгляда от глаз Люциуса. Добравшись, она наклонилась и положила ладошки на его колени. Потом соблазнительно облизала губы, заметив, как он тут же уставился на них, и чувственно протянула:
– Пожааа-луйстааа… – и сразу же поднялась, чтобы вернуться назад к плите и снова заняться омлетом.
Ей ужасно хотелось посмотреть, какой же эффект произвела на него эта маленькая хулиганская выходка. И потому ребячески обрадовалась, когда спустя несколько мгновений услышала, как он громко выдохнул и тихонько ругнулся сквозь зубы. Гермионе оставалось лишь довольно растянуть рот в улыбке, упиваясь своей женской властью над этим гордым и самоуверенным мужчиной.
«Шалость определенно удалась!»
Она услышала за спиной звуки открываемых ящиков и поняла, что Малфой внял ее просьбе и ищет столовые приборы. Времени, надо сказать, на это ушло немало, но в конце концов она услышала, как на столе что-то звякнуло. Довольная Гермиона потянулась за двумя тарелками, которые сама нашла, кстати, гораздо быстрее, чем Люциус отыскал в собственной кухне вилки и ножи.
Разложив большой омлет, она поставила тарелки на стол, с некоторым опасением ожидая его реакции. Но так и не дождалась. Люциус лишь взглянул на аппетитное блюдо и удовлетворенно кивнул, принимаясь за еду.
«Что ж, и этого достаточно. Пока достаточно».
Какое-то время они молча и жадно насыщались, не ощущая при этом ни малейшей неловкости. Как будто ели вот так, вместе, рядышком сидя на кухне, уже который десяток лет. И молчание, царившее сейчас между ними, лишний раз подтверждало то, что давно уже стало понятно обоим: их души, словно настроенные друг на друга, могут общаться и без ненужных слов. Находя в этой безмолвной близости странную, но очаровывающую обоих, прелесть.
С явным удовольствием расправившись с омлетом, Малфой закончил есть раньше, и Гермиона старательно гасила в себе неуемное любопытство, побуждающее ее спросить, понравилось ли ему приготовленное. Она все еще колебалась, когда Люциус положил нож и вилку на пустую тарелку и, вознаграждая свою любопытную женщину, улыбнулся:
– Спасибо. Все было очень вкусно.
И только тогда, поймав дружелюбный прищур серых глаз и облегченно выдохнув, позволила себе улыбнуться в ответ. А потом быстро доела и поднялась из-за стола, попутно отмечая, как на лице Малфоя проступает недоумение.
– Что? Посуда и уборка кухни – за тобой… – на этом Гермиона развернулась и покинула помещение, оставляя сиятельного аристократа наедине с грязными тарелками, мисками и сковородой.
Она же неспешно прошла в небольшую гостиную, куда Люциус принес ее в самый первый вечер пребывания в Малфой-мэноре. Вспомнив тот день, Гермиона с изумлением отметила, что с тех пор прошла лишь неделя, даже меньше.
«Но как же много всего случилось между нами за это время… Мэнор больше не внушает мне ужаса. И совершенно не пугает, даже несмотря на то, что много лет был для меня одним из ночных кошмаров. Хотя… может быть это связано с тем, что дверь в большую гостиную, по-прежнему крепко запечатана…»
Тревожно оглянувшись, она подумала, как скоро к ней присоединится Малфой и не обиделся ли он на то, что столь показательно оставила его на растерзание грязной посуде. Но волнение не успело даже отчетливо оформиться, когда Гермиона услышала его шаги. Войдя через пару секунд в гостиную, Люциус (уже с бокалом огневиски в руках) подошел к дивану, присел рядом и с шутливым сокрушением выдохнул:
– Мда… Это стало для меня новым опытом…
– Как гласит магловская поговорка: все когда-нибудь случается впервые, – улыбнувшись, отозвалась Гермиона.
– Хм… – пробормотал под нос Малфой. – Они же еще, кажется, говорят, что в этой жизни нужно попробовать всё хотя бы раз. Не скажу, что согласился бы с этим…
И она с удовольствием отметила про себя тот факт, что на губах Люциуса играет безобидная ухмылка.
«Не обиделся…»
Устроившись на диване удобнее, он уже было поднес стакан к губам, но спохватившись, предложил его Гермионе. Сделав небольшой глоток, та поморщилась от обжигающей горло жидкости и вернула бокал хозяину.
– Нет… Спасибо, но не мой напиток.
Она прилегла на его плечо и, слушая спокойное ровное дыхание Люциуса, какое-то время безмолвно наблюдала за пляшущими в камине язычками пламени, но потом спросила:
– Как прошел ваш ланч с Драко?
– Хорошо, – раздался достаточно короткий ответ.
Гермионе показалось, что обсуждать эту тему у Малфоя никакого желания не имеется, но остановиться и замолчать ей снова не позволило неуемное любопытство, правда теперь уже в сочетании с природным упрямством, и потому она продолжила.
– Где вы обедали?
– В «Сверкающей палочке». Там сегодня было тихо. И нам подали восхитительные гребешки.
И снова Гермиона не удержалась.
– И как дела у Драко?
Сначала Люциус промолчал, и она даже ощутила, как его дыхание немного сбилось, но потом все же ответил:
– По-моему, очень неплохо.
Его лаконичные ответы не утоляли любопытство ни на йоту, но, даже понимая явное нежелание Люциуса говорить с ней о своем сыне, угомониться она не могла.
– А как продвигается его работа в Гринготтсе?
– Он считает, что успешно. Его уважают гоблины, кажется, он сумел доказать им свой профессионализм.
– Драко ждал твоего одобрения. Я уверена в этом. Надеюсь, ты дал понять, что доволен им.
В воздухе повисла долгая пауза. И только потом:
– Да. Надеюсь, у меня это получилось.
– У него сейчас кто-нибудь есть?
– Если ты о девушках, то думаю – да. Хотя точно ничего не знаю: ни имени, ни внешности. Ничего. Да и, если есть, сомневаюсь, что это продлится долго. Драко ни с кем не встречается подолгу…
– Почему, как думаешь?
Люциус сдержанно вздохнул.
– Он… Он очень похож на меня. Не сказать, чтобы капризен, нет. Но… Избирателен. И достаточно требователен. Драко скорее предпочтет быть один, чем делить жизнь с чужой и неинтересной ему женщиной. А ту, которая не надоела бы ему через пару месяцев, по-видимому, еще не встретил.
– Это ужасно. Я очень надеюсь, что он ее наконец встретит. И найдет свое счастье.
– Хм… С чего это ты решила начать покровительствовать моему сыну? – протянул Малфой, и в голосе его зазвучала легкая прохладца.
Гермиона поняла, что чем-то задела его.
– Прости, я не хотела обидеть тебя или Драко… Правда, не хотела. Просто… Я чувствую себя немножко виноватой, теперь, когда… – не зная, как будет правильней сформулировать мысль, она остановилась.
Повернув голову, Люциус посмотрел на нее сверху вниз.
– Когда – что?
Пару секунд Гермиона колебалась, но потом закончила:
– Теперь, когда я практически узурпировала тебя. Твое внимание. Твое время.
Малфой ничего не ответил, но она почувствовала, как рука его невольно сжалась у нее на плече.
Еще какое-то время, они снова сидели в тишине, пока Люциус вдруг ясно и четко не произнес:
– Сегодня пришли бумаги, подтверждающие мой развод.
Осознав смысл фразы, Гермиона ощутила какое-то непонятное и неприятное напряжение. Бурные страсти их собственных отношений заставили ее совершенно забыть о том, что Люциус и его жена находятся в данный момент в состоянии официального бракоразводного процесса. Она даже ни разу не спросила его ни о чем, что касалось бы Нарциссы. Да и сейчас не могла понять, как ей реагировать на это сообщение.
– Ох… Мне… жаль, что так все… – она умолкла, не в состоянии продолжить.
Их отношения в последние несколько дней, их сумасшедшая страсть, и жар, и жажда – все это обернулось вдруг банальным женским страхом, что общаясь с ней, он… пытался забыть… другую.
«Что если он и в постели со мной думал… о ней?» – Гермионе показалось, будто в горле застрял противный липкий комок, сотканный из подозрений и ужаса. Комок, который она никак не могла проглотить, пока не услышала, как Люциус заговорил.
– Знаешь, а я ведь совсем и забыл, что их должны прислать сегодня… Даже Драко ничего не рассказал. Целый день только и думал о том, чтобы скорее вернуться домой и дождаться тебя. Помнишь нашу вторую встречу у тебя в кабинете? Тогда мне пришлось уйти, чтобы не опоздать к адвокату, это было очень важно. Но я… так не хотел уходить… Почти ненавидел себя за то, что назначил обе встречи в один день. Ужасное ощущение.
О, она прекрасно помнила тот день. Помнила собственное отчаяние и собственные страхи. А еще – неясную тоску, заставляющую желать видеть этого мужчину постоянно. Каждый день. Рядом.
«Господи, – с облегчением выдохнула Гермиона. – Как же приятно узнать, что он тоже… думал в те дни обо мне, а не о ком-то другом… Спасибо. Спасибо!»
Однако радостное ликование тут же погасло, когда подумала, каково сейчас приходится Люциусу.
«Как ни крути, но с этой женщиной он прожил больше двадцати лет. Она – мать его сына. Она та, с которой он пережил много всего (и хорошего, и плохого, и даже смертельно опасного). И вот теперь – всё. Кончено. Сегодня».
Она осторожно заглянула в его лицо, оказавшееся привычно нечитаемым.
– Люциус, ты как… в порядке?
Малфой ответил не сразу. Но все же ответил:
– Да.
Вот так – коротко и ясно. И в голосе его прозвучала не только убежденность, но и искреннее удивление. Будто, прислушавшись к собственным мыслям и ощущениям, он сам только что понял, что с ним действительно все в порядке. Понял, удивился и поверил в это. А потом повернулся и встретился взглядом с Гермионой.
– Я, правда, в порядке. Особенно теперь, когда у меня есть ты.
Люциус медленно, дразнящее медленно, наклонился к ее губам, и поцелуй их был сейчас так нежен, что на глаза Гермионы навернулись непрошенные слезы. Но не горькие, нет. Сладкие.
Уже скоро он неохотно отстранился, взял ее за руку и повел наверх. В спальню.
========== Глава 27. Разрыв ==========
Ночь они снова провели, переплетаясь в объятиях, и даже сквозь сон невольно прижимались друг к другу, не желая отрываться ни на секунду. Обоим это казалось таким естественным, что приближение утра и он, и она ожидали почти со страхом, понимая, что снова придется расстаться. И одна лишь мысль о предстоящей разлуке причиняла странную (тупую и ноющую, но от этого не менее мучительную) боль.
Именно ее первым же делом ощутила Гермиона, когда проснулась. Неотвратимое объяснение с Роном пугало до дрожи, хотя она и понимала, что обязана объясниться с ним по-человечески. Обязана сделать это в память о дружбе, о былой любви, о проведенных вместе годах. Понимать – понимала, но избавиться от ощущения ужасной, душащей агонии не получалось.
«Нет! Нужно успокоиться и взять себя в руки. Врать Рону и продолжать существовать рядом с ним в этой гнусной лжи я все равно больше не могу… Да и Рональд не дурак! Он понял, что у меня кто-то появился, просто не может понять, кто это…»
Гермиона взглянула на часы: времени оказалось больше, чем она думала, а на самое начало рабочего дня у нее было запланировано совещание. Попытавшись шевельнуться, она ощутила, как тяжелая и теплая рука Люциуса, лежащая на ее животе, тут же инстинктивно напряглась, с силой прижимая к кровати.
«Черт… Да я тоже! Тоже не хочу никуда уходить, но нужно. Причем срочно!»
Попытка приподнять его руку и убрать с себя успехом также не увенчалась: Люциус лишь укоризненно простонал что-то сквозь сон и, подтянув ее к себе, прижал еще крепче. Откинувшись на подушку, Гермиона невольно улыбнулась этому собственническому жесту и тихонько зашептала:
– Люциус… Люциус, проснись. Слышишь? Мне пора подниматься. На утро назначена встреча, я не могу опоздать сегодня. А времени уже много…
Глубоко вздохнув, Малфой медленно приоткрыл глаза.
– Дорогая, мне начинает казаться, что ты слишком много времени уделяешь этой чертовой работе, – лениво протянул он.
Гермиона язвительно усмехнулась.
– Если учесть, что ты – это тоже как бы часть моей работы, то не тебе жаловаться на мою занятость.
– Хм… Но не тогда, когда хочу оставить тебя у себя под боком и трахать целый день, пока не взмолишься о пощаде.
Его слова, а особенно низкий и чувственный тон, которыми они были произнесены, заставили Гермиону покраснеть и отвести глаза.
Малфой приподнялся на локте.
– Что такое, мисс Грейнджер? Какое милое смущение окрасило румянцем ваши прелестные щечки… Ну-ну, разве стоит стесняться того, кто так жаждет обладать вами? Денно и нощно.
Люциус склонился над ней, начав неспешно прокладывать дорожку из поцелуев и постепенно приближаясь к груди. Прикосновения его губ обжигали и уже скоро, когда Малфой вобрал в рот один из сосков, дотронувшись до второго пальцами, Гермиона выгнулась на кровати и протяжно застонала в тишину комнаты.
«Господи… Как же я люблю, когда он делает это… И он знает. Знает!»
Какое-то время она молча наслаждалась ласками, ощущая, как влагалище становится влажным и ноющим от нестерпимого желания, когда Малфой вдруг с силой сжал на соске пальцы, прикусив зубами второй. Заставив ее вскрикнуть и дернуться на кровати, забившись в чувственной агонии.
Положив ладошку на затылок Люциуса, Гермиона тихонько, но настойчиво толкнула его ниже. Туда, где отчаянно нуждалась сейчас в его прикосновениях. Понимая, что время их поджимает, он не медлил и быстро скользнул вниз, сразу же находя языком клитор. Еще секунда, и Малфой уже толкнулся пальцами во влагалище, а потом, чуть осторожней, и в анус. Гермиона на секунду замерла от проникновения, все еще ощущая дискомфорт и легкую боль, но все это прошло, как только его пальцы начали медленно, хотя и уверенно двигаться, вторя движениям ласкающего языка.
Ощущая, как внутренности плавятся, будто в огненной лаве, а сама она проваливается в какое-то сладкое бредовое состояние, Гермиона со стоном прошептала:
– Пожалуйста… Прошу, пожалуйста… хочу ощутить внутри тебя, Люциус… тебя самого…
Не в силах ждать дольше и рывком поднявшись на кровати, она схватила его плечи, лишь на несколько секунд остановившись, чтобы торопливо коснуться поцелуями его обнаженного торса, а потом резко опрокинула Малфоя на спину. И тут же опустила голодный взгляд на возбужденный член, казавшийся ей восхитительным.
«Как же он… великолепен…» – мелькнуло в голове, пока она почти задыхаясь от вожделения, любовалась лежащим на кровати мужчиной.
Но терпение в конце концов лопнуло. Приподнявшись на колени и перекинув через Люциуса ногу, Гермиона застыла прямо над головкой напряженного члена, заставив теперь уже Малфоя глухо застонать от нескрываемого вожделения. Рассудок Люциуса туманился от зрелища склонившейся над ним в утреннем полумраке спальни обожаемой ведьмы, чьи полушария груди, оказавшись перед его глазами, сводили с ума, а торчащие соски так и просились к нему в рот. И в этот миг его томительное ожидание подошло к концу: Гермиона так медленно, дразняще и мучительно медленно, начала опускаться, что Люциус не выдержал и, с силой вцепившись в бледную кожу ее бедер, глухо прорычал что-то и насадил на себя полностью.
Закусив губу и откинув назад голову, на какое-то время Гермиона замерла, будто заново привыкая к ощущению этой твердой и упругой плоти внутри себя. Ей почти всегда требовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к крупному члену Малфоя. И это искренне восхищало обоих. Но уже скоро бездействие начало казаться мучительным, и она принялась размеренно и неторопливо двигаться, чувствуя, как дрожит Люциус от ее неспешных движений. Еще совсем чуть-чуть и он не выдержал:
– Черт… быстрее же, ведьма! Прошу тебя… Хватит сводить меня с ума. Ну же, девочка…
Внутренности скрутило от этих слов тугой пружиной, заставившей Гермиону двигаться быстрее и быстрее в жарком стремлении выполнить его просьбу и достичь собственной разрядки. Люциус услышал, как дыхание ее стало быстрым и сбивчивым; увидел, как мерно покачиваются ее небольшие аппетитные грудки; почувствовал, как судорожно начинают сжиматься мышцы влагалища, предвкушая оргазм. А уже скоро Гермиона (ощутив, как постепенно набирающая силу волна наслаждения подхватила ее и, закружив в чувственном водовороте, накрыла с головой) громко прокричала в тишину комнаты:
