Текст книги "Циклическая ошибка (СИ)"

Автор книги: Кулак Петрович И Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

      Аня метнула быстрый взгляд на уником. Хорошо, что сигналы не подавлялись. С другой стороны, зачем "Зеленой планете", "Детям Чистоты", "Фронту истинного человечества" и прочим одетым по последней моде людям с большими деньгами и менталитетом кроманьонцев было что-то делать? Если бы Guandong Medical Group провернули то, что хотели, надобность в террористических атаках отпала бы надолго. Озверевшие или напуганные обыватели сами бы прекрасно справились с ростками будущего.

      Без пяти пять. На сцене появились техники, поправили микрофоны, в передних рядах возникло какое-то шевеление.

      Буквально чувствуя кожей и свернувшимся в узел желудком взгляды секьюрити, Аня неторопливо поднялась. Спокойно прошла в коридор – удивительно, как не навернулась со шпилек в процессе – и зашла в соседнее помещение, занятое режиссерами, звукорежиссерами и прочими специалистами, в настоящий момент контролирующими происходящее на экране. На счастье Ани, охраны там не стояло, а сама дверь не была заперта.

      В момент, когда та приоткрывалась внутрь, Аня успела как никогда ясно осознать, что рядом с ней нет ни Гриши, ни Лауры, ни Андрея, и либо она сейчас – единственный раз в жизни – сама выгребет против течения, либо утонет.

      Даже мысль о том, что Граф одобрил бы ее поступок, как-то больше не помогала. Аню бросило в дрожь, но она уже находилась по ту сторону двери. Внутри освещение отсутствовало, только экраны светились. Люди – а их было четверо – работали в наушниках, поэтому на Аню обернулся только тот, который в момент ее вторжения сидел к дверям боком. И, наверное, попытался что-то сказать.

      Аня, двигаясь как механическая кукла, всадила в него два заряда игольника. Мужчина схватился за грудь и начал сползать с кресла, но досматривать она не стала и выпустила еще по заряду в двух ближайших к ней людей.

      В первого попала – точно в шею, как на заказ, тот даже пикнуть не успел – второй же, увидев, как в экран рядом с ним врезается и отскакивает шприц, дернулся, отлетел от пульта, едва не опрокинув кресло и себя на Аню, и все-таки получил причитающееся. У нее остался еще один заряд.

       – Попробуешь закричать – убью, – сказала она по-русски. Потом, сообразив, что творит, повторила по-английски. Впрочем, единственный оставшийся в сознании техник явно не горел желанием геройствовать и поднял руки в знак того, что стрелять ну вот совсем не надо.

       – Сейчас ты запустишь в эфир вот этот материал, – Аня швырнула ему на колени флешку. – А если он не пройдет с трехминутной задержкой с момента, как ты вставишь флешку, я тебя убью.

      Она вообще очень странно осознавала реальность. Ее не оставляло ощущение, что кругом – компьютерная игра, где-то щелкает таймер, враги считают патроны, она откроет дверь – и там будет совсем другой полигон, а не тот коридор, из которого она сюда вошла. Игольник в руке прыгал, как живое существо, а по спине катился пот. Техник – совсем молодой паренек с круглыми от ужаса глазами – тоже трясся как марионетка, и не с первого раза сумел вставить флешку в нужный разъем. Запустил таймер. Обернулся к Ане, всем своим видом демонстрируя готовность сотрудничать – и тут же получил заряд в грудь. Так и обмяк, прямо в кресле.

      Аня не то чтобы за прошедшие два дня изучила, как работает режиссерский пульт, но уж чтобы его заблокировать, много ума не требовалось, благо паренек сделал за нее всю работу. Таймер тикал. Две минуты тридцать секунд. Более чем пора делать ноги.

      Она отерла игольник о платье, чтобы не оставлять на нем отпечатков, потом снова вышла в коридор. И, чувствуя, что еще немного, и она просто упадет в обморок, пошла в сторону зала, из последних сил вбивая каблуки в паркет.

      Две минуты.

      "Готовность – две минуты", – черт его знал, удалось ли ее загадочным помощникам взломать систему уличных мониторов, как они договаривались, но сообщение она отправила. По большому счету, можно было обойтись даже без доступа к городским системам, уж синхронно залить информацию на ютуб и еще несколько топовых форумов и площадок они точно сумели бы.

      Аня, уверенная, что сейчас ее берут на прицел минимум трое человек, прошла в сторону выхода. Надо думать, засветила лицо на всех камерах, но тут уж было не до скрытности.

      Со сцены женщина бодро вещала на очень хорошем английском. Что-то о том, что великая радость приходит в мир и теперь она сможет быть в каждом доме.

      Эта "великая радость" отдавалась у Ани в каждой жилке.

      Одна минута.

      Холодный воздух раннего ноября ударил по лицу и плечам. Аня неожиданно поняла, что стоит на красной ковровой дорожке, перед стеклянными дверями, почти раздетая. При мысли, что можно вернуться за шубкой в гардероб, она едва сдержала нервный смех. И, дрожа одновременно от страха и холода, стала спускаться по покрытым тканью ступенькам, с полным ощущением, что две ее ноги друг с другом не знакомы и никогда не были.

      "Господи, Гриша, где ты?"

      Тридцать секунд.

      На плечи Ане упали мокрые снежинки. Тут же растаяли, но падали новые и новые. Пока она соображала, что происходит, перед ней резко затормозило такси. На переднем сидении сидел Гриша, на этот раз не в кепке, а в шляпе, прикрывающей штрих-код.

       – Давай же.

      Аня юркнула на заднее сидение. Свернулась там, едва не скуля от страха. Скинула туфли. А буквально через двадцать секунд по изумленному возгласу таксиста поняла: началось.

      Разномастная реклама на стенах домов на секунду погасла, и в городе вдруг сделалось так темно, точно стояли не вечерние сумерки, а глубокая полярная ночь. Потом – через неправдоподобно долгую секунду черноты – экраны снова зажглись тревожным красным цветом. Аня сидела в машине и не слышала, есть ли звук, но бегущая строка сообщала всем, умеющим читать по-английски, что сегодня в результате сговора ТНК Guandong Medical Group и экстремистской организации "Дети чистоты" на рынок выходит модифицированная "Панацея", которая убьет подавляющее большинство обладателей имплантов. Мелькали строки экспертного заключения. Потом кадры, на которых группа Графа нашла на сибирском заводе таблетки, потом записи с "вишек" Ника, а потом девушка в белой маске Гая Фокса.

       – Если бы Китай не нарушал арендного соглашения, всего этого можно было бы избежать! – Аня видела запись до этого дня и знала, что Глафира кричит это весьма бодро и зажигательно. Записи сделали на двух языках: русском и английском, специально, чтобы синхронно запустить их в Нью-Йорке и в Москве. Конечно, по бегущей строке эмоциональный накал речи оценить было трудно, но, судя по тому, как люди замирали прямо посреди мокрого снегопада и смотрели на экраны, впечатление она производила.

       – Если бы Российская Федерация следила за своими арендованными территориями, этого тоже можно было бы избежать!

      Аня, уже не сдерживая слез, расхохоталась. Она, кажется, только что организовала крупнейший международный скандал за несколько последних десятилетий.

      А Глафира, мало стесняясь в выражениях, рассказывала, как "грязную" "Панацею" еще три года назад собирали в Сибири, но, в результате действий "независимой группы экспертов", свернули производство на арендованной территории и перенесли его в страны третьего мира. Хранили отраву в Мексике. И на Бали. В Никарагуа. И много где еще хранили бы, если бы не действия нескольких человек, рискнувших собой.

       – Кстати, привет всем, кто пил кофе на совете директоров. И тем, кто пил шампанское на пресс-конференции! Подумайте хорошо, прежде чем выпустить в мир эту отраву. Вам первым плохо придется! – Глафира, конечно, не знала, что блефовала, и говорила самозабвенно и до крайности убедительно. Аня даже пожалела, что так и не рискнула подбросить хоть сколько-то таблеток в шампанское. А потом, собственно, решила, что травить следовало акционеров, а не журналистов. А уж в такие надзвездные сферы она с ее скромными талантами точно бы не пробралась.

      Вырубая четырех безоружных техников игольником с мощным снотворным, она и так чуть умом от страха не тронулась. И никогда бы не смогла что-то незаметно подсыпать. Растеряла бы всю отраву по дороге с перепугу.

      Аня смеялась в голос.

       – А еще они умерли, чтобы ты сегодня не принял отраву и жил! – огромные буквы расплылись по экранам. На секунду все снова погасло – как будто городские службы снова перехватили контроль, хотя те вряд ли успели бы, прошло никак не больше двух минут – а потом вспыхнул яркий свет.

      Со всех сторон на Аню смотрел улыбающийся Гавриил Войцеховский.

      Конечно, стоило бы поставить туда лицо Графа, но у того имелись живые жена и дети. Smoker, если уж честно смотреть на вещи, не был ни приятным человеком, ни тем более героем подполья. Но эта фотография как нельзя лучше подходила для их задачи. Те, кто сейчас видел его улыбку, вряд ли подумали бы, что двадцать лет спустя ее обладатель вступил в очень плохую игру и проиграл, утянув на тот свет много людей и погибнув сам. И, в конце концов, его тоже предали. Не из-за "Панацеи", но тоже в Сибири. В каком-то смысле и он был жертва, если деление на жертв и палачей не было такой же условностью, как и многие другие вещи в мире.

      Аня, понимая, что делает глупость, судорожно набрала на уникоме вызов. И буквально через секунду услышала голос Андрея:

       – Да... Я сейчас стою в аварии на Тверской, потому что светофоры тоже заглючили. Это было... громко.

       – Я еще хотела в конце поставить порнушку, для привлечения внимания. Но, мне кажется...

       – Тебе не кажется, внимание и так привлечено. Это уже во всех новостях. Надеюсь, ты мчишь в аэропорт!

       – Нет, сижу в такси, реву как дура, – честно ответила Аня.

       – Реви как дура в аэропорту, ладно?! – не проникся Андрей.

       – Не ори. Поставь запись на самое медленное воспроизведение.

       – Ненормальная, – пробурчал он, и отвернулся от экрана, набрал что-то на клавиатуре. Помолчал несколько секунд, а потом расхохотался, несколько нервно.

       – Тот самый легендарный двадцать пятый кадр?

       – Ага. Такое признание тебя устраивает? Вроде с настройками поиска по ключевым словам все теперь нормально, нет?

       – Ну, я рад, что теперь весь мир знает и может прочитать, что кто-то крепко любит какого-то Андрея. Учитывая, что обычно хакерами бывают мужчины, судьба у этого какого-то Андрея самая печальная... Ладно, так и быть, я тогда не стану спрашивать, что это за солнечный блондинчик, на которого сейчас смотрит полстраны.

       – Ты предпочел бы, чтобы там было твое лицо?

       – Я бы предпочел, чтобы ты сидела в бункере без доступа к инфонету. Но кого же к черту волнуют мои предпочтения?

       – О, вот по этому вопросу ты найдешь понимание у Гриши, но никак не у меня...

      Аня вырубила связь и откинулась на сиденье. Запись шла по кругу. Конечно, ее отключили бы с минуты на минуту. Но несколько миллионов человек, наверное, успели бы прочитать. И испугаться. И задуматься. И испугаться еще сильнее.

      Веселый зеленоглазый парень, еще не получивший рак костей, не ставший хакером, не убивший сам и не убитый ею, Аней Инсаровой, в больнице Иокагамы, улыбался в темноту.

      Граф, если бы это видел, тоже улыбался бы, где бы он ни был.

       – Гриш, я, знаешь, что поняла? Прошлое никогда не заканчивается. Оно и будущее – одно и то же. Разделение только в нашем сознании. Кажется, я сообразила, о чем ты говорил. Только мы не точка на плоскости, мы сплошное многоточие... Здорово, правда?

      13.

      Сердце Ани ухнуло куда-то в пятки едва ли не быстрее, чем Тимур и Гриша понеслись вниз по склону, лихо вздымая сноубордами серебристую пыль. Подросток, который весил втрое меньше, тут же начал отставать, а вот андроид мчался как натуральный гоночный болид, хоть и пытался гасить скорость маневрированием. Аня, не в силах смотреть на такой ужас, уткнулась носом в плечо Андрея: перед ее мысленным взором уже проносился Тимур в палате реанимации и она сама, ползающая по снегу в поисках процессора и психомодуля, а также счет на ремонт, семизначный, не иначе.

      Андрей, фыркнув от смеха, потрепал ее по шапке:

       – Ах ты ж мой бог. Как устроить международный скандал, так это мы пожалуйста. А как поглядеть на последствия своих действий...

      Скандал, безусловно, вышел громкий. Благо, ответственность на себя быстренько взяла "группа сочувствующих", припугнувшая тех, кто искал их слишком тщательно, еще парой-тройкой таких интересных разоблачений. Правительство Российской Федерации, надо отдать должное, не стало делать хорошую мину при плохой игре, то есть отлавливать хакеров и кидать их в кутузку, попутно объявляя все показанное ранее дезинформацией. Видимо, кто-то из тех, кто ел с Графом из одного котелка, все же уцелел и принял меры. А, может, кто-то и вправду испугался, задумался, совсем испугался, да и включил на этой почве мозги – в мире и не такие чудеса случались. Так или иначе, последнюю партию "Панацеи" отозвали, хоть отравы там и не нашли. Фармацевтическая корпорация не развалилась совсем, но попала на колоссальные убытки, а всяческих "Детей чистоты" радикально пропесочили и даже, по слухам, посадили пару шишек, громче всех дравших глотки на предмет недопустимости вмешательства в творение божье. Этим мракобесам, впервые в новейшей истории, впаяли "экстремизм" – будь Анина воля, судьям, отправившим их за решетку, она присудила бы Нобелевскую премию мира. В околосибирских кругах, среди тех, кто должен был следить за соблюдением арендного соглашения, тоже прокатились проверки, полетели головы и все такое прочее.

      В общем, если считать, что Аня бросила камень с моста, круги по воде пошли приличные. И много дряни потонуло. Как, впрочем, и всплыло на поверхность.

      Но это никак не соотносилось с тем, что Гриша сейчас впилился бы во что-нибудь, что по ударопрочности превзошло бы его бронекаркас, и разбросал свои внутренние ценности в радиусе полукилометра.

       – Будь проклят тот день, когда я не запретила им встать на эти чертовы доски..., – пробурчала она.

       – А то они б тебя послушались...

       – Я правильно понимаю, что, в качестве утешения, ты говоришь мне, что моя семья меня ни во что не ставит?!

       – Открывай глаза, они доехали.

      Аня трусливо покосилась вниз. И вправду, обошлось без смертоубийства. Тимур шлепал по снегу к подъемнику, гордо таща свою доску сам, а путь ему пробивал Гриша, пропахивающий целину с грацией трактора. Ане тут же вспомнился копатель Вася: после пары не самых сложных модификаций тот переквалифицировался в экзотически выглядящую снегоуборочную машину и ждал возвращения своей родни со звезд уже не в квартире Андрея, а во дворе их шале. Но диодами по-прежнему мигал очень преданно и дружелюбно. Разве что теперь в качестве площадки для засады вместо ложных фикусов использовал натуральные сугробы и сосны.

      Тимур сноровисто прицепил к подъемнику сноуборд. Доска Гриши весила столько, что андроид, дабы не портить инфраструктуру, нес ее в горку сам. Судя по оживленной жестикуляции Тимура, они о чем-то болтали.

      Аня, по большому счету, не ощущала ревности или печали. Пока она карабкалась в гору и пыталась что-то выбить у мира, Гриша был с ней и честно страховал на крутых поворотах. Теперь, когда она, сделав все, на что ее хватило, грелась на солнышке – фигурально говоря, потому как в реальности солнце светило, но не грело, и мороз был градусов в десять – имея за плечами дом, семью и более-менее гарантированное безбедное существование, он как-то незаметно перешел к Тимуру. Безо всяких изменений приоритетов, директив, модальностей и прочей мишуры. Нет, он не перестал с ней разговаривать, пить кофе и отнимать лишние с его точки зрения сигареты. Просто Аня как-то однажды поняла, что говорить с Тимуром ему интереснее. В конце концов, все, что она могла Грише рассказать, она уже рассказала. Нельзя было обвинять его в том, что ему не интересно слушать по второму кругу или переливать из пустого в порожнее. Если исключить эмоциональную оценку происходящего – а ее следовало исключить – Аня была "отработанным материалом". Очень хорошим, привычным, тщательно оберегаемым "отработанным материалом".

      В общем-то, это было по-своему честно. Жестоко, конечно, но эволюция не выглядела как клеверовое поле во времена обезьян и едва ли стала бы более политкорректной сейчас. Будущее должно было тянуться к будущему, а не к прошлому.

      Аня следила, как две яркие фигурки на белоснежном фоне приближаются к ним. Андрей, убедившись, что никто на него особенно не смотрит – как-никак, склон у них не был частный – закурил. Иногда Ане казалось, что он как-то подспудно понимает все то же самое, что и она, и примерно в том же ключе, только не говорит. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Андрей выглядел недовольным жизнью. Он как раз был из той счастливой породы людей, которые способны принимать реальность без дополнительных размышлений и метаний. Это у Ани, похоже, был как-то сбой программы, и ответы вместо заполненных слотов генерировали только новые вопросы. А у Андрея все с настройками в голове было в порядке. Может поэтому он к своим неполным сорока годам стал главой службы безопасности крупнейшей оружейной корпорации, а она все играла в космические стрелялки и анализировала вещи, о которых приятнее было ничего не знать.

       – Никаких больше спусков, я замерзла, – приврала Аня, когда Тимур и Гриша оказались в зоне слышимости. – Поехали домой, водка стынет!

       – Ань, как не стыдно, – хмыкнул Андрей.

       – А я, в отличие от некоторых любителей шотландского виски, не теряю связи с Родиной, – парировала она. На самом деле, стыл кое-как сооруженный ею салат оливье, призванный стать жемчужиной их новогоднего стола. Аня искренне надеялась, что после знакомства с ее скромными кулинарными талантами никто хотя бы не отправится в больницу. – Так и быть, сознаюсь: прошлый Новый год я встречала в компании динозавров, которые очень хотели мной закусить, и у меня выработались некоторые суеверия. Так что хочу весь вечер провести дома, в тепле, безопасности и хорошей компании.

       – Ну, если только в целях борьбы с суевериями, – Тимур, которому замена элитного интерната обычной московской школой с техническим уклоном явно пошла на пользу, колючки свои не то чтобы растерял, но теперь хотя бы выпускал их очень дозировано. "Мамой" он Аню, конечно, не называл, но "наркоманка" и "анарексичка" убрались не только из ежедневного общения, но и из социальных сетей. А, может, после раскрытия истории поисковых запросов парень просто стал внимательнее относиться к компьютерной безопасности и лишнее стирал. Аня в этом особенно не копалась, жили себе нормально и жили.

      Отпраздновали хорошо. Не настолько, конечно, хорошо, чтобы пойти играть в снежки, пытаться угнать общественный подъемник и проснуться в полицейском участке в каком-нибудь непотребном виде, но все равно очень душевно. Вроде как даже салат – встреченный вопросом Тимура "Прости, а что эти овощи тебе сделали?" – оказался съедобен, хоть и не особенно красив. Часа в два ночи разошлись спать, а незадолго до рассвета Аня за каким-то чертом проснулась, поглядела в потолок, повертелась так и эдак и, наконец, сообразив, что своими пертурбациями разбудит Андрея, который видит отпуск и здоровый сон раз в сто лет, аккуратно выползла из постели.

      Накинула теплую кофту – вообще дом неплохо отапливался, но за удовольствие иметь несколько панорамных окон приходилось расплачиваться совершенно дикими счетами за электричество да некоторой прохладой под утро – и проскользнула на кухню. С целью выпить воды, полюбоваться рассветом, которому, судя по всему, скоро пора была наступить, ну и вообще, чтобы не шуметь в той части дома, где еще спали.

      Следы вчерашнего застолья уже были убраны, напоминал о нем лишь легкий запах шампанского и апельсинов в воздухе. Гриша – черный силуэт на фоне синевато-серого, выходящего в снежную ночь окна – стоял и смотрел куда-то вдаль. Ане вспомнилась ее московская квартира, свадьба Леси и такой же ночной разговор. С той лишь разницей, что сейчас говорить было бы особенно не о чем. Аня с улыбкой кивнула Грише, повернувшемуся на шум, налила себе воды в стакан, сделала пару глотков, отставила его на столешницу.

       – Спасибо, что навел порядок. И прости, что тебе скучно, – негромко добавила она.

       – Мы можем поговорить? – неожиданно поинтересовался Гриша. Вот это была новость так новость: Аня впервые за четыре года слышала подобное вступление. В те времена, когда ей еще было, что Грише порассказать, он обычно обходился без предисловий. О чем думал, то и спрашивал.

      И, конечно, кивнула.

       – Можем. Только давай на веранду выйдем. А то перебудим весь дом.

      Гриша пожал плечами и направился на веранду. Аня, на ходу нашарив в прихожей теплые тапки, поплотнее укуталась в кофту и вышла следом. На веранде было холоднее, чем во всем остальном доме. Увы, такова была цена трех стеклянных стен из четырех возможных. Кое-где по самому низу окон виднелась изморозь. Свет Аня зажигать не стала: Гриша все прекрасно видел и так, и здесь явно было недостаточно много мебели, чтобы обо что-то споткнуться. Андрей ненавидел хлам, лишние вещи на одной территории с ним просто не задерживались. Двух тяжелых деревянных кресел и столика, по его мнению, было достаточно. Аня опустилась в одно из них. Гриша устроился напротив – его визоры слегка светились зеленоватым кошачьим огоньком.

       – Ну что, хочешь сказать, что все-таки захватил фондовый рынок? – улыбнулась Аня, сообразив, что молчание как-то затягивается.

       – Аня, ты умрешь, – просто сказал Гриша. Она в первую секунду подумала, что ослышалась:

       – Извини... что?

       – Аня, ты ведь умрешь?

      Аня нервно усмехнулась. Сцепила руки на коленях. Подумала, как же должно было прижать бедного Гришу, чтоб он задал вопрос, ответ на который и так знал со стопроцентной вероятностью.

       – Да, Гриша, конечно, я умру. Все умирают. Ты же знаешь.

       – И что будет потом?

      Вот уж умел Гриша вопросы задавать, так умел. Аня, оказывается, уже успела несколько отвыкнуть от таких фортелей.

       – Ну, если ты с технической точки зрения спрашиваешь, то сперва я перевешу приоритет на Тимура, моей смерти ждать для этого не обязательно. Я не все понимаю, но многое понять могу и всегда сделаю так, как тебе будет лучше. Потом, я думаю, андроидам дадут гражданские права. Ну, может, кому-то перед этим придется попрыгать с плакатами или пострелять в чиновников, но, в итоге, вам их дадут, кому тут нужен ядерный полигон в планетарном масштабе? Потом, наверное, вы улетите на Луну или дальше, колонизировать космос. Причем, скорее потому, что мы вам надоедим, а не потому, что вас выгонят..., – Гриша слушал, как всегда, не перебивая. Но что-то подсказало Ане, что ответ с его точки зрения не является удовлетворительным, и она смолкла, решив, что про сияющие перспективы эры освоения своей и соседних звездных систем Гриша почитает сам.

       – Я не спрашиваю, что будет со мной, – уточнил он, дождавшись паузы. – Я спрашиваю, что будет с тобой.

       – Ты прекрасно знаешь, что я не могу ответить на твой вопрос. Может, там благодать, но я ее не видела. Наверное, меня просто не будет, – вначале ляпнула правду, а потом подумала Аня. Вот уж про процесс распада органики Гриша, надо думать, и без нее представлял. – Прости, Гриш, а почему ты спрашиваешь об этом сейчас? Я уже не в "Харриэт". И, наверное, проживу еще лет тридцать-сорок, как пить дать.

       – Ты боишься, Аня?

      Аня несколько раз разжала и сжала пальцы, чувствуя, как кончики покалывает.

       – Я стараюсь об этом не думать. А вообще, все боятся. Этот мир – при всех его недостатках – он очень хорош, Гришенька. Сложно...сложно рассчитывать на равноценную замену. Так что, скорее всего, человек, умирая, многое теряет. Думаю, абсолютно все. Хотя есть миллионы людей, которые думают по-другому. Есть концепции рая, и переселения душ, и еще всякие разные... – Аня замолчала, чувствуя полнейшее бессилие что-то дальше объяснять. Она сама об этом "дальше" понятия не имела.

       – Да, я ознакомился с некоторыми религиозными учениями, – обстоятельно сообщил Гриша, слегка кивнув. – На мой взгляд, они неудовлетворительны, но я не мог бы оценить их в силу особенностей мышления, даже если бы они являлись таковыми.

       – Ты чистый эмпирик, Гриш. Тебе будет очень тяжело впихнуть идею сада, где львы и барашки бродят бок о бок и никто никого не жрет. Но есть другие вещи, в которые стоят этого рая. Например, будет очень здорово, когда человечество выйдет в космос. Серьезно. Я этого, скорее всего, не увижу. А ты увидишь. Может, еще покатаешься на сноуборде где-нибудь на Луне: там горы выше, а тебе будет сложнее разбиться. – Аня улыбнулась. Рассвет уже брезжил – тусклый, серый – и в его мутном свете лицо Гриши она различала не очень хорошо. Но, кажется, тот и не думал улыбаться.

       – Мне непонятна твоя тяга к космосу. Он не для людей. Очевидно, что там все устроено так, что живое выживать не должно: холод, мрак и колоссальные расстояния. Мне кажется, яблони на Марсе – это современная сказка. Как раньше были сказки о стране с молочными реками.

       – Ох, Гриш. Тогда, боюсь, ты просто не оставляешь мне шанса сказать тебе что-то утешительное.

       – Меня не нужно утешать. Я только хотел знать, что ты думаешь об этом сложном для меня вопросе.

       – Я, как и большинство людей, просто о нем не думаю.

      Гриша медленно кивнул – Аня видела, как перемещаются тусклые зеленые огоньки – поднялся и поправил воротник свитера. Собрался уходить, видимо, так и не получив удовлетворительного ответа.

       – Господи, Гриш, если б я хоть что-то знала, я б тебе рассказала! Если б хоть чем-то могла сделать твою жизнь лучше, сделала бы. Меня не научили, как. Понимаю, что это не оправдание. Мы накупили на радостях высокотехнологичных новинок, которые умнее нас, нашпиговали их кучей предохранителей, чтоб они, не приведи бог, с нами ничего не сделали. А что мы с вами будем делать – никто не подумал. И я не подумала. Когда ты в длинном-длинном математическом выражении совершаешь ошибку в самом начале, потом все вычисления могут быть правильными, но в ответе все равно вылезет какая-то хрень. Вот, собственно, и все, что мне есть сказать о себе и тебе.

       – Ты переживаешь об этом гораздо сильнее, чем я.

       – Потому что я сперва по дурости хотела, чтоб у тебя завелась свободная воля. Знаешь, типа как кактус в горшочке вырастить – прикольно же, когда у тебя есть такой кактус, какого больше нигде нет? Потом она у тебя появилась – или была сразу, не знаю – и тут я испугалась. Пожалуй, это была первая стадия моего личностного роста. А вторую я прошла, когда поняла, что не знаю, что мне с ней – свободой твоей – делать и, что еще поганее, не знаю, что тебе с ней делать. И вот тут мне сделалось очень скверно. Иными словами, я поумнела. Но уж очень высокой ценой.

       – То, что ты называешь свободной волей, на самом деле может быть генератором случайных чисел. Или броском кубика.

       – Да мне совершенно все равно, как это технически оформлено. Мне не все равно, что ты спрашиваешь о вещах, в которых для тебя нет ну вообще никакой надежды. Потому что люди могут ошибаться, обманываться и игнорировать очевидное. А ты не можешь.

      Гриша улыбнулся:

       – Не понимаю твоей паники. Я спрашивал про тебя, а не про себя. Со мной мне все понятно.

       – Правда?

       – Да. Хотя, если не возражаешь, это я хотел бы оставить при себе.

      Аня, чтобы не начать хлюпать носом, тоже улыбнулась:

       – Надеюсь, это такой цифровой рай, где куча фривольно настроенных программ дамского полу ходит и предлагает интересное совместное времяпрепровождение, а вирусов нет как вида?

       – Программа дамского полу – это та, которая работает по непонятному принципу и только время от времени?

       – По-моему, ты набрался у Андрея не лучших черт...

       – Хотя, не спорю, отсутствие вирусов – это хорошо.

      Они посидели еще немного в утренней тишине – зеленоватые огоньки визиров потухли, когда предметы обрели ясные очертания – а потом молча разошлись. Аня, почему-то чувствовавшая себя как выжатый лимон, вернулась в постель, закрыла глаза и буквально провалилась.

      На следующий день она даже не смогла бы с уверенностью сказать, был ли этот ночной разговор взаправду или ей только приснился. Такой мутный предутренний сон, очень похожий на явь, следствие выпитого шампанского и неразрешимых противоречий. Спрашивать Гришу ей не хотелось.

      В общем, Аня выбросила хмурое новогоднее утро из головы. Отпуск Андрея и каникулы Тимура подошли к концу. Вернулись в Москву. Все потекло как текло раньше, разве что крутые виражи ее жизни совершенно точно превратились в плавное скольжение.

      Первый звоночек прозвенел, когда полгода спустя, сразу после школьных экзаменов, Тимур, вместо того, чтобы попросить себе какой-нибудь поощрительный приз за хорошие оценки, попросил Андрея подписать справку, дающую шестнадцатилетнему подростку право на официальную подработку.

      Андрей, как Аня всегда подозревала, был мужчина умный. Вместо вопроса в духе "Что тебе купить, чтоб ты успокоился?", он скупо похвалил и подписал. Парень три месяца летних каникул вертелся официантом, игнорируя предложения слетать в Швейцарию и там отдохнуть на лоне природы. А в конце августа подошел к Ане с довольно необычной просьбой: он хотел купить доступ к облачному хранилищу данных.

      Это не могло не заставить Аню задуматься: во-первых, IT-гиганты предоставляли частным лицам доступ ко вполне приличному количеству свободного места "на облаках" совершенно бесплатно – уж подростку хватило бы, даже если бы он решил залить в инфонет все, что знал. Во-вторых, "облаками" обычно пользовались люди, которым нужно было синхронизировать работу большего количества устройств, чем просто уником и домашний компьютер. Об использовании в этой цепи Гриши не подумал бы только законченный оптимист. Тем более что Тимур хотел получить довольно серьезный объем и – это было оговорено отдельно – должную защиту данных.

      Что-то в его бледном, не по-детски сосредоточенном лице подсказало Ане, что, если она сейчас ему не поможет, он найдет тех, кто поможет. Поэтому она отнеслась к просьбе совершенно серьезно – другое дело, понравилась ли та ей. "Тимур, я тебе куплю, но, имей в виду, любое облачное хранилище в любой момент можно отключить. По решению компании или правительства. Можно изучить содержимое, имея ордер. Или обокрасть. Это... не лучшее место, если ты будешь держать там что-то очень важное для тебя".