Текст книги "Сердце дракона (СИ)"
Автор книги: Лана Каминская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Впервые за всё время после выхода из храма Гай повернул голову в сторону жены. В его взгляде читалось такое удивление, будто он и не подозревал, что леди Мириан умеет говорить или как минимум произносить что-то, выходящее за грани брачного обета.
– Старик Альгервильд – преданный вассал, – ответил Стернс. – Его величество и я довольны его службой.
– Леди Росанна выглядит расстроенной. Она первая, на кого вы даже не взглянули, и я решила, что дело в её отце. Тем более и самого лорда на праздновании нет.
– У него больные ноги и не менее больное сердце. Поездка в Торренхолл скорее убила бы его, чем польстила моему самолюбию.
– Просто леди Росанна...
– Чтобы вас успокоить, я подойду к ней сразу после пиршества и похвалю цвет платья, которое она выбрала для сегодняшнего события.
– Мне кажется, она будет рада и простой улыбке. Она как раз на вас сейчас смотрит.
Болезненного вида дочь лорда Альгервильда действительно в этот момент смотрела на лорда Стернса. Сидевшая рядом Кхира что-то не переставая говорила, при этом сильно жестикулируя, а прямо из-за спины Росанны вдруг выросла переполошенная Рики, всё с теми кубками в руках и с перекошенным от волнения лицом. Губы Гая дрогнули, растягиваясь в насмешке, а глаза заблестели.
– Я всё же подойду к ней, – произнёс Стернс, наблюдая, как Рики мечется между знатными гостями.
– Как вам будет угодно, – ответила Мириан, проследив за взглядом мужа.
– Милорд, миледи...
Перед Стернсами преклонил голову очередной лорд, явившийся на свадьбу в сопровождении своей супруги и всех восьмерых детей. Привставшему Гаю пришлось снова сесть и с лёгким раздражением на лице уставиться на семейство перед ним, глава которого уже вовсю говорил горячо и страстно, его старший отпрыск то и дело поправлял слабо затянутый пояс, а младший был весь в соплях, постоянно шмыгал носом и дёргал мать за руку, за что получил подзатыльник.
Между столами, расставленными в несколько рядов, просто так было не пролезть: столы были слишком длинными, скамьи – все заняты, по головам не пойдёшь – нужно обходить. Но улыбка хозяина, пусть и как всегда язвительная, приободрила Рики: встреча с капитаном была не из приятных, и хорошо, что удалось от него ускользнуть.
Одной ногой чуть не свернув кадку с розами, специально установленную возле шатра, в который ныряли слуги с пустыми подносами и из которого выныривали с подносами уже полными, девушка уже почти подошла к заветному месту. Волноваться действительно было не о чем: вокруг лорда и леди Стернс гвардейцев наставили столько, что мышь не проскочит незамеченной. И у всех стражников лица были неподобающе для торжества хмурые, руки – крепкие, пики – острые. Две тут же скрестились, стоило Рики приблизиться. Робкие блеяния о принесённых кубках всерьёз восприняты не были, и в лицо Рики никто из приставленной стражи не знал. Оставалось только отойти в сторону и ждать Дагорма или ещё какой радости, которая могла бы провести девушку к лорду Стернсу.
– Наконец-то! – выдохнули рядом, и Рики съёжилась. – Догнал тебя.
Коричневая тень нависла над девушкой. В нос ударил запах настойки из лисьей ягоды, от которого Рики уже успела отвыкнуть, а тело покрылось мурашками, словно вспомнило неприятный щекот жёстких рыжих усов, когда, желая снять муравья или паука с девичьей шеи, Швидоу так близко наклонялся к девчушке, что со стороны и непонятно было, то ли он действительно старался рассмотреть, не спряталось ли в воротнике ещё какое опасное насекомое, то ли норовил пристать с поцелуями. Выяснить это никак не удавалось, потому что Рики всегда спешно отпрыгивала от капитана, что сделала и в этот раз. Не позволив рыжим усам оцарапать ей кожу, девушка отскочила в сторону, подняла голову и... чуть не задохнулась от восторга.
– Милорд...
– Лордом, увы, уже не являюсь, о чём, признаюсь, начинаю жалеть. – Швидоу жалостливо частил. – Как же я волновался! Как переживал! Ночей не спал, только о тебе и думал! Я отпускал тебя к брату всего на пару дней... даже дал тебе лошадь... Каково же мне было, когда ни тебя, ни лошади не дождался.
– Да нет же, – оборвала капитана Рики, – милорд прямо за вашей спиной...
Швидоу обернулся.
Желание скорее дотронуться до дорогого сердцу создания настолько ослепило капитана, что он даже не поклонился королю Риккарду, а сразу ломанулся догонять хрупкую девчушку, так кстати застывшую перед стражей. Не заметил Дуон и, как, дослушав отца восьмерых детей, встал Гайлард Стернс, коснулся губами руки леди Мириан, что-то шепнул жене на ухо и, дав понять страже, что следовать за ним не стоит, прошёл в ту сторону, где застряла Рики. Завидев торопившегося Швидоу, нахмурился и ускорил шаг. Приблизившись, замер на месте, скрестил за спиной руки и стоял, внимательно слушая каждое слово Дуона, пока Рики всё не испортила.
Испуганно заморгав глазами, Швидоу тут же завилял голосом, как собака – хвостом:
– Ваша светлость... Лорд Стернс...
– Капитан Швидоу, мне и моей жене очень приятно, что вы приняли приглашение и пришли разделить с нами нашу радость. Вы – редкий у меня гость, хотя от стены до ворот замка всего ничего шагов.
В голосе Гайларда проскользнула ядовитая насмешка. Рики почудилось, что с его губ вот-вот сорвётся обидное замечание или неприятный вопрос, но Стернс медлил и язвить не спешил.
– Для меня честь оказаться среди приглашённых, милорд, – расшаркивался Швидоу, успевая при этом ещё и коситься в сторону Рики. Не сбежала ли? – И ещё большая честь будет прийти в эти стены ещё раз.
– В таком случае я жду вас завтра, – огорошил капитана Гай, перевёл взгляд на девушку и сурово произнёс: – Это было невероятно долго.
– Это всё кубки! – воскликнула Рики, понимая, чем недоволен милорд, и вытягивая вперёд руки. – Вначале замешкалась, а потом опоздала только из-за них.
– И на кой они мне? – нахмурился Гай.
– Старик велел принести.
– Вино мне уже подали в другой чаше, а в этих наверняка успела побывать не одна муха.
Рики не спорила: пока спешила к шатрам, гарантировано пришлось отогнать от себя парочку, покушавшуюся на сладкие капли, засохшие на ободках.
– Тогда куда их деть?
– Отдай ему. – Стернс кивнул в сторону капитана, с разинутым ртом наблюдавшего за разговором лорда и простой девчонки. – Ты увела у него лошадь, а жемчуг на этих кубках будет в разы дороже одного гарнизонного скакуна. Пусть купит себе три, а остальное пропьёт.
– Ваша светлость, я не пью, – смутился Швидоу и прижал чаши к груди, стоило Рики сунуть их капитану в руки. – Это так щедро с вашей стороны... Но той кобылы мне не жалко. Старая была кляча: для девчонки сойдёт, для воина – позорище.
Стернс равнодушно кивнул. Ни чаши, ни лошади в тот момент его не занимали: очередь желающих поздравить лорда Торренхолла не уменьшалась, а только росла, и даже дядя отвлёкся от куска перепёлки и принялся недовольно озираться по сторонам в поисках племянника, посмевшего оставить жену одну, о чём тут же начали судачить жадные до сплетен дамы.
– Идём. – Стернс поманил Рики за собой.
Стража расступилась, пропуская господина и девочку следом, и тут же сомкнула пики прямо перед носом ошеломлённого капитана Швидоу. То, что всегда было доступно, теперь вдруг стало недосягаемо. И настолько, что капитан даже робел узнать причину.
– Рики! – только и решился что выкрикнуть он и замахал рукой, увидев, что девушка всё же обернулась. – Мне нужно срочно с тобой поговорить! Это важно!
– Там таракан машет, – вымолвила девушка, посмотрев на Стернса.
– И что?
– Я впервые вижу его таким. Будто он и впрямь хочет сказать что-то важное.
– Посмотри лучше в ту сторону. – Гай кивком указал на кресло, в котором, как на колючем еже, ёрзал недовольный король Риккард. – Не могу сказать, что вижу такое впервые, но точно знаю: ничего хорошего оно не сулит. У нас нет времени на Швидоу.
– У вас – нет, но я могла бы к нему вернуться. Только прикажите вашей страже потом пропустить меня к вам.
– Может, ты и на городскую стену могла бы вернуться? – бросил Гай, и Рики его голос показался странным. Нечто подобное она уже слышала, когда они говорили о Сэме, но Сэм и рядом не стоял с тараканом, почему же в обоих случаях Стернс был одинаково недоволен?
Впереди показались те самые стулья с высокими спинками: предназначенный для Гайларда пустовал; на соседнем, разморенная от жары и вина, сидела леди Мириан и с тоской взирала на вереницу гостей, тоже измученных и палящим солнцем, и ожиданием своей очереди.
– Простите, что заставил вас ждать. – Губы Гайларда снова коснулись руки жены.
– Моё ожидание не сравнится с ожиданием леди Росанны, – внезапно заметила Мириан. – Вы ведь направлялись к ней, но так и не дошли, – добавила она, впервые не одарив мужа милой улыбкой и даже не повернув к нему головы, предпочтя любоваться ярко-рыжими локонами Бьянки Талайт, сверкающими на солнце.
– Дочь старика Альгервильда обидчивой никогда не была, – ответил Гай, проследив взглядом, как слуга наполняет почти пустые кубки.
– Верю, что слуги намного обидчивее, чем дочери лордов-вассалов, и потому требуют к себе больше внимания, чем благородные гости, – нашлась Мириан и, чтобы заглушить ответ мужа, громко захлопала в ладоши, вознаграждая аплодисментами шута-карлика, закончившего выступать с дрессированной мартышкой.
Стоявшая позади хозяина Рики вся сжалась. Становиться между лордом Стернсом и его прекрасной женой ей совсем не хотелось. Тем более в такой особенный день. В памяти сразу всплыли слова Дагорма. Да, она только мешается. Как ни пытается угодить хозяину и одновременно сделаться невидимой для всех остальных – ничего не выходит. Только снежным комом нарастает недовольство, и тот ком вот-вот покатится вниз, подминая под себя всех и Рики первую.
Ответить жене Гайларду помешали Талайты. Рыжеволосая Бьянка чуть ли ни по-сестрински обняла Мириан, коснулась своей щекой её щеки и что-то прошептала на ухо, от чего обе прыснули, а Мириан ещё и покраснела. Леди Фианна Реэй высказала несколько комплиментов Гайларду, но в ответ получила от молодого Стернса приятных слов в два раза больше и, как и в храме, от избытка чувств снова чуть не грохнулась в обморок. Её задорная племянница тут же бросилась за кружкой воды, а затем отвела тётушку в местечко под деревом, где было тенисто и прохладно, а Талайт, всё это время молчавший, наконец, шагнул к Стернсу, и между мужчинами завязалась неспешная беседа.
Вслушиваться в разговор хозяина Рики было неудобно. Попытки переключиться и подумать о чём-то приятном тоже провалились: перед глазами упорно всплывали усы Швидоу и его краснощёкая морда, когда он почти умудрился схватить девушку за руку. Рики попыталась прогнать навязчивое видение и тряхнула головой – не помогло. Закрыла глаза, снова тряхнула головой, открыла глаза и тихонько ойкнула. На неё смотрела Мириан.
– Подойди, – еле слышно произнесла миледи и поманила девушку пальцем.
Рики бросила тоскливый взгляд на Гайларда, но тот, как назло, так увлёкся беседой с Талайтом, что оба даже в сторону отошли и ни на кого не обращали внимания. Делать было нечего – Рики обогнула стулья и приблизилась к леди Мириан.
– Мы много раз с тобой встречались, а толком узнать тебя у меня возможности так и не было, – тихо начала Мириан.
– Я говорила вам, миледи, – заикаясь, начала девушка, – я служу у лорда Стернса. Делаю всё, что он прикажет, никакой работы не боюсь.
– А мои приказы ты могла бы исполнять? Или для этого тоже нужно распоряжение лорда Стернса?
Рики не знала, как правильно ответить. С одной стороны, она не имеет права перечить женщине, ставшей хозяйкой замка; с другой стороны, а вдруг та хозяйка задумает что-то плохое в отношении господина? И, набравшись смелости, Рики произнесла:
– Я сделаю всё так, как велит милорд.
Мириан ничего не ответила, только посмотрела в сторону мужа, а затем снова на Рики.
– Что же, – вымолвила Мириан, когда молчание затянулось, и она поняла, что из девчушки больше ни слова не вытянуть, – я поговорю с мужем. Своих слуг я привезла из Ллевингора мало, и мне бы хотелось окружить себя людьми верными и преданными. Ты ведь именно такая, да?
Рики нервно сглотнула.
– Я всю жизнь мечтала служить милорду... Вы даже не представляете, как сильно я об этом мечтала! И я верна ему всем сердцем.
– Я тебе верю, хотя странно видеть девочку на службе у лорда. На твоём месте полагается быть сильным мужам, крепким и плечистым...
– Знаю, миледи, – перебила Мириан Рики и тут же поймала себя на мысли, что в который раз сотворила глупость: не стоило перебивать госпожу, о которой ничего не знаешь. Вот лорда Стернса... Рики улыбнулась, внезапно осознав, что с Гайлардом ей болтать легко и удобно. Даже пропасть между ними за последние дни вдруг стала как-то меньше. Можно не подбирать слова, а говорить первые, что на ум придут; можно не бояться сморозить лишнее; и можно спорить и обрывать хозяина на полуслове – ничего за это ей не будет. Стернс только хмыкнет, и через пару ударов сердца его лоб снова разгладится и недовольство пройдёт.
А Мириан словно и не заметила того, что случилось.
– Но я доверяю своему мужу, – продолжала она, не сводя внимательного взгляда с лица Рики, – а он доверяет тебе. Значит, и я буду доверять. Можно?
Рики окончательно растерялась. Противостоять нежной улыбке госпожи она была уже не в силах, отвечать отказом на её просьбу – тем более. Согласно кивнув, Рики шагнула назад, на своё прежнее место за спинкой стула Гайларда, и, любуясь неземной красотой леди Стернс, подумала, что лучше хозяйки Торренхоллу не найти, а милорду невероятно повезло, что рядом с ним оказалась настолько чуткая женщина.
Глава 9. Соперники
В углу тёмной и пыльной комнатушки громко чихнули. Следом за чихом раздался стон. Толстяк, переливавший воду из ведра в кувшин, вздрогнул и громко выругался, пролив на пол добрую четверть.
– Чтоб вас, ваша милость, светлость... Или как вас там правильно называть? – проворчал толстяк и повазюкал по доскам грязной тряпкой, ранее служившей штанами, а теперь годившейся только грязь подтирать. – Надо было ночью меньше отравы всякой лакать – сейчас не кряхтели бы, как старый сыч на суку.
– Помолчи, – снова простонали в углу, – и подай воды.
– Нате.
Толстяк прошаркал на голос и оказался у стены, у которой стоял высокий сундук, заваленный пыльной и ветхой одеждой. Отыскать в той куче можно было что угодно: даже проеденная молью лисья шуба, непонятно кому на юге нужная, и та оказалась на сундуке. Из-под шубы торчала рука, которая тут же схватила кружку, поданную толстяком.
– Будь проклят тот день, когда отрубили руки вору, ограбившему кузницу, – произнесли еле живым голосом, и из-под вороха тряпок показалась голова бывшего советника лорда Стернса, Гверна Нольвена. Его волосы цвета липового мёда были всклокочены и все в гнилых нитках; на лице была копоть. Сделав пять жадных глотков, Гверн громко икнул, а потом вытер рваным рукавом влажные губы и добавил: – На месте вора должен был быть звонарь.
– В колокола бьют в знак свадьбы лорда Гайларда.
– Что ж они никак не угомонятся? – Гверн опять припал губами к кружке.
– Эх, ваша светлость...
– Не зови меня так.
– И то верно. Благородные господа в хлам не напиваются. Спускайтесь да идите к столу. Буду вас королевскими подачками потчевать.
– Что там у тебя? – Гверн поводил носом. – Копчёная поросятина?
– На площади раздавали. Я взял как на троих.
Нольвен ещё раз громко чихнул и спустил ноги. Встал, поёжился, словно день был зимний, сделал шаг вперёд и тут же покачнулся: перед глазами всё поплыло, включая обшарпанные стены и прохудившийся пол.
Каморка была не из приличных. Одна из тёмных комнаток двухэтажного здания, стоявшего хоть и вдалеке от красивого замка, но зато постояльцами не обделённого. В этих стенах принимали всех без разбору: от неверных супругов, решивших спрятаться от нудных жён, до пьяниц, желавших отоспаться после попойки. Комната на первом этаже обычно шла медяк; на втором – за два.
– Сколько ты за эту дыру отдал? – спросил Нольвен, когда голова перестала кружиться и второй шаг вышел лучше предыдущего.
– Всё, что вы в картах не успели спустить, ваша светло...
– Хватит, – брезгливо морщась, перебил Гверн.
– Не могу я иначе. У вас на лице написано, что кровей вы благородных, не то что я. Правда, сейчас у вас там не лицо, а морда: во всю щёку ссадина, под глазами мешки, лоб поцарапан, и на подбородке то ли грязь, то ли что похуже засохло.
Гверн схватил со стола миску.
– Где это я так? – охнул Нольвен, усиленно смотрясь в блестящую посудину, в которой его отражение представлялось ещё в более худшем свете.
Толстяк бережно выкладывал полоски бекона на жестяной круг.
– Вы ничего не помните?
Гверн покачал головой.
– Я дал ему в рыло?
– Кому?
– Стендену.
В ответ испуганно замахали руками.
– Случись такое, вы бы сейчас не на сундуке очнулись, а в темнице, и я вместе с вами. Это вы о дверной косяк глазом приложились, когда я вас из кабака под утро вытаскивал. Кучу монет там спустили: на крепкую да на карты, в которых вы, скажу честно, и гнилого зуба не смыслите. Как ещё перстенёк свой с пальца не стянули, чтобы отыграться? – Гверн бросил взгляд на руку, на пальце которой, как и прежде, чернел оникс.
– Карты... кабак... – мучительно вспоминал Гверн. – Я в такие места в жизни ни разу не заглядывал.
– Тогда с почином! – Толстяк театрально раскланялся и цапнул бекон со стола.
Нольвен потёр ноющие виски.
– Как, говоришь, тебя звать? – внезапно спросил он, осознавая, что и драной кошки не помнит: столь крепка была выпивка.
– Плут, – промычал с набитым ртом толстяк.
– Что за поганое имя? – пробормотал Нольвен, опускаясь на скамейку и подливая воды себе в кружку.
– А вчерашним днём оно вам по нраву пришлось, – пожал плечами Плут.
– Да? – рассеянно спросил Гверн.
Плут сочувственно покачал головой.
– Вы хоть что-нибудь помните?
– Помню, как в замок вернулись, как эта псина Стенден из ниоткуда вырос, а потом... темнота.
– А потом нагрузили меня этим. – Плут указал взглядом на лук и колчан со стрелами, что стояли в затянутом паутиной углу. – И велели вести в кабак. Даже не спросив моего мнения!
– Как будто такой народец, как ты, когда отказывался от кабака? – презрительно фыркнул Нольвен.
– Обижаете, милорд. Я крайне редко выпиваю. У меня другие слабости.
– Женщины?
– Об этой радости я даже не заикаюсь.
– Тогда карты?
– Вот тут угадали. Вчера народец за столом чего только не ставил – у меня руки так и чесались за расклад взяться.
– А почему не взялся?
– Вас пас.
– Прям пас? – хмыкнул Гверн, с подозрением разглядывая полоску бекона, по которой прошлась вереница красных муравьёв.
– Вот прямо как козу пас! – страстно клялся Плут. – Глаз с вас не сводил, чтобы вы перстенёк свой на какую-нибудь шёлковую ленточку не разменяли. Ленточка – тьфу. Всё, что за неё дадут, стоит не дороже ковша колотого гороха. А перстенёк у вас очень занятный...
– Знаю, – резко ответил Нольвен. – Не твоё дело зариться на чужие перстни.
– Прошу прощения, ваша светлость. Ради вашего блага старался. Вместо вас глаз с пальцев вашего противника не спускал, а то вы то за ухом чесать удумывали, то моргали подолгу, то словно спали. Вас только ленивый не облапошил бы. Но я был начеку и все попытки картёжников, нечистых на руку, пресекал. Но вы всё равно кучу спустили...
– Сколько я тебе за твои старания должен? – Гверн полез рукой в мешочек, всегда пристёгнутый к поясу, но в мешочке осталась только табачная крошка.
– Даже не думайте! – замахал руками толстяк. – Я теперь ваш должник пожизненно. Вы меня от виселицы спасли, так что вам теперь мне и приказывать.
Гверн скривился: заводить слугу в столь тяжёлый момент в жизни он никак не планировал. Себя бы прокормить, а тут ещё один рот прилип.
Всё произошло совсем неожиданно: они вернулись в замок быстро, Гверн плеснул себе в лицо студёной воды, чтобы прогнать запах крови и все воспоминания об увиденном, и, расстегнув тугие застёжки на вороте куртки, опустился за стол, на котором кроме кувшина вина больше ничего не было. Предложил кислого краснощёкому толстяку, но тот в ответ лишь покачал головой, сославшись на больную печень. А потом появился Стенден.
Они стояли друг против друга. Оба – высокие, со скрещёнными за спиной руками, с напряжёнными лицами, хмурые и своей мрачностью невероятно неприятные. Оба сверлили друг друга подозрительными взглядами, пока Стенден не решился и не выдохнул первым. Сказанные слова поразили Гверна в самое сердце.
Несколько лет назад ему, пареньку с улицы, не знавшему отца и помнившему лишь вечно печальную, но удивительно красивую, мать, вдруг показалось, что удача нашла его. В те дни, изнывая от жары и слушая непрекращающееся урчание в животе, он днями и ночами слонялся по улицам Торренхолла и за кусок хлеба и глоток воды напрашивался в дома на любую работу. Труппу бродячих артистов разогнали как с неделю; кто не успел удрать – попал в сырую темницу. Сборище уличных комедиантов обвинили в налёте на дом какого-то важного богача. Было то правдой или нет, Гверн не знал: добычей с ним никто не делился, как и планами, и вместо выяснений Нольвен предпочёл быстро бежать, чтобы успеть оказаться по ту сторону широкой цепи, в которую попались менее проворные приятели.
Первые два дня прошли в одном из тёмных и вонючих подвалов. На третий пришлось высунуть голову навстречу солнцу и сразу зажмуриться: так сильно то палило. Голод и жажда гнали вперёд, к людям, но те, завидев запачканного грязью юношу, спешили закрыть окна и двери и ни на зов, ни на стук не отвечали. И в миг, когда делить со свиньями помои, выплеснутые в лохань на закате солнца, стало уже совсем невмоготу, Гверн вспомнил о камне. Нащупав перстень в кармане потрёпанной куртки и твёрдо решив заложить ценную вещицу, Нольвен направился к старьёвщику, славившемуся своей непритязательностью и умением не задавать вопросы, и уже почти постучал кулаком в дверь, когда его руку вдруг перехватил гвардеец и приказал следовать за ним в замок.
Тогда Гверн удивился лишь одному: что поволокли не в зарешетчатые клетушки, а довели до светлых каменных стен, где вежливо попросили ждать у кадки с цветами и даже рук не повязали. С того самого дня и началась новая жизнь Гверна Нольвена, больше похожая на крутую лестницу вверх, по которой юноша взбирался легко и быстро, как будто ветер дул в спину или кто-то усиленно подгонял к самой высокой ступеньке, поддерживая и не давая и шагу сделать назад. Поначалу Гверн пытался найти ответ на вопрос, с чего вдруг ему привалило такое счастье. Но день сменял день, и постепенно вопрос забылся, а успех начал восприниматься как само собой разумеющееся. И когда голова оказалась забита лишь мыслями о рыжем локоне красавицы из Имил Даара, лестницу вдруг перевернули, и верхняя ступенька оказалась у самого чана с помоями. И перевернул лестницу тот, кто вечно сверлил Нольвена недовольным взглядом и вечно тыкал Гверна носом в любую оплошность, будь то недобитый комар на рукаве Стернса или просто ненароком пролитое на пол вино.
Со вчерашнего вечера Гверн ненавидел Стендена. Если раньше ехидство верного пса, безоговорочно выполнявшего любые команды молодого лорда, Нольвена забавляло, то, после того, как пёс указал на дверь, внутри начал закипать гнев. А вместе с ним появился и целый ворох прочих чувств, совсем не благородных и не из тех, которыми гордятся.
Лорд Торренхолла, Гайлард Стернс, больше не нуждался в его услугах. Такие слова Гверну выплюнул Ферран – такие слова Гверн молча и проглотил. Сердце подсказывало, что решение Стернс принимал не сам: напели чётко, и даже сомневаться не приходилось, кто именно. Первой мыслью было попросить о встрече с милордом и разговоре без посторонних, но Стенден тут же более чем понятно намекнул, что милорд занят приготовлениями к важному торжеству и никого не принимает. До рассвета ждать не позволили – велели покинуть замок тотчас. И даже помощь со сбором вещей организовали: за спиной Стендена топталась служанка.
Впрочем, девчонку Нольвен тут же прогнал. Из ценного у Гверна были только лук и стрелы; с оставшимся легко мог справиться свалившийся на голову Плут. На деле же вышло, что на толстяка свалилось всё, а Гверн, повернув за стену замка, пнул ногой дверь в первый же кабак...
– Да чтоб вас, – простонал Гверн, сжимая пальцами голову, готовую разорваться от очередного колокольного звона. Звонкое веселье подхватили задорные трубы, поспешившие возвестить о начале чего-то захватывающего.
– Народ веселится, – терпеливо объяснил Плут. – А в том, что вас мутит, виноваты вы сами. Не пили бы, сейчас тоже на площади бы толкались, узнали бы чего полезного. Народец, вон, не спит и не дремлет, и с больной башкой в углу не сидит, а, напротив, кто песни поёт, кто пляшет, кто по ранеткам из самострела пускает – гроши зарабатывает. Даже дохляк ваш... который с вами вчера на той стене был... вихрастый такой...
– Эларан, – сквозь зубы процедил Гверн.
– Возможно, я на имена забывчив стал. Зато лица помню. Сегодня на площади увидел его с луком и стрелами через плечо и рукой ему помахал, а он в мою сторону даже головы не повернул.
– Спешил, наверно, – потирая мятое лицо, протянул Гверн.
Плут кивнул.
– Ещё бы не спешить! Такой турнир раз в сотню лет бывает. Кто выиграет, срывает золотой куш и улыбки всех дамочек. Вот честно, не знаю, чего бы я хотел больше: денег и хоть пару разиков бабу ущипнуть.
– Погоди, – Гверн напрягся, – ты о турнире лучников?
– Он самый, ваша светлость. Ваш вихрастый дружок к его началу и бежал. Интересно, в каком круге вылетит?
– Как же я мог забыть... – Гверн кисло поморщился, а затем резко вскинул голову, и его глаза заблестели. – Как думаешь, ещё не поздно?
– На трибуны уже не протиснитесь, – сожалея, ответил Плут. – Там места с ночи занимали, за лучшие давка была.
– Я не об этом.
Нольвен вскочил с места, стряхнул хлебные крошки с одежды, метнулся к углу, в котором стояли лук и стрелы, и схватил их.
– Милорд, – крякнул толстяк, – вы это куда?
– Победитель получает всё, – задорно подмигнул Плуту Гверн, а похмельную тошноту как рукой сняло. – А я буду трижды дурак, если не воспользуюсь этим шансом.
– Да вы ещё пьяны! – охнул Плут. – Вы же и по слону не попадёте, тем более на голодный желудок.
– К болотным жабам твоих слонов, – ответил Гверн, доставая из колчана стрелу за стрелой и проверяя все на гладкость и качество оперения. – Достаточно попасть в морду одному гаду, а дальше...
Что будет дальше, Плут так и не расслышал: его новый хозяин слишком быстро шагнул к входной двери и столь же быстро растворился в галдящей толпе, в тот жаркий день напоминавшей скорее рой пчёл, которые, стоит замешкаться, покусают так, что живого места на себе не сыщешь. Заодно и обберут, что ещё и должен останешься.
Толстяк бросил тоскливый взгляд на недоеденный бекон. Не часто выдаётся денёк, когда на стол попадает такое удовольствие. И ещё реже – день, когда это удовольствие пропадает и тухнет на горячем воздухе вместо того, чтобы радовать брюхо.
Плут обречённо вздохнул и, махнув рукой, отвернулся от сочного мяса. Затянул потуже пояс и бросился на улицу следом за Гверном. В конце концов, может, повезёт и удастся утащить Нольвена обратно в оплаченную на три ночи каморку прежде, чем тот наделает глупостей. И прежде, чем испортится бекон.
* * *
Крики зрителей, возгласы восторженных дам и звуки труб возвестили о начале первого круга. К турниру лучников перешли, как и хотели, после торжественного обеда: гости остались сыты и довольны и были в предвкушении зрелищ. Одетые в красное герольды сидели в самом нижнем ряду, а над ними возвышались лишь кресла короля Риккарда и его племянника с молодой женой. Это было удобно: состязающиеся между собой стрелки были как на ладони, а в случае спорных вопросов крайний из судей быстро поднимался, разворачивался и совещался с правителем.
В первом круге участников насчитывалось шестеро; в остальных пяти – столько же. Из каждого круга только один лучник мог выйти победителем, и все шестеро в итоге должны были сразиться между собой и выявить одного достойного.
Его величество король Риккард не сводил глаз с расставленных мишеней и так громко чмокал вином, что Гай недовольно покосился в сторону дяди. Сколько он выпил? Неважно. Главное, что доволен: лицо красное, щёки блестят.
По правую руку от леди Мириан сидел её брат. Этот за обедом вообще не пил. Сделал пару глотков и демонстративно отодвинул от себя кубок и блюдо с едой, словно вино было отвратительным, а в мясо подсыпали крысиных хвостов. Кроме скупого поздравления не проронил ни слова, хотя все вокруг шумели и веселились. Расшевелить Итора никто не пытался, а Талайт шепнул на ухо Бьянке, что случившееся – к лучшему. Сосед слишком могуч и силён, под его крылом будет лучше, и, в конце концов, предки Талайта именно так строили Имил Даар. Пожалуй, только крови было пролито чуть больше.
Земли же вокруг Нолфорта гордецами не славились: их хозяева сразу предпочли признать в Стернсах своих королей и обошлись без кровопролития и ненужных жертв. Один Итор решил сыграть в свою игру, за что и поплатился. Остался без власти, без золота и без сестры. С другой стороны, все присутствующие между собой шептались, что Итору безумно повезло, и тайно завидовали ему. Причина была проста: наследник трона выбрал себе в жены не одну из дочерей верных короне лордов-вассалов, а сестру упрямого уродца, хоть и красивую, но для всех чужую. И именно ей суждено было стать королевой.
– Лей больше! – рыкнул порядком пьяный Риккард на служку, что стоял с кувшином в руке. – У короля вино должно за края кубка хлестать, а ты стоишь и жмёшься! Убрать его! – Риккард махнул рукой, и паренька тут же увели.
Его величество приложился к кубку – вино бордовыми струйками побежало по бороде и промочило льняные одежды.
– Который из тех оболдуев оказался лучше? – спросил король и тыкнул пальцем в сторону арены, на которой закончила стрелять первая шестёрка лучников. – Рыжебород или дохляк?
К его величеству наклонился стоявший за его спиной Ферран.
– Оба вылетели, ваша милость, – ответил он и снова распрямился.
– А кто ж тогда прошёл? – недоуменно крякнул Риккард и повернул голову к племяннику.
Гай равнодушно пожал плечами.
– Пёс их знает, я не смотрел.
– Сир Кастор Таррлен оказался самым метким, – внезапно вмешалась Мириан, чем всех удивила. – Он попал в девять из десяти мишеней.
– О как, – округлил глаза король, удивляясь то ли победе одного из своих гвардейцев, то ли осведомленности своей прекрасной невестки.
– Не думал, что вам это может быть интересно, – кинул в сторону жены Гай.
