Текст книги "Познавая прекрасное (ЛП)"
Автор книги: Laurielove
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
«Мда… Я и забыла, как сильно люблю танцевать…»
Она продолжала готовить (что-то резала, мыла, обжаривала), параллельно подпевая и подтанцовывая почти всем песням, раздающимся одна за другой из приемничка, и тело ее чувственно двигалось под звуки музыки. Забыв обо всем, Гермиона окунулась в свой собственный мир.
И не заметила, как в дверном проеме неслышно появился Люциус. Появился и замер, заворожено глядя на нее.
По радио зазвучала новая композиция. И это был знаменитый сингл «Моя милая детка» американской рок-группы «Ганз эн Роузез», услышав вступительные аккорды которого, Гермиона открыла рот и невольно расхохоталась. Она не могла сказать, что безумно любила эту песню, но… услышать ее сейчас… и здесь… Это было великолепно!
«Да уж! Ничего не скажешь…»
Как только зазвучало тяжелое вступление электрогитары, Гермиона не удержалась и, откинув голову назад, тряхнула гривой волос, подражая выступающим рокерам и изображая всем телом игру на гитаре, но потом поднялась и снова занялась приготовлением ужина.
Сказать, что мужчина, стоящий в дверях, был ошеломлен увиденным – означало бы не сказать ничего.
«Да черт с ней, с магловской рок-музыкой! Какое она имеет значение, когда эта женщина, погрузившаяся в ее звучание целиком и полностью, стоит сейчас передо мной, покачиваясь в танце и подпевая так изысканно чувственно, что я не могу оторвать от нее глаз?»
Страстно желая подойти к Гермионе, он заставил себя остаться на месте и прислушался к словам песни. Прислушался… и затаил дыхание, ощущая, как где-то глубоко (наверное, там, где должна была находиться душа) что-то щемит от неясной и необъяснимой боли. А голос певца все продолжал и продолжал звучать, и не слушать его было невозможно.
«Мне всегда кажется, что ее улыбка,
Напоминает мне о детстве.
Когда все вокруг было свежим и ясным,
Когда небо было ярко-голубым…
И, когда я смотрю в ее лицо
Оно словно уводит меня в какое-то волшебное место,
И если б я смотрел слишком долго
То, наверное, даже смог бы расплакаться.
О, моя милая детка…
О, сладкая моя любовь».
От этих слов Люциус вздрогнул. Они, в сочетании с видением Гермионы, отдающейся музыке всей душой, почти погрузили его в некий транс. Усилием воли Малфой взял себя в руки, зажмурился и тряхнул головой, избавляясь от наваждения, вызванного внезапным натиском эмоций. Но музыка продолжала звучать, а певец продолжал петь, и слова его снова и снова непрошено проникали в душу…
«Ее волосы напоминают мне теплый шатер
Что хранил меня в детстве.
Шатер, где я прятался
И молил, чтобы грозы и бури
Миновали меня.
О, моя милая детка
О, сладкая моя любовь».
Люциус открыл глаза, чтобы увидеть, как Гермиона по-прежнему готовит ужин, плавно двигаясь при этом под музыку и даже не подозревая о его присутствии. Вот она пробежалась руками вверх и вниз по телу, а голова упала назад. Веки ее были прикрыты, губы чувственно шевелились, повторяя текст песни. Выдержать подобное он уже не смог: быстро приблизился к ней и притянул к себе. Гермиона вскрикнула от неожиданности, но жадный рот Малфоя тут же заставил ее замолчать. Она отстранилась, задыхаясь, словно рыба, вытащенная из воды. Сердце бешено колотилось от такого внезапного вторжения в ее собственный мир. Но его губы и руки уже скоро успокоили и не только успокоили, а разожгли внутри огонь, подпитываемый еще и музыкой.
Обняв Люциуса за шею, она подпрыгнула и обхватила его ногами. Он прижал ее к себе и стремительно шагнул к кухонному столу, тут же усадив на столешницу. А потом, не теряя времени, стащил с нее брюки и трусики одним быстрым движением и сразу же прильнул ртом к возбужденному клитору, кружа по нему и одновременно лаская пальцами влажное огненное влагалище. Гермиона резко втянула сквозь зубы воздух и выгнулась на столе, толкаясь навстречу его рту еще больше. Электрогитара все продолжала и продолжала визжать, удивительно попадая в унисон их эмоциям.
Гермиона чувствовала себя окончательно потерявшейся в ощущениях. Телу, уже и так возбужденному недавним минетом, музыкой и словами песни, а теперь еще и тем, что делал с ним Люциус, оказалось достаточно нескольких ловких и быстрых движений, чтобы его хозяйка забилась в конвульсиях, выгибаясь на темной древесине стола. И крича так громко, что с этим криком мог соперничать лишь мощный вокал Эксла Роуз.
Дождавшись, когда Гермиона замолчит, Люциус резко поднял ее и, развернув к себе спиной, толкнул обратно на стол. Она почти упала на него грудью, видя, как волосы веером разлетаются вокруг. И через пару мгновений ахнула и закусила губу, почувствовав, что Люциус уже глубоко внутри, услышав глухой рык, который сопровождал быстрое и мощное проникновение. На этот раз он двигался стремительно и сильно, каждый раз входя в нее так глубоко, как только мог. С каждым его толчком Гермиона ощущала, как клитор сквозь складки кожи тихонько трется о закругленное ребро столешницы, подводя ее ко второму оргазму все ближе. Проигрыш электрогитары продолжался и продолжался, и они, растворяясь в звуках этой пронзительной мелодии, словно растворялись друг в друге. Наконец Гермиона начала содрогаться от снова накатывающих на нее волн, и, почувствовав это, Малфой впился пальцами в ее бедра и начал двигаться еще быстрее. А уже скоро оба закричали от острого почти болезненного наслаждения, и последний аккорд песни умолк вместе с ними.
Тяжело рухнув сверху, Люциус уткнулся ей в шею и тут же ощутил, как маленькая ладошка гладит его затылок. Теперь, когда накал страстей стих, оба оказались удивлены тем шквалом эмоций, что обрушился на них так внезапно и так сильно.
– Я и не знала, что ты любишь «Ганз эн Роузез».
– Да я и не люблю… и вряд ли полюблю когда-нибудь. Но если их музыка приводит тебя в такое состояние… в каком застал, войдя в кухню, то так и быть: я готов слушать их каждый день… Тем более что текст песни был…
– Каким? – еще не до конца пришедшая в себя Гермиона не поняла, что он имел в виду, и насторожилась.
– Довольно… эмоциональным…
Она задумчиво улыбнулась, но, до сих пор плавающая в дымке удовольствия, заняться анализом его слов не смогла.
Через некоторое время Люциус неохотно отстранился, и Гермиона, приведя себя в порядок, вернулась к приготовлению ужина. Она выключила радио, а Малфой, налив себе бокал вина, уселся за стол. И пока еда не оказалась готова, они увлеченно болтали о случившемся за день, делясь друг с другом подробностями.
Уже скоро ризотто с курицей дошло до ума, и Гермиона начала накрывать на стол. Занятая делом, она не видела, как Люциус с еле заметной улыбкой тихонько наблюдает за каждым ее движением и каждым шагом. А когда наконец поставила перед ним тарелку и присела рядом, тут же мягко поблагодарил:
– Спасибо.
– Не верю своим ушам, – не сдержала усмешку Гермиона. – Третье «спасибо» за час. Я чувствую себя счастливым кроликом.
Малфой иронично приподнял бровь.
– Хм… Аналогия с кроликом как-то связана с частотой наших плотских взаимодействий?
Гермиона громко рассмеялась.
– Плотских взаимодействий? Теперь это так называется? О, мистер Малфой, вы и впрямь, как никто другой умеете обращаться со словами…
Люциус улыбнулся ей, глядя через стол.
– А ты, судя по всему, прекрасно умеешь обращаться с продуктами. Получилось очень вкусно.
Вспыхнув от комплимента, Гермиона потупила глаза.
– Спасибо. Я рада, что тебе нравится. Честно сказать, хотелось бы как-нибудь взглянуть и на тебя в этой роли…
На этот раз бровь Малфоя оказалась поднята еще выше и поднята весьма насмешливо. Мысленно улыбнувшись, Гермиона подумала, что скорей всего этот человек ни разу в жизни не утруждал себя такой банальностью, как приготовление еды.
«Да… Но может, мне удастся когда-нибудь изменить в нем и это? Хотя бы чуточку…»
Покончив с ужином, они вместе разобрались с грязной посудой, сделав это с помощью магии, и вернулись в гостиную, где Люциус снова налил ей бокал «Чарующего света», а себе немного виски. И еще долго сидели там: обнявшись, о чем-то тихо разговаривая и любуясь сполохами пламени в камине. Им было хорошо и уютно.
Гермионе вдруг подумалось, что никогда в жизни она не чувствовала себя более счастливой. Тогда она еще не знала, что Люциус в этот момент думает то же самое…
========== Глава 45. Выходные ==========
Следующим утром Гермиона проснулась от ставшего уже привычным запаха мужчины, спящего рядом, и снова почему-то вспомнила ту их встречу во «Флориш и Блоттс», когда чуть не потеряла сознание от этого аромата. Не открывая глаз, она чувствовала под щекой мягкую кожу Люциуса, слышала его сердцебиение – сильное и равномерное, которое отдавалось у нее в виске, и потому, расслабленно вздохнув, позволила себе роскошь в сладкой полудреме еще немного полежать на груди любимого человека. Она снова глубоко вдохнула. Мускус и пряности. Вот уже в который раз ее посетила мысль о том, кем же был тот парфюмерный гений, что создал это уникальное великолепие, раз за разом заставляющее терять голову. Ведь на самом деле она всегда обращала внимание на завораживающее благоухание, сопровождающее Малфоя. И не только в книжном магазине, а еще раньше. Она помнила, как ощущала этот запах каждую их встречу: на чемпионате по квиддичу, в Отделе Тайн, в Малфой-мэноре, когда билась в агонии под пытками Беллатрикс. Наконец, во «Флориш и Блоттс», когда в первый же миг поняла, что именно он возвышается сейчас над ней. И каждый раз аромат Люциуса вызывал самые разные эмоции, но никогда, ни разу не смог оставить ее равнодушной.
«Как могло случиться, что теперь мое мнение о нем так сильно отличается от того, прошлого? Может, потому, что узнала его по-настоящему? Узнала его страхи, его сомнения, смогла почувствовать его боль… Поняла его сожаления о нелепо растраченной жизни в погоне за… Чем? Славой? Властью? Почестями? Я узнала о нем так много и… поверила ему. Смогла принять таким, каков он есть – со всеми его достоинствами и недостатками».
Боясь шевельнуться, Гермиона продолжала лежать, тихонько дыша Люциусу в грудь.
Теперь она думала о себе и о тех изменениях, что случились с ней самой. Ведь раньше она и представить не могла, что сможет испытывать такие чувства – страсть, нежность, готовность брать и отдавать той же мерою. Отношения с Люциусом наполняли такой огромной жизненной силой, которую раньше она даже не подозревала в себе. И ни разу ее не коснулось даже малейшее сомнение в том, что он относится к ней иначе. Их молчаливое понимание друг друга, их взаимное проникновение в души и тела бесконечно трогало и волновало Гермиону. Никогда еще она не думала, что два человека могут быть так тесно связаны между собой, как оказались связаны они с Люциусом. Иногда ей даже казалось, что сердце готово разорваться, не выдержав той переполняющей нежности, того уважения и восхищения, той невероятной сумасшедшей любви, что испытывала к нему.
Гермиона точно знала, что никогда не сможет оставить его. И надеялась, что Люциус чувствует то же самое. Пусть он до сих пор не признался ей в любви. Пусть! Но все его поступки говорили об этом лучше, чем любые слова.
«Я подожду… Потому что верю – когда-нибудь он обязательно скажет мне это. И готова ждать, ведь само понятие «любовь» не раз становилось для него синонимом боли и разочарований… Я не хочу торопить или подталкивать его. Придет время, и Люциус сам решит, хочет ли он сказать мне о своей любви».
Повернув голову, Гермиона нежно поцеловала его в грудь. На что Малфой глубоко вдохнул и пошевелился. По легкой боли она догадывалась о том, что ночью они занимались любовью, но никаких реальных воспоминаний об этом отыскать в памяти не могла.
Просыпаясь, он снова аппетитно потянулся, и Гермиона с удовольствием провела ладонью по напряженным мышцам, в который раз откровенно восхищаясь красотой этого почти совершенного мужского тела.
«Разве заслуживаю я чего-то такого, по-настоящему прекрасного, что дарит мне Люциус?»
Тем временем рука Малфоя скользнула ниже и, ласково проведя по спине Гермионы, крепко прижала ее к себе. Так крепко, что та ощутила, как глаза защипало от невольно навернувшихся слез счастья, и услышала, как Люциус негромко пробормотал где-то наверху, над ней:
– Доброе утро.
– Привет, – выдохнула она в ответ, пытаясь скрыть тот шквал эмоций, что охватил ее в эти мгновения.
– Суббота… – неторопливо протянул Люциус. – И я не в Азкабане.
На пару секунд она зажмурилась, вспомнив мучительную агонию прошлого уикенда.
– Боже мой… Неужели прошла всего лишь неделя? А кажется, будто целая вечность. Как же много всего случилось за это время. Знаешь, иногда у меня даже мелькает мысль, что мы вместе уже много-много лет…
– Согласен, – лениво отозвался он. – Чем ты хотела бы заняться сегодня?
– Ничем. Хочу просто жить.
И почувствовала, как Малфой улыбнулся.
– Отличная идея.
Теперь наступила ее очередь потягиваться. Подняв руки кверху, она скользнула взглядом по спальне.
– Такая красивая комната… Не представляю, что может быть что-то более изящное и уютное, чем она.
Некоторое время Люциус молчал, но потом отозвался:
– Это не самая большая спальня в доме. Когда я велел привести тебя сюда, еще в первый вечер, я подумал, что здесь тебе понравится. И будет хорошо и спокойно. Честно сказать, тогда я даже не подозревал, что пройдет время, и я буду называть ее «наша спальня»…
Довольно улыбнувшись его спокойному расслабленному тону, Гермиона снова улеглась рядом.
«Как же мне нравится, когда он такой… домашний».
Однако при всем ощущении неимоверной близости к этому человеку, он по-прежнему оставался для нее загадкой. И Гермиона собралась с духом, чтобы задать вопрос:
– А хозяйская спальня мэнора, наверное, очень большая, да?
Снова помолчав, он в конце концов согласился:
– Полагаю, что можно сказать и так.
– И ты оставался там… после того, как твоя жена покинула этот дом?
– Нет.
– А где же? Неужели перебрался в свою прежнюю детскую? Ох… прости… с моей стороны это был бестактный вопрос, – она вдруг вспомнила, что случилось в той его комнате, и украдкой взглянула на Люциуса, опасаясь реакции.
Но он просто погладил ее по лицу и вздохнул.
– Не переживай, к счастью, здесь достаточно спален, чтоб разместить хоть целую армию. Так что выбор у меня был богатый. Однако я ни минуты не сомневался, в какой комнате хочу поселиться.
Он замолчал, а Гермиона замерла, ожидая окончания.
– В комнате моей матери.
Тронутая, но совершенно не удивленная этим откровением, она поцеловала его в плечо.
– Разве твои родители не жили в одной спальне?
– Насколько я знаю, нет. У меня остались лишь очень смутные воспоминания о том, как утром захожу в комнату, а она сидит на огромной кровати, и светлые волосы растекаются вокруг ее фигуры, словно потоки рек. Потом она протягивает руки и помогает мне забраться наверх, потому что ее ложе еще слишком высоко для моего роста. Смотрит на меня сверху вниз, гладит по голове и начинает тихонько петь мне что-то… Пожалуй, это то немногое, что я помню о ней… – голос его звучал с такой редкой мягкостью, что у Гермионы защемило сердце. – Если хочешь, я покажу тебе ту комнату.
– Конечно хочу. Очень! – она повернулась, чтобы посмотреть на него. – Люциус… Я так люблю тебя…
И сама не поняла, почему сказала это сейчас.
«Нет, я не напрашивалась на ответное признание. Я просто хотела…»
Но Малфой улыбнулся и погладил ее по голове. Его глаза наполнились вдруг почти невыносимой нежностью, хотя ни единого слова он так и не произнес. Не в силах выдержать этот взгляд, Гермиона снова уткнулась лицом в его грудь.
Большую часть утра они так и провалялись в постели, тихонько разговаривая о чем-то, поглаживая и лаская один другого. Гермионе казалось, что она словно растворилась в легкой чувственной нежности, которая окружала ее сегодня. В конце концов голод взял верх, и, одетые в одни лишь халаты, они спустились на кухню, где нашли Тибби, занятую приготовлением позднего завтрака. Это заставило Гермиону в очередной раз поразиться тому, каким невероятным образом и с помощью какой совершенно необъяснимой магии эльфийка угадывала, когда именно ее хозяевам может понадобиться еда. Ведь чаще всего они с Люциусом ничего не сообщали ей заранее.
– Спасибо, Тибби. Пожалуй, мы с мисс Грейнджер позавтракаем прямо здесь.
Служанка поклонилась и тут же принялась накрывать. А Гермиона вдруг покрылась пунцовым румянцем, вспомнив, чем они с Люциусом занимались на этом самом столе не далее как прошлым вечером.
«Боже мой! Какое счастье, что я хорошенько очистила его… после того как…»
Закончив с сервировкой завтрака, Тибби поклонилась еще раз и с тихим хлопком исчезла.
Не в силах отвести друг от друга взглядов, Люциус с Гермионой жадно поглощали вкусности, приготовленные заботливой домовихой, и время от времени переплетали пальцы или беззаботно дурачились, угощая один другого особо лакомыми кусочками.
Покончив с завтраком, они направились в парк, проведя там оставшуюся до обеда часть дня. В этот раз Люциус показал ей многие потаенные места, любимые с детства и уже почти забытые. Он рассказывал о них Гермионе, почти с детской радостью многое открывая для себя заново, что приводило ее в состояние искреннего и все возрастающего восхищения. Ближе к вечеру Гермиона спустилась в бассейн, а через несколько минут к ней присоединился и Малфой. И долго неторопливо плавали там, стараясь держаться один от другого на расстоянии, потому что знали, что случится, стоит им сблизиться и коснуться друг друга. Но оба словно чувствовали, что время для пылких вечерних ласк еще не наступило.
Наплававшись, они уже поднимались наверх, чтобы переодеться, когда Гермиона заметила небольшую лестницу в самом конце коридора, на которую раньше не обращала внимания.
– А там что? – кивнула она в ту сторону.
– Да ерунда всякая, – беспечно повернулся к ней Люциус. – Старые вещи, картины, в общем, барахло…
– Барахло?
– Ну да. Все, что оказалось не нужно и копилось там… веками. Надо бы разобрать, наконец, эту кладовую, но у меня руки никак не доходят.
– Если хочешь, могу помочь.
Он ухмыльнулся.
– Поражаюсь твоей добросовестности. Нет, конечно, я не против, и если есть желание покопаться в старинном хламе, то можешь заходить туда, когда захочешь. Более того, я даже уверен, что там найдется пара-тройка вещичек, представляющих для тебя интерес.
Гермиона удивилась, с какой легкостью он согласился на ее предложение.
– Спасибо. Очень хочу.
Вернувшись в спальню, они почти сразу оказались в кровати и не покидали ее уже до самого утра, отвлекшись лишь на легкий ужин, что принесла им поздно вечером Тибби. И уже столь долгожданная близость была в этот раз наполненной острым, почти болезненным наслаждением, заставляющим их вожделеть друг друга снова и снова, упиваясь этим сумасшедшим вожделением.
Воскресенье тоже тянулось медленно, лениво, вкусно. И отличалось от субботы лишь прогулкой до ближайшей деревеньки. Там Гермиона купила несколько газет и журналов, за что оказалась шутливо высмеяна Малфоем, считавшим, что на чтение этого печатного мусора не стоит тратить свое драгоценное время. Особенно то, которое могло быть посвящено ему, любимому. Гермиона слабо отбивалась, утверждая, что чтение воскресных газет – это один из вариантов скрасить досуг практически у любого цивилизованного человека, но Люциус лишь скептически ухмылялся, выслушивая ее аргументы. Он, в общем-то, и не скрывал, что переубедить его у Гермионы получилось неважно. Хотя на самом деле, оба блаженствовали от своих восхитительных пикировок.
Однако по возвращении домой, когда она все же решила заняться чтением и улеглась на кровати, разбросав купленное прямо на постели, то смогла убедиться, что Люциус не шутил: он и вправду оказался решительно настроен помешать ей всеми правдами и неправдами. Не обращая никакого внимания на то, что Гермиона уткнулась в разворот «Санди таймс» и упорно читает статью о глобальном потеплении, он втянул в рот ее правый сосок, тут же найдя пальцами клитор и принимаясь настойчиво кружить по нему.
– Нет, ты видел эти цифры? Становится страшно, насколько стремительно на самом деле происходит потепление! Ведь полярные льды имеют огромное значение для нашего выживания на этой планете. Можно сказать, жизненно важное, – делая вид, что игнорирует его, проговорила Гермиона.
– Хм… Угу… – два его пальца толкнулись глубоко во влагалище.
Одновременно с этим Малфой прикусил сосок, тут же принявшись зализывать набухшую ягодку языком, и Гермиона невольно выгнулась на кровати. Но читать упрямо не бросила.
– Даже саммит хотят организовать. Знаешь, я сильно сомневаюсь, что всякие саммиты помогут бороться с парниковым эффектом. Для прессы языком помелят, а потом, когда дело дойдет до дела, благополучно обо всем забудут, – Гермиона поражалась тому, что до сих пор сдерживалась, когда он так упорно и настойчиво подводил ее к оргазму, да и самой ей не хотелось ничего большего, как провалиться, наконец, в блаженный обморок.
Продолжая машинально блуждать глазами по странице, уже через несколько мгновений она поняла, что терпение подошло к концу. Газета выпала из рук, с шелестом скользнув рядом, а сама Гермиона судорожно вцепилась пальцами в покрывало. Сил сопротивляться искусным ласкам Малфоя, который уже переключился на вторую грудь, не осталось совершенно. Что говорить… в настойчивом стремлении добиваться поставленных целей они оба могли на равных соперничать друг с другом.
– О-о-о… – Гермиона снова выгнулась на кровати, наконец окунаясь в чувственный бред.
Она уже дергалась в конвульсиях, когда довольно ухмыльнувшийся Люциус начал двигать пальцами еще быстрее и снова сжал зубы теперь уже на втором соске. Крик экстаза сорвался с губ Гермионы в тишину комнаты. А Малфой все продолжал поглаживать и поглаживать ее тело, пока она не успокоилась и не затихла. Вот тогда он поднял голову и, насмешливо улыбнувшись, задал вопрос:
– Так что ты там говорила о глобальном потеплении?
Задыхающаяся Гермиона с трудом приоткрыла глаза. Взгляд ее туманился.
– К черту потепление! Только ты… Единственное, что важно в моей жизни – это ты.
– М-м… Так-то лучше, – Люциус склонился к ее губам, а потом неожиданно вошел в нее мощным и глубоким толчком.
Еще не придя в себя, поначалу Гермиона задохнулась от шока, но тут же гостеприимно толкнулась ему навстречу, сжимая мышцы вокруг напряженного члена.
– Боже… Как же я люблю этот момент, когда ты входишь… и мне даже немножко больно… Люциус… черт, я обожаю твой член…
Чувствуя, как слова ее медом льются в уши, Малфой прикрыл глаза и начал двигаться, сосредоточившись на собственных ощущениях, которые были великолепны.
– Я тоже, милая… Если б ты знала, как хорошо мне в тебе. Очень хорошо…
Проведя по его спине ладонями, Гермиона намеренно задела ее ногтями, вызвав у него глухой стон.
– Да… Еще. Хочу чувствовать, как ты впиваешься в меня. Еще, Гермиона! – теперь он двигался с еще большей силой, каждым толчком приближая ее к изголовью кровати.
Гермиона вонзила ногти в кожу и провела ими по спине, зная, что царапает его до крови. И зная, что ему чертовски нравится это. Теперь он двигался так быстро, что она даже не могла попасть с ним в такт и лишь крепко сжимала мышцы навстречу его толчкам. Уже скоро лицо Люциуса исказилось в экстазе, и он конвульсивно вздрогнул над ней, взрываясь глубоко внутри.
Не отводя глаз, она смотрела и смотрела на него. Обычно, погруженная в ощущения собственных оргазмов, выражения его лица в момент наивысшего блаженства Гермиона не видела, и сейчас это зрелище почти заворожило ее. Он был наедине со своей болью и своим наслаждением, но она знала, кто является источником всего этого. И боли. И наслаждения.
Тело тяжело рухнувшего на нее Малфоя было горячим и скользким от пота. Проведя руками по его спине, Гермиона почувствовала, какая та мокрая, и знала, что пот на ней смешался с кровью.
А когда поднесла пальцы к лицу, то увидела, что они красные, и тихонько охнула. Люциус слегка повернул голову:
– Ну что там?
Гермиона показала руку, на что он довольно ухмыльнулся.
– Я не удивлен. Это было… великолепно.
Поцеловав его в плечо, она вытерла пальцы о простыни, попутно подавив в себе желание извиниться перед ним. Потому что знала – Люциусу не нужны ее извинения.
Этим вечером они снова поужинали в спальне и рано уснули, продолжая прижиматься друг к другу во сне.
_______________________________________________________________________
Утро понедельника осенило ее печальным осознанием, что необходимость расстаться с Люциусом на целый день неотвратимо надвигается с каждой минутой. У обоих были свои обязанности, свои планы, назначенные встречи – он должен заняться делами попечительского совета в госпитале «Святого Мунго», а Гермиону с самого утра ожидало долгое совещание и последующая встреча с Кингсли Шеклболтом. Торопливо позавтракав, оба уже одевались, когда она вдруг вспомнила о предстоящем ужине с Драко и спустилась на кухню, чтобы обсудить это с Тибби.
– Тибби, я очень надеюсь, что завтра вечером к нам за ужином присоединиться мастер Драко.
Прежде чем ответить, служанка взглянула на нее с легкой опаской и, отвернувшись, пробормотала:
– Очень хорошо, мисс.
– Понимаешь, в чем дело… Ты знаешь его гораздо лучше и дольше, чем я. И уверена, знаешь его вкусы в еде. Ты могла бы приготовить завтра вечером какие-нибудь три блюда, которые ему особенно нравятся?
– Конечно, мисс Гермиона, я посмотрю, что лучше приготовить к приходу мастера Драко.
Гермионе показалось, что Тибби выглядит несколько озабоченной сообщенной новостью, но особо задумываться об этом не стала, тем более что эльфийка любезно улыбнулась ей на прощание. Поэтому просто вернулась в столовую, чтобы проститься с Люциусом, а это никогда не давалось ей легко. Тем более, когда он крепко обнял ее на прощание: в этот миг Гермиона вообще испугалась, что растеряет всю свою решимость и уже никуда не сможет уйти. Она пристально посмотрела Малфою в лицо (то было напряжено и серьезно) и, чтобы подстраховать себя от грозящей, как это часто уже случалось, истерики, через силу улыбнулась. Он наклонился с поцелуем и негромко проговорил:
– Это были замечательные выходные.
– Да, замечательные.
– Возвращайся домой скорее. Мне не по себе, когда тебя нет рядом.
– Конечно, любовь моя. Как только смогу…
Они снова поцеловались, а потом Гермиона вырвалась и, подбежав к камину, исчезла в зеленом пламени. Ощущения от появления в оживленном министерском Атриуме почему-то сегодня вызвали у нее желание развернуться и отправиться назад к Люциусу, в Малфой-мэнор. Усилием воли Гермиона заставила себя сосредоточиться, помня об уже назначенных встречах. Поэтому, тряхнув головой, она свернула к лифтам и, не заходя к себе в кабинет, направилась в сторону приемной министра магии.
Увидев, что сегодняшнее совещание (посвященное развитию дальнейших отношений между маглами и волшебниками) проводится в расширенном составе, и на нем присутствуют не только работники министерства, но и различные британские маги, имеющие вес в сообществе, Гермиона напряглась. Она подспудно ожидала, что кто-нибудь обязательно не сдержится и, так или иначе, но упомянет об их с Люциусом романе. Поэтому на свое место прошла спокойно, целенаправленно стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды и раздающиеся то здесь, то там шепотки.
Постепенно она расслабилась, увлекшись обсуждением темы, и даже начала принимать в нем участие, вступая в возникающие дискуссии. Дискуссировала Гермиона, как обычно, конструктивно и красноречиво, со знанием дела подмечая спорные моменты, ускользающие от внимания чистокровных волшебников. Было заметно, что многое из сказанного ею вызывает у участников совещания неподдельный интерес, и на мисс Грейнджер с нескрываемым уважением поглядывают даже те малознакомые маги, кто не сталкивался с ней по работе.
Однако к концу встречи к Гермионе с неожиданным вопросом повернулся Шеклболт:
– Я должен спросить: как проходит реабилитация Люциуса Малфоя? Особенно теперь, когда обстоятельства ее проведения… несколько изменились. И по-прежнему ли ты чувствуешь себя в силах заниматься этим проектом?
На пару мгновений ошеломленная Гермиона потеряла дар речи, но затем нарочито безучастно повернулась к министру. И, поскольку вопрос ей был задан предельно сухим и официальным тоном, ответить постаралась точно так же:
– Все хорошо. То есть… Я имею в виду, что программа реабилитации мистера Малфоя идет полным ходом и вполне успешно. По моему мнению, он уже далеко не тот человек, каким его привыкло видеть и знать магическое сообщество. Поэтому, если у вас нет возражений, господин министр, я бы хотела продолжить эту работу.
Тот неловко и несколько примиряюще улыбнулся.
– Сожалею, что был слегка резок, Гермиона, но к мониторингу бывших Пожирателей Смерти, особенно столь сильных магически, как Люциус Малфой, не стоит относиться легкомысленно. Как считаешь: ты еще в состоянии выполнить эту задачу?
Осознав, что их отношения с Люциусом волнуют министра магии и министерских коллег гораздо больше, чем они пытаются это показать, Гермиона внутренне ощетинилась, хотя и понимала, что Кингсли просто делает свое дело, и делает его правильно.
– Лично я не думаю, что мистер Малфой нуждается в дальнейших занятиях. За последнее время он достаточно сблизился с миром маглов, причем охотно, не демонстрируя ни малейшего недовольства этим фактом, ни каких-либо признаков своей бывшей непримиримости с их существованием, – понимая, что несколько преувеличивает терпимость Люциуса, возводя ее в степень энтузиазма, она опустила голову и слегка покраснела.
– Не сомневаюсь ни минуты, что при желании господин Малфой способен легко продемонстрировать вам все, что сочтет необходимым, мисс Грейнджер. Его способность манипулировать людьми и ситуациями известна насколько, что уже стала притчей во языцех. Но так же и не сомневаюсь, что прекратить наблюдение за ним и работу над его реабилитационной программой было бы огромной глупостью. Да, мне известно, что на прошлой неделе он восстановился в попечительском совете госпиталя «Святого Мунго», и я даже рад этому, но… что получится в итоге – нужно еще посмотреть.
Глядя ему в глаза, Гермиона не сдержалась:
– Я уверена в том, что говорю, господин министр. И в том, что дальнейшие жизнь и поведение мистера Малфоя не вызовут никаких нареканий со стороны магического сообщества.
Холодность, возникшая вдруг между ней и самым важным человеком волшебного мира, человека, которого она всегда считала своим хорошим другом, была настолько ощутима, что, казалось, даже повисла в воздухе. Шеклболт наклонился ближе и понизил голос:
