Текст книги "Циклическая ошибка (СИ)"

Автор книги: Кулак Петрович И Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

      Зверье уже было здесь. Причем хищники мчались бок о бок с травоядными, совершенно игнорируя законы пищевой цепочки. Просто все спасались как могли.

      Аня с каким-то поразительным равнодушием подумала, что люди так не умеют.

      Динозавры не бежали прямо на их группку – вокруг хватало травы, еще не охваченной пламенем, так что никого, по крайней мере пока, не затоптали. Мимо – но совсем близко – в темноте, подсвеченной красными отблесками и искрами, с ревом, визгом и воем неслись черные тени, от маленьких до здоровенных, таких, что аж земля гудела. Аня, механически выливая в траву остатки коньяка, думала о всяких глупостях. Например, было хорошо, что здесь не оказалось этих больших травоядных, с длинными смешными шеями. Аня не помнила, как они называются. Но, кажется, она в детстве смотрела мультик про них. И сейчас совершенно не хотела бы видеть, как те будут подыхать в пылающей траве. Они были такие здоровенные, несуразные и, наверное, медленные. Тянули бы шеи к небу, как умирающие лошади. Лошадей Аня любила, хоть и чихала на них еще хуже, чем на кошек и собак.

      Она швырнула в траву зажигалку, отошла на несколько шагов назад, когда жарко полыхнуло, а потом вдруг почувствовала, что происходит что-то не то. То ли тьма за спиной оказалась слишком черной и подвижной, то ли просто сработал какой-то инстинкт, и Аня отшатнулась в сторону, уже чувствуя, как по ее спине и ребрам скользит что-то холодное, но при этом обжигающее как огонь.

      И, заваливаясь набок, истошно закричала.

      Под щекой была сухая трава, неподалеку трещал пожар, весь мир вокруг пах дымом, визжал, выл и ревел, переливался отблесками красного, и Аня просто никак не могла понять, что происходит. Кроме того, что она, очевидно, сейчас будет мертва.

      Аня не видела над собой убийцы. Только слабое марево на фоне огня и буквально висящий в воздухе нож, выглядящий как большой острый коготь. Она попыталась пнуть марево ногой, коготь взлетел – и темноту прошила очередь. Аня, скосив глаза, увидела Гришу, который, со всех ног мчась к ней, стрелял в горизонтальной плоскости где-то на уровне пояса человека, но совершенно мимо силуэта.

      Нож опустился еще раз, но Ане удалось дернуться, так что вместо горла ей пропороло плечо. А потом силуэт отшатнулся, и обзор перегородил Гриша, без долгих размышлений упавший на нее – Аня в коем-то веке реально оценила, что такое сто сорок два кило полезной и не очень рациональности, у нее аж весь оставшийся в легких воздух вышибло.

      Лаура выкрикнула по-китайски что-то очень звонкое и диалектное. А потом пальнула. Аня буквально вжалась в Гришу, по звуку сообразив, что это дробовик. Она чувствовала, как из плеча толчками бьется кровь. Плохо было дело.

      Китаянка выстрелила еще раз, и кто-то упал в траву. Буквально через секунду затрещала очередь из пистолета-пулемета, а Аня снова смогла дышать: следовательно, Гриша приподнялся. Снова грохнул дробовик, а потом выстрелы закончились, хотя тишины не наступило: гудел пожар, трещала трава, кричали звери. Аня, с трудом удерживаясь в сознании, кое-как огляделась. Метрах в пяти от нее валялось то, что несколько секунд назад было человеком, но уже как человек не выглядело. По окровавленным ошметкам костюма шла рябь, как по экрану очень старого музейного телевизора, и на траву как из ниоткуда хлестала кровь. Головы там, строго говоря, не было: видимо, Лаура просто разрядила дробовик в упор.

      На этом жизнеутверждающем зрелище Аня честно вырубилась от кровопотери и общего эстетического разочарования.

      9.

      К своему немалому удивлению, в себя она пришла не в бесконечной черноте, а в стерильной и кипенно-белой больничной палате. Перебинтованная как мумия – на ребрах было что-то вроде корсета – но вполне живая, потому что покойнику, определенно, не могло быть так погано: они же выше всех земных скорбей. Дежуривший у постели Гриша, заметив ее шевеление, встал и потянулся к какой-то кнопке.

      Идиотские светлые кудряшки наличествовали, хотя и не в полном объеме. А вот солидный кусок правого уха отсутствовал, да и щеку посекло. Не до металла, конечно, но сильно.

      Аня поняла, что сейчас разревется как последняя дура. Покоцали ей Гришеньку. Из-за каких-то идиотских дел какого-то идиотского детективного агентства излишне широкого профиля. А также пары козлов, не от большого ума сочетавшихся браком, чтоб им обоим налоговую встретить...

       – Гриш...

       – Все хорошо, сейчас подойдет дежурная сестра. Ты что-то хочешь сказать? Сейчас это не вполне целесообразно.

      "Гриш, ты был прав, я бы хотела уволиться, но не могу", – вот, собственно, было то, что Аня хотела сказать, но такого, конечно, говорить было нельзя.

       – Нет, ничего... К черту дежурную сестру, не трогай кнопку. Лучше расскажи мне... Все целы?

      Гриша опустился обратно на стул и снова застыл как кол проглотил.

       – Да. Пилот вертолета увидел отдельный очаг возгорания, и успел нас эвакуировать. Тебя сразу отвезли в больницу. Больше никто не пострадал.

       – Не считая тебя.

       – Не пострадало ничего, кроме моего представления о моем же профессионализме, – подумав, ответил Гриша. – Косметические детали несущественны.

       – Да-да, они не сказываются на точности стрельбы, – фыркнула Аня и тут же прикусила губу. По ребрам как волна огня прошла.

       – На точности стрельбы сказывается устаревшее техническое оснащение и ПО.

       – В каком смысле?

       – Это был маскировочный костюм системы Ghost. Человеческий глаз еще может его разглядеть, но для цифровых камер он невидим. В тепловом спектре его также не видно. Визоры старше 2056 года выпуска также не способны его распознать. Человеческий глаз в этом отношении все же более совершенный инструмент, чем любая камера.

      Ну, во всяком случае, Ане сделалось понятно, почему вместо своей обычной тактики "стреляем плохим парням в голову, это не убийство" Гриша шлепнулся на нее сверху и стал ловить ударные заряды дроби от Лауры. Та тоже едва ли видела этого красавчика хорошо, поэтому и палила из дробовика на близкой дистанции. С другой стороны, только поэтому Аня и была жива.

       – Не бери в голову, Гриш. Переставим тебе визоры.

       – Нерационально. Мне больше четырех лет, новейшие визоры могут иметь несовместимость с устаревшим процессором, я также не исключал бы проблем с ПО...

       – А мы найдем того, кто совместит. Если ты сейчас скажешь, что дешевле купить новую модель, я наплюю на постельный режим, встану и тебя придушу.

       – Меня невозможно придушить: я не дышу. И ты серьезно ранена, так что вряд ли встанешь без посторонней помощи. А новую модель купить не дешевле, но рациональнее, учитывая специфику твоей профессии.

      "Рациональнее – сменить профессию", – подумала Аня и промолчала. Это, увы, был не тот случай, когда заявление "по собственному желанию" и двухнедельная отработка решили бы дело.

       – Ты неправ, хотя будет тяжеловато это доказать. Ладно. Мне еще что-то следует знать? Какие-нибудь кровавые ужасы?

      Гриша снова задумался, потом серьезно сообщил:

       – Пауля я стукнул.

       – Он жив?

       – Да.

       – Тогда считай, ты его тоже просто погладил. И больше я об этой истории, пожалуй, ничего знать не хочу... Во всяком случае, пока не могу сама пойти и как следует этого актеришку, хм, приголубить.

       – Лаура посоветовала Паулю уехать раньше, чем ты придешь в себя, и он данным советом воспользовался.

      Аня прыснула, и снова поморщилась от боли. Вот уж воистину, плохого Лаура бы не посоветовала. На самом деле, скорее всего, бедолага Пауль после задания просто нажрался в хлам и полез обниматься ко всем подряд. Аня бы на его месте так и сделала.

       – Пауль уехал, и нам пора. Только сначала мне надо к пластическому хирургу, а тебе – к парикмахеру. А то Леся довершит то, с чем не справился киллер в модном прикиде. И, я тебя уверяю, она будет куда более жестока и изобретательна.

      10.

      К сожалению, до Москвы Аня добралась аж к середине января, когда все елки и гирлянды со столичных улиц уже убрались. Так, зеленые иголки кое-где на снегу валялись, да из биоконтейнеров для мусора сиротливо торчали полуосыпавшиеся лапы елей. Имбирным печеньем и мандаринами тоже не пахло. В общем, все самое интересное она гарантировано пропустила.

      А еще, если верить народным поверьям, встретила Новый год так, что шансы его пережить казались очень сомнительными.

      К счастью, для "косметического ремонта" особенно серьезных документов не требовалось, поэтому новым ухом Гриша обзавелся еще в Австралии. Лицо и руку ему тоже привели в порядок, ну и вернули прежний внешний вид. Аня тоже была счастлива, наконец, увидеть в зеркале собственный нос и волосы фиолетового цвета, прекрасно сочетающегося с синяками под глазами. Теперь можно было показываться друзьям и знакомым.

      Ник, увы, уже успел улететь, но оставил записку, в которой не без юмора обещал позаботиться обо всех злобных зауральских пингвинах и прислать Ане самого откормленного и гипоаллергенного. Ну и, конечно, не портить никому настроения похоронками. А в постскриптуме сообщал, что нежно любимые "фикусы" Ани вообще-то называются "пахиподум" и являются мадагаскарскими пальмами, но он все равно очень благодарен за такое участие в своей судьбе.

      Леся с Виктором умотали куда-то к его родне, на Селигер, и подруга, вместо обычных снимков лазурных пляжей, посылала Ане заснеженные елки. А также требовала их с Григорием к себе, потому что кто-то же должен был научить их, лопухов нереформируемых, кататься на коньках, ориентироваться в зимнем лесу и все такое прочее, а то живут в России как не русские.

      Вспомнив свое последнее зимнее ориентирование в лесу – а, несмотря на полные два года, прошедшие с ее путешествия в Сибирь, воспоминания были предельно яркими и красочными – Аня от приглашения вежливо отказалась, отговорившись кучей дел и выслушав по этому поводу много критики. А вот Гришу отпустила, разумеется, с обещанием снимать "вишки" только в лесу и не подходить ко льду, кто и как бы его ни уговаривал.

      Сама же, не без некоторых сомнений, вечером связалась с Андреем. Тот в ее отсутствие не названивал, только один раз – еще в начале января – прислал письмо с просьбой набрать, как вернется. И через два часа сидела у него на кухне, дура дурой.

      Андрей же, почесывая затылок, рассматривал стопку австралийских рыбных консервов с неподдельным интересом.

       – Это рыбки, – пояснила Аня, чувствуя, что очевидный факт, как ни странно, требует пояснения.

       – Это я понял.

       – Ну, единственные, которых можно было провезти через санитарный контроль без справок и прививок, или что там с этими тварями делают на границе...

       – Насколько я помню, по анекдоту это должны были быть шпроты, – задумчиво протянул Андрей.

       – Ну а мне попался только атлантический лосось.

       – Ладно, сейчас хлеб принесу, покормим рыбок, такой же был план?

       – А кофе есть?

      Андрей, наконец, рассмеялся.

       – Да. И "поговорить за жизнь" тоже найдется. Мне позволено узнать, в чем причина твоей особой милости?

      Аня молча оттянула горловину свитера, показав свежие швы на плече. А Андрей резко перестал улыбаться.

       – Фигня, – пробурчала она, сообразив, что на ровном месте испортила человеку настроение. Надо было как-то поделикатнее что ли намекнуть, что сегодня обычная программа мероприятий отменяется. – Недели через две ничего видно не будет. Мне просто врачи велели пока не кувыркаться.

      Андрей хмуро прошелся по кухне туда-сюда, потом покачал головой:

       – Не думал, что это скажу, но лучше бы уж тогда без рыбок, кофе и разговоров за жизнь. Где ты работаешь, ты, конечно, не расскажешь?

       – Не расскажу. Они не так лояльны к бегающим по гаражам хакерам, как один мой знакомый корпорант.

       – Аня, любая проблема решаема.

       – Андрей, оговоримся: любая проблема решаема своевременно, а позже – бывает уже не решаема. В общем, можем покормить рыбок и потрепаться. А могу прийти через две...

      Андрей махнул рукой, словно отметая от себя ее слова как нечто не вполне чистое:

       – Ань, перестань, цинизм тебе не свойственен и не идет. Я не полезу в твою жизнь, мне просто очень хотелось бы знать, где ты работаешь, чтобы...

      На интригующем "чтобы" он запнулся. Это, впрочем, было гораздо лучше, чем всякие нереалистичные обещания, мол, "стенку рогами прошибу" и "всех на британский флаг порву"...

       – Чтобы меня вытащить при случае? Андрей, не обижайся, я сама не знаю, в больнице или морге какой страны окажусь с большей вероятностью. Поэтому не вижу смысла это обсуждать. Ты тоже не на фабрике детских игрушек работаешь.

      Андрей тяжело вздохнул. Не как человек, которому надоела одна конкретная дура, а просто грустно и устало:

       – Я так понимаю, мое предложение кормить твоего прожорливого андроида будет встречено без энтузиазма? Я готов к трюфелям, икре или на чем он там работает...

       – Ты прав, без энтузиазма. Я не могу уволиться. Как и ты не можешь. На этом предлагаю элемент "потрепаться за жизнь" считать завершенным и перейти к кормлению рыбок. Продавец клялся, что она только позавчера хвостом била... Ну или на крайняк к кофе.

       – Коньяка добавить?

      Аня вспомнила запах гари и Hennesy. Ее передернуло.

       – Нет, мне пока прописали трезвость и добродетель. Но я скоро исправлюсь.

Глава 8.

      1.

       – «В мае жениться – всю жизнь маяться»! – наставительно сообщила Леся, героически пытаясь сфокусировать взгляд на Ане. Наверное, не выпей они до этого три бутылки вина на двоих, для приличия залив еще одну в Гришу, это получалось бы легче. Кухня перед глазами Ани не просто плыла, она пыталась упорхнуть куда-то в окно. Вцепиться в край стола и не выпускать его – вот был единственный способ удержаться в ускользающей реальности. Конечно, если держаться очень крепко.

       – Дело не в том, когда, а на ком женишься, – буркнула Аня, предельно сосредоточенная на том, чтобы не выпустить рьяно уворачивающийся стол и не упасть лицом в тарелку.

       – Что говоришь?

       – Говорю, если мы рассматриваем экстремумы...

       – Анечка, я тебя умоляю, заткнись и пей... Не знаю, что такое "экстремум", но, чую, это не я, а ты, – Леся каким-то чудом сохранила способность изъясняться длинными предложениями. Настолько длинными, что Аня начинала их понимать лишь через несколько секунд тщательного обдумывания. – Я-то вроде как норма и не встречаюсь с киллером...

       – Он сбшник-корпорант, а не киллер, – заплетающимся языком вступилась Аня за Андрея и, поразмыслив, добавила: – И мы не встречаемся, мы спим, это другое...

       – Анют, нажралась – веди себя прилично. Так и скажи, что нет у тебя вкуса на мужиков, пореви как все девочки, признай, что любовь зла, полюбишь и ко.. кхм.. корпоранта! А то "мы спим" – и еще таким тоном... Таким тоном можно говорить "мы там уравнения решаем" или еще какие ужасы!

       – Уравнения мы не решаем...

       – Счастлива это слышать! Пей давай!

      Ане ничего не оставалось, как внять просьбе подруги. Это было невероятно, но факт оставался фактом: Леся забросила гипотетического принца и гипотетического белого коня, и собиралась замуж за Виктора. И не в отдаленном светлом будущем, когда пройдет метель из роз и с небес вместо дождя польется шампанское, а прямо вот в конце месяца, тридцатого апреля. Через две недели, в общем. Это Леся-то, которая, как Аня была уверена, станет готовить свадьбу минимум год, так, чтобы торжество заставило бы "Оскар" и прочие красные ковровые дорожки сдохнуть от зависти. А они, оказывается, планировали все тихо-мирно, без пяти сотен гостей, тамады, семиэтажного торта и прочих ужасов.

      Ну и средства, сэкономленные на "статусной свадьбе", предполагалось пустить на трехнедельный вояж по Средиземному морю. Правда от белых туфелек какого-то дизайнера, имени которого Аня не выговорила бы под угрозой расстрела, Леся отказаться решительно не могла. И уже показала с полсотни их фотографий в разных ракурсах и при разном освещении. Понять природу отношений между кусками белой лакированной кожи – пусть и натуральной – и суммы с четырьмя нулями было решительно невозможно, но при попытке что-то уточнить можно было нарваться на лекцию по истории моды, поэтому рта Аня благоразумно не открывала, ограничиваясь кивками. Ее, в общем, и без этого штормило.

      Но подружка невесты все-таки планировалась, поэтому Ане уже второй час полоскали мозг на предмет того, что даже на самой современной и демократичной свадьбе джинсов быть не должно ни на ком.

       – Обещаю и клянусь, – уже с трудом ворочая языком, соврала Аня и, чувствуя, как последние моральные и физические силы покидают ее, устроилась лицом на сгибе локтя.

       – Тридцатое апреля! Помнишь? Обещаешь?! – Леся все еще не оставляла попыток дозваться до разума подруги через завесу алкогольных паров.

       – Да... Дедлайн и смерть.

       – Гриша, ты записал, что она сказала?

       – Да. Но мои записи не могут использоваться в суде даже в особом порядке, поскольку я не являюсь лицензионной моделью. Поэтому я рекомендовал бы воздержаться от насильственных действий в адрес Ани в случае нарушения достигнутых договоренностей. Уровень алкоголя в организме составляет...

       – Знаешь, Гришенька, ты тоже заткнись, моя радость, и пей!

      Аня, к ее удивлению, сквозь накатывающую дурноту увидела, как Гриша спокойно сливает в один бокал остатки белого и красного вина, отставляет обе бутылки под стол и с каменным лицом выпивает полученную гадость. Безо всяких комментариев в духе "нецелесообразно".

      Кажется, у андроида зародилось милосердие к менее совершенным биологическим видам. На этой мысли счастливая Аня вырубилась.

      2.

      Апрель начался так хорошо, что не закончиться плохо это просто не могло. Весна пришла поздняя, зато очень теплая. Снег, лежавший до конца марта, стаял в три дня, в прямом смысле затопив город не слишком чистыми ручьями, звенящими, как колокольчики. Птицы и коты орали отчаянно. Горожане выползли из черно-серых курток и приоделись в цветное. Аня же вынырнула из компьютерных игр, куда буквально провалилась по возвращении из Австралии – по большей части из-за отсутствия практических задач в реальной жизни – оглянулась вокруг, решила, что сюжет дерьмовенький, но графа на уровне и пора втягиваться.

      Успела поучаствовать в грандиозной пьянке, организованной Лесей по случаю ее грядущей свадьбы, разок сопроводить ее в торговый центр с целью выбрать клатчик к туфелькам – Аня от плотоядных динозавров так не драпала, как от лучшей подруги после третьего отдела – и даже, страшно сказать, купить себе юбку, чтобы случайно не быть забитой насмерть теми самыми туфельками со шпильками. На этом хорошее закончилось.

      Во-первых, над магазином снова появилась знакомая бело-зеленая эмблема. Гриша, благо, вне дома носил "вишки", но испугалась Аня все равно солидно.

      Во-вторых, "бабушка Герда" позвонила ей ровнехонько двадцать пятого апреля. Когда Аня попыталась объяснить, что у нее вообще вроде как оговоренный полугодичный отдых, есть своя жизнь и все такое прочее – прямо сказать, не в самых парламентских выражениях – довольно резко сообщила, что, при успешном выполнении заказа, так оно и будет. А пока ждет их с Лаурой на связи в течение часа. И отключилась.

      Лаура отнеслась к прерванным каникулам с философским спокойствием. С одной стороны, ее бы Леся живьем не сожрала. А с другой, китаянка вообще как-то более хладнокровно реагировала на беспардонное вмешательство "Харриэт" в свою жизнь. То ли у нее имелось какие-то понимание слова "лояльность" – для Ани это было и осталось пустым звуком – то ли считала, что очень большие деньги окупают просто большие неудобства. Так или иначе, через час она вместе с Аней подключилась к конференции и слушала подробности дела.

      Ничего сверхчеловеческого от них на сей раз не требовалось. Да что там, по меркам Харриэт задание, пожалуй, можно было считать плевым: выкрасть у частного лица инфокуб и передать хакеру, даже не взламывая. Ане ситуация сходу не понравилась: ребенку было понятно, что для такого дела разумнее было нанять одного грамотного домушника, чем стрелка и компьютерщика впридачу. Тем более что их "жертва" – Лучия Родригез, этническая итальянка, гражданка Швейцарии, тридцать пять лет, не замужем, детей нет, работает кредитным аналитиком в базельском отделении UBS, на учете полиции не состоит и добросовестно платит налоги – вовсе не выглядела как сложная добыча. И, судя по досье, жила не в напичканной пулеметными турелями цифровой крепости, а в совершенно обычной квартире пятиэтажного дома на улице с романтичным названием. А уж когда Аня услышала, что, вопреки их обычной практике, дополнительных специалистов Харриет – аналитиков, которые собрали бы информацию и разработали план проникновения, взломщиков, актеров, медиков и "группу эвакуации" – подключать нельзя, то окончательно поняла, что пахнет "благодарностью посмертно".

      Видимо, что-то такое отразилось у нее на лице, потому что "бабушка Герда", усмехнувшись, сообщила, что вся соль этого дела – в крайней срочности и секретности, а также безукоризненной лояльности исполнителей. И назвала сумму, которая Аню ну просто ни разу не успокоила. Но которая явно понравилась Лауре.

      На этот раз всеми формальностями с визами и билетами их куратор озаботилась лично. Они поехали в аэропорт едва ли не через полчаса после того, как закончили разговор. Аня как раз успела реквизировать у Леси Гришу под предлогом того, что нужно срочно что-то передвинуть в квартире. Выходя с ним из залитой светом студии, она прекрасно отдавала себе отчет, что, если не уложится в четыре дня, скорее всего, видит подругу в последний раз в жизни. Стоило, конечно, предупредить ее касательно "подружки невесты" прямо сейчас, но тогда риск даже до Базеля живой не долететь возрастал по экспоненте. Аня решила покаяться уже из условно безопасной Швейцарии.

      В довершение всех ее бед, более первой ракеткой мира она не являлась и летела эконом-классом, так что Григория, в полном соответствии с инструкциями и правилами, пришлось сдать в багаж. Проследив, как черный затылок спускается куда-то в нижние отделения самолета, Аня ощутила вселенскую печаль. И запоздало задумалась, не повредит ли ему такой перепад температур. Хотя, по идее, андроидов так обычно и возили, должно было пронести. Но настроение все равно осталось прескверное.

      3.

      Пожалуй, в другой ситуации Базель Ане бы понравился. Она не то чтобы так уж обожала старинные города старой же доброй Европы – все-таки люди, которые вообще выходят из возраста, когда любят сказки, выходят оттуда в детстве – но признавала, что нечто «эдакое» в них есть. Аэропорт Базель-Мулюз-Фрайбург так и остался единственным в мире, официально управляемым двумя странами: Швейцарией и Францией, а встретивший их терминал как будто был погружен в колдовской сон. Все происходило в высшей мере степенно – не медленно, как в пробке или очереди, а именно степенно – ровно и прилично. Возможно, дело было в том, что туристическим сезоном в апреле еще не пахло, но после вечно суетящейся Москвы казалось, что добрая часть жителей куда-то исчезла, оставив лишь небольшую группу людей, чтобы карусель крутилась дальше. Даже шоссе, ведущее от аэропорта к городу, и то не выглядело загруженным. Горы, тонувшие в вечерней дымке, имели розово-лиловый цвет, а в долине между цепями Юры и Шварцальда горели желтые огоньки города, вытянувшегося внизу. Никакого марева как над Москвой, и уж тем более сотен рекламных щитов и вывесок не мигало. Аня с удивлением подумала, что, наверное, ночью здесь даже можно увидеть звезды, особенно если не спускаться в долину. Впрочем, им было ну совсем не до звезд.

      Таксист оказался милым дядюшкой. Аня немецкий знала скверно, он скверно знал английский, но кросс-культурный контакт все равно состоялся, не в последнюю очередь благодаря Лауре, сидящей спереди и вовремя одаривавшей его белозубой улыбкой. В итоге их прокатили по историческому центру – оценить цвет вод Рейна в вечерних сумерках они не смогли, но широкая река дышала покоем – показали Большой и Малый Базель, что-то очень путано объяснили про какие-то соборы и старейший то ли в Швейцарии, то ли в Европе – этого Аня из жизнерадостного бормотания таксиста не поняла – университет, да и отель присоветовали. Определенно, выходить "в поля" сразу после перелета было плохой идеей, поэтому Аня с Лаурой действительно заселились в небольшой отельчик на Моргартенринг, поближе к району Биннинген, где проживала госпожа Родригез.

      И уже в шесть часов утра следующего дня, трезвые и злые, были "у станка". Лаура должна была проводить объект охоты до работы, проследить ее маршрут, выяснить, где та обедает и во сколько возвращается, а в задачи Ани входило всесторонне изучить дом с целью дальнейшего проникновения.

      Разведка, прямо сказать, информации принесла негусто: самый обычный дом, разумеется, на сигнализации и с камерой над парадным подъездом, но ничего выдающегося. Консьержа нет. Поста охраны тем более. Входные двери совершенно обыкновенные, по московским меркам так, пожалуй, и вовсе ненадежные: деревянные, один замочек, системы блокировки нет. Да даже решеток на окнах первого этажа не наблюдалось – сразу видать, благополучная Европа.

      Лучия жила на третьем этаже, попасть туда можно было из подъезда, как все белые люди, или, если приноровиться, по ветвям дерева забравшись на соседний балкон и уже оттуда – в квартиру итальянки. Скорее всего, вскрыть балконную дверь было бы проще, но, в общем, ничто не указывало на то, что при должном техническом оснащении проблемы возникнут и с центральным входом.

      А уж "должное техническое оснащение" – сороконожку в духе той, что использовал на теплоходе Андрей – Аня захватить успела: не на пикник, в конце концов, приехали.

      Лауре удача улыбнулась не намного шире: за те три дня, что она следила за Лучией, ничего интересного не обнаружилось. Итальянка добросовестно ходила на работу, жила по очень четкому распорядку – выход из дома в половину девятого, возвращение строго в семь пятнадцать, обед с часу до двух, в пять легкий ланч в кафе у офиса. Заказывала одно и то же блюдо. Разговаривала крайне мало, во всяком случае, вне работы, что там происходило за стенами банка – этого Лаура сказать не могла. На чемпионку мира по карате или стрельбе не походила, скорее наоборот, была незапоминающаяся, невысокая, довольно плотненькая, в безукоризненном деловом костюме, неброском клетчатом пальто и с узлом волос на затылке. Эдакая "серая мышка" из приличной кредитной организации. Вечерами тоже ни с гантелями, ни вокруг боксерской груши не прыгала – Аня следила за окнами при помощи взломанного рекламного дрона, из которого извлекла маячок изготовителя, а взамен прикрепила камеру и припарковала в ветвях дерева неподалеку. Дронов здесь летало крайне мало, и за одним из них Ане пришлось изрядно поохотиться: все-таки не крупный город, где при отсутствии нужных программ дроны облепят со всех сторон и забросают уником всяческим спамом за три секунды. Но выслеживание и преследование жужжащего малыша с грузом из пиццы того стоило.

      Разрешение было не самое лучшее, но для того, чтобы понять: вечерами Лучия сидит за компьютером, а в двадцать два ноль-ноль отправляется в ванную и спать, его хватало. И – вот это казалось особенно странным – вообще не ела на ночь. К холодильнику не подходила, как будто вовсе того не замечала.

      Что-то в этой тихой одинокой итальянке Ане категорически не нравилось: та была слишком правильная, слишком педантичная, – ну не могла же она предъявить Лауре свои плохие предчувствия. В конце концов, если жизнь Ани во всех сферах представляла собою сплошной бардак, остальные вовсе не были обязаны следовать ее скверному примеру.

      В идеале Лучию, конечно, стоило показать Грише, но в сонном швейцарском городке андроидов вообще было немного – Аня за три дня встретила только одного, улыбчивую няню, сопровождающую малышку лет девяти в инвалидной коляске – и рисковать не следовало. Если Лучия и впрямь хранила нечто ценное, лучше было ее не нервировать раньше времени.

      Поскольку никакими сканерами инфокуб не обнаруживался, а при должной смекалке спрятать его в двухкомнатной квартире можно было так, что век не отыщешь, Аня и Лаура, посовещавшись, решили "брать" барышню прямо в ее жилище, и там уже шокером и добрым словом уговаривать отдать искомое. План был не то чтобы безупречный, но их уже здорово поджимали сроки и теоретизировать дальше смысла не было. В конце концов, та могла носить инфокуб с собой. Устраивать несчастный случай, чтобы потом вытаскивать искомый предмет из морга, в чужой стране было бы ну совсем храбро и глупо.

      "Идти на дело" было решено в ночь с третьего на четвертый день. Тянуть больше не стоило, видимо, ничего нового узнать бы не удалось. Переоделись в темную неприметную одежду. Лаура даже в таком тихом и сонном городке умудрилась достать оружие – пистолет производства WarGear Corp. На вопрос Ани, откуда дровишки, последовал флегматичный ответ, что сейчас по инфонету можно купить все, что угодно, особенно если знать, где заказывать. А уж если оплатить срочную доставку – привезут и на край света. Арендованную по "левым" документам машину припарковали в переулке. Ничего выдающегося, простой седан эконом класса, каких в городе было множество. В общем, сделали все как по учебнику.

      За три дня узнать код от подъездной двери труда не составило. Камеру отключила незаменимая, но, увы, одноразовая сороконожка, так что внутрь они проникли без препятствий. Поднялись по лестнице, чтобы не светиться перед лифтами: возможно, какая-то записывающая аппаратура была и там. Над лестницей была установлена еще одна камера, но пройти в ее "слепой зоне" мог и ребенок – не иначе местные подростки подкрутили, чтобы курить подальше от родительских глаз. Над чистыми ступеньками висел легчайший запах какой-то дури. Вскрытие двери тоже прошло без сучка без задоринки: простенький замок сдался за минуту, а тихо пищащую "сигналку" домашней сигнализации наученная жизнью Аня вообще взломала без труда. Крышку с короба она отвинчивала за двадцать секунд и подключала считыватель едва ли не с закрытыми глазами, а с момента "взлома" до воя сигнализации в запасе обычно имелось тридцать.