Текст книги "Циклическая ошибка (СИ)"

Автор книги: Кулак Петрович И Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

      Пожалуй, Аня даже себе не могла бы объяснить, почему пытается раскопать прошлое Гавриила. Наверное, в ней жила глупая детская надежда, вроде найти его престарелую мамочку, сестру, да хоть кого, помочь им деньгами или еще чем, ну хоть как-то расплатиться за произошедшее в японской больнице. Она, разумеется, ни мгновения не верила ни в воздаяние, ни в полезность покаяний, да и вообще убийство человека было необратимой вещью и ничем не искупалось. Это было не тачку угнать, а потом протрезветь и вернуть на парковку с некоторой суммой в бардачке "за беспокойство". В общем, всю бессмысленность своих изысканий Аня понимала. Но все равно хотела как-то очиститься. Иногда ее преследовала совершенно параноидальная мысль, что Тимур ее так невзлюбил потому, что дети чуют убийц. Что, конечно, было несусветной чушью: вот уж у Андрея на совести, как ни крути, покойников было поболее. Аня, впрочем, никогда его об этом не спрашивала. А он не спрашивал подробностей ее японской эскапады.

      Аня почти месяц рылась в фотоархивах технических ВУЗов Москвы. Чем-то это напоминало ее фотоохоту на "принцесс" в "МыВместе", только Гавриил был неуловим. Она видела нескольких похожих на него людей, не имевших страничек в соцсети – вот по этому признаку отфильтровать можно было почти без риска – ломала аккаунты их одногруппников, читала старые сообщения, но зацепок пока не было. Работая над чем-то, Аня обычно погружалась с головой, так что окружающий мир воспринимала очень дозировано и с некоторым подтормаживанием. Именно поэтому она не обратила внимания, однажды увидев, что Гриша стирает футболку в ванной. В конце концов, разок кофе на себя не опрокидывал только тот, кто его никогда не пил. А вот на второй раз – где-то дня через три – уже напряглась. Протерла слезящиеся глаза, буквально выползла из-за монитора и приперла его к стенке с вопросом, какого черта происходит.

       – Испачкался, – немногословно сообщил Гриша.

      Наверное, не трещи Анина голова, она бы не поверила. Но та готова была взорваться, так что было не до долгих выяснений.

      А буквально на следующий вечер увидела, как Тимур окатывает Гришу водой из кипятильника. От нее еще пар шел.

       – Случайно вышло, – невозмутимо сообщил он влетевшей в кухню Ане, правда, сильно побледнев. Ее же буквально затрясло. Наверное, Тимур тут же получил бы по первое число, но дорогу Ане перегородил Гриша, ловко перехвативший ее за руку.

       – Это обычная вода, урона мне не нанесено.

       – Ты...

       – Жестянки не чувствуют боли. Или тебе наркотики вообще мозги разъели?

      Аня рванулась, но Гриша держал ее крепко.

       – Пусти меня!

       – Нерационально.

       – А жестянка-то еще и бракованная. Команд не слушается. Или оно только "фас!" понимает?

      Тимур, бледный как полотно, отчаянно выделывался. Он не мог не знать, что за подобное можно больно получить не только по самолюбию, но и по морде. Не будь Аня в такой ярости, она бы, конечно, сообразила, что что-то явно нечисто, но теперь ее больше беспокоило, как бы вывернуться из захвата Гриши. Не бить же его было, в самом деле.

       – Пусти меня! Это чертов приказ, пусти!

      На этот раз Гриша даже не стал размениваться на ответы. Просто подхватил Аню и вынес в коридор. Занес в комнату. Поставил. Закрыл дверь. Сам встал на пороге и скрестил руки на груди.

       – Только не бей меня, пока не успокоишься, ты можешь пораниться.

       – Да какого черта, Гриш?! Я этого щенка закопаю! – Аня не орала во всю мощь легких, а шипела исключительно потому, что ее душила ярость. Ей дышать-то было тяжело, не то что голос повысить. – Почему ты меня схватил, какого черта?!

       – Должен сообщить, что в помещении находилась записывающая аппаратура. Я способен определять такие вещи более-менее точно. Как думаешь, что Андрей увидел бы на записи, если отключить звук?

      Аня выдохнула сквозь стиснутые зубы и обняла себя за плечи. А вопрос, собственно, был хороший. Смотря с какого ракурса шла съемка. Может, увидел бы злого мальчишку, на ровном месте окатившего Гришу кипятком. А, может, истеричную бабу, на ровном месте вцепившуюся в ребенка и надававшую ему по шее. Вряд ли Андрею последняя картина пришлась бы по вкусу. Он, конечно, был не слепой и видел, что Аня с Тимуром не уживаются, но вряд ли оценил бы, если бы та подняла руку на его сына. Расчет был верный. За такое можно было в пять минут отправиться с вещами на выход. Особенно если ребенок потом сам догадался бы наставить себе парочку дополнительных синяков поприметнее, а этот сученыш бы догадался.

      Аня вышла на балкон. Выкурила в затяжку три сигареты, закашлялась, обернулась. Гриша все еще стоял у ее двери как почетный караул.

       – Ты все правильно сделал. Молодец. Но в следующий раз можешь оторвать ему башку, я разрешаю.

       – Директива не принята.

       – Не хочу этого слышать, понятно? Не позволяй никому себя обижать!

       – Мне не бывает обидно.

       – Врешь.

       – Хорошо. Этот человек не имеет для меня никакого значения и, следовательно, обида невозможна.

       – Ну да, конечно, обидеть тебя только я могу, – пробурчала Аня. – Гриш, в следующий раз ты должен защищаться. Отучи этого... этого ребенка тебя задевать. Иначе отучу я. И это никому не понравится.

       – Если мне позволено высказать мнение, конфликтовать с ребенком из-за меня нецелесообразно. Он не может нанести мне существенный вред. Магниты и прочие подручные средства меня не отключат...

       – Конфликтовать из-за тебя нецелесообразно? – Аня поняла, что у нее трясется подбородок. Как ни хорош был "специализированный санаторий", а нервы после Харриэт у нее стали ни к черту. – Гриш, я ради тебя человека вообще-то убила. Ты это учти в следующий раз, когда тебе покажется, что конфликтовать нецелесообразно, – и заплакала, отвернувшись к стеклу. Там, в непостижимой дали, разгорался закат, очень яркий и почти малиновый. Красные огни плясали в окнах, превращая город в какой-то гигантский фейерверк.

      Гриша встал рядом и долго молчал. Что, в общем-то, было верной стратегий. Во-первых, он не был социальным роботом, в которого намертво вбивали привычку говорить, что все будет хорошо. Во-вторых, не было здесь никакого утешения.

       – Это невозможно. Исходя из твоего психотипа...

      Ну, понятно было, что психотип как раз Грише уметь определять следовало. Как и модель поведения человека в экстремальной ситуации. Это, надо полагать, помогало ему защищать объект оптимальным образом, с учетом всех глупостей, которые объект мог выкинуть.

       – Курок не я спустила. Думаю, ты способен понять, что убийца – это не всегда тот, кто спустил курок. Люди, которые участвуют в расстреле, и люди, которые им командуют, виноваты одинаково. Как и те, кто ведет людей на расстрел. Как и те, кто просто стоит и смотрит...

       – Ты жалеешь?

       – Нет!

       – А я – да.

       – Это потому, что ты промышленного пресса не помнишь! Но я-то его прекрасно помню.

       – Почему ты раньше не сказала?

      Аня пожала плечами. Она вообще не собиралась этого рассказывать. С языка сорвалось. Пора было переходить на какое-нибудь успокоительное. Допрыгалась, мать ее.

       – Потому что все, кто выжили, уже выжили, а те, кто умерли, уже умерли. Никакой морали. Как в шахматах.

      Гриша снова долго молчал, потом сказал:

       – Я камеры убирать не буду.

       – Да с какого же черта?!

       – Твое поведение перестает быть разумным, Аня.

       – Ах, ты ж бл... Приятно увидеть твою любовь и благодарность!

       – Моя любовь и благодарность заключаются в том, что я не буду убирать камеры.

       – Да пошел бы ты на..., – конкретизировать маршрут Аня не стала. А Гриша и без дополнительных ориентиров догадался покинуть балкон.

      Она саданула кулаком в стекло. Разумеется, никакого эффекта, кроме сбитых костяшек, не добилась.

      Кон оставался за Тимуром. А, считая Круглика, так и второй кон подряд. Можно было, конечно, поговорить с Андреем, но это означало бы заодно и проигрыш в войне. Может, он и отправил бы сына в пансион – до осени, в общем, оставалось не так и далеко – но на взаимном уважении после этой истории можно было ставить крест. А уж Тимур догадался бы вывернуть все так, как будто истеричка его оболгала и вообще питает к своей "жестянке" какие-то не вполне здоровые чувства. И вообще неплохо было бы ее показать специалисту...

      "Ладно, сученыш, держись. Если я не выиграю, я просто переверну доску. Тебе не понравится".

      7.

      Следующая неделя прошла спокойно. Андрея, кажется, слегка отпустила работа, и он возвращался хотя бы не за полночь. В субботу даже предприняли «семейный выход» в зоопарк, причем Тимур – удивительное дело для подростка – согласился легко и вел себя истинным паинькой. Даже подхватил Аню под локоть, когда она споткнулась на ступеньках. (Присутствие Гриши на «семейном» мероприятии Андрею бы вряд ли понравилось, да и пингвины с целью их немедленно сожрать на посетителей обычно не нападали, так что андроида Аня предусмотрительно отправила к Лесе. После их размолвки ей не то чтобы было неприятно в его обществе, но время для разговора по душам еще не пришло. Сперва следовало утрясти кое-какие практические проблемы.) В общем, война шла по всем правилам, а вернее – совершенно без них, как войне и положено.

      Аня, улыбнувшись, поблагодарила. Нет, разумеется, она ни секунды не собиралась этого ребенка убивать – в конце концов, это огорчило бы Андрея, если уж плевать на моральную сторону вопроса. Но что-то же нужно было с не по годам смышленым щенком делать.

      Пожалуй, из обитателей зоопарка Ане больше всех приглянулся клонированный мамонт Боря. Этот весьма волосатый слоняра с устрашающими бивнями флегматично жевал какие-то фрукты и выглядел смертельно уставшим, как хакер после семичасового взлома. Глядя в грустные глаза доисторической бестии, Аня ощущала с ним почти мистическое родство душ. Их обоих как будто выкинуло из времени, а назад они приткнуться не могли, и вот глядели по сторонам, ни черта не понимая, как все кругом могут жить и не видеть такого зашкаливающего количества странностей, нелепостей, несуразностей и просто бреда.

      Долго, впрочем, любоваться Борей она не стала: несло от доисторического слоника отнюдь не фиалками, и несло крепко. К тому же, в его вольере температура была существенно ниже, чем в остальном зоопарке, и Аня буквально задубела за какие-то пять минут. Тимур то ли знал, что у нее сильнейшая аллергия, то ли просто ненависть подсказала ему правильный маршрут, но тянул он их к вольерам с дикими кошками вполне целеустремленно. Аня, конечно, расчихалась еще на подходе и выразила желание подождать их вот прямо тут, со страусами.

      Андрей на секунду растерялся, зато парнишка не растерялся:

       – Останься с Аней, буду через десять минут.

      И вправду вернулся через десять минут. Ну просто как шелковый. Любезно предоставив Ане возможность объяснять Андрею, что это она такая дерганная и точно ли у нее все хорошо. Ответ: "Я подумываю убить твоего сына", – вероятно, был бы принят без энтузиазма, зато был бы единственным правдивым. Пришлось ограничиться универсальным "голова болит", благо в постели она у Ани не болела и Андрей не успел обзавестись острой аллергией на эту фразу. Но все равно до конца вечера был необыкновенно предупредителен – как пить дать что-то подозревал. Все-таки СБшник со стажем.

      Ну а "вишенкой на торте" стал семейный ужин в ресторане, где Аня испытала приступ натуральной паники, потому что за соседним столиком сидела Герда. Нет, через несколько секунд она поняла, что видит просто милейшую пару пенсионеров, трогательно подкармливающих друг друга самым вкусным, но тряхануло Аню все равно знатно, так, что половина бокала красного вина осталась на ее одежде. При попытке поставить зловредную посудину обратно на стол она едва не разнесла ее и расплескала остатки: руки тряслись как у марионетки.

       – Аня? – поднял бровь Андрей.

       – Аня, здесь безопасно. Мы в следующий раз захватим твоего Гришу, если ты так боишься, – дружелюбно сообщил Тимур, протягивая ей салфетку.

      Аня почувствовала, как его губы складываются в улыбку, за которой не стояло ничего, кроме ненависти. Тимур все отлично рассчитал. Разом окунул мордой в дерьмо и ее, и Андрея, да еще так, что вроде как розами пахло. Ее обвинил в недоверии к Андрею, его – в неспособности ее защитить. Прекрасно рассчитанный удар. Молодец был парень. Подготовить его заранее он не мог никак: ни один человек на свете не предугадал бы, что она примет пенсионерку за соседним столиком за свой трехлетний кошмар. Значит, отлично импровизировал.

      Аня резко отодвинула от себя тарелку. Вилка и нож упали сначала на скатерть, а потом уже на пол, с холодным металлическим звоном.

       – Я еду домой, – отчеканила она в повисшей ледяной тишине. – Андрей, прости меня, приеду к тебе утром. Тимур... хорошего вечера.

      Она буквально вылетела из-за стола, не слушая ответов, если они и были. Провела не самую приятную ночь в собственной пустой квартире, теперь приобретшей характерный запах нежилого помещения – помесь пыли и бумаги – вернулась, как и обещала, утром. Андрей мудро сделал вид, что ничего особенного не произошло, разве что аккуратно поинтересовался, не рассматривала ли она вариант с каким-нибудь легким седативным в дополнение к снотворному.

      Аню так и тянуло ответить, что три года назад она чуть в космос с ударной дозы снотворного не отправилась, но она вовремя прикусила язык.

       – Ага, и еще антидепрессанты можно для комплекта добавить. Чтоб потом на нейролептики было проще переходить, – пробормотала она. Потом сообразила, что срывает злость на последнем человеке, кто это заслужил, взяла себя в руки и кое-как проползла через остаток выходного дня без трагедий, катастроф и кровавых драм.

      А в понедельник, собственно, приключилось то, к чему все и шло. Аня поздним утром – по правде сказать, ближе к обеду – вышла на кухню. Налила себе минералки из собственноручно купленной бутылки – вряд ли Тимур что-то подсыпал в воду, но паранойя у нее играла уже по полной программе – включила кофеварку, позвала Гришу. И, когда Гриша явился, поняла, что все, сейчас она пойдет и убьет.

       – А ну сними перчатки.

       – Я поцарапался, – невозмутимо отозвался Гриша. – Это минор...

       – Сними чертовы перчатки сию же секунду.

      Тыльная сторона ладони Гриши была неглубоко пропорота. Не до металла, но на несколько миллиметров вглубь точно. В царапине остались частицы чего-то синего, похожего на краску.

       – Ручкой случайно оцарапался, да?

       – Аня...

       – Астра. Пятнадцать. Тридцать семь...

      На слове "астра" Гриша просто замолчал, но визоры еще двигались. Врал он, что не боялся: во всяком случае, черные объективы зрачков расширились безо всякого перепада освещения. А по завершении кода деактивации он застыл совершенно неподвижно, низко склонив голову.

      Аня же спокойно вернулась к себе, взяла первую попавшуюся ручку – темно-синий Parker с золотым пером, явно подарок Андрею от кого-то из коллег, там таких еще штуки три в разных цветах лежало – и направилась к Тимуру. Дверь, как и ожидалось, была закрыта, но у Ани не было желания ее выламывать.

       – Выйди, поговорить надо, – резко произнесла она. Тимур бы вышел. Где бы тот ни понатыкал камер, в свою комнату он бы их вряд ли стал ставить. Наверняка Ане полагалось навалять глупостей в коридоре, или в кухне, или в гостиной. Да, в общем, ей это было уже без разницы.

       – Чего тебе?

       – Выйди, поговорить надо, я сказала.

      Тимур приоткрыл дверь. Собственно, это и была его ошибка. Необходимая и достаточная для решения задачи.

      Аня влетела в образовавшуюся щель раньше, чем парень успел осознать суть своей проблемы. Бить она его не стала, только скрутила, вспомнив уроки незабвенного китайца с бамбуковой палкой. Большого геройства для этого не требовалось: Тимур был ниже и если не уступал ей в массе, то уж точно не превосходил. Заломив ему руку за спину, Аня буквально протащила подростка в сторону компьютерного стола – ее устроила бы совершенно любая ровная горизонтальная поверхность – и швырнула грудью на столешницу. Увернулась от попытки ее лягнуть. Вывернула руку еще сильнее. Прижала всем своим весом.

      Тимур, надо отдать должное, даже не пискнул. Так, дышал, будто только что стометровку отмахал.

       – Думаю, тут ты камер не понатыкал, да? Все-таки неприятно, когда ты порнушку смотришь, а там камера за спиной.

       – Пусти, – просипел Тимур, снова пытаясь лягаться. Что, собственно, в его положении было совершенно бесперспективно.

       – Пущу, – пообещала Аня. – Но сперва урок преподам на всю оставшуюся жизнь. Узнаешь? – удерживать вырывающегося подростка одной рукой было непросто, но удовольствие покрутить у его носа паркером с тонким и острым как стрела пером того стоило.

       – Пусти, ненормальная!

       – Ответ неправильный. Потому что правильного ответа теперь нет. Идиотские действия доводят до таких ситуаций.

      Тимур снова рванулся, и снова безо всякого результата. Аня еще сильнее вывернула ему левую руку, а правую прижала к столешнице.

       – Как ты правильно заметил, с головой у меня проблемы. Поэтому либо ты перестаешь дергаться, либо я сейчас всажу ее тебе не в ладонь, а в шею. Андрей, конечно, будет в ярости, но тебе это уже не поможет. Усек?

       – Врешь!

      Аня вздернула его левую руку еще выше. Пожалуй, еще немного, и дело правда дошло бы до перелома. Тимур, наконец, всхлипнул и прекратил вырываться, видимо, осознав всю сложность своего положения. Правда, долго хлюпать носом не стал, а действительно положил правую ладонь на столешницу. Рука у него была синюшная. И, похоже, он имел скверную привычку грызть ногти. Ну в точности как Аня в детстве.

      Растопыренные пальцы подрагивали.

       – Да черт с тобой, делай, что собираешься!

      Аня резко размахнулась и со всей силы ударила. Золотое перо такого неделикатного обращения, конечно, не выдержало и с противным скрежетом сломалось, натолкнувшись на высокотехнологичный пластик. Тимур дернулся всем телом и вскрикнул, но быстро стиснул зубы. А Аня отпустила его и почти отшвырнула от себя. Подросток неловко завалился на пол, баюкая левую руку. Правая, конечно, была целехонька. О ее возможной незавидной судьбе напоминала только ручка с обломанным пером, валяющаяся на столешнице.

       – А это тебе урок на всю жизнь. Чтобы тебе было больно, не обязательно, чтобы ударили именно тебя или именно в этот момент. Понял, паскуда? Или повторить?

      Тимур перекатился и сел. Поглядел на Аню исподлобья.

       – Когда ты бьешь Гришу, мне больно, даже если Грише не больно. Но ты больше не изощряйся. Я сваливаю. Мог бы просто попросить, мразь ты эдакая.

      Аня, в общем, была готова к почти любой реакции на свои слова: к ругани, попытке броситься на нее с кулаками, к гордому молчанию, – но только не к тому, что выкинул Тимур. Он еще несколько секунд мерил ее волчьим взглядом, а потом вдруг разрыдался. Не как ребенок, а как взрослый человек, плакать не привыкший. Он задыхался, с трудом сглатывая слезы, отворачивал лицо, давился всхлипами.

      Боевой дух и чувство собственной правоты покинули Аню в десятые доли секунды.

       – Тимур... Тимур, – глупо было бы лезть с утешительными объятиями к человеку, которому минуту назад на полном серьезе угрожал расправой, поэтому Аня стояла, не двигаясь с места. И чувствовала себя исключительно погано. А тот продолжал всхлипывать у стены. – Тимур, хватит, это ты начал, я просила просто меня не трогать!

      Тимур, наконец, поднял лицо. Отер слезы. Прищурился:

       – А потом попросила бы просто в интернат свалить! Чего ты думаешь, ты тут первая такая благодетельница?

       – Нет, папа у тебя мужчина видный, определенно, я здесь не первая. И, судя по всему, он тебя до сих пор в интернат не сдал.

      Подросток вымученно усмехнулся:

       – Можно подумать, ты не в курсе, что он мне не папа.

      Аня хлопнула глазами. Интересные были новости.

       – Да, я ему не родной! И тебе как собаке пятая нога нужен! Мы, блин, в одни игрушки играем! Ему, в общем, тоже на хрен не сдался... Да чего ты вообще приперлась? И как мне надо было догадаться, что ты можешь свалить по-хорошему? Обычно по-хорошему не сваливают...

      Аня почесала затылок. Все лучше и лучше. Хотя той новости, что они с Андреем не кровные родственники, она, пожалуй, удивилась куда меньше, чем могла бы. И еще положение приемного ребенка – всегда более уязвимое – в какой-то мере объясняло поведение Тимура. Если смотреть на это не как на борьбу за отцовское внимание, а как на драку за будущее.

      Наверное, Аня на его месте тоже бы в средствах особенно не стеснялась.

       – Так. Перестань на меня рычать. Пойди умойся и чаю выпьем. Заодно подпишем пакт...

       – О ненападении? – вымученно усмехнулся Тимур.

       – Скорее о разделе сфер влияния. Андрея то бишь.

       – Шутишь?

       – Не шучу. И, кстати, не шучу насчет Гриши. Тронешь его еще хоть пальцем – и все, привет. Справка из психушки у меня уже есть. Психушка, конечно, очень шикарная, но все-таки психушка.

      Тимур какое-то время молчал, видимо, взвешивая перспективы, а потом кивнул и поднялся, схватившись за протянутую Анину руку.

       – Ладно, идем делить Андрея. Хотя ты мне по-прежнему не нравишься.

       – Между прочим, мне известна история твоих поисковых запросов.

       – Это должно прибавить мне любви к тебе?

       – Любит меня Андрей. Ты можешь ограничиться уважением.

      Тимур фыркнул и высоко вздернул нос. Нос был покрасневший, но сам жест выглядел вполне гордо.

       – Три чашки наведи. Гриша сядет с нами за стол переговоров. И вот перед ним извиниться придется. В том числе и мне, так что не зли меня и не разводи полемику.

       – Ну три чашки так три чашки, – пожал плечами Тимур, направляясь в кухню. – Но вот про справку из психушки я тебе реально верю.

       – Детка, не дерзи. И расслабься: венерические заболевания через чат не передаются. Можешь не лопатить медицинские форумы.

      Тимур сохранил вид гордый и независимый, но явно ускорился.

      8.

      Перед тем, как попросить Глафиру связаться от ее имени с Графом, Аня мучилась сомнениями довольно долго. Во-первых, тот как был птицей не ее полета, так и остался. Во-вторых, никто не дал бы гарантию, что Гриша правильно понял и записал, а она верно расшифровала, и вообще все это не глупая теория заговора, сочиненная параноидально настроенным хакером, только что покинувшим уютные стены психоневрологического диспансера. И, да, сам черт не сказал бы, зачем ей вообще надо в это ввязываться – в-третьих. Вот уж чего, а приключений за свою жизнь Аня повидала достаточно и вовсе не ностальгировала по временам, когда их было больше.

      Может, это, конечно, подспудно пробивалось благородство натуры, но сама Аня скорее бы поставила на серьезные проблемы с головой. Так или иначе, она написала девушке-куничке. И на удивление быстро получила ответ. Ане повезло: Граф был в Загорье. И не возражал против личной встречи.

      Она почему-то ожидала шпионской романтики, вроде курьера, который передаст координаты точки, конспиративной квартиры, слежки и тому подобного, но все оказалось в разы проще. На уником упало сообщение, содержащее предложение прогуляться в парке Кузьминки около Шибаевского пруда в три часа дня в ближайшее воскресенье. Только и всего. Никаких подземных бункеров, паролей-отзывов, опознавательных знаков, "приходи одна" и прочей ерунды.

      Подумав, Аня захватила с собой Гришу, на которого в очередной раз надела кепку, понадеявшись, что, при плохом раскладе, отделается солидным штрафом. В конце концов, теперь его документы были в полном порядке, и совсем уж бояться стало нечего. По правде говоря, Аня взяла его в парк, чтобы подлизаться: тот был все еще сердит за "астру" и все, что за ней последовало, несмотря на то, что они с Тимуром дружно извинились и налили ему "кофе мира".

      Бухтел меньше обычного и совсем не улыбался.

       – Мои кулеры нормально справляются с охлаждением сами. Это третье мороженное за день, – сообщил он, когда Аня предприняла очередную немудреную попытку закормить Гришу до полного примирения, проходя мимо ярко раскрашенного лотка с мороженым и сахарной ватой. Вокруг скакали дети и воробьи. Светило солнышко. День выдался просто чудесный: ясно и не жарко. Как раз для прогулки.

       – Это добавка к моим извинениям, – не стала отпираться Аня.

       – Очередная.

       – А ты что, сыт ими по горло?

       – У меня отсутствует чувство голода и насыщения, если речь о мороженом. А если об извинениях – то они нецелесооб...

       – Гриш, ешь мороженку, я тебя умоляю.

       – Это тоже нецелесообразно. Я не стану ни круглым, ни добрым.

      Аня, представив круглого и доброго Гришу, фыркнула:

       – О нет, Гришенька, сегодня я тебе покажу, что такое настоящее "нецелесообразно".

       – В каком смысле?

       – В таком, что я сейчас пойду мировой заговор мутить. А ты посмотришь за этим откуда-нибудь с предельной дистанции. И не настучишь Андрею.

       – Если бы ты собиралась наставить ему рога – я бы не настучал. Однако в данной ситуации я оставляю за собой такую возможность, – степенно сообщил Гриша после недолгих раздумий.

      Аня присвистнула. Вот это были новости.

       – Ты вообще за него или за меня, а?

       – Я всегда за тебя. Поэтому в случае потенциальной опасности стучать буду как натуральный дятел.

       – Ужас. Я буду все отрицать!

       – Видеозаписи превалируют над свидетельскими показаниями.

       – Это была ирония?

       – Нет, уголовно-процессуальный кодекс.

      Ане ничего не оставалось, как впихнуть в руки Грише пломбир в стаканчике и капитулировать.

      День был выходной, да к тому же на удивление погожий, так что посетителей на ближних к центральному входу прудах хватало. Лет двадцать назад, когда ряска, утки и любители выкупать собак совсем уж отбили у местных желание плавать, те, по примеру имперского прошлого походив разок-другой с плакатами и ничего этим не добившись, вспомнили историю еще более древнюю и устроили натуральную герилью. Досталось и собакам, и чиновникам, и даже ни в чем не повинным уткам. Средства на облагораживание территории, которых до этого не было чуть ли не с распада Красной империи, тут же нашлись. Уток очиповали и переселили на дальние пруды. Собачников стали сурово штрафовать. А Шибаевский, Щучий и Нижний Кузьминский пруды углубили, вымостили дно плитами, организовали «лягушатники» для детей и тем, видимо, сохранили некоторое количество нервов и депутатских мандатов. Так или иначе, для семейного отдыха в летнюю пору здесь теперь был ну просто чистый рай: сосны, мягкая трава, волнами спускающаяся к песчаному берегу, лежаки, лодочная станция на противоположном от пляжа берегу, кафе, лоточки с мороженым и все тридцать три удовольствия разом. Аня предпочитала места более пустынные и уединенные, но даже она не стала бы отрицать, что здесь славно.

      Графа она, пожалуй, искала бы долго. К счастью, ориентир из всклокоченных фиолетовых волос работал безотказно, поэтому он нашел ее раньше. Собственно, Аня его не сразу узнала. Нет, конечно, она не ожидала увидеть человека в маскировочном комбинезоне и с автоматом, но все равно искала глазами кого-то в камуфляже или хотя бы условно "военного" вида. Из "военного" у Графа остались только осанка и взгляд, похожий то ли на рентген, то ли на оптический прицел. А так он стоял перед ней в цветастых шортах по колено, растянутой майке с портретом известной рок-группы, шлепках и легкомысленно-оранжевой бандане. В общем, сломал систему по полной программе.

      Пока Аня глупо хлопала глазами, тот с улыбкой протянул ей руку:

       – Ну привет тебе, герой клавиатуры и магии. А Михалыч болтал, отрезали тебе твое фиолетовое безобразие.

       – Здравствуйте, – глупо пробормотала она, отвечая на рукопожатие. Ее снова посетило нелепое желание вытянуться и козырнуть. Ну или хоть прическу поправить. И вообще перекраситься во что-то более уставное. А потом строевым шагом пойти и начать приличную жизнь на благо Родине...

       – Хорош выкать, я тут один. Надеюсь, ты ничем не обдолбалась?

       – Не, я всегда такая...

       – Да шучу, это я заметил. Пошли сядем, вон лежаки.

      Лежаков было четыре штуки, сдвинутых в одну группку, причем два из них застелены полотенцами с героями мультфильмов, ярко-розовым и ярко-голубым. Аня, подумав, примостилась на край наиболее нейтрального. Граф вытянулся на соседнем, открыл две бутылочки газировки и протянул ей:

       – Ну, за встречу. Не ждал, прямо сказать.

      Газировка оказалась светлым пивом. И очень неплохим. Аня вспомнила, что проворачивала такие штуки еще в школе. Выкачивала шприцем лимонад и закачивала что-то более веселое, отправляясь на скучные экскурсии по Золотому кольцу.

       – Ага. Ваше здоровье.

       – Бутылку только потом не ставь в сумку, а выкини, – предупредил Граф.

      Аня кое-как соотнесла это распоряжение – просьбой его назвал бы только совсем храбрый человек – с застеленными цветастыми полотенцами лежаками и кучей ребятни, плескающейся в воде метрах в двадцати от них вниз по склону.

       – Вы... ты здесь с семьей?

      Граф усмехнулся:

       – Ну да, настоящий борец за правду обязан быть нищим, бездетным и ходить в футболке с Че Геварой. А лучше – с соответствующей наколкой на лбу. Все время забываю ее сделать.

      Аня смотрела на воду. Детишек на пляже копошилось прилично. Русые, белокурые, рыженькие, каштановые, черные затылки, цветные кепки и панамы. Несколько женщин на мелководье играли в большой надувной мяч, посылая малышам аккуратные пасы. У самого берега уже вырос внушительный песочный замок, грозящий вот-вот обвалиться на своего главного строителя, серьезного карапуза лет трех в красной футболке и нарукавниках. Идиллия, одним словом.

       – Ну, вообще, да, я здесь с женой и детьми, у меня сын и дочка. Как ты понимаешь, мы нечасто видимся.

       – Я почему-то думала, что... ну...

       – Что у меня нет семьи? А чего ради я тогда, по-твоему, там?

      Вопрос был справедливый. Странно, что Аня об этом раньше не подумала. Другое дело, что, какие бы причины ни погнали в Сибирь этого человека, финал был предрешен. Сражение со временем нельзя было выиграть, а время стояло за Поднебесную.