Текст книги "Циклическая ошибка (СИ)"

Автор книги: Кулак Петрович И Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

      Аня сидела, чувствуя, как у нее шевелятся волосы. "Панацея" была безумно популярна. Прекрасный иммунный стимулятор. Результаты в кратчайшие сроки. Никаких побочных эффектов. Цена высокая, но не до такой степени, чтобы эта добавка стала уделом избранных. И – клинически доказано – она не вызывала привыкания. Просто курс из двух упаковок отлично поддерживал и даже омолаживал организм целый год, а там дальше хочешь покупай еще, хочешь не покупай.

      Люди, которые выкинули ее на рынок, вряд ли знали, что это потенциальное оружие массового уничтожения. Просто не могли они быть такими отморозками. Это бы переплюнуло зверства фашистов по количеству жертв, окажись все правдой. Наверняка, в курсе истинного положения дел были единицы. И большинство этих единиц закончили как Бэй Джень, как только перестали быть нужны.

       – Невероятно.

      Глафира скривила губы:

       – Это то, что показала экспертиза. Копию документов тебе передадут позже.

      Аня быстро кивнула. И с надеждой посмотрела на Глафиру. Кто-то же должен был сейчас сказать, как поступить. Отдать толковый приказ. Она раскопала правду – все, остальное было не по ее части. Аня умела проводить разведку, но не умела воевать. Нельзя было ждать от несостоявшегося хакера слишком многого.

       – Что теперь будет?

       – Тебе решать. Время выходит.

       – А... а Граф что сказал?

       – Граф пропал, – отрезала Глафира, не опуская глаз. Аню аж мороз пробрал. – Не вернулся из разведки. Мы ждем еще два часа и выдвигаемся. Мы и так прождали на три часа дольше, чем должны по инструкции.

       – О господи...

       – В небесах твой "господи"! А мы тут его работу через пень-колоду делаем и ни черта не понимаем. Аня, мне сейчас снимать группу. Поэтому просто скажи, будешь что-то делать или нет.

      Аня молчала. Она понятия не имела, как надо ответить на этот вопрос. Мысли гулко катались по пустой черепной коробке. Что бы она сделала? Притащила бы остатки трофейных таблеток на экспертизу? Сделала бы заявление для прессы? Приложила бы записи с "вишек"? Хорошо, а дальше? А дальше – "это контрафакт", и вообще нечего чернить приличную фирму с безупречной репутацией. Уж корпорация смогла бы отбрехаться от того, что склады в Мексике принадлежат ей. И составы таблеток, уже вышедших на рынок, и тех, других, смертельно опасных, были разные. Да, Guandong Medical Group ничего не стоило бы сначала отбрить Аню в прессе или на процессе, а потом решить с ней проблему в духе "Харриэт", разве что они, наверное, начали бы с Андрея и Тимура. В одиночку воевать с ТНК – это даже не было смешно. Допустим даже, она бы прыгнула выше головы и сумела взорвать тот склад в Мексике. Ладно, а сколько еще по всему миру было таких складов с зараженной "Панацеей"? Как бы она их нашла? Да и вообще, даже устрой Аня самосожжение перед головным офисом Guandong Medical Group, что помешало бы им выбросить эту дрянь на рынок? Вряд ли все высшее руководство компании участвовало в заговоре. Достаточно было одной "крысы". И все, все трепыхания Ани привели бы только к тому, что отрава попала бы на рынок раньше.

      Шах и мат.

      Задача не имела решения.

       – Аня? Граф всегда говорил, что, если знаешь больше других, можно или драться, или дрожать. Что делать будешь?

      Аня опустила глаза на столешницу. Она просто не могла смотреть на Глафиру. От нее хотели слишком многого. Предполагалось, что она достанет информацию, а спасет всех Граф. Ну или кто-нибудь еще. "Панацея" больше не убивала Гришу. Андрей и Тимур ее не принимали, Лесю Аня тоже отговорила, еще давно. Пострадали бы только люди с имплантами. Наверное, очень многие бы потом от этой технологии отказались, пересмотрев риски. Да, это отбросило бы человечество назад. Но будущее наступило бы, просто чуточку позже. Оно же всегда в итоге наступало. Прогресс нельзя было отменить, только отложить. Не полетели же они в начале двадцать первого века в космос, хотя за пятьдесят лет до этого все были уверены, что скоро на Марсе будут цвести яблони, и писали про это прекрасные книги. Просто не сложилось. Еще зацветут. И искусственные сердца людям еще поставят. Просто чуть позже. Просто кто-то умрет, кто-то выживет...

       – Я... я очень хорошо умею дрожать и очень плохо умею драться, – пролепетала Аня. – Я думала, Граф...

       – Я тоже думала, что Граф, – оборвала Глафира. – Но Графа сейчас нет. Итак?

       – Ладно. Попробую драться, – почти беззвучно произнесла Аня, не очень веря, что это она говорит.

      Глафира, наконец, улыбнулась. Улыбка была невеселая, но, похоже, искренняя.

       – А ты мне сразу понравилась. Теперь слушай. Граф, когда узнал про "Панацею", связывался с Центром. И потом не вернулся с задания. Я не знаю, совпадение это или нет, но он оставил мне пакет для тебя. Его уже везут в Загорье. Как получишь – сама решай.

       – Графа же не могли...

       – За такие деньги? – прищурила черные глаза девушка. – Представляешь, сколько стоит эта информация? Могли.

       – Они же свои...

       – Ань, ты про Войцеховского почитай, потом про "своих" думай. У всего есть цена. У людей по ту сторону гор она не очень высокая. Новые за мечтой приедут. Лох – не мамонт, не вымрет.

      Аня хлопнула глазами. А потом, собственно, подумала. Если она за две недели догадалась, что люди воюют с прибоем и шансов нет, они что же, настолько идиоты были, чтобы за несколько лет не понять? О политике Аня не знала почти ничего, кроме того, что власть и народ – это две такие параллельные реальности, которые не пересекаются. Так, иногда смотрят друг на друга с глубоким непониманием. Граф – это был народ. Центр, по всей видимости, политика. Поднебесную выгодно было прижать, имея такого туза в рукаве, как зараженная "Панацея", произведенная в Сибири. Или просто провести перераспределение средств между "политикой" Поднебесной и "политикой" Российской Федерации в пользу последней. И в том, и в другом случае живой Граф никому нужен не был.

       – Я поняла. Я только не понимаю тогда, почему вы там стоите. Если знаете, что защищаете... гнилье и труху.

       – Потому что, когда лет через двадцать мы проиграем войну, мне будет легче при мысли, что стрелял каждый камень, а не все дружно погрузились в самолеты и потащились в Европу посуду в забегаловках мыть. Чтоб дрались как в прошлом веке в Загорье, – Глафира, видимо, сообразив, что говорит излишне горячо, резко замолчала. Потом улыбнулась и уже спокойнее продолжила: – Все, Аня, читай пакет. Жива буду – свяжусь. Нет – так удачи тебе. Кстати, тебе привет от Ника. Этот дурень начитался где-то, что надо обязательно невесте в Сибири нож подарить, так такой реликт притащил, я в осадок выпала. Но согласилась бы и без него. Бывай!

      Изображение пропало. Аня еще долго смотрела на рабочий стол в полной прострации. Там ветер шевелили эдельвейсы. Потом вспомнила Графа – улыбающегося, в нелепой оранжевой бандане, на фоне пруда, где плескались дети – упала лицом на руки и попробовала заплакать, но только закашлялась.

      Она чуть ли не впервые в жизни попыталась проанализировать прошлое – ну, то немногое, что о нем знала – не применительно к себе, а отстраненно, как если бы была Гришей. Без надежд, без опасений, без предпочтений и пропаганды. И вдруг с какой-то пугающей ясностью поняла, что живые тоже могут пройти точку невозврата. И что есть события, которые не наступили только потому, что их время не подошло, а не потому, что их можно было избежать.

      И вдруг очень испугалась, хоть и знала, что пугаться поздно. У нее вон уже свое шале в Альпах в собственность оформлялось.

      Пакет от Графа был совсем тонкий и пришел Ане через три дня. Там нашлись результаты экспертизы и записка на двух страницах, явно накарябанная на коленке косым, летящим почерком. В век высоких технологий редко кому удалось сохранить способность писать красиво или хотя бы разборчиво. Аня, сняв «вишки» – последние дни ее не оставляла идиотская мысль, что запись с камер может, помимо ее воли, идти куда-то не туда – ломала глаза о крючкообразные, одинаковые буквы.

      "Бывают одноразовые люди".

      Тут с Графом было не поспорить. Аня, скорее всего, тоже была такой "одноразовой" с точки зрения Герды, вот больше и не работала в Харриэт. Да, бывали люди, которых можно было использовать только один раз до того, как они взбрыкнут. Но зато выжать по полной программе, потому как энтузиазма в них хватало на пяток "многоразовых". А потом отправить в отбраковку. Любым способом. Гавриил Войцеховский – двадцатитрехлетний выпускник Технического университета им. Баумана по направлению информационной безопасности – был аккурат таким разовым вложением в великое дело. Поехал в Сибирь эдакий веселый щенок – Граф так и написал "лопоухий щенок с зелеными волосами" – потявкал, куда сказали, порадовался, что дело делает, а не штаны в офисе протирает, а потом взял планшет в зубы и полез, куда послали. Со сломанным счетчиком Гейгера. Потому как иначе щенок мог и не полезть. Удивительно, как назад вылез и то, за чем послали, принес. Потом, наверное, что-то понял. Потявкал на командира – Граф клялся, что это был не он, потому что в те годы он сам еще щенком лопоухим ходил, и вообще дело было не в его звене, просто пересеклись – получил по зубам и обратный билет. Как-никак мать-одиночка ждала его в Москве, никому лишнего шума не нужно было, что парень пропал где-то в районе Урала. Убрать лишнее можно было уже по ту сторону гор. Черт его знал, как он до Москвы добрался, а не откинулся по дороге где-нибудь под елкой или в автокатастрофу "случайно" не попал. И в Москве, крепко обидевшись, не так поговорил не с теми людьми. В общем, Войцеховский был "одноразовый" и уже использованный, смысл был с таким возиться? Могло плохо сказаться на притоке энтузиастов. Дальше Граф не знал. Вроде бы парня припугнули и припугнули так хорошо, что он замолчал. То ли надолго, то ли вообще. А сам Граф еще тогда все понял, что ему следовало понять о "великой миссии", но не ушел, потому что все-таки служил делу, а не сволочам, которые узурпировали права на него. Да и там не только сволочи были. Кто-то и вправду заботился о том, чтобы, когда начнется война, китайцы получили массу сюрпризов. Кто-то о том, чтобы выгребли не все недра, на случай, если войны каким-то чудом удастся избежать. Кто-то – чтобы выбить у Китая как можно больше преференций сейчас, подлавливая его на нарушении условий соглашения. Ну а кто-то и карманы набивал на чужой крови. Просто уж как повезет. Верить все равно никому, кроме собственной винтовки и ребят, с которыми из одного котелка ешь, не стоило. Собственно, это и был завет, который он оставил Ане в постскриптуме.

      Никаких просьб, никаких пожеланий. Только "Влад" в конце. Все. Глядя на корявые буквы, Аня вдруг поняла, что сдохнет, а отомстит. Чтоб каждая тварь знала, что там за таблеточки производят, и как в Сибири стреляют, и как потом лучшие элементы их будущего – вот если бы выживали не такие, как она, а такие, как Граф – оказываются из будущего выброшены. И тем самым многовариантное прекрасное строение разрушается, превращаясь в унылую бетонную стенку, которую не обойти не перепрыгнуть. В тупик.

       – Гриша!

      Андроид, до этого сидевший в комнате Тимура – они с подростком сдружились, рано или поздно это было неизбежно – показался на пороге.

       – Поехали. Мы сейчас навестим одну женщину, а потом ты придумаешь, как нам воевать со всем миром. Потому что эта "Панацея" действительно убивает людей. Но только имплантированных. "Дети Чистоты", Ватикан и прочие приматы будут прыгать от счастья. Сперва запретят биодобавки, потом импланты, потом андроидов, а потом выяснится, что Земля – хрустальный шар и объекты тяжелее воздуха летать не могут. В конце жизни я планировала увидеть, как человечество колонизирует соседние звездные системы. А не как мы будем жарить кошек по пещерам.

      Гриша пожал плечами:

       – Поехали.

      Матери Гавриила Войцеховского уже полгода в живых не было, зато в ее квартире жила дочь, приходившаяся тому сводной сестрой. Девушка была совсем на него не похожа – кругленькая, темноволосая, с карими глазами и ласковой улыбкой – и визиту неожиданных гостей не удивилась. Разве что украдкой косилась на Гришу, словно на дивную диковинку: как-никак в Твери, где она проживала, в данный момент зубря микроэлектронику в техникуме, такое чудо прогресса еще было в новинку. Видя, что той ну просто неймется его потрогать, как девчонке симпатичную зверюшку в зоопарке, Аня решила оставить этот вопрос на усмотрение Гриши, а сама попросила разрешения проглядеть фотоальбомы ее матери. Вообще Аня представилась однокурсницей Гавриила, но Марте жизнь пока явно горьких уроков не преподала, и та даже не задала никаких уточняющих вопросов. Ей было восемнадцать, брата своего она видела в глубоком детстве и совершенно его не помнила, помнила только, что он был добрый и у него были бумажные книги с картинками всяких блок-схем. Негусто. И еще тогда они жили в Москве, а потом переехали в Тверь, а мама не любила это обсуждать.

      Когда Аня, краснея, спросила, помнит ли Марта похороны Гавриила, та впервые за разговор несколько растеряла свое дружелюбие и ответила, что Гавриил бы никогда их не бросил и, конечно, он жив-здоров, просто далеко.

      Квартира выглядела совсем не бедно. Нет, кричащей роскоши там тоже не было, но за такой очень добротный средний класс сошло бы. Явно не на стипендию студентки техникума или полторы тысячи ренты все делалось. А еще, помимо того, что комфортно, там было очень уютно. Вышитая скатерть, фотографии в рамочках, цветы в горшках. Кошка, на которую Аня немедленно расчихалась, и которую по этой причине временно отправили принимать солнечные ванны на балконе, откуда она отчаянно орала, протестуя против такой несправедливости.

       – Ладно, на самом деле, никакая я ему не однокурсница.

       – Да я поняла, что ты его девушка, – пожала плечами Марта. – Хотя странно, он никогда никого к нам не присылал. Только...

       – ... подарки на новый год. Конечно. – С версией Марты Аня решила не спорить. Какая, в сущности, Гавриилу была разница, представилась бы она, его убившая, девушкой или коллегой по работе. – Собственно, я здесь за тем, чтобы убедиться, что подарки еще приходят.

       – Приходят, – беззаботно кивнула Марта. – Точно чаю не навести? – она все косилась на Гришу, видимо, думая, можно ли предложить кружечку такому вот высокотехнологичному экземпляру. – А вы с Гавриилом здорово похожи, если верить фотографиям, – подметила она, еще раз окинув Аню взглядом. Та механически кивнула.

      Ну, Гавриил был парень умный. Видимо, что-то отложил на счет и выплаты семье продолжали поступать после его смерти. Во всяком случае, какое-то время.

       – Да. Слушай, я тебе контакт оставлю, напиши, если вдруг что-то изменится с подарками. Разрешишь снять копию с одной его фотографии?

       – А почему ты не можешь сфотографировать его сейчас? – удивилась Марта.

       – Ну, во-первых, он жутко этого не любит.

       – Да, мама говорила.

       – И мы поссорились. Хочу помириться. Это долго объяснять.

      Марта, видимо, колебалась. Ситуацию, как ни странно, спас Гриша.

       – Какой симпатичный робопес. Я не думал, что таких еще выпускают, – он кивнул на конструкцию, которую Аня вначале приняла просто за какую-то скульптуру, состоящую из кучи шарниров и несколько диссонирующую с остальным интерьером. А это и вправду был древний робот-игрушка. Не ровесник, конечно, молодящегося Васи, но вряд ли сильно юнее.

      Марта тут же охотно пояснила, что это еще Гаврилова собака, мама ее не выкидывала, хотя много раз вспоминала, как выложила за нее свою месячную зарплату – это было как раз после распада Красной империи, рента приходила, но еще не вполне регулярно, в общем, жизнь была сложнее. И она, Марта, кстати, выучится и будет собирать примерно такие, только более современные, конечно. И, покраснев, стала аккуратно выспрашивать у Гриши какие-то технические вещи о его функционировании, разумеется, триста раз перед этим сказав, что прекрасно осознает разницу между такой вот сложной, интересной и красивой моделью, как он, и примитивной игрушкой.

      В общем, пока Марта пытала Гришу, Аня могла не то что фотографию, а полутораметровую плазменную панель вынести. Но воровать ей не хотелось. Она бродила по комнате матери – видимо, Марта оставила там все так, как было при жизни женщины, только убиралась – и рассматривала вещи, ни к чему не прикасаясь. Тут были грамоты – и Гавриила, и Марты – какие-то рисунки, несколько вышитых бисером икон. На трюмо – довольно старомодном, щедро заставленном пудреницами, флакончиками и пузыречками – стояло две фотографии в одинаковых рамках. С одной улыбалась Марта: фото явно было новое, скорее всего, со школьного выпускного вечера, во всяком случае, на девушке было платье, а волосы уложены в высокую прическу. С другой смотрел Гавриил. Этой фотографии, наверное, было лет двадцать. Войцеховский – еще с натуральными глазами, зелеными, но не такими яркими, и ни в какой рискованный цвет не покрашенный, наверное, первокурсник – улыбался в камеру, щурясь от падающего на лицо солнца. У Ани мороз по коже прошел. Она вспомнила, как тот уходил по залу аэропорта, через золотые лучи, от нее и сразу в вечность, с короткой остановкой в японской больнице.

      Аня прислушалась к монотонному голосу за стенкой – Гриша отвлекал потенциального противника – аккуратно взяла рамку, извлекла снимок, стараясь лишний раз не лапать, сделала фотографию на уником, убрала назад, стерев рукавом отпечатки пальцев. Взглянула на вышитую бисером икону и подумала, что лучше бы ей, Ане, отсюда валить. Это было не ее место. Понятно было, что изображенная грустная женщина в нимбе не рассказала бы Марте, что та болтает с роботом убийцы, да и брат ее тоже был убийца, если смотреть на вещи честно. Эта информация просто не подходила для такого тихого, в лучшем смысле благополучного дома, несколько мещански уютного. Даже недавняя смерть прежней хозяйки не наложила на это место никакого отпечатка печали. Было такое ощущение, что, как только солнце закатится за горизонт, откуда-нибудь из тени угла выйдет пожилая дама, смахнет пыль с и без того чистых поверхностей и сядет вышивать бисером, тихо намурлыкивая песенку, а кошка будет тереться у ее ног.

      Как бы там ни было, пора было и честь знать. Прийти в дом чьего-то детства без приглашения – это было в какой-то мере равноценно тому, чтобы поковыряться в чужих вещах. Не вполне красиво.

      Марта, определенно, не нуждалась. Как только деньги на счету Гавриила закончились бы, Аня взяла бы расходы на себя. Фото у нее тоже было. Следовало уходить, пока она не расплакалась и не рассказала бы этой деточке, как все на самом деле плохо. Или, в крайнем случае, не задохнулась бы: тут все было в длинной белой шерсти гипоаллергенной ангорской кошки, но, увы, организм Ани в ее гипоаллергенность решительно не верил.

      Когда они вышли и сели в арендованный автомобиль, Гриша поинтересовался:

       – Я могу узнать, в чем был смысл этого мероприятия?

       – Ты можешь узнать, что этот парень на фото, – она показала Гавриила, – и был человеком, которого мне пришлось убить. В оправдание скажу, что нас тогда чуть не расстреляли у подъезда из-за него. Хотя, конечно, оправданий на самом деле нет. Я приходила убедиться, что у его семьи все в порядке. А какой в этом был смысл... А смысла, Гриш, не было никакого. Если ты, конечно, не веришь в совесть.

       – Я вполне могу допустить ее существование, – серьезно возразил Гриша, неторопливо выруливая на дорогу из двора. – Я не способен воспринимать массу вещей, которые, определенно, существуют. Почему бы совести не быть в их числе.

      Аня невольно улыбнулась. Во всяком случае, это уже явно не тянуло на "шаблонное мышление", которым, как Гриша считал, он обладал.

       – Ну, если у тебя есть совесть, ты не заложишь меня Андрею. Потому что дальше мы будем воевать со всем миром, но я пока не придумала как.

       – У меня ее точно нет, так что я подумаю. Насчет "не заложишь". Но и насчет "как воевать" тоже.

      12.

      Два месяца прошло без особенных событий. Аня, плюнув на гордость профессионального фрилансера, снова нанялась сисадмином. Чисто для души, чтобы не торчать в квартире целыми днями как предмет мебели. Андрей работал. Даже Тимура не бывало по полдня: тот пошел в обычную школу и был рад-радехонек, хоть и скрывал это со всем своим подростковым тщанием. Денег у Ани хватало – даже с учетом того, что почти триста тысяч ушло на шале, документы на которое еще оформлялись, так как она не была гражданкой Швейцарии и, неожиданно для себя самой, решительно отказалась ею стать. Это увеличило сумму налога на сделку и усложнило бюрократические процедуры, зато дало Ане повод немного задрать нос, хотя бы перед самой собой, мол, променяла Родину на чечевичную похлебку, но не всю, а процентов восемьдесят. По документам осталась гражданкой России.

      Андрей, выслушав продолжение истории с "Панацеей", помрачнел и прямо сказал, что WarGear с мастодонтом такой мощности не тягаться, даже если бы кто-то из руководства ему поверил, а это более чем смелое предположение. Экспертиза – экспертизой, но что мешало объявить таблетки со склада подделкой? Все-таки это были ТНК, специализирующиеся в принципиально разных областях с разными подводными камнями, а играть на чужом поле, скверно ориентируясь в правилах – гарантировано проиграть. Да и вообще, связь между отказом имплантов и убытками корпорации, занятой оружием и робототехникой, была не так уж очевидна. Это скорее BioLab нужно было плакать, а где BioLab плачет, там WarGear смеется.

      Впрочем, одну вещь Андрей сделать все-таки сумел. Как бывший военный врач – вот уж чего Аня бы никогда о нем не угадала – тот понимал в химии. И, покопавшись немного в инфонете, сообщил сгоравшей от любопытства Ане, что, скорее всего, назначением второй формулы – той, по которой делалась зараженная "Панацея" – было снижение издержек производства. А третий компонент добавили уже непосредственно для отторжения имплантов. Так что формула вполне имеет право на существование и, вероятно, таблетки с таким составом выйдут на рынок, когда компания решит, что "сливки" сняты и препарат можно запускать в массовое производство по сниженной цене.

      И как в воду глядел. Газеты завопили о грядущей пресс-конференции в вольном городе Нью-Йорк совершенно синхронно. Предполагалось заседание акционеров и последующее масштабное мероприятие в конференц-зале самого шикарного отеля, где руководство поделилось бы с журналистами некоей шокирующей, но очень приятной информацией.

      Андрей, прочитав сунутую ему под нос заметку, поинтересовался, планирует ли Аня явиться туда с боевым андроидом и автоматом, чтобы повторить Кельнский инцидент, или имеет какие-то более здравые намерения? Если второе, то он бы рад ей помочь по мере сил. Если же первое, то они здорово поссорятся, но она никуда не поедет, поскольку батарея к стене прикреплена хорошо. И Гриша, как разумное существо, встанет на его, Андрея, сторону.

       – Я действительно туда съезжу. Но без автомата. И, если будете бухтеть, без Гриши.

      Андрей и Гриша синхронно переглянулись, на какие-то секунды став очень похожими, а потом первый фыркнул:

       – Перед тем, как случится что-нибудь скверное и необратимое, хотелось бы выслушать твой план.

       – Да простой у меня план. Кино акционерам покажу.

       – А если они его смотреть не захотят?

      Аня ухмыльнулась:

       – Ну я же хакер.

       – В завязке, – хмуро напомнил Андрей.

       – А у меня срыв!

       – Ладно, допустим, они посмотрят. Что это даст?

       – Ну, перед кино они еще кое-что выпьют...

       – А если они и этого не захотят?

       – Ну, тогда придется вызывать Гришу с автоматом. Видишь, ты своими вопросами разрушаешь мои самые миролюбивые планы.

       – Ань...

       – Спокойно, в шампанское кое-чего закину. Абсолютно безобидное вещество. Ни один кролик не пострадает. А вот сволочи могут и сдохнуть...

       – Аня.

       – Шучу. Лисы тоже не пострадают. До поры до времени.

       – Боюсь спросить... А тебе кто-нибудь поможет?

       – Пингвины, – сказала чистую правду Аня. – У меня с ними все схвачено.

      Андрей почесал затылок и вздохнул:

       – Не уверен, что хочу это знать. Гриша, сочувствую.

      Вольный город Нью-Йорк – Аню всегда бесконечно удивляло, как же это вышло, что такая махина ни разу не побывала столицей Соединенных Штатов, пока те еще являлись большим государством, уступив эту роль в общем-то провинциальному рядом с ним Вашингтону – мало изменился с тех пор, как она была здесь во время обучения в Харриэт. Все так же слепили витрины, летали туда-сюда желтые такси, а небеса цепляли брюхом шпили небоскребов, подсвеченных огромными световыми панно. Шумно, непривычно и, пожалуй, красиво.

      Аня добиралась до точки не из России, а из Швейцарии, обычным лоукостером. Гриша же официально летел из Москвы в Нью-Йорк в качестве ну очень ценной посылки. Встретились они уже в отельчике, расположенном не так уж далеко от шикарного тридцати восьмиэтажного The Sherry-Netherland Hotel на Пятой авеню. По правде говоря, Аня отеля роскошнее не видела в жизни. В принципе, только удовольствие выпить кофе в его лобби, глядя на совершенно неземную роспись по стенам и потолку – высоченному, метров под десять – окупало все неудобства, которые создавал этот вечно бегущий город. За окном неторопливо падал первый снег и таял на теплых улицах. У Ани было полное ощущение, что она попала в сказку. Правда, без типичных архетипов в духе "злая мачеха", "храбрый принц" или "спасаемая принцесса", но зато с убедительным Иваном-дураком в ее лице. Сказку страшноватую и с непредсказуемым финалом. Но все равно волшебную.

      До конференции оставалось три дня. Аня планировала побродить по местным улицам, чтобы не хлопать наивными глазами, вызывая подозрения, когда придет туда в качестве журналиста "Basel Farmo News". Данного электронного издания не существовало в природе, но Аня за компанию с парой-тройкой ребят, подсказанных Глафирой – Граф так и не вернулся, и куничка была полна решимости помочь миру раскрыть глаза пошире, понравится ему увиденное или нет – соорудили вполне неплохой сайт, заполненный на полгода статьями, беззастенчиво надерганными из других фармакологических и прочих медицинских изданий. Выглядело, в общем, достаточно прилично, чтобы выдержать беглую проверку.

      Взломать базу отеля и добавить в список аккредитованных для конференции СМИ "Basel Farmo News" в лице Аннабель Вейзер Ане помогли те же местные. Двое вроде как даже были русские, но, в целом, ее это мало интересовало: чем меньше Аня знала бы, тем спокойнее бы спала. Бейджик ей тоже сварганили неплохой, но на нем она, конечно же, снова обрусела. Так что пришлось, глотая слезы, доверить Грише приведение ее в соответствие с фотографией. В процессе у Ани возникли живейшие ассоциации с приключениями в Панаме, что, конечно, оптимизма не добавило. Зато спортивной злости – хоть отбавляй.

      Крохотный игольник – все-таки с ее навыками рукопашного боя шансы завалить некоторое количество человек шокером, не устроив шума, приближались к нулю – она спрятала в здании отеля еще за два дня до мероприятия, как это ни ужасно, использовав Гришу как подобие наркокурьера. А вот таблетки, по здравом размышлении, решила не протаскивать. В конце концов, ничто не мешало им блефовать на записи. Все-таки подсыпать что-то сначала в кофе акционеров, а потом – в шампанское приглашенных, было слишком рисково и точно не по силам одному человеку. Второго шанса им бы никто не дал, поэтому следовало вести себя предельно осторожно.

      Насколько Аня знала, в "день икс" заседание акционеров, на котором решался бы вопрос о минорном изменении рецептуры с целью повышения доступности добавки, было назначено на двенадцать дня, а пресс-конференция – на пять вечера. Аня явилась за полчаса до обозначенного времени, постояла в небольшой очереди, помокнув под смесью дождя и снега, предъявила удостоверение и бейджик – у Ани чуть сердце не остановилось, пока секьюрити на входе что-то сверял в базе – и, наконец, прошла внутрь. Сдала пальто в гардероб, чувствуя себя в коктейльном платье, по меньшей мере, нелепо. Туфли-лодочки, проклятое пыточное орудие цвета nude, тоже комфорта не добавляли. Не дожидаясь, пока она навернется на глазах у всего честного народа, Аня забилась в угол и сделала вид, что копается в заметках планшета.

      Ее, как это всегда бывало в ответственные моменты, потряхивало и тошнило. Благо хватило ума не завтракать и не обедать.

      Когда паника, которую Аня всегда испытывала при больших скоплениях людей, несколько отступила, она собралась с силами и двинулась к основной толпе.

      Надо отдать должное, в том, что Guandong Medical Group при подготовке конференции пожадничали, их не обвинили бы даже злейшие враги. Слово "роскошь" не давало исчерпывающего описания происходящего. Информационные стенды, фонтаны шампанского, андроиды-стюарты с белоснежными улыбками, фланирующие по залу с напитками. Фуршетный стол по меню и сервировке сделал бы честь фешенебельному ресторану. А уж зелени привезли столько, словно и вправду для этой цели вырубили половину сельвы Амазонки. Огромный и светлый зал был убран в бело-зеленые цвета "Панацеи", в дальнем конце располагалась сцена, а над ней – экран, вполне органично смотревшийся бы в кинотеатре. Сейчас по нему транслировались рекламные ролики – хотя, пожалуй, рекламой это назвать было сложно, скорее уж чистый пиар. Счастливые люди рассказывали, как им помог препарат: обычные истории, кто от аллергии избавился, у кого ребенок болеть перестал, кто сам похудел, кто курить бросил, а уж как активность повысилась и жизнь в гору пошла! Аня слушала в пол-уха.

      Самое интересное должно было начаться с минуты на минуту. Акционеры сидели ближе к сцене, за столиками по три-четыре человека. Азиаты и европейцы, примерно в равных количествах. Чуть дальше, на сидениях расположились репортеры и журналисты – Аня затесалась в их группку, там как раз было много таких, как она, девиц с острыми коленками в коктейльных платьях, цепко оглядывающих зал в поисках то ли сенсации, то ли спонсора. В общей сложности, народу набралось бы человек под двести. Охрана, кстати, тоже имелась, но ребята в дорогих костюмах очень профессионально не отсвечивали. Ане, конечно, казалось, что перекрестья всех визоров – не нужно было быть гением, чтобы ожидать тут имплантированных людей, если не андроидов – сходятся на ней, хотя пока к ней никто не подходил. Скорее всего, это были нервы. Она старалась дышать как можно медленнее. Флешка, закрепленная с обратной стороны ее бейджика, как будто билась и пульсировала, точно была живым сердцем. А игольник, спрятанный на внутренней стороне бедра, неприятно холодил кожу, напоминая, что основная стадия операции еще впереди.